ЛЕРМОНТОВ 7 страница

В поэме «Мцыри» Лермонтов развернул несложное по своему сюжету повествование о трагической попытке молодого послушника вырваться в родные горы из монастырского плена. Большая часть поэмы занята рассказом-исповедью Мцыри о его странствованиях и борьбе. Внутренняя жизнь мятежного героя раскрыта в «Мцыри» глубоко и трагично. Отказавшись от сложного, занимательного сюжета, сосредоточив все внимание на переживаниях героя, Лермонтов с исключительным мастерством воссоздал величественные картины природы Кавказа. Эти кавказские пейзажи, полные жизни и первозданной мощи, оказались лучшим фоном, соответствующим образу «Мцыри»:

«Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил, и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальные поля,
Узнать, прекрасна ли земля.
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда столпясь, при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад.
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил.

- 333 -

«Мцыри». Начало поэмы М. Ю. Лермонтова. Авторизованная копия.

- 334 -

Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой
Меж бурным сердцем и грозой?

(Строфа 8).

В поэме нет открыто выраженного политического протеста. Но порыв Мцыри к родным горам, его стремление найти утраченную родину, вырваться из душной кельи на свободу, узнать радость борьбы, — все это воспринималось несколькими поколениями русских читателей как символ свободолюбия, как призыв к борьбе во имя освобождения человека от давящего его гнета. Глубоким конкретно-историческим содержанием для современников Лермонтова был наполнен романтический монолог Мцыри:

Я мало жил и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть —
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской,
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.

(Строфа 3).

Вынужденное бездействие томило лучших людей 30-х и начала 40-х годов в душной тюрьме николаевской крепостнической России.

«Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? — восклицал Герцен в своем дневнике 1842 года. — А между тем наши страдания — почка, из которой разовьется их счастье. Поймут ли они, отчего мы лентяи, отчего ищем всяких наслаждений, пьем вино... Отчего руки не поднимаются на большой труд? Отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. О, пусть они остановятся с мыслью и с грустью перед камнями, под которыми мы уснем, — мы заслужили их грусть. Была ли такая эпоха для какой-либо страны? Рим в последние века существования, и то нет. Там были святы воспоминания, было прошедшее; наконец, оскорбленный состоянием родины мог успокоиться в лоне юной религии, являвшейся во всей чистоте и поэзии. Нас убивает пустота и беспорядок в прошедшем, как в настоящем отсутствие всяких общих интересов». ¹

Эти же горькие раздумья находят свое отражение и в переписке В. Г. Белинского. «Действительность разбудила нас и открыла нам глаза, но для чего... Лучше бы закрыла она нам их навсегда, чтобы тревожные стремления жадного жизни сердца утолить сном ничтожества». ²

В поэме «Мцыри» Лермонтов выразил думы и чувства лучших людей своего времени, неудовлетворенных русской жизнью 30—40-х годов: «... что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура

- 335 -

у этого мцыри! — восклицает Белинский. — Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственной мощью» (VI, 54).

Вершиной поэмы является рассказ Мцыри о его борьбе с барсом, в котором исследователи видят следы знакомства Лермонтова с грузинским народным творчеством и поэмой Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»:

Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы — сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови... да! рука судьбы
Меня вела иным путем...
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.

(Строфа 16). ¹

«... Уже в стихах Лермонтова начинают громко звучать ноты, почти незаметные у Пушкина, — говорил А. М. Горький, — это жадное желание дела, активного вмешательства в жизнь. Жажда дела, тоска сильного человека, который не находит почвы для приложения своих сил, — была вообще свойственна людям тех годов... ». ²

Мужественному героическому образу Мцыри соответствует энергичный и напряженный стих, которым написана поэма. «Этот четырехстопный ямб, — писал Белинский, — с одними мужескими окончаниями, как в „Шильйонском узнике», звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силой могучей натуры и трагическим положением героя поэмы» (VI, 59).

Лермонтов начинал свой творческий путь, когда в русской литературе, вслед за Радищевым и Фонвизиным, сказали свое слово Крылов, Грибоедов, Рылеев и Пушкин. Почти одновременно, в течение 1820-х годов появились в печати не только южные романтические поэмы Пушкина, но и главы «Евгения Онегина», а в самом начале 1830-х годов «Борис Годунов» и «Повести Белкина», — произведения, в которых были заложены основы критического реализма. Утверждение и дальнейшее развитие критического реализма в 30-х годах было важнейшей, ведущей задачей передовых сил русской литературы.

Выступая наследником и продолжателем дела Пушкина, Лермонтов в своем творчестве ставил цели дальнейшего развития пушкинской реалистической традиции. Почти одновременно с работой над романтической поэмой «Боярин Орша» Лермонтов создает реалистическую повесть в стихах «Тамбовская казначейша», а затем начинает роман «Княгиня Лиговская». К «Тамбовской казначейше» примыкает сатирическая повесть в стихах «Сашка». Оба эти произведения продолжают развивать традиции пушкинского реализма.

- 336 -

Вопрос о точной датировке «Сашки» недостаточно выяснен. Однако несомненно, что эта стихотворная повесть, или, как Лермонтов иронически назвал ее, «нравственная поэма», создавалась во второй половине 30-х годов. Поэма «Сашка» была задумана Лермонтовым как свободный, непринужденный рассказ о герое своего времени, но рассказ не в прозе, как «Герой нашего времени», а в стихах, как «Евгений Онегин».

В поэме «Сашка» Лермонтов создал широкое сатирическое полотно, разоблачающее быт и нравы дворянской крепостнической России. Перед читателем проходят картины крепостной усадьбы на берегах Волги, московского университета 30-х годов, убогого захолустья за Пресненской заставой. Эти правдивые картины крепостнической России перемежаются размышлениями автора и автобиографическими лирическими отступлениями.

С первой же строфы Лермонтов выступает ярым противником модного в то время «неистового» романтизма:

Наш век смешон и жалок, — всё пиши
Ему про казни, цепи да изгнанья,
Про темные волнения души,
И только слышишь муки да страданья.
Такие вещи очень хороши
Тому, кто мало спит, кто думать любит,
Кто дни свои в воспоминаньях губит.
Впадал я прежде в эту слабость сам,
И видел от нее лишь вред глазам;
Но нынче я не тот уж, как бывало, —
Пою, смеюсь. — Герой мой добрый малый.

(Гл. I, строфа I).

Однако в этой сатирической и шутливой поэме Лермонтов ни в какой мере не отказывается от высоких дум и чувств. Более того, столкновение двух планов — высокого и низкого, прозы быта и подлинно поэтического отношения художника к действительности — и определяет стилистический характер поэмы. Когда речь заходит о Москве — с ее Кремлем, о героических событиях 1812 года, Лермонтов создает приподнятую, почти одическую парафразу «Двух великанов»:

Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и — обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал!

(Гл. I, строфа VII).

Это высокое обращение к московскому Кремлю свободно переходит в лирические воспоминания об отроческих годах, проведенных в Москве:

Бывало, я у башни угловой
Сижу в тени, и солнца луч осенний
Играет с мохом в трещине сырой,
И из гнезда, прикрытого карнизом,
Касатки вылетают, верхом, низом
Кружатся, вьются, чуждые людей.
И я, так полный волею страстей,
Завидовал их жизни безызвестной,
Как упованье вольной, поднебесной.

(Гл. I, строфа VIII).

Примером сочетания низкого и высокого, прозаического и лирического начал является вторая часть X строфы:

- 337 -

Спокойствия рачитель на часах
У будки пробудился, восклицая:
«Кто едет? » — «Муза! » — «Что за чорт! Какая? »
Ответа нет. Но вот уже пруды...
Белеет мост, по сторонам сады
Под инеем пушистым спят унылы;
Луна сребрит железные перилы.

В наиболее напряженных, драматических моментах Лермонтов широко пользуется прямой речью героев, раскрывая при помощи речевой характеристики их внутренний мир, их переживания. Таков, например, рассказ Мавруши (строфы CV—CVII).

Глубоко человечная, верная любовь Мавруши, ее безрадостная судьба противопоставлены животному сластолюбию Ивана Ильича и бездумному волокитству Сашки. Правдивый рассказ о непримиримых противоречиях крепостнической действительности наводит читателя на глубокие раздумья о родине и о народе. И заключительные строфы, сначала звучащие как будто несколько иронически:

Блажен, кто верит счастью и любви,
Блажен, кто верит небу и пророкам, —

постепенно переходят на все более серьезный тон, шутливая интонация сменяется убежденной речью автора:

Блажен, кто думы гордые свои
Умел смирить пред гордою толпою,
И кто грехов тяжелою ценою
Не покупал пурпурных уст и глаз,
Живых как жизнь и светлых как алмаз!
Блажен, кто не склонял чела младого,
Как бедный раб, пред идолом другого!

(Строфа CXLIII).

Больному поколению больного века, дворянам, живущим крепостным трудом, но оторванным от народа и родины, Лермонтов напоминает о прекрасном идеале здорового, сильного человека, близкого к жизни природы и народа:

Блажен, кто вырос в сумраке лесов,
Как тополь дик и свеж, в тени зеленой
Играющих и шепчущих листов...
Блажен, кто посреди нагих степей
Меж дикими воспитан табунами...

(Строфы CXLIV, CXLV).

Если в первых строфах поэмы Лермонтов обратился к Москве со словами, полными горячей сыновней любви гражданина и патриота, то в заключительных строфах он выступает со страстной отповедью космополитам из дворян, преклоняющимся перед всем иноземным, даже перед безродными выходцами из чужих краев, порвавшими со своей родиной.

От шутливого повествования о приключениях молодого повесы Лермонтов поднимается до широких обобщений, сделанных на материале русской крепостнической действительности, и не только обличает дворянскую беспринципность и засилье космополитов, но и утверждает положительный идеал подлинного гражданина, сына своей прекрасной родины. Таково идейное содержание этой, на первый взгляд, непринужденно небрежной и свободно написанной поэмы о молодом человеке средины 30-х годов XIX века.

- 338 -

К поэме «Сашка» стилистически примыкает начало незавершенной поэмы, условно называемой «Сказка для детей». Не исключено, что это осколок большого творческого замысла, органически связанного с поэмой «Сашка».

«Сказка для детей» может быть датирована довольно точно, 1839 годом или началом 1840 года. Она была написана, когда работа Лермонтова над «Демоном» была уже в основном закончена. Однако тема Демона продолжала занимать поэта и в этом произведении:

Герой известен, и не нов предмет;
Тем лучше: устарело все, что́ ново!
Кипя огнем и силой юных лет,
Я прежде пел про демона инова:
То был безумный, страстный, детский бред...
... Но этот чорт совсем иного сорта:
Аристократ и не похож на чорта.

(Строфа 3).

И дальше:

Мой юный ум, бывало, возмущал
Могучий образ. — Меж иных видений
Как царь, немой и гордый, он сиял
Такой волшебно-сладкой красотою,
Что было страшно... и душа тоскою
Сжималася — и этот дикий бред
Преследовал мой разум много лет...

(Строфа 6).

Видимо, Лермонтов предполагал создать новую реалистическую ироническую поэму о демоне на материале современной ему петербургской жизни. Так, в «Сказке для детей» слились воедино две линии творчества Лермонтова: одна реалистически-бытовая, идущая от «Тамбовской казначейши» и «Сашки», и другая, проходящая через все редакции «Демона». Вместо горных вершин Кавказа в «Сказке для детей» появляются пейзажи ночного Петербурга, исполненные неповторимой прелести и своеобразной загадочности.

Тому назад еще немного лет
Я пролетал над сонною столицей.
Кидала ночь свой странный полусвет,
Румяный запад с новою денницей
На севере сливались, как привет
Свидания с молением разлуки;
Над городом таинственные звуки,
Как грешных снов нескромные слова,
Неясно раздавались — и Нева,
Меж кораблей сверкая на просторе,
Журча, с волной их уносила в море.

(Строфа 10).

В это поэтическое описание северной столицы, по-новому продолжающее традицию «Медного всадника», Лермонтов включает глухой намек на трагедию 14 декабря 1825 года:

Задумчиво столбы дворцов немых
По берегам теснилися как тени,
И в пене вод гранитных крылец их
Купалися широкие ступени;
Минувших лет событий роковых
Волна следы смывала роковые; —

- 339 -

И улыбались звезды голубые,
Глядя с высот на гордый прах земли...

(Строфа 11).

«Сказка для детей» прерывается в самом начале, на 27-й строфе. Трудно сказать, как дальше развивалось бы действие, но несомненно, что перенесение сюжета о демоне в столицу предполагало создание широкой картины петербургского светского общества и трагической повести о гибели юной Нины, которую полюбил демон-аристократ.

Напечатанная после смерти Лермонтова в «Отечественных записках», «Сказка для детей» была высоко оценена Белинским. «После Пушкина ни у кого из русских поэтов не было такого стиха, как у Лермонтова, и конечно Лермонтов обязан им Пушкину; но тем не менее у Лермонтова свой стих, — писал Белинский в 1842 году. — В „Сказке для детей“ этот стих возвышается до удивительной художественности; но в бо̀ льшей части стихотворений Лермонтова он отличается какою-то стальною прозаичностию и простотою выражения» (VIII, 200).

По возвращении из кавказской ссылки в самом начале 1838 года Лермонтов смог познакомиться с седьмым томом «Современника», вышедшим в свет в конце ноября 1837 года. В этом томе журнала, за которым Лермонтов следил очень внимательно, были напечатаны отрывки из неоконченной поэмы Пушкина «Тазит». Лермонтов мог оценить, как правдиво описал Пушкин жизнь черкесов и чеченцев, как обрисовал он похороны воина, как изобразил обычай «аталычества» (воспитание Тазита-черкеса в чеченской семье), куначество, кровную месть. Конечно, Лермонтов обратил внимание и на мотив проклятья, с такой силой разработанный в поэме Пушкина: изгоняя сына, не подчиняющегося дедовским суровым адатам, старик Гасуб проклинает его:

Будь проклят мной! поди — чтоб слуха
Никто о робком не имел,
Чтоб вечно ждал ты грозной встречи,
Чтоб мертвый брат тебе на плечи
Окровавленной кошкой сел
И к бездне гнал тебя нещадно,
Чтоб ты, как раненый олень,
Бежал, тоскуя безотрадно,
Чтоб дети русских деревень
Тебя веревкою поймали
И как волчонка затерзали,
Чтоб ты... Беги... беги скорей,
Не оскверняй моих очей! ¹

Поэма Пушкина о Гасубе и Тазите и знакомство с аналогичными мотивами кавказского фольклора сказались в «горской легенде» «Беглец», написанной Лермонтовым в 1839 году, как раз в то время, когда создавалась кавказская повесть «Бэла», затем вошедшая в роман «Герой нашего времени».

Действие поэмы «Беглец» развивается стремительно и последовательно. Энергичное вступление вводит читателя сразу в тему позорного бегства Гаруна:

- 340 -

Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли;
И под пятой у супостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд;
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шашку — и бежит!

Со все возрастающим напряжением «горская легенда» Лермонтова повествует о том, как беглец Гарун тщетно ищет приюта у отважного умирающего друга, у любимой девушки и, наконец, у престарелой матери. В ответ на жалобы ослабевшего Гаруна храбрый воин Селим отвечает:

Ступай — достоин ты презренья.
Ни крова, ни благословенья
Здесь у меня для труса нет!..

Гарун хочет войти к своей любимой, но слышит, как она поет «песню старины»:

... Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы,
Дожди его ран не обмоют,
И звери костей не зароют. ¹

Эта песня, в некотором сокращении повторяющая песню Селима из поэмы «Измаил-Бей», снова обращает Гаруна в бегство. Наибольшего напряжения достигает рассказ о беглеце Гаруне в третьем эпизоде, когда Гарун приходит к матери, ожидающей возвращения мужа и сыновей:

«Мать — отвори! я странник бедной,
Я твой Гарун, твой младший сын;
Сквозь пули русские безвредно,
Пришел к тебе! » — Один? — «Один!... »
— А где отец и братья? — «Пали!
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли».
— Ты отомстил? — «Не отомстил...
Но я стрелой пустился в горы,
Оставил меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою... »

Этот выразительный, полный глубокого драматизма диалог заключается грозным проклятием и отречением матери от недостойного сына:

— Молчи, молчи! гяур лукавой,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы.
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус — и мне не сын!...

- 341 -

Пушкин отнесся к своему Тазиту с сочувствием, изобразив его как человека новой и более высокой морали, поднявшегося над бессмысленным и жестоким обычаем кровной мести. Лермонтова привлекли в горской легенде иные мотивы, и он разработал близкий Пушкину сюжет в другом направлении. Если в «Мцыри» поэта привлекал порыв к свободе, к родным горам, если Мцыри олицетворял жажду борьбы за освобождение, то в образе беглеца Гаруна Лермонтов заклеймил изменника и труса, отвергаемого даже самыми близкими. Поэма Лермонтова о позоре и гибели беглеца звучала в период общественного упадка и безвременья конца 30-х годов как «слово отверженья» всем малодушным, всем, кто бежал от борьбы.

Так же отчетливо проступает связь поэзии Лермонтова с народным творчеством в балладе «Дары Терека» (1839) и в «Казачьей колыбельной песне» (1840). Оба эти стихотворения навеяны песнями гребенских казаков. В 1837 году Лермонтов бывал в терских станицах и слышал песни о Тереке и всевозможные «байки», которые поются казачками, когда они укачивают детей. Соприкоснувшись с жизнью казаков, Лермонтов сроднился с их песнями и преданиями, вжился в их поэтический мир и воссоздал самый дух казачьих песен, исполненных мужества и любви к родине.

Стихотворение «Дары Терека» вызвало восторженный отзыв Белинского. «Итак, о Лермонтове, — писал Белинский в феврале 1840 года В. П. Боткину. — Каков его „Терек“? Чорт знает — страшно сказать, а мне кажется, что в этом юноше готовится третий русский поэт, и что Пушкин умер не без наследника. Во 2 № „Отечественных записок“ ты прочтешь его „Колыбельную песню казачки“ — чудо! ». ¹

Вскоре в статье о «Стихотворениях М. Лермонтова» Белинский особо выделил два эти лирические произведения: «„Дары Терека“ есть поэтическая апофеоза Кавказа... Нет возможности выписывать стихов из этой дивно-художественной пьесы, этого роскошного видения богатой, радужной, исполинской фантазии; иначе пришлось бы переписать всё стихотворение... Не менее превосходна „Казачья колыбельная песня“... Это стихотворение есть художественная апофеоза матери: всё, что есть святого, беззаветного в любви матери, весь трепет, вся нега, вся страсть, вся бесконечность кроткой нежности, безграничность бескорыстной преданности, какою дышит любовь матери, — всё это воспроизведено поэтом во всей полноте. Где, откуда взял поэт эти простодушные слова, эту умилительную нежность тона, эти кроткие и задушевные звуки, эту женственность и прелесть выражения? » (VI, 52—53).

Литературная известность открыла Лермонтову доступ в так называемый «большой свет». Однако в петербургском светском обществе Лермонтов чувствовал себя одиноким, отчужденным. Об этом говорит одно из лучших стихотворений Лермонтова: «И скушно, и грустно», написанное в начале 1840 года.

Уже бросивший однажды смелый вызов придворной петербургской знати в стихах на смерть Пушкина, Лермонтов отчетливо понимал неизбежность дальнейших столкновений с этими палачами «свободы, гения

- 342 -

и славы». Поэтому углубление и развитие конфликта между передовым русским поэтом и самодержавно-крепостнической Россией Николая I было неизбежно. Это сознавал и сам поэт. В стихотворении «Первое января», напечатанном в январской книжке «Отечественных записок» 1840 года, Лермонтов говорил об окружавшем его светском обществе:

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

При шуме музыки и пляски,

При диком шопоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски,

Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских

Давно бестрепетные руки, —

Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,

Погибших лет святые звуки...

Когда ж, опомнившись, обман я узнаю,
И шум толпы людской спугнет мечту мою,

На праздник не́ званную гостью,

О, как мне хочется смутить веселость их,
И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!..

Опубликование этого стихотворения крайне раздражило светские и придворные круги.

В конце 1839 года, когда в связи с «восточной проблемой» значительно обострились отношения между Россией и Францией, во французском посольстве в Петербурге вспомнили о стихах Лермонтова на смерть Пушкина и заинтересовались, не оскорблено ли достоинство Франции обвинениями, брошенными Лермонтовым убийце великого поэта. Первый секретарь французского посольства барон д’Андре от имени посла де Баранта обратился к А. И. Тургеневу с вопросом: «Правда ли, что Лермонтов в известной строфе своей бранит французов вообще или только одного убийцу Пушкина? ». ¹

16 февраля 1840 года на балу у графини Лаваль произошло столкновение между Лермонтовым и сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Характерно, что спор завязался, как об этом свидетельствует Е. П. Растопчина, по поводу смерти Пушкина и ответственности за его смерть убийцы-француза Дантеса. В ответ на слова Баранта, что он вызвал бы Лермонтова на дуэль, если бы находился во Франции, Лермонтов отвечал: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и... мы, русские, не меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно». ² Барант вызвал Лермонтова.

Дуэль состоялась 18 февраля за Черною речкой на Парголовской дороге. После первого же выпада у Лермонтова переломился конец шпаги, и Барант успел слегка задеть Лермонтова. Перешли на пистолеты. Барант стрелял первым и промахнулся. Лермонтов выстрелил в сторону. Этим дело и кончилось. Противники разъехались.

10 марта Лермонтов был арестован и предан военному суду за «недонесение о дуэли». 12 марта был арестован и секундант Лермонтова А. А. Столыпин. Но Барант и его секундант оставались на свободе.

- 343 -

Находясь под арестом, Лермонтов написал стихотворения «Журналист, читатель и писатель», «Пленный рыцарь», «Соседка», «Воздушный корабль» и др.

М. Ю. Лермонтов.
Рисунок Д. П. Палена. 1840.

В апреле 1840 года Лермонтова навестил В. Г. Белинский. Встреча с поэтом произвела на великого критика сильнейшее впечатление. Через несколько дней В. Г. Белинский писал В. П. Боткину: «Недавно был я у него в заточении и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного! О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура!... ». ¹

Лермонтов сообщил Белинскому о своих новых замыслах.

Тем временем военно-судное дело Лермонтова было завершено. Генерал-аудиториат определил выдержать Лермонтова три месяца на гауптвахте, а потом выписать в один из армейских полков. 13 апреля Николай I на докладе генерал-аудиториата положил резолюцию: «Поручика Лермонтова перевесть в Тенгинский пехотный полк тем же чином». Тенгинский пехотный полк в это время находился на Кавказе, на побережье Черного моря, в самом опасном и трудном участке, где непрерывно шли напряженные бои с шапсугами. Переводя Лермонтова в Тенгинский полк, Николай I обрекал опального поэта почти на верную смерть от пули горцев или жестокой малярии, свирепствовавшей тогда на побережье.

- 344 -

В первых числах мая 1840 года Лермонтов уезжал из Петербурга. Проводить поэта собрались самые близкие друзья. Первый биограф Лермонтова П. А. Висковатый, со слов современников, сообщал: «... растроганный вниманием к себе и непритворною любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невою, написал стихотворение:

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.

Софья Карамзина и несколько человек гостей окружили поэта и просили прочесть только что набросанное стихотворение. Он оглянул всех грустным взглядом выразительных глаз своих и прочел его. Когда он кончил, глаза были влажные от слез... ». ¹

Недели за две до отъезда Лермонтова на Кавказ, в середине апреля 1840 года в Петербурге вышло первое издание романа «Герой нашего времени». «Вышли повести Лермонтова, — восклицал в одном из писем В. Г. Белинский. — Дьявольский талант! Молодо-зелено, но художественный элемент так и пробивается сквозь пену молодой поэзии, сквозь ограниченность субъективно-салонного взгляда на жизнь». ²

В первой же предварительной рецензии на новую книгу Лермонтова Белинский писал: «В основной идее романа г. Лермонтова лежит важный современный вопрос о внутреннем человеке, вопрос, на который откликнутся все, и потому роман должен возбудить всеобщее внимание, весь интерес нашей публики. Глубокое чувство действительности, верный инстинкт истины, простота, художественная обрисовка характеров, богатство содержания, неотразимая прелесть изложения, поэтический язык, глубокое знание человеческого сердца и современного общества, широкость и смелость кисти, сила и могущество духа, роскошная фантазия, неисчерпаемое обилие эстетической жизни, самобытность и оригинальность — вот качества этого произведения, представляющего собою совершенно новый мир искусства» (V, 261).

А во второй половине мая 1840 года Белинский начал писать подробный разбор «Героя нашего времени», опубликованный в июньской и июльской книжках «Отечественных записок». Этот разбор раскрыл широким кругам русских читателей идейное и художественное значение романа Лермонтова в истории русской общественной жизни и в истории русской литературы. Горячо защищая Печорина от проповедников лицемерной казенной морали, Белинский видел в образе Печорина воплощение критического духа своего времени.

Зато реакционно-охранительная критика была глубоко возмущена «безнравственностью» Печорина. Весьма показательно, что выступления реакционной критики полностью совпадали с отрицательным отзывом о романе Николая I в письме к императрице.

Так резко разошлись в оценке романа «Герой нашего времени» два противостоящих лагеря, представлявших две различные национальные культуры в русской культуре начала 40-х годов XIX века.

В творчестве Лермонтова второй половины 30-х годов одновременно сосуществовали традиции мятежного романтизма и традиции критического

- 345 -

реализма, которые все более вытесняли элементы романтизма, уже недостаточно выражавшие зрелое отношение поэта к жизни, к русской исторической действительности.

Развалины на берегу Арагвы в Грузии. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1837.

Теперь Лермонтова не могли удовлетворять даже удавшиеся попытки воплощения образа героя в романтической манере. Отпала необходимость маскировать своего героя, облачая его в одеяние падшего ангела или преображая его в мятежного инока. Созревший художник, разоблачавший светское общество в «Маскараде» и «Княгине Лиговской», подошел к труднейшей задаче: показать в реальной обстановке характерного героя своего времени — человека одаренного и мыслящего, но искалеченного светским воспитанием и оторванного от жизни своей страны и своего народа. Так возникает образ Печорина и весь замысел романа «Герой нашего времени».

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒