Часть III 8 страница

Да, их было за что уважать. На первом этапе схватки они нанесли солдатам Красной саламандры сокрушительный урон, бесстрашно бросаясь на превосходящие силы врага. Лагерь осажденных охватил полнейший хаос, в котором нападавшие перемещались хорошо организованными ротами, сметая ошеломленного противника. Не меньший урон они нанесли и с холма, осыпав тяжелыми стрелами подступавших воинов ад-Сейдина. Когда же стало совсем жарко, северяне отступили, а следом их товарищи, воспользовавшись перемещением сил в стане врага, атаковали позиции осадных орудий. Не всех, конечно, а отдельного соединения. Естественная реакция солдат Красной саламандры была понятна — они начали стягиваться к месту яростной схватки и таким образом ослабили фланг, куда немедленно ворвались северяне. Не отреагируй командующие вовремя — и ганхельдцы разломали бы столько орудий, что хан еще долго вспоминал бы их королевство недобрым словом. К сожалению, численный перевес неизменно играл против смельчаков. Южан было слишком много, и это автоматически лишало северян возможности развить и закрепить свой успех, являвшийся скоротечной удачей. Понимая, что им нельзя надолго задерживаться в одном месте, ганхельдцы отступили, оставив осадные орудия в покое. Но и отступали они, как бы это сказать, наискось — прямо сквозь ряды не ожидавшего такой наглости врага. Его шеренги, не готовые к открытому столкновению, не выдерживали натиска атаковавших клиньями северян. Впервые за долгое время солдаты Ад-Сейдина, славившиеся своими боевыми качествами, несли потери гораздо большие, нежели их противник. К сожалению, ганхельдцы заплатили за свою храбрость высокую цену.

Колдуны Дегониса никак не вмешались в происходящее. Во-первых, попросту не успели отреагировать, как и все остальные. Во-вторых, очень непросто разить врага заклинаниями, когда этот враг практически перемешался с шеренгами собственной армии. Дегонис, подумав, приказал своим подчиненным в бой не вступать. Не стоит размениваться на такие мелочи и выдавать северянам свое присутствие, особенно когда Манипуляторы вот-вот осуществят свой великий замысел. Зачем сейчас поражать ганхельдцев малыми группами, если они накроют их всех оптом?

Сирелину подмывало отправиться на передовую, но взять туда Илиану она никак не могла, а оставлять ее в одиночестве не хотелось. Впрочем, элементарная логика подсказывала, что в городе от чародейки будет больше проку. Взявшись помогать королю — иди уж до конца. Спасение населения целого города важнее геройства в бою. Незначительного урона враг даже не заметит, а вот беженцев стоит хорошо организовать. Сирелина, получив официальное назначение короля и отряд сопровождения, развернулась на всю катушку. Окружающие потрясенно созерцали, как по мановению руки этой женщины разворачиваются огромные повозки, проносятся в воздухе мешки с припасами, рассасываются заторы на дорогах. Она сновала по городу и, казалось, появлялась везде и всюду, успевая расцепить столкнувшиеся телеги, освободить проезд, разгрузить целый амбар и выстроить транспортную колонну. Сирелина и сама поражалась как у нее с необычайной легкостью получается ворочать тяжеленными объектами, а уж про простых людей и речи не было. Ничего подобного им прежде видеть не доводилось, и могущество чародейки вызывало у них благоговейный трепет.

Илиана также не сидела сложа руки. Сирелина не хотела отпускать воспитанницу ни на шаг, но та настояла на своем, когда начали поступать первые раненые. Чародейка, мол, прекрасно справляется и сама, и в организации отступления от Илианы мало толку. Ворочать повозками она не в состоянии, равно как и кидать на них тюки. Управлять лошадьми, безусловно, полезно, но куда важнее оказать помощь пострадавшим воинам. Место девушки в лазарете, и они обе это знают. Сирелина, вздохнув, была вынуждена согласиться. Взяв с Илианы слово, что при малейшей опасности она без всяких церемоний защитит себя всеми доступными ей средствами, чародейка отпустила воспитанницу в сопровождении отряда королевской гвардии. При этом, даже по уши поглощенная сложной работой, ни на минуту не переставала о ней беспокоиться.

В лазарете царило печальное оживление. Сновали с носилками санитары, медсестры меняли окровавленные повязки и подносили воду, врачи оперировали раненых. Те все прибывали, хотя в сравнении с числом погибших их было достаточно немного. Илиана, оценив происходящее, сразу определила где размещали самых безнадежных. Для этого ей не пришлось задавать кому-либо вопросы: она ощущала исходившую от людей жизненную энергию. Точнее, ее стремительное угасание в одном из больших бараков. Войдя туда, девушка увидела то, что уже сообщили ей чувства: море крови, ужасающие раны, изувеченные тела и наспех перевязанные культи потерянных в бою конечностей. Многие солдаты лежали в беспамятстве, дыша все реже и тяжелее. Иным уже ничем нельзя было помочь, и их остекленевшие глаза больше никогда не озарит искра жизни. Илиану накрыла такая мощная волна боли и страданий, перемежавшаяся пустотами смерти, что она пошатнулась, невольно схватившись за виски. Обеспокоенные гвардейцы придержали ее за локоть, но девушка сделала знак: все, мол, в порядке. Взяв себя в руки, она внимательно прислушалась к внутренним ощущениям, определяя кто больше всего нуждался в неотложной помощи. Затем направилась к одному из истекавших кровью воинов.

Санитары, принесшие еще двух безнадежных пациентов, вышли из барака с блуждающими взглядами. Остановившись на крыльце, они посмотрели друг на друга, будто спрашивали, верно ли все то, чему они только что стали свидетелями.

— Ты тоже это видел? — наконец выдавил один, оглаживая лицо дрожащей рукой.

— Как тебя сейчас, — тихо отозвался его напарник. — Там был весь живот разворочен. Кишки висели.

— И ни следа! Ни малейшего, мать честная, следа! — подхватил первый. — Мы сами его принесли. Этот человек был не жилец, а теперь лежит совершенно целехонек!

— А ты ее видел? Этот красный свет… Меня аж жуть взяла, — пробормотал второй. — Ходит от постели к постели, а после нее… Такое!

— Что встали?! — послышался чей-то суровый голос. — Отдохнуть захотелось?! А ну живо за работу!

Проходивший мимо врач, заметив торчащих на крыльце санитаров, решил пресечь столь возмутительное безделье, когда дел и так невпроворот. Лазарет тоже эвакуировали. Ходячие пациенты садились на повозки самостоятельно, тяжелых грузили на носилках. Когда одна повозка отъезжала, ей на смену тут же появлялась другая и снова начинала наполняться людьми. Все это происходило на фоне непрерывно продолжавшихся операций, ибо раненые не могли ждать. Проще всего было с безнадежными. Им, как могли, облегчали страдания, но ни про операции, ни про отъезд речь уже не шла. Из смотровой, где в поте лица трудились хирурги, их направляли прямо в этот барак, становившийся последним пристанищем обреченных.

— Оглохли что ли? — сердился врач. — Давайте шевелитесь! Сюда еще многих надо перенести.

— Да тут впору выносить, а не приносить, — отозвался первый санитар.

— Велите подогнать сюда телегу, — согласился с ним второй. — Да не одну, а то все не поместятся.

— Вы в своем уме?! — окончательно рассердился, подходя, врач. — Нам бы живых разместить, а вы никак об умирающих хлопочете?

— Да эти умирающие сейчас здоровее прочих будут! — воскликнул первый санитар.

Позади послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился воин в окровавленной рубахе. Всклокоченные волосы, слипшиеся от крови, и рассеянный взгляд создавали жутковатое впечатление. Судя по прорехам в одежде, изобиловавшей свежими красными пятнами, на этом человеке живого места не было. Тем не менее, он прекрасно передвигался самостоятельно, хотя совсем недавно сие казалось совершенно невозможным. Опершись на перила крыльца, он посмотрел вокруг так, будто видел мир впервые и как-то по-особенному шумно втянул легкими воздух. Врач, неожиданно признав пациента, вытаращил глаза.

— Но это невозможно! — воскликнул он. — Я сам осматривал этого человека! У него был раздроблен череп! Внутреннее кровоизлияние! Мы были бессильны. Удивительно, что он был еще жив.

Словно не веря собственным словам, он подскочил к безнадежному раненому и быстро ощупал ему голову. Пальцы не нашли ни малейшего следа каких-либо повреждений. В поисках ответа врач недоуменно воззрился на санитаров.

— Вам лучше войти внутрь. Там вы все сами увидите, — негромко сказал один из них.

— А мы пока принесем еще раненых. И распорядимся насчет повозки, — добавил другой.

Врач хотел было что-то сказать, но так и остался с приоткрытым ртом, глядя то на пациента, то на санитаров. Затем шагнул в барак.

Когда он оттуда вышел, его всего трясло. Не от страха или отвращения, а от сильнейшего нервного потрясения. То, что предстало его взору, чему он стал свидетелем, не укладывалось ни в какие известные рамки. Даже если это было колдовство, то колдовство такое, о каком прежде никогда не упоминалось даже в легендах. Врач ни за что не поверил бы в происходящее, кабы не увидел его собственными глазами. Он немного пришел в себя лишь тогда, когда появились те самые санитары, тащившие еще одного находившегося при смерти солдата. За ними неторопливо катилась пустая повозка, запряженная парой лошадей.

— Несите сюда всех тяжелых, — негромко распорядился врач, словно боясь звука собственного голоса. — На повозку усаживайте тех… кто в ней будет нуждаться. Только таковых немного. Остальные… они пойдут сами.

В подтверждение его слов из барака один за другим начали выходить недавние умирающие. Выражение их лиц было просто неописуемым, но ни к боли, ни к страданиям оно не имело ни малейшего отношения.

Через четверть часа к бараку с безнадежными ранеными стали стягиваться многочисленные носилки. Их таскали не только санитары. Гвардейцы сопровождения, забыв про все на свете, носили раненых наряду с ними, на цыпочках выходя из помещения служившего смертным одром, а ставшего ковчегом исцеления. Разговоров почти не было. Люди тихо перешептывались, будто страшились спугнуть происходящее чудо. Перемещением пациентов командовал тот врач, что пришел первым. Его коллеги, привлеченные разносившимися слухами, один за другим улучали время посмотреть что здесь творится. Из барака они выходили с совершенно ошеломленным видом, пребывая в той или иной степени прострации. Им приходилось брать над собой усилие, чтобы вернуться к прежней работе. Врачи не пытались сообразить как вообще возможно то, что происходило внутри длинной приземистой постройки с большими окнами. Спасая человеческие жизни, они просто сориентировались в обстановке. Взяв на себя часть более легких пациентов, остальных раненых они стали направлять прямиком сюда. Обратно эти раненые по большей части выходили уже самостоятельно. Они не садились на телеги — они направлялись прямиком в казармы, чтобы облачиться в новую амуницию и присоединиться к своим полкам.

Дольше всех внутри находился главврач. Опытный хирург, он какое-то время работал простой медсестрой, снимая бинты и разрезая на умирающих одежду, чтобы избавить окутанную алым светом целительницу от рутинной работы, замедлявшей ее собственную. Он видел такое, что в принципе считал невозможным, поэтому далеко не сразу сообразил, что его место отнюдь не здесь, а в операционной. Покинув барак, он прямо туда и отправился, на ходу отдав несколько коротких распоряжений. В барак немедленно прибыли самые расторопные медсестры. Следом за ними здание двойным кольцом оцепили солдаты охраны со строжайшим приказом не подпускать к ученице чародейки посторонних.

Сирелина встретилась с воспитанницей уже в пути, когда заходящее солнце коснулось верхушек векового леса. Все горожане были эвакуированы. Фербур организованно покидали последние воинские соединения кроме тех, кто еще прикрывал часть укреплений, создавая видимость обороны. Охраняя колонны беженцев, солдаты выстроили позади них мощный защитный барьер, способный отразить неожиданное нападение врага. Тот, похоже, уже подозревал неладное, но время помешать эвакуации было безвозвратно упущено. Судя по поступавшим донесениям, эвакуация Аугоста также находилась в завершающей стадии, и за второй оплот можно было не волноваться. Его структура очень походила на Фербур, а посему что было хорошо для одного города, то годилось и другому. Этот город-спутник столицы Ганхельда располагался от нее на расстоянии тридцати миль, из-за чего не соединялся с ней подземными коммуникациями. Обмен срочными донесениями в условиях осады оставался возможным в силу его любопытной специфики. Сообщение между оплотами поддерживалось с помощью высоких сигнальных башен. На вершине каждой из них имелась особая комната с большой медной чашей, где ярко горел огонь. Этот огонь был отлично виден в такой же высокой точке, особенно в подзорную трубу. С определенными промежутками перекрывая узкие окна-бойницы заслонками, служащие посылали закодированные сигналы, отлично читаемые противоположной стороной. В плохую погоду, конечно, приходилось посылать нарочных, но при отсутствии низкой облачности метод работал превосходно. С учетом разоблачения шпионов, король на всякий случай использовал запасной код, вряд ли известный врагу. Фактически его не знали даже служащие. Они просто записывали зашифрованное сообщение и передавали его адресату. Таким образом, никто кроме короля и князя Аугоста не знал что в нем содержится. Город-спутник сообщал, что его эвакуация почти завершена, а воинские соединения продолжают мелкие вылазки для отвлечения противника. Сейчас от Аугоста тянулись точно такие же повозки, как и от Фербура, и через три десятка миль обе колонны должны были слиться в один огромный людской поток на большом северном тракте.

Получив последнее донесение от вестового, чародейка поехала прямиком туда, где должна была находиться Илиана. Двигавшиеся по обочине солдаты почтительно расступались перед ее лошадью и вновь смыкали ряды. С самого расставания Сирелина посылала к воспитаннице курьеров каждые полчаса, и те неизменно докладывали что девушка в полном порядке, пребывает при лазарете, и ее охраняют надлежащим образом. Только поэтому чародейка позволила себе столь долгую разлуку с воспитанницей, покинувшую Фербур вместе с госпиталем. Теперь же, когда дело было сделано, она наконец-то собралась ее повидать.

Илиану действительно охраняли означенным надлежащим образом. К своему немалому удивлению, Сирелина наткнулась на целый полк, взявший в оцепление несколько ехавших в центре повозок. Туда вообще никого не пропускали, но воины, уяснив кто эта подъехавшая к ним женщина, образовали проход, немедленно сомкнувшийся вновь за ее спиной.

— Где моя воспитанница? — осведомилась чародейка, пробившись сквозь плотные шеренги солдат.

— А, вы, должно быть, Сирелина? Счастлив вас видеть, госпожа, — ответил сопровождавший первую повозку всадник, представившийся Тармундом, главврачом. — Не беспокойтесь, мы позаботились о ней как следует. Она вон там, в пятой повозке.

Кивнув, чародейка направила лошадь в означенном направлении.

— Постойте, госпожа! — воскликнул вдруг главврач, перегораживая ей дорогу.

— В чем дело, милейший? — нахмурилась Сирелина.

— Прошу простить меня за дерзость, но сейчас ее лучше не тревожить, — вежливо, но настойчиво сказал главврач.

— Как прикажете вас понимать? — помрачнела чародейка, которой живо полезли в голову всякие нехорошие соображения.

— Нет-нет, все в порядке! — замахал руками Тармунд, угадав ход ее мыслей. — Просто она очень устала и крепко спит. Ее устроили наилучшим образом. Дайте ей отдохнуть, госпожа, не будите ее.

— А-а, — успокоилась Сирелина. — Спит?! — воскликнула она в следующую секунду аж захолонувшись от волнения. — А где тот человек, с которым она была?! Наш слуга!

— Не извольте беспокоиться, он в соседней повозке, — живо ответил главврач. — Я выполнил все указания вашей воспитанницы. Он крепко связан так, как она велела, и я лично накачал его сильнодействующим средством. Он не очнется до утра.

Сирелина облегченно перевела дух.

— Я желаю ее видеть, — заявила она не терпящим возражения тоном.

— Конечно-конечно, — с готовностью кивнул главврач. — Просто я хотел вас сначала предупредить.

Илиана действительно спала глубоким сном, зарывшись в груду лучших пуховиков и подушек, что смогли найти солдаты. Печать усталости на ее лице постепенно сменялась выражением полнейшей безмятежности. Девушка ехала одна, хотя все остальные повозки в основном были набиты до отказа. Окружавшие ее воины расступились только когда подъехала чародейка в сопровождении главврача. Убедившись, что с Илианой все хорошо, Сирелина осведомилась у Тармунда как здесь оказалась ее воспитанница.

— А вы что, ничего не знаете? — удивился главврач.

— О чем это вы? — поинтересовалась чародейка, подозревая, что девушка даром времени не теряла.

— Ваша воспитанница исцелила сотни полторы раненых. Фактически вернула их с того света. И продолжала исцелять уже находясь в пути, пока не свалилась без сил, — пояснил Тармунд, поглядывая на девушку с каким-то благоговейным выражением.

Главврач вкратце пересказал Сирелине то, чему стали свидетелями все присутствовавшие в лазарете. Чародейка, уже имевшая наглядное представление о возможностях девушки, на сей раз впечатлилась их необыкновенными масштабами.

— Скажите, кто она? Как она это делает? — тихо спросил Тармунд, закончив свое повествование. — То, что я видел… не укладывается ни в одно известное мне явление. Что это, колдовство? Но разве какое-то колдовство способно на такое? Эти солдаты вокруг повозки… Они должны были умереть много часов назад. На них смотреть было страшно. Теперь на них ни единой царапины. Они вызвались сопровождать свою спасительницу и не отходят от нее ни на шаг.

Сирелина молча покачала головой. У нее и самой не было ответа. Все что она могла назвать жадно внимавшим ей людям — это только имя потрясшей всех девушки.

Хан воспринял известие об опустевших оплотах северян довольно сдержанно. Так или иначе, он устранил Ганхельд, и теперь на его пути оставался только Орнхольм. Как и предвидела Сирелина, он не стал преследовать отступавших северян не готовыми к погоне войсками, предпочтя сосредоточиться на запланированных действиях. Следовало сняться с осадных позиций и выстроить армию для дальнейшего похода, благо что он и без того был тщательно подготовлен. Обошлось без боя — и ладно. Когда последние полки ганхельдцев покидали укрепления, их никто не трогал. Ад-Сейдин уже знал, что Фербур и Аугост покинуты, и не видел ни малейшего смысла гоняться за разрозненными тенями. Согласно его приказу, передовые части двинулись к оплотам северян, попутно обезвреживая расставленные кругом ловушки. Армия должна была войти в города до наступления ночи. Той самой, в которую колдуны планировали массовое истребление людей.

Куда более серьезно реагировал на произошедшее Дегонис. В отличие от рассуждений хана, его замысел предполагал значительные человеческие жертвы, как дань Покровителям. Кроме того, верховный колдун тут же заподозрил нечто очень неладное. Ни с того ни с сего, без всяких предпосылок, оба оплота вдруг эвакуировались. Шпионы доложили об этом слишком поздно, а от высокопоставленных предателей до сих пор не было вестей. Одно небо сейчас ведало куда направлялись ганхельдцы. Вероятно, к своим северным укреплениям. Армия хана разгромит их и там, но Дегонис очень не любил, когда что-то шло не по плану. Особенно если в деле были замешаны чародейки. Шпионы уверяли, что видели одну из них в Фербуре. Описание того, что она там вытворяла, верховный колдун отмел как явную фантазию соглядатаев — такие вещи никому не под силу. Плывущие в воздухе телеги, вереницы летающих тюков — ну-ну. Но сама чародейка все же была — в этом сомневаться не приходилось, и появилась она накануне столь неожиданных событий. А ну как здесь прямая связь? Ну как если именно по ее наущению северяне ускользнули из тщательно расставленной ловушки? Да нет, не может быть! Ни одна чародейка была бы не способна заставить короля оставить собственную столицу, которую он считал лучшим стратегическим укреплением. Только что же тогда? Что или кто?! Ох как будут недовольны Покровители, не получившие ожидаемых подношений… Проклятье! Здесь определенно что-то не так, а он, Дегонис, при всех своих проницательности и могуществе даже приблизительно не понимает что!

Баратис редко видел учителя в таком волнении. Обычно спокойный как скала, верховный колдун мерил шагами шатер. Он даже ученика позвал чтобы с ним посоветоваться, а это за ним наблюдалось достаточно редко. Польщенный оказанным доверием, Баратис напрягал извилины как мог, но понимал в происходящем не больше верховного колдуна.

— Возможно ли, что король Ганхельда, решив, что не удержит оплоты, просто убрался куда подальше? А остальное — чистейшее совпадение, — предположил Баратис.

— Скоро узнаем, — глухо отозвался Дегонис. — Если ганхельдцы разбегутся в стороны или засядут в северных фортах — то и черт с ними. Покровители будут очень недовольны отсутствием приношений, но я их ублажу по-другому. Однако если…

Верховный колдун замолчал, остановившись у стола и барабаня пальцами по окаймлению чудесной объемной карты.

— Что — если? — осторожно осведомился Баратис.

— Если они движутся в Орнхольм — то дело плохо, — негромко ответил Дегонис. — В такое совпадение я просто не поверю. Ни один человек в здравом уме не догадался бы сделать то единственное, что способно нарушить наши планы. Если армия Ганхельда идет в Орнхольм, то это будет означать лишь одно — кому-то стала известна как минимум часть наших замыслов. Вот только каким образом…

— Разве такое возможно? — пожал плечами Баратис. — Ни один из Манипуляторов не в состоянии проговориться. Принесенная ими клятва, скрепленная Покровителями, дает стопроцентную уверенность в надлежащем соблюдении тайны.

— Запомни на будущее: стопроцентной уверенности вообще ни в чем допускать нельзя! — наставительно сказал Дегонис. — Кроме того, двух болтливых болванов кто-нибудь мог подслушать. Та же чародейка. Впрочем, это все равно не отметает того факта, что королю Ганхельда понадобилось бы нечто большее, чем одни ее россказни. Нет, я решительно ума не приложу в чем тут дело! Нутром чую: здесь замешано нечто такое, что до сих пор ускользало и продолжает ускользать от моего взгляда. Я говорил тебе, что оставленная мной группа в Калихари исчезла бесследно?

Баратис кивнул. Учитель снизошел до того, что слегка приподнял перед ним завесу некой древней тайны, известной только ему и его личному Покровителю. Собственно, от последнего верховный колдун ее и узнал.

— Но разве эти события могут быть как-то связаны? — удивился ученик.

— Надеюсь, что нет, — как-то совсем мрачно изрек Дегонис. — Потому что если да, то у нас могут быть просто огромные проблемы. Ты себе даже не представляешь насколько.

Баратис робко попросил учителя пояснить.

— Позже, мой верный ученик, позже, — покачал головой верховный колдун. — Не исключено, что я беспокоюсь почем зря, понапрасну сгущая краски. Просто на карту поставлено слишком многое. Поглядим куда двинутся люди короля Олафа. Лишь бы не в Орнхольм. Лишь бы не…

Он не договорил и сосредоточенно уставился на карту, где среди густых лесов и пышных лугов северного княжества, вблизи от сияющего снегами горного хребта возвышалась большая старинная крепость.

Уходя, Баратис, при всем своем уважении к учителю, считал, что тот волнуется зря. Простое стечение обстоятельств. Досадное — да, несвоевременное — да, но все же случайное. Нет в этом мире силы, способной остановить находящийся совсем близко от реализации великий план. Даже если предположить худший сценарий, а именно что чародейкам об этом плане стало известно и они объединятся с союзной армией северян — даже тогда они вряд ли устоят. Легионы хана с поддержкой Манипуляторов все равно сокрушат противника, пусть для этого им и понадобится гораздо больше времени. Кампания продлится до весны. Армия станет на зимовку, и все ресурсы будут брошены на удержание позиций. По весне, доработав план, Манипуляторы, усиленные пополнением и приносимыми жертвами, помогут ад-Сейдину разгромить врага. Ведь Разлом можно открыть не только в ущелье под обителью чародеек…

Размышляя так, Баратис, положа руку на сердце, судил вполне здраво. Вот только ему было неведомо о чем думал учитель. Тот же не мог отделаться от томивших его мыслей. Возможно, Покровитель развеял бы его гнетущие сомнения, но посоветоваться с ним Дегонис откровенно побаивался. Покровитель все еще не знал, что Лентикулат с кровью девчонки исчез, а обратившись к нему верховный колдун был бы вынужден признать сей неприятнейший факт. Ладно, поживем — увидим. Для начала посмотрим куда двинутся северяне, а пока стоит придерживаться имеющегося плана. Разве что внести в него некоторые коррективы, с учетом сегодняшних событий. Послезавтра уже первое октября, а это значит, что не позднее чем через месяц армия ад-Седина должна стоять у Лорданского перевала.

Когда Илиана открыла глаза, над ней было звездное небо. Если бы не отсвет от множества факелов, она увидела бы далекие красивые туманности и чарующие россыпи алмазных искорок. Сейчас, увы, все эти красоты оказались недоступны, но девушка машинально искала взглядом приметные небесные величины. Она знала астрономию назубок, и было тем более удивительно, что она порой старалась найти на небосводе нечто такое, чего, исходя из всех книг и атласов, там никогда не существовало. Это было очень странное ощущение, уже испытанное ей в развалинах дворца в Калихари. Некоторое время Илиана глядела вверх, стараясь определить что же такое она видит, либо же наоборот — не видит. Увы, звезды не ваза, чьи осколки нашлись в слое песка, и не та маленькая комнатушка, где девушку посетили странные видения. Простого мановения руки, чтобы отдернуть вселенскую завесу, тут явно недостаточно. Потянувшись в мягких, пахнувших свежим душистым сеном пуховиках, Илиана полностью вернулась к действительности. Ох, сколько вокруг людей! Сотни. Нет, тысячи! Многие тысячи. Столько тут переплелось чувств, смешавшихся в неповторимой гамме, окутывавшей девушку плотным облаком: страх, печаль, горечь утраты, боль и разочарование. К ним, однако, примешивались и надежда, радость, любовь и искреннее расположение. Илиана, купаясь в этих незримых волнах, через некоторое время осознала, что значительная доля светлых чувств исходит от ближайшего окружения. Приподнявшись на локте, она высунула голову из вороха подушек и огляделась по сторонам.

— Дорогая моя, ты проснулась, — ласково сказала встретившаяся с ней взглядом Сирелина.

Чародейка ехала подле повозки, в конце ее правого борта, и бдительно присматривала за воспитанницей. Впрочем, вряд ли той что-либо угрожало. Целый полк северян по-прежнему шагал рядом, держа несколько повозок в плотном кольце. Никто посторонний не сумел бы проникнуть сквозь него, не будучи тут же изрублен в капусту. Любое подозрительное намерение в адрес охраняемой девушки было сейчас равносильно самоубийству.

— Проснулась… Она проснулась… — пробежал по рядам солдат тихий шепот.

В направлении повозки повернулось множество увенчанных шлемами голов, стараясь увидеть ученицу чародейки.

— Привет, — сказала Илиана, смутившись под прикованными к ней взглядами. — Я что-то пропустила?

— Ничего, если не считать появления нескольких сотен восторженных почитателей, — усмехнулась Сирелина.

— В смысле? — порозовела девушка.

— Натворила ты давеча дел, — улыбнулась чародейка. — Король очень хочет тебя видеть. Я ему уже объяснила, — так, на всякий случай, — что ты послушница ордена и находишься под его защитой, а то он, чего доброго, решит оставить тебя при себе.

Тон Сирелины был шутливым, а глаза озорно блестели. Тем не менее, имелась в ее словах и доля правды. Дар девушки — величайшая ценность, и слишком многие могут пожелать завладеть им любым способом. Король Олаф, вне всяких сомнений, достойный и порядочный человек, но Сирелина не была уверена до конца, отпустил бы он Илиану восвояси или нет, кабы не боялся навлечь на себя гнев могущественных чародеек.

— Там еще оставались раненые, — подумав, сказала Илиана. — Сперва следует закончить с ними. Остальное подождет.

Переубеждать девушку было бесполезно. Собственно, чародейка не имела ничего против лечения. Ее опасения заключались в другом: вести об удивительной целительнице разойдутся очень быстро. До поры же Сирелина предпочла бы сохранить само ее существование в тайне. Дегонис однажды уже причинил девушке зло, и не иначе как чудом она избежала смерти. Второй раз он может преуспеть, особенно с учетом всех последовавших событий.

В крытых повозках Илиана привлекала куда меньше внимания. Гораздо сложнее дело обстояло с открытыми. Девушка обходила раненых самостоятельно, наотрез отказавшись тревожить их покой вынужденным движением. Наиболее нуждавшихся она уже исцелила накануне, потратив на них все силы, восстановившиеся, впрочем, на удивление быстро. Теперь Илиана занималась оставшимися, чьей жизни не угрожала непосредственная опасность. В сопровождении чародейки и главврача она передвигалась внутри плотного оцепления, переходя от повозки к повозке. Люди, наслушавшись поразительных историй, встречали ее с надеждой и удивлением. Реальность превосходила все ожидания. Сирелина, наблюдая становившееся хорошо знакомым алое свечение, невольно гадала, как долго новость о ее воспитаннице распространится по всему северу и достигнет врага.

Илиана не успокоилась пока не поставила на ноги всех, кому требовалось серьезное лечение. Она вняла уговорам чародейки и оставила более легких пациентов врачам и природе. Девушка и сама понимала, что помочь абсолютно всем невозможно. Не стоит расточать дар на каждую занозу: для этого не хватит ни сил, ни времени. Одно дело хлопотать над тяжело раненым с заражением крови или облегчать страдания при глубоких ожогах, и совсем другое — заживлять ушибы и царапины. Особенности происхождения при этом не являлись для Илианы основанием отказать в помощи.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒