15 Заказ J» 879 5 страница

¹ Концепция аналогов, контрфактически определяемых посредством отношения сходства с реально существующими объектами, была выдвинута Д. Льюисом (200, 202).

гулярных терминов как определенную индивидуирующую функцию от возможных миров к их объектам, или индивидам (156). При этом тождество индивидов понимается как нечто, устанавливаемое не посредством каких-то абсолютных логических принципов, а путем сравнения, осуществляемого носителями языка, разных возможных миров исходя из принципов континуальности и сходства объектов. Вид континуальности может в принципе быть выбран различным способом, т. е. континуальность не элиминирует выбора носителями языка различных «мировых линий».

Полагается, что носители языка в своей актуальной концептуальной и языковой практике постоянно имеют дело по крайней мере с двумя различными системами мировых линий в зависимости от того, полагаются ли они при рассмотрении объектов на их дескриптивные (физические) или на перспективные (контекстуальные) характеристики. Соответственно одна из этих систем основывается на методах дескриптивного отождествления, осуществляемого главным образом исходя из континуальности объектов в пространстве и времени, а другая — на отождествлении объектов, состоящих в тех же перцептуальных или в других непосредственных познавательных отношениях в разных мирах с данным носителем языка, и называется «пер-цептуалъным» отождествлением (160, с. 218—219). Как то, так и другое рассматривается как экспликация расселов-ской эпистемической дихотомии знания по описанию и знания по знакомству (см. 268).

Поскольку значениями связанных переменных должны быть объекты, тождественные во всех рассматриваемых возможных мирах, в логическом плане двойственность методов перекрестного отождествления отражается в двойственности соответствующих пар кванторов. В качестве дескриптивных кванторов используются «Ех», «(г/)», а в качестве перцептуальных—«За; », « V у». В интуитивном плане переменные первых пробегают по обычным физическим объектам, а переменные вторых пробегают по пер-цептуальным объектам, характерно индивидуализируемым по их местонахождению в перцептуальном поле носителя языка.

Различие между методами перекрестного отождествления во многих естественных языках проявляется уже на поверхностном уровне и выражается разными типами языковых конструкций. Так, логика дескриптивного отождест-

163

вления может рассматриваться как логика, или теория логической формы, сложноподчиненных вопросительных предложений, содержащих в качестве основного глагола эпистемические глаголы «знать», «думать», «понимать», тогда как логика перекрестного отождествления «по знакомству» рассматривается как логика, или теория логической формы, конструкций прямого дополнения с соответствующими эпистемическими глаголами (160, с. 1—25). Различие de dicto/de re, очевидно, проходит через различие перекрестного отождествления по описанию и по знакомству: оно относится как к тому, так и к другому. Так, хотя как предложение «Джон знает, кто есть девушка, стоящая перед ним», так и предложение «Джон знает девушку, стоящую перед ним» являются de re, речь идет об использовании в них разных критериев отождествления: дескриптивного и перспективного.

Как уже отмечалось, одним из фундаментальных вопросов, касающихся структуры «мировых линий», является вопрос о том, может ли последпяя делиться, «дробиться» при переходе от одного мира к возможным его альтернативам. Утвердительный ответ па этот вопрос означал бы, что допускается существование в некотором из альтернативных миров нескольких «манифестаций», или «двойников», рассматриваемого объекта, что внесло бы неоднозначность как в понимание модуса de re, так, следовательно, и различия de dicto/de re. Поэтому можно согласиться с точкой зрения Хинтикки: то, что рассматривается как разделение «мировых линий», является, скорее, показателем того, что мы имеем дело с функционированием разных принципов перекрестного отождествления. Вопрос нее о континуальности или сходстве в качестве основы перекрестного отождествления объектов, как показывают дальнейшие исследования (см. 275), зависит от типа интенсионального контекста, в котором рассматривается объект, подлежащий отождествлению. А именно: в безличных модальных контекстах (таких, например, как «Возможно, Что через пять лет мой брат будет напоминать меня, каким я есть теперь, больше, чем я сам буду напоминать себя»), а также в контрфактических ситуациях (как описываемая в предложении «Если Джон дал бы достаточно большую взятку сенатору X, он бы справился с Карсвеллом») приоритет имеет принцип континуальности объекта, критерий дескриптивного отождествления объекта; речь идет о рассмотрении того, что мы называем «объективными» модаль-

ностями, не релятивизированными относительно чьей бы то ни было перспективы рассмотрения, т. е. в отличие от персонализированных модальностей, каковыми являются пропозициональные установки (см. гл. V).

Теоретическому обоснованию этого подхода способствует разграничение двух аспектов понятия «возможный мир»: того, что называется «возможным ходом событий», и того, что называется «возможным состоянием дел». При этом последние могут рассматриваться автономно, т. е. как не связанные между собой каким бы то ни было ходом событий. Соображениям континуальности отдается предпочтение в случае рассмотрения объекта в терминах возможных ходов событий, т. е. в терминах связанных определенным ходом событий возможных состояний дел. Когда же объект рассматривается в терминах автономных состояний дел, не являющихся стадиями определенного возможного хода событий, в качестве основы его перекрестного отождествления выступают соображения сходства. В реальной семантической практике носители языка, как правило, имеют дело с возможными ходами событий, хотя это может и не быть явно выражено в поверхностных формах соответствующих предложений.

Таким образом, обоснованным представляется заключение, что один из наиболее значительных критериев трансмировых сравнений дает не какая-либо доктрина эссенциа-лизма, при которой перекрестное отождествление рассматривается в терминах каких-то привилегированных атрибутов рассматриваемых объектов, а различные принципы континуальности, используемые носителями языка. Как отмечает Хинтикка, «если даже рассматривать эти свойства континуальности как «существенные атрибуты», они явно очень далеки от аристотелевского эссенциализма» (160, с. 131).

Сказанное приводит нас к рассмотрению знания или информации, на основе которой носители языка осуществляют отождествление реальных или возможных объектов. Такая информация, с нашей точки зрения, является частью того, что мы называем «концептуальными системами» носителей языка. Соответственно речь должна идти о решении проблемы отождествления объектов с точки зрения концептуальпой системы носителя языка исходя из определенных концептов, которыми располагает его носитель о реальных или возможных объектах, исходя из соответствующей информации о них.

6. СЕМАНТИКА СИНГУЛЯРНЫХ ТЕРМИНОВ И ИНДИВИДУАЛЬНАЯ КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СИСТЕМА

С нашей точки зрения, как отождествление, так и различение объектов — реальных или возможных — является делом субъекта как носителя определенной концептуальной системы и осуществляется на основе информации, которой он располагает о тех или иных объектах в качестве их концепта (как мнепия или знания субъекта об этих объектах), который словесно фиксируется определенной дескрипцией или собственным именем. В таком понимании концепт, принадлежащий определенной концептуальной системе, представляет собой смысл сингулярного термина для определенного носителя языка, задающий определенный объект в релятивизированном по отношению к определенной концептуальной системе универсуме объектов, а не смысл сингулярного термина как такового в некоем абсолютном, объективистском плане, в плане «семантики языка». Отнесенный к определенной концептуальной системе — в чем, собственно говоря, и заключается интенсиональная природа смысла, — такой смысл является критерием отождествления объекта.

Рассмотрение проблематики смысла как проблематики усвоения определенной информации носителем языка позволяет нам соотнести смысл предложения со знанием его истинностных условий определенным носителем языка как критерием установления истинностного значения предложения и соответственно соотнести смысл имени с определенной информацией как критерием идентификации (распознавания) объекта. Соотнесение смысла со знанием условий истинности, а не истинностного значения объясняет то, что носитель языка может понимать предложение без знания его истинностного значения. Иными словами, он может знать или не знать, что р (т. е. каково истинностное значение «/> »), но как в одном, так и в другом случае он должен попимать, что значит «р». Аналогично понимание смысла имени как критерия распознавания его референта не означает знания референта, т. е. не предполагает знакомства с ним в качестве необходимого условия.

Вообще говоря, или с внешней относительно концептуальной системы точки зрения, «совпадение» определенных составляющих концептов делает возможной коммуникацию носителей языка как свидетелей и участников разделяемого ими определенного общественного опыта. Не-

обходймбсть огоЁОрки относительно такого «совпадения» объясняется тем, что, во-первых, такой концепт (как и любой другой) не существует вне связи с определенной концептуальной системой, т. е. вне связи с другими концептами системы, непрерывно конституирующими его и отражающими определенный (разноуровневый) опыт носителя языка. Во-вторых, такое «совпадение» здесь рассматривается в прагматическом плане, т. е. с точки зрения практики употребления естественного языка, удовлетворяющего те или иные цели обыденной, научной и другой коммуникации. В этом отношении «совпадение» характеризуется двумя факторами: 1) тем, что употребляется определенное множество общих для носителей языковых выражений, однако фиксирующих определенный концепт, принадлежащий определенной концептуальной системе, и 2) тем, что строгость определения такого концепта и вообще выбор достаточных (исчерпывающих) параметров, характеризующих желаемую степень строгости, определимости такого концепта, всегда релятивны рассматриваемому контексту употребления языкового выражения. Это означает, что от определенного множества других параметров, характеризующих данный концепт как относящийся к определенной концептуальной системе, ввиду отсутствия необходимости их учета в рассматриваемом контексте просто абстрагируются.

Установление тождества референта в межиндивидуальном плане, если речь идет о реальном объекте, зависит как от того множества характеристик, которые ему приписываются, так и от возможности их верификации (в этом специфическом понимании, в ограниченном аспекте следует рассматривать и неопозитивистский тезис о знании смысла как знании метода верификации предложения).

Если речь идет о возможном объекте, задаваемом определенной дескрипцией, вернее, данным концептом системы, то этот объект есть такой, каким он задается, так как он выступает объектом для субъекта. Понимание предложения о таком объекте не требует знания того, кто является референтом соответствующего сингулярного термина. В этом смысле сам факт употребления собственного имени в некотором предложении, относящемся к действительному или возможному миру, и рассмотрение его как такового достаточны для построения рассуждения об объекте, названном таким-то именем, и последующего его отождествления в рассуждении. Следовательно, референ-

цйя на объект не обязательно йредполагаёт зйаййе объекта как такового. Но это и не значит, что употребление имени объекта не обязательно означает референцию на него (тут, конечно, мы не имеем в виду случаев, когда интерпретация имени в определенной концептуальной системе сводится чисто к его интерпретации как лингвистической сущности, или формы). Иначе создается впечатление, что возникает противоречивая ситуация. Так, когда я пишу «Я, конечно, не осуществляю референцию (не имею в виду, не указываю) на Витгенштейна», я тем самым уже осуществляю референцию на него.

На вопрос о том, где я указал на Витгенштейна, было бы абсурдным указать предложение, в котором я говорю: «Я, конечно, не осуществляю референцию на Витгенштейна». Однако противоречия тут нет, если только мы допускаем, что рассматриваемое предложение может получить по крайней мере следующие две интерпретации. Первая из них предполагает наличие контекста и содержит мысль, что нечто (высказанное в этом контексте) не относится к Витгенштейну. Другая (скорее всего та, которая подразумевается в приведенном примере) показывает возможность построения средствами естественного языка тривиально ложных утверждений, которую эксплицитно реализует предложение «Я не указываю на объект, когда я указываю на него».

Построение рассуждений о возможных объектах, осуществление предикации относительно их зависят прежде всего от возможности указания на них. Вообще говоря, интенсиональный статус концепта возможного объекта в концептуальной системе такой же, что и интенсиональный статус концепта действительного объекта, — формально: статус функции, построенной в данной концептуальной системе и в качестве своего значения имеющей или не имеющей — в зависимости от положения дел в мире — тот или иной референт. Мы употребили выражение «вообще говоря» потому, что в случае знания о наличии объекта среди объектов действительного мира такое знание, как и любое другое, имеет статус концепта в данной концептуальной системе. В таком случае речь идет как о концепте возможного объекта, так и о концепте его существования в действительном мире.

Таким образом, если возможность построения самой функции как концепта определяется концептуальной системой, то наличие в области значений функции действи-

тельного объекта зависит исключительно от положения дел в мире. Знание последнего означает знание того, относятся ли задаваемые функцией объекты к действительному или только к некоторому возможному миру. Оно означает построение особого концепта в рассматриваемой концептуальной системе, равно как и знание о том, что некоторые различные интенсиональные функции задают один и тот же объект (как в случае истинных утверждений тождества) вроде «Сосед Ионаса является братом Пятраса», «Утренняя звезда является Вечерней звездой».

О возможных объектах, указанных и определенных некоторым множеством дескрипций, может быть высказано нечто истинное или ложное с точки зрения определенного возможного мира, описанного средствами естественного языка, вернее, посредством фиксируемых ими концептов (то, что, например, Гамлет был датским принцем, а не литовским князем, что он убил Полония, что он не был женат и т. п. ). Дать имя возможному объекту аналогично действительным объектам — значит указать на него как на «та-ким-то-именем-названного-объекта», но не в действительном, а в некотором возможном мире и следить за ним при любых его трансформациях. Иными словами, дать имя — значит располагать минимальным, но достаточным условием, для того чтобы «вызвать» (направить, обратить внимание на) «таким-то-именем-названный-объект» и реиден-тифицировать его в последующем рассуждении. Один из конвенциональных, обретаемых в процессе усвоения языка концептов состоит в том, что имена являются именами объектов (например, «Ионас» является именем объекта, названного «Иопасом»). То же можно сказать и о таких «нейтральных» именах, или квазиименах, какими являются индексалы. Так, индексал «я» можно считать именем-кодом для концепта «говорящий», «первое лицо», индексал «ты» — именем-кодом для концепта «индивид, к которому обращаются», «второе лицо» и т. д. Такие концепты представляют собой те минимальные, но необходимо посредую-щие (между выражениями и объектами) интенсиональные функции, которые имманентны употреблению собственных имен и индексалов. Последние уже поэтому не могут рассматриваться как непосредственно указывающие соответствующие объекты.

В этом плане само утверждение дихотомии референ-циального/атрибутивного употребления определенных дескрипций можно рассматривать как абсолютизацию разли-

чия между двумя крайними точками континуума («очевидности») данности объекта, т. е. когда имеется в виду определенный объект (референциальный случай) и когда известна только некоторая дескрипция (атрибутивный случай). Так, пользуясь примером В. X. Парти (228), можно представить себе детектива, занятого выслеживанием преступника и по ходу расследования обстоятельств дела собирающего о нем все больше и больше дескрипций. Однако вовсе не просто определить, в какой момент детектив, о котором можно сказать, что он занят поиском человека, совершившего то-то и то-то, перестает искать любого совершившего то-то и то-то и переходит к поиску вполне определенного индивида.

Определенная дескрипция в таких случаях действительно выполняет двойную функцию: она фиксирует референт и дает смысл собственного имени, которым мы его обозначаем. Даже тогда, когда я говорю: «Президент США в 1982 г. мог бы не быть президентом США в 1982 г. », дескрипция «президент США в 1982 г. » фиксирует одну из известных мне составляющих концепта о Р. Рейгане и одновременно осуществляет референцию на определенный объект, тогда как остальная часть рассматриваемого предложения говорит о том, что объект, который является президентом США в 1982 г., мог бы им не быть, т. е. мои знания о Р. Рейгане могли бы быть другими при ином ходе событий.

Такое рассмотрение дескрипций, ориентированное на их интерпретацию в определенных концептуальных системах и, следовательно, на учет последних при определении роли, которая приписывается дескрипции в определенном контексте ее употребления, дает основу как для выявления самого статуса различий de dicto/de re, атрибутивного/ /референциального, узкой/широкой области действия, так и для определения их отношений и тем самым для выяснения теоретического разнобоя в понимании этих отношений. Так, вопреки осуществляемому многими исследователями (в том числе и Хинтиккой) отождествлению de re-случая с референциальным, a de dicto — с атрибутивным Крипке (190) и другие авторы считают такое отождествление необоснованным, равно как и попытку выразить de dicto/de re различие посредством расселовского синтаксического понятия области действия дескрипции (получающего, как мы видели, соответствующую интерпретацию в семантике возможных миров).

Согласно Крипке, de re употребление нетождественно ни референциальному, ни атрибутивному. Так, употребляя предложение «Джон думает, что самая богатая дебютантка города выйдет за него замуж» de dicto, мы имеем в виду определенное содержание мнения Джона, а именно что самая богатая дебютантка города станет его женой. Такое понимание в свое время послужило для Фреге поводом для того, чтобы в качестве референта дескрипции, помещенной в контекст мнения, рассматривать смысл дескрипции, а в качестве объекта мнения — соответствующую пропозицию как мысль субъекта мнения. Употребляя это же предложение de re, мы имеем в виду, что Джон думает о девушке, которая (действительно) является самой богатой в городе, что она станет его женой. Однако это же предложение может быть высказано лицом, которое думает (допустим, ошибочно), что в городе нет ни одной дебютантки; тогда это лицо, конечно, не говорит о наиболее богатой дебютантке даже в атрибутивной интерпретации. В свою очередь, референциальное употребление полагается нетождественным случаю de re. Так, в предложении «Убийца Смита, кто бы он ни был, известен полиции, но она не говорит» или «Полиция знает относительно убийцы Смита, кто бы он ни был, что он совершил убийство, но она не говорит, кто он» дескрипция «убийца Смита» употребляется атрибутивно, но de re.

Рассмотрение дихотомии de dicto/de re используется в связи с анализом проблемы взаимозаменимости сингулярных терминов в предложениях мнения (см. гл. V) для обоснования de re характера перцептуального знания, эписте-мической фундаментальности de re модальностей, их несводимости к de dicto модальностям (см. 88, 90). Так, содержащаяся в предложении «Джон думает, что его сосед музыкант» дескрипция «его сосед» de re может быть заменена на любой другой сингулярный термин, указывающий тот же объект. Приписывание данной установки мнения Джону означает отнесение Джона непосредственно к этому объекту без атрибуции какого-либо описания, которым он мог бы обозначить этот объект.

При de dicto интерпретации, однако, такая замена, при которой не учитывается способ, которым Джон выделяет рассматриваемый объект из других (т. е. определенная дескрипция, которую он использовал для указания на этот объект), неосуществима. Естественно, логически необходимым не полагается и переход от предложения, содержа-

щего de dido интерпретируемую убтановКу мнений, к предложению, утверждающему существование объекта, обозначенного сингулярным термином, помещенным в контексте мнения.

De re установка считается перцептуальной, содержащей индексный элемент, который относит субъекта установки к воспринимаемому им контексту; такой элемент приписывается даже собственным именам. Полагается, что непосредственное отношение субъекта к такому контексту проявляется в его неспособности описать (концептуализировать) объект установки. Наличие de re установок рассматривается как необходимое условие понимания естественного языка, усвоения эмпирического знания о мире. Такой эпистемический статус de re установки обязывает рассматривать ее как несводимую к de dicto.

Анализ возможных контекстов употребления дескрипции, в которых для характеристики различия этих употреблений применяется дихотомия de dicto/de re соответственно атрибутивного/референциального употребления, показывает, что в самих этих дихотомиях можно выделить разные аспекты, которые по-разному эксплуатируются в концепциях указания. Так, с нашей точки зрения, de dicto модус охватывает две идеи: 1) множественность указания, осуществляемого посредством дескрипции, и 2) ссылку на содержание как на определенную интенсиональную сущность ( мысль, смысл, концепт носителя языка и т. п. ), выражаемую сингулярным термином, в частности дескрипцией. И тот и другой аспекты, на наш взгляд, подразумеваются и в атрибутивном употреблении, т. е. когда под рассматриваемую дескрипцию попадают лишь те объекты, которые удовлетворяют формулируемым в ней условиям, но неизвестно, какой именно (кем и чем бы он ни был) является носителем выражаемых дескрипцией свойств.

Понимание de re, в свою очередь, включает 1) идею указания на определенный (well-defined) объект и 2) идею принадлежности объекта-референта дескрипции действительному миру (иначе говоря, соответствующую пресуппозицию существования объекта в действительном мире). Из этого следует, что de dicto модус соответствует атрибутивному употреблению: он объемлет как идею множественности указания, так и идею его содержательности. Под последним аспектом de dicto употребления может пониматься ссылка не только на определенную интенсиональную сущность, но и — через нее — на определенный (well-

defined), задаваемый ею объект, который ввиду возможной отнесенности этой сущности к определенному носителю языка может не существовать в действительном мире, что, конечно, не исключает возможности его существования в других возможных мирах.

В таком истолковании этот содержательный аспект de dicto соответствует выделяемым нами аспектам рефе-ренциалъного употребления. В терминах мировых линий Хинтикки речь идет о задании определенного объекта посредством его мировой линии, идущей через определенное множество возможных миров и имеющей в качестве своего значения один и тот же объект во всех этих мирах и — возможно, но не необходимо — в действительном мире. Когда такой объект не существует в действительном мире, то говорится, что соответствующая установка мнения направлена на специфический, определенный, но несуществующий объект (см. 278). De re уже референциального употребления: последнее, во-первых, содержит идею об определенном объекте (и в этом отношении противостоит множественному аспекту de dicto употребления); во-вторых, оно необязательно привязано к действительному миру; в-третьих, в отличие от de re оно допускает возможность использования для указания на объект неадекватной относительно него дескрипции.

Необходимость учета информации, содержащейся в индивидуальных концептуальных системах носителей языка, при определении функции, в которой употребляется дескрипция, заключается прежде всего в том, что мы обязаны учесть, кто употребляет дескрипцию, т. е. к какой индивидуальной концептуальной системе относится эта дескрипция — говорящего, второго или третьего лица или же к тому, что можно назвать «объективной концептуальной системой» как абстракции от индивидуальных концептуальных систем, аккумулирующей содержащуюся в них объективную информацию о мире (см. гл. V, 6). Неэквивалентностью содержащейся в индивидуальных концептуальных системах и в «объективной концептуальной системе» информации, связываемой с определенной дескрипцией, и можно объяснить противопоставление выделенного нами второго de dicfo-аепекта второму de re аспекту. Речь идет о случае, когда посредством дескрипции осуществляется ссылка на определенную интенсиональную функцию, относимую к определенной концептуальной системе, и когда дескрипции приписывается

информация, относящаяся к «объективной концептуальной системе». В первом случае имеется в виду не просто соотнесение дескрипции с определенной интенсиональной функцией (интерпретируемой Фреге и многими современными его последователями как осуществление посредством дескрипции, помещенной в косвенный контекст, указания на смысл в отличии от обычных, прямых контек» стов, когда дескрипция рассматривается как указывающая на объект, удовлетворяющий ее смыслу), а одновременно и указание на объект, задаваемый такой функцией. В косвенном контексте, как и в прямом, мы можем говорить о референции на мир объектов, только речь тогда идет о соотносимых с определенными концептуальными системами множествах объектов. В таких контекстах, по удачному выражению Г. Кастаньеды, референция сингулярных терминов «просвечивается» (96, 97, 98): языковые выражения не теряют своей обычной функции указания; просто чтобы проследить путь этого указания к объектам, может потребоваться учет множества концептуальных систем. Объект, задаваемый интенсиональной функцией, принадлежащей к определенной индивидуальной концептуальной системе, может быть нетождественным объекту, задаваемому аналогом такой функции, принадлежащей к «объективной концептуальной системе», хотя в обоих случаях используется одна и та же дескрипция. Это различие интерпретации одной и той же дескрипции, на наш взгляд, отражено и в расселовской дихотомии узкой и широкой области действия дескрипции. Что касается различия между выделенными нами первым аспектом de dicto (аспектом множественности указания) и первым аспектом de re (аспектом указания на определенный объект), то, признавая естественность этого различия в том отношении, что одна и та же интенсиональная функция может выбирать разные или один и тот же объект в различных возможных мирах, мы считаем необходимым, во-первых, дополнить его понимание вышеизложенными соображениями о возможности перехода от de dicto (в атрибутивной интерпретации) к de re (в референциальной интерпретации) и их возможном конечном совпадении; во-вторых, указать на преимущество более широкого, чем de re, и более адекватного использованию естественного языка понимания референ-циального употребления дескрипции. Это преимущество состоит в том, что отмеченное понимание допускает возможность использования для указания на объект неаде-

кватных ему дескрипций и вместе с тем не обязывает рассматривать в качестве определенных только объекты, существующие в действительном мире.

Таким образом, с нашей точки зрения, дескрипция может служить одновременно как для указания — референ-циалъный план — на определенный объект (в случае множественного понимания de dicto — на различные объекты, существующие в различных возможных мирах), так и для фиксации смысла, или концепта, — интенсиональный план, — приписываемого носителем языка дескрипции или соотносимому с нею имени.

Придание имени возможному объекту аналогично ситуации с реальным объектом выполняет функцию указания на него (как на таким-то-именем-названного-объекта), но не в действительном, а в возможном мире. Четкое понимание этой референциальной функции имени в данном случае, как и в случае с реальными объектами, дает объяснение отношения имени рассматриваемого объекта к дескрипциям, посредством которых этот объект определяется. Референциальная функция имени позволяет рассматривать данный возможный объект в разных альтернативных по отношению к данному возможному миру мирах, в которых указанному посредством данного имени объекту приписываются дескрипции, несовместимые с теми, которыми он характеризовался в данном возможном мире. (Так, о Гамлете как об объекте, названном так Шекспиром, можно сказать, что он мог бы не убить Полония, жениться па Офелии, иметь от нее много детей и т. д. )

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒