Ревизия. Плацдарм. Распыление

Ревизия

До изобретения бумажного золота экономика испытывала дефицит платежного средства, что сдерживало ее развитие. Как следствие, иные сферы общества, искусство или наука, развивались с пропорциональной скоростью. Мир менялся медленно и казался неизменным.

Медленный мир принадлежал воинам. Кто лучше всех владел ремеслом войны, тот попадал на вершину общества. От людей, пришедших к власти с помощью грубой силы, не требовалось соответствовать новому. Потому что нового не было. Всегда было старое.

Низкая скорость развития экономики и общества в целом дает косный правящий класс. Опираясь на набор устоявшихся норм и табу, он спокойно удерживал свои позиции. В прогрессе власть подсознательно видела опасность и негативно относился к нему.

Экономическое развитие активировало прогресс. Это поменяло природу военной и производственной силы. Раньше создание военной единицы (рыцаря) и производственной (ремесленника) занимало долгие годы. Технический прогресс принес ружье и паровую машину. Военной единицей теперь стал солдат, а производственной — рабочий. За три месяца из дремучего крестьянина можно было получить и солдата, и рабочего. Эксклюзивный продукт (воин-рыцарь и ремесленник-мастер) вытесняется штамповкой.

По мере технического развития общества роль доблести пропорционально падает, а роль денег возрастает. Как говорил признанный мастер войны Наполеон: «Для ведения войны мне необходимы три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги, и в-третьих, деньги». Все остальное — приложение и следствие. Нет денег — нет войны.

Военное столкновение можно представить в виде двух надвигающихся друг на друга стволов, плавящихся в месте соприкосновения. Если материал, из которого изготовлены стволы, плюс/минус одинаковый, побеждает более длинный ствол. Под длиной разумеется уровень развития экономики. Чем она сильнее, тем больше денег на войну.

Чем ниже развита экономика и, как следствие, общество, тем больше в нем места для подвига, неожиданного смелого решения полководца, типа перехода Суворова через Альпы, счастливого случая и так далее. Чем выше развиты экономика и общество, тем меньше в них места для доблести и случая. Решающее значение играют технологии.

Это утверждение хорошо иллюстрирует соотношение возможностей Германии и США времен Второй мировой войны. Германия построила два авианосца, а США по факту построили в 40 раз больше — 80. О каком противостоянии тут говорить? Тут нет места подвигу и случаю. Армия становится лишь продолжением экономики.

На заре технического развития финансовым кругам становится очевидно, если экономика производит силу, если деньги производят экономику, если банкиры производят деньги, в конечном итоге источником силы являются банкиры. По сути, они реальная власть. Но на практике власть у оставшиеся от феодальной эпохи фигур.

В своем большинстве эти люди не понимали происходящего. Они пытались управлять новой системой, возникающей у них на глазах, не чувствуя и не понимая эпохи. Они пытались править теми же методами, какими правили прошлой эпохой их предки. Они были как извозчик, пытающийся методами управления лошадью править машиной. Он ее пришпоривает и стегает кнутом, но машина не слушается. Но так как седок других способов управления не знает, он продолжает свои нелепые, неуместные попытки. Чем больше развивается система, тем больше феодалы выступают в роли тормоза.

Невозможно управлять новой системой старыми методами, управлять сущностью, природу которой не понимаешь. Использовать плоды непонятно на каком принципе работающей системы можно, а вот управлять — нет. Например, мыпонятия не имеем, как работаютсмартфоны, но пользуемся ими, Мы не понимаем природыгравитации, но используем ее. А вот управлять мы ни тем, ни другим не можем.

Невозможно перенести принципы управления медленным миром на быстрый мир. Феодалы в новой экономической реальности уподобились свадебным генералам. Они пользовались ресурсами, но не понимали сути и нерва новой системы, производящей эти ресурсы. Как следствие, не понимали принципа управления системой.

Подсознательно ощущая свою некомпетентность, они устраняются от правления, полагаясь на невидимую руку рынка, божье провидение и иные достойные удивления сущности. Формально власть у королей и феодалов, но по факту перетекает к финансовым алхимикам. От них теперь зависит, куда потекут финансы (и там все расцветет), а откуда уйдут (и там все умрет). Им самим не нужно ни с кем воевать. Достаточно оказать финансовую поддержку нужным людям и поддержать деньгами врагов неугодных фигур. Далее процесс сам пойдет под лозунгом восстановления попранной справедливости.

Своя правда есть у всех сторон. Но действенно бороться за правду могут только те, у кого есть ресурсы. Победит тот, у кого больше ресурсов. И тут как в бизнесе — больше у того, кому открыт кредит. Получается, победителя назначают финансисты.

У всякого правила есть исключения. У этого тоже. В тот период еще не все решают деньги. Довольно часто случается, что побеждает не тот, у кого больше денег, а тот, кому благоволят звезды. Но если смотреть на статистические данные, тренд однозначный.

Развернуться в полную мощь финансистам мешает доступ свадебных генералов (феодальной элиты)к ресурсу. Проблема не в том, что короли с герцогами пользуются ресурсом, припадая к бюджету вместе со всей родней, друзьями и челядью. Проблема в том, что ресурс позволяет этим генералам принимать некомпетентные решения.

Если ведомством управляет человек, не имеющий понятия, в чем заключается управление, естественно, его управление сведется к использованию бюджета на личные нужды и красованию перед телекамерами. Управлять он физически не может.

Кукольные правители, обвешанные ленточками и орденами, как новогодняя елка, в глобальном смысле не управляли новой системой. Но при этом могли в любой момент арестовать, ограбить и казнить представителей реальной власти, в чьих руках были сосредоточены невидимые финансовые нити — главные инструменты управления.

Финансисты осознают свою силу, и их такое положение дел не устраивает. Можно представить ход их мысли: «Производством денег занимаются не короли и герцоги, а мы. От нас зависит, поступят финансы в экономику или нет, а это вопрос жизни и смерти государства. Если мы можем открыть врагам своих врагов кредит и закрыть своим врагам и их друзьям, — рассуждают финансисты, — это открывает захватывающие перспективы. Мы можем поставить на колени любую власть, перекрыв ей кислород и открыв кислород ее оппонентам. Перекрытие кислорода вызовет обрушение экономики, далее разруху, голод и социальные волнения. На это отреагируют соседи. Не важно, как отреагируют. Важно, если в Антарктиде есть нефть, кровавому режиму пингвинов пришел конец».

Вспомните образ комнаты, забитой воздушными шарами, — государствами. Шары давят друг на друга, создавая систему сдержек и противовесов. Если вы можете повышать давление в одних шарах и понижать в других, вы можете менять конфигурацию мировой системы. Или, говоря проще, вы можете управлять миром в глобальном смысле.

Если финансисты начнут откачивать воздух из одной страны и накачивать в другую, одна страна будет неизбежно сдуваться, а вторая расправит плечи. Однажды давление упадет ниже допустимого, и с этого момента ее судьба полностью зависит от финансистов. Они могут поставить в этой стране подконтрольную власть и далее поднять давление. А могут додавить ее окончательно, стерев с лица земли в политическом смысле.

Контроль мировых финансовых потоков подобен монополии на атомную бомбу. Когда все задвижки, открывающие и закрывающие живительные потоки, находятся в одних руках, власть над миром естественным образом сосредоточивается в одних руках.

Плацдарм

«Предположим, мы создали финансовый центр и можем удушить любую страну, — рассуждают финансисты. — Но деятельность такого масштаба невозможно скрыть. Жертва атаки вычислит нас, и государство в лице спецслужб и армии уничтожит угрозу».

Как сделать так, чтобы атакуемая жертва, даже зная корень своих проблем, не могла защититься? Очень просто — надо быть сильнее жертвы. Тогда она может сколько угодно знать о корне своих проблем, сделать ей все равно ничего не удастся.

Подтверждение тому взаимоотношения Англии и Китая в XIX веке. Китай сбывал на английском рынке свои товары, а английские товары на свой рынок не пускал. Это нарушало торговый баланс — золото Англии уплывало в Китай. Чтобы восстановить баланс, Англия подыскивает Китаю товар, от которого тот не сможет отказаться — опий.

На 40 лет Англия становится крупнейшим наркоторговцем в истории. Через эту торговлю она доставала назад из карманов китайцев свое золото. За это время население Китая сократилось на десятки миллионов человек, а число опиумных наркоманов выросло на десятки миллионов. Китайская власть прекрасно понимала, в чем проблема, но сделать ничего не могла. Она смотрела на ситуацию и плакала. Если пыталась воспротивиться, Англия применяла военную силу — начинались опиумные войны. Технологически отсталый Китай не имел шансов победить Англию.

Чтобы мировой финансовый центр мог безопасно заниматься своей деятельностью, пропорция между ним и жертвой должна быть такой, как между Китаем и Англией времен опиумных войн. В противном случае вопрос безопасности оставался открытым.

Банкиры могли чувствовать себя в безопасности, если получали власть над мощной мировой державой. Власть не в том смысле, чтобы сесть на место правительства и начать заниматься государственной текучкой политического, экономического и социального толка. Такая власть им и даром не нужна. Судя по дальнейшим действиям, они рассуждали в таком ключе: кто занимается текучкой, собирает налоги, поддерживает порядок и чистоту на улицах, реформирует ЖКХ и разбирается с пенсиями, тот пусть и дальше этим занимается, взамен имея возможность руку в бюджет запускать и тщеславие тешить. А нам нужна власть, позволяющая управлять политическими силами. Если нам нужна война, политики должны ее начать, а когда результат достигнут, прекращать.

Финансистам не нужна была власть капитана на судне, управляющего матросами. Им нужна была власть владельца судна, задающего курс капитану. Капитан занимается корабельной текучкой, чтобы удерживать курс в рамках заданного судовладельцем. Если он не выдерживает курсаили не слушается, судовладелец его просто меняет.

В рамках намеченной стратегии финансисты пытаются укрепиться в разных странах, но везде терпят крах. Если даже им удается достичь некоторого успеха, они не могут его развить. Непреодолимым препятствием оказывается абсолютная власть короля.

Финансисты не могли получить стратегическую власть при абсолютной монархии. Пока слово одного человека работает как закон, какую бы систему банкиры ни построили, она будет нестабильной. В любое время король передумает и разрушит всё одним словом.

Получить искомую власть можно только через реформу политической системы. Нужно было распылить власть короля по элите и сделать основной властью закон — вернуть в мир римскую максиму «Dura lex, sed lex» (лат. «суров закон, но это закон»). Пусть мир перевернется, но закон нужно соблюсти. Даже когда закон будет против общества, решения должны приниматься по закону, а не по ситуации.

Финансистам нужно было обожествить закон. Перефразируя слова Евангелия, нужен был не закон для человека, а человек для закона. Чтобы только от одного слова «закон» у людей срабатывал рефлекс, как у собаки Павлова при включенной лампочке.

Абсолютную власть короля сменит абсолютная власть банкира, если решение будет принимать как можно большее количество людей. Если распылить власть, как минимум, по элите, законом будет не мнение короля и его круга, а мнение большинства элиты.

Интересы большинства ориентированы на личное благо. Ключ к благу — деньги. При прочих равных люди всегда проголосуют за то, принесет им больше денег. Если у вас два одинаково приятных собеседника, но при разговоре с одним у вас чудесным образомпополняется банковский счет, вы, незаметно для себя, начнете с ним больше общаться, а второго, от разговора с которым у вас счет не пополняется, начнется игнорировать.

Если источник денег — банкиры, законом в новой политической системе будет волеизъявление банкиров. Но для этого нужно демонтировать абсолютную монархию. Все остальные вопросы относительно легко решались с помощью денег. Как гласит еврейская пословица, если проблема решается за деньги, это не проблема, а расходы.

У финансистов не было проблем с покрытием расходов. Это означало, что как только абсолютная власть будет распылена, страна уподобится кораблю, финансисты — судовладельцам, а политики — капитану, ведущему судно заданным курсом.

Технология получения стратегической власти выражает приписываемая Ротшильду фраза: «Дайте мне право управлять деньгами страны, и мне будет все равно, кто издает законы». Не важно, говорил он ее или нет. Важно, что она точно передает суть концепции. При рыночной экономике максимальную власть имеет производитель денег.

Это определяло архитектуру будущей политической конструкции. Ее нужно таким образом построить, чтобы финансовая элита имела абсолютную власть над ключевым узлом системы — над производством финансов. Проще говоря, над печатным станком.

Определившись с концепцией, финансисты подыскивают подходящую страну. Все страны Европы были ненадежны из-за сухопутных границ с соседями. Если завтра банкиры реализуют свой план, а послезавтра в соседней стране появится военный гений типа Македонского или Наполеона, он завоюет страну, незримо оккупированную финансистами. И безопасность банкиров сразу исчезает.

Максимальную гарантию давал большой остров, окруженный мощным флотом — непотопляемый авианосец. Из всех островных стран на роль такого авианосца идеально подходила Англия. Она стояла у берегов Европы, но при этом от Европы ее отделяло море.

Целью становится политическая реформация Англии таким образом, чтобы контроль над ее финансовой системой оказался в абсолютной власти группы частных лиц. На слух это выглядит весьма впечатляюще, но нереалистичнокак нафантазия. Но идем дальше…

Англия была ничем особо не примечательной страной, раздираемой религиозными противоречиями, зародившимися в период Столетней войны, когда англичане были такими же католиками, как европейцы. Но так как Папа в этот период пребывал не в Риме, а в Авиньоне, во Франции (Авиньонское пленение), он вынужденно занимал профранцузскую позицию. Это не могло не вызвать неприязнь к Папе со стороны английских католиков.

Реформы Генриха VIII обострили антипапские настроения. Началось все с того, что Генрих хотел поменять жену, а Папа не позволял ему развестись. Следуя примеру русского правителя Василия Темного, инициативу которого продолжили немецкие князья, английский король послал Папу вместе с его непогрешимостью по известному адресу.

Как Василий создал собственную русскую национальную церковь, а значит «карманную», а немцы собственную немецкую церковь, так и Генрих следует их примеру. Он упразднил католичество и создал ручную национальную церковь—англиканскую.

Позже он помирился с Папой. Потом опять поругался. И так во всем… Внятная последовательная политикаГенриху была не присуща. Отсутствие единого цельного курса создавало в стране социальную и политическую нестабильность.

Проблемой для атакующих Англию ростовщиков был действующий с XIII века закон, запрещающий евреям проживать в стране. Но золото открывает любые двери. В XVI веке финансисты укрепляются в Англии и готовят изменение политической системы — распылить власть короля по элите. Далее создать частный Банк, исполняющий роль Центробанка. Этот новый институт, которого не знала история, должен иметь монополию на чеканку монеты, печать ценных бумаг и право проводить свою кредитную политику.

Абсолютная власть над финансами Англии давала ростовщикам абсолютную власть над самой Англией. Но это была только первая часть операции. Вторая часть: опираясь на Англию, так же войти в остальные страны. Если в каждой стране создать частный Банк с функциями Центробанка и объединить филиалы в единую мировую финансовую сеть, возникает не просто власть над мировыми финансами. Возникает власть над всем миром.

Распыление

Политическую систему Англии готовят к демонтажу. Раздуваются старые идеи об иной форме правления, имевшие место в XIII веке. На новый лад повторяются старые идеи, сводящиеся к тому, что нужно децентрализовать власть, потому что один человек не способен эффективно управлять государством. Никто единолично не должен принимать такие решения, как начинать и заканчивать войны, издавать законы, собирать налоги, распоряжаться казной, вмешиваться в работу судебной и исполнительной власти.

Все это звучит весьма здраво и разумно. Во время написания фразы про разумность я увидел новый смысл в выражении «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Суть в том, что общество можно привести туда, куда оно не хочет идти, только через малые шаги, которые сами по себе разумны и справедливы. Но в совокупности они дают неразумный и несправедливый результат. Если изначально позвать людей к такому результату, никто не пойдет. А вот если выложить дорогу к этому результату из отдельных маленьких шагов, которые ведут к понятной массе цели, все пойдут. И удивительно, что если некто увидит, что маленькие верные шаги в итоге ведут туда, куда никто не хотел идти, и скажет про это, его слушать никто не станет. Людям свойственно под ноги себе смотреть, а не вдаль…

Первый этап операции: власть нужно поделить между королем и элитой, причем в неравномерной пропорции. Власть парламента нужно максимально расширить, а власть короля максимально сузить. В идеале сделать короля куклой, политической декорацией и исторической традицией, а вся полнота власти пусть окажется в руках парламента.

Чтобы решить эту задачу, недостаточно подписать с королем договор. Монарх без труда нарушит его. История полна таких примеров. Так, например, Иоанн Безземельный в XIII веке подписал Великую хартию вольностей, а потом передумал и отменил ее. Или Анна Иоановна, ее пригласили на русский трон с рядом обязательств. Она согласилась, но после коронации порвала при всех заключенный с нею договор. Пораженные придворные опешили и… зааплодировали. Потому что, а куда деваться? Слово абсолютного монарха, власти от Бога, оно выше любых договоренностей. Остается только аплодировать…

При абсолютизме все подписанные монархом бумажки гроша ломаного не стоят. Предостерегает от таких фокусов создание ситуации на упомянутом принципе Бисмарка: «Меня не интересуют ваши намерения. Меня интересуют ваши возможности». Корольсоблюдет договор только в одном случае — если не будет возможности его нарушить.

Демонтаж абсолютной монархии начинается с закулисной пропаганды. До элиты на разные лады и под разными соусами доносят, что, получив свою долю власти, они получат не только доступ к ресурсу, но и личную безопасность. Например, король не сможет никогда арестовать или казнить без согласия остальных членов парламента.

Когда закон — мнение парламента, где сидят твои родственники и друзья, гарантии личной безопасности бесконечно увеличиваются. Да и принять групповое решение всегда сложнее. Элита почти никогда не выдает своих. Если сравнить количество аристократов, казненных при абсолютной монархии и при конституционной, — это небо и земля.

Идея получает горячее одобрение элиты. Нет в мире большей силы, чем борьба за высокие цели, несущая борцам личное благо. Борьба просто за высокую цель, где своего блага не видно, не даст такой энергии. Если борьба несет еще и ущемление личного блага, энергии будет совсем мало. Единичные фанатики зажгутся, и то при условии, если им покажут что-то типа воскресения из мертвых. Сокрушительный эффект возникает, если стояние за правду несет людям выгоду как в обозримом периоде, так и в будущем.

Элита Англии видит в ограничении власти короля хорошую выгоду в скором будущем и огромную выгоду в отдаленном будущем. Она охотно соглашается, что король не божество, как древнеримский император, и даже не первый среди равных. Король — один из равных. В силу исторических традиций эта фигура называется королем, но это не дает ей права на возможности, превышающие возможности остальных аристократов.

На этой почве идея демонтировать абсолютную монархию и построить вместо нее конституционную, смотрится разумно и справедливо. Распыление власти выглядит свежо и справедливо. В антикоролевскую фракцию вливаются свежая кровь и финансы.

Король фиксирует проблему. Косвенные признаки указывают источник опасности — ростовщики. Он начинает «душить» банкиров. Те в ответ изымают из оборота золото, требуя вернуть кредиты. Новых не выдают. В стране начинается экономический спад.

Никакая сила не может заставить банкиров выдавать кредиты, если они не хотят. К тому же банкиры заручились поддержкой элиты, которая имеет свои выгоды в их бизнесе. Материальные выгоды плюс слова про свободу делают банкиров в глазах аристократов не жалкими корыстолюбцами, а борцами за прогресс и построение справедливого мира.

Король не очень понимает суть происходящего. Ростовщики мыслили стратегически, а король — в рамках сиюминутной политической и экономической текучки. Он просто живет, как всякий обыватель, реагирует на текущие угрозы и стремится к сиюминутным целям. Дальше этого горизонта помазанник божий никогда не думает. «Неизвестно, что будет дальше, — говорит про себя король, закатывая глаза к небу, — на все воля божья…»

Король был главным планктоном в колонии себе подобных. Все они рядком сидели на канатах сети, поставленной на кита, но так как ячейка сети метровая, а видение планктона на несколько сантиметров, никто из планктона не видел никакой сети. Разговоры про сеть для них были несусветной глупостью, что и предопределяло их судьбу.

Банковский бизнес притягивает талантливых и энергичных людей. Сражаясь за свой интерес, они неизбежно лоббируют интересы ростовщиков. Переломить эту силу король не в состоянии. Основная причина: он не понимает природы экономики, не чувствует ее нерва. Ростовщики же чувствуют себя в этой ситуации, как рыба в воде.

В сиюминутном смысле король сильнее банкиров. Он может ограбить или казнить любого из них. Но ограбить одновременно всех, как Филипп Красивый ограбил всех монахов-ростовщиков во Франции, — это Генриху в Англии было явно не по силам.

Одно дело обвинить понятных монахов в поклонении сатане и присвоить себе то, что они нажили богопротивным ремеслом, совершаемым во славу божью. Другое дело ограбить банкиров, акционерами которых в явной и тайной форме является элита Англии.

В стратегической перспективе власть не могла противостоять банкирам. Если смотреть в малом масштабе, кажется, борьба идет с переменным успехом. Но при увеличении масштаба видно, как на горле абсолютной монархии тихо сжимается петля.

Крупную жертву невозможно удавить разом, сжав ее всмятку и переломав ей кости. Стратегия удушение строится по технологии анаконды, на фиксации положения во время выдоха. С каждым выдохом объятия чуть-чуть сжимаются. Такая технология позволяет нападающему тратить минимум сил, тогда как жертва в своих попытках освободиться тратит максимум. Эта технология гарантирует результат. Единственный ее минус – процесс удушения довольно длительный. Но хладнокровные существа невероятно терпеливы.

Король знает, как противостоять придворным интригам, заговорам и мятежам. Знает, как сражаться с традиционными врагами в чистом поле. Но не знает, как противостоять силе, преследующей цель, лежащую за горизонтом его видения. У короля нет опыта борьбы с врагом, который не претендует на трон, а играет совершенно в другом масштабе.

После Генриха на престол садится девятилетний мальчик. Он умирает в шестнадцать лет, и далее начинается правление женщин и лиц, не влияющих на проводимую операцию. Эта вакханалия продолжается до появления ключевой фигуры — Карла I.

К тому времени финансовые круги представляли собой весьма значительную силу. Создавая трудности в экономике и политике, они вынуждают короля делать неадекватные шаги. Например, повышать налоги, издавать непопулярные законы, что увеличивает напряжение системы и создает благоприятную почву для роста новых врагов и укрепления старых. Эту логику потом озвучит Троцкий во фразе «чем хуже, тем лучше».

Король вынужден уступать перед усиливающейся оппозицией. Чем больше уступает, тем больше оппозиция чувствует свою силу и больше требуют от него. Вся история свидетельствует: аппетиты любых оппозиционеров растут, как на дрожжах. Чем больше им уступает власть, тем больше они чувствуют свою силу и требуют больше от власти.

Загнанный монарх чувствует, как на его шее сжимается петля. Не видя иного выхода, он предпринимает отчаянную попытку — лично пытается арестовать лидеров инициативы. Его порыв с треском и позором проваливается. Беспомощный и униженный король вынужден уехать на север Англии. В этом положении ему ничего не остается, кроме как собирать сторонников, формировать армию и силой возвращать себе власть.

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 394041 42 43 44 Следующая ⇒