Глава четырнадцатая

Когда мое сознание затуманилось, я перешла на мохито, чтобы попытаться проскочить барную часть вечера поскорее. Почему‑ то пьяная логика убедила меня, что все дело в неправильном выборе вина, а не в моей склонности к выпивке. Находясь под воздействием смеси из нескольких напитков, я решила поговорить с Алексом о том, что видела своими глазами. Мне хотелось побыстрее развязаться с этим неприятным разговором, но Виржини увлеклась вином. Казалось, она вернулась в режим моей поклонницы, но что‑ то было не совсем так. Ее раздражавшая когда‑ то бойкость скисла, и теперь она казалась встревоженной. Я принялась было рассказывать ей о работе, которую сделала по статье, но она отвечала на мой полупьяный энтузиазм кивками и улыбками вперемежку с односложным бормотанием, а когда я попыталась вытянуть из нее, что она думает насчет переезда в Нью‑ Йорк, она только пискнула, пожала плечами и посмотрела в окно.

Сдавшись, я вернулась к своему мохито, но выпила его так быстро, что в стакане осталась только одна очень сладкая мятная вода со льдом. Мои ноги еще болели после вчерашнего марафона по городу на высоких каблуках, но концерт выстоять я могла. Ведь Виржини сказала, что мероприятие состоится неподалеку. Выяснилось, что мы находимся всего в двух шагах от этого места; более того, «Нуво казино» находилось буквально по соседству с тем кафе, в котором мы с Алексом встретились впервые. Площадь «прикинутого» Парижа, оказывается, такая миниатюрная, и это обрадовало мои ступни до невозможности. Виржини, однако, не улыбнулась ни разу с тех пор, как мы вышли на улицу. Может, она сердится, что я не отдаю ей ее туфли, подумала я. Взглянув на свою миниатюрную компаньонку, я увидела, что она сосредоточенно набивает что‑ то на айфоне, которого я раньше не замечала.

– Это у тебя айфон? – спросила я, стараясь завязать разговор. – Круто.

– О… да. – Она взглянула на меня слегка растерянно. – Я искала магазин, где можно купить кабель питания для вашего компьютера. Какая я была дура – теперь в Париже, конечно же, есть магазин «Эппл». Вот я и купила телефон.

– А разве раньше у тебя был не другой телефон? – спросила я, завистливо разглядывая тысячи приложений. Честное слово, зацикленность на «Эппл» сродни болезни.

– Э‑ э, ну да. – Она беспечно кинула телефон в сумку. Я не могла на это смотреть – он же так исцарапается за одну секунду! – Я и сейчас использую два номера. Новый есть еще не у всех.

– Знакомо – я тоже раньше пользовалась несколькими телефонами, – кивнула я. – Мой телефон и рабочий блэкберри. Но конечно, стоило мне захотеть использовать блэкберри, как он падает и разбивается к чертям. Надо купить айфон.

– Наверное. Вызвонили в офис? Чтобы обговорить это?

– Сисси занимается всеми моими телефонными делами, – объяснила я. – А она, очевидно, помогать мне не собирается. Я послала письмо в отдел ИТ, после того как зарядила ноутбук, но они мне так и не ответили – обычно это занимает несколько дней. Еще я послала письмо своему редактору в «Лук» Мэри и написала, что Сисси меня подставила, но она не ответила. По крайней мере тогда, когда я проверяла в последний раз.

– Вы писали редактору? – встревоженно спросила Виржини. – Что вы написали?

– Что все нормально, мы справляемся. Мэри – мой босс по сайту, а не в «Белль», Сисси – ее ассистент. Я ничего никому не говорила в «Белль»; не переживай так, у тебя не будет никаких неприятностей. Как ни крути, ты просто героическая личность. Я буду всем рассказывать, как ты мне помогала.

– Ладно. – Наконец она улыбнулась от всей души. – Вы знаете, какие девочки в «Белль», но я не буду переживать.

Похоже, мое обещание похвалить ее прилюдно подбодрило ее, и она практически поскакала по улице впереди меня. Я пыталась не отставать, но мои все еще одеревенелые подушечки пальцев ног сопротивлялись и горели. Она ходила с невероятной для коротышки скоростью.

Через пару минут Виржини неожиданно остановилась как вкопанная и повернулась ко мне, указывая на очередь, столпившуюся перед какой‑ то большой черной дверью. Было немногим позже десяти, но люди уже собирались на шоу. На мгновение я забыла, как сержусь на Алекса, и почувствовала необычайную гордость. Невозможно представить себе, каково это, когда столько людей толпится, ожидая посмотреть на то, что ты любишь делать больше всего. Вряд ли кто‑ нибудь выстроился бы в линию и стал наблюдать, с каким удовольствием я вдыхаю пенку с «Фиш фуд»[64] или засяду дома, чтобы смотреть трехчасовой марафон «Топ‑ модели по‑ американски». Я пообещала себе, что в жизни надо будет сделать что‑ то существенное. Или хотя бы подумать об этом.

Подойдя к двери, Виржини объяснила на французском девушке, с по‑ модному скучающим видом и списком приглашенных в руках, что мы обе там есть и что да, мы знаем, что еще не открывают, и нет, нам все равно, потому что я вообще‑ то подружка вокалиста «Стиле». Я старалась не думать о том, надолго ли останусь в этом звании, и вскинула брови с выражением лица, которое говорило: «Да‑ да, именно так». Я делала это не в первый раз, но все равно еще не слишком поднаторела.

Ступив в кромешную темноту главного зала клуба, я чуть не наткнулась на железную лестницу посреди него. Там толпилось несколько человек – журналисты и знакомые знакомых, наверное, – а на сцене настраивалась разогревающая команда.

– Я пойду попробую найти Алекса, – прокричала я Виржини, пытаясь перекричать ужасную обратную связь. Да, звукорежиссура не помешает. – Встретимся потом в баре?

Она кивнула и прислонилась к стене, изображая каменную холодность и выражение лица, говорящее «даже не думайте», чтобы смешливые мальчики, которые уже перешептывались и указывали в ее сторону, утерли слюнки.

Совершив бесполезную прогулку по заведению, я наконец приметила того, кто выглядел похожим на ребят, которые должны здесь работать, и блеснула своим стикером с допуском «проход везде» (ну как, крутая я? ). Французский помощник группы остался индифферентен, указал на металлическую лестницу и покачал головой. Ну и ладно, это все равно было единственное место, куда я еще не заглядывала. Я глубоко вздохнула, сосредоточиваясь для преодоления довольно крутых ступенек и предстоящей беседы, которую не представляла, как построить, взобралась наверх и обнаружила там небольшую зону отдыха с кожаными кушетками и низенькими столиками. Еще один блеск стикера – и очередной лысоватый человек жалкого вида пропустил меня. К сожалению, там не было Алекса. И вообще ни души. Я прислонилась к перилам балкона, стараясь привлечь внимание Виржини. Воздействие мохито, придавшего мне храбрости, начало ослабевать, мое сердце стало биться сильнее, и мне уже не хотелось ни о чем спорить с Алексом. Я хотела только веселиться и видеть добрые лица. В VIP‑ зоне можно было видеть всю сцену, и, что еще более важно, здесь раздавали бесплатные напитки, но Виржини меня не видела. Причем не видела она меня капитально, очень деловито набирая что‑ то на своем айфоне. Парни, которые таки прятались под лестницей как парочка троллей‑ хиппарей, передислоцировались к бару и пытались привлечь ее внимание, но по‑ прежнему безрезультатно.

Я встала на колени на один из кожаных диванов, махая Виржини и в миллионный раз жалея, что у меня нет исправного телефона, когда вдруг поняла, что теперь звучит другая музыка. Это был уже не ненавязчивый альтернативный рок разогревающей группы, это был Алекс. Я замерла на полувзмахе, увидев его в центре сцены с гитарой в руках; он проверил звук, взял несколько аккордов и стал задавать вопросы звукорежиссеру на французском. Мне было странно слышать, что он говорит на другом языке, и притом так мастерски, как будто это был и не он даже. Ах, если бы этот факт был единственным открытием, которое я совершила во время нашего с ним путешествия, я была бы намного счастливее. Позади Алекса появились Грэм и Крейг и начали возиться со своими инструментами, пока Алекс бренчал и напевал мелодию, а потом и совсем остановился, когда звук его удовлетворил.

– Я помню, когда он написал эту песню.

Мне не надо было поворачиваться, чтобы узнать, кто это сказал, но я не удержалась. Солен стояла на коленях на диване рядом со мной, положив руки на металлический барьер, а подбородок – на руки. Она не спускала глаз со сцены и нежно улыбалась.

– Мы тогда долго не жили вместе. Я ужасно скучала по Парижу, а он делал все, чтобы мне было лучше. – Она повернулась ко мне, положила голову на руки и улыбнулась той же нежной улыбкой. – Звучит лучше, чем когда он пел на французском.

Я сжала губы и сдавила перила. У меня не было достойного ответа, только очень сильное желание врезать ей по башке, назвать ее сукой и сказать, чтобы она отвалила. Я знала, что после почувствую себя лучше, даже если такой поступок и не подобает взрослому человеку.

– Временами мы даже пели ее вместе, и тогда она звучала даже еще лучше. – Она положила свои белокурые волосы на одно плечо и стала расчесывать их пальцами.

– Слушай, да отвали ты, сука! – выпалила я, глядя прицельно перед собой. Да, я вела себя не как взрослый человек. Зато я ей не врезала. – Ты говорила, что у тебя имеется парень, или мне приснилось?

– Говорила? – Как любая порядочная вероломная гарпия. Солен не стала реагировать на мою подростковую выходку. Она продолжала улыбаться мне. – Энджел, а я думала, мы друзья.

– О нет, ты думала не об этом, – сказала я. – Ты думала о том, как украсть моего парня.

– Умоляю тебя, мы же не дети. – Она звонко засмеялась. – Я не собираюсь красть твоего парня.

– Да ну? – Мне не понравились невидимые кавычки, в которые она заключила фразу «красть твоего парня». А намек на то, что я веду себя как ребенок, и того меньше. Даже если это было и так.

Она слегка вздохнула:

– Алекс и так мой. Я не могу воровать у себя самой.

Меня затрясло, во рту пересохло из‑ за большого количества выпитого. Я повернулась к ней.

– Ты серьезно? Я не ослышалась? – скептически поинтересовалась я. – Такие вещи никогда нельзя знать наверняка. И кстати говоря, он не может быть твоим. Вы с ним давно расстались.

– Что у тебя с лицом? – спросила она, приложив руку ко рту, изображая ужас и смеясь. – Надеюсь, не слишком сильно болит.

Я проигнорировала ее и сосредоточилась на том, чтобы не расплакаться. Однако Солен совсем не обескуражило мое весьма скудное участие в беседе, ей нравилось говорить за нас обеих.

– Печально, что мы с Алексом провели столько времени врозь, но теперь мы готовы снова сойтись, – обосновала она. – Он готов.

– Нуда, и он смирился с тем фактом, что ты изменила ему, как последняя шлюха? – осведомилась я, стараясь оставаться спокойной. Нелегкая работа.

– Я поступила ужасно, но тому, конечно, была причина. Мы говорили об этом.

– Именно так я и узнала, что ты последняя паскудная шлюха.

– Какое нелепое слово. – Солен покачала своей сверкающей блондинистой головкой. – Ты ведь писатель, поп? У тебя разве нет другого слова для меня?

Самое худшее заключалось в том, что нет. У меня не было другого слова. У меня не было вообще никаких слов. Только огромный ком в горле и растущий позыв проблеваться.

– Я сделала то, что сделала, только потому, что его было слишком много. – Солен положила свою ладонь поверх моей. – Я сильно любила Алекса, но была очень молода, а он торопил события. После того как он сделал предложение, я запаниковала, напилась, тут пришел его друг, а я была расстроена. Я даже не успела понять, что мы в постели, и тут, конечно, явился Алекс.

Я отдернула свою руку так, словно она загорелась. Да как она смеет касаться меня?!

– Погоди‑ ка, сдай назад. Что ты сказала?

– Я не понимаю, сдать куда? – спросила она, невинно хлопая ресницами.

– Пошла в задницу, ты все прекрасно понимаешь. – Идея дать ей по тыкве мне вновь показалась привлекательной. – Он делал тебе предложение?

– Да, делал. Несколько раз. – Она грустно улыбнулась и откинулась назад, положив голову на спинку дивана. – И я каждый день жалею о том, что не согласилась.

По‑ прежнему стоя на коленях, я смотрела на своего бойфренда, стоявшего на сцене. Он сменил акустическую гитару на электрическую и сосредоточенно подкручивал колки, глядя на монитор под ногами. Его волосы отсвечивали синим под сценическими прожекторами, а видавшая виды футболка с надписью «Нирвана», та самая, в которой я спала во второй раз, когда осталась у него (я девушка, и мне свойственно помнить такие вещи), была скрыта под мешковатым черным свитером. Его застиранные черные облегающие джинсы слишком сильно подчеркивали его нижнее белье, когда он наклонялся, чтобы свериться с монитором. Грэм заметил меня первым и замахал, беззвучно проговорив губами «привет», а потом обратившись к Алексу. Он взглянул вверх со сцены и одарил меня такой лучистой улыбкой, что я не устояла и ответила тем же. Хотя моя и не шла ни в какое сравнение.

– И вот тогда я вернулась в Париж. Без него. У меня больше не было причин оставаться там. Нью‑ Йорк стал мертвым и холодным для меня, – продолжала Солен свою сопливую историю, пока я смотрела вниз на сцену, а мое дыхание становилось все более неровным и тяжелым. – Я умоляла его забрать меня назад, писала письма, посвящала ему песни, я даже прислала билеты на самолет, но его сердце было разбито. А потом я слышала множество историй о нем и других девушках, и тогда мое сердце разбивалось.

– Это я тоже слышала. – Я оторвала взгляд от Алекса и повернулась, чтобы сесть на диван. Нет, этого просто не может быть. Не может. – А потом он встретил замечательную девушку, и стал встречаться с ней, и обрел самое настоящее счастье.

– Что‑ то он выглядел не очень уж счастливым, когда мы с ним были в баре, – заметила она. – Я бы сказала, он выглядел несчастным. И сбитым столку.

– Я не собираюсь сидеть тут и спорить с тобой, – сказала я, наконец обретя силы встать. – Вас с Алексом больше нет. Он так сказал. Он мне так сказал. Мне плевать, почему он был с тобой в баре, и мне плевать, что там, по‑ твоему, будет дальше. Потому что больше ничего не будет. Все кончено.

– Нет, не кончено. Прости, Энджел, ты… – она сделала паузу, чтобы оглядеть меня с ног до головы, – милая. Но я люблю Алекса, и он всегда будет любить меня. Я знаю его, я знаю, что ему нужно.

– А что, если ему не нужна ты? – спросила я, потеряв свою уверенность, когда Солен предстала передо мной во весь свой рост, блокировав проход к лестнице. Ее узкие джинсы повторяли изгибы ее тела так, словно приросли к нему, даже без намека на жир на талии, я была практически уверена, что она не носила лифчик под черной майкой. Глядя на ее длинные светлые волосы, струящиеся через одно плечо, и отлично сидящие балетки, я словно смотрелась в самое лестное кривое зеркало мира.

– Нужна. – Она прищурилась и подошла ближе. – Еще как нужна. Неужели ты считаешь, что он думает о тебе?

Мне было нечего возразить. Я оттолкнула ее, сбежала по ступеням, стараясь не упасть, хотя и не особенно заботясь об этом. Моя сумочка ритмично билась о бедро, когда я опрометью кинулась вон из зала, не глядя на Алекса. Одно дело услышать это от нее, другое – получить подтверждение от него. И увидеть их вместе.

– Энджел?

Я не знала, кто зовет меня, и мне было все равно. Я только хотела вернуться в гостиницу, а что потом – Бог знает, но я не могла больше оставаться здесь ни секунды.

– Энджел, подожди!

Я добралась до узкого выхода из клуба, и тут меня оттиснула толпа фанатов «Стиле», которая повалила через двери, чуть только их открыли. Я застыла на мгновение, а потом почувствовала, как чья‑ то рука быстро рванула меня, и я отлетела в сторону от прохода в темноту. Я стала шарить по стене в поисках выключателя и услышала щелчок. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела Грэма, стоявшего напротив меня. И множество швабр. Наверное, мы были в кладовке для метел.

– Ты куда‑ то бежишь?

– Д‑ да, н‑ нет, в смысле извини, – пробормотала я, глядя себе под ноги. – Я просто хотела выйти отсюда.

– Я бы подождал, пока схлынет толпа, – сказал он, положив руку мне на плечо. – Э‑ э, Энджел, по‑ моему, я видел Солен на балконе вместе с тобой.

Во второй раз за две минуты я замерла. Мне очень не понравилось слышать ее имя – как обычно не нравится паук в ванне.

– Значит, она там была, а? – спросил Грэм. – Алекс дерьмом изойдет, если увидит ее.

– Или нет, – тихо сказала я, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Я не собираюсь плакать из‑ за нее. По крайней мере на людях. Может, потом, в постели, одна. Долгими‑ долгими часами. Да, звучит достаточно драматично.

– Алекс просто взбесится, если узнает, что она здесь, уж поверь мне, – сказал Грэм с таким выражением лица, словно говорил на полном серьезе. – Пойду найду ее и вышибу к чертовой матери отсюда…

– А может, вместо того чтобы искать ее, ты пойдешь и спросишь у Алекса, почему он был с ней в баре сегодня? – Я пнула одинокую щетку для мытья пола, которая лежала у меня под ногами, но ударила Грэма по ноге. – И почему она уверена, просто абсолютно уверена, что он все еще ее любит.

– Энджел, он ее не любит, – настаивал Грэм, отбрасывая щетку назад ко мне. – Ты должна поверить мне: я знаю этого парня больше десяти лет, – это невозможно.

– Ты знаешь, трудно определиться, кому доверять, раз единственный мой информатор – бывшая девушка моего парня, которая поняла, что он ей нужен, и теперь собирается за него замуж, – выпалила я, в конце концов теряя контроль над своей истерикой. – А ты и не знал, что он сегодня встречался с ней, правда? Может быть, он просто решил тебе ничего не говорить, потому что знает, что ты ее терпеть не можешь?

– Послушай меня. Алекс не любит ее, он ее не выносит, – повторил Грэм, и мне показалось, он говорил теперь менее уверенно. – Ты знаешь, что он любит тебя до беспамятства.

– Я уже не знаю, что знать, – тихо сказала я, стараясь успокоиться. Можно было и не закатывать истерику Грэму – мне не стало легче. То есть, может, на мгновение и отпустило, но все равно надолго этого не хватит.

– Может, пойдешь и переговоришь с ним? – спросил Грэм, скользнув рукой по плечу и пытаясь заключить меня в дружеские объятия. – Он уже настроился. Может, мне привести его сюда?

– Думаю, я сейчас пойду и посплю, – сказала я и сдавила его в ответ. – Правда. Завтра большой день и все такое.

– Это точно. – Грэм кивнул, отпуская меня. – Я, э‑ э, но что мне передать Алексу?

– Не надо ему ничего передавать, – сказала я, потягиваясь и зевая для отвода глаз. – Не хочу, чтобы он нервничал перед шоу; поговорим позже.

Какая откровенная ложь. Если хотя бы часть из того, что сказала Солен, правда, то взбучка перед шоу – это как раз то, что доставило бы мне самое большое удовольствие. Он же прекрасно знал, что я раньше уже расставалась с мужчинами. Идиот.

– Я не хочу врать ему. – Грэм выглядел так, словно чувствовал себя не в своей тарелке. – Если он спросит, я скажу ему, что ты вернулась в гостиницу и что он может тебе позвонить, о’кей?

– Как хочешь, – сказала я и напоследок обняла его еще раз. Похоже, мне удалось уговорить себя, что я неимоверно устала. А ему было не обязательно знать, что у меня на самом деле нет телефона.

– Ты уверена, что не хочешь поговорить с ним? – спросил Грэм еще раз. – Мне очень не нравится, что ты поедешь в гостиницу и будешь переваривать всю эту кучу дерьма, которую она тебе навалила. Она чокнутая, Эндж. Не надо верить бреду, который выходит из ее рта.

– Да, я знаю. – Что она чокнутая, он прав, но вовсе не обязательно чокнутые врут. – Обещаю, я поговорю с ним после шоу, не дрейфь. Иди. Играй.

Убедившись, что я не собираюсь топиться, Грэм медленно открыл дверь, проверил, что нас не собьет с ног стремящаяся развлекаться парижская молодежь. Обняв его напоследок, я протиснулась сквозь двери и едва не задохнулась, когда холодный уличный воздух ворвался в мои легкие. Я была настолько загружена и так запуталась, что прошла почти половину улицы, прежде чем вспомнила, что бросила Виржини в баре совсем одну. Издав множество гортанных звуков отчаяния, я повернула назад, чтобы отыскать се и сказать, что ухожу. Было бы свинством оставить ее там, не сказав ни слова, и хотя я уже, наверное, заслужила медаль за отвратительное поведение, все же чувствовала угрызения совести за то, что так поступаю с Виржини.

Складывалось ощущение, что все, кто так отчаянно стремился попасть на шоу, вошли, выпили и теперь высыпали на улицу покурить. Я попыталась вежливо протиснуться сквозь толпу, двигаясь на свет и шум, но от холодного воздуха у меня закружилась голова. Было трудно ориентироваться в этих одинаковых джинсах, потертых футболках и неопрятных прическах. Хорошо хоть, что я со своими действительно неопрятными волосами прекрасно вписывалась в эту толпу (если не считать того, что я была явно тяжелее любой женщины на этой улице). Дженни это бы не одобрила, но я впервые была рада, что не надела ботильоны от Джузеппе Занотти и расшитое блестками мини‑ платье от Баленсиаги. Выделиться мне помогал мой фонарь под глазом.

– Привет, мне надо внутрь, я только на минуту выскочила, – объяснила я девушке у входа. Та непонимающе смотрела на меня, а необъятных размеров амбал преградил мне путь.

– Я в списке, – сказала я, глядя сначала на девушку, потом на амбала и снова на девушку. Никакой реакции.

– Я в списке у «Стиле», э‑ э, je m’appelle[65] Энджел Кларк, – сказала я и для усиления эффекта ткнула пальцем в список.

– Je ne parle l’anglais[66], – заявила девушка и, самодовольно улыбаясь, скосила взгляд в список, в котором мое имя было тщательно зачеркнуто. Отлично.

Только я собиралась вернуться в гостиницу и написать Виржини с ноутбука извинение, как заприметила ее, пробиравшуюся через толпу с прижатым к уху айфоном. Выглядела она раздраженной. Я пошла за ней по улице, надеясь улучить момент, когда будет можно прервать ее разговор, но она была ужасно прыткой для обладательницы такого крошечного роста. Неудивительно, что она никогда не надевала свои «Лабутены», – она бы просто свернула себе шею, шагая на четырехдюймовых каблучищах с такой скоростью.

– Но я больше не могу, – услышала я обрывок ее напряженного телефонного разговора. – Я не стала помогать ей со статьей, поэтому она и так не получится, что еще?

Я продолжала идти следом, только теперь держась на расстоянии и прижимаясь к стене. Она завернула за угол и громко вздохнула.

– Что я могу еще сделать, Сисси? Умоляю, мне это не нравится.

Честное слово, для одного вечера потрясений многовато. Сисси? Она говорила с Сисси?

– Может быть, – нехотя проговорила она. – Alors[67], у ее парня кто‑ то есть в Париже, бывшая девушка. Ее это очень расстроило.

Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, как дышать. Это не к добру. Они говорили обо мне? Они говорили об Алексе?

– Она очень красивая, да, только я не знаю, правда это или нет. – Она усмехнулась. – Нет, это, наверное, не важно. И она очень сексуальная; надо думать, что ему не все равно. Он не очень внимателен к Энджел.

Ну да, это правда, пришлось признать. Но серьезно – а что происходит? Виржини на мгновение замолчала, мыча в трубку, пока Сисси разглагольствовала. Из своего укрытия за углом я слышала, как она каркает, но не могла разобрать что.

– Да, наверное. Она сегодня встречалась с подругой из Лондона и пришла расстроенная, – продолжала Виржини. – И я так понимаю, ее американская подруга, кажется, Дженни, с ней не разговаривает. Если ей еще и парень изменяет, тогда наверное. К тому же, если со статьей нелады, она вполне может.

Что может? Что может?

– Я не думаю, что тебе так легко удастся убедить ее уйти, и я говорила тебе, Сисси: она написала Мэри, что ты прислала неподходящий список мест. Это не будет проблемой?

Конечно, нет, с горечью подумала я, у Сисси вообще не может быть проблем. Она же Спенсер. Значит, она прислала мне тот дерьмовый список не ради шутки – она хотела избавиться от меня. Боже, что у нее с головой?

– Сисси, ты знаешь, мне это не нравится, – заныла Виржини. – Я знаю, о чем мы говорили, но она мне нравится. Мне не составило труда отвлечь ее от написания статьи, но это нечестно. Это ведь ее жизнь, а не просто работа.

Я утерла навернувшиеся слезы. Неужели она всерьез пыталась меня уничтожить? И Виржини ей помогает? Она, оказывается, самая настоящая девочка из «Белль». А я дура. Она не особенно хороший человек. Потому что хороших людей не бывает. Если подумать, я много чего не замечала только потому, что симпатизировала ей. Когда же я буду учиться на собственных ошибках? Людям нельзя доверять.

– Может, она сама решит, – сказала она. – Ей незачем оставаться в Нью‑ Йорке. Вдруг ей будет лучше в Лондоне?

Я выглянула из‑ за угла, когда Сисси заверещала в трубке так громко, что Виржини пришлось убрать ее от уха.

– Я знаю, что тебя не волнует, где ей будет лучше, – вздохнула она. – Я уже сделала все, что ты просила. Ты говорила с Донной?

Она кусала свои короткие ногти, кивая в трубку.

– Сисси, мыс тобой договаривались, ты сможешь сделать мне визу?

Кивание перешло в качание, а ее миленькие пухлые губы вытянулись в линию.

– Non, я сама возьму интервью, мне нужна виза.

Я никогда еще не видела Виржини сердитой, но, как ни странно, это выражение лица мне понравилось куда больше, чем ее самый преданный взгляд. И я поняла почему: это была истинно человеческая эмоция. Даже если она исходила от человека, который ставил мне палки в колеса.

– Ты не можешь так поступить! – закричала она в трубку. – Я сделала, что ты просила, я не могу никого заставить переехать в другую страну. Сисси, ты обещала…

Я вышла из‑ за угла, сжав для уверенности ремень своей сумки.

Энджел! Виржини внезапно переключилась в режим улыбки, хотя и не слишком проворно.

– А я вышла, чтобы найти вас.

Какое‑ то мгновение я просто стояла и смотрела.

А потом все мои беды вдруг разом всплыли в моей памяти. Мой взорванный багаж, обиженная Дженни, дурацкие кроссовки Алекса и мое позорное падение, завал статьи для «Белль», решение Алекса не жить вместе со мной, заявление Солен, что она собирается вернуть Алекса, моя тоска по Луизе, что я не увижу ее ребенка, а теперь еще и это. Невозможно подобрать нужные слова, чтобы описать, как я взбесилась. Поэтому я не стала заморачиваться со словами и просто влепила ей пощечину.

– Энджел! – взревела она, вскинув руки. Я посмотрела на свою ладонь – ого, а это гораздо больнее, чем я себе представляла. Но в то же время очень здорово. Даже голоса в моей голове замерли в молчании. Вокруг нас собралась небольшая толпа; кто‑ то перешептывался, кто‑ то улюлюкал. Пошевелив пальцами, я взглянула на Виржини, пожала плечами и повернулась спиной ко всей этой жалкой ситуации. Мне и вправду полегчало на секунду. Хотя насилие ничего не решало. Но иногда очень, очень помогало.

– Энджел, прошу, подождите, – взмолилась Виржини, догоняя меня. – Энджел!

– Ой, только не надо. – Я продолжала идти, ощущая непривычную легкость. – Я все слышала, оставь меня в покое.

– Нет, я же не… Вы слышали? – спросила она, вырастая передо мной.

– Слышала, – подтвердила я. – Так что пошла вон.

– Но у меня не было выбора, – запротестовала Виржини. – Я вам все расскажу. Я хочу работать ассистентом по красоте в американском «Белль», но не могу получить визу. Сисси сказала, что поможет.

– Сисси никогда никому не помогает, – сказала я, пытаясь обойти ее, но она все равно маячила передо мной. – И я думала, тебе это известно. – Я остановилась, вздохнула и оттолкнула ее с пути.

– Я не лгала, мы не дружим. – Виржини бежала рядом со мной. Не было смысла отрываться от нее – она все равно двигалась слишком быстро. – Она узнала, что я послала резюме, и спросила, не хочу ли я помочь вам со статьей. Мне действительно нравится ваш блог, он меня вдохновляет.

– И какая же его часть вдохновила тебя на подставу? – поинтересовалась я, наконец останавливаясь. Но потому, что заблудилась, а не потому, что хотела ее выслушать. В Нью‑ Йорке потеряться гораздо сложнее. Париж, может, и красивый, но найти здесь нужную дорогу невероятно сложно!

– Во‑ первых, я поверила, что буду помогать вам со статьей, поэтому и согласилась, – затараторила она. – Но после того как согласилась, я поговорила с Сисси, и она сказала, что ваша начальница беспокоится, что «Белль» только испортит вам карьеру, и не хочет, чтобы вы занимались этим, но вы сказали, что все равно будете, и тогда она сказала Сисси, что уволит вас.

– И ты поверила?

– «Белль» ни на кого не влияет хорошо, – призналась Виржини. – И особенно на замечательных людей.

– Ты знаешь, что я хотела сказать? – засмеялась я. – Я собиралась сказать, какая ты замечательная, хоть и работаешь в «Белль». Что же я за дура?!

– Я знаю, что поступила некрасиво, – сказала она как ни в чем не бывало. – Но я хочу работать в Нью‑ Йорке больше всего на свете. А Сисси говорила мне, что вы настоящая дрянь, поэтому мне не было стыдно. До того как мы познакомились.

– Сисси сказала, что я дрянь… – ошеломленно повторила я. – Мда – чья бы корова мычала.

– Простите, я не понимаю. – Виржини потянулась, чтобы взять меня под руку. – Но я знаю, что вы не дрянь. Это я дрянь, но я все равно могу помочь вам со статьей. Мне очень жаль, я поступила плохо, но я ужасно хочу вернуться в Нью‑ Йорк.

– Мне не нужна твоя помощь, – солгала я, уверенная в обратном. – Статья получилась просто отпадная, и можешь не стараться вернуть себе мое доверие – ты попалась. Вы обе облажались, ты и Сисси – гребаная Спенсер.

– «Отпадная» – это недостаточно для «Белль», – сообщила Виржини. – Прошу вас, позвольте мне помочь. Я вела себя очень глупо, что помогала Сисси, я знаю. Я чувствую себя просто ужасно.

– И поделом, – сказала я, убирая ее руку от себя. – Ты подписала договор с сатаной. Надеюсь, он ухватит тебя за задницу.

Уверенная, что направляюсь куда надо, я бросила Виржини посреди улицы и полубегом‑ полушагом рванула назад в гостиницу.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒