«Путь к Пути» 5 страница

ШКОЛА И ДРОЖЖИ

Суфийская структура — это община и организм, не являющиеся ни племенем, ни нацией, ни идеологической машиной для обработки мозгов. Функционируя в обществе как школа и дрожжи, она, таким образом, снова и снова обеспечивает себе развитие и процветание в самых разнообразных культурах. Здесь имеет смысл отметить, что, хотя все восточные народы могут казаться для западных людей одинаковыми («все китайцы на одно лицо»), их традиции и жизненные позиции столь сильно отличаются друг от друга, что существует значительно большая разница между, скажем, индусом и персом, чем между французом и итальянцем. Но суфийские мероприятия подвержены распаду и искажению в той же степени, как и любая другая человеческая деятельность.

Сам факт, что человеческие системы подвластны разложению, и причина тому — психология людей, конечно, диктует необходимость менять приоритеты и заниматься восстановительной деятельностью, требуя от суфиев, чтобы значительная часть их способностей и внимания была посвящена функции возрождения.

Уже одни только искажения информации приводят к тому, что при отсутствии глубокого внутреннего видения очень важные элементы традиции оказываются утерянными. И хотя я вовсе не имею в виду, что эпизод, который я собираюсь сейчас вам поведать, достаточно характерен, он тем не менее показывает, какие бывают в жизни случаи.

Лондонская журналистка позвонила в посольство Соединенных Штатов и попросила процитировать ей во всех подробностях " Gettysburg Address" .

«После небольшой паузы, — сообщает она, — секретарь спросил: " Это учреждение или частная резиденция? " »

Суфийское знание культивируется в своем учебном формате, известном как Тарика, Путь, — связанную с этим деятельность можно назвать «изучения в суфизме». Кроме того, оно распространяется через литературные, научные, культурные и другие институты каждой конкретной эпохи, в русле того, что можно было бы назвать отдельным факультетом, — подобную деятельность следует обозначить как «изучение, касающееся суфизма». Далее, суфийское знание действует в сферах человеческой жизни, обычно не отождествляемых с суфизмом, и эту форму активности называют «взаимосвязанными видами деятельности», что мы могли бы определить как «изучения для суфизма».

Вышеописанная ситуация вполне адекватно выражается в виде диаграммы. Но именно второстепенные материалы больше всего привлекают интерес ученых. Редукционисты тоже используют их и, кроме того, заимствуют из первой вышеназванной области («изучения в суфизме») различные упражнения и внешние аспекты и строят на них свой упрощенный «суфизм».

Как только человек сможет уяснить для себя подобную схему, ему будет сравнительно легко опознать любые формы того, что описывается как суфизм, и знать, на какой стадии развития находится та или иная разновидность.

КАК РАЗГЛЯДЕТЬ ИМИТАТОРОВ

Самый эффективный способ решить эту проблему состоит в том, чтобы люди, интересующиеся данной областью знаний, прочли достаточно материалов и были способны различать неадекватное поведение имитаторов. Поэтому массовое распространение печатных материалов, кассет, лекций и тому подобного служит не только мошенникам и самообманувшимся приверженцам, которые, пользуясь этими пособиями, привлекают к себе людей и поддерживают культы, но также открывает и другие возможности, например, увеличение потока подлинной информации и знания. Именно на такой основе могут осуществляться исследования и надлежащий прогресс в суфийском изучении.

А вот еще одна область, в которой мы смогли увидеть, насколько ценно, что люди получили доступ к огромному объему материалов и на его основе формируют свои выводы. Когда люди читают наши книги, различные части которых предназначены для того, чтобы преподнести множество аспектов одной и той же вещи, обдумывание прочитанного способом холистического мышления позволяет им порой ухватить смысл нашей работы, о чем мы сознательно не пишем в последовательной, линейной манере. Часто случается, что, рассматривая наши произведения, а также произведения других авторов, и позволяя всему своему сознанию пристально отследить исследуемый материал и усвоить его, люди после этого редко находят столь же ценными, как прежде, работы тех, кого мы называем фрагментарными авторами.

Таким образом, линейный подход может быть полезен для овладения материалом, тогда как другой способ, использующий, по-видимому, правое полушарие мозга, дает возможность интегрировать материалы, обеспечивая индивидуума надежным руководством. Разумеется, чтобы получить пользу от этого подхода, изучающий должен нацелиться на что-то большее, чем нахождение некоего волшебного ключика.

Когда в 1964 году я опубликовал книгу под названием Суфии, один выдающийся литературный критик (профессор Д. Дж. Энрайт, журнал The New Statesman от 25 сентября 1964 года) отметил, что книга оказалась успешной, хотя ей по определению был предрешен провал. Его слова отсылают нас к тому факту, что холистический опыт не может быть описан линейным способом и что использованная при изложении материала определенная техника «разброса», состоявшая в том, чтобы дать читателю мгновенные проблески и сознательно не допускать в изложении слишком большой систематизации, способствовала созданию у аудитории нелинейного впечатления. Меня заинтересовало (помимо факта, что уже тогда некоторые читатели могли правильно оценить цель этого предприятия) то, что, когда я цитировал статью вышеупомянутого критика, люди хмурили брови и, казалось, были не в состоянии даже вообразить успех «предрешенного провала». Но после того как исследования полушарной специализации мозга завоевали себе в обществе сравнительно широкую известность, куда чаще стали встречаться совсем другие реакции. Теперь, конечно, несложно найти начитанных людей, в самом деле понимающих, что имел в виду литературный обозреватель. На это, однако, ушло десять лет или около того.

Должен признать, что определенные исключения имели место и раньше, в тех случаях, когда читателям удавалось ясно осознать цель «оперативной литературы» вопреки схоластическому предубеждению, заставляющему человека интерпретировать материал, вместо того чтобы им пользоваться. Хорошим примером служит статья в журнале The American Scholar (не больше, не меньше! ), в которой подчеркивается факт написания книги Суфии на основе «метода разброса» и отмечается, что «люди, не обладающие достаточной гибкостью, чтобы читать по-иному, не получат от этой книги никакой пользы». Когда процитированное утверждение появилось в столь престижном журнале, разразилась, разумеется, буря негодования, так что издатели проявили немалую отвагу, напечатав подобную статью. Кстати, понадобилось не менее шести лет, прежде чем эта новая информация с древнего Востока проникла в упомянутый журнал.

Таким образом, теперь у нас есть современный язык, на котором мы можем общаться. Если только язык этот не возобладает над нами и не приведет к тому, что все будет сведено к теории двух полушарий или к «технике разброса», безо всяких дополнительных измерений, то мы, благодаря научным открытиям и их широкому признанию в обществе, весьма расширим нашу способность к коммуникации. Когда некоторые люди, включая высокоуважаемых, духовно ориентированных мыслителей, пытаются выразить свою реакцию на наши материалы в привычных традиционных терминах, они приходят чуть ли не в отчаяние. Преподобный Эрик Уайлд, редактор высокопревозносимого христианского журнала, встретил этот вызов следующим образом:

«Перестань довольствоваться рецензией и обратись к книге (он рецензирует мою книгу " Wisdom of the Idiots" («Мудрость идиотов») — купи, вымоли или одолжи сущность, вместо того чтобы преследовать в темноте жалкие призраки. Но, предупреждаю тебя, прочитав эту книгу, ты, возможно, просто захлопнешь ее и, подобно богатому аристократу, преисполнишься горечи из-за своей привязанности к изобилию расхожей мудрости».

На примере этого отрывка хорошо видно, какой терминологией мы пользовались еще совсем недавно и как с тех пор обогатились. Если бы я разговаривал с вами во времена, предшествующие открытию функции двух полушарий мозга, от меня ожидалось бы, что я должен изъясняться только с помощью логики и последовательного изложения, в упорядоченной манере, выдвигая аргументы и развивая тему от А до Я. Единственный приемлемый стиль, способный стать контрмерой или альтернативой такому методу изъяснения, был язык, переполненный вычурными, фантастическими гиперболами, для нас слишком ограниченный. Или, возможно, мы могли бы туманно коснуться «реальных переживаний» или «чего-то, что нельзя описать, потому что описание означает ограничение... » Люди и сегодня читают литературу, перегруженную подобными терминами, и, по-видимому, еще какое-то время должны будут довольствоваться этим чтивом. Но даже «переживание чего-то целого» при отсутствии физического органа или ментального механизма, которым можно было бы объяснить такое переживание, еще совсем недавно в понимании многих людей было равносильно абракадабре и надувательству. Все эти слова нам известны, они есть в словарях, но не могут быть нам полезны, потому что ассоциируются с тем, что мы сегодня можем назвать немодным, даже недостаточным и, конечно же, ограниченным средством выражения, — я имею в виду такие слова, как «невыразимый», «неопределимый», «непередаваемый»...

Между прочим, в этом смысле вас могут позабавить толковые словари и справочники так называемых синонимов. Я отметил, что в одной из библий английского языка к слову «невразумительность» даются следующие синонимы: «непостижимость», «сомнительный смысл», «замешательство», «мистификация», «трансцендентальность». Еще лучше можно понять, как мыслит составитель справочника, если мы обратим внимание, что «невразумительное» приравнивается им по смыслу к «нераскрываемому» и даже к «непостижимому», «неразрешимому», «непроницаемому»... Однако, поскольку слова «недвусмысленный» и «четкий» тоже помещены почти рядом, мы, наверное, должны с пониманием отнестись к тому, что эта энциклопедия синонимов была составлена скорее каллиграфом или педантичным занудой, нежели человеком научной ориентации...

А теперь мы можем рассмотреть загадочные высказывания, в которых люди с восторгом усматривали что-то мистическое, и увидеть, что эти фразы вполне могут указывать на осознание двух различных способов подхода к одному и тому же материалу.

ВИДЕТЬ И ЗНАТЬ

Ибн Сина, великий философ, встретился с Абу Саидом.

Когда их обоих попросили прокомментировать встречу, философ отозвался о суфии так: «То, что я знаю, он видит».

А суфий сказал о философе: «То, что я вижу, он знает».

Здесь мы явно видим два вида осознавания: последовательное мышление знает одним способом, холистическое — другим, и этот второй способ называется «видением».

То же самое относится и к природе суфийского знания. Появление подобного знания в его подлинной форме можно спровоцировать, а также развить в человеке при наличии определенных ключевых факторов. Его невозможно описать, в то же время не скажешь, что оно непередаваемо, но и разбавлять это знание не рекомендуется. Тем не менее многие пытаются предложить вам его именно в этих трех формах. Форма, в которой оно узнается как суфийское сознание, в то же время проявляясь в виде мудрых высказываний и интересной информации, представляет собой вторичный продукт, и здесь на самом деле требуется иное слово для передачи того, что подразумевается под знанием. Но подобный вторичный материал, при его правильном использовании, оказывается бесценным средством, с помощью которого можно спровоцировать суфийское понимание. Большинство людей впадают в ошибку изучения вторичного материала — они словно пытаются запомнить форму, внешний вид, вес и размер некоего инструмента, вместо того чтобы узнать, как им пользоваться. Мы, со своей стороны, знаем только «как» и «почему», оставляя другим интересоваться весом и размером.

Суфийские источники, когда их используют суфии, позволяют перекинуть мост через пропасть, разделяющую невыразимый холистический опыт и деятельность сознания в жестком, очевидном и линейном режиме. Такой эффект создается благодаря суфийской системе изучения. Спросите любого суфия, чем полезен подобный опыт, и он скажет вам, что именно суфийский организм дает людям способность «возвратиться в мир» с тем, чтобы связать холистическое переживание со своим человеческим существованием и своей сущностью.

Это достаточно ясно отмечено в сборнике персидских стихов («Диван Шамса Табризи») самим Джалаледдином Руми:

Сущность каждой формы, видимой тобой,

Находится вне всякого места

Если форма исчезает — это неважно,

Ибо ее источник вечен...

Как говорит Руми, все вещи на Земле обязаны своим существованием некоему Источнику в другом измерении, где каждая вещь — совершенна, где множественность форм понимается — а не только ощущается — как единство. Вот почему суфии считают, что вещи «мира» способствуют переживанию Абсолютного и пониманию его значения. Испытывать к проявленному миру сколько-нибудь больший интерес, чем этот, приводит, по их мнению, к той или иной форме идолопоклонства — технический термин, обозначающий фиксацию и обусловленную привязанность, автоматизм системы предположений... Согласно суфийскому диагнозу, религиозно ориентированные люди, поклоняющиеся внешним атрибутам религии или способные, при отсутствии развитого восприятия, реагировать на религиозные формулы сугубо эмоционально, являются фетишистами. Аргументы классических суфийских мастеров по этому поводу (а эти мастера — надежный источник информации в данном вопросе) до сих пор еще никем не опровергнуты. Будучи здравомыслящими людьми, представители суфизма всегда понимали, что даже наиболее возвышенные человеческие идеи становятся — по причине неправильного или чрезмерного использования — «завесами», стенами, в действительности отделяющими человека от тонких вещей.

ОТНОСИТЕЛЬНОЕ КАК ПУТЬ К ИСТИНЕ

Таким образом, основная характеристика суфийской позиции состоит в том, что существует Абсолют, по отношению к которому вещи, доступные обычному восприятию, могут быть названы локальной, низкой и неполной конкретизацией. Если человек привязывается к второстепенным вещам в большей степени, чем это диктуется их законной вспомогательной ролью, то рост восприятия Абсолюта в нем останавливается. В то же время понимание и использование возможной функции второстепенных вещей способствует приближению к Абсолюту. Такая мысль заключена в следующем суфийском афоризме: Аль муджазу кантарат аль хакикат («Относительное — путь к Истинному»), что в менее точном переводе звучит как «Феноменальное — мост к Реальному».

Стимулирование деятельности мозга в холистическом режиме, осуществляемое теми, кто понимает, как, когда, где и с кем следует это делать, составляет часть технологии суфийского знания, тогда как другая часть этого знания считается связанной с применением стимулов, которые обеспечиваются полушарием, работающим в последовательном линейном режиме. Необходимость избегать чрезмерной интеллектуальности, равно как и избытка эмоциональных стимулов, иногда может рассматриваться как культурный и технический аналог естественного стремления к слаженной работе обоих мозговых полушарий.

Поэтому суфии не претендуют на роль великих интеллектуалов и, конечно же, не делают из себя гуру и экстатических мистиков — разве что желая продемонстрировать ограниченность этих позиций. Они даже не претендуют на исключительность своего статуса или своих занятий. Многие, разумеется, испытывают разочарование, когда узнают об этом. Здесь будет интересно мимоходом отметить, до какой степени люди не привыкли к подобной умеренной позиции, в результате чего некоторые ревностные вопрошатели чувствуют себя задетыми за живое, когда слышат, что мы не заинтересованы в подтверждении собственного превосходства, или, что называется, в вытеснении с рынка товаров других производителей.

Понятно, что весьма ограниченной будет аудитория того, кто говорит: «Я эксперт только в своей собственной области. У меня есть цельная и действующая традиция. Если ты этим интересуешься, я могу тебе кое-что показать. Но если ты ждешь заверений, что через нас присоединишься к особой, высшей касте людей, то твоя позиция для нас неприемлема и мы с тобой не имеем ничего общего». Западные люди — да и многие восточные, — приверженные более дидактическому, не ориентированному на подлинное образование образу мысли, могут искренне изумиться стандартному суфийскому утверждению, которое было высказано в XV веке в Индии Шейхом Абдуллахом Шаттаром:

«Пожалуйста, покажи мне свои духовные достижения, если таковые у тебя есть, и поделись ими со мной. Я же, в свою очередь, приглашаю тебя разделить со мной мое знание».

Таков наш подход.

Заслуживает внимания факт, что мы способны сегодня оценить состояние умов тех, кто комментирует так называемые мистические системы и религии, видя, какому способу мышления эти люди придают большее значение. Экстремальный схоласт предпочтет последовательное линейное мышление, тогда как «вдохновенная» персона отдаст предпочтение холистическому мышлению. Встречаясь с суфийскими материалами, в которых детальная информация чередуется с любовной поэзией или, например, со звуковыми или цветовыми воздействиями, эти два вида мыслителей весьма ярко проявляют особенности своего ума. Меня, к примеру, немало забавляет, когда два разных обозревателя, взяв мою очередную книгу, пишут на нее рецензии, которые им самим кажутся весьма уравновешенным анализом, тогда как на самом деле в этих статьях отражается либо левополушарная, либо правополушарная тенденциозность мозговой деятельности авторов. В результате одно и то же литературное произведение характеризуется одним критиком как «слишком стерильное и интеллектуальное», а другим — как «сказочный экспериментализм». Это, конечно, результат отсутствия в сфере общедоступного знания какой-либо информации о влиянии одной из двух тенденций мышления на формирование мнения людей, но подобным обозревателям, несомненно, придется изменить свои реакции, если они хотят стать или казаться более объективными, — что произойдет, когда эти люди наверстают научное знание. А пока они могут служить нам иллюстративным материалом... Позднее их работа войдет в историю, быть может, как предостережение.

Изолированность двух видов мозговой активности, наблюдающаяся в культурах, где два соответствующих режима сознания не связаны между собой, где профессии делятся по принципу применения интуиции или логики, фактически может привести к появлению общества, в котором одна его половина не сможет общаться с другой. Хуже того, они будут говорить между собой, но не понимать друг друга. А еще хуже то, что они, по-видимому, будут думать, будто действительно понимают друг друга.

ПРЕИМУЩЕСТВА СУФИЙСКОГО ЗНАНИЯ

Анализ ситуации с этой точки зрения выявляет два возможных преимущества суфийского знания:

Во-первых, то, что в работах суфиев и других мистиков воспринималось учеными как бессвязность, может быть теперь увидено как имеющее рациональную основу.

Во-вторых, вырождение так называемых мистических систем в исключительно правополушарную и левополушарную специализацию можно на самом деле отследить, изучая современных последователей подобных систем, а также обратившись к доступному и отнюдь не предосудительному изучению техники чередования двух видов мышления, которую использовали суфии; в основе их метода, в теории и на практике, в течение десяти столетий лежала идея «моста» между двумя видами мозговой деятельности.

Как только весть о новых и эффективных подходах, о которых вы сейчас узнаете, достигнет метафизических кругов, можете быть уверены, что некоторые люди начнут «открывать» или «передавать» эти идеи как часть своих собственных учений, поэтому я вам советую, если вас интересует данная проблема, выясните, что говорили эти люди перед тем, как примкнули к популярной ныне концепции двух мозговых полушарий или услышали о формате предположений, об объективном взгляде на индийский гуруизм, или даже о лишенном безрассудства и в то же время свободном от педантизма суфийском подходе.

А пока послушайте небольшую историю о «мистике», рассматривающем правополушарного мечтателя-романтика и левополушарного ученого-буквоеда как одну и ту же разновидность личности.

Однажды мудрец спросил ученого: «Во что ты веришь: в то, что примитивное существо в течение многих миллионов лет становится человеком, или в то, что лягушка может во мгновение ока стать принцессой? »

Ученый был возмущен. «За кого ты меня принимаешь? » — воскликнул он.

«Я-то знаю, кто ты, — сказал мудрец, — но пытаюсь выяснить, кем ты сам себя считаешь».

III. ПУТЬ, ОБЯЗАННОСТИ И ТЕХНИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ

Великие, общепризнанные учителя, способные действовать в формате всех концепций, необходимых для всесторонней работы школы, чрезвычайно редки: подобный учитель появляется примерно раз в поколение. Это можно увидеть, если взглянуть на выдающихся учителей последнего тысячелетия и понять разницу между ними и теми, кто обладает компетенцией местного характера или лишь такой, которая необходима для поддержания традиции. Я перечислил в «Сказках дервишей» всего сорок пять из подобных учителей, живших в течение последнего тысячелетия, что фактически означает: в течение примерно каждого поколения людей появлялся один такой учитель. Средневековый дервишский учебник Авариф аль-Маариф («Дары знания»), охватывающий около семи столетий, перечисляет в два раза меньше учителей, то есть по одному на каждые сорок четыре года. Биограф Руми, Афлаки, включает в духовную родословную Руми первую семерку из упомянутого списка мастеров, которые жили на протяжении немногим более двух столетий, из чего можно сделать вывод, что учителя широкого профиля приходят раз в тридцать лет.

Аль-Газали, а его почитали средневековые христианские теологи и уже с XII века за ним был закреплен статус суфийского мастера, кодифицировал, если можно так выразиться, некоторые характеристики суфийского изучения и преподавания в никем еще не превзойденной манере изложения.

В его произведении «Возрождение религиозных наук», огромном томе, еще не переведенном полностью на английский язык, он обращается к будущему студенту с такой фразой:

«Тот, кто знает и знает, что он знает, — следуй за ним».

Следующие три строки, выродившиеся во многих местах в популярные куплеты, на самом деле представляют собой совершенно очевидные технические афоризмы, и Аль-Газали цитирует их по Аль-Халилю бен-Ахмаду, говоря, что у учителя есть три обязанности:

«Тот, кто знает, но не знает, что знает, тот спит — разбуди его;

Тот, кто не знает и знает, что он не знает, тот желает учиться — учи его;

Тот, кто не знает, но не знает, что он не знает, — отвергни его».

Суфийская компетенция не распространяется на тех, на кого все еще должна повлиять культура в пределах ее собственных возможностей.

ГАЗАЛИ О ТРЕХ СПОСОБНОСТЯХ

Три способности, продолжает Газали, сопровождают суфийское знание:

1) сила сверхвосприятия, сознательно проецируемая;

2) способность передвигать тела вне их массы;

3) способность посредством прямой осознанности обретать знания, которые иначе можно было бы добыть только ценой невероятного труда.

В своей «Книге мудрости» Газали пишет, что обязанности учителя состоят в следующем: не отказывать в совете, в котором нуждается ученик, не допускать, чтобы тот пытался достичь какой-то стадии прежде, чем будет способен управлять ею, не позволять ему браться за сложное, пока он не сможет понимать простое, предшествующее сложному. (Не слишком-то далеко пойдет тот, кто возвращает в книжную лавку молитвенник, «потому что он не работает! ») Учитель должен убедиться в том, что его студент осознает несовместимость этого знания с соперничеством, хвастовством или желанием приобрести с его помощью власть. По утверждению Газали, охранять знание от тех, кто может его исказить, еще важнее, чем обучать ему. Функция же учительства, по мнению Афлаки, настолько важна и насущно необходима, что тот, кто обучился, но не действует, фактически остается невеждой. (Мунакиб).

Упоминает этот общепризнанный автор и о других характерных чертах учителя, однако вступающего на данную стезю, скорее всего, будут интересовать обязанности ученика. Этих обязанностей десять:

Первая обязанность — внутреннее очищение. Это означает, что ученик должен быть способен действовать, не подпадая под влияние извращающих человека качеств: гнева, жадности, ревности и т. п., которые суфии даже не считают человеческими характеристиками, скорее — дочеловеческими.

Вторая обязанность — мирские интересы у человека должны быть, но не превышать необходимой меры, требуемой социальным окружением. В связи с этим существует девиз: «Знание ничего не дает человеку до тех пор, пока он не отдаст все знанию».

Третья обязанность — полное повиновение учителю, что, конечно же, является одним из условий соглашения о взаимном и полном уважении между учителем и учеником. Газали иллюстрирует это рассказом о том, как секретарь пророка Мухаммеда собрался взобраться на мула. Ибн Аббас, член семьи Пророка, подошел, чтобы поддержать стремена. «О племянник Пророка, — сказал секретарь, — не стоит беспокоиться». Ибн Аббас ответил: «Так нам велено обращаться с мудрыми». Тогда секретарь поцеловал руку Ибн Аббаса и сказал: «А нам велено почитать Апостольскую Семью». Знание может быть достигнуто только благодаря смирению. Такие взаимоотношения весьма отличаются от покорности учителю в системе индийского гуруизма.

Четвертая обязанность — не обращать внимания на очевидные различия формулировок и взглядов, применяемых в разных суфийских занятиях. Ученик должен следовать форме учения, которой пользуется его мастер, и стараться овладеть ею.

Пятая обязанность — ознакомиться с различными областями полезного знания сверх того, что ему необходимо в его основной деятельности. Это объясняется взаимосвязанностью всех частей знания и тем, что невежество в отношении разнообразных его видов довольно часто порождает в человеке фанатизм и высокомерие.

Шестая обязанность — изучать путь, которому следуешь, в соответствующем порядке. Суфийское знание, как отмечает Газали, является наиболее прогрессивным. Оно весьма отличается от учений, основанных на повторении и принятии убеждений авторитетных предшественников. Это так же верно в отношении религии, как и в отношении всего остального.

Седьмая обязанность — ученик не должен начинать ту или иную стадию изучения до тех пор, пока не завершит предшествующую стадию. Причина в том, что каждая стадия подготавливает к следующей.

Это предупреждение о необходимости все делать в правильной последовательности можно проиллюстрировать анекдотом о неграмотном крестьянине, который наконец-то научился читать. Знакомый остановил его на улице и спросил: «Ну что, друг, теперь ты можешь наконец читать Библию? » — «Библию?! — оскорбленно воскликнул крестьянин, — я прочел ее уже месяц назад, теперь я читаю информацию о скачках... »

Восьмая обязанность состоит в понимании относительной степени важности различных видов изучения. Внутреннее развитие, например, стоит выше занятий, не имеющих отношения к вопросу человеческой долговечности.

Девятая обязанность связана с тем, чтобы целью ученика было самосовершенствование, а не достижение видимой власти, влияния или превосходства в диспутах с другими. Равным образом ученик не должен презирать внешние занятия других людей, например, юриспруденцию, литературу и выполнение религиозных обрядов.

Десятая обязанность — знать, что связывает различные виды изучений, чтобы не слишком концентрироваться на сравнительно неважных вещах ценой, возможно, отдаленного, но существенного. В реальном смысле для ученика важно то, что имеет реальное значение.

СТОЯНКИ И СОСТОЯНИЯ

А теперь обратимся к упражнениям и концепциям, которые с ними связаны. Прежде всего, существует стоянка, называемая макам. Этим словом обозначается качество, в любой данный момент времени культивируемое студентом под руководством духовного наставника. От ученика может ожидаться, чтобы он закрепился, скажем, в таубаде (возвращение назад, раскаяние), пока его учитель не назначит ему другое упражнение для саморазвития. Тут идет речь о некоторой позиции, и потому она называется «актом». Для обозначения этого же понятия, но с несколько иным оттенком смысла, употребляется также и слово «стадия».

Стадия, однако, не есть состояние. «Состояния» представляют собой эпизодические проблески измененного сознания, они случаются с индивидуумом, но не находятся под его контролем. «Состояние» известно еще и как «дар». Основная цель суфия, испытывающего эти проблески, состоит в том, чтобы выйти за их пределы. Выдающийся учитель Джунайд из Багдада подчеркивает, что «состояния подобны вспышкам молнии: их мнимая перманентность внушена низшим " я" ». Это означает, что, проходя через фильтр неизмененного эго, состояния рождают в человеке иллюзии. Если состояния переживаются и кажутся ценными, вместо того чтобы вести к стадии прорыва к высшему восприятию, то ученик просто движется по накатанной колее.

Нахождение на той или иной «стоянке» считается чем-то вроде необходимого рабства, одним из средств, предназначенных для воспитания командующего «я», и спустя какое-то время человек больше не нуждается в «стоянках». «Состояния» также указывают на загрязненность в человеке, который должен испытать знание вместо опьянения или ослепления (и от него ожидается, что он придет к этому). Отрывок из книги Худжвири — первой книги по суфизму на персидском языке — гласит следующее:

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒