|
|||
15 Заказ J» 879 8 страницаВ этой связи можно согласиться с выводом, к которому пришел У. Хаас в результате анализа дескриптивных возможностей ряда современных лингвистических теорий (см. 147). Суть его в следующем: то, что представляется как описание базисной структуры языкового выражения в разных формальных моделях, есть не что иное, как описание разных семантических тенденций употребления языкового выражения, реализующихся в рамках определенных синтаксических правил, но не являющихся их частью. Речь идет о тенденциях, которые реализуются при наличии определенного лексического выбора или определенного контекста употребления языкового выражения. Соответствующие их описания в лингвистических исчислениях следует рассматривать не в терминах несовместимых альтернативных базисных правил (или ограничений), а в терминах описания совместимых семантических свойств соответствующих грамматических конструкций, проявляющихся в определенном, специфическом контексте употребления языкового выражения. Таким образом, видимость соперничества между теориями создается представлением в них посредством альтернативных правил (ограничений) того, что на самом деле является совместимыми семантическими тенденциями, характеризующими одну и ту же языковую конструкцию. Так, рассматривая семантический «потенциал» составляющей «У» в структуре «X flew У to Z», Хаас указывает, что «У» могут быть приписаны в разных моделях базисной структуры как семантическая характеристика «объекта», так и «субъекта», «инструмента», «агента», «датива» и т. д. в зависимости от конкретного лексического выбора и кон- текста употребления. Такие характеристики и рассматриваются как семантические тенденции данной синтаксической позиции. Любая из них может быть активизирована, равно как и «подавлена», при определенном контексте и лексическом выборе. К этому следует добавить, что теоретически не представляется удовлетворительной и сама экспликация семантики языковых выражений, осуществляемая в терминах таких и подобных им семантических характеристик, отражающих не более чем удовлетворительную с позиции «чувства грубой реальности» схематизацию действительности, которая только метафорически может быть экстраполирована на менее «грубо» воспринимаемые ее аспекты. Какой бы сильной ни являлась семантическая тенденция, то, что имеет место, как правило, не должно утверждаться в качестве правила. Когда какому-либо семантическому признаку придается привилегированный статус составляющей базисного правила (правила базисной структуры), тогда исключаются другие признаки, которые имеют такое же право, а иногда и приоритет во множестве других контекстов. Эта «чувствительность» к специфическому контексту и лексическому выбору недопустима в изложении синтаксических правил или ограничений; она является характерной чертой семантических свойств языковых форм. Поэтому, когда мы говорим на определенном естественном языке, мы обязаны подчиниться его фонологическим и синтаксическим правилам, но мы свободны — в рамках такого подчинения — осуществлять выбор среди множества семантических тенденций. В этой свободе выбора, а не в каком-либо генеративном механизме базисных правил Хаас видит творческий аспект языка. С нашей точки зрения, зависимость от контекста — вербального, социального или же физического — играет принципиальную роль при определении осмысленности языковых выражений, взятых сами по себе: «самое бессмысленное» выражение становится вполне осмысленным, когда оно помещается в определенный, «приемлемый» контекст. Важность контекстуальных соображений еще более очевидна, когда речь идет о степени связанности рассуждения, построенного из определенной последовательности языковых выражений, осмысленных per se, но in согроге, возможно, не образующих осмысленного целого. Адекватность теории, способной — если принять такое допущение в качестве действительного — на приписывание смысловой структуры только отдельно взятым языковым выражениям, весьма сомнительна. Ввиду принципиальной важности контекстуальных соображений при определении осмысленности языковых выражений правомерен вопрос: могут ли такие соображения быть введены в некую семантическую теорию естественного языка, например, в виде определенного множества «постулатов смысла», «правил здравого смысла» и т. п.? Утвердительный ответ на этот вопрос означал бы по крайней мере, что возможна теория, заключающая в себе всю информацию, какой только располагает человек об окружающей его действительности, — какова она есть, могла или может быть. Иными словами, если такая универсальная теория возможна, то она должна была бы предсказать в качестве осмысленных не только предложения обыденно! *! речи (чем лингвисты часто определяют эмпирический универсум лингвистической семантической теории), но любое выражение естественного языка и любую их последовательность, т. е. опа была бы просто тривиальной. Несовместимость понимания семантической теории как теории «семантики языка», с одной стороны, и как теории, цель которой — теоретическая реконструкция способности носителей языка понимать любое новое его выражение, — с другой, выявляется на уровне рассмотрения предписываемых теорией процедур, лежащих в основе феномена понимания языкового выражения, т. е. его осмысления. В качестве существенной характеристики таких процедур в современных формальных теориях естественного языка, как правило, полагается рекурсивное соотнесение выражения с некоторым семантическим объектом. Так, согласно интерпретативной концепции семантики, носитель языка знает смысл выражения, если он располагает знанием правил трансформационной-генеративной грамматики языка, соотносящих языковое выражение с определенными семантическими сущностями — мыслями, получающими в теории статус теоретических конструктов, а именно семантических маркеров. Иными словами, носитель языка понимает, например, предложение «Снег является белым» благодаря тому, что он соотносит с данным предложением мысль о том, что снег является белым. Согласно референтному подходу, носитель языка знает смысл языкового выражения, если он располагает правилами определения истины для своего языка. Например, носитель языка понимает предложение «Снег является бе- лым» благодаря тому, что он знает, что данное предложение истинно, если и только если снег является белым. В обоих случаях — в отношении носителя языка — такая экспликация представляет собой круг, если соотносимый с языковым выражением объект (мысли или знание истинностных функций соответственно) является вербальным. Если же речь идет о соотнесении языковых выражений с невербальным объектом (например, определенными сущностями в интерпретативной концепции) как элементом множества смыслов «семантики языка», аналогичная проблема возникает для такого менталистского языка. Вообще, рассуждения о «языке мысли», с нашей точки зрения, представляют собой просто злоупотребление термином «язык» без придания ему какой-либо объяснительной силы: если «язык мысли» не похож на обычный язык, мы вправе спросить, почему его называют «языком». Если же, наоборот, он аналогичен обычному языку, тогда речь идет не об объяснении, а о переводе с одного неясного на другой, еще менее ясный язык. Проблема не решается, а просто откладывается. 4. ОСМЫСЛЕННОСТЬ КАК ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ Проблема перевода, как и проблема контекстуального определения осмысленности языковых выражений, не возникает при предлагаемом нами рассмотрении информации, которой располагает носитель языка в виде определенной концептуальной системы, имеющей, как и образующие ее концепты, определенную историю построения, или порождения, и отражающей определенный познавательный социальный опыт индивида на уровне обыденной практики, квазинаучных, научных, этических, гипотетических и других представлений о мире. В гипотезе смысла как непрерывного невербального конструкта аспект его генезиса, а также значимость контекстуальных соображений, акцентированная выше в качестве аргумента против абсолютизации семантических свойств и отношений языковых выражений, вытекают ив предполагаемого этой гипотезой статуса концептуальной системы. Согласно формулируемому в гипотезе фундаментальному принципу интерпретации, чтобы какой-либо объект (независимо от его природы) интерпретировался в данной концептуальной системе, последняя должна дать значимую для такой иптерпретации структуру концептов, которая сама непрерывно связана, т. е. интерпретируется другими концептами системы. Такая интерпретация объектов в данной системе есть, как указывалось выше, построение в ней информации об определенном (действительном или возможном) мире, некоторой «картины мира». Таким конструируемым в системе концептом может быть и является в процессе усвоения естественного языка как знания определенных грамматических его форм (таких, как системы рода, числа, падежа, глагольных времен, фонологии), так и знания их семантической значимости, иными словами, правил построения, образования выражений языка как необходимого условия правильного (с точки зрения грамматики данного языка) их употребления. Усвоение таких правил — от простых к более сложным — вполне можно рассматривать как усвоение грамматики языка, или системы его синтаксиса (если понимать под последним, как часто принимается в формальных теориях, «грамматику без семантики»). С теоретической точки зрения это усвоение рекурсивного определения синтаксически правильно построенного выражения данного языка в качестве формализации соответствующей интуиции его носителей. При этом нет необходимости прибегать к гипотезе врожденной универсальной грамматики: достаточно предположить у носителей языка способность к осуществлению соответствующих индуктивных обобщений. Врожденной является не универсальная грамматическая теория, а способность индивида с первых дней жизни выборочно реагировать на окружающую среду и различать определенные объекты, явления этой среды и обобщать соответствующие их характеристики. Благодаря этой способности и содержащимся изначально в системе концептам и вырабатывается представление о грамматической структуре или системе естественного языка. Рассмотрение некоторой грамматики в качестве единственно правильной (равно как формальной структуры языкового выражения в качестве единственно адекватной) не только не выдерживает контраргументов методологического порядка, содержащихся в куайновской теории неопределенности перевода, но и отвергается наличием множества разных, но на уровне слабой генеративной способности эквивалентных грамматик, формализующих понятие синтаксической правильности языкового выражения. t, ' Осмысленность языковых выражений с точки зрения принимаемого нами подхода рассматривается как вопрос о возможности построения структуры концептов в определенной концептуальной системе. С позиции принятого нами понимания смысла языковых выражений как информации об определенном положении вещей в действительном или возможном мире это вопрос о возможности построения определенной «картины мира». Такая возможность определяется выполнением условий, накладываемых фундаментальным принципом интерпретации в качестве функции интерпретации концептов, заданной на данном множестве концептов и определенной посредством отношения несовместимости. Таким образом, выражение считается осмысленным для определенной системы, если и только если соотносимая с выражением концептуальная структура интерпретируется на множестве ее концептов. В этом случае мы будем говорить, что выражение понимается носителем языка как носителем данной системы. Так, если «р» выражение языка L, CSInd — индивидуальная концептуальная система, ср — концепт или концептуальная структура, соотносимая с «/> », то «р» осмысленно относительно С5Гшг, если ср интерпретируется на множестве концептов CSmd. Содержание интерпретации, или ее качество, т. е. то, как интерпретируются рассматриваемые объекты, какой смысл им приписывается, обусловливает содержание интерпретирующих их концептов как части определенной концептуальной системы. С этой точки зрения вполне естественны качественные различия в интерпретации одних и тех же языковых выражений и вообще любых объектов как предметов интерпретации в определенных концептуальных системах: каков «арсенал» содержащихся в системе концептов, таково и качество интерпретации. Соответственно в той степени, в какой индивидуальная концептуальная система способна строить новые концепты, в той и только в той мере она интерпретирует новое, и в этой же мере оно является осмысленным для нее. Следовательно, «творческие» возможности системы определяют и границы осмысленного, т. е. условия познаваемости объектов как условия их осмысления в определенной концептуальной системе. При этом то, что традиционно понимается под осмысленностью выражений естественного языка, не означает, что синтаксическая правильность выражения является необходимым условием его осмысленности: синтаксическая неправильность не необходимо на- рушает осмысленность языкового выражения. Поэтому свойственные лингвистической практике почти постоянные отклонения от грамматических норм языка терпимы в языковой коммуникации, если только гарантируется сохранение осмысленности языкового выражения. Ввиду того что осмысленность здесь понимается как интерпретируемость определенной структурой концептов в данной системе, выражение, осмысленное относительно некоторой системы и некоторой структуры концептов, может быть бессмысленным относительно другой системы или по отношению к другой структуре концептов той же концептуальной системы. Иными словами, когда интерпретируется некоторый объект, нужна в соответствии с фундаментальным принципом интерпретации определенная структура концептов, которая непосредственно или опосредованно соотнесена с другими концептами системы. Языковое выражение может получить в концептуальной системе более одной интерпретации, т. е. может интерпретироваться разными концептуальными структурами, различным образом связанными одна с другой, но содержащимися в одной и той же концептуальной системе. Последняя дает адекватную (с точки зрения носителя языка и интерпретационных возможностей его концептуальной системы) интерпретацию при наличии достаточного контекста, определяющего необходимый для интерпретации фрагмент (множество концептов) системы. Таким образом, система может не только дать ряд интерпретаций языкового выражения, но и выбрать адекватную, соответствующую интуиции носителя языка интерпретацию, тем самым в определенной мере разрешая неоднозначность выражения. Такой подход дает возможность выяснить адекватность концепций, в которых осмысленность языковых выражений рассматривается как правилосообразное их употребление в речевом акте. Реализация таких актов возможна исключительно па основе знания условий успешного их осуществления, с нашей точки зрения, на основе знания их смысла, принадлежащего — как любое другое знание — определенной концептуальной системе. Только понимая, что значит утверждать, спрашивать, приказывать, обещать, угрожать и т. д., носитель языка может реализовать тот или иной иллокуционный (в терминологии теории речевых актов) потенциал, вернее, придать языковому выражению определенную иллокуционную направленность. Только на основе такого знания и учитывая контекст употребления языкового выражения (который в равной мере интерпретируется концептуальной системой), носитель языка может распознать намерения других носителей и определить конкретное иллокуционное содержание употребляемых ими языковых выражений. Следовательно, автономно — вне концептуальных систем — анализируемые речевые акты не могут рассматриваться как определяющие смысл соответствующих языковых выражений. Тем более неприемлемой следует полагать попытку сведения проблемы осмысленности языковых выражений вообще к анализу автономно понимаемых речевых актов. Построение концептуальной системы есть вместе с тем и построение концепта, воплощающего выбор, предпочтение, отдаваемое в данной системе определенному концепту или определенной их структуре в качестве мнения носителя языка, — к какому бы аспекту восприятия и познания мира оно ни относилось. «Выделение» определенной структуры концептов из множества других можно рассматривать как выбор определенного осмысленного «текста» (в широком информационном понимании этого термина) из множества других осмысленных (т. е. интерпретируемых в данной концептуальной системе) «текстов» в качестве «принимаемого» индивидом «текста», образующего ориен-тационную основу его отношения к миру, в частности основу его веридиктного отношения к действительности. В таком понимании осмысленного мы и видим предпосылку анализа взаимоотношения осмысленного, того, что полагается истинным, и того, что является истинным. С нашей точки зрения, изменение мнения индивида обоснованно рассматривать как отказ от определенной «выделенной» структуры в пользу другой, в равной мере осмысленной (интерпретируемой в данной системе) структуры, в пользу другого «текста». Множество таких «выделенных» и взаимосвязанных (отношением интерпретации) и связанных с концептуальной системой структур и образует то, что можно назвать «концептуальной картиной мира» или «системой мнений» (см. следующую главу)' носителя языка. Указание критериев осмысленности языковых выражений, а следовательно, и ее предсказание не могут относиться к области какой-либо теории «семантики языка». Такая теория, если перед нею действительно ставится задача объяснения способности носителей языка понимать 14 Заказ № 679 его выражения — как известные, так и новые, должна неизбежно превратиться в утопическую универсальную науку: чтобы приписать осмысленность языковым выражениям, она должна содержать знание обо всем, иначе она рискует давать тривиальные, не менее деструктивные предсказания, вроде «Любое выражение является осмысленным», «Всякое рассуждение является осмысленным» и т. п. В любом случае она не объясняет человеческой способности познать мир и употреблять язык осмысленно. В свете этих соображений необоснованно говорить как об абсолютной осмысленности языкового выражения, так и об его осмысленности относительно некоторого языка (исключая, естественно, чисто грамматический аспект выражения). Даже рассуждения об осмысленности языкового выражения относительно некоторого его употребления или определенных пропозициональных установок носителей языка (как это имеет место в некоторых логико-семантических концепциях естественного языка) не являются достаточно конструктивными, если они связываются с поиском семантических универсалий как части «семантики языка», а не с поиском универсалий как части строения концептуальных систем носителей языка. Глава V КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ КАРТИНЫ МИРА: МНЕНИЕ И ЗНАНИЕ 1. ОБЪЕКТ МНЕНИЯ И ПРОБЛЕМА ЕГО ВЫДЕЛЕНИЯ Рассмотрение статуса смысла, отношения языка и мира, осмысленности языковых выражений вводит нас в проблему объяснения смысла, или логической формы, предложений мнения — средоточия и синтеза названных проблем. Мы здесь не будем рассматривать другие пропозициональные установки, выражающие, к примеру, сомнение, надежду, страх, удивление и т. д. носителей языка, полагая достаточным для целей настоящего изложения — а именно для рассмотрения в интересующем нас аспекте связи мысли, языка и тира — сосредоточиться на логико-философском анализе предложений мнения, т. е. предложений, в которых выражается мнение носителя языка о тех или иных объектах, явлениях, событиях мира. Под мнением соответственно будем понимать истинную или ложную информацию, которой располагает носитель языка о действительном или возможном мире. Теоретическая и методологическая значимость рассмотрения проблемы мнения определяется логическими, философскими и лингвистическими соображениями. Поиск адекватной формы предложений мнения, правильно отражающей их логическое «поведение», мотивируется прежде всего необходимостью установления критериев взаимозаменимости терминов в предложениях мнения, важностью объяснения возможности или невозможности получения тех или иных следствий из предложений, приписывающих определенное мнение определенному носителю языка, необходимостью установления критериев ограничения логического (дедуктивного) всезнания носителей языка. Все это неотделимо от рассмотрения обоснованности йвантй-фикации в контекст мнения и статуса предполагаемых ею интенсиональных сущностей — смыслов, пропозиций, возможных миров, возможных объектов. С философской точки зрения это прежде всего вопрос о соотношении мнения и знания носителей языка, субъективного (индивидуального) и объективного знаний, об отнесенности процесса смыслообразования к процессу познания и понимания мира, о роли естественного языка в построении «картины мира». В современной лингвистике анализ проблемы мнения служит теоретической базой для обсуждения таких фундаментальных вопросов, как определение синонимии (смыслового тождества) языковых выражений на внутриязыковом и межъязыковом уровне, обоснование разграничения знания языка (лингвистического знания) и знания мира (внелингвистического или «фактического» знания), семантики (как теории смысла) и прагматики (как теории употребления) языка. Анализ предложений мнения дает наиболее явный критерий адекватности теории интуиции носителей языка. Поэтому проблема мнения является пробным камнем для любой формальной семантической теории естественного языка. По нашему мнению, это хороший повод для определения статуса «семантики языка» и соответственно выявления соотношения «семантики языка» и концептуальных систем носителей языка. По поводу значения анализа понятия мнения Рассел писал. «Вся наша интеллектуальная жизнь состоит из мнений (beliefs ') и переходов от мнения к мнению посредством того, что называется рассуждением. Мнения дают знание и заключают в себе заблуждения, они являются носителями истины и лжи. Психология, теория познания и метафизика заняты мнением, а от того, как мы его рассматриваем, зависят в принципиальной степени и наши философские воззрения» (269, с. 231). В проблематике мнения можно выделить два взаимосвязанных аспекта: первый — это вопрос о природе объекта мнения, второй — о его выделении, или спецификации. Формально мнение представляет собой отношение, состоя- 1 Трудно найти эквивалент этого термина в русском языке: термин «мнение» выражает нечто более обыденное и менее устойчивое, нежели термин «убеждение», а искомый эквивалент, по-видимому, занимает среднюю позицию между ними. щее из субъекта мнения (индивида, имеющего рассматриваемое мнение) и объекта мнения, символически — В (а, р) («а думает, что р»). В качестве объектов мнения в логике рассматриваются, как правило, либо предложения, либо пропозиции. В лингвистическом плане под предложением понимается некоторый языковой феномен, определенная словесная форма. В контексте анализа мнения с логической точки зрения под ним подразумевают то, что подлежит истинностной оценке и что в таком качестве является тем, относительно чего (и релятивно определенному языку) строится определение истины. Проблема выделения мнения — это вопрос о том, какие предложения выражают одно и то же мнение, иначе говоря, какие изменения — в смысле замены одних выражений другими — возможны в рассматриваемом предложении с точки зрения сохранения тождества мнения. Очевидно, при такой постановке этот вопрос можно рассматривать — и это чрезвычайно важно — и как проблему синонимии, т. е. смыслового тождества, языковых выражений. Рассмотрим логическую аргументацию, которой обосновывается тот или иной подход к вопросу индивидуализации мнения, а затем в разделе 6 обобщим изложенное и представим собственный подход к решению данной проблемы. В качестве средства установления взаимозаменимости в контексте мнения Карнап в свое время (см. 95) предложил принцип «интенсионального изоморфизма». Два предложения считаются интенсионально изоморфными, если они построены одинаковым образом (имеют ту же синтаксическую структуру) из элементов, которые являются логически эквивалентными. В свою очередь, два предложения считаются логически эквивалентными в семантической системе S, если предложение, утверждающее их эквивалентность, является логически истинным, т. е. если рассматриваемая эквивалентность имеет место во всех описаниях состояний в S. Два выражения имеют ту же экстенсию в S, если они эквивалентны в S; два выражения имеют ту же интенсию в S, если они логически эквивалентны в S. Предложение «р» считается экстенсиональным по отношению к данному вхождению выражения «q», если в результате замены «q» на эквивалентное ему «< /'» предложение «р» сохраняет свое истинностное значение. Тогда. говорят, что «р» образует по отношению к «q» экстенсиональный контекст. Предложение «р» считается интенсиональным по отношению к данному вхождению выражения «<? », если ар» не является экстенсиональным по отношению к «q» и «q» заменимо только на такое выражение «д», которое логически эквивалентно ему. Тогда «р» образует по отношению к «q» интенсиональный контекст. Так, предложения первопоряд-ковой логики являются экстенсиональными, тогда как предложения, построенные с помощью модального оператора необходимости, являются интенсиональными. Предложения мнения, по Карнапу, не являются ни экстенсиональными, ни интенсиональными. Так, если «q» является логически истинным (например, «Дождь идет или дождь не идет») и щ'ь, будучи некоторой теоремой логики, тоже является логически истинным, из этого не следует необходимо, что они взаимозаменимы, например, в контексте «Джон думает, что»: при истинном «Джон думает, что д» «Джон думает, что q'» может быть ложным, истинность первого не гарантирует истинность второго. Поэтому в качестве отношения, более сильного, чем логическая эквивалентность, Карнап и предложил рассматривать отношение интенсионального изоморфизма. Действенность ответа на контраргумент (см. 211), состоящий в том, что, даже если «д» и «д'» два разных, но интенсионально изоморфных предложения, например предложения логики, нет гарантии, что они взаимозаменимы в контексте мнения, тогда зависит от того, как интерпретируется само это понятие, т. е. от того, что рассматривается в качестве основания для приписывания определенного мнения носителю языка. Если рассмотрение — в качестве окончательного основания для приписания мнения — предрасположений носителя языка является не удовлетворительным, тогда, согласно Карнапу, само понятие мнения следует рассматривать как теоретический конструкт, по отношению к которому разные факты могут представлять собой только индуктивную поддержку. Тогда сохранение истинностного значения предложения, в котором осуществлена замена одного выражения на другое, интенсионально изоморфное первому, попросту постулируется. Если предрасположения носителя естественного языка к принятию определенного предложения рассматривать не в качестве окончательного доказательства, а в качестве индуктивного основания наличия у него определенного мнения, тогда понятие мнения получает статус теоретического конструкта. 2. ИНТЕНСИОНАЛЬНЫЕ ОБЪЕКТЫ И КВАНТИФИКАЦИЯ Если полагать, что нет других логических эквивалент-ностей, кроме общезначимых предложений, истинность которых гарантируется их логической структурой в классическом ее понимании, то введение интенсий на основе общего семантического понятия логической эквивалентности, определимого посредством понятия логической истинности, является неоправданным, тем более что понятие логической истинности как истинности во всех возможных состояниях универсума в системе Карнапа в принципе не может быть использовано для определения понятия аналитичности, ибо первое работает исключительно с независимыми друг от друга предикатами. (Иначе говоря, в системе Карнапа возможен случай описания состояния, в котором совместно истинны, например, «Джон женат» и «Джон холостяк» и, следовательно, предложение «Ни один холостяк не является женатым» следует квалифицировать, согласно критерию Карнапа, как синтетическое, а не аналитическое предложение1). Вместе с тем определение аналитического предложения как такого, которое получается из логически истинного предложения подстановкой синонимичных дескриптивных терминов вместо предикатных констант (как, например, в переходе от предложения «Джон женат или Джон не женат» к «Джон женат или Джон холостяк»), не является удовлетворительным, ибо содержит ссылку на понятие синонимии, которое само определяется через понятие аналитичности. Согласно Куайну, нет основания утверждать, что синонимичные или почти синонимичные языковые конструкции являются выражением определенной сущности, называемой «смыслом» или «пропозицией». Достаточно полагать, что такие выражения можно отнести к определенному множеству ввиду их синонимичности, устанавливаемой на вербалъно бихевиористской основе, т. е. прагматически. Следовательно, Куайн не возражает против такого относительного понятия синонимии и аналитичности, но вместе
|
|||
|