Благодарности 16 страница

Бондарук не ответил.

– Я так и думал, – сказал Сэм. – Бондарук, а вам не кажется, что вы слишком далеко зашли в своем увлечении? Оно переросло в одержимость. Это вредно для здоровья.

– Мистер Фарго, вы совершаете ошибку.

– А по‑ моему, все ошибки здесь совершаете вы. Кстати, мы знаем, что ваши люди пасутся возле нашего дома в Сан‑ Диего. Учтите, стоит им тронуть хотя бы газету у нашего коврика, и на них обрушится вся полиция Сан‑ Диего.

– Буду знать. В последний раз прошу по‑ хорошему.

– Спасибо, что предупредили.

Сэм повесил трубку.

– Карманная Персия? Неплохо придумано.

– Иногда и меня озаряет.

Глава 44

Имея в своем распоряжении следующие строки загадки и широкополосный Интернет Иветт, Сэм и Реми закрылись в кабинете и приступили к работе. Иветт, великодушная хозяйка, велела Лэнгдону обеспечить их закусками и напитками, бумагой и карандашами, вторым ноутбуком, стирающимся маркером и стирающейся доской, размером шесть на четыре. На этой доске они крупными черными буквами вывели слова загадки:

Страдающие товарищи по клятве пойманы в янтаре.

Тассило и Пепере Горбатый Байя охраняют место хаджа.

Гений Ионии, его поступь – битва соперников,

Три замка, четвертый утерян, укажут дорогу на Фригизингу.

Они начали с составления списков синонимов к каждому слову из тех, что могли иметь по нескольку значений. Таких они насчитали шестнадцать: «страдающие», «товарищи», «клятва», «пойманы», «горбатый», «охраняют», «место», «хадж», «гений», «поступь», «битва», «соперники», «три», «замок», «укажут», «дорога».

Из этих слов Сэм и Реми составили список из нескольких десятков значений и перенесли его на тыльную сторону доски в виде запутанной схемы: само слово, от которого отходят версии, от которых отходят знаки вопроса.

Затем они занялись словами, которые имели очевидную связь с историей: «янтарь», «Тассило», «Байя», «хадж», «Иония», – их они также разместили на доске, каждое отдельно. Закончив разбирать слова, Фарго засели за поиск исторических ссылок, делая пометки под каждым словом.

Пять слов: «янтарь», «Тассило», «Байя», «хадж» и «Иония» – имели отношение к известным местам, людям или вещам. «Янтарь» – ископаемая смола, которая используется в ювелирном деле; «Тассило» – имя, которое носили многие баварские короли; «хадж» – название исламского паломничества в священный город Мекку; «Байя» – название небольшой румынской общины на реке Молдове; «Иония» – греческий остров на севере Эгейского моря.

К сожалению, подобно спискам синонимов, каждая из этих исторических ссылок была переплетением многочисленных фактов, неоднозначных толкований и перекрестных связей.

Делая перерывы, только чтобы поесть и сходить в душ, Сэм и Реми работали с раннего утра до вечера, пока наконец не решили попробовать другой подход: сосредоточиться на одной строчке, надеясь, что первая разгадка вызовет эффект домино и дело продвинется. Решили начать со второй строки.

– «Тассило и Пепере Горбатый Байя охраняют место хаджа», – процитировала Реми, машинально постукивая карандашом по виску, – «Пепере» – это просто, по‑ французски так ласкательно называют дедушку.

– Верно. И если мы не пропустили другого важного значения, то «Тассило» имеет отношение к Баварии: к ее истории, местным достопримечательностям или культуре. Что‑ то баварское.

– Согласна. А что насчет «Горбатого Байи»?

В поисках найти хоть какую‑ то подсказку по «Байе» они уже бездарно потратили целых два часа, копаясь в румынской истории.

– Кажется, горбатой называют луну между второй четвертью и полнолунием…

– Ты уверен?

– Да, горбатая лу…

– Нет, я имею в виду, нет ли других значений?

Сэм нахмурился.

– Ну разве что кроме прямого… – Он хлопнул себя по лбу. – Вот я идиот!..

– Что?

– Ну конечно!.. Горбун! Значит, попробуй «горбун» и «Байя»…

Реми уже что‑ то печатала на ноутбуке. Хотя большинство информации они почерпнули с библиотечных сайтов, отправной точкой всегда служил старый добрый «Google». Несколько минут Реми что‑ то читала с экрана.

– Кое‑ что есть, – сказала она. – Если сложить два и два, получается вот что: Байя – это часть фразы «человек из Байи». Грубый перевод слова «Бавария».

– Значит, выходит: «горбун из Баварии»? – спросил Сэм.

– Нет, погоди… – Реми снова застучала по клавиатуре и пролистала результаты поиска. – Есть! Смотри, Тассило Третий, король Баварии с тысяча семьсот сорок восьмого по тысяча семьсот восемьдесят седьмой год, был посажен на трон Пипином Коротким, отцом Карла и дедом Пипина Горбатого.

– Другое дело! – отозвался Сэм. – Получается, Тассило и дед горбуна, Пипин Короткий, «охраняют место хаджа».

– Проблема в том, что я не могу найти никакой связи между ними или Баварией – и Меккой.

– Вероятно, это метафора или синоним, – ответил Сэм.

– А может, где‑ то в Баварии хранится исламская реликвия.

Сэм сел за второй ноутбук и стал искать.

– Ничего подходящего. Давай искать дальше. Попробуем другую строку.

– Вернемся к началу: «Страдающие товарищи по клятве пойманы в янтаре». Мы уже проверили этимологию и синонимы слов «страдающий», «товарищи», «клятва», «янтарь» и «пойманы». Они должны как‑ то пересекаться!

Сэм рухнул на стул и запрокинул голову, сдавив переносицу указательным и большим пальцами.

– Что‑ то в этой строке кажется знакомым.

– Какая часть?

– Не знаю. Крутится в голове…

Около получаса они сидели в тишине, оба погрузились в мысли, напряженно перебирая в уме все возможные варианты.

Наконец Реми посмотрела на часы.

– Уже почти полночь. Пойдем спать. Завтра проснемся и попробуем еще раз на свежую голову.

– Хорошо. Как же это бесит! Ну не могу вспомнить! Ведь крутится же…

Четыре часа спустя, когда они спали в гостевой комнате Иветт, Сэм вдруг подскочил, сел в постели и пробормотал:

– Точно!

Реми, которая всегда спала чутко, тут же проснулась.

– Что? Сэм, что случилось?

– Ничего. Кажется, я вспомнил.

Как были, в пижамах, они вернулись в кабинет, зажгли лампы и включили ноутбуки. Сэм минут двадцать провел за клавиатурой, набивая и отслеживая ссылки, а Реми наблюдала за ним из кресла в углу. Наконец Сем посмотрел на нее и расплылся в улыбке.

– Это из книги, которую я прочел в колледже, «Дни правых», написал ее некий Роше. В книге говорится о происхождении слова «гугенот».

– Французские кальвинисты? – спросила Реми. – Протестанты?

– Верно. С шестнадцатого по восемнадцатый век они составляли довольно многочисленную группу. В общем, есть много теорий, откуда пошло слово «гугенот». Некоторые считают, что это смешение немецкого слова Eidgenosse, что значит «союзник», и имени Безансона Гуга, который имел прямое отношение к ранней истории кальвинизма. Большинство историков сходятся на том, что этимология этого слова ведет начало от фламандского huisgenooten – так во фламандской Франции называли изучавших Библию студентов, которые тайком собирались друг у друга дома, чтобы изучать Писание. Прозвище переводится как «товарищи по клятве».

Реми долго смотрела на него распахнутыми глазами и наконец прошептала:

– Сэм, это гениально!

– Было бы гениально, если бы я вспомнил об этом чуточку раньше – часиков эдак на восемнадцать.

– Лучше поздно, чем никогда. Ладно, значит, мы говорим о гугенотах.

– О страдающих гугенотах, – поправил Сэм.

Реми встала, подошла к их белой доске и маркером обвела в кружок список синонимов к слову «страдающий». Оказалось, что их несколько десятков. Никакой очевидной связи между этими словами и гугенотами не прослеживалось.

– Давай лучше поговорим о янтаре, – сказал Сэм, обращаясь ко второй части строки. – «Пойманы в янтаре». Как можно попасть в янтарь?

Они устроили небольшой мозговой штурм.

– Давай попробуем так: что будет, если попасться в янтарь? – предложила Реми.

– Смерть.

– А перед этим… Обездвиженный…

– Застывший на месте.

– Верно… – С закрытыми глазами, наклонив голову, Реми ходила по комнате взад‑ вперед. – Застывший на месте… Как на фотоснимке.

Сэм оторвал голову от подголовника подался вперед.

– Как на картине!

– Точно!

Он крутанулся на стуле и принялся печатать.

– Картина… гугеноты… – Сэм пробежал глазами результаты.

– Есть что‑ нибудь?

– Резня, – пробормотал он.

– Что?

– Как думаешь, слово «резня» можно, при определенной натяжке, назвать синонимом к «страданию»?

– Конечно.

– Тогда выходит вот что: картина Франсуа Дюбуа «Резня в Варфоломеевскую ночь».

– А контекст?

Сэм пробежал глазами статью и подытожил:

– Франция, тысяча пятьсот семьдесят второй год… с августа до октября банды католиков нападали на гугенотов по всей стране… – Сэм откинулся на спинку стула и нахмурил брови. – Было убито от десяти до ста тысяч.

– Что, как не страдание? – пробормотала Реми. – Так, а теперь объедини это с Баварией.

Сэм склонился над клавиатурой и принялся печатать, на этот раз введя в строку поиска слова «Дюбуа», «святой Варфоломей» и «Бавария» в комбинации со словами «день» и «резня».

– Можешь заодно добавить синонимы к слову «хадж», – сказала Реми и продиктовала с доски: – «Мекка», «паломничество», «ислам», «пилигрим»…

Сэм закончил печатать и нажал «Ввод».

– Полно ссылок, – прошептал он, пролистывая страницы поиска. – Но ничего конкретного…

– Попробуй убрать несколько слов или поставить в другом порядке.

В течение следующего часа именно этим они и занимались, переставляя исходные слова, пока перед самым рассветом Сэм не наткнулся на интересную комбинацию из «святого Варфоломея», «Баварии» и «паломничества».

– Есть контакт! – с улыбкой сказал он.

– Что там? – спросила Реми, а затем нагнулась и прочитала с экрана: – «Паломническая церковь Святого Варфоломея, Бавария, Германия».

Глава 45

Шёнау, Бавария

– Вот это да… – прошептал Сэм…

Они с Реми замерли у деревянной ограды обзорной площадки, не в силах оторвать взгляд от расстилавшегося внизу вида. Наконец Реми прошептала:

– По‑ моему, слово «красота» даже частично этого не передает. Почему мы так долго сюда добирались?

– Понятия не имею, – прошептал он, поднимая цифровую камеру и делая снимок. Они уже бывали в Баварии раньше, но ни разу не заезжали в эти места. – Никак не подберу определение… «Умопомрачительно»?.. Не то…

– Даже рядом не стояло. Слова бессильны. Мне кажется, я слышу «Звуки музыки»…

Внизу раскинуло свои изумрудные воды Кёнигзее (Королевское озеро). Узкое, не более полумили на самом широком участке, озеро тянулось извилистой лентой на фоне заснеженных зубцов гор меж крутых, густо поросших лесом гранитных откосов: пять миль от деревушки Шёнау на севере до Оберзее (Верхнего озера) на юге. Оберзее, что много лет назад было отрезано от Кёнигзее сошедшим с гор оползнем, раскинулось посреди разнотравья глубокой уединенной долины в окружении альпийских лугов, пестревших дикими цветами, и бурлящих водопадов – бесподобные виды, которые привлекали ценителей природы и фотографов со всего света. Из Шёнау до пристани Салет на Оберзее ходили экскурсионные катера.

Спокойная до безмятежности гладь озера лишь время от времени колыхалась, потревоженная плавными перекатами волн, что расходились от нескольких туристических катеров на электрической тяге, которые беззвучно курсировали по Кёнигзее. Солнечные лучи играли на поблескивающей поверхности, словно в зеркале отражаясь охрой, зеленым и серым – высвечивая пестрое убранство прибрежных лесов и утесов. Куда бы Сэм и Реми ни посмотрели – повсюду взгляд натыкался на безупречный альпийский пейзаж – хоть сейчас на открытку.

Вниз по берегу, примерно в двух третьих пути по Кёнигзее, у излучины, где озеро сужалось до нескольких сотен ярдов, прежде чем повернуть на юго‑ восток, к Оберзее, – на полуострове Хиршау в окружении деревьев расположилась церковь Святого Варфоломея.

Здание церкви представляло собой своего рода архитектурный гибрид. К оформленной в стиле барокко капелле примыкал старинный баварский охотничий домик, снаружи отделанный белой штукатуркой, с покатой серой гонтовой крышей и высокими желто‑ зелеными ставнями. Сама капелла была украшена тремя полукуполами, над которыми возвышались две красные луковки куполов различного размера: одна поменьше, без окон; вторая, расположенная ближе к воде, скорее напоминала башенку, с четырехскатной крышей и ставнями на узких окошках.

– Разве не иронично, что Гитлер тоже любил это место? – спросила Реми. – От этой мысли как‑ то не по себе…

Знаменитое горное пристанище Гитлера «Орлиное гнездо» находилось в предместьях Берхтесгадена, города, раскинувшегося на берегу Кёнигзее.

– Красота никого не оставляет равнодушным, – ответил Сэм. – Похоже, даже его.

Но как бы восхитительны ни были пейзажи Кёнигзее, Сэм и Реми прибыли сюда не ради них.

Расшифровав лишь первую часть последней загадки, они без лишних раздумий позвонили Сельме и попросили организовать поездку из Монако в Баварию. Уже спустя несколько часов, поблагодарив Иветт за гостеприимство и пообещав вернуться и поделиться рассказом о своих успехах, они ехали в аэропорт Ниццы с электронными билетами на ближайший парижский рейс. Из Парижа вылетели в Зальцбург, где арендовали машину, на которой и проехали оставшиеся тридцать миль до Шёнау‑ ам‑ Кёнигзее.

– Во сколько отплывает наш корабль? – спросила Реми.

– В девять. Напомни мне, чтобы я проверил погоду на вечер.

Даже теперь, поздней весной, погода в долине Кёнигзее была непредсказуема: всего за час теплая солнечная погода могла смениться проливным дождем или даже снегом. Предусмотрительные туристы всегда держали под рукой теплый свитер или ветровку.

Учитывая расположение церкви, существовало лишь два способа сюда добраться: по воде из Шёнау или пешком – извилистыми горными тропами. И хотя страсть Фарго к приключениям подзадоривала их выбрать второй вариант, они дружно сошлись на том, что пеший поход подождет до следующего визита. Сейчас время работало против них. Проникнув в особняк Бондарука, они выиграли небольшую фору, но, учитывая то, как долго мафиози охотился за утраченной коллекцией, и принимая во внимание его неограниченные возможности, их фора, вероятно, таяла не по дням, а по часам. Холков и его люди пока не давали о себе знать, но у Фарго к тому времени уже появилась легкая паранойя. Они решили, что смогут спокойно вздохнуть лишь после того, как раскроют местный секрет и уберутся подальше, ну а пока приходилось быть настороже. Более того, они предполагали, что их вторжение в Хотын только сильнее разозлило и без того раздраженного Бондарука. Раньше его сдерживали определенные рамки, теперь, вероятно, он их отбросит. И если учесть, как он себя вел до сих пор, было страшно даже представить, что будет дальше…

Если район Кёнигзее воплощал понятие «альпийская красота», то ближайший городок, Шёнау, соответствовал определению «старинный».

Городок с пятитысячным населением, Шёнау‑ ам‑ Кёнигзее, расположенный на берегах каменистой речушки, что питала озеро, мог похвастаться уникальными постройками в баварском стиле. Местные дома, настоящие архитектурные бриллианты, больше походили на шале. В восточной части местной пристани, по форме напоминающей усеченную букву «Б», южнее цепочки кафе, ресторанов и гостиниц расположилась изогнутая полоса из навесов для лодок, словно сошедших со страниц иллюстрированного рекламного каталога.

Теперь, подъезжая по окаймленной деревьями дороге к Шёнау, Сэм и Реми наблюдали, как экскурсионные катера скользят у пристани, причаливая и отплывая из‑ под навесов, и из‑ под килей по изумрудной глади веерами расходятся плавные перекаты волн.

Несколько минут спустя Фарго припарковались на стоянке гостиницы «Шиффмайстер». Фасад здания, с красно‑ белыми маркизами и балкончиками, пестрящими вспышками красных, белых и розовых цветов, украшала лепнина бежевых оттенков: завитушки переплетенных цветов, стеблей и спиральных узоров в стиле рококо. Препоручив автомобиль заботам парковщика, а багаж – заботам коридорного, Сэм и Реми направились прямиком к стойке регистрации и через несколько минут уже осматривали свой номер, окна которого выходили прямо на озеро.

Приняв душ, закутавшись в ворсистые гостиничные халаты и заказав кофе в номер, они устроились на балкончике с видом на пристань. Становилось прохладно. Солнце уже почти село за снежные пики гор на западе и напоследок золотило спокойную гладь воды. Внизу, по улочкам и переулкам, заглядывая в витрины и фотографируя причал, прогуливались туристы.

Сэм достал смартфон и подключился к гостиничному спутниковому Интернету.

– Письмо от Сельмы, – сказал он, пробегая глазами входящие письма.

Сельма, как всегда, была на высоте: она провела подробное исследование по теме «династия Ахеменидов и царь Ксеркс» и составила два отчета – один короткий, другой более подробный. Сэм переслал оба документа на смартфон Реми, и следующие полчаса они провели, изучая жизнь древнеперсидского царя.

Восьмой из известных правителей династии Ахеменидов, Ксеркс Первый взошел на трон в возрасте тридцати пяти лет и сразу же начал оправдывать репутацию воинственного правителя, первым делом подавив восстание в Египте, а затем и в Вавилоне. Усмирив вавилонский бунт, персидский царь разрушил местные храмы, разорил сокровищницы, а главное – вывез в Персеполь и переплавил золотую статую бога Мардука, тем самым уничтожив Вавилонскую империю. Лишив Вавилон статуи Мардука, Ксеркс сделал появление в нем царей невозможным – ведь царскую власть претендент должен был получать «из рук» бога.

Два года спустя Ксеркс обрушил свой гнев на афинян, желая отомстить за Марафонское сражение, проигранное его отцом Дарием Первым, которому так и не удалось подчинить себе непокорную Грецию.

В 483 году до н. э. Ксеркс с размахом начал подготовку к вторжению, соорудив понтонные мосты через Геллеспонт и прорыв судоходный канал в обход Афонского мыса.

Из Сардиса Ксеркс со своей многотысячной армией проложил путь через Фракию и Македонию, прежде чем был остановлен у Фермопил королем Леонидом и его спартанцами, которые храбро бились, но все до одного полегли в том сражении. Убрав с пути последнее препятствие, войско персов двинулось на юг вдоль побережья к оставленным на разграбление Афинам. Как оказалось, это был последний крупный успех персидского царя: вскоре после завоевания Аттики Ксеркс потерял большую часть флота в битве при Саламине, а затем, в 479 году до н. э., его армия понесла существенные потери в сражениях при Платеях и Микале.

Оставив командование терпящей поражение за поражением армией одному из своих полководцев, Мардонию, Ксеркс ретировался в Персеполь, где и провел остаток своих дней, пытаясь решить внутренние проблемы в стране и борясь с политическими интригами. В конце концов – по‑ видимому, не без происков сына царя Артаксеркса – в 464 году до н. э., в возрасте пятидесяти пяти лет, Ксеркс был убит капитаном дворцовой стражи.

– Да уж, темная история, – сказала Реми, дочитав до конца.

Сэм, который закончил читать на десять секунд позже, поднял взгляд и произнес:

– Приятным человеком мистера Ксеркса не назовешь.

– Думаешь, среди древних царей встречались приятные люди? – улыбнулась Реми.

– Нечасто. Что же касается указаний на сокровище, за которым охотится Бондарук, первым делом на ум приходит статуя вавилонского идола Мардука, но если верить истории, она была переплавлена.

– А если история ошибается? Если он переплавил копию, а оригинал прихватил с собой, а потом где‑ нибудь потерял?

– Может быть, – Сэм наскоро набил сообщение Сельме и нажал кнопку «Отправить». Через несколько минут пришло подтверждение о получении. – Ладно, какие еще варианты?

– Такое впечатление, что после греческого похода дела у Ксеркса как‑ то не заладились. Он уступил командование армией, вернулся домой, провел несколько бездарных лет, а затем был убит. Может, во время греческой кампании он потерял какую‑ то ценную реликвию и решил, что удача ему изменила?

– А Бондарук решил во что бы то ни стало вернуть утраченное, – закончил Сэм. – Исправить положение дел, так сказать.

– Ты верно подметил, статуя Мардука самый очевидный вариант, но, если верить истории, для Ксеркса подавить бунт вавилонян было все равно что отмахнуться от назойливой мухи.

– А восстание в Египте? Оно произошло примерно в то же время.

– Может быть. Проблема в том, что история – особенно древняя – доходит до нас в виде самых ярких событий, остальное остается за кадром. Наверняка где‑ нибудь в хранилище какого‑ нибудь музея или на дальней полке библиотеки пылится древний текст со списком сокровищ, награбленных Ксерксом, и указанием всех мест хранения, – вздохнула Реми.

– Отлично, – улыбнулся Сэм. – Откуда начнем?

– На выбор: Каир, Луксор, Стамбул, Тегеран… Если начнем прямо сегодня, глядишь, лет через десять‑ двенадцать закончим.

– Значит, этот вариант отпадает. Ладно, попробуем сузить область поиска… Ксеркс правил двадцать лет. За время своего правления он осуществил три основные военные кампании: Египет, Вавилон и Греция. Из этих грех греческий поход был наиважнейшим, и, вероятно, именно он стал поворотной точкой в царствовании Ксеркса. Может, сосредоточимся на Греко‑ персидской войне и попробуем копнуть поглубже?

Реми обдумала предложение и кивнула.

– Звучит неплохо.

Чирикнул сигнал электронной почты, и Сэм прочитал послание.

– От Сельмы, – объяснил он. – Пишет, что сведения о переплавке статуи Мардука вполне достоверны. Существует множество подтвержденных свидетельств как с персидской, так и с вавилонской стороны.

– Значит, решено, – отозвалась Реми. – Займемся Грецией.

В течение следующего часа Фарго углубились в историю, исследуя все факты периода правления Ксеркса, имеющие отношение к Греко‑ персидской войне, затем сделали небольшой перерыв, поужинав на открытой террасе ресторана с видом на окутанную вечерним полумраком гавань. Горный воздух, восхитительный ландшафт и усталость сделали свое дело – Сэм и Реми умирали от голода. Они жадно набросились на аппетитные баварские деликатесы: тонко нарезанную буженину с хлебом и хреном, картофельный салат в уксусном маринаде и отварное филе форели, подаваемое с франконским вином «Бахус» в традиционной сплющенной бутылке. И под конец запили вкусный ужин парой кружек ледяного пива. Их странный выбор – столик под открытым небом на прохладном вечернем воздухе – привлек любопытные взгляды пары местных старожилов за соседним столом; впрочем, услышав короткое, в одно слово, объяснение Сэма: «Американцы», местные закивали, расплылись в улыбках и угостили Фарго пивом за свой счет.

Объевшись до отвала и слегка навеселе, Сэм и Реми вернулись к себе в номер, заказали у портье кофейник и с новыми силами взялись за дело.

– Похоже, основной победой Ксеркса можно считать захват Афин, – сказала Реми, – одного из самых могущественных городов‑ государств.

– Фракия и Македония были чем‑ то вроде разогрева, – согласился Сэм.

– Он собирался обрушить свой гнев на Афины. Смотри: известно, что Ксеркс поработил вавилонян, украв и уничтожив их символ веры, статую бога Мардука. А не мог ли он проделать нечто подобное в Греции?

Реми уже просматривала отчет Сельмы.

– Кажется, что‑ то об этом… Ага, вот: Дельфы.

– Это где Дельфийский оракул?

– Ага. Ксеркс нацелился на Дельфы.

Расположенное на склоне Парнаса в ста милях к северо‑ западу от Афин, Дельфийское святилище бога Аполлона представляло собой храмовый комплекс из нескольких сооружений, включая сокровищницу сифносцев; стою (галерею‑ портик) афинян; алтарь хиосцев; храм Аполлона Пифийского, где находился сам оракул, а также многочисленные сокровищницы, стадионы и театры.

В древние времена, так же как и сегодня, к Дельфийскому оракулу тянулся нескончаемый поток посетителей. Люди со всего Средиземноморья в поисках ответов на самые разные вопросы обращались к одной из пифий, жриц Аполлона, которых, как правило, выбирали из местных жительниц. Считалось, что через пифию дает ответы сам Аполлон.

За последние несколько лет ученые сорвали покров тайны с Дельфийского святилища, предположив, что божественный транс, в который впадала пифия, и якобы связанное с ним состояние «всеведения» на самом деле объяснимы с точки зрения науки. Выяснилось, что в состав газов, поднимающихся из расселины в скале под храмом, входят метан, диоксид углерода и сульфид водорода – вещества, обладающие дурманящими свойствами.

Сэм и Реми знали, что разграбление Дельфийского храма было как раз в духе Ксеркса – так сказать, вписывалось в его modus operandi. Осквернить оракул означило для Ксеркса провозгласить бессилие греческих богов – подобно тому, как он поступил с вавилонским богом Мардуком.

Реми продолжила:

– Сразу после того, как Ксеркс сокрушил спартанцев при Фермопилах, он отправил семитысячный отряд на разграбление Дельф. Согласно легенде, отряд вернулся с пустыми руками, ибо сам Аполлон очень кстати устроил горный обвал, преградивший путь грабителям.

– Насколько я помню из школьных уроков истории, это всего лишь легенда.

Реми кивнула.

– Ученые до сих пор спорят на эту тему. Ладно, продолжим… Допустим, посланный Ксерксом отряд вернулся не с пустыми руками. Что они могли вынести из Дельф?

– Во‑ первых, саму пифию, но это кажется маловероятным, если только Бондарук не питает слабости к древним скелетам. Как насчет омфала?

Омфал, или «Пуп Земли», – монолитная глыба в форме ананаса с выдолбленной сердцевиной – по преданию, был изготовлен по образцу камня, с помощью которого Рея, мать Зевса, обманула отца Зевса, Кроноса, пожиравшего своих новорожденных детей. Рея запеленала камень вместо младенца, и Кронос его проглотил, не заметив подмены.

Омфал находился в центре храма Аполлона и, как считалось, позволял напрямую общаться с богами, но вездесущие ученые развенчали и этот миф, заявив, что выдолбленная в камне полость предназначалась для вдыхания пифией галлюциногенных газов.

– Не подходит, – покачав головой, сказала Реми. – Существует множество упоминаний о том, что омфал уцелел после войны. Проблема в том, что правды никто не знает. Представь: если бы во время войны тысяча восемьсот двенадцатого года англичане похитили Декларацию независимости, правительство США из кожи бы вон вылезло, только бы скрыть этот факт! Согласен?

– Верно. Есть другие варианты?

– В Дельфах хранилось множество бесценных даров. Особенно богатыми были две сокровищницы: сокровищница Аргоса и сокровищница сифносцев. Разумеется, они обладали и культурным, и религиозным значением, но по сути являлись эдакими небольшими банками – хранилищами золота и серебра.

Сэм пожал плечами.

– Может быть, однако, если верить Холкову, Бондарука интересует «семейное наследство». То есть дело личное. Вряд ли оно как‑ то связано с грабежом древнегреческого банка.

– Плюс, по его словам, тот хочет «закончить давно начатое». Настоящая миссия.

Сэм кивнул и не смог сдержать зевок.

– У меня уже мозги плавятся. Давай закругляться, завтра с утра продолжим.

В тридцати милях к северу Холков прошел в здание аэропорта, на ходу включив коммуникатор и проверив голосовую почту. Внезапно он остановился, не отрывая взгляда от экрана. Трое сопровождавших его мужчин сделали то же самое.

– Что там? – спросил один из них.

Вместо ответа Холков ухмыльнулся и зашагал к ряду стульев неподалеку. Достал из кейса ноутбук, включил и ввел несколько паролей.

– Попались! – пробормотал он через полминуты.

– Ты их засек!

– Ну что, Фарго, не такие уж мы и умные? – пробубнил Холков себе под нос, прежде чем окинуть взглядом своих подручных. – Они на юге, в Баварии. Поехали!

Глава 46

– Очень скоро вы насладитесь моим музыкальным талантом, – проговорил капитан на правильном английском, но с режущим ухо акцентом. Он повернул рычаг дросселя, и кораблик начал тормозить. – Справа вы видите Echowand – «стену эха».

Вместе с остальными двадцатью пассажирами кораблика Сэм и Реми дружно повернули головы направо. Они находились на одном из восемнадцати крытых экскурсионных катеров, принадлежащих местной судоходной компании. Катера были двух типов: шестидесятифутовые, рассчитанные на восемьдесят пять пассажиров, и модель, на которую пал выбор Сэма и Реми – восемнадцати футовый двадцатипятиместный катер.

Впереди, примерно в четверти мили, из пелены утреннего тумана выплыл величественный, поросший густым лесом утес. Капитан достал из‑ под рулевой панели блестящий флюгельгорн, приложил инструмент к губам и выдул несколько заунывных нот. Спустя две секунды тишины звук вернулся, повторившись один в один.

Пассажиры засмеялись и захлопали в ладоши.

– Благодарю. Прошу всех принять к сведению: мое музыкальное упражнение не входит в стоимость билета, а от игры на трубе сильно пересыхает горло. Всех желающих пожертвовать на благо искусства прошу внести Trinkgeld в мою кассу взаимопомощи, когда будете сходить на берег или в любое другое время. Кружка висит на переборке. Заверяю вас, выручка будет поделена поровну между мной и моим коллегой на скале.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒