Благодарности 15 страница

Оба мужчины уставились на меня, как будто я сказала что Ева Браун была не такой уж плохой женщиной.

– Спектер явно заправский бабник. Пера еще совсем ребенок.

– Ей восемнадцать.

– Именно.

На несколько секунд было слышно только жужжание мухи.

– Патрисия должна была как‑ то контактировать с жилищем Спектеров, потому что на ее джинсах шерсть кота, – решила я сменить тему.

– Может шерсть попала на джинсы, когда Спектер пытался в них залезть, – ухмыльнулся Райан.

– Эдуардо пропала двадцать девятого октября. И не факт что в этот же день умерла, – вставил Гальяно.

– Ты нашел доктора Цукерман?

– Мария Цукерман закончила Нью‑ Йоркский университет, где получила медицинскую степень. Работает в гинекологии больницы Джона Хопкинса. Провела несколько лет в Мельбурне, Австралия, в каком‑ то институте репродуктивной биологии.

– Значит, она ни при чем.

– Хороший доктор в штате в Медицинском Центре. Была прямой начальницей Патрисии Эдуардо в течение двух лет. Я поговорил с несколькими коллегами Эдуардо. Каждый знал о стычке Эдуардо с Цукерман, но никто не знал причины. А вот интересная заметка. Кажется, что я уже разговаривал с доктором Цукерман.

Упс!

– Цукерман управляет женской клиникой в Зоне Один! – сказала я.

– Она самая. Ей понравится этот мой визит еще меньше чем первый.

– Я хотела бы тоже пойти.

– Автобус уезжает в 08: 00.

Бедный Матео. Мне снова придется звонить ему.

– Вот еще заметочка. Один коллега считает, что Патрисия видела кого‑ то за спиной своего друга. Пожилого человека.

* * *

Когда я оглядываюсь назад, то вспоминаю эту встречу как начало спирали. С тех пор детали разрастались, информация распространялась, и наше восприятие формировалось и менялось как стеклышки в калейдоскопе.

Мы с Райаном провели еще несколько часов, просматривая и прослушивая записи Нордстерна. Потом мы смотались домой, перекусили и разошлись по комнатам. Он не подкатывал, и мне это было безразлично.

Я отвлеклась на отчет Гальано. Думала, что от его рассказа про Марию Цукерман с мной случился такой же упс как и дома у Эдуардо, но здесь было еще что‑ то тревожное.

Что? Что‑ то, что я видела? Что‑ то, что я услышала? Чувство походило на неопределенный зуд, который я не могла почесать.

Райан позвонил в девять пятнадцать.

– Что делаешь?

– Читаю аннотацию на антацид.

– Ты и правда ходишь по краю.

– А что ты думал, я буду делать?

– Спасибо за помощь сегодня.

– С удовольствием.

– К разговору о твоем удовольствии…

– Райан!

– Ладно, но я вернусь к этому, когда мы вернемся на великий белый Север.

– Как?

– Я приглашу тебя на «Кошек».

Мой зуд внезапно обострился.

– Мне пора идти.

– Что? Что я такого сказал?

– Завтра позвоню.

Я отключилась и набрала номер Гальано. Его не было.

Черт!

Я схватила телефонную книгу.

Да! И я набрала другой номер.

Сеньора Эдуардо ответила сразу же.

Я принесла извинения за столь поздний звонок. Она не приняла извинений.

– Сеньора Эдуардо, когда вы прогнали Лютика, вы сказали ему присоединяться к другим. Вы имели в виду других кошек?

– К сожалению, да. Два года назад котята появились в конюшне, где моя дочь держала на своих лошадей. Патрисия оставила двух, а для остальных нашла хозяев. Она хотела принести котят сюда, но я сказала, что и Лютика достаточно. Они родились в конюшне, они могли там и оставаться. Все было хорошо, пока Патрисия не прекратила этим заниматься.

Она сделала паузу. Я могла представить как она закатывает глаза.

– Приблизительно три недели назад владелец конюшни позвонил и настоял, чтобы я забрала этих кошек или он их утопит. Лютику это совсем не нравится, но они здесь.

– Вы знаете у кого другие котята?

– Где‑ то по соседству, я думаю. Патрисия обклеила весь район объявлениями. Было что‑ то около дюжины звонков.

Я прокашлялась.

– А кошки короткошерстные?

– Обычные дворовые кошки.

* * *

Телефон Доминик Спектер прозвонил четыре раза, и только тогда мужской голос предложил оставить сообщение на французском и английском языке. Я оставила свое.

Когда я чистила зубы ниткой мой сотовый зазвонил. Это была госпожа Спектер.

Я спросила о Шанталь.

Прекрасно.

Я спросила о погоде в Монреале.

Тепло.

Очевидно, она была не в болтливом настроении.

– У меня всего один вопрос, госпожа Спектер.

– Oui? [57]

– Откуда у вас Маршмеллоу?

– Mon Dieux. [58] Я должна подумать.

Я ждала.

– Шанталь увидела объявление в аптеке. Мы позвонили. Котята там все еще были, так что мы поехали и выбрали.

– Куда поехали?

– В какую‑ то конюшню. Там где держат лошадей.

– Около Гватемала‑ Сити?

– Да. Я не помню точное местоположение.

Я поблагодарила ее и повесила трубку.

Будет ли когда‑ нибудь конец всем тем ошибкам что я совершаю в этом деле? Какой я была идиоткой! Я все расскажу Райану, самой мне не справится.

В отстойнике «Параисо» на скелете была не шерсть Маршмеллоу. Это была шерсть его братика из того же помета. Животное с идентичной митохондриальной ДНК. Просто кошки из конюшни оставили свою шерсть на ее джинсах.

Андре Спектер не был убийцей. Просто похотливый мерзавец, который обманывал свою семью и легковерных девушек.

Я заснула с миллионом вопросов в голове.

Кто убил Патрисию Эдуардо?

Почему Диаз не хотел, чтобы я опознала труп?

Из‑ за чего Патрисия Эдуардо и доктор Цукерман ругались?

Сколько людей были ответственны за Чупан‑ Йа?

Кто стрелял в Молли и Карлоса?

Что Олли Нордстерн обнаружил? За что его убили?

Почему мы не смогли обнаружить этого?

К чему этот интерес к исследованию стволовых клеток?

Одни вопросы, и никаких ответов.

Спала я плохо.

* * *

Гальяно приехал ровно в восемь тридцать. К тому времени я выпила три чашки кофе и достаточно наговорилась по телефону, пока устраивала два места на стадионе «Ши». Он привез мне четвертую чашку.

Я коротко передала ему свой разговор с сеньорой Эдуардо и госпожой Спектер. Гальяно не выказал удивления. Хотя я, наверное, просто не увидела его за очками Дарта Вейдера.

– Один из его сотрудников был довольно откровенным, – сказал Гальяно. – Похоже на то, что Спектер бабник, но безопасный.

– Что произошло вчера вечером?

– Пера, должно быть, предупредила его. Он не показался.

В пятницу утром в клинике царила суета. По крайней мере дюжина женщин сидела на стульях, расставленных в приемной. Некоторые держали младенцев. Большинство были беременны. Другие были там, как раз чтобы избежать такого состояния.

Четыре малыша возились с игрушками на полу. Два ребенка постарше что‑ то разукрашивали мелками из коробки лежащей между ними на детском столике. Одна стена являла собой в изобилии различные отметки тысяч их предшественников: следы ног, ошметки какой‑ то еды, детское граффити, полукруглые борозды от игрушечных грузовичков.

Гальяно подошел к регистратору и спросил где кабинет доктора Цукерман. Молодая женщина взглянула на него, блеснув очками. Ее глаза расширились, когда она видела значок.

– Un momento, por favor. [59]

Она быстро прошла в коридор справа от своего стола. Время шло. Женщины уставились на нас серьезными глазами. Дети рисовали, усиленно стараясь не выходить за линии.

Пять минут спустя регистраторша вернулась.

– Извините. Доктор Цукерман не может вас принять, – и она нервно махнула рукой на бригаду мамочек. – Как видите, сегодня у нас много пациентов.

Гальяно смотрел прямо ей в очки.

– Или доктор Цукерман выйдет сюда, сейчас, или мы идем туда.

– Вы не можете войти в смотровую! – Это был почти вопль.

Гальяно развернул пластинку жевачки и положил ее в рот, не разрывая зрительного контакта.

Регистраторша глубоко вздохнула, взмахнула руками и пошла обратно.

Какой‑ то младенец заплакал. Мамочка подняла свою кофточку и сунула малышу сосок. Гальяно кивнул и улыбнулся. Мамочка развернула плечо, прикрываясь.

Дверь отлетела в сторону. В приемную ворвалась, как маленький поезд, доктор Цукерман. Это была толстая женщина с очень короткими невыразительно белого цвета волосами. Дома. При плохом освещении. С ножницами.

– Что, черт возьми, вы делаете?

Английский с акцентом. Думаю с австралийским.

Регистраторша спряталась за своим столом, завалившись на него грудью.

– Вы не можете приходить сюда, и травмировать моих пациентов…

– Мы будем травмировать их дальше, или вы предпочли бы побеседовать где‑ нибудь в приватном порядке? – Гальяно одарил доктора холодной улыбкой.

– Вы отказываетесь понимать, сэр. У меня нет на вас времени сегодня утром.

Гальяно достал из‑ под пиджака наручники и покачал ими перед ней.

Цукерман остолбенела.

Гальяно еще раз бряцнул.

– Это нелепо.

Цукерман развернулась и промаршировала в коридор. Мы последовали за ней мимо нескольких смотровых кабинетов. В парочке из них я заметила женщин, укрытых простынями и с задранными ногами. Не завидовала я этим женщинам.

Цукерман провела нас мимо кабинета с табличкой с ее именем, в комнату со стульями и телевизором. Я подумала, что здесь, наверное, смотрят учебное видео. «Советы для исследования вашей груди». «Успех ритмического метода». «Купание новорожденного».

Гальяно не стал тянуть.

– Вы были начальницей Патрисии Эдуардо в Медицинском Центре.

– Да.

– По какой причине вы не упомянули это, когда мы говорили?

– Вы спрашивали о пациентах.

– Позвольте‑ ка мне разобраться, доктор. Я спрашивал о трех женщинах. Одна из тех трех женщин находилась под вашим руководством в другом заведении и вы не сказали об этом?

– Это распространенное имя. Я была занята. Не уловила связи.

– Ясно. – Его тон показал, что это вовсе не так. – Хорошо. Давайте поговорим о ней теперь.

– Патрисия Эдуардо была одной из многих девочек под моим началом. Я ничего не знаю об их жизни вне больницы.

– Вы никогда не спрашиваете об их частной жизни?

– Это было бы неподходящим.

– Ага. Незадолго до ее исчезновения люди видели как вы с Патрисией ругались.

– Девочки не всегда соответствуют моим ожиданиям.

– Так и случилось с Патрисией?

Она поколебалась.

– Нет.

– О чем же вы ругались?

– Ругались! – Она выдохнула сквозь сжатые губы. – Я бы не сказала что мы ругались. Мисс Эдуардо не согласилась с советом, который я дала ей.

– Совет?

– Медицинский совет.

– Как незаинтересованный начальник?

– Как врач.

– То есть, Патрисия была пациенткой.

Цукерман поняла свою ошибку сразу же.

– Однажды она, возможно, посетила эту клинику.

– Зачем?

– Я не могу помнить жалобы каждой женщины, которая приходит ко мне на консультацию.

– Патрисия не была каждой женщиной. Она была кем‑ то, с кем вы работали каждый день.

Цукерман не ответила.

– И она не была записана.

– Такое случается.

– Расскажите о ней.

– Вы же знаете, я не могу.

– Врачебная тайна.

– Да.

– Это расследование убийства. На хер врачебную этику!

Цукерман напряглась, и родинка на ее щеке, казалось, выросла в объеме.

– Мы сделаем это здесь, или в штабе. – Заверил ее Гальяно.

Цукерман указала на меня.

– Эта женщина не официальное лицо.

– Вы абсолютно правы, – сказала я. – Вы не должны ставить под угрозу свою присягу. Я подожду в коридоре.

И прежде, чем кто‑ то мог возразить, я покинула комнату.

Коридор был пуст. Тихо выйдя, я поспешила к кабинету Цукерман, прокралась внутрь и прикрыла за собой дверь.

Утренние солнечные лучи попадающие через полуоткрытые жалюзи, бросали прямые линии на стол и располосовали своим светом маленькие стеклянные часы. Они тикали мягко и быстро, как сердечко колибри, и это был единственный звук, в стоящей вокруг тишине.

Две стены были заняты книжными полками. Ящики для документов стояли у третьей. Все по‑ бюджетному – в серых тонах.

Я быстренько пробежалась по заголовкам. Стандартные медицинские издания: «JAMA»[60]. «Репродуктивность». Стандартные медицинские тексты. Несколько штук по цитобиологии. Больше – по репродуктивной физиологии и эмбриологии.

В дальнем углу была открыта дверь. Ванная?

Я задержала дыхание и прислушалась.

Тик‑ так. Тик‑ так. Тик‑ так.

Я поспешно повернула ручку.

Увидела я там вовсе не то, что ожидала.

В комнате стояли два длинных стола, уставленные микроскопами, пробирками и чашками Петри. Стеклянные шкафчики тоже содержали разного рода бутылочки и пробирки. Банки с эмбрионами и зародышами стояли в ряд на полках, на каждой был указан возраст плода.

Молодой человек как раз помещал контейнер в один из трех холодильников, стоящих у дальней стены. Я прочла надпись: «Эмбриональная бычья сыворотка».

Услышав открывающуюся дверь, парень обернулся. На нем была надета зеленая футболка и камуфляжные штаны, заправленные в черные ботинки. Волосы приглажены и связаны в хвост. На золотой цепи вокруг шеи болтались буквы JS. Стильный коммандос.

Его глаза стрельнули мимо меня в кабинет доктора Цукерман.

– Доктор впустила вас сюда?

Прежде, чем я смогла ответить хлопнула входная дверь кабинета. Я повернулась, и наши глаза зацепились друг за друга.

– Вам сюда нельзя.

Ее лицо покраснело до самых корней ее некрасивых волос.

– Извините. Я заблудилась.

Цукерман обошла меня и закрыла дверь лаборатории.

– Уходите.

Ее губы были сжаты, и она шумно дышала через нос.

Спешно выходя из кабинета я услышала как открылась дверь в лабораторию и прозвучал ее сердитый голос. Имя. Я не стала задерживаться, чтобы подслушать. Мне срочно надо было найти Гальяно.

Хоть мы никогда и не встречались, но я знала имя это Стильного командос.

Глава 27

– Ты уверена?

– Крысиная мордочка как у папаши, двуцветные глаза как у мамаши.

– Один карий, другой голубой.

Я кивнула. Трудно было забыть скучающих владельцев «Параисо».

– И буквы JS на цепочке.

– Хорхе Серано.

– Да. И я слышала как Цукерман назвала его имя.

Я почувствовала было восторг, но он быстро угас.

– И что, черт возьми, они там в лаборатории делают?

– Кроликов там видела?

Я взглянула на него узнать, не шутит ли он. Он шутил.

– Слушай, если ты права насчет Хорхе Серано…

– Я права, Гальяно.

– Хорхе Серано связывает Цукерман с «Параисо». Цукерман знала Патрисию. Это может быть наш первый прорыв в собирании пазлов.

Мы сидели в машине Гальяно, в квартале на восток от клиники доктора Цукерман.

– Цукерман ссорится с Эдуардо. Эдуардо оказывается мертвой в отеле, владельцы которого являются родителями лаборанта Цукерман. – Я старалась, но голос мой все же дрогнул.

– У нас нет вскрытия.

– Я излучаю энергию. И вижу цель.

– Меня вдохновляет твой настрой. Давай‑ ка поболтаем с Серано.

Мы вернулись в клинику. Серано уже ушел. Как и доктор Цукерман. Как, впрочем, и все ожидающие помощи мамочки.

Очко в пользу клятвы Гиппократа.

Регистраторша подтвердила что Хорхе Серано здесь работал. Она назвала его как личного ассистента доктора Цукерман. Единственный известный его адрес был адрес отеля его родителей.

Я предложила еще раз заглянуть в лабораторию к Цукерман. Гальяно отказался, предпочитая дождаться ордера.

И мы поехали в «Параисо».

Семейка Серано с нашего последнего визита кажется мозгов себе не прибавила. Они сына не видели неделями и понятия не имели чем он занимается. Они не знали где он был двадцать девятого октября. Они не знакомы с Марией Цукерман и не слыхали ничего о ее клинике.

Гальяно показал им фото Патрисии Эдуардо. Она никогда не попадалась им на глаза и они не в курсе как она попала к ним в канализацию. Сеньоре Серано очень понравилась лошадка.

После «Параисо» Гальяно отвез меня в штаб‑ квартиру Фонда, а сам вернулся к поискам Хорхе Серано. Я занималась скелетом из Чупан‑ Йа, когда мне позвонил Райан.

– Я кое‑ что нашел в белье Нордстерна.

– Грязные пятна?

– А ты хохотушка, Брэннан. Ты мне нужна как переводчик.

– Твой испанский лучше.

– Нужен другого рода перевод. С биологического.

– Ты что сам не можешь справиться? С тех пор как я согласилась помогать Гальяно у меня едва находится время поработать с Чупан‑ Йа, а ведь это моя основная работа.

– Бат сказал, что ты не обедала.

В голосе Райана послышались нотки моей бабушки, когда та проповедовала о пользе режима питания.

– Я обещала Матео…

– Иди, – и Матео нарисовался за моим столом, – мы все здесь будем, когда ты поймаешь этого убийцу.

Я прижала трубку к груди.

– Ты уверен?

Он согласно кивнул.

Я сказала Райану куда подъехать и отключилась.

– Можно тебя спросить, Матео?

– Конечно.

– Кто такой Алехандро Бастос?

Шрам на губе у Матео превратился в линию. Он угрюмо махнул на скелет, лежащий на столе.

– Армейский полковник. Мерзкий убийца, ответственный за это. Чтоб ему гнить в аду!

* * *

Следующей в списке моих любимых вещей, сразу после курносых носов, идет хорошо прожаренная рыба. Ее я и ела, пока Райан листал ежедневник Нордстерна, найденный у него в чемодане.

Найдя нужное место, Райан повернул блокнот ко мне.

«16 мая Нордстерн встречался с Элиасом Хименесом»

Я покопалась в памяти.

– Это было за два дня до моего интервью.

Я пожевала и проглотила. Рыбы осталось совсем немного.

– Кто это Элиас Хименес?

– Профессор биологии клеток в Университете Сан Карлоса.

– Есть запись этого интервью?

– Нет ни на одной прослушанной кассете.

– Профессор будет рад нашему визиту?

– Как только детектив Гальяно освободится.

– Боишься ученых?

– Я коп в чужой стране. Никакой власти не имею, у меня нет оружия и никакой поддержки. Я с таким же успехом могу быть журналистом.

– Или книжным червем.

– Точно.

Я отодвинула остатки рыбы от себя.

– Прыгающие геномы и еще одна поездка на Бэтмобиле!

* * *

По пути в Университетский городок в Зоне 12, Гальяно информировал нас о проделанной за день работе. О Хорхе Серано новостей было мало. У парня был приличный «послужной» список, в большинстве своем обвинения в магазинных кражах, вандализме, вождении в пьяном виде. Но он не желал обсуждать свои прошлые грешки – он исчез, растаял как туман.

Напарник Гальяно раскопал информацию про Антонио Диаза.

Эрнандес узнал что Диаз был лейтенантом в начале восьмидесятых, и обретался вблизи Сололы. Его командиром был Алехандро Бастос.

Прекрасно!

Эрнандес также раскопал что некоторые полицейские чины тоже служили под командованием Бастоса.

Просто великолепно!

Адрес профессора Хименеса гласил: Эдифисио М2. Бело‑ голубое здание посреди кампуса. Мы по указателям нашли факультет биологии и его кабинет на втором этаже.

Хименес мне запомнился своим зобом. Он был размером с кокос и цветом как слива. А вообще профессор создавал впечатление очень старого человека с цепкими черными глазами.

Он не встал когда мы вошли. Едва взглянул в нашу сторону, когда мы столпились у двери.

Его офис был шесть на восемь и стены украшены цветными изображениями клеток в разной стадии мутаций и деления. Я была не совсем уверена.

Хименес не стал ждать вопросов Гальяно.

– Мужчина интересовался стволовыми клетками. Я дал описание и ответил на его вопросы. Это все.

– Олаф Нордстерн?

– Не помню. Он сказал что расследует какую‑ то историю.

– Что он спрашивал?

– Он хотел знать об исследованиях, разрешенных Президентом Бушем.

– И?

– Я рассказал ему.

– Что вы ему рассказали?

– Согласно НИЗ…

– Национальный Институт Здоровья, – перевела я.

– …существует семьдесят восемь разработок.

– Где? – это уже спросила я.

Хименес выудил лист из стопки на столе и подал мне. Я пробежала глазами по именам и номерам, Гальяно предстоит солидный тур по лабораториям.

BresaGen Inc., Афины, Джорджия, 4;

CyThera Inc., Сан‑ Диего, Калифорния, 9;

ES Cell International/Мельбурн, Австралия, 6;

Geron Corporation, Менло‑ Парк, Калифорния, 7;

Gö teborg University, Гётеборг, Швеция, 19;

Karolinska Institute, Стокгольм, Швеция, 6;

Maria Biotech Co. Ltd. – Медицинский Институт женского бесплодия, Сеул, Корея, 3;

MizMedi Hospital – Национальный Институт Сеула, Сеул, Корея, 1;

Национальный Центр Биологических наук/Институт фундаментальных исследований Тата, Бангалор, Индия, 3;

Pochon CHA Университет Сеула, Корея, 2;

Институт здравоохранения, Мумбаи, Индия, 7;

Технический Университет, Хайфа, Израиль, 4;

Университет Калифорнии, Сан‑ Франциско, Калифорния, 2;

Исследовательский фонд Висконсина, Мэдисон, Висконсин, 5.

Тут мое внимание вернулось к пункту 3. Молча я показала это Райану. Наши взгляды встретились.

– Семьдесят восемь достаточно? – спросил Гальяно.

– Черт, нет.

У Хименеса оказалась странная привычка склонять голову на бок при разговоре. Наверное его зоб давил на голосовые связки и он пытался скрыть это.

– Некоторые из этих разработок могли быть приостановлены, или потеряна плюрипотентность или же проект провалился. Четыре из шести колоний созданных американской биотехнической компанией, не скажу какой, оказались нестабильными. – Хименес фыркнул. – Уже огромное количество недоработок.

Он ткнул костлявым пальцем на распечатку в моей руке.

– А вы посмотрите на это – многие из этих разработок в частных руках.

– А, как известно, частные компании не любят делится, – вставил Райан.

– Вы правильно все поняли, молодой человек.

– Американское правительство что‑ то предпринимает чтобы получить доступ? – поинтересовался Гальяно.

– В НИЗ существует реестр человеческой эмбриональной стволовой клетки. Однако, НИЗ признает, что распределение клеточных исследований остается на усмотрение тех лабораторий что воспроизвели их.

– Клетки могли бы стать ценным товаром, – это сказал Райан.

Смех Хименеса был похож на кудахтанье.

– Запасы стволовой клетки увеличились после объявления Буша.

Мне в голову вдруг пришла очень беспокойная догадка.

– Доктор Хименес, насколько сложная процедура выращивания культур человеческих клеток?

– Второкурсник на биохимии этого не сможет сделать, если вы об этом. Но для кого‑ то более опытного это не проблема.

– Как это работает?

– Вы получаете свежие или замороженные эмбрионы…

– Откуда?

– Лаборатории ЭКО.

– Клиники для пар, проходящих лечение от бесплодия, – я перевела для своих полицейских друзей.

– Вы извлекаете клетки из внутренней клеточной массы бластоцисты. Помещаете их в культуру с питательной средой, с добавлением эмбриональной бычьей сыворотки…

Мой пульс подскочил до стратосферы.

– …на питающий подслой мышиной эмбриональной фибробласты, гамма‑ облучённой, для предотвращения репликации. Клетки растут девять – пятнадцать дней. Когда внутренние клеточные массы разделились и сформировали колонии, клетки отделяются от периферии, откладываются обратно в культуру, и…

Я больше не слушала. Я уже знала, что задумала Цукерман.

Взглядом я показала Райану что нам надо выйти.

Хименес гудел что‑ то об альтернативной технике, включающей инъекцию клеток в яички мышей с ослабленным иммунитетом.

– Спасибо, профессор, – прервала я его.

Райан и Гальано посмотрели на меня так, словно я была сумасшедшей.

– Один последний вопрос. Нордстерн спрашивал о женщине по имени Мария Цукерман?

– Должно быть.

– Что вы ему сказали?

– То же самое что скажу и вам, молодая леди. Никогда не слышал о ней.

* * *

– Цукерман пытается вырастить стволовые клетки.

Мы вернулись в «бэтмобиль». Лицо горело, а в желудке словно какие‑ то существа устроили странные соревнования.

– Зачем? – это спросил Райан.

– Откуда, черт возьми, мне знать? Может она добивается повышения. Или на черный рынок.

Я закрыла глаза. Рыба, съеденная в обед плавала по внутренней стороне век. Я открыла глаза.

– Но я уверена, именно этим занимается Цукерман. Я видела лабораторию, видела эмбриональную бычью сыворотку.

– Должно быть и другое использование для такого материала, – высказался Гальяно.

– Шесть из существующих лабораторий стволовой клетки находятся в Институте Монаша в Мельбурне, Австралия. – Я сглотнула. – Цукерман провела два года в научно‑ исследовательском институте в Мельбурне. Если проверить, держу пари, это будет Монаша.

– Но почему? – Райан повторил свой вопрос.

– Возможно Цукерман ожидает что черный рынок теперь, когда американское правительство превратило клетки в ограниченный ресурс и ограничило бюджетное финансирование, значительно вырастет.

Гальяно внимательно посмотрел на меня.

– Ты в порядке?

– Все хорошо.

– Ты вся горишь.

– Все в порядке.

– И добрый доктор планирует сделать себе запас, – сказал Райан.

Гальяно еще раз взглянул на меня, начал было говорить, но вместо этого включил радио.

– А потом комки шерсти попадаются в нелегально проданных донорских органах. – Райан казался менее скептичным. – Твою м…!

Я его прервала.

– И Хорхе Серано помогает ей.

Я выслушала как Гальяно дает ориентировку на Цукерман и Серано. Мой живот издал странный звук. Хоть оба мужчины поглядели на меня, ни один не сказал ни слова.

Мы ехали несколько миль, слушая урчание моего желудка, перекрывающего радио.

Я заговорила первая.

– Куда влезла Патрисия Эдуардо?

– Куда влез Антонио Диас? – Галиано.

– И куда влез Олли Нордстерн? – Райан.

Ни у кого не было ответа.

– План такой, – решает Райан. – Бат едет в суд за ордером.

– И это, безусловно, не будет этот козел Диаз.

– Я заканчиваю прослушивать интервью. Брэннан штудирует остальную часть бумаг Нордстерна.

– Прекрасно, – согласилась я с ним. – Но работать я буду в своем отеле.

Внезапно я ощутила страстное желание оказаться у себя ванной.

– Не нравится моя компания? – и Райан сделал обиженное лицо.

– Нам нужна дистанция, – сказал я. – Мы не поработаем.

К тому времени, как мы смотались в главный офис, взяли папки Нордстерна и возвратились в мой отель, уже был шестой час.

Тротуар теперь был похож на место бомбежки. Четыре отбойных молотка на полном газу долбились в землю, посылая вибрацию сквозь каждую клетку моего мозга. Прожекторы и контейнеры для еды говорили о том, что этот шум не прекратится даже ночью.

Я пробормотала особенно красочное ругательство.

Райан и Гальяно поинтересовались, все ли со мной в порядке. Я заверила их, что мне просто нужен отдых. Про ванную я не упоминала.

Когда они уехали, я заметила что парни смеялись.

Паранойя ожила.

Я снова выругалась.

Наверху я прошла прямо к своей аптечке.

Кэти всегда смеется надо мной. Путешествуя по разным странам, я всегда с собой вожу целую аптеку. Глазные капли. Назальный спрей. Противокислотное средство. Слабительное. Как знать что пригодится.

Сегодня я знала.

Выпила Иммодиум и глотнула Пепто‑ Бесмола и растянулась на кровати.

И тут же рванула прямо в ванную. Несколько десятилетий спустя я снова легла в постель, меня била дрожь, но все‑ таки полегчало.

Отбойные молотки загремели.

И отозвались эхом в моей голове.

Я включила вентилятор. Вместо того, чтобы перекрыть шум с улицы, он еще его добавил.

Вернувшись в ванную, я намочила полотенце в холодной воде, положила себе на лоб и опять улеглась на спину, сильно сомневаясь в своем желании жить.

И как только я задремала, мой сотовый зазвонил.

Мат в два этажа.

– Да!

– Райан.

– Да.

– Чувствуешь себя лучше?

– Черт побери тебя и твою рыбу!

– Я сказал тебе возьми корн‑ дог. Что это за шум?

– Отбойные молотки. Зачем звонишь?

– Ты была права насчет Мельбурна. Цукерман два года проработала научным сотрудником на факультете репродуктивной биологии или что‑ то типа того.

– Ага.

Я одним ухом слушала Райана, а другим прислушиваясь к желудку.

– Никогда не угадаешь кто еще там был.

Это имя привлекло все мое внимание.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 151617 18 Следующая ⇒