|
|||
Глава пятнадцатая
Спустя двадцать минут и два неправильных поворота я наконец оказалась у стола администратора гостиницы. Я стояла с высунутым языком и делала вид, что мне очень надо изучить флаеры местного «Диснейленда», приводя свое дыхание в норму. Ален был за столом, смотрел на меня и улыбался, но в его глазах читался ужас. Еще бы – ведь я, наверное, выглядела страшновато, с размазанным макияжем и пожелтевшим фонарем, но хотя бы трезвая. То есть фактически я была пьяна, только совсем не ощущала этого. Я не знала, что чувствовала. – Bonsoir, Mademoiselle[68] Кларк, – сказал Ален после весьма затянувшейся неуклюжей паузы. – Как вы чувствуете себя сегодня вечером? – Я в порядке, – ответила я, роясь в сумке в поисках ключа от номера. Потому что, в отличие от всего остального на этом свете, моя сумка никогда меня не подводила. – Наверное, в порядке. – Могу я вам что‑ нибудь принести? – спросил он, чуть оживившись. – Нет, спасибо, – сказала я, отыскав ключ и победно подняв его, попутно сбрасывая то, что к нему прицепилось. – D’accord. – Он улыбнулся и уставился на свой монитор или просто хотел отвести от меня взгляд. Я нагнулась и подняла какую‑ то бумагу, отлипшую от моего ключа, чтобы Ален не добавил пункт «нарушительница санитарных правил» к своему списку моих приключений, в которых уже значилось: «пьяница», «сумасшедшая» и «эксгибиционистка». Но это оказалась не просто бумага, а письмо, которое дала мне Луиза. Я надорвала его и извлекла фотографию. Это был чудесный снимок: мы с ней на ее свадьбе. Мы стояли у сада, после церемонии, и она убирала прядь выбившихся волос мне за ухо, а я держала наши с ней букеты. Как обычно, она выглядела собранной и безупречной, а я – как нетерпеливый ходунок. Вся эта торжественность явно не по мне; она могла с таким же успехом плевать на свой платок и вытирать мне лицо от мороженого. Солнце нещадно палило у нас за спиной, едва не касаясь светлых волос Луизы и отражаясь от моего обручального кольца. Я была обручена. Но самое странное то, что мы обе улыбались. Мы были счастливы. Очень‑ очень счастливы. Я присела на один из прозрачных стульев в холле и стала смотреть на фото. Я даже не была похожа на себя: как бы пристально ни вглядывалась, никак не могла отыскать себя в той девушке. Она казалась спокойной и расслабленной, и единственное, о чем думала, долго ли сможет продержаться на четырехдюймовых каблуках. Конечно, в тот момент она даже не подозревала, что ее жених уже через пару часов будет кувыркаться со своей партнершей по теннису на заднем сиденье их машины. И до этого осталось недолго. Я провела пальцем по фотографии, остановившись на моем кольце с бриллиантом. Надо же, я была обручена. И даже собиралась замуж. Теперь это казалось мне каким‑ то неведомым словом из мира взрослых. Сунув фото в конверт, пока оно не успело причинить больше неприятностей, я безучастно взглянула на пол. Это было всего год назад. Завтра будет год, а казалось, что прошла вечность. – Мадемуазель Кларк? – Ален стоял возле меня с коробкой салфеток, прежде чем я успела осознать, что плачу. – Ален, у вас есть расписание «Евростара»? – спросила я, вытирая слезы тыльной стороной ладони и стараясь в то же время утереть нос. – На сегодня? – Кажется, последний поезд уже ушел, – ответил он, доставая салфетку за салфеткой. Начиная плакать, я обычно не могу остановиться. – Вы хотите, чтобы я посмотрел расписание на завтра? – Да, пожалуйста, – сказала я, небрежно пихая конверт назад в сумку. Ален скрылся за компьютером, и я услышала отдаленные клацающие звуки. Я спокойно сидела на стуле, а крупные градины‑ слезы скатывались по моим щекам и падали на пол. Я совсем не знала, что мне делать, но надо было делать хоть что‑ нибудь. – Первый поезд отправляется завтра в половине восьмого. Есть свободные места – вам забронировать билет? Я посмотрела на свою сумку и вцепилась в конверт. Я не стала доставать фотографию, а только посмотрела на витиеватый почерк Луизы на коричневой бумаге. Надпись гласила: «Для Энджел», – а после стояло столько поцелуев, что у нее даже почти закончилась паста в ручке. Луиза всегда бурно выражала свои эмоции. – Да, забронируйте, пожалуйста. – Я вышла из забытья и взглянула на Алена. – И пожалуйста, закажите мне такси, чтобы я могла успеть вовремя. – Ну разумеется. – Он коротко кивнул. – Разбудить вас утром? – Нет‑ нет, я встану сама, не беспокойтесь, – сказала я, вспоминая, как пользоваться ногами. – Спасибо, Ален. – Когда вы намерены вернуться в Париж? – спросил он, продолжая печатать. О расторопность, имя тебе Ален. – Хм, не стоит беспокоиться об этом. – Мне стало как‑ то не по себе, когда я это сказала. – Я решу это там. Ален взглянул на меня, уже без опаски, зато с явной озабоченностью. – И вам нужен только один билет? Я кивнула. Слова снова куда‑ то подевались. – D’accord, ваш билет забронирован на семь тридцать, такси заберет вас в шесть из холла, а я распечатаю все необходимое к утру. Мне включить это в счет за номер? – Хм, нет, вот, возьмите. – Я вручила ему корпоративную кредитку. Надо пользоваться, пока она есть. – Все забронировано, – подтвердил Ален, отдавая карточку назад. – Bonsoir, Mademoiselle. Я изобразила маленькую натянутую улыбку и пошла в номер, всю дорогу держась за коричневый конверт.
Оказавшись в безопасном номере, я разделась – все казалось засаленным и заношенным. Порывшись под своей подушкой в темноте, я вытащила футболку и шорты Алекса, в которых спала, и молча натянула их. Сегодня комната казалась огромной. Я включила лампу около кровати и открыла ящик стола. Там лежал мой паспорт. Я достала его и бросила в сумку. Ах ты, моя сумочка. Да, похоже, это единственная хорошая вещь, которая случилась со мной за прошедший год. Я достала чистое белье, футболку и леггинсы, которые доставили из гостиничной прачечной, и повесила на спинку стула. При всем том, что мое сердце было разбито после утраты стольких красивых вещей, образ жизни минималистки имел свои плюсы: не надо думать, что надеть. Я планировала вовсе избежать разговора с Алексом. Когда он вернется после концерта, притворюсь спящей, а утром просто убегу, не сказав ни слова. Слишком много всего случилось за слишком короткое время. Грэм был прав: нам надо поговорить, – но я не могла, по крайней мере пока. Еще неделю назад я думала, что еду в Париж со своим парнем на его день рождения, а по возвращении в Нью‑ Йорк перееду к нему. А теперь я знала, что: а) он не хочет, чтобы я к нему переезжала; б) он возвращается к своей бывшей и с) мне, может быть, и вовсе не надо возвращаться в Штаты. Мне надо было собраться с мыслями, но сделать это здесь было невозможно. А вот в комнате для гостей у Луизы возможно, смотря «Холлиоукс»[69] и заедая его тоннами печенья. Взяв телефонную трубку в руки, я помолилась, чтобы она все еще отключала звонок на ночь, и набрала ее номер, слегка удивленная тем, что до сих пор помню его наизусть. Уфф. Автоответчик. – Привет, Луиза. – Мой голос звучал выхолощено и надсаженно, как будто я чередовала стопки с текилой и караоке. – Э‑ э, я еду к тебе. Поезд прибывает в Лондон где‑ то около половины девятого. Позвоню, как доберусь. Люблю тебя. Я не пошла умываться, чтобы не смотреть на себя в зеркало, и скользнула под прохладное белое покрывало, засунула блэкберри под подушку, установив будильник в режим вибрации. Хоть какая‑ то от него польза. Я чувствовала себя как зомби. За один день пережила столько эмоций, что просто вся вышла. Было невозможно поверить, что я попрощалась с Луизой всего четыре часа назад. Я перевернулась и уставилась в потолок, а потом принялась разглядывать красивый рисунок на стене. Закрывая глаза, я перевернулась на бок и стала ждать, когда услышу, как в замок вставляется ключ.
* * *
Первое, что я услышала утром, было тихое жужжание под ухом. Сунув руку под подушку, я вытащила телефон и выключила будильник, а потом замерла, ожидая еще каких‑ нибудь звуков, чтобы понять, проснулся Алекс или нет. Мгновение спустя до меня дошло, что что‑ то не так. Аккуратно перевернувшись, я не сразу все поняла. Алекса не было рядом. Его не было в кровати. Его не было в кресле у окна. Его вообще не было в комнате. Алекс не вернулся в гостиницу. Не в силах даже подумать о том, что это может значить, я выбралась из постели и принудила себя зайти в ванную. Накануне вечером я совершенно правильно решила не смотреться в зеркало – поразительно, во что может превратить лицо травма двухдневной давности. К счастью, эта самая травма хотя бы прошла почти без последствий. Слава Богу, в поезде можно и не выглядеть сексуально. Я плеснула холодной воды на лицо, почистила зубы и на скорую руку приняла душ. Даже если у тебя разбито сердце, гигиену все равно надо соблюдать. Вернувшись в комнату, я посмотрела на пустую кровать. Я, наверное, отключилась сразу же, как только закрыла глаза, – постель выглядела нетронутой, за исключением того места, на котором спала я. Заставляя себя не думать о том, что он делал ночью и с кем, я взяла свою сумку и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. – Мадемуазель? Ален все еще стоял за столом – серьезно, неужели прошло несколько часов? Солнце светило в окно, значит, уже утро. – Доброе утро, – сказала я, удивленная каменной монотонностью собственного голоса. Мой голос отражал общее ужасное состояние организма. – Такси уже здесь? – Да, – подтвердил Ален, указывая на большую черную машину у входа. – Мы с вами увидимся сегодня вечером? – Вы когда‑ нибудь выходите из‑ за своего стола? – спросила я, увиливая от ответа. – Иногда, – ответил он, кивнув. – Нечасто. Я улыбнулась или попыталась, стараясь придумать, о чем еще можно поговорить. – Ну, спасибо вам. Вы очень мне помогли. Правда. Просто замечательно. – Вас ждет такси, – неловко сказал Ален, жестом указав на дверь. Видимо, не все портье млеют от раздутой похвалы, подумала я, кивнула и устремилась наружу. Хотя мой опыт общения с портье был крайне ограниченным. Может быть, некоторым людям действительно нравится помогать другим. Чудно. Усевшись в такси, я попросила шофера отвезти меня к Северному вокзалу и вставила наушники, выбрав что‑ то громкое и тошнотворное. В шесть утра Париж только‑ только просыпался, совсем не как Нью‑ Йорк. Если бы я совершала поездку на такси по Манхэттену в такое раннее утро, даже в уик‑ энд, то бы увидела десятки бегунов, примерно столько же гуляк, бредущих домой в несвежей вчерашней одежде после бурной ночной пьяной оргии, и целую вереницу садистов, выходящих из «Старбакс» и направляющихся в офисы. Обычно с заходом в тренажерный зал. Никогда этого не пойму. Но Париж не таков, или тот Париж, по которому путешествую я. Он был такой степенный, такой спокойный. Я всегда думала, что это город полуночников, со сверкающей огнями Эйфелевой башней, «Мулен Руж», барами и кафе; этот город вздыхал и шептал на рассвете. Ему не надо было кричать, он был слишком изящен для этого. Париж – тот город, в котором я хочу жить, когда вырасту. Если я когда‑ нибудь вырасту. Поездка до вокзала заняла не так много времени, как я рассчитывала, поэтому я устроилась за столиком в привокзальном кафе и достала ноутбук. Мне не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, они не самые желанные компаньоны в путешествии. Я зашла в Интернет по беспроводной связи и решила опубликовать последнее сообщение в блоге. Одному Богу известно, опубликует ли это сообщение «Лук», но я была полна решимости высказаться, пока у меня была возможность.
«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭНДЖЕЛ: О‑ ЛЯ‑ ЛЯ Так, ну пришла пора облегчить душу; надеюсь, вы не будете против, если я перемою тут кое‑ кому кости. У меня были терки с девчонкам и раньше – они ведь у всех были, правда же? Но меня (очень) недавно просто достала одна девица. И в хвост и в гриву. То есть не одна, а две. Вообще‑ то даже три. Черт. Три. За одну неделю. Какого черта? Что, вышел какой‑ то приказ, о котором я ничего не знаю? Кто‑ то объявил международную неделю Притеснения Энджел? »
Я прервалась и посмотрела на экран. И что дальше? Что еще можно сказать? Не хватало еще сорваться прямо в сети. Надо остановиться, пока я публично не побрилась налысо и не начала разносить машины зонтиком. Хотя зонтика у меня нет. Ну и к лучшему. Спустя мгновение после того, как страница «Лук» растаяла, я увидела, как на экране появилось наше с Алексом фото. Это был удачный момент, а не постановочный снимок, который Ванесса поймала на свадьбе у Эрин несколько месяцев назад. Мы стояли, перегнувшись через перила балкона, и наблюдали за происходящим внизу. Ванесса поймала момент, когда Алекс шептал мне на ухо, его галстук был развязан, верхняя пуговица рубашки расстегнута, а всклокоченные волосы прикрывали мое лицо. Я смеялась, закрыв глаза, положив одну руку на перила, а другую – на грудь Алексу. Щеки горели, а блеск для губ совсем стерся. Не успела я начать плакать, как эта картинка исчезла, сменившись нашей с Луизой фотографией. Я была уверена, что она с моего прошлогоднего дня рождения в Лондоне, где мы во все горло наяривали под караоке, охваченные весельем и эмоциями от проникновенного исполнения баллады. Я была шокирована, увидев эту фотографию. Я так долго гнала от себя воспоминания о счастливых минутах моей лондонской жизни, что было непривычно видеть одну из них прямо перед собой. Тем вечером мы веселились от души. Я поднесла руку к глазам. На них не было туши, которая могла размазаться, но мне не хотелось реветь посреди станции. Я вдохнула через нос, выдохнула через рот и подняла голову вверх, чтобы не заплакать. В этом не было никакой необходимости. На сей раз все не так, как в прошлом году. Я не сбежала. Я приняла осознанное решение. Я не прыгнула в самолет, надеясь на лучшее. Я спокойно шла к поезду и знала, что лучшее – это не обязательно то, как хочешь ты. Я покрутила колесико мышки, и экран ожил. Проверив почту, я оставила все как было и захлопнула ноутбук. Потом почитаю. Громогласное объявление посадки на мой поезд вернуло меня к жизни. Я потрясла сумку, пока всякая ерунда не съехала в сторону, обнажив мой билет и паспорт. Это не импульсивный порыв. Это разумное решение. Единственно верное.
|
|||
|