«Путь к Пути» 9 страница

«Именно так все и должно было случиться, — ответил ему суфий. — Моя задумка состояла в том, чтобы твои ученики отвернулись от обманщика и чтобы ты, доведенный до крайней степени отчаяния, мог сосредоточиться на той единственной проблеме, которая одна только способна тебя чему-либо научить».

* * *

НА ЧТО СМОТРЕТЬ

Группа пилигримов находилась в присутствии великого духовного учителя, как вдруг он встал и драматическим жестом указал на одного из них. Человек тут же упал на землю в состоянии экстаза.

Возвратившись в гостиницу, пилигримы принялись возбужденно обсуждать чудо мгновенного озарения, тогда как человек, введенный учителем в состояние экстаза, стал проявлять нетерпение.

«Ну, а как насчет меня, — запротестовал он, — ведь, в конце концов, он сделал это именно со мной! »

Лидер группы взглянул на него с отвращением и сказал: «Мне кажется, ты забываешь, что мы пришли сюда, чтобы увидеть именно его, этого великого человека, дающего просветление, а не тебя, просветляющегося! »

* * *

ВЕРНОЕ СРЕДСТВО

Один человек пришел к доктору. «Моя проблема в том, — сказал он врачу, — что я засыпаю во время очень длинных лекций, которые читает мой духовный наставник».

Доктор вручил ему бутылочку с таблетками и сказал: «По одной три раза в день».

«Спасибо, доктор, — мне что, запивать их водой? »

«Это не для тебя, подкладывай их ему в еду, дурак! »

* * *

ЕДИНОДУШИЕ

Встретились два искателя Истины, посетившие одного мудреца.

«Послушав этого человека, — сказал первый, — я пришел к выводу, что ему недостает духовной прозорливости, которую я надеялся в нем увидеть... »

«Да, — согласился второй искатель Истины, — меня он тоже отказался принять в ученики! »

* * *

Обучение через учебные истории происходит по образцу многих иных видов инструктажа. Например, в каждом обществе всегда существует какое-то — очень небольшое — количество людей, способных понять целиком весь учебный материал без каких бы то ни было объяснений, без помощи специально созданного для передачи этого знания института, где учеников ведут от одной строго выверенной стадии к другой. Можно легко угадать, как много людей будет на это способно, если в порядке грубой аналогии спросить себя: сколько людей в стране, где неизвестна математика или поэзия, будут в состоянии понять это искусство или науку, просто погрузившись в них.

Поэтому указанная выше ситуация, с нашей точки зрения, является гипотетической. И кроме того, заметим, нужно ли человеку заново открывать математику? Разве у вас есть достаточно времени для этого, не говоря уже о способностях?

Чтобы состоялось то, что мы называем образованием, обучением и изучением, необходимы материалы, учителя и ученики, а для достижения оптимальных результатов они должны быть сонастроены или находиться в определенных взаимоотношениях.

Можно подготовить соответствующую атмосферу, ввести какие-то идеи и указать на некоторые способы использования обучающих историй, что мы и сделали в своем описании. Упомянув, что людям незнакома сама концепция историй, приведя рассказы в качестве иллюстраций отдельных аспектов всего учебного процесса, показав, как люди отреагировали и продолжают реагировать на нашу литературу, описав препятствия, стоящие на пути ее использования, и подчеркнув, что эта литература содержит крайне изощренные обучающие структуры, — мы, так сказать, галопом промчались по незнакомой территории, отметив наиболее заметные и сравнительно поверхностные черты крайне сложного предмета.

Но никакое поспешное, наподобие волшебной палочки или даже аптечки для оказания первой помощи, применение историй — невозможно.

Наши рассказы, представляющие собой некую единую структуру, открывают удивительный путь к другому способу мышления и бытия, если они используются правильно, — но если с ними обращаться как с какими-то отдельными фрагментами, просто обогащая собственный репертуар, или для каких-либо иных немедленных и очевидных целей, то они окажутся не более полезными, чем едва ли не любые разумно используемые литературные формы.

Целостный, холистический, если желаете, «объем» материала и его действие разворачиваются сейчас перед вами. Я хотел бы попросить вас не удовлетворяться имитациями. Имитации, и я уверен, что вы об этом уже знаете, с одной стороны, характеризуются нагнетанием таинственности, а с другой — сообщением человеку того, что он хочет услышать. Насколько мне известно, подобным не занимается ни одна из форм образования, но культы как раз в этом и сильны. Лучше всего здесь привести цитату из Руми, одного из наших величайших мастеров: «Ты можешь владеть волшебным кольцом — но, чтобы оно проявило свое действие, тебе необходимо быть Соломоном, повелителем невидимых сил».

V. УЧЕБНАЯ ИСТОРИЯ — 2

Если вы читали книги, посвященные различным культурам, и знакомы с разными группами, включая религиозные и психологические, вы можете увидеть, что вплоть до недавнего времени все институты склонялись к тому, что можно назвать ограничительной функцией. Иначе говоря, хотя эти институты и стремятся к увеличению информации и развитию человеческих способностей, очень многие области они оставляют неизученными. Люди предрасположены думать, что определенные идеи и позиции не должны допускаться в специфические системы мысли, чтобы не создавать угрозу стабильности и даже самой жизни священного института. Например, если вы адвокат, то вам свойственно мыслить в категориях юриспруденции. Решив, что те или иные вещи способствуют общественному благу, вы отвергнете то, что кажется вам в данное время, в какой-то воображаемый период времени, враждебным этому благу. Непросвещенный поиск «общественного блага» имеет тенденцию превращаться в ограничительную меру. В результате подобного узкого мышления человек становится менее эффективным, более механистическим, склонным к поиску неизменных систем.

На Западе, вопреки традиции неутомимого исследования, мы обнаруживаем ставшее мифом всеобщее убеждение, что фактически все на свете уже изучено, — в результате западным людям очень трудно разъяснить существование вещей, о которых они просто никогда не думали. Снова и снова мы сталкиваемся с людьми, чье обучение было обусловлено той или иной западной доктриной, так что, когда мы пытаемся показать им глубины некоторых вещей, они связывают новое с уже утвердившейся в их умах моделью.

Даже в психологии считается, что абсолютно все должно быть выражено в формате теории Фрейда, или Юнга, или теории трансперсонализма; стремление к системному мышлению, как оно понимается догматиками, сопровождается жаждой (или лежит в основе сильного желания) установить с помощью ассоциаций или интерпретаций связь любого предложенного феномена с уже освоенными образцами мышления. Я совершенно убежден, что это непреодолимое желание частично коренится в естественном стремлении человека к порядку.

Кроме того, тут себя обнаруживает неизжитая удушающая позиция Средневековья, согласно которой все новое должно совпадать с общепринятым единообразным взглядом. Подобная позиция сопровождала и две последние фазы развития мышления, когда людям стало свойственно мыслить в категориях «поиска панацеи», — в результате неосредневековые системы Эпохи Просвещения и Технологической Эпохи оказались настолько же ограничительными и неплодотворными, как религиозно-схоластическая система, которую они якобы вытеснили.

В этом-то и состоит резкое отличие суфийской позиции от упомянутых подходов, основанных на непреодолимом стремлении к шаблонам.

ПОИСК ШАБЛОНОВ

При подходе, основанном на поиске шаблонов, люди смотрят на предлагаемые материалы, чтобы увидеть, с какими их собственными предвзятыми мнениями они согласуются. Вот почему, к примеру, английские книги о суфиях, написанные в викторианскую эпоху, часто изображают последних людьми, имеющими очень много общего с английскими джентльменами, а иногда с невежественными варварами. Работы, созданные в эпоху европейского Просвещения, подчеркивают рациональность суфиев. Люди нашего технологического века, естественно, с большим удовольствием отмечают «современность» суфиев. Сегодня это одна из их наиболее частых характеристик.

Таким образом, в каждом веке раскрывается только одна или две версии того, кто такие суфии, подобно тому как люди, касаясь в темноте различных частей слона, пытались определить, каков он целиком. Вследствие этой ситуации, вам, разумеется, понадобится много веков, чтобы отработать все возможные интерпретации суфийского пути в свете ваших расхожих и частных концепций.

Более того, когда, к полному удовлетворению исследователя, будет установлено, что суфизм — это, скажем, разновидность неоплатонизма или антиклерикализма, что-то из психологии или образования, он облегченно вздохнет. Поставив точку в этом вопросе, исследователь сможет снова заснуть безмятежным сном — ведь он нашел необъяснимому доселе явлению соответствующую ячейку в своей картотеке упорядоченных категорий и тем самым внес посильный вклад в построение более комфортного мира.

Между прочим, у людей, которых я имею в виду, всегда наготове ответ: дескать, если мы не сделаем все, что в наших силах, чтобы истолковать, скажем, суфизм в формате взглядов современного знания, модернизируя его понимание где только возможно, — возникнет хаос и всевозможная путаница в мышлении, а это способно привести к полному упадку науки и цивилизации.

В их рассуждении допущены две ошибки, и каждая его разрушает: во-первых, суфии на протяжении весьма продолжительного времени зарекомендовали себя как весьма прогрессивные люди, демонстрируя эффективность как своего мышления, так и деятельности и преуспевая во всем, что составляет предмет гордости для обычных успешно действующих людей.

Связано это с возможностью суфиев демонстрировать, что иной режим мышления отнюдь не разрушает механистическое мышление, которое должно занять подобающее ему место подчиненного, а не властелина. Повелитель — знание, а не интеллект. Другая ошибка связана с предположением, что суфийский подход, вместо того чтобы указать на выход из того затруднительного положения, в котором вы находитесь, предлагает ответ на вопрос, часто выражаемый следующим образом: «Разве можно думать об одной и той же вещи двумя различными способами или о двух вещах одновременно? » Суфии действительно настаивают на такой позиции, и маловероятно, что они откажутся от нее, поскольку в ней и состоит центральный принцип всей их ориентации. В конце концов, она работает.

Итак, мы, в сущности, предлагаем значительно больше того, что, по-видимому, хочет получить основная масса интересующихся нами людей. Зачем суфиям предлагать ремонт повозок, если они учат другим средствам передвижения?..

В обсуждении этого центрального вопроса суфийские учебные истории занимают жизненно важное место.

Вместо того чтобы на протяжении целых поколений рассматривать то или иное с точки зрения сменяющих друг друга догм, суфии предлагают рассматривать вещи (в нашем случае истории) последовательно, если хотите, но со всех возможных точек зрения. Именно поэтому в суфизме уже многие столетия используются подходы, в которых люди сегодня с шумным восторгом узнают фрейдистские, юнгианские и тому подобные позиции. Суфии открыли (и как можно было не открыть при таком методе? ) всевозможные форматы изучения человеческого поведения и исследовали их, не подпадая при этом под гипноз убеждения, что подобные рабочие позиции должны быть единственно верными потому, что они их открыли, а также не строя на их основе школы вероучений.

ДИДАКТИКА ПРЕДОТВРАЩАЕТ ПОНИМАНИЕ

Все это связано с тем, что на очень раннем этапе суфии поняли: в психологии и образовании бесполезно принимать одну теорию за другой, — только выявив посредством изучения ограниченность их возможностей, и притом как можно быстрее, человек приходит к лежащей за ними истине. Исчерпав теории, вы обнаруживаете факт. Когда исчерпывается дидактика, вы приходите к пониманию.

Осмыслив сказанное, вы сможете понять, почему с историями особенно важно работать с помощью «истощающего» метода, который я и собираюсь здесь описать.

Суфийская практика состоит в том, чтобы взять какое-то количество историй и предложить группе людей рассмотреть их и отметить особо интересные моменты. Вместо того чтобы подпасть под гипноз отмеченных моментов, они должны отложить их и взглянуть на то, что не привлекло внимания, спросив себя, почему они это пропустили. Какая цензура или недостаток понимания действовали в данном случае? Сначала люди делают свои заметки индивидуально, затем изучают их вместе с группой, чтобы каждый участник овладел реакциями всех остальных. Таким образом, складывается некая мозаика, и каждый вносит вклад в понимание других. Затем суфийский учитель рассматривает результаты групповой работы и отмечает никем не замеченное — это также впитывается умами участников группы, и она теперь способна добавить к своему индивидуальному и коллективному знанию материал, не имевшийся прежде в ее распоряжении.

По завершении процесса можно ожидать, что способность всех участников к пониманию поразительно повысится.

Именно это мы и называем надлежащим преподаванием и изучением. Вначале вы делаете то, что можете сделать сами. Затем извлекаете пользу из того, что делают другие, а они — из того, что делаете вы. И наконец, вы получаете дополнительный элемент, обеспечиваемый вашим учителем, элемент, который отсутствовал прежде в вашем запасе знания.

Можно попытаться противопоставить этот метод, скажем, теологической дидактике. Буквально на днях я посетил религиозную аудиторию, где один священнослужитель настолько утратил суть учения в какой бы то ни было опознаваемой для меня форме, что разглагольствовал перед двадцатью старушками о необходимости выбросить из жизни порнографию и непристойности. Разумеется, он разговаривал сам с собой. Но какую квалификацию, какое прозрение являл этот учитель в момент своей проповеди?

На предыдущих страницах мы охватили не менее восьмидесяти пунктов, касающихся нужды в подготовке, отсутствия у человека необходимых позиций, способствующих должному пониманию обучающих историй, а также отметили распространенность тривиальных барьеров, мешающих использовать великие сокровища знания. Эти восемьдесят пунктов нередко перекрещиваются между собой, а некоторые из них оказываются частью других. Опубликованные собрания историй сами по себе составляют обучающие структуры, позволяющие человеку самостоятельно преодолевать некоторые из названных преград, однако в центре всего мероприятия — цель и функция инструктажа, а также мандата учительства. Существуют пределы, дальше которых система ознакомления с материалом и обратной связи, обычно применяемая при обучении, не может действовать без активной помощи со стороны инструктора — подлинного, а не самозваного.

Суфии настаивают на превосходстве обучающей функции не потому, что им так хочется, но потому, что это продиктовано необходимостью. В действительности цель суфия состоит в том, чтобы свести роль учителя на нет. Однако вначале учитель, будь то мужчина или женщина, должен сделать доступными информацию и метод, которыми для практических целей большинство людей, желающих учиться, пока еще не обладает.

Цель суфийского предприятия — а истории могут играть в нем существенную роль — действовать в сферах, всеми пренебрегаемых. В этом и состоит суфийский вклад в улучшение мира.

VI. ФОРМАТ ДЛЯ НОВОГО ЗНАНИЯ...

В древней сказке, имеющей хождение у суфиев, говорится о том, что однажды мудрый человек поведал историю об удивительном древе, произрастающем в Индии. Как рассказывал мудрец, люди, отведавшие плод чудесного древа, никогда не стареют и не умирают. Затем один достойный доверия человек пересказал эту легенду королю, некогда правившему в Центральной Азии, и правитель возжелал во что бы то ни стало заполучить плодов индийского дерева — источника Эликсира Жизни.

ПЛОД ДЕРЕВА

Итак, король отрядил в Индию весьма находчивого человека, повелев ему разыскать и принести волшебные плоды древа. В течение многих лет королевский эмиссар ходил из города в город, рыскал по всей Индии, от села к селу, подробно выспрашивая об объекте своих поисков у всех и каждого, кому могла быть известна природа и местонахождение этого чуда природы.

Как легко себе представить, люди говорили ему, что только безумец способен искать такое; кто-то сам начинал его подробно расспрашивать, пытаясь выяснить, как может явно разумный человек заниматься подобной чепухой, — доброта, в которой сквозило сочувственное отношение к нему, как к заблудшему простофиле, ранила его еще больней, чем тумаки, коими его частенько награждали невежды.

И, конечно же, многие люди в ответ на расспросы рассказывали всевозможные небылицы и посылали его то в одно, то в другое место, заявляя, что они тоже слышали о чудесном дереве.

Так прошло много лет, и королевский посланец, потеряв всякую надежду, принял решение возвратиться к королю и признаться в своем позорном провале.

Однако, на его счастье, в Индии жил один подлинный мудрец (такие люди иногда появляются там), и королевский посланник, услыхав о нем лишь после того, как принял решение завершить свои поиски, подумал: «Каким бы ужасным ни было мое положение, я все же пойду к этому человеку и, по крайней мере, попрошу у него благословения на обратный путь... »

Он пришел к мудрецу и попросил у него благословения, поведав ему о том, как оказался в бедственном положении, в состоянии полного и безнадежного провала.

Услышав его рассказ, мудрец рассмеялся и сказал: «Какой же ты простак! Тебе нужно не столько благословение, сколько ориентация. Мудрость и есть плод Древа знаний. Так как ты избрал своей целью образы и формы второстепенных вещей, ты не сумел найти то, что лежит за ними. Эта вещь имеет тысячи имен, она может называться Водой Жизни, Солнцем, Океаном и даже Облаком... Но ведь эмблема вещи — это не сама вещь.

Тот, кто привязывает себя к именам, — продолжал учитель, — и цепляется за концепции, не видя, что все эти производные представляют собой не более чем этапы, а иногда препятствия на пути к пониманию останется на стадии вторичных вещей. В субкультуре эмоциональных стимулов подобным образом создаются фантазии и псевдорелигии, внутри которых вторичное и длит свое существование».

ОБЩИННЫЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Каждый способен пронаблюдать, что этот принцип действует даже в легко осознаваемых условиях человеческой жизни, как настойчиво заверяют суфии. Принадлежа к определенной общине, сформировавшей те или иные предположения о жизни, обществе и даже о самом знании, вы сами можете увидеть, что ваша общность будет оставаться стабильным и единым целым лишь до тех пор, пока не поставит под вопрос свои базовые предположения. Это создает ситуацию, в которой прогресс натыкается на препятствия.

Наблюдения показали, что в Новой Гвинее охота за головами, представлявшая собой социальную систему, функционировала ко всеобщему удовлетворению и разрушилась, когда само ее существование было поставлено под угрозу проникновением различных моральных ценностей извне. Так, например, когда молодым мужчинам, ищущим невест, запретили следовать обычаю обезглавливания своих врагов, что лишило их возможности принести будущему тестю голову убитого врага как доказательство своего мужества, они испытывали страдания, похожие на наше чувство вины и угрызения совести. В их контексте это и являлось чувством вины и угрызениями совести.

В каждом обществе, поддерживаемом целым рядом связанных между собой предположений, многие из которых как бы подтверждают друг друга, возникает ощущение согласованности и силы, что, естественно, высоко ценится членами данного объединения. Это, разумеется, связано с недостаточной автономностью индивидуумов, из-за чего человек не в состоянии оставаться в течение продолжительного времени наедине с собой. Стремление к самоидентификации, осуществляемое посредством групповой принадлежности, так сильно проявляется в нем, что, когда его социальная группа распадается, ей на смену, вполне естественно, приходит другая, предлагающая такой же механизм самоподтверждения и соответствующую картину мира. Процесс этот хорошо известен по национальной и культурной истории общества. Таким же образом он повторяется и в отдельно взятом индивидууме. Когда идеи того или иного человека перестают адекватно поддерживать его чувство личностной целостности и групповой сплоченности, эти идеи видоизменяются, группируясь вокруг новой или улучшенной концепции, опять-таки при условии, что данный индивидуум не обладает психологической автономией. Неудовлетворенность и неуверенность в себе, ощущение, что тебе чего-то недостает, — чувство, которое часто описывается как стремление к чему-то более реальному или «истинному», — предваряет состояние, известное как «синдром обращения в религию», возникающее в человеке перед наступлением только что описанной фазы новой стабилизации. Члены культур, ориентированных на эту зависимость, в результате озабочены в основном поисками комфорта и самоутверждения, в чем, собственно, и не нуждаются: просто они к этому привыкли.

Суфийская психология усматривает в подобной ситуации два важных элемента. Первый состоит в том, что, если люди хотят продвинуться к знанию или стать более эффективными, они должны разорвать путы, препятствующие им развиваться и достичь видения. Этими путами может быть сильная зависимость от чрезмерного количества различных тотемов, что свидетельствует о незрелости человека. Вы должны осознать возможности, лежащие за пределами вашего нынешнего состояния, если ваша цель — овладеть способностями для их реализации. Думая, что знание или долгожительство — это дерево, вы будете стремиться к ним, занимаясь буквально поисками дерева. Веря, что ваши желания, скажем, могут осуществиться благодаря применению структуры некой системы, в которой вы живете или посредством которой мыслите, вы придете лишь к таким результатам, которые вам в состоянии предоставить ваше общество или система. Второй важный элемент состоит в том, что человеку необходимо освоить более гибкий подход к вещам, а не видоизменять свои убеждения.

Стоит об этом заявить, как людям начинает казаться, что им говорят о совершенно очевидных вещах. Однако для наших современников — для большинства из них — это не так уж и очевидно, иначе они строили бы свою жизнь и цели на этом знании. Многие из них даже не осознают, что автономия, о которой мы упоминали выше, полезна или вообще возможна. В результате возникает значительная путаница.

ИСКЛЮЧЕНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Конечно, в практическом смысле все системы, предназначенные способствовать достижению какой-то человеческой цели, уже по определению преуспевают также и в том, что исключают для себя многие другие возможности, — вы сами должны добавить к процессу некоторые дополнительные измерения, потому что система за вас этого не сделает. Например, вы можете заработать много денег, занимаясь бизнесом, но должны будете заплатить своими интересами в других сферах. Если вы посвятите себя клиническим исследованиям, вы не сможете уделять достаточно времени лечебной практике.

Если вы нуждаетесь в социальной стабильности, которой вас обеспечивает система, и слишком привязаны к источнику такой поддержки, ваша зависимость не позволит вам покинуть систему даже на время, а ведь это дало бы вам возможность заняться какой-либо деятельностью в сферах, где отсутствует подобная социальная опора. В результате вы будете действовать менее эффективно. Если говорить откровенно, это означает, что вы не сможете продвинуться вперед, так как ваши потребности будут снова и снова возвращать вас на круги своя для поддержания психологического равновесия. Быть может, вы и в самом деле ищущий, но вам не превратиться в нашедшего, пока ваш поиск не будет эффективным.

Суфии из века в век ставили вполне ясный и недвусмысленный диагноз при встрече с подобной ситуацией. Он сводится к тому, что «человек находит себя» (если бы только он способен был принять это) отнюдь не в каком-то статичном мире или обществе, но в целом спектре окружающей среды, которая лишь выглядит как что-то статичное. Человек живет не очень долго, он контролирует совсем немногие из своих жизненных обстоятельств, и то, что с ним происходит, даже в самой структурированной среде, может иметь значительно большее влияние на его жизнь, чем события, созданные им самим, независимо от того, верит он в это или нет, и как бы он этому ни сопротивлялся. Поэтому, чтобы действовать более эффективно, он должен быть более многосторонним и гибким, не считать преходящие вещи устойчивыми, а, скорее, относиться к самой мимолетности как к чему-то постоянному. В результате человек становится неуязвимым для незначительных вещей и капризов судьбы и может преодолеть ограничения, которые в противном случае парализуют его или им манипулируют.

Легко заметить, что этот взгляд очень далек от обычных представлений о восточном мировоззрении, согласно которому общество якобы является некой статичной культурой, а человечество — лишенной собственных амбиций беспомощной игрушкой судьбы. Суфий же, со своей стороны, сказал бы, что люди, которые верят в реальность абсолютных понятий, включая и те, что широко признаны на Западе, делают себя пленниками: им трудно приспособиться к обстоятельствам даже тогда, когда сама природа подсовывает им сюрпризы, затрагивающие, скажем, экономику больше, чем любое человеческое вмешательство. Западные ученые лишь недавно начали утверждать относительность абсолютных понятий, представляя это, естественно, как свое собственное открытие — каковым оно, насколько им это известно, и в самом деле является.

Таким образом, можно сказать, что суфий властвует над окружающим, потому что способен при необходимости отойти от него, тем самым позволяя ему оказывать на себя лишь минимальное воздействие, но он в состоянии, когда нужно, и вовлекаться в окружающее, тогда как люди (в особенности на Западе) часто пытаются доминировать в мире, наваливаясь на него всем своим весом, бросая на это всю энергию, какая только у них есть. Один из этих подходов в значительной степени произвел Западную культуру, другой — большую часть Восточной. Однако, дополняя друг друга, они не так далеки один от другого, как кажется.

НАУКА И РЕАЛЬНОСТЬ

Каковы же результаты этих двух подходов? В течение ряда веков западные люди специализировались в материальной жизни, и все же они подошли к той стадии, когда их все больше и больше интересуют нематериальные вопросы. В действительности для них одно все меньше отличается от другого. Точно так же суфии, посвятившие примерно столько же веков изучению человека, уже давным-давно проявляют то, что западным людям казалось, да и по сей день кажется, парадоксальным интересом к научным вопросам.

А теперь давайте сопоставим следующие два отрывка, чтобы закрепить сказанное в уме.

С одной стороны, всем нам известна непреклонная материалистическая позиция чистой науки по отношению к религии — области, которую суфии сделали основной публичной формой для своих исследований и формулировок, особенно когда речь идет о мистическом переживании космической Реальности. Но Альберт Эйнштейн, с другой стороны, пришел к такому интересному выводу:

«Космическое религиозное переживание — самая мощная и благородная сила, движущая научным исследованием».

До какой степени слова Эйнштейна отражают превалирующее направление научной мысли?

Что ж, недавно д-р Ивэн Харрис Уолкер, выдающийся физик-теоретик, сделал такое публичное заявление:

«Судя по всему, проводимые сегодня исследования допускают возможность доказательства существования некой субстанции, обладающей теми же качествами и характеристиками, которые религия приписывает Богу».

В то время как западные энциклопедии почти всегда определяют суфиев как исламских экстатиков, танцующих дервишей, монахов и так далее (для большей простоты игнорируя многие материалы о них), сами суфии на протяжении своей почти тысячелетней документированной истории приводили в смущение многих исследователей внешних форм религий тем, что в своих текстах, благоговейно сохраняемых по сей день и даже являющихся национальным достоянием, обсуждали поразительно «современные» вопросы, не обладая при этом сколько-нибудь известными техническими инструментами или научной инфраструктурой, которая позволила бы объяснить, как они добывали подобные знания. Из тем, обсуждаемых в этих произведениях, можно отметить космические путешествия, атомную энергию, теорию времени и пространства, кровообращение, четвертое измерение, авиацию, передачу изображения на экраны, которые устанавливаются на стенах, — а также эволюцию человечества. Но суфии и на этом не остановились: телепатия, телекинез, прохождение сквозь физические тела при парадоксальных обстоятельствах, мгновенное получение знаний посредством холистических методов — вот только некоторые из тех феноменов, на реальном существовании которых суфии настаивали с незапамятных времен, а сегодня эти вопросы вошли в сферу интересов современной западной науки и экспериментальных исследований. При этом суфии утверждают, что подобные открытия являются побочными продуктами духовного знания, но никак не способами его достижения.

Я думаю, что именно научное мышление, так же как и другие факторы, недавно сподвигнуло западных исследователей поискать в ментальной деятельности древних культур, посвященной соответствующим изучениям, информацию о концепциях и методах, которые каким-то образом перекликаются с новейшими западными гипотезами. Это в последние годы привело ученых к суфиям, предположительно достигшим в своей области результатов, соответствующих, пусть даже и в грубом приближении, тому, что западные люди надеются обнаружить, — конечно, если в самом деле существует достаточно целостная и разумная традиция восточной психологии, сохраняющая полезные указания на взаимодействие местных и космических факторов.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒