|
|||
Глава тринадцатая
После обеда мы с Луизой пару часиков побродили по городу, прогулялись на другой берег Сены и поснимали друг друга: в Трокадеро, потом я снялась «в обнимку» с Эйфелевой башней, а Луиза – в таком ракурсе, будто башня вырастает у нее из головы. Пора мне завязывать с фотками. Я вряд ли подходила под формат «Белль». Как ни странно, Париж вдохновлял на такие вот снимки экспромтом. Но под Триумфальной аркой у нас не оставалось выбора: пришлось сделать серьезные выражения лица «строгих и угрюмых девушек в беретах». У меня строгое угрюмое лицо получилось лучше, чем у Луизы, – она была слишком блондинистой и слишком бодрой для серьезных парижских фотографий. – Жаль, что ты не хочешь вернуться вместе со мной, – сказала Луиза, приобняв меня, когда я усаживала ее в такси. – Ой, совсем забыла, это тебе. Она дала мне конверт, слащаво улыбаясь. Я улыбнулась в ответ и начала его открывать, но таксист стал сигналить. Наверное, в Париже нельзя стоять посреди дороги с работающим двигателем. Наверное, вообще нигде нельзя. – Откроешь потом. – Луиза бросила сумку на заднее сиденье. – Я скучаю по тебе, крошка. Не могу поверить, что придется переживать все заботы с ребенком без тебя. Ты точно не хочешь вернуться? Ты разбиваешь мне сердце, так и знай. – Я знаю, обещаю скоро вернуться, – поклялась я, сунув конверт в мою замученную сумку. – Но пока не могу. Надо сначала разобраться с Алексом. – Ты действительно любишь его? – спросила она, заправляя волосы за уши и серьезно глядя на меня. – А он заслуживает твоей любви, Энджел Кларк? – Заслуживает, – сказала я, шмыгнув носом, а потом наполовину засунулась в такси и обняла ее, ужасно желая прыгнуть к ней и оставить все свои неприятности позади. В который раз. – Когда ты с ним встретишься, сама это поймешь. – Жду не дождусь. – Лу высунула голову из окна. – Но ты понимаешь, что привести его надо либо до того, как меня разнесет до размеров слона, либо после того, как родится ребенок. Я не хочу, чтобы вы с твоим обалденным дружком разгуливали по Лондону, пока я буду как кит, на которого напялили одежду для беременных. – Понятно, – отсалютовала я, изо всех сил махая вслед уезжающему такс и. Я стояла на обочине, глядя, как проезжают машины, и ожидая, когда же мое настроение придет в норму. Я так радовалась встрече с Луизой, но было очень больно прощаться с ней. Я даже не подозревала, как сильно соскучилась по ней. А теперь у нее появится ребенок. Как это жестоко, что ее жизнь будет проходить без моего участия, но хорошо, что мы расстались так, как расстались – имею в виду нашу перепалку за час до прощания, – и она осталась моей лучшей подругой, которой я могу рассказать все, а не хныкающей пародией на женщину, чью свадьбу пустило под откос чудо в перьях, то бишь я. К счастью, у меня не было времени, чтобы размышлять о своих промахах – прошлых, настоящих и будущих, потому что шел уже восьмой час и мы с Виржини должны были встретиться в каком‑ то баре, выбранном ею наобум, где она назначила встречу между семью и восемью, и, учитывая, что у меня не было исправного телефона, мне захотелось добраться туда как можно скорее. Ничто на свете не заставило бы меня снова спуститься в катакомбы метро, поэтому я прыгнула в такси и дала водителю адрес, предусмотрительно нацарапанный накануне Виржини, а потом достала подводку и занялась делом. Так вот откуда у всех девушек вокруг такой одинаково неопрятный макияж, доведенный до совершенства. Несколько раз взмахнув кисточкой для туши и нанеся пудру, я подумала, что и так сойдет, приняв во внимание, сколько я рыдала сегодня. Было еще не очень темно, но свет на узких затемненных улицах снисходительно помогал скрывать мои увечья. Я выпрыгнула из такси, сунула водителю, как я надеялась, достаточно денег и стала искать Виржини. Ее нигде не было видно, зато я обнаружила указатель к «Алиментасьон женераль[61]», месту, где она назначила нашу встречу. Уязвленная такой насмешкой надо мной и моим школьным уровнем знания французского (никакой это не универмаг, а чертов модный бар – лукавый французский язык! ), я рискнула заглянуть внутрь, чтобы поискать мою новую подругу там. Еще было довольно рано, но бар был уже полон народу, а музыка гремела вовсю. Заняв место в баре, я заказала мохито, которое пили все вокруг, и покрутилась на стуле в поисках Виржини. Бар оставлял приятное впечатление и был заполнен той же публикой, что я видела в кафе «Карбон» в свой первый вечер. Здесь царили шик и позерство; вдоль стен стояли буфеты, висели странные абажуры. Но толпа уже отрывалась вовсю, ни на что не обращая внимания, пританцовывая и хохоча. До чего же люди держатся за шаблоны. Нью‑ йоркцы носят черное и считают, что на работу можно ходить в кроссовках. Парижане курят все, как один, и походят на героев фильма «Амели». И по моим собственным наблюдениям, люди в обоих городах пьют как сапожники. Хотя вполне возможно, это из‑ за того, что я провожу слишком много времени среди стиляг. Не самое здоровое времяпрепровождение. – Энджел! – донеслось со стороны двери. Встав на цыпочки, я едва разглядела макушку Виржини, или по крайней мере гигантский розовый бант на ней. Она подняла руку от двери, где говорила по своему крошечному телефону. Я замахала рукой как сумасшедшая, угодив неугомонным локтем человекам трем в глаз. Виржини сунула телефон в сумку, оглядела укомплектованный под завязку бар и жестом позвала меня продвигаться к ней. – Тут слишком много народу, – заявила она после кратких объятий и двух формальных воздушных поцелуев. – Извините меня; я успевала, но меня задержали. – Ничего страшного. Давай просто пойдем куда‑ нибудь, где потише, – предложила я, стараясь не беспокоиться о том, что мои слова звучали так, словно исходили из уст какой‑ нибудь старушки. – Мне хватит шума от предстоящего концерта. – Раз уж я стану крестной, то мне пригодятся такие вещи, как слух. Чтобы я могла в полной мере насладиться плачем и криками моего будущего крестника. Мы прошлись по улице и наткнулись на другой бар, поменьше и посвободнее. В самом дальнем конце, в опасной близости от туалетов и сигаретного автомата, обнаружился свободный столик, который мы и заняли, скользнув на сиденья друг напротив друга. – Я принесу вина, – сказала Виржини, кидая мне свой ярко‑ фиолетовый свитер и направляясь в бар. Я не удержалась и посмотрела на этикетку. Соня Рикель, очень мило. Итак, в отношении всего, что касается моды, мисс Виржини была не столь невежественна, как утверждала, судя поэтому экземпляру и ее «Лабутенам», но, с другой стороны, сдается мне, работая в таком журнале, как «Белль», невозможно не поддаться, так сказать, профессиональному поветрию и не купить что‑ нибудь эдакое. Год назад я бы с трудом отличила «Прада» от «Праймарк», не глядя на ценник. А она приросла к джинсам с балетками, поэтому, наверное, я и симпатизировала ей. Она появилась так же прытко, как исчезла, с бутылкой вина и не слишком чистыми на вид бокалами, но, судя потому, в каком месте мы сидели, я должна была радоваться, что нам не придется пить из горла. Я не против забегаловок, но это место было просто «лютое». Виржини налила вина и стала болтать о том, как провела день, перечитывая некоторые из моих сообщений в блоге для вдохновения (мне все никак не удавалось выбить из нее эту идолопоклонническую дурь); я рассматривала красные стены с облупившейся краской, увешанные плакатами давно прошедших шоу и невпопад подобранными постерами а‑ ля поп‑ арт. Еще я заметила, что здешняя публика значительно отличалась от таковой в «Алиментасьон женераль». Атмосфера тотального веселья была несколько опорочена всеобщим желанием в буквальном смысле себя показать и других посмотреть, но не дай Бог кому‑ то принять этот смысл за таковой и начать действовать без стеснения. Уверена, что Бритни никогда не имела бы здесь успеха ни в каком смысле. Две девушки, одетые практически одинаково, прислонились к окну, стали перебрасывать волосы из стороны в сторону и переглядываться, изо всех сил стараясь не показывать, как интересуются высоким темноволосым парнем, повернувшимся к бару спиной. Вот уж кому точно наплевать, кто здесь есть и кого нет. Вот самый верный претендент на звание «самый крутой» в баре. – Так вы встретились с вашей подругой? – громко спросила Виржини. Я повернулась к ней и встретилась с распахнутыми глазами, в которых читался вопрос. Господи, это создание интересуется буквально всем на свете. И это как‑ то напрягало. – Да. – Я все же хорошенько хлебнула вина, чтобы не быть в этом месте белой вороной. В чужой монастырь, как говорится… Ну или в бар… – Мы пообедали, было приятно снова увидеться. Она недавно узнала, что беременна, так что все было как‑ то чудно. Чудно в хорошем смысле, но все равно чудно. – Ты по ней скучаешь? – Очень, – закивала я, и мои волосы запрыгали. – Я даже и забыла, как давно мы не виделись. У нее завтра годовщина свадьбы, а значит, мы не виделись целый год. И прошел ровно год с тех пор, как я переехала в Нью‑ Йорк. – И вы совсем не думаете о том, чтобы вернуться домой? – спросила она, глядя поверх моего плеча, как я поняла, в сторону мистера Я‑ на‑ всех‑ положил, стоявшего позади меня. Ха, и она не устояла перед этим мальчиком, как, наверное, и большинство из нас. – Год – это так долго; без семьи, без друзей. – Нуда. Но, честно говоря, я совсем не скучала, до сегодняшнего дня точно, а после – не знаю, чувствую себя как‑ то странно. По‑ другому, – добавила я. – у Луизы завтра первая годовщина. Как странно осознавать, что все, кого ты знаешь, будут там, а ты – в двух часах езды оттуда – нет. – Вы не хотите ехать? – Да, в общем, хочу, – тихо призналась я. – Хотя это и не лучшая идея, но меня тянет домой только потому, что в Нью‑ Йорке меня ждет разочарование. – Но паша жизнь такая захватывающая! – запротестовала Виржини, наверное, уже в миллионный раз. – Я бы согласилась на что угодно… – Сколько ни повторяй «сахар», – предупредила я, – слаще во рту не станет. Виржини покачала головой. – Я уверена, Лондон – прекрасный город, но Нью‑ Йорк!.. Это лучшее место в мире. Расскажите мне, что там может быть такого плохого, что вам хочется в Лондон? – Ну, знаешь, много всего. – Я отпила еще вина и решила объяснить: – Мы с Алексом в состоянии неопределенности, Дженни не разговаривает со мной, а прошлым вечером он сказал мне кое‑ что, что до сих пор крутится у меня в голове. – Может быть, вам нужное кем‑ то поговорить? – ненавязчиво предложила она. Я сморщила нос и задумалась на секунду. Виржини вряд ли могла бы дать мне дельный совет. С другой стороны, разговор с Луизой помог, хотя она была не на стороне Алекса. – Ладно. – Я решилась. Что‑ то в этом тряпичном розовом банте внушало мне доверие. – Он заявил, что на его концерты я всегда хожу одна, и я задумалась. Он прав, наверное. У меня не так много друзей в Нью‑ Йорке, кроме Дженни и ее знакомых. Я хочу сказать, что у меня есть небольшой круг друзей и мне комфортно с ними, но меня беспокоит то, что этот круг с каждым разом становится все меньше и меньше и однажды может случиться, что из всех близких мне людей останется только Алекс. Так произошло в Лондоне – в университете нас было тьма‑ тьмущая, потом осталась небольшая группа, а через пару лет только я, Марк, Луиза и Том. А в Нью‑ Йорке у меня нет даже Луизы. Я не хочу, чтобы все повторилось снова. Если мы с Алексом расстанемся, я не уверена, что у меня будет то, ради чего стоило бы оставаться в Нью‑ Йорке. – А вы уверены, что можете расстаться? – Виржини быстро наполнила мой бокал и смущенно улыбнулась. – Простите, я слишком быстро пью, я знаю. – Да нет, все в порядке, – солгала я и подумала, что не стоит даже пытаться догнать ее. – Я не очень умею пить. Когда я была в Лос‑ Анджелесе, то слишком часто перепивала – и теперь пытаюсь больше не надираться. – Надираться? – До упаду, до рвоты, до отключки и до прихода в себя с пьяным незнакомцем в собственной постели, – пояснила я, медленно отпивая из своего бокала. – И я не могу даже представить себе, что мы с Алексом расстанемся. – Сегодня вы работали над вашей статьей? – мудро переменила тему Виржини. – Я так переживаю. Ведь вам надо успеть закончить статью всего лишь за два дня. – Осталось только два дня, да? – Я не могла поверить, что неделя прошла так быстро. Впрочем, чему удивляться – время было насыщено событиями. – Все будет в порядке, – подбодрила я ее (и себя заодно). – Вчера я скомпоновала несколько своих записей, и мне показалось вполне сносно. Конечно, надо еще кое‑ что добавить, но с сегодняшнего дня я могу посидеть в баре. Я думаю, что все получится. Кстати, как это место называется? – «НЛО». – Виржини оглядела бар, который уже заполнился людьми. – Тут столько народу – может, он не такой уж секретный? – Для тебя нет, но могу поспорить, что здесь не так уж много американцев, – сказала я, оглядываясь вслед за ней. Другая половина помещения была словно другим местом – там была совершенно иная публика, не то что хиппари у нас на задворках. Все разговаривали, махали руками, смеялись, трогали друг друга за плечи, целовались. – Как минимум один американец присутствует, – сказала Виржини, указав своим почти пустым бокалом в направлении того самого темноволосого парня, который стоял спиной к нам. Только теперь он не стоял спиной к нам. Он встал и пошел к выходу, слегка наклонив голову влево, чтобы не упираться головой в низкий потолок, с футляром для гитары в руках. Это был Алекс. А за ним вышла Солен и тоже направилась на улицу. – А это не… – указала Виржини, когда они остановились у окна в нескольких дюймах от нас. – Да, – сказала я, стараясь не поддаваться панике, от которой меня чуть не колотило. – Она самая. Солен волшебным образом извлекла из своих облегающих джинсов пачку сигарет и взяла одну в рот, поднимая подбородок, чтобы Алекс ее зажег. Она отдала зажженную сигарету ему и повторила процесс, на тот случай, если в первый раз я рассмотрела все не очень четко. Сделав глубокую затяжку, она взмахнула своей длинной челкой и склонила голову на одну сторону, улыбнувшись моему бойфренду, а потом они куда‑ то отправились вместе. Прежде чем я сообразила, что мне делать дальше, Солен оглянулась через плечо, посмотрела прямо на меня и улыбнулась мне в самой бесцеремонной, самодовольной манере, которую я только когда‑ либо встречала. Отвернувшись, она взяла Алекса под руку и продолжила чеканить мостовую; вскоре они скрылись из виду. – Энджел? Я смотрела в окно, не обращая внимания на тихий голос. – Энджел, прошу вас, вы так разобьете бокал. Вырванная из своего транса, я поняла, что сжимаю ножку своего бокала так сильно, что в следующий момент могу его просто раздавить. И засадить прямо в сердце Солен. Если оно у нее вообще было. – Вы знали, что Алекс встречается с этой девушкой? Я так посмотрела на Виржини, что стало понятно – она задала глупый вопрос. – По‑ моему, он вас не видел, – сказала она. – И я уверена, между ними ничего нет. Я все еще не могла вымолвить ни слова. Говоря словами, а точнее, акронимами[62]. Дженни, ЧЗХ? [63] – Они оба играют в группах, так? И выступают на завтрашнем фестивале? Значит, это скорее всего просто деловая встреча. Я даже не стала вскидывать бровь. Она что, считает меня полной дурой? – Вы же сами сказали, что между ними ничего нет. Это уже история. Ну да, и история иногда повторяется, подумала я, хотя вслух произнести не смогла. Прежде всего потому, что это было слишком затасканное выражение. Я допила остатки вина и снова налила полный бокал из теперь уже почти пустой бутылки. Который тут же осушила. – Энджел, я бы… – Виржини? – Да? – Не обижайся, но ты можешь помолчать минуту? – Конечно. Мы пили в молчании несколько минут, пока я переваривала то, чему только что стала свидетелем. Должно существовать совершенно рациональное объяснение того, почему мой парень ушел выпить со своей бывшей девушкой, ничего не сказав мне. Например, они просто случайно встретились, и он не хотел показаться невежливым. Или что она угрожала броситься в реку, если он откажется от встречи с ней. Или он решил просто выпить вместе перед шоу, потому что больше не хотел делать этого со мной. Ничего себе, вот так размышления. Еще десять минут тишины прошли в видениях об Алексе и Солен, канканом проносившихся в моей голове, а Виржини сидела и сосредоточенно молчала. Я знала, что ее убивает эта ситуация, но действительно не желала выслушивать ее соображения в данный конкретный момент. Я хотела добить бутылку как можно быстрее, чтобы получить удобное и действенное оружие. – Энджел? Я слегка повернула голову к Виржини. – Если ты собираешься сказать, что это невинная дружеская встреча, то серьезно: лучше не надо. – Вообще‑ то я хотела спросить, не хотите ли вы переночевать у меня сегодня, – нерешительно сказала она. – Если что‑ то будет не так. – А. – Я была немного шокирована. Разве она не должна была скакать и орать, что Солен шлюха и что я такая замечательная, а Алекс полный идиот, раз посмотрел на другую женщину? – Потому что – я не знаю Алекса, – но я не доверяю этой Солен. Да, я уже говорила это, – добавила она, наливая еще вина в бокал, пока бутылка не оказалась пустой. – Ясно. – Я взяла бокал и проглотила его залпом. Не ощутив вкуса. И, сдается мне, это было плохое предзнаменование. Вино было не самое лучшее. И мне вообще не стоило пить красное. – Что ж, надо с ним поговорить. А вдруг они случайно встретились, и он не хотел показаться невежливым. – А мне казалось, его не очень беспокоило, вежлив он с ней или нет, – напрасно напомнила мне Виржини. – Именно поэтому он не пошел на вечеринку с вами. – Ах да. Я притворилась, что забыла, хотя все прекрасно помнила. Я не могла придумать ни одной причины, по которой Алекс мог быть в баре с Солен в то время (как ему было известно), когда я должна быть на встрече, и он ничего мне не сказал. Ни одного слова. Если только он в последний момент не узнал, что его мать нуждается в почке, а Солен – единственный подходящий донор на всем свете. Нет, это тоже вряд ли. Он никогда не видел свою мать. – Может быть, вам не надо ходить на концерт? Может быть, вам надо пойти и забрать свою сумку из гостиницы? – предложила она, допивая вино. – Вам пришлось столько всего пережить из‑ за измен, нельзя снова переживать такое в одиночку. – Господи, нет же! – Я замотала головой, стараясь не обращать внимание на то, что комната вращается вместе со мной. – Нет, правда, я веду себя как дура. Я должна просто пойти и спросить. В конце концов, это смешно – выдумывать черт знает что, когда мне ничего не известно. Впрочем, у меня появилась идея, в том‑ то и проблема. Причем она была очень красочная и потому не нравилась мне еще больше. – D’accord, – надулась Виржини. – Как хотите. Но вы должны остановиться у меня, если не желаете возвращаться в гостиницу. – Виржини, правда, все нормально, – пыталась я убедить ее и себя. Не уверена, что, если мои опасения оправдаются, будет уместно рыдать на полу у девушки, с которой мы едва знакомы, даже если она была моей личной шикарной парижской Мэри Поппинс. Практически леди Совершенством. – Ты должна помогать мне со статьей, а не приглашать на душеспасительные беседы. – Но я хочу помочь, – настаивала она, протягивая руку и сжимая мою ладонь. И тут же поняла, что это слишком даже после трех бокалов вина на полупустой желудок Энджел. Она отпустила мою руку и пожала плечами, делая вид, что ничего не произошло. – Может, вам навестить свою подругу из Англии? Уверена, она поможет вам лучше меня. – Ты прекрасно мне помогаешь, – уверила я ее, обрадованная тем, что мне выпала возможность хотя бы одну секунду подумать о чувствах кого‑ то другого. – Правда, Виржини, ты самая лучшая. И знаешь, если тебе понадобится приехать в Нью‑ Йорк, ты всегда сможешь остановиться у меня. – Спасибо, – пробормотала она, пригладив свои длинные волосы по всей длине и проверяя, не секутся ли кончики. Естественно, они не секлись. – Нет, правда, я очень ценю то, что ты пытаешься выразить. – Господи, она даже не может смотреть на меня. Вот черт, не хватало только ее обидеть. – Ты самая лучшая, Виржини. На самом деле. Да, и я попросила Алекса включить тебя в список гостей фестиваля в воскресенье, я буду рада, если ты придешь. Думаю, он уже это сделал, несмотря на то что ведет себя как сукин сын. – Это не проблема, у меня есть пропуск для прессы. Еще вина? – Она посмотрела на меня, и ее невидимый переключатель счастья включился. Я натянуто улыбнулась и поднялась, чтобы пойти в бар.
|
|||
|