«Путь к Пути» 10 страница

НОВЫЕ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ИЗ ПРОШЛОГО

Психологи с интересом отмечают, что суфийская традиция уже тысячу лет тому назад утверждала следующее: человеческие верования часто создаются и поддерживаются окружением и культурой, а то, что люди называют «верой», отнюдь не всегда надо относить только к действию божества или дьявола, так как вера также может быть вызвана обуславливанием, и в таких случаях она относится не к чему-то духовному, а к внушению. Однако суфии развили данную тему еще дальше: в свои психологические процедуры они встроили методы, позволяющие человеку осознать собственные обусловленные реакции и принять факт, что для приобретения человеком новых способностей вероучение играет второстепенную роль, — а это представляет собой область, в которую западные люди еще не вошли, хотя и топчутся на пороге.

Что касается меня, то я был особенно впечатлен тем, что мыслители и исследователи на Западе начали осознавать восточный принцип, согласно которому некоторые виды деятельности, например, суфийские, не могут изучаться со стороны, если мы хотим в них проникнуть. Эта концепция является ключевой для суфийских идей и наконец завоевывает широкое признание в остальном мире.

Еще десять лет назад на подобное суфийское заявление ученые часто отвечали — и мне доводилось это слышать: «Камень не такой уж большой авторитет в изучении минералов, в отличие от геолога». Теперь мы можем только посмеяться над этой фразой, но все же есть уголки, где еще теплится предположение о том, что даже люди, у которых хотят чему-то научиться, вполне возможно, сами не осознают, чему обучают. Я не имею в виду, что «воз теперь накренился в другую сторону», но... Как бы то ни было, суфийское изучение — это вовлечение; не то, о чем вы узнаете, но нечто вас обучающее.

Как и в случае с любыми сравнительно «новыми» учениями, желающие их изучать понимают какие-то принципы лучше, другие хуже — все зависит от подготовки исследователей. Существует реальная опасность, что отдельные фрагменты суфийской информации, техник и тому подобного, если их просто втиснуть в существующие западные рамки (то есть если их применит обычный ум в неадекватных обстоятельствах), будут действовать на значительно более низком уровне, чем того требует всестороннее изучение этого предмета. Результаты подобной самодеятельности не стоят даже потраченного на нее времени. Впрочем, именно этим занимаются многие индийские гуру как в Индии, так и в Европе.

Я думаю, имеет смысл помнить, что введение нового знания — равно как и его поддержка — представляет собой более сложную задачу, чем, так сказать, коммерческая популяризация отдельных фрагментов, теряющих свою работоспособность в форматах, непригодных для функционирования данного знания, — сколь восхитительными ни были бы сами по себе эти фрагменты. Даже весьма выдающиеся психологи просят, чаще, чем мне бы того хотелось, дать им «кое-что для работы» из суфийской психологии. Не имея соответствующей подготовки, бесполезно работать даже с целым, не говоря уже о фрагментах, если только вы не собираетесь просто позабавиться.

Однажды — как повествует история, проливающая свет на эту человеческую тенденцию, — жил один нищий попрошайка. Подошел он как-то к богатому человеку и попросил денег на чашечку кофе. Магнат протянул ему крупную купюру и сказал: «Этого тебе хватит на двадцать чашечек кофе». И каждый из них пошел своей дорогой.

На следующий день богатый человек снова увидел нищего и поинтересовался, как его дела.

«Да пошел ты со своими двадцатью чашечками, — возмущенно воскликнул попрошайка, — я всю ночь не мог из-за них сомкнуть глаз! » Не очень-то легко декларировать, что людям необходима соответствующая подготовка, когда нас (как это часто случается на Западе) обвиняют в высокомерной снисходительности вместо того, чтобы увидеть в наших словах просто констатацию факта...

Склонность к бездумному применению суфийских идей и упражнений стала едва ли не повальным увлечением во многих странах, и некоторые нежелательные результаты этого явления теперь уже вполне очевидны. Нет никакого реального вреда в том, чтобы копировать суфийские методы, одеваться в причудливые восточные одежды и даже воображать, что определенные речитативы, символы и прыжки приведут к высшим состояниям сознания, при условии, конечно, что общество достаточно открыто, чтобы вместе с этим позволить публикацию подлинных фактов. А подлинные факты таковы: всякий, кто думает, что можно достичь высшего сознания с помощью прыжков, цирковых трюков или выполнения упражнений, воспринимаемых не как инструменты, но как какие-то магические процедуры, или даже тот, кто полагает, будто одно только прослушивание, то есть потребление суфийских текстов, приведет его к высшему сознанию, — такой человек (будь то мужчина или женщина) настолько очевидно вовлечен в некую игру, что разумные люди, как суфии, так и другие, должны, по крайней мере, убедиться в безобидности его увлечения. Когда же подобный мечтатель начинает верить, что вовлечен в деятельность космического значения, то это уже становится подлинным абсурдом, если не трагедией.

Одна знаменитая суфийская история ясно обозначает два уровня религии: один — связанный с соблюдением обрядов и социальных норм, другой — с высшим психологическим смыслом. Это «Сказка о Моисее и пастухе», написанная великим суфием XIII века Руми.

ОБРЯДЫ ИЛИ ЗНАНИЕ

Моисей повстречал как-то пастуха. Тот громко восхвалял Бога и говорил, что хотел бы служить Ему, чинить Его сандалии, причесывать Ему волосы, стирать Его одежду, приносить молоко и так далее в том же духе.

Моисей, придя в ярость от глупости и фамильярности, проявленной этим простым человеком, подошел к нему и обвинил в богохульстве и бессмысленных речах. Пастух смиренно принял упреки Моисея и ушел в пустыню.

После этого, как повествует сказка, на Моисея снизошло вдохновение, и голос свыше сказал, что он отделил этого человека от его представления о Боге, ибо для каждой стадии человеческого развития есть свои собственные относительные концептуальные рамки, что метафорические выражения не имеют значения и что главное — это реальность. Моисей тут же побежал в пустыню, нашел пастуха и сказал ему, что его представления о религии одобрены Богом и нет никакой беды, если человек, согласно своему уровню и состоянию, воображает тем или иным образом то, что обычно лежит за пределами его собственного образного восприятия.

История, разумеется, иллюстрирует следующее: удовлетворение, получаемое человеком благодаря качеству его понимания, вполне законно, и не имеет смысла нарушать в ком-то ментальное равновесие, если что-то более высокое не способно по определенным причинам заменить это состояние.

У сказки, однако, есть продолжение. Пастух возвратился к Моисею и сказал, что пережил такой шок, когда тот указал ему на его поверхностное восприятие, что ему открылись более высокие истины. «Я достиг такого состояния, — сказал пастух, — которое выше любых метафор и образов... чем возвышеннее стремление, тем больше возрастает способность человека превзойти обычный уровень своих представлений».

Таким образом, эта история показывает, по крайней мере, три этапа развития суфийской психологической системы.

Когда суфий знает, во что человек на самом деле верит и чего на самом деле хочет, он может сказать, будет ли данному человеку полезно суфийское знание и в какую форму необходимо облечь попытку передать это знание. Должен ли в таком случае будущий ученик сперва научиться тому, как учиться? А когда человек, намеревающийся стать суфием, понимает свою реальную ситуацию, он сумеет почувствовать две вещи: во-первых, действительно ли он желает достичь суфийского понимания, и, во-вторых, теперь он сможет ощущать, а не воображать суфийский поток — «призыв», как его называют, вытесненный из человеческой осознанности грубыми амбициями и занятиями. Многие формы признанной в обществе социально-психологической активности, относящиеся, как воображают люди, к высшим видам человеческой деятельности, на самом деле представляют собой различные формы самоудовлетворения, обеспечиваемого грубыми, но вполне законными человеческими стремлениями.

Суфийская литература, в особенности те фрагменты, которые я для этой специфической цели отобрал и опубликовал в десятке изданных мною книг, предназначена, по крайней мере частично, для того, чтобы показать человеку его реальное состояние. Откровенность этих материалов — ведь, в конце концов, они представляют собой учебники, сборники инструментальных пособий, а не развлекательную литературу, — побудила людей, чьи умы отличаются недостатком чувствительности и слабой наблюдательностью, вообразить, будто посредством своего вздорного поведения суфии хотят спастись от навязчивости наиболее пугливых претендентов в ученики. В результате подобных оценок людям не удается понять важность некоторых инструкций, вроде той, что выражена в словах великого поэта Хакима Джами (умершего в 1492 году):

Бегузар аз лаф-и-акл, ки хаст

Акл инджа аккала, уа фазл фузул

(«Перестань хвастаться интеллектом и ученостью, ибо интеллект в этой области хрупок, а ученость оказывается глупостью»). Джами говорит, конечно, о том, что принимается за интеллект и мудрость поверхностными людьми.

Предлагая то, что можно было бы назвать сегодня психологическим упражнением, великий поэт Хафиз из Шираза (XIV век) постоянно подчеркивает следующее: поглощенность тем или иным создает барьеры в области развития высшего сознания. Человека как бы окружают экраны, загораживающие от него его собственные возможности. Ограниченное мышление, каким бы ценным оно ни было для ограниченных целей, «скрывает» от нас наш человеческий потенциал.

Хафиз говорит:

Ту кхуд хиджаб и кхуди Хафиз

Аз мийян бар-кхез!

«Ты сам являешься для себя завесой, о Хафиз, восстань же из самого себя! » Эта завеса, разумеется, может быть составлена из тех самых исследовательских концепций, которые применяются псевдосуфиями при изучении суфийского феномена. Вот почему так важно, что люди на Западе, подобно своим восточным собратьям, начинают подвергать сомнению собственные ограничивающие предположения.

Разумеется, как в этом, так и в других обществах вполне возможно обнаружить индивидуумов, которые уже понимают, что существуют иные уровни восприятия, знания и понимания за пределами уровня существования, удовлетворяющего их в настоящее время, и все же предпочитают оставаться в том ментальном, физическом и культурном контексте, который обеспечивает их потребности в стимулах. Однако значительно более многочисленны и крикливы те, кто не знает своего истинного состояния. Часто бывает, что именно они менее всего способны освободиться из плена своих предположений, хотя воображают себя искателями Истины...

Именно таким человеком в рассказанной нами истории был пастух, пока не повстречался с Моисеем. Если вы уверены, что вашего «пастуха» шок, подобный полученному от Моисея, разбудит, а не разрушит, тогда вы и будете иметь право говорить людям, что им необходимо высшее сознание. Но не исключено, что вам придется помочь им понять следующее: если они не обладают достаточной гибкостью, чтобы «быть в мире, но не от мира», то в их нынешнем состоянии адекватной интеграции с обществом им менее всего необходимо высшее сознание. Настоящий поиск таит в себе гораздо больше риска и значительно больше преимуществ, чем представляют подобные люди.

Говоря кратко, этим и отличается миссионер от суфия. Первый пытается обратить людей в свою веру, второй способен учить только тех, кто в самом деле желает учиться. Но до того, как учение может начаться, обе стороны, участвующие в учебном процессе (в последнем, но не в первом случае), должны хорошо осознавать, что ситуация именно такова. Инструктор должен быть способен диагностировать стадию своего ученика, а ученик должен достичь такой стадии, на которой будет в состоянии принять диагноз, поставленный учителем.

Если и есть какое-то определение истинного суфия, его можно сформулировать так: в суфии должна присутствовать способность отличать развлечение от инструкций, балаган от учебной ситуации, дидактику от действия, учение об осознанности от терапии. Те, кто только подражают духовным учителям или ученикам, а таких сегодня тысячи, и далеко ходить не надо, верят, что побуждать людей к поклонению и служить для них источником душевного комфорта — и есть духовная, а не эмоциональная или социальная деятельность. Но обман остается обманом, сколько бы людей ни верило, что он — истина...

Итак, сущностное качество суфия — это его способность различать истину и ложь. Не во всех вещах, но только в сущностных. Суфии отличают учение от поиска комфорта по той же причине, по которой они не смешивают любые две вещи, способные работать более эффективно, когда на них концентрируются по отдельности, а не как на частях некоего произвольно предполагаемого целого. Напротив, суфий осознает, что именно благодаря своей способности видеть явления в их истинном свете, различая как негативный, так и позитивный эффект, он может поддерживать суфийскую деятельность в условиях почти враждебного окружения — говоря физическими терминами. Это не делает суфия менее духовным или человечным, чем другие люди, зарекомендовавшие себя подобным образом, и доказательством (если вообще нужно это доказывать) служит тот факт, что на Востоке суфии неоспоримо признаются последователями всех вероучений как величайшие святые и служители человечества.

УПРОЩЕНИЕ

Я убедился на собственном опыте, что, когда подлинные суфийские определения сформулированы и поняты, ученику намного легче даются суфийское развитие и суфийский путь. Однако для того чтобы появилось значительное число людей, готовых заняться этим высшим видом подлинного суфийского учения, нам, видимо, придется дождаться времени, когда достаточное количество психологов и других исследователей будут больше хотеть высшего сознания, чем эмоциональной определенности или славы, приносимой элегантными монографиями. Тогда и станет широко распространенным и доступным этот вид знания.

В качестве упражнения в практической психологии стоит заметить, что люди, желающие получить суфийские идеи в упрощенном виде, как снова и снова показывает опыт, не улучшают своего понимания в результате такого упрощения. А вот если подобных людей сперва обучают суфийским упражнениям и повышают их способность к концентрации, они перестают нуждаться в каком бы то ни было интеллектуальном анализе, при котором тонкие неуловимые идеи расщепляются на упрощенные гротескные сегменты или мельчайшие частицы, — что делается ради их относительного понимания. Вы можете заметить, в особенности если вы доктор, что не всегда разумно предлагать пациенту самому прописывать себе лекарства. Также, прежде чем предположить, что вы слишком тихо говорите, как утверждает ваш слушатель, удостоверьтесь, не надо ли ему прочистить уши. Человек должен постоянно напоминать себе, что цель обучения — дать ученику то, в чем он на самом деле нуждается...

Следующая история, и возможно, вы ее слышали, весьма лаконично описывает искажения и провалы в коммуникации, которыми страдают многие попытки упростить некоторые идеи.

Некий суфий имел обыкновение изъясняться совершенно бессвязным образом — так, во всяком случае, казалось его слушателям. Он говорил в подобной манере, потому что его собственный учитель научил его именно такой тактике, а также потому, что старался донести свои идеи до одного стандартно мыслящего ученого. Но этот ученый никак не мог понять ни слов, ни действий суфия, ни что бы вообще все это значило. Он то и дело просил суфия говорить по существу, яснее описывать свой опыт, с большей точностью формулировать воспринимаемые им истины и так далее.

Наш мягкосердечный мистик (с несвойственной его профессии уступчивостью, хотя в данном случае этого требует сюжетное развитие истории) снова и снова пытался удовлетворить требования ученого. Наконец его мысли выстроились, приняв форму самого что ни на есть организованного вербального рассуждения, и он их записал. Это длинное и пылкое, но в то же время грамматически корректное выражение его глубочайших переживаний вместе с коротким описанием метода, с помощью которого ему удалось достичь подобной ясности, было послано ученому.

На следующий день манускрипт возвратился к отправителю с таким комментарием ученого:

«Должен признать, что ваша способность выражать свои мысли значительно улучшилась, но добились вы только того, что показали совершенную несостоятельность вашей логики». Ученый не был готов увидеть, что суфий продемонстрировал ему, чем может закончиться попытка переработать инструментальный материал в логическую структуру.

Суфии настаивают, что учитель, учение и обучаемые должны находиться в гармонии и в сонастроенности, иначе наиболее вероятным результатом будет формирование культа — или другие низкопробные кристаллизации. Последователи культов, как на Востоке, так и на Западе, просто замалчивают информацию, хотя имеют доступ к классическим и авторитетным суфийским текстам, предупреждающим о такой опасности.

Психология в действии, практикуемая на суфийском пути, требует того, чтобы определенные упражнения, как, например, концентрация и рассеивание внимания, уравновешивали друг друга.

КОГДА, ГДЕ И С КЕМ

Помимо необходимости подготовить ученика к мистическому опыту, принимающему формы, еще даже не замеченные на Западе, существует еще один важный фактор: как, когда, где и с кем может осуществляться необходимая деятельность, связанная с развитием индивидуума. Сознание должно быть настроено в соответствии с учетом возможностей. Именно это отличает реальное, традиционное суфийское учение от тех его версий, в которых упражнения предписываются ученикам наобум. Следующая индийская история подчеркивает необходимость правильной соразмерности — как в психологии, так и в питании.

Человек пришел в ресторан и заказал рис с карри. Прошло довольно много времени, а заказанного блюда не несли. Будучи очень голодным, он спросил, чем вызвана задержка. «Видите ли, сэр, — ответили ему, — карри уже готов, а рис еще нет».

«Ну что же, — сказал он, — пока принесите мне карри, а рис я съем после».

Принесли карри, и человек съел его весь до того, как подали рис, поскольку и в самом деле был очень голоден. Затем он понял, что пресный вареный рис невозможно есть без приправы, и попросил еще карри. Пока блюдо готовили, клиент покончил с рисом, и ему пришлось заказать новую порцию, чтобы заедать слишком острый соус. Таким образом, когда ему наконец подали блюдо, в котором оба ингредиента, что называется, уравновешивали друг друга, беднягу чуть не стошнило от одного их вида.

Здесь можно вволю пофантазировать о том, что рис соответствует левому полушарию мозга, а карри — правому, но я привел эту историю, чтобы напомнить вам, что некоторые называют суфийский путь «слишком структурированным», а другие — «недостаточно последовательным». И еще я хотел бы подчеркнуть, что рис и карри дополняют друг друга, и этот принцип является центральным в суфийской работе.

Неспособность замечать действие данного принципа для суфия эквивалентна поведению человека, обвиняющего хирурга в непоследовательности из-за того, что доктор какие-то части тела отрезает, другие пришивает...

Отчасти оттого, что суфийские учителя особым образом применяли свои техники, что называется, «по ощущению», а не по принципу рабской приверженности письменному пособию, а также из-за неполной и несостоятельной информации, накопленной культурами, в которых приходилось жить суфийскому деятелю, образ суфия обрастал множеством запутанных легенд. Эти факторы, наряду с деятельностью многочисленных имитаторов и самозваных «суфиев», с самых ранних времен зарегистрированной суфийской истории затуманивали для широких масс представление о суфизме. Но суфии пережили это. Более того, они даже этим пользовались, противопоставляя примитивное и чувственное мышление или деятельность реальному суфизму, что я и делаю сейчас...

Существует множество иных факторов — одни, как указывает суфийское знание, являются препятствиями в изучении, а другие явно способствуют ему. Тот факт, что часть суфийского учения выражена в поэзии, в обучающих историях или воплощена в фактических учебных ситуациях или их описаниях, не делает обучение более легким для тех, кому не известно, что подобный способ подачи материала предназначен донести до человека определенную динамику, а не просто обеспечить захватывающим чтивом. Например, учебные истории, если мы хотим на более высоком уровне воспользоваться тем, что в них содержится, должны изучаться в режиме взаимодействия как составной части всестороннего учебного курса, при постоянном наблюдении за прогрессом учащегося и его поощрении.

В течение последних десяти лет мы опубликовали несколько сотен рассказов, обеспечив им широкое хождение под видом развлекательной литературы. Это также дало нам возможность установить контакт с теми, кто сумел оценить внутренние измерения подобных историй, не нуждаясь в дополнительной работе с ними. Попытки оппортунистов вкрапить наши истории в различные существующие системы и эзотерические теории вызвали у людей желание узнать, как на самом деле следует применять суфийскую литературу, что дало нам возможность подготовиться к следующей стадии в этом психологическом предприятии. Истории не могут быть просто адаптированы и встроены в произвольные рамки. Мы сознательно удерживались от их преждевременной интерпретации, чтобы не допустить пиратского использования наших материалов некомпетентными людьми или теми, кто еще похлеще некомпетентных.

ТЕМЫ И КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

Суфийская система, если вообще в данном случае применимо это слово, постоянно проявляется в соответствующих местным культурам формах. Она рассматривается не как результат исследования, но как следствие применения опыта к специфическим условиям. Суфийский опыт для суфия является космическим и, следовательно, сверхчувственным: человечество обладает способностью воспринять Реальность, лежащую за пределами обычного физического мира. Получив подобный опыт, суфий способен разработать средства для возвращения к нему, а будучи учителем (что совсем не обязательно), может помочь и другим в продвижении по этому пути.

В суфийской литературе тема поиска, или путешествия, — обычная условность, всплывающая в таких метафорах, как «караван душ», «возлюбленная» или «искатель Истины». В учебных ситуациях суфийской школы учащийся выходит за пределы этих материалов, оставляя их позади и перерастая значимость символизма, который вначале помогает, но затем, при слишком долгой концентрации на нем, препятствует прогрессу. Таким образом, суфийская система весьма сходна с ситуацией, когда маршируешь по размеченной дорожке, чтобы научиться ходить по прямой, затем выбираешь более сложную разметку и так далее, пока не достигнешь своей цели.

Вышеупомянутый опыт — это не только опыт самореализации, но и опыт, делающий суфия способным понять, какие элементы в этой земной обители относительной истины могут содействовать достижению просветления. Тем самым Реальное возвращается в мир и выражается в приблизительных, но эффективных терминах. Согласно суфиям, Совершенное существует в других измерениях, за пределами нашего, но его локальные формы — приблизительные подобия, ведущие к нему, — проявляются повсеместно. Этим и объясняются некоторые высказывания, бытующие среди суфиев, например: «Обычная любовь — временный эквивалент реальной любви», или: «Творение указывает на Творца». Такой же позицией руководствуется ученый и другой исследователь, когда, идя от обратного, начинает с известного или видимого и затем приходит к более ранним стадиям формирования объекта или даже, если может, к его истокам.

Присущее человеку и столь часто проявляющееся в нем глубокое стремление найти источник всего существующего объясняется, конечно же, тем, что «все возвращается к своему началу».

* * *

Несколько столетий тому назад Джалаледдин Руми написал поэму, где говорится об эволюции и развитии человека, в результате которых человеческое существо может возвратиться к своему началу. Эволюцией он называет, если можно так выразиться, «путь обратно»; человек на этом пути выталкивает свое сознание вперед, исключая ограничивающие факторы, и включает другие, приближающие его к месту предназначения, которое находится, как говорят, «за пределами звезд».

ВЫШЕ НЕБЕС...

We are above the skies and more than angels...

Although we have descended here, let us speed back: what place is this?

Every form you see has its archetype in the placeless...

From that instant when you came down into the world as it is " of being"

Placed before you to get out was a ladder.

First you were mineral, afterwards vegetable

What you then became was animal, although this is hidden from you.

From that you becam humankind, with knowledge, intellect and belief;

After this Earth, from then your place is the sky…

Этот отрывок привел в восторг тех, кто интересуется летающими тарелками, и вы можете оценить позицию этих людей, исходя из моих предыдущих замечаний о скороспелых и поверхностных кристаллизациях различных систем...

Таким образом, суфийская психология может функционировать лишь при наличии осознанности единства всего Творения, единства Творения со всем Сущим и всего Сущего с Вечным.

Нет необходимости, да и причин, отрицать, что слова и действия суфиев всегда намекали на существование космического плана, частью которого является человечество. Человеческие общества рассматриваются суфиями как составляющие этого плана, религии — как инструменты его реализации, а все виды знания признаются имеющими к нему более или менее непосредственное отношение. Роль суфия (так называют реализованного мужчину или женщину, а не обыкновенного искателя Истины, ибо не существует суфия, который все еще учится, как не бывает доктора — студента медицинского вуза) видится в том, чтобы служить, не больше и не меньше, инструментом воплощения плана — но сознательным инструментом, не таким, как доброжелатели, герои, ревностные последователи или оптимисты, и даже целеустремленные монахи.

ВЫСШИЕ КОНЦЕПЦИИ

Роль суфия зачастую определяется в весьма драматических терминах: суфий — это человек, свободный как от страха потерь, так и от жажды приобретения; только такая личность, как утверждают, может осуществлять функции, выходящие за пределы возможностей обычного человека, попавшего в ловушку кнута и пряника повседневной жизни. Он или она, будучи суфием, имеет более широкий выбор возможностей — хотя часто в иных областях, — чем другие люди.

У торгующих одними только наградами и наказаниями, или у людей, верящих, что удел человека — невежество, и даже у некоторых из тех, кто полагает, будто человек славен только своими надеждами и страхами, подобный образ мысли, вполне естественно, вызывает крайнее отторжение. Таких людей и такие состояния ума суфии считают стенами, разделяющими человека, каким он является сейчас, от того, кем он потенциально может стать, тогда как сами эти люди воображают (надо сказать, вопреки свидетельствам), что суфийская деятельность мотивируется мечтами о могуществе или жаждой власти. В качестве аргумента они ссылаются на цитируемые ниже стихи, автор которых задевает ординарные человеческие устремления и намекает на высшую функцию человечества, даже и в мечтах невообразимую:

В кельях и обителях, в монастырях и синагогах

Одни боятся ада, другие мечтают о рае.

Но тот, кто воистину знает тайны своего Бога,

Не посеял таких семян в своем сердце.

(Омар Хайям)

Этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы вызвать цепную реакцию обвинений суфиев в антирелигиозности со стороны поверхностных людей.

В небольшом отрывке, притом отнюдь не единственном на подобную тему, Руми делает весьма необычные для своего времени, то есть для XIII века, заявления:

• Человечество вышло из моря.

• Мир, которому принадлежит человечество, — выше небес.

• Спустившись на Землю, человек должен попытаться возвратиться назад.

• Человек не должен попусту тратить время на то, что, в сущности, является театральным представлением.

• Никогда не прерывается звук, или тон, или зов, призывающий человека вернуться назад.

Каждое из этих утверждений заслуживает внимания, каждое имеет свое применение, но все они относятся к технической, а не описательной литературе...

Суфий должен быть способен мыслить в режиме чередования относительного и Абсолютного, подобия и Реальности.

Следовательно, основной момент суфийского мышления состоит в том, что существует Абсолют, по отношению к которому обычно воспринимаемые вещи должны считаться локальными конкретизациями. Вот почему привязанность к второстепенным вещам, когда человек не в состоянии от них отрешиться, подавляет потенциал к восприятию Абсолюта. Этот принцип кратко выражен в суфийском афоризме: Аль муджазу канарат аль хакика, «Относительное — это русло, ведущее к Истине».

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Одна из интересных возможностей, открывшихся перед нами благодаря недавнему успеху в познании полушарной специализации мозга, состоит в том, что эта новая научная концепция дает нам современный язык, с помощью которого можно выразить некоторые понятия. До недавнего времени идея уравновешивания предположительно противоположных друг другу интеллектуальной и эмоциональной деятельности вполне отвечала нашим потребностям, и мы все еще можем использовать эти метафоры для некоторых целей. Но когда мы осознали, что многие интеллектуальные виды деятельности, несомненно, связаны с эмоциями, а эмоциональная активность находится под влиянием интеллекта, прежний язык («эмоции» — «интеллект») стал менее актуальным. Теория двух полушарий мозга полезна как гипотеза, опираясь на которую человек может пойти дальше, вступив в сферу взаимодействия специфичного и абстрактного.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒