Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ЛЕРМОНТОВ 3 страница



... И будут (я уверен в том)
О смерти больше веселиться,
Чем о рождении моем...

«Люди и страсти» — драма автобиографическая. В ней отразилась многолетняя распря между Елизаветой Алексеевной Арсеньевой и Юрием Петровичем Лермонтовым.

В предисловии к своей третьей драме «Странный человек» (1831) Лермонтов писал: «Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня, и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет. Лица, изображенные мною, все взяты с природы; и я желал бы, чтоб они были узнаны, — тогда раскаяние, верно, посетит души тех людей... » (IV, 183).

Это происшествие — все та же семейная распря, но взятая в несколько ином аспекте. Действие пьесы перенесено из поместья в Москву; в основу сюжета взят не раздор между отцом и бабушкой, а отношения между отцом и матерью, как они могли бы сложиться, если бы мать осталась жива.

Повидимому, незадолго до начала работы над новой драмой, Лермонтов узнал что-то очень важное из истории отношений отца и матери. Эти новые, ранее ему не известные сведения, коренным образом изменили его отношение к отцу. Если год назад в драме «Люди и страсти» Лермонтов был склонен оправдывать Юрия Петровича и виновницей семейной распри представлял бабушку, то теперь он изобразил Юрия Петровича в лице Павла Григорьевича Арбенина — бессердечным деспотом, черствым эгоистом. В центре драмы его сын — талантливый молодой поэт Владимир Арбенин — жертва жестокой семейной вражды — и его несчастная мать Мария Дмитриевна, напоминающая мать поэта — Марию Михайловну.

- 285 -

Вместе с тем в драме отразилось увлечение Лермонтова Натальей Федоровной Ивановой, дочерью известного московского драматурга Ф. Ф. Иванова. Лермонтов изобразил ее под именем Натальи Федоровны Загорскиной, девушки, которая сначала любила Владимира Арбенина, а затем изменила ему и вышла замуж за его друга, Дмитрия Белинского. 1

«Странный человек». Обложка рукописи М. Ю. Лермонтова. 1831.

Впечатление «документальности» событий драмы Лермонтов усилил тем, что точно датировал каждую из 13 сцен пьесы. Действие драмы происходит между, 26 августа 1830 года и 12 мая 1831 года.

Но семейная и личная драма героя — бездушное поведение отца, смерть матери, измена девушки, предательское поведение друга, словом все, что доводит Владимира Арбенина до самоубийства, — все это лишь внешние обстоятельства драмы. Подлинное содержание пьесы, как и в драме «Люди и страсти», — столкновение глубоко чувствующего юноши-поэта с низким и бездушным светским обществом, которое не может понять человека, возвышающегося над ним. Лермонтов говорит в предисловии: «Справедливо ли описано у меня общество? — не знаю! По крайней мере оно всегда останется для меня собранием людей — бесчувственных, самолюбивых в высшей степени, и полных зависти к тем, в душе которых сохраняется хотя малейшая искра небесного огня!.. » (IV, 183).

Всеми участниками драмы, кроме Владимира, руководят мелкие страсти, низкие чувства, ничтожные житейские расчеты. Таков и отец Владимира, Павел Григорьевич Арбенин, таковы друг его Дмитрий Белинский и княжна Софья, которая из любви к Арбенину предпринимает низкую интригу против Наташи Загорскиной; такова и сама Наташа, поверхностная и бесхарактерная светская барышня, которая сама перед собой оправдывает свою измену тем, что Арбенин не похож на других людей ее общества: «... какой несносный характер, какой злой ум и какое печальное всегда воображенье. Боже мой! да такой человек в одну неделю тоску нагонит. Есть многие, которые не меньше его чувствуют, а веселы» (IV, 226).

В образе Владимира Лермонтов создает, в значительной мере, психологический автопортрет, проявляя исключительную точность самопонимания.

- 286 -

Кроме непосредственных высказываний о себе самого Владимира, в пьесе даны отзывы о нем Дмитрия Белинского, Натальи Загорскиной и третьего гостя на вечере в доме графа.

Вот что говорит о Владимире третий гость: «Впрочем, если он и показывался иногда веселым, то это была только личина. Как видно из его бумаг и поступков, он имел характер пылкий, душу беспокойную, и какая-то глубокая печаль от самого детства его терзала. Бог знает, отчего она произошла! Его сердце созрело прежде ума; он узнал дурную сторону света, когда еще не мог остеречься от его нападений, ни равнодушно переносить их. Его насмешки не дышали веселостию; в них видна была горькая досада против всего человечества! Правда — были минуты, когда он предавался всей доброте своей. Обида, малейшая, — приводила его в бешенство, особливо когда трогала самолюбие. У него нашли множество тетрадей, где отпечаталось все его сердце; там стихи и проза, есть глубокие мысли и огненные чувства! — Я уверен, что если б страсти не разрушили его так скоро, то он мог бы сделаться одним из лучших наших писателей» (IV, 244).

Сам Владимир говорит о себе: «... я не создан для людей: я для них слишком горд, они для меня — слишком подлы» (IV, 207). Противопоставление себя дворянскому обществу, осуждение так называемого света — постоянная тема переписки и лирики Лермонтова тех лет. Начало одного из таких стихотворений, озаглавленного «1831-го июня 11 дня», Лермонтов включил в текст драмы, где оно дано среди других стихотворений, будто бы написанных Владимиром Арбениным.

Лермонтов определил в подзаголовке к «Странному человеку» жанр этого произведения как «романтическую драму». Монологи Владимира Арбенина, действительно, часто напоминают патетические речи героев романтического склада, но не они определяют стиль драмы. Наряду с романтическими речами героя-протестанта, в еще большей степени, чем в драме «Люди и страсти», Лермонтов вводит бытовые разговорные сцены из обыденной жизни.

В «Странном человеке» Лермонтов широко пользуется резким, контрастным столкновением лиц и чередованием сцен. Перипетии семейной драмы Владимира Арбенина чередуются со сценами светского веселья; вслед за сценой, раскрывающей холодное бездушие отца Арбенина, следует сцена смерти матери; наконец сцену развлечений светской молодежи сменяет разговор Белинского и Арбенина с крепостным — крестьянином-ходоком из деревни, который умоляет Белинского выкупить крестьян от бесчеловечной помещицы. Смена этих сцен раскрывает острейшие социальные противоречия эпохи. Разговор Белинского с мужиком — одно из самых сильных и правдивых в русской литературе 30-х годов изображений крепостнических отношений:

«Мужик. Раз как-то барыне донесли, что дескать, „Федька дурно про тебя говорит и хочет в городе жаловаться! “. А Федька мужик был славной; вот она и приказала руку ему вывёртывать на станке... а управитель был на него сердит. Как повели его на барский двор, дети кричали, жена плакала... вот стали руки вывёртывать. „Господин управитель! “ сказал Федька „что я тебе сделал? ведь ты меня губишь! “ — Вздор! сказал управитель. Да вывёртывали да ломали... Федька и стал безрукой. На печке так и лежит да клянет свое рожденье.

«Белинский. Да что, в самом деле, кто-нибудь из соседей, или исправник или городничий не подадут на нее просьбу? — на это есть у нас суд. — Вашей госпоже плохо может быть.

- 287 -

«Мужик. Где защитники у бедных людей? — У барыни же все судьи подкуплены нашим же оброком. — Тяжко, барин! тяжко стало нам! — Посмотришь в другое село... сердце кровью обливается! » (Сцена V).

Чтобы помочь Белинскому выкупить злополучную деревню, Владимир отдает ему свои деньги. Вслед за этим очень характерный разговор:

«Владимир. Есть люди, более достойные сожаленья, чем этот мужик. Несчастия внешние проходят, — но тот, кто носит всю причину своих страданий глубоко в сердце, в ком живет червь, пожирающий малейшие искры удовольствия... тот, кто желает и не надеется... тот, кто в тягость всем, даже любящим его... тот! — но для чего говорить об таких людях? — им не могут сострадать: их никто, никто не понимает.

«Белинский. Опять за свое! о эгоист! как можно сравнивать химеры с истинными несчастиями? Можно ли сравнить свободного с рабом? » (Сцена V).

Какой вывод делает Лермонтов из всего этого для своего героя? Понимание общественных противоречий и своего личного конфликта с светским обществом не толкает героя на борьбу с этим обществом. Непонимание, предательство, измена, клевета — все это рождает в нем лишь безвыходные страдания, приводящие его к гибели.

Эта вынужденная трагическая бездейственность героя отражает черты промежуточной стадии общественного развития конца 20 — начала 30-х годов, когда одна революционная вспышка была подавлена, а силы для другой еще не выявились. Это время неорганизованных, жестоко подавляемых крестьянских бунтов, время, когда формировалось революционное сознание Белинского и Герцена. После Пушкина Лермонтов, вместе с Гоголем, были самыми яркими представителями художественной мысли этой эпохи. Горькие раздумья о бессмысленности и мелочности современной общественной жизни, задолго до знаменитой «Думы», уже были выражены Лермонтовым в раннем стихотворении «Монолог» (1829):

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете. —
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем.
Мы, дети севера, как здешние растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.

В этом «Монологе», как в зерне, заключен не только замысел позднейшей «Думы», но и романа «Герой нашего времени».

Антикрепостнические сцены в драмах юного Лермонтова, напряженность социальных раздумий поэта в его юношеской лирике становятся понятными и приобретают особый исторический смысл на широком фоне политической жизни России и Западной Европы 1830—1831 годов.

- 288 -

В России лето 1830 года было богато бурными политическими событиями. 3 июня в Севастополе вспыхнул бунт. Население Корабельной слободки было ожесточено и доведено до последней степени отчаяния бесконечными карантинами, объявленными в связи с тем, что в Севастополь будто бы занесена чумная зараза. На самом деле никакая чума в Севастополь не проникала, это был только предлог для карантинных чиновников, чтобы теснить народ и наживаться на всевозможных злоупотреблениях. Слухи о «чумном бунте» дошли до Москвы еще в июне, несмотря на то, что Николаем I строжайше предписывалось «дабы несчастное происшествие в Севастополе случившееся, до времени не было разглашаемо». 1 События в Севастополе имели самое непосредственное отношение к семье Лермонтова, так как военным генерал-губернатором Севастополя был брат Е. А. Арсеньевой, Николай Алексеевич Столыпин, не сумевший обуздать алчных чиновников и убитый восставшими. Вскоре по слухам, а затем и по сообщениям печати, Лермонтов смог составить довольно полное представление о севастопольском восстании. Знал он, конечно, и о жестокой расправе с зачинщиками бунта: семеро были расстреляны, остальные наказаны кнутом и розгами. Большая часть гарнизона сослана на север, а на смену из Кронштадта присланы новые флотские экипажи.

Но севастопольский чумный бунт был только началом ряда более грозных событий. С востока, с Поволжья, к Москве приближалась холера. Многие губернии уже были охвачены жестоким бедствием. Озлобленное непонятными мерами предосторожности и злоупотреблениями властей, крестьянство глухо волновалось. В Москву начали доходить слухи о холерных бунтах. Казалось, что в России назревают новые грозные события, подобные восстанию Пугачева.

Лирика Лермонтова в этих условиях приобретает особую политическую остроту и социальную направленность. И даже глубоко личные переживания поэта, даже чувства любви и дружбы раскрываются на широком и мрачном фоне взволнованного океана народной жизни:

Чума явилась в наш предел;
Хоть страхом сердце стеснено,
Из миллиона мертвых тел
Мне будет дорого одно...

Так начинает Лермонтов стихотворение, первоначально озаглавленное «Чума в Саратове» с подзаголовком: «Cholera-morbus. 1830 года, августа 15 дня».

В отрывке, названном «Чума», Лермонтов начал мрачную повесть о том, как

Два человека в этот страшный год,
Когда всех занимала смерть одна,
Хранили чувство дружбы...

В конце июля 1830 года в Париже вспыхнула революция. 29 июля народ с боем овладел Тюильрийским дворцом, над которым тотчас взвился трехцветный флаг первой республики. Карл X был вынужден отречься от престола и бежать в Англию. Однако слабость республиканской партии и неорганизованность рабочего класса дали возможность крупной буржуазии воспользоваться народной победой и захватить власть в свои руки. Герцог Орлеанский Луи-Филипп, близкий к буржуазным кругам, 31 июля

- 289 -

был провозглашен наместником королевства, а 7 августа — королем французов.

Первые известия об июльской революции во Франции дошли до Петербурга и Москвы в самом начале августа. И придворно-бюрократические круги и передовая дворянская и разночинная молодежь — одни с тревогой, другие с надеждой — следили за развитием событий. В те дни еще трудно было предвидеть, что все это приведет лишь к воцарению «короля-банкира», к буржуазной монархии.

Пока Николай I оттягивал признание Луи-Филиппа и строил планы вооруженной интервенции держав Священного Союза с целью восстановления династии Бурбонов, вспыхнула революция в Бельгии, которая привела к отделению ее от Голландии, затем революционное движение охватило Саксонию, Брауншвейг, Гессен, Баварию, а в конце ноября началось восстание в Польше.

«Славное было время, — вспоминал Герцен, — события неслись быстро. Едва худощавая фигура Карла X успела скрыться за туманами Голируда, Бельгия вспыхнула, трон короля-гражданина < Луи-Филиппа> качался; какое-то горячее, революционное дуновение началось в прениях, в литературе. Романы, поэмы — все снова сделалось пропагандой, борьбой... Мы следили шаг за шагом за каждым словом, за каждым событием, за смелыми вопросами и резкими ответами, за генералом Лафайетом и за генералом Ламарком; мы не только подробно знали, но горячо любили всех тогдашних деятелей, разумеется, радикальных, и хранили у себя их портреты... ». 1

Лермонтов едва ли не первый среди этого всеобщего возбуждения передовой молодежи откликнулся на события июльской революции стихотворением, озаглавленным: «30 июля — (Париж). 1830 года».

Крестьянские волнения в России и революционные события на Западе приковывают творческое сознание Лермонтова к теме грядущей народной революции и связанных с ней неизбежных социальных потрясений. В стихотворении «Предсказание» Лермонтов задумывается о низвержении самодержавия:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь...

Молодой Лермонтов все чаще и чаще возвращается к мысли о своем личном участии в народном движении, о великом подвиге поэта и гражданина, о возможности пожертвовать своей жизнью ради свободы народа:

За дело общее, быть может, я паду,
Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу;
Быть может, клеветой лукавой пораженный,
Пред миром и тобой врагами униженный,
Я не снесу стыдом сплетаемый венец
И сам себе сыщу безвременный конец...

Так писал Лермонтов в юношеском стихотворении, озаглавленном «Из Андрея Шенье». На самом деле у Шенье такого стихотворения нет. Вслед за Пушкиным Лермонтов обратился к Шенье, чтобы создать образ вольнолюбивого поэта, который «грудью шел вперед» и «жертвовал собой».

- 290 -

Стихотворение Пушкина «Андрей Шенье» было хорошо знакомо Лермонтову. Знал он также и о судебном деле Леопольдова, Молчанова и Алексеева, обвиненных в распространении этого стихотворения. Вот почему заглавие лермонтовского «Из Андрея Шенье» подчеркивало оппозиционный, антиправительственный его характер, звучало как смелый вызов.

В стихотворениях, обращенных к Н. Ф. Ивановой, тема трагической гибели поэта, его изгнания или казни развертывается в неразрывной связи с темой любви:

Когда твой друг с пророческой тоскою
Тебе вверял толпу своих забот,
Не знала ты невинною душою,
Что смерть его позорная зовет,
Что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдет...

(«К ***»).

Насколько этот мотив прочно вошел в творческое сознание поэта, можно судить по тому, что через несколько лет, в 1837 году, Лермонтов разработал его в новом варианте, в стихотворении — «Не смейся над моей пророческой тоскою».

Одно из самых глубоких и важных в лирике юного Лермонтова стихотворений, полная раздумий о смысле жизни и назначении поэта элегия «1831-го июня 11 дня», завершается ожиданием «кровавой могилы» «без молитв и без креста»:

Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне.

(Строфа 28).

Однако предчувствие трагической гибели как неизбежной развязки конфликта с обществом не приводит Лермонтова к смирению и отказу от борьбы. Именно в этом стихотворении Лермонтов восклицает:

Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать.

Всегда кипит и зреет что-нибудь
В моем уме. Желанье и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь все как-то коротка
И все боюсь, что не успею я
Свершить чего-то! — жажда бытия
Во мне сильней страданий роковых...

(Строфы 22—23).

Жажда активного вмешательства в жизнь, жажда действия была присуща передовым русским людям 30-х годов. Лермонтов поэтически высказывал то, что волновало и Белинского, и Герцена. «Жизнь есть действование, а действование есть борьба» — заявлял в «Литературных мечтаниях» Белинский (I, 319).

Человеку, — утверждал Герцен, — «мало блаженства спокойного созерцания и видения; ему хочется полноты упоения и страданий жизни; ему

- 291 -

Рисунки М. Ю. Лермонтова на обложке романа «Вадим». 1833—1834 гг.

- 292 -

хочется действования, ибо одно действование может вполне удовлетворить человека. Действование — сама личность». 1

Но положительная программа этого активного вмешательства в жизнь, этого «действования» представлялась в то время в весьма туманных очертаниях даже Герцену. «Что мы, собственно, проповедывали, трудно сказать, — писал он впоследствии в «Былом и думах». — Идеи были смутны; мы проповедывали декабристов и французскую революцию, потом проповедывали сен-симонизм и ту же революцию; мы проповедывали конституцию и республику, чтение политических книг и сосредоточение сил в одном обществе; но пуще всего проповедывали ненависть ко всему насилью, ко всякому правительственному произволу». 2

Следуя революционной традиции декабристской поэзии, Лермонтов обращается в поисках героических образов и примеров к событиям народной истории России. В 1830 году он пишет поэму «Последний сын вольности» о Вадиме, погибшем в единоборстве с поработителем Новгорода Рюриком. В тексте поэмы есть несколько строк, которые воспринимаются как намек на сосланных декабристов:

Но есть поныне горсть людей,
В дичи лесов, в дичи степей;
Они, увидев падший гром,
Не перестали помышлять
В изгнаньи дальном и глухом,
Как вольность пробудить опять;
Отчизны верные сыны
Еще надеждою полны...

Призывом к действию, к борьбе с тиранией звучат в поэме слова Вадима, обращенные к его боевым товарищам славянам:

«Ужель мы только будем петь,
Иль с безнадежием немым
На стыд отечества глядеть,
Друзья мои? »

И совсем в духе декабристской поэзии, в частности «Дум» Рылеева, старик Ингелот в заключительной части поэмы отвечает Вадиму:

Пусть так! старик ему в ответ,
Но через много, много лет
Все будет славиться Вадим;
И грозным именем твоим
Народы устрашат князей
Как тенью вольности своей.
И скажут: он за милый край
Не размышляя пролил кровь,
Он презрел счастье и любовь...
Дивись ему — и подражай!

Новгородская тема в творчестве Лермонтова, наследника и продолжателя поэзии декабристов, в начале 30-х годов занимает видное место. Так, в одной из тетрадей Лермонтова есть зачеркнутый набросок:

Сыны снегов, сыны славян.
Зачем вы мужеством упали?

- 293 -

Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Все то, к чему наш дух летит.

«Последний сын вольности». Автограф М. Ю. Лермонтова. 1830.

Набросок озаглавлен «Новгород» и датирован 3 (13? ) октября 1830 года. В начале 30-х годов эти стихи звучали, как революционный призыв.

И не случайно именно этот юношеский набросок Лермонтова вспомнила и прочла своим товарищам-молодогвардейцам Ульяна Громова в предсмертный час в фашистском застенке — словами Лермонтова советская героиня выразила свою верность родине и уверенность в грядущей победе над захватчиками. 1

- 294 -

Замечательную характеристику общественно-политического значения Московского университета времени пребывания в нем Лермонтова дал Герцен:

«Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою после 1812 года, — писал Герцен, —... университет больше и больше становился средоточием русского образования. Все усилия для его развития были соединены: историческое значение, географическое положение и отсутствие царя. Сильно возбужденная деятельность ума в Петербурге, после Павла, мрачно замкнулась 14 декабрем. Явился Николай с пятью виселицами, с каторжной работой, белым ремнем и голубым Бенкендорфом. Все пошло назад; кровь бросилась к сердцу; деятельность, скрытая снаружи, закипала, таясь внутри. Московский университет устоял и начал первый вырезываться из-за всеобщего тумана. Государь его возненавидел с Полежаевской истории... опальный университет рос влиянием: в него, как в общий резервуар, вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от предрассудков, захваченных у домашнего очага, приходили к одному уровню, братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее». 1

Одновременно с Лермонтовым в Московском университете учились Белинский, Станкевич, Герцен, Огарев, Сатин, Сазонов, С. Строев, Гончаров, поэты В. И. Красов и И. П. Клюшников, Я. М. Неверов, те представители передовой русской молодежи, о которой Герцен писал в «Былом и думах»: «Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства, ... а в них было наследие... общечеловеческой науки и чисто народной Руси». 2 И хотя во время пребывания в университете Лермонтов, повидимому, не был близко знаком ни с Белинским, ни с Герценом, он жил теми же интересами, общаясь с той же студенческой средой. А студенты «говорили в аудитории открыто всё, что приходило в голову; тетрадки запрещенных стихов ходили из рук в руки, запрещенные книги читались с комментариями... ». 3 Среди университетского начальства установилось к Лермонтову недоброжелательное отношение. В конце второго учебного года Лермонтову было предложено подать прошение об увольнении. В этом же году был исключен из университета и Белинский.

В стихотворениях и поэмах Лермонтова, написанных в годы пребывания в Университетском пансионе и Московском университете, большое внимание уделено Кавказу.

Воспоминания о Кавказе отразились в таких стихотворениях, как «Черкешенка» (1829), «Грузинская песня» (1829), «Кавказу», «Утро на Кавказе» и «Крест на скале» (1830), «Люблю я цепи синих гор» и «Синие горы Кавказа, приветствую вас» (1832). Однако Лермонтов вспоминал не только о прекрасной и суровой природе Кавказа, он много думал и о разгоравшейся в те годы Кавказской войне, понимая историческую неизбежность присоединения Кавказа к России и вместе с тем сочувствуя вольнолюбивым горцам. Противоречивость высказываний Лермонтова об этой войне отражала противоречия реальной исторической действительности.

- 295 -

Лермонтов не идеализирует быта и нравов горцев Кавказа. В поэмах «Каллы» и «Аул Бастунджи» Лермонтов выступает против кровной мести и закрепощения женщины. Герой романтической поэмы «Каллы», молодой кабардинец, по требованию жестокого муллы, охранявшего закон кровной мести, убивает своего врага Акбулата, его сына и старика-отца. Убивает он и ни в чем не повинную молодую дочь Акбулата. Это убийство потрясает душу молодого кабардинца. Он понимает, что на бессмысленные убийства его толкнул мулла, охранитель кровавых обычаев старины. Каллы приносит мулле волосы убитой им девушки и убивает муллу.

«Каллы» — типичная романтическая поэма, небольшая по объему, с гордым, мятежным романтическим героем, противостоящим патриархально-феодальному обществу с его моралью и обычаями. В прерывистом, взволнованном повествовании много недосказанного и романтически условного. Стих «Каллы», и в еще большой степени стих «Аула Бастунджи» и «Измаил-Бея», — по сравнению со стихом ранних поэм 1829—1830 годов, — энергичен и сжат. Насколько Лермонтов овладел техникой не только четырехстопного, но и пятистопного ямба, видно хотя бы из поэмы «Аул Бастунджи», которая написана октавами. Как раз в самом начале 30-х годов вопросы поэтики октавы привлекают внимание русских поэтов и критиков. В 1828 году С. Е. Раич переводит октавами «Освобожденный Иерусалим» Тассо, а в 1832 году начинает работу над переводом «Неистового Роланда» Ариосто. В 1831 году в «Телескопе» печатается статья С. П. Шевырева «О возможности ввести италианскую октаву в русское стихосложение» (№№ 11 и 12). В 1830 году Пушкин октавами пишет «Домик в Коломне». Однако эта пушкинская повесть в стихах была напечатана только в 1833 году, когда «Аул Бастунджи» уже был написан Лермонтовым. Таким образом, Лермонтов обращается к октаве одним из первых среди русских поэтов и едва ли не единственный применяет ее в романтической поэме.

Поэма «Аул Бастунджи», так же как и «Каллы», навеяна воспоминаниями о Кавказе. Между Машуком и Бештау в конце XVIII — самом начале XIX века был расположен аул Бостанджи (от слова бостан — бахча, огород, сад). Развалины этого аула Лермонтов видел в детстве, в одну из поездок на Кавказ. Среди черкесов было широко распространено предание о вражде двух братьев Канбулата и Атвонука (в другой записи Антиноко). В основе этого предания лежало действительное событие, относящееся к середине XVII столетия. У Лермонтова Канбулату соответствует Акбулат, Атвонуку — Селим.

Поэма начинается описанием развалин аула Бастунджи, в котором некогда жили два брата Акбулат и Селим. Описания природы Кавказа и быта горцев настолько точны, что в них уже можно различать элементы реалистического стиля. Но характеристика героев, в особенности младшего Селима, еще дана в традиционно-романтической манере. Высшей точкой в развитии сюжета поэмы является рассказ о похищении Селимом Зары и о возвращении к сакле Акбулата его коня с трупом Зары.

Романтический герой поэмы, юный Селим, не может и не хочет признать никаких преград своей страсти. Однако Лермонтов не идеализирует и не оправдывает Селима. Его отношение к своему герою во многом напоминает отношение Пушкина к Алеко в «Цыганах».

В следующей, еще более зрелой кавказской романтической поэме «Измаил-Бей» Лермонтов выходит за рамки любовно-индивидуалистического сюжета и обращается к политической теме, разработанной на широком историческом и этнографическом фоне.

- 296 -

В основе поэмы лежат исторические события, о них Лермонтов знал не только из слышанных им горских песен и преданий и современных журнальных статей и книг о Кавказе, но также и по воспоминаниям своих родственников Александра и Афанасия Алексеевичей Столыпиных, П. П. и М. А. Шан-Гирей, Е. А. Хастатовой, П. И. Петрова, Г. В. Арсеньева и других лиц, непосредственно соприкасавшихся с участниками событий, описанных в поэме.

Тройка в санях у почтовой станции. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1832—1834 гг.

Герой поэмы — реальное историческое лицо — Измаил-Бей Атажукин, «из лучшей фамилии кабардинской». В царствование Екатерины II, еще мальчиком, он был привезен в Петербург, где получил военное образование и овладел русским и французским языками. Произведенный в офицеры, Измаил-Бей принимал участие во второй турецкой войне, был среди горцев, которые состояли при Потемкине. В письме к А. А. Безбородко Потемкин аттестовал Измаил-Бея «храбрейшим наездником». А. В. Суворов в своем донесении о штурме Измаила в декабре 1790 года особо отметил боевую доблесть «подполковника князя Измаил-Бея». За штурм Измаила Измаил-Бей был награжден Георгием 4-й степени; этот «белый крест на ленте полосатой» Измаил-Бей сохранил до последнего дня своей жизни, и его упомянул Лермонтов в заключительной строфе поэмы. В списке награжденных за штурм Измаила рядом с именем Измаил-Бея назван А. В. Хастатов — отец М. А. Шан-Гирей, любимой тетки Лермонтова. В этом же штурме отличились и, несомненно, знали Измаил-Бея Н. Д. и В. Д. Арсеньевы — двоюродные братья деда Лермонтова. После смерти Потемкина Измаил-Бей был отправлен на родину.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.