|
|||
А. Негативные черты 14 страницаНекоторые люди, изучающие теософские доктрины, без сомнения, усмотрят в протагонистах ритуала на горе Преображения символическое соотношение с семеричной природой человека. Иисус, Моисей и Илья составляют высшую Троицу, Душу, в то время как Иоанн, Пётр и Иаков представляют собой более низкое проявление высших реальностей: Иоанн поляризует Иисуса, Пётр – Моисея, Иаков – Илью. Голос Бога является седьмым Действующим в ритуале – но не действующим лицом в фактическом смысле, а Действующей Силой, универсальным Принципом, который никогда не может быть персонифицирован, хотя он и проявлен во время разворачивания цикла в тройном Присутствии как: Любовь, Форма и Сознание (Иисус, Моисей и Илья – и Иоанн, Пётр и Иаков). Этот «Бог» может рассматриваться как Элохим в коллективном смысле (ибо имя «Элохим», я повторяю, в древнееврейском языке – существительное во множественном числе) и не должен быть перепутан с «Иеговой» (JHVH-Elohim Книга Бытия 2), который является лишь Отцом-управляющим царства «жизни», и от которого человек получает только свою «живущую душу». Интересно отметить, что Иоанн и Иаков, два сына Заведея, могли быть двоюродными братьями Иисуса (их мать, возможно, была сестрой Марии); интересно, что Иисус называл их «сынами грома », – тут всплывает в сознании имя великого арийского божества, Рудры, предвещающего грозу. Иаков, думается, был первым из апостолов, испытавших земную смерть. Впрочем, вполне возможно, что это был Пётр, который посредством состояния осознания божественного Сыновства Иисуса («Ты – Христос, Сын Бога Живаго») поляризовал Преображение; ибо до того, как потенциальное «Сыновство» Иисуса смогло стать полностью актуализированным фактом, кто-либо среди человеческих индивидуумов должен был сам осознать эту потенциальность как факт. Божественное Сыновство Иисуса смогло завершиться и стать совершенным посредством закрепления в уме человека, который «видит» его и провозглашает; нужен человек, который имеет достаточно «веры», чтобы увидеть и провозгласить. И всё же этот человек отрекся от него трижды в час темноты! Правомерность всего этого основывается на том факте, что при «духовных событиях», подобных Преображению, мы видим не только результат осуществления своего развития индивидуумом. Наивным эгоцентрическим обманом было бы так полагать. Каждое преображенное ТЕПЕРЬ предполагает наличие прошлого и будущего – цикла, подходящего к концу и начинающегося нового цикла. «Прошлое» пророчит грядущий процесс: Иисусу было объявлено о его смерти в Иерусалиме Моисеем и Илией (От Луки 9: 31); в то время как «будущее» это Апостолы, и они впервые прямо услышали Глас Божий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте! », – так сила универсального Отцовства прикоснулась к ним. Увы, опыт трех учеников в момент Преображения печален, но для нас это лишь примечание духовной неготовности человечества. Они были «отягчены сном», хотя собирались так же бодрствовать на Горе Маслин. Они «вошли в облако» – т. е. едва ли могли вынести интенсивность света, и их сознание было замутнено. Реакция Петра на великое видение типична для «Старого» религиозного отношения; он хотел «сделать три кущи», то есть мы видим, что весь паттерн католического поклонения уже был заложен в зерне: огромные сооружения, алтари и статуи, помпезные церемонии! Таким образом, «прошлое» его цикла говорит о том, что он должен пережить смерть в Иерусалиме, и «будущее» реагирует на Наивысший Момент человеческой эволюции в манере, которая едва ли отличается от религиозной традиции, превратившейся в тот момент в устаревшую. Иисуса должны были распять согласно традиции физического насилия и мучений, поскольку всё движение предыдущего этапа эволюции человеческой Души было искажено и извращено «призраками», застрявшими в подсознании человека, – призрачными воспоминаниями вины, укорененными в страхе Адама-Евы после «познания» добра и зла, гневом Каина на брата, предпочтённого ему Богом, похотью потомков «сынов Бога», бравших в жены «дочерей человеческих». Страх, гнев и похоть – три «входа в ад»; и для того, чтобы уничтожить эти входы, Христос, сосредоточенный в уме Иисуса, спускается в ад «на три дня ». Это схождение начинает процесс общечеловеческого катарсиса; и, действительно, та историческая эра, которая теперь подходит к концу и которую мы называем «христианской», была долгим периодом катарсиса, конфликтов и войн, страха и лицемерия. Но так и должно случаться, когда призраки искаженного и извращенного прошлого всплывают на поверхность сознания человека. В психоанализе говорится о перенесении Образа Отца пациента на аналитика; и так же наша цивилизация возводила на престол этого Образа Отца главу церкви или саму «Книгу», принимая её буквально как само Слово Божие. И всё же всё, чему учил Иисус, это Небеса которые внутри нас, Царствие внутри сердца, и Отец – универсальный Принцип и Сила, пребывающие потенциально в каждом человеке. Они пребывают в центре креста – креста человеческого тела – где они могут стать цветком небесной Розы. Однако эта Роза может быть увидена только теми, кто осмелится пройти через все круги ада и, ассимилировав опыт темноты, сможет получить в тишине и мире, в самоотречении и любви, совершенное семя, семя Бога, медленно вырастающее в глубинах сердца в Розу. Распятие является неизбежным последствием Преображения с точки зрения человеческих или социальных условий, ответом на которые это Преображение имело место быть. Ритуальная драма Страстей Христовых разворачивается в форме человеческого непонимания и даже испуганного предательства; и божественного жертвоприношения. Смерть делается священной в божественно-человеческом смысле, поскольку она осмысленно принята и происходит не напрасно, в отличие от большинства кончин. Страдания и смерть не трагичны, когда вы знаете зачем приходит страдание и умирание. Есть гностическое высказывание, приписываемое Иисусу, оно гласит: «Если бы вы знали как страдать, вы бы имели силу не страдать»; т. е. смогли бы не страдать бессмысленно, как страдает большинство людей: они испытывают страх, раскаяние и слепое сопротивление смерти, терзаются разочарованием и отравляются фрустрациями, тщетностью и предчувствием горького фиаско. В трагической истории того, что мы предпочитаем называть «цивилизацией», конечно же, содержится бесчисленное множество примеров человеческих жертвоприношений. Однако в драме жизни Христа жертвоприношению придается – впервые публично и ясно – космическое и человеческое значение, и более всего, значение вселенское. Бессчётное число девственниц было принесено в жертву в древних культах в надежде подстраховать земное плодородие и богатый урожай; первые плоды земли и первенцы из детей приносились в жертву богам. Однако целью ритуала жертвоприношения всегда было достижение определенного локального результата. Распятие Иисуса, в противоположность этому, несет значение универсального символа. Оно имеет значение относительно судьбы всего процесса эволюции души. Мы можем также вслед за фундаменталистами сказать, что «кровь Христа искупила грехи человека»; но это лишь желание декларировать слово в эмоционально окрашенном виде. Что фактически означают эти слова в терминах универсального процесса, символически подчеркнутого в Библии, – процесса эволюции души? Фраза «искупление через страдание» вторится эхом под сводами пространств искушенного ума западного человека; но, возможно, только сегодня, наконец, с помощью глубинной психологии мы можем сделать попытку понять необремененным и сознающим умом, что эта фраза значит на самом деле, и к чему именно она относится. То, что должно быть «искуплено», это воспоминания наших (и коллективных человеческих) грехов и искажений – призраков, порожденных страхом, гневом и похотью. Они являются гноящимися ранами, зараженными участками нашего подсознания и, следовательно, коллективного бессознательного человечества. И это искупление прошлого является исцелением настоящего. Мы можем властью духа, наделяющего нас пониманием, и с помощью знания, которым способен оперировать ум, исцелить болезнь дня сегодняшнего; но эта болезнь очень часто, и возможно всегда, является побочным эффектом «греха» или страха (оба слова содержат равное значение! ) нашего древнего прошлого – личного и коллективного. А первичный эффектпогребен в нашем бессознательном, в наших индивидуальных кругах ада. Как заставить его «выйти» из могилы бессознательного, если не по слову индивида «во Христе», «любовь которого велика»? Он желает, способен и готов страдать с той силой, с которой пробужденные «силы ада» могут быть абсорбированы, ассимилированы и высвобождены в виде витальных энергий универсальной циркуляции «жизни»? Техники психиатрии, даже если в некоторых случаях они оказываются превосходными, не могут заменить «Христовых» исцелителей и искупителей. Заболевания могут быть излечены, но могут ли воспоминания полностью быть искуплены и выброшены из сознания, возрожденного обновляющим душу пониманием и просветляющей ум любовью, прежде того как придет «искупитель»? И то, что истинно для отдельного человека, истинно для всей цивилизации, для всего исторического цикла. Всё это начинается с Благовещения Марии; ибо ум человека должен сознательно принять возможность искупления и исцеления прежде самой актуализации потенциальности. Здесь требуется сосредоточенное схождение творческого духа в «индивидуальную душу», чья сила творческого воображения всегда свежа, непорочна и незапятнана конформизмом, традициями и страхом. Здесь требуется крещение водой такой мудрости, которая переносит прошлое (в его творческой сути) в будущее. Здесь требуется проверка качеств внутренних реакций индивидуальности на скрытую перспективу для тщеславия, гордыни и ментальной путаницы в эго каждого человека, наделенного необычными силами. Здесь должна возникнуть связь со всеми типами человеческих существ, с мужчинами и женщинами, с новыми группами и со старой (укорененной) социально-религиозной защищенностью. И путь этот усыпан «чудесами», ибо тот, у кого воображение свободно и напитано духом, совершает чудеса трансформации, маленькие или всем заметные, но всегда истинные в терминах эволюции души окружающих людей, которые омываются волной любви, свободным и творческим осуществлением взаимоотношений. Но тот, кто осуществляет взаимоотношения в духе любви Христа, должен принять кризис искупления. Для такого индивидуума недостаточно произнесения слов исцеления или возвращения здоровья больному одним своим прикосновением. Искупление означает принятый и пройденный кризис. В жизни искупающего индивидуума – наполнившегося смирением и любовью, через которого Божество может пролить благодать в минуты большого напряжения, – существует множество кризисов, множество распятий. И вместе с тем, хотя любовь Христа, поглощающая сердца посвященных, является распятием, она же есть радость и воскрешение. И песнь Пасхи оглашается через труды тех, чья любовь «знает как страдать». Таким образом, знающий страдания в самом основании, достигает мира и сознания красоты и правды, которые суть вечное воскрешение. 10 Жизнь в посредничестве и её парадоксы
«Когда мужчина станет как женщина, и женщина как мужчина, вы найдёте меня» (Высказывание Иисуса из гностических источников) Каждое великое духовное Движение центрируется «истиной», и жизнь человека должна нести в себе и излучать образ или идеал этой истины, если жизнь проживается им в самом полном и высшем смысле, который только возможен для человеческого существа в конкретную эпоху зарождения духовного Движения. Тот, кто является истинным Источником этого Движения, своими словами и своим личностным примером, влияющим на своих последователей, воплощает эту главную действующую истину. Он высвобождает основной «тон», который продолжает вибрировать только в части человечества, но зато в неизменно нарастающих резонансных циклах; или, возможно, звучит в конце концов во всем человечестве. В этой книге была предпринята попытка приоткрыть сущностную, действующую, созидательную истину христианства такой, какой она может быть понята из жизни и слов Иисуса (как они были зафиксированы), а также опираясь на пророчества, предшествующие (в библейском повествовании) евангельским событиям, которые, как полагает христианство, свершились Иисусом, существом Христа. «Великие Образы», которые суть сама душа христианства, обсуждались в попытке предоставить более убедительные, рождающие стимул и вдохновение интерпретации тем мужчинам и женщинам нашего катастрофического века, которые несомненно остро нуждаются в духовном возрождении и пробуждающем от сна видении некоего сущностно верного пути жизни в истине. Для наиболее убежденных христиан центральная истина или идеал Движения, инициированного Иисусом, возможно, выражается в «любви» – подобно тому как для буддистов центром истины, проявленной в жизни и проповедях Гаутамы Будды (VI век до н. э. ), является «непривязанность», или «мудрость, которая превосходит все дуальности». Это короткое слово – любовь – даже при попытке уточнить его смысл вербально может выглядеть достаточно туманным. Есть надежда, что предыдущая глава прояснила, и по крайней мере до некоторой степени убедительно раскрыла, значение слова любовь в истинно христианском смысле. Дальнейший шаг в интерпретации этого понятия всё же кажется необходимым для уточнения: что подразумевает или открывает такая любовь, когда понимается в своем глубочайшем философском и глобальном, но вместе с тем и вполне практическом смысле. Эта более философская интерпретация возвратит нас к идеям, выраженным в той главе, где определяется значение часто используемого и избитого слова «душа», и таким образом, станет подходящим заключением всей книги. Это крайне практическая интерпретация, поскольку она в универсально правомерных терминах определяет то, чем может быть «большая жизнь» человека во всех обстоятельствах. Эта большая жизнь является естественным путем человека просто оттого, что человек по существу своему – это и есть жизнь большая. Она представляет собой место и функцию человека во вселенной, по крайней мере в такой вселенной, какой она нам видится сегодня. Очевидно, это не просто случайность, – имеет ли место вообще что-либо случайное! – сам размер человеческого существа находится «посередине» между предполагаемым размером вселенной и размером атома, как утверждают физики, подобные Джинсу и Эддингтону. Этот факт – если это факт! – может во всяком случае служить подходящим символом метафизической концепции, согласно которой человек находится в серединной позиции «между» духом и материей. Именно такая позиция определяет душу человека; ибо, как мы видели, душа рассматривается как поле интеграции, на котором может совершаться Брак высшего и низшего. Душа человека, или лучше сказать, человек как душа, смотрит, подобно древнеримскому богу Янусу, в противоположные стороны, то есть как в прошлое, так и в будущее. Другими словами, она – связующее звено для всех возможных оппозиций. Жизнь, в которой Истина человека действует во всей полноте, есть «жизнь посредничества». Человек как Душа является посредником всего существующего; и в Иисусе, в совершенном человеке, полностью воплотилось это состояние посредничества. В нем дух и материя и все полярности бытия и существования были гармонизованы и интегрированы согласно характеру этих полярностей; с духом как полюсом позитивным, инициирующим. То, что мы называем любовью Христа, является силой, которая делает эту интеграцию возможной практически, – делает абсолютно живой, демонстрирующей саму суть жизненного опыта. Идеал жизни «срединного пути» был подчеркнут Буддой в наиболее прекрасной и необычной манере; но позиция баланса между двумя крайностями это одно, а фактическая интеграция этих осевых оппозиций в жизни посредника силой любви-сострадания – это другое. В этом заключается основная разница между нахождением в состоянии внутреннего мира среди условий (прочих состояний), тянущих в разные стороны – и приведением двух оппозиций к динамическому фокусу трансформации. В этом разница между миром и любовью. Любовь не является миром; и всё же в совершенной любви Христа пребывает корень мира, полного принятия страдания, равно как и радости. Это принятие делает возможным устойчивое сдерживание противоположных сил и конфликтующих эмоций. В крепости сосуда есть мир; сосуд (поле актуализации души) остается тем, что он есть, даже когда он вибрирует под влиянием конфликтующих полярных энергий, которые суть его содержимое. Конфликт переживается центральным сознанием сосуда как «танец»; земное притяжение и воспарение становятся необходимыми элементами этого танца противоположностей. Такой балет есть посредничество. То, что опосредуется, переживается внутри; но это представляется также снаружи, ибо это должно быть и ритуальным актом, символической драмой. Для всех становятся видимыми и актуальными принципы посредничества и любви, проявляющей свой характер. Её всеобъемлемость может превращать конфликт в танец, а трагическое в прекрасное. Это есть путь, истина и жизнь – для всех (потенциально) индивидуальных живых существ. Идеал посредничества был проиллюстрирован множеством способов в течение тех веков, в которые христианство распространялось по всему миру. Концепция божественного Брака хорошо известна. Многие христиане могли бы согласиться с утверждением, что наивысшей судьбой человека как индивидуальной личности является судьба Поля, на котором совершается единение Божества и природы Земли в чистом сознании и всепоглощающей любви. И всё же любая подробная дискуссия относительно истинности данного утверждения могла бы немедленно выявить, что в понимании ортодоксально верующих христиан этот божественный Брак произошел единожды и на все времена в личности Иисуса Христа; и что основной целью воплощения Христа было «спасение» всех людей посредством «искупления» их древнего коллективного греха. Таким образом, посредничество, о котором говорит церковь, в своем сущностном характере сохраняется исключительно за Иисусом Христом; в нём были интегрированы божественная и человеческая природа, и эта интеграция была особым актом для того, чтобы исправить некое событие во времени, «первородный грех» человека. Верно, что теологи говорят о посредничестве Христа как о «вечном» акте, каким-то образом превосходящим временные рамки, и о том, что человеческие существа после Христа могут каким-то образом «принять участие» в этом посредничестве через «подражание Христу»; но в таком случае, инспирированные церковью догмы кажутся сбивающими с толку и искажающими истину. Идеал жизни посредничества, говоря в сущности, применим не только к одному определенному, сверхъестественному случаю. Он относится к основной потенциальной возможности, присущей всем человеческим жизням. Он относится к месту и положению Человека во вселенной, то есть к человеческой судьбе. Потенциальная возможность скрыта в любом человеческом существе; и это есть тот революционный факт, который Иисус провозгласил множеством способов. И всё же здесь следует быть осторожным, чтобы не понять это утверждение неправильно! Оно НЕ относится к человеку как социализированной единице (эго), сообразующейся или противодействующей традиционным паттернам. Эти паттерны представляют собой лишь предродовое окружение истинной зрелости человека; они обуславливают ранние стадии роста человека, но он должен выйти из них, чтобы стать истинным человеком – человеком индивидуальным. Эта потенциальность истинного посредничества проявляется только в индивидуализированной душе человека. Эго – всего лишь строительные леса, необходимые для того, чтобы конкретизировать работу по оформлению материального поля деятельности души, поля, на котором эта душа сможет действовать как посредник. В конечном счете душа «является посредником» между единством Бога и множественностью материальных единиц, остатков прошлых циклов манифестации; но только душа, достигшая стадии «божественной» (в том смысле, как этот термин был определен в 4 главе этой книги), может совершать такое посредничество, ибо только «божественная душа» в прямом смысле является Представителем Бога, Единого. Однако не только на этом уровне может действовать жизнь посредничества! Это может быть любой уровень, где оппозиционные силы находятся в состоянии конфликта. А другими словами, повсюду; ибо все формы существования порождаются динамическим взаимодействием полярных сил, и такое взаимодействие всегда вначале проявляется в сознании (вовлеченном в это взаимодействие) как конфликт, и часто, даже как трагедия. На любом уровне функцией посредника является трансформирование конфликта и возможной трагедии во временное состояние «катарсиса», пройдя который, жизнь и сознание того, кто был очищен, могут выйти обновленными и содержать много большее. И прежде всего этим состоянием должна быть затронута душа, выполняющая функцию посредника, если не всё существо живущей личности человека, в котором душа является фокусом интеграции! И всё же в некоторых случаях, эта трансформация кажется не функционирующей, ибо сама личность может из-за прежних провалов передавать другим то, что, теоретически, должна была бы применить прежде всего к собственному экзистенциальному бытию. В этом случае мы можем стать свидетелями феномена гения в той или иной области социокультурной или даже религиозной деятельности; ибо истинно творчески-трансформирующий гений является, по существу, посреднической деятельностью между прошлым и будущим; он является «деятельностью» в большей мере, чем «деятелем». Вся личность гения должна рассматриваться как посредническая деятельность, ибо она представляет собой не только «решение», но конфликты, требующие интегрирующего решения, – «Образ Спасения» или «искупительный Символ». «Человеческое положение» в современном кризисе представлено в гении как живущей и действующей личности; и работа гения проявляет (а иногда запутывает) решение этой кризисной человеческой ситуации сложностью символизма (например, во сне). То что порождает посреднический, интегрирующий Образ или Символ – это, можно сказать, душа в ядре гениальной личности; и всё же в глубинном центре этой души часто можно в значительной степени визуализировать поток истинно божественного творчества. «Бог», или творчески-трансформирующий аспект Бога, сам по себе является прямым духовным полюсом в посреднической деятельности, в то время как полюсом материи является личность гения, действующая как представитель своей расы и культуры. Настоящий посреднический процесс осуществляется внутри и проходит через всё «поле души» гения; и на этом поле, можно сказать, должен быть сжат урожай долгого прошлого. Ибо любая истинно посредническая деятельность должна «искупать» всё прошлое. Через любой истинный акт посредничества прошлое и будущее, альфа и омега затрагиваемого цикла, становятся интегрированными, а их оппозиции ищут разрешения в настоящем – то есть в моменте, в котором фокусируется весь цикл, и момент, таким образом, может быть назван «непреходящим Сейчас» (или лучше «эоническим») или, в некоторых мистических философских системах, просто «моментом». Во многих школах «духовного» направления пропагандируется практика медитации, и для её совершения даются определенные правила. В контексте приводимых в этой книге понятий, к «медитации» следует относиться в лучшем случае как к прелюдии или подготовительной фазе процесса медиации (посредничества). Любая настоящая и духовно эффективная медитация имеет своей сущностной целью подъем индивидуального сознания на уровень, на котором оно перестает быть вовлеченным в паттерны эго, и вместо этого начинает принимать участие в великом процессе универсальной эволюции души. Но, к сожалению, многие виды медитаций просто заменяют эгоцентрические паттерны (если происходит хотя бы это! ) догматическими Образами, замораживающими процесс посредничества в коллективно-религиозных Образах спасения. Это может быть более безопасной и комфортной формой посреднической деятельности души; а для подавляющего большинства людей «ищущих» духовности, только такой путь может быть наиболее верным и надежным. Тем не менее глубочайшая и высочайшая форма посреднической деятельности всегда должна, во всяком случае пока мы имеем дело с индивидуальными личностями нашей пространственно-временной вселенной, выражаться в делах индивидуума. Индивидуум подобен линзе; и хотя излучаемый свет всех солнц и звезд попадает в линзу, всё же она является одной единственной линзой, которая фокусирует разнообразные лучи света. Это есть та самая великая истина, которую христианские церкви реализовали и персонифицировали в концепции «одного и единственного» Сына Бога. В любом настоящем акте Посредник, в рамках акта посредничества, является «одним и единственным» – даже если этот акт имеет в качестве подготовки условий совершение некоторых фактических взаимоотношений, которые, символически говоря, «подстраивают» линзу и очищают её от наносного, удаляя с нее неуверенность и нерешительность сознания, так как придется столкнуться с величайшей проверкой веры и смелости. В конечном счетевсё зиждется на выражении Принципа соотнесенности – сердцевины «любви». Каждая по-настоящему духовная «медитация» служит освобождению сознания от препятствий на пути к соотнесенности и любви, воздвигнутых страхами и стяжательством, жадностью эго. Медитирующий на «великие истины» или универсальные символы расширяет и делает более прозрачной рамку сознания, вмещающую в себя только те вещи, которые относятся к пониманию сути жизни, и представляют собой проверенные опоры для эго. Человек должен полностью признавать Истину Человека до того, как он сможет любить в полной мере без эгоистических отклонений и в свободе от социально-этнически-культурной обусловленности. В противном случае любая посредническая деятельность будет сведена до уровня контроля его так называемой личной точки зрения, его эго. Каждый истинный посредник, следовательно, является прежде всего «сыном Человека»; и только в этом качестве, способный объединиться с единым принципом Христа и быть преображенным любовью Христа, он становится, в индивидуальной манере (которую фактически определяет время и пространство), истинным посредником. Существенной разницы между творчеством (creation) и посредничеством (mediation) не существует. Это всегда божественный свет, проникающий (с целью трансформировать) в темноту последствий от всё ещё не разрешенных конфликтов, результатов, которые в своем окончательном аспекте представляют собой состояние внешней разобщенности и индифферентности к любой возможности взаимоотношений. Это проникновение света есть акт истинной «любви-милосердия». Свет является посредником между Тем, что есть сознание и сострадательное Единство, и мириадами точек темноты, остатками того, чему не удалось достичь единства, поскольку они отвергли любовь и соотнесенность, которые были их циклической судьбой (т. е. их потенциальной возможностью существования); и это посредничество создает возможность нового будущего, поскольку показывает новое значение, новую цель. Это посредничество-творение является центральной истиной сознания Христа; и это, я повторяю, есть нечто существенное, что отличает христианский идеал от буддийского. Идеал, который представляет не догматическое и сущностное христианство, в том, что человек, в деятельности которого фокусируется Божественное, может освобождать и трансформировать других людей; эта деятельность становится возможной через «Брак» божественной и человеческой природы внутри поля актуализации индивидуализированной души. В идеале, христианская жизнь выглядит такой жизнью, через которую (и внутри которой) оппозиции натянуты и взаимодействуют. Это жизнь «в-промежутке» (in-between). Взаимодействия оппозиций показывают значения; и светотень (chiaroscuro) художников европейского ренессанса становится символом взаимодействия этих значений. Жизнь Христа воспринимается как светотень, поскольку она не есть один лишь свет или только темнота – она не тотально божественная, но и не вполне человеческая; поскольку она есть и то и другое, каждая из сторон многозначна. Такой идеал существования, очевидно, наиболее действенен; он также весьма «беззащитен», поскольку нестабилен. Вот его основное требование: баланс и интеграция постоянно должны обновляться и проверяться в каждый текущий момент. Это может сейчас напоминать «прославление изменений» – в древнегреческой философии Гераклита можно ещё обнаружить корни этого подхода. И всё же то, что представляет собой высшую реальность, не есть изменение как таковое! Изменение – только один полюс; неизменность – другой. Каждая фаза существования превращается в следующую, часто в свою противоположность; и всё же «гармония» вечного, циклического Целого не утрачивается. Его гармонический характер не ослабевает и не увеличивается; Целое не становится большим или меньшим целым в результате взаимодействия своего непостижимо огромного множества частей, не прекращающих выработку вечно-меняющихся форм соотнесенности. В вечном танце постоянно-рассогласованных и постоянно-воссоздаваемых отношений не существует статического мира; Христос не мир принес, но «меч». Здесь нет защищенности; нет, поскольку здесь нет Бога, – эту мысль смакуют атеисты-экзистенциалисты в своих драматических телодвижениях, посвященных самопрославлению человека. Но здесь есть Бог и человек; следовательно Бог должен неизбежно становиться «человеческим», поляризуя попытки человека стать «божественным». Тем не менее тут присутствуют мир и защищенность совсем иного порядка, так как здесь мы должны начать говорить с точки зрения целого и частного. Поскольку мы сами суть части некоего Целого, то мы и можем поверить в его Гармонию. Но если мы убедим себя в том, что являемся совершенно отдельными частицами, гонимыми ветрами бушующих энергий вселенной, мы можем лишиться и защищенности, и мира.
|
|||
|