Глава 15. Лесной аскет

Глава 15

Лесной аскет

Мастеру Уддака было семьдесят пять лет. Он почитался всеми как живой Бог. Уддака требовал от учеников начинать с самого элементарного уровня практики, поэтому Сиддхартха начал снова с простейших медитативных техник. Но через несколько недель он показал своему новому учителю, что уже достиг “области нематериального”. На Мастера Уддака это произвело большое впечатление. Он увидел в молодом человеке благородного поведения потенциального духовного наследника и обучал Сиддхартху с особой заботой.

— Монах Сиддхартха Гаутама, в состоянии “область нематериального” пустота не есть то же самое, что пустое пространство, и это не то, что обычно называют сознанием. Все, что остается, это восприятие и объект восприятия. Поэтому путь к освобождению заключается в том, чтобы превзойти восприятие.

Сиддхартха почтительно спросил:

— Мастер, если устранить восприятие, что же останется? Если нет восприятия, чем мы отличаемся от куска дерева или камня?

— У куска дерева или камня присутствует восприятие. Неодушевленные предметы сами являются восприятием. Ты должен достичь состояния сознания, в котором и восприятие, и отсутствие его исчезнет. Это состояние “ни восприятия, ни невосприятия”. Теперь ты должен достичь этого состояния.

Сиддхартха вернулся к своим медитациям. За пятнадцать дней он достиг “самадхи”, или состояния “ни восприятия, ни невосприятия”. Сиддхартха увидел, что это состояние позволяет превзойти все обычные состояния сознания. Но когда он выходил из этого медитативного состояния, то обнаруживал, что, несмотря на его необычность, оно не дает решения проблемы жизни и смерти. Это было наиболее умиротворенное состояние, в нем можно было пребывать очень долго, но оно не было ключом к реальности. Когда Сиддхартха пришел к Мастеру Уддака Рамапутта, тот торжественно его поздравил. Он пожал руку Сиддхартхи и сказал:

— Монах Гаутама, ты лучший мой ученик. Ты достиг невероятных успехов за очень короткое время. Ты достиг самого высокого уровня. Я стар и мне уже немного осталось пребывать в этом мире. Если ты останешься здесь, мы сможем вместе руководить этой общиной, а когда я умру, ты займешь мое место Мастера общины.

И на этот раз Сиддхартха вежливо отказался. Он понял, что состояние “ни восприятия, ни невосприятия” не было ключом к освобождению от мира рождения и смерти. Он должен был двигаться дальше. Он выразил свою глубочайшую благодарность Мастеру и общине монахов и вновь пустился в путь. Все в общине полюбили Сиддхартху и с грустью проводили его.

Во время своего пребывания в центре Уддака Рамапутты Сиддхартха подружился с молодым монахом по имени Конданна. Конданне очень нравился Сиддхартха — и как учитель, и как хороший друг. Никто в общине, за исключением Сиддхартхи, не достиг “области нематериального”, не говоря уже о состоянии “ни восприятия, ни невосприятия”. Конданна знал, что Мастер считает Сиддхартху своим духовным наследником. Достижения Сиддхартхи помогали Конданне поверить в свои силы. Он часто приходил к Сиддхартхе, учился у него, между ними возникли особые отношения. Конданна очень сожалел, когда узнал о том, что Сиддхартха уходит. Он проводил своего друга до подножия горы и ждал до тех пор, пока он не скрылся из виду.

Сиддхартха добился очень многого, занимаясь у двух самых известных учителей медитации, но огонь поиска коренного решения освобождения от страданий по-прежнему горел внутри его. Ему стало ясно, что, по всей видимости, он не научится чему-то большему, занимаясь у других мудрых учителей, где бы то ни было. Он понял, что должен искать ключ к просветлению в себе самом. Медленно двигаясь на запад, между рисовыми полями, протоками и вытянутыми грязными лагунами, Сиддхартха достиг реки Неранджара. Он переправился через нее и стал взбираться вверх в горы, пока не поднялся до горы Дангсири, находящейся на расстоянии половины дня пути от деревни Урувела. Крутые каменные склоны горы, на которых было много пещер, заканчивались зубчатыми пиками. Валуны, огромные, как дома деревенских жителей, усеивали всю гору. Сиддхартха решил остаться здесь до тех пор, пока не отыщет Путь к Освобождению. Он нашел пещеру, в которой мог сидеть в медитации многие часы, и медитируя, вновь повторил все практики, которыми овладел на протяжении пяти последних лет. Он вспомнил свои советы аскетам не изнурять тело, потому что это только добавит страданий в мир, и так уже переполненный ими. Но сейчас, изучая их путь более внимательно, он подумал: “Нельзя разжечь огонь из сырых дров. Тоже самое относится к телу. Если не укрощать физические желания, сердцу будет трудно найти знание. Я буду практиковать самоумерщвление плоти, чтобы достичь освобождения”.

Темными ночами Гаутама проникал в самые глубокие и дикие уголки леса, малейшая мысль о которых заставляла волосы становиться дыбом, и там оставался на протяжении всей ночи. Даже когда страх и паника заполняли его ум и тело, он сидел, не шевелясь. Когда мимо проходил олень, шелестя листьями, страх говорил ему, что это приближаются демоны, чтобы убить его, но он не двигался с места. Когда павлин сбрасывал сухую ветку, страх говорил ему, что это питон сползает с дерева, но он все равно не двигался, хотя страх пронзал его, как укусы красных муравьев. Он пытался превозмочь все физические страхи. Он верил, что, как только его тело перестанет быть рабом страха, разум сбросит оковы страданий. Иногда он сидел со стиснутыми зубами и языком, давящим на небо, собирая всю свою силу воли, чтобы подавить страх и ужас. Даже когда он весь покрывался холодным потом и тело становилось мокрым, он не двигался. Иногда он задерживал дыхание на такие длительные промежутки, что грохот, подобный грому или ревущему пламени, заполнял его уши, а голова казалась расколотой надвое. Иногда он чувствовал, будто его голова стиснута стальным обручем, а желудок разрублен топором мясника. А временами ему казалось, что его тело поджаривается на открытом огне. Этими жестокими упражнениями он смог дисциплинировать себя и утвердить свое мужество. Его тело обрело способность выносить невообразимую боль, но в сердце его все еще не было мира.

Монах Гаутама практиковал подобные лишения в течение шести месяцев. Три месяца он был один, но на четвертый его нашли пять учеников Уддака Рамапутты, возглавляемые его старым другом Конданной. Сиддхартха был рад снова видеть Конданну. Всего через месяц после того, как Сиддхартха покинул медитативный центр, Конданна достиг состояния “ни восприятия, ни невосприятия”. Увидев, что он не может научиться чему-либо еще у Мастера Уддака, Конданна уговорил четырех друзей присоединиться к нему в поисках Сиддхартхи. Через несколько недель им удалось его найти, и они выразили желание остаться и заниматься практикой вместе с ним. Сиддхартха объяснил им, почему он использует путь самоумерщвления плоти, и пять молодых людей - Конданна, Ваппа, Бхаддийя, Ассаджи и Маханама - решили следовать этому пути. Каждый монах нашел себе пещеру, они были расположены недалеко друг от друга, и каждый день один из них отправлялся в город собирать пищу подаянием. Когда он возвращался, еда делилась на шесть порций, так что каждому доставалось всего маленькая горсть пищи в день. Проходили дни и месяцы. Тела монахов стали худыми и изможденными. Они покинули гору и направились на восток к деревне Урувела, на берег реки Неранджара, где продолжили практику в том же роде. Но строгость к себе Сиддхартхи начала волновать даже пятерых его товарищей, они посчитали, что следовать за ним невозможно. Сиддхартха прекратил омовения в реке и даже перестал принимать свою порцию пищи. В некоторые дни он ел только сморщенную гуаву, которую ему случалось находить на земле или кусочек высохшего помета буйволов. Его тело было ужасно изнурено, на выступающих костях оставалось совсем немного плоти. Сиддхартха не стриг волосы и бороду уже шесть месяцев и, когда он тер голову, из нее выпадали горсти волос, как будто там, на кусочке плоти, все еще облегавшем череп, больше не было места для них.

И наконец, сидя в медитации на кладбище, Сиддхартха внезапно понял, насколько неправильным является путь самоумерщвления плоти. Солнце село, и прохладный ветерок мягко поглаживал его кожу. После целого дня, проведенного под палящим солнцем, ветерок был восхитительно освежающим, и Сиддхартха испытал такой покой, какого он не чувствовал за весь день. Он понял, что ум и тело составляют
целостность, которую невозможно разделить. Мир и комфорт для тела прямо соотносятся с миром и комфортом в уме. Изнурение тела означает и изнурение ума. Он вспомнил, как он впервые медитировал в прохладной тени дерева сизигиум в день праздника первой вспашки. Он вспомнил, как освежающий покой того места принес ему чувство ясности и безмятежности. Он вспомнил также свою медитацию в лесу сразу после того, как Чанна покинул его. Его мысли устремились к первым дням, проведенным с Мастером Алара Каламой — те начальные сеансы медитации питали и тело, и разум, создавая глубокую концентрацию и сосредоточенность. Но после того Мастер Алара Калама сказал ему о необходимости преодолеть радости медитации для достижения состояний, существующих за пределами материального мира, таких как “область безграничного пространства и безграничного сознания” и состояние “нематериального”. Затем было состояние “ни восприятия, ни невосприятия”. Цель этих практик — найти средства для выхода из мира чувств и мыслей, мира восприятия и ощущений. Он спросил себя: “Почему нужно следовать только традициям, записанным в священных писаниях? Почему нужно бояться радостного покоя, приносимого медитацией? Эта радость не имеет ничего общего с пятью видами желаний, которые затмевают осознание. Напротив, радость медитации может насытить тело и разум и доставить силу, необходимую для продолжения пути к просветлению”.

Монах Гаутама решил восстановить свое здоровье и использовать медитацию для насыщения тела и разума. Он решил со следующего утра начать сбор еды подаянием. Он будет своим собственным учителем, не зависящим от учений кого-либо другого. Обрадованный этим решением, он растянулся на земле и мирно заснул. Взошла полная луна, и Млечный Путь, яркий и сияющий, распростерся по безоблачному небу. Монах Гаутама проснулся следующим утром при звуках птичьего пения. Он поднялся и вспомнил вчерашнее решение. Он был покрыт грязью и пылью, а его платье было так поношено и изорвано, что почти не закрывало тела. Он вспомнил, что накануне видел на кладбище тело умершего, и предположил, что сегодня люди отнесут его к реке для церемонии кремации и ткань кирпичного цвета, покрывавшая труп, будет больше не нужна. Он подошел к телу и, думая о рождении и смерти, почтительно снял ткань с тела. Это был труп молодой женщины. Ее тело распухло и потеряло цвет. Сиддхартха использовал ткань кирпичного цвета как новое платье.

Он пошел к реке, чтобы вымыться и постирать ткань. Вода была прохладной и необычайно освежающей. Он испытывал наслаждение от прикосновения воды к коже, одновременно чувствуя новое состояние своего разума. Он долго купался, а потом постирал и выжал свое новое платье. Но когда он выбрался из воды, силы оставили его. Гаутама не смог даже взобраться на берег. Он стоял и тихо дышал. Невдалеке монах увидел ветку дерева, склонившуюся над водой, с листьями, скользящими по поверхности. Он медленно подошел и взялся за нее, чтобы выбраться из воды. Гаутама сел отдохнуть на берегу. Солнце поднималось в небе. Он разложил ткань на земле, а когда она высохла, завернулся в нее и направился к деревне Урувела. Но не успел аскет пройти и половины пути, как силы покинули его и он потерял сознание. Он лежал некоторое время неподвижно, прежде чем на дороге появилась маленькая девочка из деревни. Тринадцатилетняя Суджата была послана своей матерью отнести рис, молоко, пирожки и семена лотоса для подношения лесным богам. Увидев монаха, лежащего без сознания на дороге, едва дышащего, она опустилась на колени и поднесла чашу с молоком к его губам. Суджата поняла, что это аскет, который потерял сознание от слабости. Капли молока смочили его язык и рот, и Сиддхартха немедленно почувствовал, каким освежающим было молоко, и медленно выпил всю чашу. Сделав несколько вдохов, он достаточно пришел в себя, чтобы сесть, и попросил Суджату дать ему еще одну чашу молока. Молоко очень быстро восстановило его силы. В этот день он окончательно решил оставить аскетическую практику изнурения и пойти в прохладный лес на другой стороне реки для занятий медитацией.

В последующие дни он постепенно стал нормально есть и пить. Иногда Суджата приносила ему еду, иногда он сам брал свою чашу и шел в деревню собирать подаяние. Каждый день Сиддхартха занимался медитацией во время ходьбы по берегу реки, а остальное время посвящал медитации сидя. Каждый вечер он купался в реке Неранджара. Сиддхартха отказался от традиций и священных писаний, чтобы найти Путь самостоятельно. Он обратился к себе самому, чтобы учиться на своих собственных успехах и неудачах. Медитации насыщали его тело и разум, и чувство мира и покоя возрастало. Сиддхартха не хотел уходить от своих чувств и ощущений, а внимательно наблюдал за ними. Он отказался от желания покинуть мир явлений и, обратившись к себе самому, обнаружил себя полностью присутствующим в этом мире. Просто вдох, песня птицы, один лист, единственный луч солнца — все это могло служить объектом медитации. Он стал видеть, что ключ к освобождению лежит в каждом вдохе, каждом шаге, каждом маленьком камушке на пути.

Монах Гаутама шел от медитаций на свое тело к медитациям на чувства и от медитаций на чувства к медитациям на ощущения и мысли, возникающие в его сознании. Он увидел единство тела и сознания, он увидел, что любая клетка тела содержит в себе всю мудрость мира. Он увидел, что нужно только глубоко посмотреть на пылинку, чтобы увидеть истинный образ всей вселенной, что пылинка сама по себе является вселенной, и если бы она не существовала, то вселенная также не существовала бы. Монах Гаутама вышел за рамки идеи о разделении самости — “атмана” и понял, что долго придерживался ложного понятия “атмана”, которое излагалось в Ведах. В действительности явления не имели отдельной самости. Отсутствие отдельной самости (non-self) или “анатман” были сутью любого существования. “Анатман” не был понятием, описывающим новую сущность. Он был ударом молнии, разрушающим все неверные взгляды. Придерживаясь принципа отсутствия отдельной самости, Сиддхартха был подобен генералу, поднимающему острый меч интуиции на поле сражения медитативной практики. День и ночь он сидел под деревом пиппала, и новые уровни осознания пробуждались в нем, подобно ярким вспышкам света.

Тем временем пять друзей Сиддхартхи потеряли веру в него. Они увидели, как он сидит в одиночестве на берегу реки, ест рис и пьет молоко. Он разговаривал с маленькой девочкой и улыбался ей.

Конданна сказал остальным:

— Сиддхартха более не является тем, на кого мы можем рассчитывать. Он оставил путь. Теперь он беззаботно занимается насыщением своего тела. Мы должны покинуть его и искать другое место для продолжения нашей практики. Я не вижу причин оставаться здесь.

Только после ухода пяти друзей Сиддхартха заметил их отсутствие. Вдохновленный новым чувством глубокого проникновения, Сиддхартха посвящал все свое время медитации и не успел объяснить этого друзьям. Он подумал: “Мои друзья неправильно меня поняли, но я могу не беспокоиться, я не обязан убеждать их. Я должен полностью посвятить себя поискам истинного пути. Когда я найду путь, я разделю его с ними”. И он вернулся к ежедневным упражнениям. В эти дни, когда он достиг таких больших успехов на своем пути, появился юный пастух буйволов Свасти. Сиддхартха приветливо принимал охапки свежей травы, которые одиннадцатилетний мальчик приносил ему. И хотя Суджата, Свасти и их друзья были еще детьми, Сиддхартха делился с ними некоторыми моментами нового знания. Он с радостью замечал, насколько легко неграмотные деревенские дети понимают его открытия. Это ободрило его, он понимал, что дверь полного просветления скоро широко распахнется. Он знал, что держит в руках замечательный ключ — истину о взаимозависимости и нераздельности природы всех вещей.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒

Гла­ва 15. Лес­ной ас­кет

Глава 15. Лесной аскет