Часть III 51 страница

Потеря обоих Бафионов, поднявших флаг воскресшего Бафелона, стала лишь первой ласточкой в разразившейся катастрофе. Хасан аль-Дани, столкнувшийся с многократно превосходящими силами противника, капитулировал, когда Красную саламандру вытеснили в земли Голубой щуки. Впрочем, на самом деле сдался он гораздо раньше. Трусливый, но при этом расчетливый эмир за спиной ад-Сейдина умудрился заключить сделку с Оборонительным союзом. Покинув территорию Черного буйвола, хан не собирался просто так сдавать страну Зеленой ящерицы, своего союзника. Здесь была совсем иная стратегическая ситуация, учитывая крепости аль-Дани, географию местности и расположение сил. Северяне продолжали наступать, но ад-Сейдин рассчитывал остановить продвижение неприятеля, дав ему надлежащий отпор. Эмир, однако, не оправдал ожиданий. Хан потерпел еще одно поражение, не слишком тяжелое, зато открывшее ему глаза на союзника. Аль-Дани не присоединился к сражению, а увел войска в лучших традициях предательства, выполняя поставленные ему соседями условия. Ад-Сейдин с удовольствием наказал бы изменника, сообразив что происходит, но он был лишен возможности столь соблазнительной мести. Между тем, поведение эмира сняло с хана все обязательства. Предоставив Зеленую ящерицу своей судьбе, армия Красной саламандры ушла в эмират Бушер. Там ей на какое-то время удалось восстановить порядок, причем не столь ввиду собственных успехов, сколь потому, что северяне задержались в землях аль-Дани. Забравшись так далеко от дома, им требовалось обеспечить надлежащее снабжение и организовать опорные плацдармы. Население Черного буйвола, пять восточных государств, а также южные соседи Зеленой ящерицы активно им в этом помогали, предоставляя ударной армии Оборонительного союза все необходимое. Слава этой армии, состоявшей из мужественных воинов и чародеек, сокрушивших самого непобедимого Гийюра ад-Сейдина, разнеслась по всему цивилизованному миру. Все, кто желал выступить против властелина Железных земель теперь стремились либо присоединиться к новому союзу, либо выказать ему свою лояльность. Даже Зелистанский хан, породнившийся с ад-Сейдином, отправлял послов верховному командованию Оборонительного союза. Его осторожный интерес был вполне понятен. Хусейн аль-Харуддин беспокоился, не достанется ли неприятностей и на его долю за дружбу с Красной саламандрой. Ответ его более-менее успокоил. Верховное командование разъяснило, что раз хан Зелистана не принимал участие в боевых действиях и ни на кого не нападал, значит и отвечать ему за это не придется. Никто не собирается мстить людям аль-Харуддина за то, чего они не делали.

Ад-Сейдин, узнав обо всех политических перипетиях, понял, что Зелистан ему на помощь не придет. Впрочем, его правителя вполне можно было понять. Ввязаться в драку теперь, когда вся Империя рассыпалась в прах означало почем зря пожертвовать своим собственным государством без какого-либо смысла. Хан великодушно простил отца своего зятя и не держал на него зла. Несмотря на жесткие решения и неоднократную жестокость, властелин Железных земель был благородным человеком. Все-таки повелитель обязан в первую очередь думать о своих подданных и не лить их кровь, расплачиваясь за чужие ошибки. Пользуясь передышкой, ад-Сейдин сумел усмирить почти весь эмират Бушер, но довести это дело до конца не успел. Во-первых, Саргал уль Дион, загнанный с остатками своих сторонников на север эмирата, был разгромлен армией повстанцев и захвачен в плен. Во-вторых, северяне, быстро утвердившись в непривычных для себя краях, собирались перейти в дальнейшее наступление. Тогда-то хан Гийюр и испытал первый раз острое чувство дежавю. В похожем положении он очутился еще тогда, когда захватил Аяз Мол и всю юго-восточную часть земель Голубой щуки, в то время как на севере все еще правил Сулейман Уль Дион. В ту пору ад-Сейдин решил не тратить понапрасну силы, добивая оставшиеся войска эмира, чтобы сосредоточиться исключительно на востоке, обращая взор в сторону Зеленой ящерицы и Черного буйвола. Теперь он точно также был вынужден концентрировать солдат точно в той же части страны, готовясь к вторжению Оборонительного союза, и уже не мог позволить себе заниматься повстанцами взбунтовавшегося эмирата. Оборонительный союз между тем представлял еще большую угрозу. Армия северян пополнилась за счет полков Пяти восточных государств и воскресшего Бафелона. Их общая численность сравнялась с легионами Красной саламандры, а боевой потенциал и вовсе превосходил. Липкий огонь, все еще имевшийся в распоряжении ад-Сейдина, из наступательного оружия превратился в оружие сдерживания. Заняв Аяз Мол, хан готовился к тяжелым боям с неизвестным исходом, прекрасно понимая, что помощи ему ждать неоткуда. Эмир Дирзунский, формально сохранивший власть, ныне подчинялся воле Оборонительного союза, серьезно пересмотревшего политику торговых путей и поборов в пользу соседей Зеленой ящерицы. Саргал Уль Дион и вовсе исчез с игровой доски. Бывший принц Рахман дожидался суда за государственную измену и другие преступления против родины. Впрочем, он с самого начала был жалкой пешкой; сателлитом, игравшим скорее представительскую роль, нежели обладавшим реальной властью. Пока был силен ад-Сейдин, этот сателлит чувствовал себя уверенно, управляя врученными ему землями от имени Империи. На большее, однако, его не хватало, о чем красноречиво свидетельствовали " успехи" означенного правителя в северной кампании. Впрочем, его сосед, эмир Аешский, тоже подвел Великого хана дальше некуда. Трусливо сбежав при первых же затруднениях, теперь он стремительно утрачивал контроль над бывшим государством ан-Нуадона и всеми северными соседями. Те, некогда безропотно экспроприированные Желтой пумой, пользуясь сложившейся ситуацией надавали этой самой Пуме ощутимых пинков, а Тал Дауд никогда не демонстрировал таланты великого полководца. Со своими превосходящими силами он умудрялся терпеть поражение за поражением и сейчас едва удерживал часть подаренного ему восточного соседа, откровенно подумывая удрать к себе в логово. Причем удерживал в основном потому, что там находились армейские корпуса Красной саламандры, охранявшие жизненно необходимый переход между Железными землями и Аяз Молом. Иными словами, толку от эмира Аешского ад-Сейдину также было никакого. Бестолковый союзник быстро терял остатки земель Империи, а хан Гийюр даже при желании не мог прийти к нему на помощь, застряв в краях Голубой щуки. Властелин Железных земель уже сознавал, что фактически от его Империи остался только этот клочок в виде Аяз Мола и его ближайших провинций. Однако этот клочок он отдавать не собирался ввиду очень важного обстоятельства. Город-крепость являлся колыбелью и последней базой для флота Красной саламандры в сердце южных земель. Потерять его означало окончательно распроститься со всеми достижениями. Кроме того, сдав эту твердыню, ад-Сейдин откроет противнику прямую дорогу в Железные земли, куда тот и пойдет, если не удовлетворится достигнутым результатом. Война таким образом закипит прямо в стране Красной саламандры, разоряя ее подчистую, чего хан допускать никак не желал. Нет уж, если и столкнуться насмерть, то здесь и сейчас! Последовательно лишившись всех провинций Империи, хан решил во что бы то ни стало отстоять Аяз Мол и готов был драться за него до конца.

Чувство дежавю, упорно преследовавшее как-то совсем сникшего и постаревшего ад-Сейдина, усиливалось, когда он оставался в своей башне один. Размышляя о постигшей Империю катастрофе, хан пытался определить где же он допустил просчет; чего не сумел учесть в той карточной колоде, что всегда столь щедро сдавала ему судьба. Ведь он был всего в одном шаге от достижения своих планов, видел все перипетии мира насквозь, командовал самой могучей армией этой стороны света и управлял крупнейшим государством с незапамятных времен. Терзавшее ад-Сейдина чувство порождала именно принципиальная схожесть мыслей. В прошлый раз они бежали в русле предстоящих свершений, анализируя все обстоятельства и выстраивая стройную цепочку последовательных шагов на пути к цели. Сейчас хан фактически повторял этот путь, пробегая внутренним взором по оставшимся позади событиям и силясь найти в них ответ: где же он совершил непоправимую ошибку? Или все же поправимую? Может так статься, что его легионы вновь воспрянут из пепла и под гордо реющие знамена Красной саламандры победным маршем пройдутся по всем южным и северным землям, объединяя их в единое целое? Если удержать Аяз Мол, если нарастить флот и снабдить его новыми ресурсами, если… Нет, пожалуй, не получится. Понеся огромные потери, армия не утратила боеспособности, но и прежними возможностями более не обладала. Солдаты все еще идут за повелителем до конца, и за оборону своей родины — а Аяз Мол фактически становился форпостом и оплотом этой обороны — будут стоять до конца, однако на новую экспансию их уже не хватит. Не хватит на нее и ресурсов. Экономика Железных земель рухнет, если хан продолжит выжимать из нее все соки, а он не мог допустить, чтобы его замыслы вместо богатства и процветания принесли подданным нищету и неисчислимые беды. Да и политическая карта мира менялась прямо-таки на глазах. Прежде ад-Сейдин ловко пользовался слабостями различных правителей, играя на их вожделениях, страхах и пороках. Он имел дело с разрозненными, самостоятельными государствами со всеми их достоинствами и недостатками. Теперь почти половина из них проявляла редкое единодушие, сплотившись перед лицом внешней угрозы, хотя эта угроза, казалось бы, полностью подчинила их своей воле. Даже ближайшие соседи Железных земель и все слабые государства до самого Далабада, с которыми ад-Сейдин просто не хотел связываться, считая их недостойными внимания и затрачиваемых усилий, осмелели и вели себя довольно вызывающе. Хан некогда рассчитывал поглотить их без единого солдата, когда победоносные войска Красной саламандры вернутся с севера и эти государства сами попросятся в состав Империи. Теперь же они косились в сторону богатого соседа и подумывали, не удастся ли и им урвать свой кусочек, если ад-Сейдин потерпит крах и его страна ослабнет дальше некуда. Найдется немало улусов, которые у него тут же попытаются оттяпать, а защитить их будет уже нечем… У хана все еще имелся некоторый запас золота, но он быстро истощался на фоне произошедших кардинальных изменений. Если изматывающая война в ближайшие полгода не прекратится, Железные земли начнут влезать в неподъемные долги, а четкий, отлаженный механизм надежной государственной машины заскрипит, угрожая развалиться на ржавые обломки. Да, тут уж точно не до второй экспансии…

Час назад состоялся Военный совет. Совсем как тогда, когда здесь же, в нижнем зале, приближенные ад-Сейдина выдвигали предложения как поступить с землями Голубой щуки и обсуждали планы на будущее. То же самое обсуждали они и сегодня, только в совершенно другом ключе. Почти все сходились во мнении, что сдавать Аяз Мол никак нельзя, и добивать повстанцев на севере тоже. В прошлом Совет решал судьбу племянника Сулеймана Уль Диона, принца Рахмана, и поддержал его дворцовый переворот. Решал он ее и сегодня, вынеся обратный вердикт. Армия Железных земель не станет рисковать всем, вызволяя из плена своего жалкого сателлита, допустившего восстание в Империи и затем столь бесславно павшего его же жертвой. Принц Рахман опозорил себя дважды. Первый раз, когда убил своего дядю и его сыновей ради захвата власти, пусть это и было в интересах Красной саламандры. Взяв себе новое имя, не то следуя старинной традиции, не то пытаясь смыть с себя прилипшие к старому пятна крови, ныне Саргал Уль Дион вновь обесчестил его трусостью. И теперь понесет за свои прегрешения заслуженную кару. Ад-Сейдина радовало практически полное единодушие его приближенных в такое трудное время, но отделаться от мысли, что он поступает как-то неправильно, хан все же не мог. Вернувшись к себе в покои, он уселся подле топившегося камина и молча смотрел на игру жаркого пламени, чьи красные языки весело плясали на потрескивавших поленьях. Ад-Сейдину же было не до веселья. Возможно, стоило хотя бы из принципа попытаться выдернуть ничтожного эмира из рук повстанцев. Возможно, стоит вообще оставить эти земли вместе с крепостью и флотом в обмен на заключение мира, если северяне и их союзники пойдут на такие переговоры и примут их условия. Да, все великие надежды хана окончательно пойдут прахом, зато он сохранит покой и благоденствие своей родины, перед которой несет обязательства. Возможно, стоит…

От дверей послышался тихий шорох. Стояла глубокая январская ночь. Здесь, в Аяз Моле, она не приносила с собой таких лютых холодов как где-нибудь в Ганхельде или Орнхольме, но и камин топился отнюдь не просто так, согревая камни цитадели. Хан не видел посетителя. Это мог быть кто-нибудь из приближенных, имевших право входить к нему в любое время дня и ночи, но он давно узнавал почти бесшумную походку.

— Почему Кристальный Каскад солгал? Почему он показал мне ложное видение? — негромко спросил ад-Сейдин, продолжая смотреть в глубину пламени.

— Это не так, повелитель. Кристальный Каскад никогда не лжет, — раздался вкрадчивый голос вошедшего.

— Разве? Я задал четкий вопрос и отлично помню каждое его слово. Если что-то в этом мире может помешать моим планам, я, Гий-юр ад-Сейдин, властелин Железных земель, наследный хан Ста городов и законный владелец родовой платиновой печати, желаю увидеть это здесь и сейчас — вот что я сказал тогда. И что же я узрел в ответ? Прибежище Липкого огня, — без всякого гнева произнес хан, просто констатируя прошлое. — Но ведь отнюдь не Липкий огонь разрушил все мои планы, обратив их в прах. Ведь ты же не будешь сейчас утверждать, что еще не все потеряно и моя Империя возродится из пепла?

— Повелитель, Кристальный Каскад никогда не лжет. Ошибаются люди, интерпретируя дарованные им видения по-своему, — пояснил Дегонис. — Ты решил… Да чего уж там — мы оба решили, что речь шла о Липком огне. Боюсь, на самом деле Каскад подразумевал совсем другое.

— Тогда объясни-ка мне, что же я увидел на самом деле, — предложил ад-Сейдин подошедшему к нему верховному колдуну.

— Каскад предупреждал тебя о Штельской ведьме, — ровным голосом изрек Дегонис.

— Что?! — поразился хан, невольно поворачиваясь к собеседнику.

— Именно так, повелитель. Теперь я в этом абсолютно уверен, — кивнул колдун.

— Но это же просто бред! Почему тогда он показывал мне какие-то пейзажи вместо того, чтобы четко явить образ этой особы?! — воскликнул ад-Сейдин.

— Загвоздка заключалась в самом вопросе. Ты спросил, как сам только что напомнил: " если что-то в этом мире может помешать моим планам…", и невольно лишил Каскад возможности ответить тебе более ясно, — сказал Дегонис.

— Я не понимаю. Говори толком! — нахмурился хан.

— Она не из этого мира, — тихо ответил верховный колдун. —Кристальный Каскад не мог показать тебе Штельскую ведьму, но не мог и совсем проигнорировать заданный вопрос. Поэтому ты и наблюдал панорамы местности, в которых пророческий инструмент пытался на чем-то сфокусироваться, но у него это никак не получалось. Он был обязан дать тебе желаемое, однако формулировка поставленного вопроса вступала в логический конфликт с сущностью целевого объекта. Этим и были вызваны столь странные видения, которые мы ошибочно приписали тайне Липкого огня, взяв за основу ее нематериальность и нынешнее местонахождение. Признаюсь — если ты сразу уверился в сделанном выводе, то я поначалу испытывал некоторые сомнения. Уж больно странно вел себя Каскад. Я долго и тщательно обдумывал увиденное, но все же пришел к выводу, что ничего другого просто не может быть. И разделил твое заблуждение, повелитель.

Хан стиснул подлокотник кресла до белизны в костяшках пальцев. Опять Штельская ведьма! Поистине она оказалась его злым роком. Алая звезда, как называли ее северяне. Для Гийюра ад-Сейдина она стала несчастливой звездой, олицетворявшей крушение всех его великих замыслов. Теперь о ней говорили практически все. С приходом армии чародеек в южные земли о Рубистелле узнали во всех краях, присоединившихся к Освободительному союзу. Да и не только в них. О ней ходили невероятные слухи, слагали фантастические легенды, а потом якобы выяснялось, что все это правда и даже больше. К восторгам северян, едва ли не поклонявшихся этой особе, чье имя они избрали своим боевым кличем, теперь добавлялось растущее восхищение южных народов. Говорили, что верховное командование слушается ее беспрекословно, а северяне убьют на месте любого, кто осмелится не то что тронуть, а хотя бы оскорбить их бесценную Рубистеллу. Ей не осмеливались перечить даже самые могущественные чародейки, а ее сверхъестественные чудеса завоевывали тысячи почитателей среди новых членов Оборонительного союза. Воздействие Штельской ведьмы было непреодолимо. Одним усилием воли она превращала людей в марионеток, безропотно выполнявших все ее приказы. Не только людей. Ее слушалась любая живая тварь. Полчища диких зверей немедленно приходили по первому ее зову, а птицы становились ее крылатой армией, способной на такое, о чем прежде никто не мог даже мечтать. Ад-Сейдин до сих пор, несмотря ни на что, считал бы все эти истории выдумками, рожденными разыгравшимся воображением суеверных обывателей, кабы лично не столкнулся с означенными явлениями на поле боя. При этом он никак не мог понять, почему Штельская ведьма, если она настолько всесильна, как о ней говорят, до сих пор не явилась по душу самого хана Гийюра? Элементарная логика подсказывала, что у этой особы имелось предостаточно возможностей обезглавить Красную саламандру, с ее-то расписанными всеми кому не лень талантами. Так почему же она этого не сделала еще давным-давно, одним махом поставив точку во всей затянувшейся истории? Ад-Сейдин, как ни ломал голову, так и не находил этому парадоксу внятного объяснения. Напрашивался вывод, что Штельская ведьма далеко не так всемогуща, как ее представляют, но этот вывод разбивался об очевидные факты, лично подтверждаемые самим ханом и многочисленными заслуживающими доверия свидетелями. Возможно, в только что услышанном от Дегониса и кроется ответ на все мучительные вопросы. Ад-Сейдин напряженно обдумывал новые сведения о предсказании Кристального Каскада и Штельской ведьме, взглянув на них совсем с другой стороны. И вдруг, осененный какой-то мыслью, резко изменился в лице.

— Постой! Раз ты так говоришь, значит, ты знаешь кто она? — пытливо спросил хан, неожиданно сообразив, что кроется в словах колдуна.

— Да. Знаю, — глухо отозвался Дегонис.

Теперь скрывать что-либо не имело особого смысла. В прошлый раз колдун утаил от ад-Сейдина часть очень важных сведений, чтобы тот, чего доброго, не передумал воевать с чародейками. Дегонис старался любой ценой не допустить отмены штурма Данерхейма, включая откровенный подлог и перехват корреспонденции. Он шел ва-банк, прекрасно сознавая, что другой возможности у него уже не будет. Но время было безвозвратно упущено. Лишившись серьезных стратегических ресурсов, ослабленные Манипуляторы не смогли оказать легионам Красной саламандры необходимую поддержку. Победа была близка, и в какой-то момент даже казалось, что крепость вот-вот падет. Увы, вмешательство Принцессы Крови уже достигло критической точки. Дегонис никак не мог забыть, что она так долго была у него в руках, слабая и беспомощная. Всего один удар кинжалом — и сейчас на месте Альмирстала дымились бы обугленные руины! Судьба распорядилась иначе. Верховный колдун, уверенный в своем могуществе, проглядел прямо у себя под носом единственного врага, которого ему следовало немедленно уничтожить. Подумать только — он столько дней находился подле ее бесчувственного тела во время поездки в Калихари! Знал бы он, кого везет и с кем разговаривает там, у подножия развалин древнего дворца. Перед ним во плоти была Принцесса Крови, а он — он! — вел с ней какие-то идиотские разговоры, воображая что обведет ее вокруг пальца, когда ему следовало убить девушку на месте. Но откуда же он мог знать?.. Впрочем, оправдание так себе. На сущность Илианы указывало столько косвенных фактов, что будь Дегонис хотя бы немного прозорливее, он был просто обязан догадаться с кем имеет дело. Ведь и бедолага Алепид взорвался вместе со своей лабораторией наверняка отнюдь не из-за неудачного эксперимента с химическими веществами. Если припомнить, как раз накануне он ловко взял у внучки шейха образец крови и собирался ее исследовать. Результат не заставил себя ждать, а Дегонис даже тогда не удосужился свести концы с концами. Он-то мнил себя великим колдуном, знающим все и обо всех, и это величие сыграло с ним злую шутку, застлав глаза и разум. Впрочем, теперь уж ничего не поделаешь.

— И долго ты собираешься молчать? — спросил ад-Сейдин с нотками нетерпения.

Дегонис встрепенулся. Оказывается, собираясь ответить повелителю, он незаметно для себя погрузился в раздумья и потерял счет времени.

— Она не из этого мира, — повторил колдун, возвращаясь к действительности.

— Это я уже слышал, — поморщился хан. — Так кто она? Что ты о ней знаешь? Откуда она вообще взялась и при чем здесь было видение Нирелина, увиденное мной в Кристальном Каскаде, а в следующий раз моего собственного дворца?

Дегонис усмехнулся. Незаметно для собеседника, ибо его лицо по-прежнему скрывал традиционно непроницаемый капюшон. Даже сейчас ад-Сейдин не замечает очевидного, когда, казалось бы, все карты выложены на стол; не может сложить два и два, учитывая, что с означенным оазисом связано не так уж много. Впрочем, чья бы корова мычала! Сам-то верховный колдун тоже хорош, и сейчас будто смотрелся в зеркало своих прежних заблуждений.

— Повелитель, ты помнишь тот день, когда я впервые заговорил с тобой о Липком огне? — неожиданно спросил Дегонис.

— Разумеется. Такое не забывается. И что? — слегка удивился хан, но не одернул собеседника, посчитав его реплику прелюдией ответа на поставленные вопросы.

Дегонис, однако, завел эту тему отнюдь неспроста.

— Тогда ты обещал мне свое покровительство. Взамен на открытый секрет ты дал слово, что я и мои люди получат полную неприкосновенность как лично, так и в своей работе. Мне не в чем тебя упрекнуть, но ввиду нынешних обстоятельств я вынужден просить дополнительных гарантий. Я открою тебе тайну личности Штельской ведьмы, если ты позволишь беспрепятственно забрать из Нижних подземелий все, что я пожелаю, и уйти, если дело примет совсем дурной оборот. Ведь если мы потеряем Аяз Мол…

— Ты тоже собрался меня покинуть? — криво улыбнулся ад-Сейдин.

— Если бы это было так, я бы уже это сделал, — заметил верховный колдун. — Тем не менее, я и мои люди все еще с тобой. Однако я прекрасно понимаю, что чародейки в лице Оборонительного союза могут потребовать нашей выдачи. Просто так ты, разумеется, им не уступишь, но если они сделают это условие частью приемлемого мирного договора, то…

Дегонис многозначительно не закончил, но хан понял, куда тот клонит. Верховный колдун опасался стать разменной монетой в переговорах, на которые властелин Железных земель вполне мог пойти, очутившись на краю пропасти. Во всяком случае, хан думал что понял. На деле Дегонис планировал совсем иное. Он и не помышлял играть в великую преданность, оставаясь с повелителем до конца. После поражения у Данерхейма верховный колдун больше не строил иллюзий, но не покинул ад-Сейдина по ряду немаловажных соображений. Сбежать немедленно означало не только выдать себя с головой, но и лишиться всех ресурсов, еще остававшихся в распоряжении Манипуляторов. Хан продолжал оказывать колдунам покровительство, но при этом не забывал и о расследовании. Ввиду краха Империи оно было отложено, поэтому пока Дегонис оставался на виду, изо всех сил стараясь для Красной саламандры, это было его лучшим прикрытием. Бегущие сразу — тут же попадаются. Те, кто уходит под самый занавес, хорошенько подготовив пути отступления, благополучно и бесследно исчезают. Сейчас Дегонису и его людям безопаснее всего было именно подле ад-Сейдина, но только до поры, и все отпущенное время следовало потратить на организацию собственного спасения. Именно поэтому верховный колдун продолжал сопровождать властелина Железных земель, а его Манипуляторы не щадили сил, замедляя падение Империи. Ад-Сейдин, разумеется, всего этого не знал и в очередной раз истолковал слова колдуна совсем не так, как следовало бы.

— Что ж, ты имеешь право просить таких гарантий хотя бы потому, что не бросил меня так, как все остальные союзники, — великодушно заметил ад-Сейдин к злобной радости собеседника. — Ты совершенно прав: чародейки вполне могут потребовать твою голову и головы всех тех, кто помогал мне строить новую Империю. Не в моих правилах воздавать черной неблагодарностью за помощь и преданность. Да, я могу дать обещание, что не выдам тебя и твоих людей и позволю вам уйти, когда ты пожелаешь, вместе со всей своей собственностью.

— Даже если чародейки потребуют моей выдачи взамен на приемлемые для тебя условия? — осторожно уточнил Дегонис.

— Ты знаешь — мое слово нерушимо, — напомнил хан. — В случае чего, я дам тебе возможность беспрепятственно исчезнуть, а затем просто разведу руками и заявлю, что понятия не имею где ты находишься. Ведь это, как я понимаю, будет сущей правдой.

— Тогда дай мне свое слово, повелитель, и мои знания к твоим услугам, — сказал верховный колдун, протягивая хану вынутую из рукава бумагу.

— Что это? — осведомился тот.

— Это приказ не чинить мне и моим людям препятствий при сборе имущества и отъезде, — пояснил Дегонис. — Лучшей гарантии не существует. С твоей подписью и печатью никто не осмелится нарушить выданное мне обязательство.

— Резонно, — усмехнулся хан. — Да будет так.

Вооружившись письменным прибором, услужливо перемещенным колдуном прямо по воздуху, он окунул перо в чернильницу и поднес его к развернутой перед ним бумаге. Легкое шуршание сопровождало бег пера, выводившего гордое имя ад-Сейдинов. Скрепив документ большой красной печатью, властелин Железных земель свернул его в трубочку.

— Теперь у тебя есть мое слово, — сказал он, протягивая бумагу собеседнику.

Громкий звук, раздавшийся откуда-то из-за спины, заставил хана вздрогнуть от неожиданности и машинально отдернуть свиток, едва не перекочевавший в руки к торжествующему Дегонису. Это был звук распахнувшейся двери, ведущей на лоджию.

— Остановись, отец! — воскликнул чей-то до боли знакомый голос. — Остановись, что бы ты сейчас ни делал!

Изменившись в лице, хан вскочил с места как ужаленный, с грохотом опрокинув отлетевшее кресло. Круто развернувшись, он вперил взор в направлении незабываемого голоса и увидел его обладателя. Это была его младшая дочь. Потеряв дар речи, ад-Сейдин смотрел на Талару пораженным взглядом, силясь сообразить откуда она здесь взялась. Не менее поражен был и Дегонис, однако его замешательство вызвало отнюдь не появление дочери повелителя. В отличие от хана, он глядел не на Талару, а на ту, кто находилась позади нее. Там, не сводя с колдуна мерцающих сиреневых глаз, стояла Принцесса Крови.

Безмолвная сцена длилась всего несколько секунд, показавшихся присутствующим вечностью. Каждый испытывал сильнейшие чувства, серьезно разнящиеся с теми, что захлестывали остальных. Талара была поистине рада снова увидеть отца живым и невредимым, и желала уберечь его от дальнейших губительных ошибок. Хан был потрясен внезапным появлением дочери и переживал крайне противоречивые мгновения счастья и сомнения одновременно. Дегонису же до этой семейной встречи не было ни малейшего дела. Гнев и досада, злоба и ненависть заполонили его черную душу при виде той, кто явился подлинной причиной крушения всех великих планов. Даже сейчас, когда он вот-вот заполучил бы драгоценную охранную грамоту, позволяющую беспрепятственно скрыться из пределов досягаемости Красной саламандры, он вновь потерпел очередную неудачу. Но к этому набору целой бури отрицательных эмоций примешивалось и кое-что еще. Страх. Да, верховный колдун испытывал самый настоящий страх, ибо хорошо знал, на что способна Принцесса крови. А та смотрела на него не отрываясь, и Дегонис прямо-таки кожей ощущал исходившую от нее великую силу. Смотрела сиреневыми глазами — столь отличительным признаком своего рода, — еще не заволоченными алой дымкой. Илиана выглядела совершенно спокойной, но в ее душе кипели великие страсти. При виде заклятого врага, являвшегося виновником всех обрушившихся на стольких людей несчастий, она готовилась к самой важной схватке. Ее подозрения оправдались. Дегонис был просто пропитан скверной, и справиться с ним одним лишь мановением руки даже для нее было невозможно. Илиана тщательно прощупывала исходивший от колдуна фон, изучая его сущность и выискивая слабое место. Смертельные враги не нападали друг на друга, хотя именно таков был их первый с трудом подавленный импульс. Илиана знала с кем имеет дело, и это удерживало ее от немедленной атаки, заставляя хорошенько взвешивать все свои действия. Дегонис, в свою очередь, был осведомлен о возможностях Принцессы Крови, и не мог допустить даже малейшей оплошности, грозившей ему роковым поражением. Парадокс этой ситуации заключался в том, что верховный колдун лучше самой Илианы знал кто она такая, и столь необычное распределение этих знаний удерживало противников от взаимного нападения.

— Талара! — наконец воскликнул ад-Сейдин.

Отцовские чувства взяли верх, и он, просветлев лицом, шагнул навстречу дочери, раскрывая объятия. Та, на мгновение забыв про все, бросилась к нему и обняла, немедленно и сама обвитая крепкими любящими руками. Первые слова, сказанные обоими, не имели никакого отношения ни к войне, ни к какой-либо иной драме, кроме драмы их продолжительной разлуки. Затем, мало-помалу, рациональные чувства взяли верх.

— И где же ты была? — спросил хан, когда Талара мягко отстранилась и отступила на два шага. — Я ведь пропустил твой день рождения. Такой важный день рождения!

⇐ Предыдущая 46 47 48 49 505152 53 54 55 Следующая ⇒