А. Негативные черты 2 страница

Царствие Небесное есть творческая энергия и субстанция всех новых начинаний в самом ядре всего конечного. Это и есть Творческий Порядок, здесь и сейчас, действующий всюду, где происходит преобразование и сущностное обновление. Оно «внутри вас», если вы позволяете ему действовать внутри сознательного опыта вашего каждодневного умирания для прошлого. Это Воскрешение внутри каждого Распятия, принимаемого сознательно и смиренно. Нет человека, который может пережить или понять реальность Царствия Небесного, если он «не осмеливается изменяться»; даже если это изменение означает полную смерть старого.

Это изменение, однако, должно быть сознательной и обдуманной трансформацией, если оно направлено на высвобождение энергии творческого обновления благодаря кризису распятия. Человек должен ясно сфокусировать внутри своей души энергию Творческого Порядка, с тем чтобы испытать «Небеса» и Воскрешение внутри себя. Для того, кто понял органическую сущность Творческого Порядка, распятие это не смерть, а фокусировка (локализация). В точке, где руки и тело образуют Крест, человек находит свой духовный центр; там расцветает мистическая Роза «божественного Сыновства» и преодолевается «смерть» просто оттого, что преодолена «жизнь».

Там, где есть жизнь, есть также и повторяемость и непреодолимая зависимость от инстинктов и бессознательной деятельности. Последовательность жизни и смерти держит всю природу привязанной к повторяющемуся паттерну рождения, роста, распада и смерти. Но дух, который входит в царство жизни, является силой, совершающей творческое преобразование. Жизнь сообразуется и повторяется; дух трансформирует и обновляет. И истинное послание Христа заключено в «Благой Вести» – о том, что дух может одержать победу над циклом жизни и смерти в любом человеке, или через него, если он бесповоротно сонастроился и посвятил себя пути, истине и символической жизни божественного Идеала.

Распятие является основой этой победы, поскольку это способ смерти, который преобразует последовательность жизни и смерти. Это сознательно принятый, обдуманно взятый на себя, полностью понимаемый процесс преобразования, в котором дух, сила Творящего, становится в индивидууме чистым и нерушимым средоточием. Крест является символом и полем применения динамических сил творческого духа. Крест как «творящий здесь и сейчас» человека, погруженного в океан жизненных энергий на этой Земле.

Поскольку христиане в целом не осмелились понять и принять динамизм творческого духа, то есть им не удалось найти освобождения от их слепой подчиненности потоку жизни и смерти, то они стали поклоняться Кресту Христа как трагическому символу страдания и искупления. В то время как он является иероглифом победы как над жизнью, так и над смертью как над повторяемостью, так и над сообразностью; но он может иметь такое значение, если только понимается и испытывается как высший катарсис, через который полное обновление в духе и уме становится реальным, здесь и сейчас.

Индивидуум, который называет себя последователем Христа, должен стяжать такое понимание Креста, если он хочет овладеть энергией творческого духа, если он хочет стать силой обновления в нашем современном обществе. Христианский лидер должен настроить свое сознание на этот творческий дух, как на силу коллективного социального преобразования, если он хочет вести человечество к новому началу. И зерно этого начала здесь. Это древнее и вечное зерно Христа.

Все семена должны испытать зарождение. Все новые начала в творческой спонтанности духа должны проявиться из центра Креста, откуда Любовь Бога проистекает как сила исцеления и победы. Христианство должно прорасти вновь, поскольку новая «весна» близко. Солнце Бога высвобождает обновленный свет и обновленное тепло; но окажется ли христианство, каким мы знаем его сегодня, плодородным семенем? Возложит ли оно на себя труд водительства, сможет ли принять лидерство в творческом процессе, сознательно и обдумано встретить кризис Распятия?

Только тот, кто испытал Преображение, действительно может сделать Крест местом творческой победы. Следовательно, мы должны в смирении, но без страха, в ясности ума и с верой в душе искать путь к Преображению: мы можем встретить наш наивысший кризис, как Иисус, и сделать его алтарём нашей победы.

2 Сущность и Субстанция

«потому, что буква убивает, а дух животворит»

2-е послание Коринфянам 3: 6

«Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине»

От Иоанна 4: 24

В любой великой религии следует различать два основных фактора: первый это то, чему Основатель учил, и второй фактор – результаты влияния, оказанного на учеников Его личностью и образом жизни.

Учение Основателя может быть (а может и не быть) точно и полностью зафиксировано, и разные виды неверной интерпретации могут искажать учение. Конечно, это рождает большие сомнения относительно того, что имела в виду Бого-освещённая личность, и что эта личность хотела передать ученикам и последователям, часто неподготовленным и еще не вполне твердым. Но если неподготовленность зачастую ведет к непониманию, второй фактор, что более вероятно, отклоняет от духовного импульса, приводящего божественный Идеал в движение.

Учение должно запечатлеть личность и жизненный путь своего Учителя реалистично и ярко для тех, кто придет после Его ухода. Особенно там, где по причине моральной и духовной высоты (или ментальной глубины) учение принимается нелегко, потребность драматизации личности и жизни Учителя становится настоятельной. Только эта драматизация, это назидательное обращение к коллективному воображению вместе с ощущением чуда у всех людей может пробудить эмоциональный взрыв и привести в движение силу веры, совершенно необходимую для того, чтобы тысячи последователей встали на неровную и даже трагическую тропу Апостольства. Только так можно заставить людей почувствовать, что новая религия отвечает на их запрос. Эта драматизация, таким образом, является необходимой формой великого духовного импульса, лежащего в основе религии, и выглядит историческим обстоятельством; однако между этой драматизацией и более простым и очевидным (вневременным и более существенным) посланием божественного Учителя, существует очень глубокое напряжение и часто проявляется коренной конфликт, имеющий тенденцию к эскалации.

В случае христианства эти два фактора особо отделены друг от друга, и это условие скрывает далеко идущий смысл. Записей учения Иисуса (фактически) совсем немного, и период его личного влияния на своих современников был очень краток. Кроме того, глубоко впечатляющий драматический характер Его жизни и смерти, вместе с перспективами, открытыми этой жизнью всем уверовавшим, – всё это просто ошеломляет, но всё же и вдохновляет. Здесь требуются особого рода интерпретации. Этическое учение Иисуса было простым, но требующим полной переориентации сознания и эмоциональной жизни ученика. Появления самого Учения, по-видимому, было недостаточно для покорения мира; оно не воспринималось как убедительный и необходимый ответ на запросы, возникшие в жизни разношерстного, поставленного в тупик и сломленного населения Римской Империи.

И всё же христианство одержало победу и распространилось по Средиземноморью. Оно, без сомнения, победило (в значительной степени) благодаря ярко драматичной силе изложения, присущей Апостолам (особенно Павлу), почерпнутой из напряженности их собственного опыта – неотвратимого и мучительного. Христианство одержало победу как новая религия-мистерия, основанная на событиях жизни Иисуса Христа, – событиях, превращенных в субстанцию мифов исключительной красоты и силы, интерпретируемых как символ универсального значения и непосредственной обоснованности: возможного решения психологических конфликтов раздробленного общества.

Великое религиозное движение – оно для многих представляется совершенно особым – в своей основе всё же соотносилось с «культами-мистериями» дохристианских веков и было знакомо восточно-средиземноморским народам как образ погибшего спасителя, бога мучимого и убитого врагами, затем мистически воскресшего после схождения в преисподнюю. Драма смерти и воскрешения воплощенного бога несомненно имеет очень древние корни – корни исторические, простирающиеся по крайней мере вплоть до так называемых виталистических времен, когда сельскохозяйственные культуры расширялись вдоль берегов великих рек: будь то Жёлтая река в Китае, Инд в Индии, Евфрат в Месопотамии или Нил в Египте. Раннее христианство опиралось на силу этих корней, и невозможно понять полное значение христианства без осознания того, откуда происходит это широкое движение религий-мистерий и каким подвергается изменениям на своем непростом пути. Историческое христианство привнесло нечто трансформирующее в это движение, с тем чтобы в результате полностью в себя вобрать.

Сельскохозяйственные общества, получившие свою родовую жизнь благодаря выше упомянутым рекам, преимущественно занимались земледелием и скотоводством и таким образом были связаны с процессом умножения жизни, ежегодным циклом воспроизводства семени, чередованием сезонов, то есть периодическим подъемом и убыванием великих вод, что представляло реальную для них ценность, являясь содержанием земного ритма плодородия. Это основное занятие людей привело к необходимости создания календаря; и следовательно, к изучению движения Солнца и Луны, которые стали небесными символами мужской и женской полярностей единой жизненной силы. Созвездия, через которые Солнце в небе двигалось к северу или югу, совершая свой ежегодный путь стали космическими формами небесных Существ Творческой Иерархии Создателей, благотворных (или неблаготворных) относительно сезона, в котором Солнце их пересекает. Затмения стали предзнаменованиями зла. Регулярные циклы повторения соединений больших планет – Юпитера и Сатурна – стали ассоциироваться с ростом империй и успехами или провалами предприятий королей. Таким образом архаический человек открыл в себе способность прозревать лучшие условия для посева семян, для размножения скота или возрастания числа племени за счет войны.

Со временем эти изначально утилитарные и прагматические занятия достигли высокого уровня – религиозного и мистического. По-видимому, то что в более ранний период (в третьем тысячелетии до н. э. ) было вопросом физического сохранения группы, преобразовалось в вопрос более высокого уровня, превосходящего земной и психологический. Ежегодная прецессия Солнца, Луны и звезд, таким образом, интерпретируются как сложный и драматичный символ психо-духовных событий и процессов, которые могут происходить в человеческой душе.

Эти внутренние процессы не происходят сами по себе, но при определенных условиях могут происходить. Подобно садам Месопотамии и Египта, существование которых зависит от ирригации, рост и дальнейшее цветение человеческой души зависят от духовного орошения и культивации. Душе нужен Садовник для процесса её развертывания от состояния семени-потенции до растения-актуальности. Этот духовный Садовник должен проложить каналы для Вод великой Реки в потенциальный Сад индивидуальности. Тогда Пустыня земного человеческого существа сможет покрыться зеленью жизни; Птицы и Пчелы смогут быть привлечены в него; сможет открыться мистический Лотос духо-проявленной души; и Семя Бессмертия, таящее в себе Жизнь Вечную, может быть сформировано.

Всякий, кто знаком с мистическими письменами восточных народов, древними или современными, вспомнит постоянное использование аллегорий, на которые я ссылаюсь. Всякий, кто хотя бы поверхностно знаком с религиями Египта, Крита и мистическими культами Греции, имеет некоторое представление о мифах Озириса и Диониса или о «Солярном мифе» (эти тексты постоянно привлекали внимание этнологов и историков XIX столетия), о двенадцати Подвигах Геракла, что перекликается с 12 созвездиями, и т. д. Эти мифы не только произвели неизгладимое впечатление на египетское, критское и вавилонское мышление, но утвердили внутреннюю религию (мистическую жизнь) рационалистической Греции. Орфические, элевсинские мистерии, культы Кибелы, Персефоны и Дионисия были основной движущей силой религиозной жизни Эллинистического мира, простирающегося от Персии до Испании. И « миф Христа » имеет прямое происхождение от духовной родословной древних Мистерий.

Действительно, «языческие» празднества, которые отмечали важные моменты годового цикла во всех «виталистических» религиях, имеют удивительно близкие эквиваленты в годовом цикле праздников христианства (на новом уровне значения), особенно в наиболее ритуалистических церквях. Большое количество документов, например, трактаты, написанные сирийскими христианами во времена крестовых походов, показывают прямую связь многих фрагментов католического ритуала с древней традицией религий-мистерий – пифагорейством, восточной и египетской алхимией.

В этом смысле христианство может быть (это весьма распространенное мнение) новым синтезом и вливанием новой энергии в религиозные мистерии восточно-средиземноморского мира. Но что именно произвело эту «ревитализацию» древней традиции? Что заставило, глубоко абсорбировав, вытеснить эти архаические эллинские культы? Один великий новый факт: человек, Иисус, фактически воплотил в своей индивидуальной жизни мифы рождения, смерти и воскрешения бога.

Человек! Живая актуальность, а не просто символическая драма, аллегория, основанная на циклическом движении Солнца и созданная проницательным умом малого числа жрецов и посвященных! Это правда (в Элевсине и в других местах), участвующие в Мистерии, находясь в эмоциональном экстазе, были движимы стимулом пережить отождествление с умершим и воскресшим богом или богиней. Однако вряд ли они верили, что их бог жил среди них физически как совершенно человеческий субъект, – терпя и страдая по-человечески. Апостолы же свидетельствовали о человеческой природе Иисуса. И именно человеческая природа Иисуса, возможно больше чем божественность Христа, пробудила воображение и пыл средиземноморских народов, зашедших в тупик уже поблекших культов многочисленного пантеона богов.

Другой фактор великой значимости, сделавший христианство новым видом религии-мистерии: оно перестало быть тайной религией, предназначенной для малочисленной элиты. Христианство звучало как открытый и универсальный набат преданных, который слышен любому мужчине и любой женщине, где бы то ни было, без какого-либо разделения по расовым, социальным или религиозным признакам. Так было. Во всяком случае, так возвестил это Павел по всей Римской Империи. Как мы видим, и это кажется ясным, Иисус предвещал универсальность учения Евангелия для всех наций и народов на Земле.

Так, Иисус, человек, пережил полноту драматизма Мистерии и в действительности достиг божественного состояния бессмертия в «воскресшем» теле; и таким образом, как результат, Мистерия с этого момента стала вполне реальной потенциальностью, открытой для всех. «Семя» – это потенция. Оно может постепенно превратиться в «полноценное дерево». Таковы были два вдохновляющих факта, которые явились вызовом, и вызов христианства был брошен всему греко-латинскому обществу.

Третьим и неизбежным фактом было то, что если семя-потенция есть в каждом индивидууме («Царствие Небесное внутри вас…подобно семени горчичному…»), то нет человека, который понимая и чувствуя хоть в малой степени огромное и принципиальное значение этого откровения, мог бы себе позволить не предпринять хотя бы «что-то» в этом смысле. Иисус не только показал это «зерно», но также учил, как совершенный Садовник, каким образом это семя может и должно быть культивировано, чтобы оно произвело богатый плод.

Его учение, в этом отношении, утверждает этическую часть послания – доктрину любви, благосклонности, мира – Золотое правило. Его основная формулировка дана в Нагорной Проповеди. Живите согласно учению Проповеди, и вы достигнете другой горы, Горы Преображения, на вершине которой божественный Христос и человеческий Иисус не только понимаемы как одно, но и видимы ученикомкак одно, в краткий момент откровения. Это есть краеугольный камень новой Мистерии, важнейший факт христианства. Распятие и Воскрешение – происходят отсюда. Преображение делает Распятие неизбежным, если принять во внимание нравы общества того времени. Оно делает Воскрешение возможным.

Однако утверждать подобное – значит не следовать традиционному представлению, составленному церквями на основе (понимания) христианской Мистерии. С точки зрения этих церквей (и официальной христианской теологии), я не включил сюда самый характерный, возможно, самый важный элемент. Элемент этот – доктрина искупления греха силой Страдания Христа за вину других. Это та самая доктрина, которая придала историческому христианству его наиболее характерную черту, акцентируемую церковью особо.

Учил ли Иисус этой доктрине? Не существует доказательств того, что Он учил этому во время своего публичного пастырства. Как мог он учить этому людей прежде Голгофы, где страдания свершились?!

Самое большее, что он мог сказать, это слова в завершение сцены Тайной Вечери, которые приписаны ему Евангелием от Матфея: «Ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во отпущение (remission) грехов ». Однако слов, выделенных курсивом, нет в Евангелии от Марка, которое (в основном) следует варианту текста Матфея; и параллельно стоящее высказывание у Луки – «сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» – несет несколько иное значение, в то время как евангелист Иоанн вовсе не упоминает об этом в своем превосходном описании пасхальной трапезы. Таким образом, весьма возможно, что слова «во отпущение (в прощение) грехов» являются более поздним дополнением, сделанным для укрепления доктрины, которую некоторые Апостолы, и особенно Павел, выводили как личностный отклик на ужасающие драматические события Распятия и Воскрешения Христа в «вознесенном теле».

В идее «оставления грехов» через кровь жертвы прослеживается подоплека иудейского наследия Апостолов. Религия иудеев действительно подчеркивала это понятие, и даже более того, это чувство – смесь вины и первородного греха. Это созвучно непримиримым упрекам и обвинениям из уст Пророков в том, что люди постоянно попирают божественный Закон и впадают в «поклонение чужим богам». Иудейская история – это история разделения, поражения и подчинения лишь с кратковременным периодом славы. Страстное желание возрождения былой славы стимулировало иудейское воображение: ожидание Мессии, который будет Мстителем, Искупителем и Спасителем, а также и Царем нового Мессианского Царства, было значительной характеристикой коллективного сознания Апостолов.

Психологически легко понять откуда взялись глубоко укорененный в психике Образ и коллективная жажда, а также почему они попали в повествование о Тайной Вечери. Эта сцена была, по-видимому, единственным моментом (и местом), где Иисус, предположительно, мог говорить своим последователям о том, что его смерть, которая произойдет вскоре, может нести значение жертвы. Ученики, естественно, интерпретировали это утверждение, и позже стали говорить об этом как об искуплении в иудейском традиционном смысле: жертвоприношение агнца во время празднования дня весеннего равноденствия, то есть при вхождении Солнца в зодиакальный знак Овна.

Когда христианство стало пониматься как новая религия-мистерия (особенно благодаря апостольскому усердию Павла), тогда стало естественным эту доктрину Искупления, задуманную Богом как «прощение» и нейтрализацию факта впадения Человека в первородный грех, включить (инкорпорировать) в новую Мистерию. Это было просто, поскольку древние Мистерии в течение веков содержали «сакральные празднества», на которых посвященные принимали ритуальную пищу (причастие), свидетельствуя свое мистическое участие в весне, то есть в возрождающейся на Земле жизни.

Картина такой сакральной пасхальной трапезы встречается в повествовании Иоанна. Но что кажется характерным для Павла, и по крайней мере для некоторых Апостолов, так это более острый и драматический элемент, встроенный в Мистерию-ритуал, это эмоциональный аспект освобождения, глубоко прочувствованное личное переживание свободы от «тленного тела» – свободы через смерть, мистически трансформированную в над-природный вид бессмертия.

Таким образом, Распятие – божественное жертвоприношение – стало центральным событием (ритуала) жизни Христа. Оно стало божественным Законом, parexcellence. «Любовь Бога» стала восприниматься как действующая Законом и через этот Закон. Любовь Бога заключена в Нём: так Он приносит в жертву Своего единородного Сына, чтобы освободить человека от первородного греха. Смерть становится демонстрацией этой любви даже более, чем жизнь; отрицание отрицания (отпущение греха) занимает место творческого утверждения в умах и душах типичных христиан.

Религии-мистерии восточно-средиземноморского мира в корне своем являлись религиями жизни. Смерть представлялась в них лишь кризисом, направленным к еще большей жизни. Семя «умирает» в почве во время прорастания не для того, чтобы «спасти» элементы той почвы от первородного греха, но для того, чтобы интегрируя химические вещества из почвы в новое растение (оно способно дать много семян), жизнь могла бы развиваться «полномасштабно». Прорастание есть необходимое событие в жизни семени, но этот факт не главный; более важным фактом является то, что в семени сфокусирована потенция вечной жизни и циклического возрождения.

Древние религии-мистерии прославляли этот центральный факт и стремились заставить каждого участвующего прочувствовать и испытать его реальность на психо-духовном уровне. Они использовали биологический феномен как символ; более того, они использовали представление о нём как о «магическом» средстве, с тем чтобы привести участвующего в мистерии к идентификации себя с творческим процессом жизни на любом уровне; чтобы в самом деле обладать Жизнью в сфокусированном, индивидуализированном и творческом выражении.

В христианской религии-мистерии так же присутствует отождествление с Христом – распятым и воскресшим божественным Существом. Но здесь разница заключается в психологической мотивации отождествления. Страстное желание Павла стать свободным от греха, быть распятым («ибо тот кто мертв, свободен от греха»), таково, что умереть подобно Иисусу для него значит – «... должны быть соединены и подобием воскресения» (к римлянам 6: 5). Его страстное желание искупления и спасения происходит из жгучего и неотступного чувства вины, причиной которого, возможно, являются воспоминания о ранних годах своей жизни, когда он подвергал последователей Христа жестоким гонениям.

Такая позиция, напряженно личная и острая, была не знакома представителям греческой и египетской цивилизаций; но она завоевала для христианства горячую, даже страстную преданность людей дезинтегрированного эллинского общества. Христианство распространялось как религия «Падения и Искупления» человека, и Христос в ней – это уникальная мистическая возможность Спасения; и этот «Образ Христа» доминировал в европейском христианстве и его мировой экспансии. Такой «образ» не возникает прямо из слов Иисуса, по крайней мере, из тех слов, которые нам известны! Он основывается на интерпретации событий его жизни. Точнее, образ является результатом соединения жизней некоторых из его последователей с Его жизнью. Он обозначает путь, следуя которым, последователи сделали события жизни Христа ответом на их личные проблемы – и таким образом на проблемы человека своего типа в те времена.

Если попытаться такое понимание (пути Иисуса) ранних иудейских последователей отделить от догм христианства, доминировавшего во всей Европе со времен средневекового Рима, то останется: 1) этическое и духовное учение Иисуса и 2) великая драма Иисуса как инкарнации Христа. Эта драма сохранит свой характер и значение как символический ритуал божественной манифестации и работы; но она утратит трагическую и мрачную эмоциональную атмосферу, которой основательно пропиталось средневековое христианство, и которая до сих пор ощущается в большинстве традиционных церквей нашего времени.

Освобожденная от этой психологической темноты, этого отрицания жизни и этого стремления к освобождению через искупление, жизнь Иисуса Христа проявится как субстанция новой мистической религии. Новой, т. е. отличающейся от древних эллинистических, эту религию-мистерию делает великое откровение, принесенное Иисусом человечеству, – откровение любви, которая есть сама суть Бога. Любви, которая может завоевать мир, поскольку она универсальна и «небесна», она – преображающее выражение жизни.

Бог Иисуса – Бог, который есть любовь, подобно тому как Бог дохристианских мистерий был Богом, понимаемым как жизнь. Древний Образ вселенских Вод Жизни, проистекающих с небесного Солнца был преобразован в излучающий свет, Образ божественной любви, проливающейся на людей и дающей всем людям силу Духа Святого. Он нисходит в мир от Отца-создателя и через Сына, Христа.

Посредством такого преобразования Иисус трансформировал саму суть мистерии. Он придал религии-мистерии новое качество, новую цель, новое осознание значения бессмертия. Он придал ей новую мораль, новый духовный тон. И этот тон создал историю. Тот, кто способен изменить основной Образ, который люди цивилизации придают Богу и жизни, всегда делает историю. Но изменение, пришедшее с Иисусом, было фундаментальным. Оно подняло сознание (или более того, чувствующую природу) человечества на следующий уровень. Такое «повышение уровня» было, очевидно, потенциальностью в большей степени, чем актуальностью, ибо западный мир не был свидетелем примеров «такого повышения» уровня эмоциональной природы за прошедшие девятнадцать столетий. И всё же можно сказать, что духовное начало – «семя» – начало новой эры стало ясно различимым.

Дух этой эры в значительной степени уже был проявлен в реформе буддизма, которая имела место в северной Индии примерно за одно столетие до времён Иисуса (буддизм Махаяны). Но Иисус не только говорил и учил Мистерии, он её исполнял. Он представлял Христа. Это был Христос действующий, Бог-в-действии. Через эту мистерию-представление, которой была его жизнь, он высвободил в человечество божественную силу, Импульс Христа. И этот импульс определенно возвестил начало новой эры человеческой эволюции. Он привел в движение новый ритм духа. Он сделал божественную любовь человеческой, и установил эту любовь как основание на Земле, как источник нового человеческого цикла, как «живое Дыхание», которое не прекратится и через тысячи лет.

Это «живое Дыхание», этот импульс Христа так же реален, так же жизненно важен сегодня – так же как при Крещении и Преображении; и слова Иисуса Христа всё ещё являются каналами, через которые распространяется любовь Бога – «идеи-семена», способные к рождению множества будущих цивилизаций. Эти два фактора составляют сущностное христианство. Всё остальное это интерпретации и формулировки. Всё остальное это определенные исторические ответы, которые, так или иначе, служат историческим потребностям конкретных обществ.

Такое заявление не делает эти исторические ответы менее ценными или менее реальными, но показывает, что они принадлежат к разным уровням истины и реальности. Каждый новый цикл цивилизации требует новых интерпретаций и формулировок. Каждая определенная фаза этих циклов подчеркивает определенные характерные черты основной интерпретации. Здесь помогает всё, что исторически значимо, и что морально (духовно) трансформирует общество, обращенное к этим чертам. Но это есть «исторические» ценности – не «сущностные». И доктрина искупления и прощения греха не является сущностно христианской ценностью. Это лишь интерпретации; даже при том, что они были без сомнения необходимы и неизбежны во времена апостола Павла как средства становления христианства, как «несущая волна» великого лейтмотива божественной любви.

Что существенно в христианстве, так это учение о божественной любви и все-человеческом братстве; учение о Боге как об Отце всех, как о творческом принципе, обитающем не только в и вне космоса, но также на «небесах», которые присущи каждому индивидууму, которые суть «Царствие внутри». Что существенно, так это Мистерия, в которой Бог нисходит к человекам, а человек восходит к Богу; и в которой оба могут быть объединены в вечном и универсальном Иисусе Христе, Которым может стать «любой» – вы или я, сейчас или в другую отдаленную эру – соответственно нашей готовности, вере и отваге. В этой мистерии пребывает источник ценности и достоинства любого человека, и факт состоит в том, что каждому человеку неотъемлемо принадлежит потенция истинной индивидуальной ответственности, свободы и творчества; а в этом – сама суть демократии.

В таком сущностном христианстве всё же остается место для идеи «спасения», поскольку там, где есть любовь, там есть и воля к спасению того, кто «потерян» или к исцелению того, кто болен. Но спасение может быть интерпретировано различными способами и на нескольких уровнях. И прежде всего, качества чувств и средства, используемые в процессе спасения и исцеления, могут сильно различаться.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒