Глава двадцатая

Прошло несколько часов, прежде чем мы снова оказались в Париже, в гостинице и наконец‑ то одни. Виржини отправилась в бар с Крейгом, проигнорировав мои тычки всю дорогу назад, а Грэм пошел ложиться. Он сказал, что мой моноспектакль‑ экспромт вызвал у него мигрень. Ну и хорошо. Даже страшно подумать, что было бы, если бы я начала петь. Удар бы хватил? Стремясь избежать обсуждения своего выступления, я разыгрывала свою любимую карту «притвориться, что сплю» до конца поездки, положив голову Алексу на плечо и отсрочивая неизбежный разговор о том, что нам «было обсудить». В Аррасе все до единого знали в деталях о нашей ссоре, но даже я не знала, что будет дальше.

Алекс открыл дверь спальни, и я торопливо вошла, внезапно испугавшись остаться с ним наедине. Я бережно положила свою сумку на прикроватную тумбочку, что было абсолютно бессмысленно, учитывая, что до этого я уже успела грохнуть ее вместе с ноутбуком, но я получала удовольствие оттого, что наконец‑ то нет причин беситься. Сделав громкий вдох, я повернулась к Алексу, который по‑ прежнему стоял в дверях.

– Может, войдешь?

– А ты хочешь? – Он вопросительно поднял плечи.

– Я хочу знать, где ты был вчера ночью. – Я села на кровать и посмотрела на свои стоптанные туфли. – И еще я хочу знать, зачем ты поехал за мной в Лондон.

– Я поехал за тобой в Лондон, потому что, вернувшись утром, не обнаружил твоего паспорта, а кроме того, ты оставила распечатку со своим предполагаемым маршрутом, – ответил он, прошел в комнату и сел в кресло. – Ночь я провел у друга.

– Зачем ты искал мой паспорт? – спросила я, решив пока оставить в стороне ночного «друга».

– Я проверяю твой паспорт каждый день. – Алекс пожал плечами. – Не принимай близко к сердцу, но ты теряешь все с такой легкостью. Как ты думаешь, кто каждый раз кладет тебе ключи в вазу у двери? Не ты же сама.

– О… – Я была тронута его заботой.

– И я знаю, что ты бесишься, но спрашивать сама не станешь, поэтому скажу, что это был брат Солен, – продолжил он. – Они не ладят, но мы с ним постоянно общались. Он парень что надо. Мне нужно было подумать кое о чем, а Грэм сказал, что ты вернешься в гостиницу, у тебя мигрень и звонить тебе не надо, так что я отправился к нему.

– Он так сказал? – Подумать только – он решил соврать, когда обещал этого не делать. И если бы он не соврал, Алекс вернулся бы в гостиницу и всей этой чепухи просто не было бы. Отлично! Значит, всю эту кутерьму со стихийным бедствием на фестивале заварил он!

– Да. – Алекс посмотрел на меня из‑ под длинной пряди волос, которая выбилась, когда он заправлял непослушные волосы за ухо. – Но я так понимаю, это неправда. На шоу ты разговаривала с Солен, да?

– Да. И я видела вас в баре до этого.

– Господи, почему ты просто не подошла? – Алекс сник и провел рукой по волосам. – Так вот почему ты уехала. Честное слово, Энджел, ну сколько раз можно повторять одно и то же, что нужно говорить друг с другом?!

– Ну так поговори со мной теперь, – тут же отозвалась я. – Скажи мне, почему ты был в баре со своей бывшей девушкой, которую так ненавидишь.

– Потому что она не хотела оставлять меня в покое. Потому что она не хотела оставлять в покое тебя. Потому что я хотел, чтобы она знала, что все кончено раз и навсегда, что я люблю другую, и что бы она ни сказала или сделала – без разницы, – не изменит этот факт. – Он поднялся и подошел ко мне, стал на колени у края кровати и взял мои руки в свои. – Прости, что я ничего не сказал тебе; просто это что‑ то вроде личного письма, отложенного на потом. Я собирался сказать тебе после. Она не часть моей жизни, Энджел, что бы она тебе ни сказала. Она перестала быть этой частью с той поры, как изменила мне, и больше никогда уже ею не будет.

– Рада слышать. – Я шмыгнула носом, твердо решив не плакать. У меня еще оставались вопросы. – А что случилось позавчера? На твой день рождения?

– Это ты мне скажи. – Он обернулся и сел передо мной, скрестив ноги. – Это ты вела себя странно.

– Не‑ а, – взвизгнула я. – Ты. Ты же завел всю эту чушь про женитьбу и детей, а потом – что не хочешь жить со мной вместе.

– А. Ты об этом.

– Да. Я об этом.

– Что ж, – он уставился в пол, – ты все твердила, что не хочешь перебираться ко мне, вот я и подумал, что пора убрать камень преткновения, который постоянно маячит у тебя перед глазами.

Я нахмурилась. Ненавижу, когда Дженни бывает права до самых мелочей.

– Но я хочу перебраться к тебе, – сказала я тоненьким голоском. – Просто мне было страшно, ну, ты понимаешь, из‑ за прошлого раза, когда я к кому‑ то перебиралась.

– И мне тоже страшно. Когда я с кем‑ то жил в прошлый раз, это тоже был не сахар, – сказал Алекс, снова глядя на меня и заправляя мои волосы за уши. Я была благодарна за то, что он не стал говорить, какие они грязные. – Но я хочу жить с тобой. Я хочу делать все вместе с тобой.

– Но ты же сказал…

– Я помню. Я просто ступил. – Он протянул руку и, коснувшись моей дважды пострадавшей скулы, покачал головой. – Солен разозлила меня больше, чем, как мне казалось, могла. Я никогда тебе не рассказывал, но я просил ее выйти за меня. Это было глупо, ничего не складывалось, у нее были проблемы с визой, и я подумал, что это поможет разрешить ситуацию. Хотя это нельзя назвать основой для долговременных отношений, я понимаю.

– Ты не рассказывал, рассказала она, – сказала я, обнимая его. – Ты ведь знал, что я тоже была помолвлена раньше, я бы поняла.

– Нуда, можно подумать, я не ревную всякий раз, как вспоминаю об этом. – Он поднял бровь и улыбнулся. – А серьезно? Ты бы правда не стала заморачиваться?

– В конце концов я бы все поняла, – призналась я. – Серьезно, я ведь знаю, что это было не так уж важно. Просто мне интересно, почему ты мне никогда об этом не говорил, хотя, в общем, тебя понимаю. У меня бы тоже пропало всякое желание фонтанировать о брачных отношениях, если бы мой бывший маячил у меня перед глазами.

Я решила не упоминать, что это дошло до меня только после того, как на это указала Дженни. Пускай думает, что это сама я такая умная и сообразительная, а так это или нет на самом деле, разберется потом сам.

– Ну да, вот об этом я как раз и раздумывал, – тихо сказал он. – Сказав, что обойдусь без женитьбы, я стал думать о ней.

– Вот как? – У меня внезапно пересохло во рту. – И что же ты решил?

– Что, может быть, я хочу этого, – сказал он, поднимая голову и глядя на меня. – С тобой.

– Правда? – прошептала я, приблизившись к его губам.

– Правда, – прошептал он в ответ. – Я решил, Энджел. Я твой, в любом качестве. Если хочешь, можем пожениться хоть завтра – полетим домой через Вегас. Хочешь вернуться в Лондон – я попрошу Грэма упаковать мои шмотки, и мы тронемся прямо сейчас. Хочешь восемнадцать детей и белый штакетник – черт, я устроюсь к рекламщикам, прилижу волосы, и мы будем «Безумцами»[89]. Только без измен и таблеток. Все, что захочешь. Прямо сейчас.

– Может быть, стоит начать с совместной жизни, а потом заводить речь о браке, – предложила я, и мое сердце забилось так сильно, что я даже чувствовала, как кровь пульсирует в висках. – И детях.

– Будем надеяться, что когда они у нас появятся, то не будут такими идиотами, как я, и такими неуклюжими, как ты, иначе у них все будет с ног на голову с самого начала, – сказал он, закончив наш разговор поцелуем. Я увлекла его на кровать, не отнимая своих губ от его, и, почувствовав знакомое напряжение под его телом, его тепло рядом, поняла, что все голоса в моей голове наконец‑ то умолкли.

Потом, когда мы лежали, обвив друг друга, мне пришла в голову одна мысль.

– Алекс? – сказала я, медленно выписывая круги пальцем по волоскам на его груди.

– Что?

– А как ты собирался искать меня в Лондоне? То есть ты же знал, что у меня телефон не работает.

– Нуда. – Он зевнул, перекатился на свою сторону кровати и обнял меня. – Завтра утром нам надо позвонить твоей матери и сказать ей, что с тобой все в порядке.

– Ты звонил моей матери? – Я внезапно очнулась.

– Утром, – ответил Алекс, целуя меня в волосы сзади. – Спи теперь.

– Тебе легко говорить, – прошептала я, рассердившись. – Не могу поверить, что ты звонил моей матери.

– Не могу поверить, что ты мне не позвонила! – визжала мама по телефону на самых высоких частотах. – То ты приезжаешь, то ты не приезжаешь! Потом мне звонит какой‑ то незнакомый американец и спрашивает у меня, где ты. А потом звонишь ты и говоришь, что с тобой все нормально. Ну так вот что, Энджел: не нормально. Немедленно тащи домой свой зад. Я глаз не сомкнула всю ночь, места себе не находила, я не имела понятия, как с тобой связаться. Мы пытались через эту штуковину в «Фейсбуке» – но ты не отвечала; мы позвонили Луизе, позвонили в твою квартиру в Америке; я звонила этой твоей Дженни, и она сказала мне: «Не парьтесь! » Не парьтесь! Скажи мне на милость, пожалуйста, Энджел Кларк, что я должна была подумать?

Я закрыла глаза и мысленно составила список тех, перед кем должна извиниться.

– Извини, мам, – сказала я, когда она перестала прессовать меня. – Вчера был бешеный день, но у меня все в порядке, и сегодня вечером я возвращаюсь в Нью‑ Йорк. Мне уже пора бежать, опаздываем в аэропорт.

– Ну нет. Нет, ты немедленно возвращаешься сюда, юная леди. Ты измотала мне все нервы. Сначала сбегаешь в Нью‑ Йорк, потом слоняешься по Лос‑ Анджелесу, то ты в Париже, то ты в Лондоне. Все, ты едешь домой.

– Мам…

– Не мамкай…

– Может, дашь мне закончить?

– Хватит разговоров! Садись на поезд немедленно…

– Мам, может, ты заткнешься на минуту?

Она замолчала ровно на одну секунду.

– Ты только что сказала матери, своей матери, заткнуться? – медленно произнесла она с придыханием. – Да. Честное слово, просто не могу поверить…

– О, не начинай! – Я уже всерьез задумывалась о том, чтобы бросить трубку и говорить всем вокруг, что я сирота, но я знала – она ведет себя так потому, что любит. Знала где‑ то в глубине души, где‑ то глубоко. И постоянно напоминала себе об этом. – Тебе не какой‑ то незнакомец звонил, а Алекс, так что не надо делать вид, будто от меня тебе постоянно звонят какие‑ то неизвестные мужики.

– Отцепись от телефона, отцепись, – шумела мама, с каждым словом отдаляясь все больше и больше.

– Мам? – спросила я, игнорируя Алекса, который хохотал надо мной в ванной. – Мам, ты там?

– Энджел, это папа.

У меня едва не отпала челюсть. Я не слышала отца уже несколько месяцев. Мама постоянно твердила, что, по ее убеждению, «ему нечего сказать», но я думала, что это она не давала ему говорить. Кроме того, она не любила, когда он говорил по телефону, потому что у него возникали «идеи».

– Папа?

– Да, Энджел, детка, – ответил он очень спокойно, несмотря на шум и суету, которые творились вокруг. Я слышала, как мама бушует на заднем фоне – громче, чем раньше.

– Как же приятно услышать тебя, – сказала я и даже сама не поняла, что плачу. – У тебя все в порядке?

– Да, – сказал он. – Скажи мне, все ли в порядке у тебя?

– Да, – ответила я. – У меня все в полном, полном порядке.

– Такты говоришь, что возвращаешься в Нью‑ Йорк?

– Да.

– И ты знаешь, что можешь вернуться, когда пожелаешь?

Моей матери больше не было слышно, и у меня возникло подозрение, что папа заперся в чулане под лестницей. Мне всегда было интересно, зачем там изнутри задвижка.

– Конечно, папочка.

– Тогда приезжай когда захочешь, мы будем очень рады тебе, – сказал он. – Люблю тебя, ангелочек.

– Я тоже люблю тебя. – Я не хотела, чтобы он знал, что я плачу, но никак не могла остановиться. – Присматривай там за мамой.

– Обязательно, – сказал он и повесил трубку.

Алекс смеяться прекратил и теперь выглядывал из ванной.

– Ты в порядке? – спросил он. – Нам нужно ехать в Лондон? Я могу отвезти тебя домой, если надо.

– Мы едем домой, – кивнула я, утирая слезы, – но домой не туда, к себе домой.

– Ты уверена? – уточнил он.

Я повесила трубку.

– Так точно.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 192021 22 Следующая ⇒