Глава двадцать первая

Двадцать четыре часа спустя я сидела около офиса Мэри, с десинхронозом и абсолютной уверенностью в том, что придется распустить нюни. Я позвонила и оставила сообщение на ее автоответчике, как только мы вернулись в Нью‑ Йорк, в понедельник вечером, сказав, что приеду к ней следующим утром. Я знала, что она рано приходит на работу, обычно раньше Сисси, так что это был отличный шанс увидеться с ней, не встречаясь со своим нью‑ йоркским заклятым врагом. Ого – за одну неделю у меня появилось целых два заклятых врага. Я и вправду постаралась.

Точно в восемь двери лифта открылись, и она шагнула в офис с кофе в одной руке, блэкберри – в другой и с выражением беспокойства на гладком лице пятидесятилетней женщины.

– Энджел, – сказала она, проходя рядом со мной, и ее седой боб покачнулся, когда она миновала меня.

Я пошла за ней, стараясь подавить рвотный позыв, и села на стул напротив нее.

– Рассказывай. – Мэри поставила все на стол и сняла свой плащ, демонстрируя симпатичный черный кашемировый топ. Для женщины ее возраста у нее была необыкновенно подтянутая кожа на руках. Ну, вы понимаете, для женщины.

– Трудно определиться, с чего начать, – призналась я. – Но чтобы все прояснить, скажу: Сисси подставила меня. Очень серьезно. Она аннулировала мой блэкберри, подослала ко мне ассистентку из французского «Белль», которая попыталась парализовать мою работу над статьей, прислала список самых ужасных мест, которые только можно найти в Париже, а потом подговаривала убедить ассистентку убедить меня не возвращаться назад в Нью‑ Йорк.

– Ясно. – Мэри потягивала кофе и смотрела на меня поверх очков.

– Я не знаю, что еще сказать, Мэри.

– А я не знаю, чего ты ждешь от меня. Статья готова?

– Еще нет, но будет, – сказала я. – Не благодаря Сисси.

– До тех пор пока к делу будет иметь отношение «Белль», наличие или отсутствие статьи никак не может быть связано с Сисси, – сказала она. – Она не работает в «Белль», назначили тебе ее тоже не в «Белль», поэтому все, что она сделала с ней или с тобой, – твои домыслы.

– Но ведь ты мне веришь? – С каждой секундой мне становилось все хуже. – Что виновата она?

– Верю. – Мэри кивнула. – К сожалению, я мало что могу поделать с этим.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я. – Мало что можешь поделать с чем?

– Мало что могу сделать с тем, что Сисси переслала своему дедуле письмо, в котором ты поносишь ее на чем свет стоит, – сказала она, включая монитор. – Хочешь почитать собственные цветистые фразы?

Какого… черта…

– Но я не посылала Сисси никакого сообщения, – сказала я, опираясь о стол. Я не посылала Сисси никакого сообщения. Да? Я точно знаю, я это помню, и хандра из‑ за перелета и огромное количество выпивки во Франции тут ни при чем.

Но вот же оно, переправленное от Сисси «Деде Бобу», ее сопливая история, написанная большими буквами для большего эффекта, клеймящая меня как монстра и тирана, а она ничего не рассказывала раньше, потому что хотела быть мне другом. А вот и другое, куда более короткое послание от Боба Мэри, сущность которого сводилась к следующему: «Дай ей под зад». А после его письма было прикреплено «мое». И надо признать, оно пестрело цветистыми фразами, описывавшими Сисси.

– Но я это ей не посылала, – сказала я, узнавая кое‑ что из того, что видела перед собой на экране. – Я послала это тебе. Только не совсем это – тут многое изменено.

– Ты послала мне письмо с критикой Сисси? – спросила Мэри, снимая очки и надевая их на голову. – На рабочий ящик? Ты это серьезно?

– Э‑ э, ну да…

– Энджел, кто мой ассистент?

– Сисси?

– И кто имеет доступ ко всей моей почте?

– Сисси? – Ужас.

– А кто может сделать что‑ то, что совсем‑ совсем не похоже на тебя?

– Сисси? – Ужасный ужас.

Мэри положила руки на стол перед собой.

– То, что Боб больше не твой самый горячий поклонник, думаю, ты и так понимаешь.

– Я уволена? – прошептала я, и мне захотелось блевать.

Она кивнула:

– Могу сказать, что блог для TheLook. com ты писать точно не будешь.

Ужас! Ужас! Ужас!

– Однако им там в «Белль» по‑ прежнему нужна твоя статья; уже поздно думать, чем заполнить страницы, – продолжала она. – И кто знает, может быть, все к лучшему и, когда страсти улягутся, я смогу нанять тебя вновь. Ты увеличиваешь трафик, а это привлекает рекламщиков. Но пока что ты слишком горяча, чтобы кто‑ нибудь из «Спенсер медиа» мог дотронуться до тебя.

– А моя виза? – Комната закружилась, и мой десинхроноз тут был ни при чем. Этого просто не могло быть. Этого не могло происходить.

– Ну, ты не совсем облажалась, – успокоила Мэри. – Ты по‑ прежнему пишущий редактор британского «Лук». Твою визу никто не будет отзывать сию же минуту – я поговорила с одним из наших юристов, и она считает, что ты можешь задержаться еще на пару месяцев, прежде чем кто‑ нибудь из иммиграционной службы станет тобой интересоваться. И даже после этого ты можешь заявить, что фактически до сих пор являешься сотрудником «Спенсер медиа». Но вот если они сделают запрос и их выводы не совпадут с твоими, то тебя могут депортировать. Тогда юрист предлагает тебе возвращаться в Великобританию и там подавать запрос на новую визу для работников прессы, которая не будет привязана к конкретному работодателю, и чем быстрее, тем лучше.

– И сколько это займет времени? – Новая виза? Возвращаться в Лондон? Когда я только что, черт возьми, оттуда приехала?!

– Я не британский посол. Понятия не имею. – Она пожала плечами. – Но если тебе нужна рекомендация, я буду более чем рада дать ее тебе. Послушай, мне правда очень жаль. Это ужасная ситуация.

– Но Виржини, из французского «Белль», она же обещала позвонить? – в отчаянии воскликнула я, цепляясь за соломинку. – Это та самая ассистентка, которая помогала мне, она сказала, что все объяснит.

– И она позвонила, – Мэри снова бросила взгляд на экран, – но одно невнятное голосовое сообщение от младшего ассистента из французского «Белль» не слишком много значит для Роберта Спенсера, если у него на руках внучка вся в соплях и письмо от внештатной сотрудницы, которая называет его кровиночку – я процитирую – «чертовой долбанутой шизанутой шалавой, которую давно пора посадить на короткий поводок, как бешеную собаку».

– Я не так писала в своем письме, – запротестовала я. – Я написала, что она долбанутая шизанутая шалава, которую пора посадить на короткий поводок, как собаку. А не бешеную собаку. И никаких бранных слов.

– Я рада, что ты согласилась попридержать брань ради меня, – сказала Мэри, – но, честное слово, тебе придется дать мне немного времени. Подожди, пока Боб остынет, и я с ним поговорю. Мне нравится осознавать, что я имею здесь определенное влияние.

Ха, так я была права. Они действительно занимались кое‑ чем. Жуть.

– Может, я тебе даже пришлю кое‑ что – неофициально, – если ты будешь писать под псевдонимом. – Она пожала плечами. Разговор, по ее мнению, как минимум был окончен.

– А если иммиграционная служба заинтересуется мной? – спросила я, не очень желая знать ответ. – Что, если ее натравит Сисси?

– Не забегай вперед, – предложила Мэри. – И предоставь Сисси мне. Она добилась чего хотела и теперь оставит тебя в покое.

– Думаешь, оставит?

– Предоставь ее мне, – повторила она.

– О’кей, что ж, наверное, надо сдать блэкберри и все прочее, – сказала я, роясь в сумке и стараясь не расплакаться перед Мэри. Я знала, что это все равно не поможет. Надо было держать себя в руках.

– Я понимаю, это все ужасно, но оставь все у меня. – Она дождалась, пока я встану, и неловко обняла меня. – Не скажу, что могу спасти положение, но попытаюсь. Не собираюсь терять стоящего автора только потому, что эта соплячка поплакалась своему дедуле.

– Думаешь, я стоящий автор? – спросила я, всхлипнув ей в плечо.

– Пошла вон, Кларк. – Мэри оттолкнула меня, и у нее на лице отразилось нечто напоминавшее улыбку. – Я с тобой свяжусь.

Я заковыляла прочь из офиса Мэри, не зная, когда вернусь сюда и вернусь ли вообще, и замешкалась, чтобы собраться и взять себя в руки. Никогда не знаешь, на кого наткнешься в офисах «Лук». Но конечно, при этих обстоятельствах я не могла наткнуться ни на кого другого, кроме человека, которого не хотела видеть.

– О, Энджел! – Сисси выплыла из‑ за качающихся дверей и села в кресло за своим столом. – Мне позвать охрану, чтобы они выпроводили тебя из этого здания, или ты сама унесешь свою жалкую задницу отсюда?

Иногда в жизни бывает так, что нужно проявить высшие чувства и не поддаваться низшим эмоциям, но, повернувшись к Сисси и увидев, как она потягивает через модную соломинку розового цвета кофе со льдом из огромного чана, я поняла, что это не тот случай.

– Одна моя подруга говорит, что такие, как ты, когда‑ нибудь нарвутся и получат то, что заслужили, – заметила я, пожав плечами. – Что скажешь?

– Не знаю, – протянула она, не вынимая соломинку изо рта и изумленно глядя на меня.

– Можно спросить у тебя кое‑ что? – Я присела на край ее стола, с наслаждением глядя на то, как она ерзает. Что было непросто в ее узком «Эрве Леже». Интересный выбор для офиса.

– Ну? – Сисси наконец поставила свой кофе – может, Виржини сказала ей, как здорово я управляюсь со своими кулаками, и поэтому она решила подготовиться.

– Почему ты решила вдруг связаться со мной? – спросила я, зажимая ладони между коленями. В этой стране я не собиралась никого бить. А то салют, судебные тяжбы! – Я хочу сказать, ты попала в большие неприятности.

– Я не знаю. – Она наклонила голову набок и длинный хвост соломенных шиньонов вместе с ней. Серьезно, кому‑ нибудь уже пора сказать ей, что Линдси Лохан не пример для подражания. – Ты мне не нравишься.

– Забавно, потому что ты мне тоже. – Я застучала пальцами по ее столу. – Интересно, с чего бы?

– С того, что я моложе, круче и горячее? – спросила она. И самое худшее было в том, что она не лукавила.

– Может быть, – кивнула я, – может быть. Совсем как вареное яйцо – крутое и горячее. Похоже, правда?

– Наверное, – сказала Сисси, глядя на меня так, как будто я сошла с ума. Что не исключено.

– Да, семантические забавы, – сказала я, спрыгивая со стола и заставляя ее вскочить. – Это как холодный кофе. Я не понимаю таких вещей – наверное, потому, что у нас в Англии их нет. Как его готовят – он сначала горячий и его остужают или сразу делают холодным?

– Откуда я знаю, дура? – Сисси отвернулась и потянулась за своим пластиковым стаканом «Старбакс». Но я оказалась быстрее.

– А через пластик холод не чувствуется, – сказала я, встряхивая стакан и глядя, как плавают льдинки. – Как тебе?

– Что? – Сисси слишком замешкалась, чтобы избежать душа из охлажденного латте, который обрушился на все ее шиньоны. И на платье. Ой! И на ее замшевые туфельки. – Ах ты, сука!

– Иногда карма запаздывает, – сказала я, кидая стаканчик в корзину рядом с ее столом. – А может, это и есть карма. Точно не знаю.

– Жаль, что все твое дерьмо сгорело! – крикнула она мне в спину. – Слышала, оно горело очень быстро, потому что в твоем чемодане было полно синтетики.

– Это все, что ты можешь сказать мне в ответ? – крикнула я, не оборачиваясь и шагая к выходу. – В самом деле – я тоже смотрела «Дурнушку» и ожидала чего‑ нибудь более оригинального.

– Да, наверное, оскорблять у меня получается куда хуже, чем говорить со службой безопасности аэропорта, – парировала она. – И уж куда хуже, чем увольнять тебя.

Я нажала кнопку лифта, и только тут до меня дошли се слова. Мой чемодан взорвали из‑ за Сисси? Глядя на свой палец, потянувшийся к кнопке вызова лифта, я увидела, как дрожит моя рука. Подставить меня по работе – это одно, но уничтожить все мои вещи?.. Мою прекрасную сумочку? Мои отлично сидевшие джинсы «Топ‑ шоп», которые я больше никогда не надену? Мои незаменимые «Лабутены»? Это уже серьезно. Это конец!

– Ты что, издеваешься? – спросила я, медленно поворачиваясь и глядя на нее, как Джон Уэйн. Или Шэрон Стоун в том ковбойском фильме с Расселом Кроу и Леонардо Ди Каприо. Мне кажется, это более удачное сравнение.

Лифт звякнул и открылся за моей спиной, привезя с собой половину сотрудников «Лук». Изумленных до крайности.

– А что ты сделаешь? – поинтересовалась Сисси, раскидывая руки. – Твоя жалкая задница вылетит отсюда. Ты ничего не докажешь. Мой дед не поверит тебе.

Не успела я среагировать, как дверь офиса Мэри открылась с таким грохотом, что все вздрогнули.

– Да, но он поверит мне, – сказала Мэри у нее за спиной. – Сисси, зайди ко мне. Энджел, с тобой мы поговорим позже.

Сисси покраснела. Она сложила руки на груди, которая просвечивала через ткань промокшего насквозь платья, и повернулась на своих каблуках, маршируя в офис Мэри.

– Мэри, – воззвала я, – она взорвала мои туфли. Мои туфли!

– И она их возместит, – отозвалась Мэри со всей серьезностью начальника. – Энджел, иди.

Я протолкнулась сквозь толпу зевак и врезала по кнопке первого этажа, крепко вцепившись в железный поручень внутри кабины лифта. Бедные мои туфельки. Вы не пали безвинно от рук параноидальных секьюрити аэропорта, вы стали жертвой бессмысленной мести какой‑ то «доярки». Вновь и вновь я оплакиваю вас.

Алекс ждал меня у здания, одетый в джинсы и футболку, несмотря на то что на улице стояла просто ужасная жара. В Париже было жарко, а в Нью‑ Йорке – влажно, потому что со всех пот лился рекой. Фу.

– Что случилось? – спросил он, готовый подхватить меня, когда я бросилась к нему в руки. – Все в порядке?

– Сисси взорвала мой багаж, – кричала я, уткнувшись ему в грудь. – В смысле она сделала так, чтобы его взорвали. Это была не случайность.

– Серьезно? – Он присвистнул. – Ого, ты, наверное, сильно взбесила ее в прошлой жизни.

– Знаю, – сказала я, позволяя ему обнять меня очень крепко. – Мои туфельки!

– Все будет в порядке, купим новые. – Алекс поцеловал мою макушку. – А с твоей работой все о’кей?

– А, это… – Я скорчила недовольную физиономию. – Не совсем. Меня типа уволили.

– Чего? – Он отстранился на расстояние вытянутой руки и пристально посмотрел на меня. – Тебя уволили? И ты страдаешь из‑ за туфель?

– Нуда, – вздохнула я, закрыв глаза. – Просто не могу сейчас думать о работе, иначе у меня взорвется голова. И я устала. Ну пожалуйста, можно мы просто поедем домой?

– Хорошо. – Он обнял меня за потные плечи, и мы пошли вдоль Сорок второй. – Но не могу поверить, что ты не психуешь.

– Боже мой, я ужасно психую! – Я сидела на краю дивана, качаясь туда‑ сюда, а потом встала, подошла к окну и принялась барабанить пальцами по стеклу, качая головой. – Меня уволили, Алекс. Уволили. Меня еще никогда не увольняли. И Боже мой, я потеряю свою визу, мне придется возвращаться в Лондон. То есть – что мне теперь делать? Я больше ничего не умею. Остается устроиться уборщицей. Или почтальоном. Боже мой, я буду работать почтальоном.

Алекс сложил руки на груди, глядя на меня из другого конца комнаты.

– Ты закончила?

– Ты не понимаешь! Почтальоны должны вставать очень рано. И мне придется ездить на велосипеде. – Я села на подоконник. – Не могу поверить, что мне придется работать почтальоном.

– Понятно. – Алекс подошел к окну и положил руки мне на плечи, обнимая меня, пока я не обернулась. – Энджел Кларк. Тебе не надо быть почтальоном.

– Не надо?

– Нет, – подтвердил он. – И уборщицей тоже. И вообще никем. Все, что ты сейчас можешь сделать, это успокоиться – вспомни, что сказала Мэри, и не парся.

– Я не могу не париться, – надулась я. – Я англичанка. Мы не знаем, как не париться. Так что я могу попытаться успокоиться и жить дальше.

– Если это поможет. – Он погладил мои плечи и взял в ладони мое лицо. – У тебя все будет в порядке. Вообще все всегда будет в порядке. Тебе просто нужно отвлечься.

– Нет, давай не сейчас, – устало проговорила я. – Серьезно, у меня все идет под откос. – Он что, моей смерти хочет?

– Да нет, – засмеялся Алекс и сел рядом на подоконник. – Я о другом.

– Это должно быть что‑ то очень обалденное. – Я подвинулась, чтобы он мог устроиться получше. Хорошо, что у него заднее место было вполовину меньше моего. – Что у тебя на уме?

– Собирайся. – Он сплел свои пальцы с моими. – Сегодня ты переезжаешь ко мне.

– Переезжаю? – Мелкая дрожь пробежала у меня по спине, и вся хандра после перелета и стресса спала.

– Переезжаешь, – подтвердил он. – Пойди приляг, пока я принесу коробки и все такое, а потом мы все перетащим ко мне. К нам.

– Это хорошо? – Я почувствовала, как мое лицо расплывается в улыбке. И не только потому, что он попросил меня прилечь.

– Да. – Алекс закрыл свои ярко‑ зеленые глаза и подарил мне смачный поцелуй в кончик носа. – Так что иди отдыхай. Тебе понадобятся силы, чтобы готовить мне ужин, женщина.

– Не смей называть меня «женщиной», – предупредила я, удаляясь в спальню. И втихаря планируя будущий обед. – Я ужасная феминистка!

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 202122 Следующая ⇒