Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Чертеж. Костяк. Материал. Подталкивание



Чертеж

Банк изобрел социально-политическую модель, обеспечивающую ему максимальную устойчивость. При либеральной демократии он был единственной глобальной, постоянной и несменяемой силой. Но возникла проблема: всенародные избранники, вкусив власти, не хотели уходить. Они изобретают множество благозвучных предлогов, позволяющих не уступать место следующим всенародным избранникам. Наметилась тенденция превращения временной распыленной власти в постоянную и сконцентрированную.

Как вода стремится вниз, а огонь вверх, так власть стремится к концентрации и постоянству, а общество к пирамидообразной структуре. Это подтверждает мысленный эксперимент: если тысячу людей высадить на необитаемый остров, социум, если его ничто не ограничивает, начнет вытягиваться в одну или несколько пирамид. Сначала будет драка между кандидатами занять вершину (или вершины) пирамид. Самый сильный и везучий окажется наверху. Потом начнется противостояние между пирамидами.

Большинство людей не хочет никого выбирать и вообще касаться темы власти. Люди хотят работать, семью создавать, дом строить, детей воспитывать. А все, что за рамками этого коридора, того они подсознательно сторонятся (и правильно делают).

Гони природу в дверь — она влезет в окно. Просчитывалось: если пустить дело на самотек, политическая система скорректируется в сторону природы. Пусть не так быстро, как случилось с демократией при Гитлере, но это обязательно случится. И демократия станет фейковой. А значит, положение Банка потеряет устойчивость.

Вопрос времени, когда президентом окажется сильная личность. Для демократии это равносильно появлению кукушонка в птичьем гнезде. Как птенец выталкивает из гнезда конкурентов, так сильный президент вытолкает из демократического гнезда конкурентов. Далее он сконцентрирует всю власть в своих руках, и на этом демократия кончится.

Не важно, каким способом достигается результат, манипулятивными технологиями, штыком или комбинацией того и другого. Важно, что показатель демократичности власти — степень ее временности и распыленности. Если власть начинает концентрироваться в руках одного несменяемого правителя — это как появление углов на круге. Как фигуру с углами нельзя называть кругом, там постоянную власть нельзя называть демократической.

Если основная угроза демократии — появление сильной личности в президентском кресле, кажется, проблема решается через создание таких фильтров на пути к власти, какие сильная личность не пройдет. По аналогии с армией, машиной из людей: там на первые посты фильтры пропускают исполнительных и верных, а не думающих и умных.

Создавая профессиональную армию революционеров, Ленин руководствовался тем же принципом. Показательно, что на эскизе советского герба были серп, молот и книга. Ленин вычеркнул книгу. Этим он сказал, что умные нам не нужны. Они мешать будут.

Если бы можно было гарантировать, что в президентском кресле окажется только слабая фигура, не дерзающая думать про изменение установленного порядка, Банк был бы в безопасности. Но увы, такая гарантия на практике невозможна. На пути к власти человек может притворяться. Если даже он реально слабый, оказавшись во власти, может измениться, открыв в себе новые качества, о существовании которых сам не подозревал.

Если законом, позиционированным волей Бога, все правители вертели, как хотели, в чем им помогала армия богословов, вычисляющая по заказу правителя, сходил Святой Дух на вселенский собор или нет, как можно полагать, что законом, позиционированным как мнение людей, правитель не будет вертеть с помощью той же армии крючкотворцев.

Если вступающий в должность президента человек имеет искренние намерения быть верным демократическим принципам, это вовсе не гарантия. Намерения могут меняться. Во власть он шел с демократическим настроем. А придя во власть и разобравшись, что к чему, настрой у него может резко смениться на противоположный.  

Гарантией соблюдения закона являются не намерения, а возможности. Подлинная гарантия — когда у правителя нет физической возможности нарушить закон. Если такая возможность есть, никакой гарантии нет. Обещания никогда не являются гарантией.

При каких условиях физически невозможно нарушить закон? Когда за законом стоит сила, превосходящая возможности потенциального нарушителя. Когда нарушение ведет к неприемлемым для нарушителя последствиям. Мы соблюдаем законы гравитации, потому что знаем: их игнорирование означает для нас неприемлемые последствия. Поэтому выходим на улицу не через окно, как бы ни торопились, а исключительно через дверь.

Чтобы понять размер силы, способной ограничить попавшего во власть человека, исхожу из того, что в минимальном варианте правитель получает доступ к огромному ресурсу. Меньше нельзя, потому что при меньшем ресурсе невозможно будет управлять. И этот минимум таков, что его можно расширить до максимума — сконцентрировать в своих руках весь ресурс государства, как это сделал Гитлер.

Если потенциальные возможности президента выражаются в ресурсе государства, значит, гарантия соблюдения закона выражается в силе, превосходящей государство. Если такой силы нет, гарантий исполнения либерально-демократического закона тоже нет.

Анализ ситуации показывает: распространение либеральной демократии на весь мир невозможно без объединения всех демократических государств в единую пирамиду. У этой пирамиды должно быть три системообразующих узла.

Первый узел конструкции: каждый член либерально-демократического сообщества должен следить за всеми другими. Все должны быть соединены коллективным договором, обязывающим реагировать на нарушение закона сменяемости власти. Если в одной стране намечаются антидемократические тенденции, все государства должны реагировать на это.

Второй узел: над либерально-демократическим миром должен висеть хранитель эталона либеральной демократии. Как над католическим миром висит Ватикан, хранитель католического эталона, что позволяет ему определять отклонение от истины, так над либерально-демократическим миром должен висеть аналог Ватикана со своим эталоном.

Ватикан, при обнаружении ереси (мнения, отличного от официального), искоренял ее не только добрым словом, но огнем и мечом. Чтобы хранитель демократической истины эффективно реагировал на отклонение от истины и возвращал заблудших овец в лоно святой демократии, он должен имеет возможности, превосходящие ресурс нарушителя.

Третий ключевой узел конструкции: чтобы доминирующее государство-эталон не сошло с либерально-католического пути, над ним должна стоять надгосударственная сила, вшитая в тело государства таким образом, чтобы быть недоступной для государства.

Визуализированный образ конструкции представлялся в виде пирамиды, верхушка которой оторвана от основного тела. Оторванность символизирует инаковость висящей над пирамидой силы. Пирамидообразность символизирует иерархию между частями.

 

Костяк

 

Чтобы из демократических государств сложить конструкцию, они должны иметь минимальную прочность. Но тут возникает фундаментальная проблема. Дело в том, что при точном соответствии демократической теории государство не может быть прочным по той же причине, по какой не может предприятие, где каждые четыре дня начальство могут сменить, а через восемь дней его обязательно меняют. Костяк, на котором держится социум, что и образует его упорядоченность, должен быть постоянным. Как достигнуть этого постоянства при монархии — ответ прозрачный, следует из природы монархии. А вот как получить костяк необходимой прочности при демократии — это задача.

Если реально, а не как шоу для массы, через четыре года смена власти будет возможна, а через восемь лет обязательна, социум будет кашеобразной текучей массой. Сложенная из таких блоков-социумов модель будет не пирамидой, а оседающей под своим весом кучей.

Чтобы демократические государства были блоками, пригодными, как стройматериал, для создания пирамиды, им нужно придать минимальную прочность — вставить в них каркас. На роль каркаса идеально подошла бы торгово-промышленная элита, суть те же простолюдины с соответствующим масштабом интересов, но, в отличие от своих братьев по разуму, они не мечтают много кушать (в широком смысле), а имеют эту возможность.

Основатели будущих кланов этой элиты выявятся в борьбе за ресурсы. Их потомки, вся заслуга которых в рождении, сядут на ресурс. Они сформирует свою субкультуру, образ жизни, систему взглядов и ценностей. По сути, получится отдельная каста.

Точно по такому же принципу формировалась феодальная элита. Первые завоевывали источники ресурсов (тогда это была преимущественно земля), а их потомки уже ничего не завоевывали, они просто пользовались деяниями своих предков. Они лучше выглядели, были милы в общении, образованны и в целом приятнее. В этом не было их заслуги. Если взять любую дворняжку, обеспечить ей и ее потомству хорошую пищу, бытовые условия, уход за здоровьем, отсутствие тяжелого физического труда, через два-три поколения получится породистая собака. Та же технология получения аристократов.

Порода имеет значение при оценке лошади или собаки, но при оценке человека — это нонсенс. Но именно это качество позволит сделать материал, из которого получится прочный костяк. Потомки военной элиты прошлого, сохранившие доход, за пару поколений переплетутся с потомками успешных бизнесменов, и это переплетение будет играть роль костяка. Они уйдут на дистанцию от основной массы из-за разницы в размерах потребления. Поскольку масса состоит из людей того же масштаба, потребительская элита будет для них образцом подражания, что направит энергию масс в нужном направлении.  

Не беда, если наследники не блещут талантами. За них всю работу сделают люди с рынка. Если с ролью короля справлялись слабоумные люди, браки между близкими родственниками не способствуют проявлению одних только достоинств, с ролью наследника капиталов тем более любой справится, будь он даже клиническим идиотом.

Если смотреть на общество объективно со стороны, по сути, это кашеобразная масса. Миллионы и миллионы людей бегут к своим крошечным целям и не видят ничего другого, кроме этих целей. Разговор с ними о чем-то, что выходит за рамки видимости, невозможен. И вот если в эту социальную кашу вставляется костяк из наследственной потребительской элиты, она обретает качества, позволяющие реализовывать либерально-демократические нормы и обеспечить временность политической власти.

Концепция в том, что в условиях либеральной демократии попасть во власть можно через победу на выборах. Чтобы организовать выборы, нужны огромные деньги. У кого денег нет, у того нет шанса попасть во власть.

Если проходной балл во власть при демократии — это деньги, а они сосредоточены в руках потребительской элиты, получит власть только тот, кого поддержит эта элита. А она поддержит того, кто будет способствовать сохранению системы.

Сама элита не будет выбираться во власть не потому что ей кто-то запрещает, а по той же причине, по какой она не стремится заниматься текущими делами своего бизнеса. Эту работу перекладывают на наемных профессиональных менеджеров. Профессионалы лучше сделают любую работу, не важно, зубы лечить или бизнесом управлять. Исключение — если ему нравится сам процесс, и он является эффективным управленцем.

Как у владельца крупной корпорации нет цели, достигаемой через владение атомной бомбой или авианосцем, и потому он не стремится обзавестись ни тем, ни другим, так у потребительской элиты нет цели, достигаемой через личное присутствие во власти.

Простые люди полагают, что быть крупным чиновников —счастье. В реальности это тяжелый труд. Человек сам себе не принадлежит, занимается вещами, которыми не стал бы заниматься, будь у него другая возможность получить те блага, какие дает кресло.

Что такое быть министром или губернатором? Это, в первую очередь, с утра до вечера заниматься рутинной административной работой. И думать, как с этого получить личные блага. Чем выше статус, тем больше нужно погружаться в рутину. Иначе сметут.

У монархов вообще беда, потому что с самых высших позиций не увольняют. Оттуда или сажают, или убивают. Чем выше стоит человек, тем в меньшей степени он свободен и в большей степени деталь машины. Выскочить из машины деталь не может.

«В пять утра (за окнами еще темнота) новый генерал-полицмейстер Чичерин заставал Екатерину с первой чашкой кофе в руках, возле ног ее грелась собачонка, следовал доклад о базарных ценах. Самое насущное — хлеб, дрова, мясо, треска» (В. Пикуль, «Фаворит»).

Основная масса людей подобна гоголевскому кузнецу Вакуле из «Вечера на хуторе близ Диканьки». Вакула был абсолютно уверен, что цари сало с медом едят, веселятся в свое удовольствие и больше ничего не делают. На самом деле они в самую скучнейшую текучку, какую можно вообразить, погружены по уши и оторваться не могут.

Посвятить жизнь вопросам типа какая пошлина на рыбу и что с ЖКХ и пенсиями делать, могут два типа людей. Первые — кому нравится чиновничья тусовка, атмосфера с ее подковерными играми. Для них это своего рода фетиш, удовольствие от процесса. Вторые — кто не видит иного способа иметь статус, деньги и пакет привилегий, кроме как отдавать львиную долю своей жизни бюрократической работе.

Владельцы крупных активов могут быть лично во власти только в одном случае — если это их фетиш. Но подобное редкость. У кого нет такого фетиша, и кто сохраняет статус без участия в административной работе, тому нет смысла лично идти во власть. Ему проще поставить своих людей туда, чем самому запрягаться в эту упряжь.

Такой порядок вещей предопределяет, что в основном власть наполнят люди из низов, внутренне позиционирующие себя не хозяевами, а наемными менеджерами. Они будут воспринимать требование освободить кресло по истечении срока правления как требование работодателей освободить кресло директора по истечении срока контракта.  

По факту реальной властью в этой социальной конструкции будут владельцы активов, торгово-промышленная элита. Это будет постоянная несменяемая власть. Но внешне все будет соответствовать демократической теории — для массы будут регулярно устраиваться шоу с выборами власти, которая регулярно будет меняться. Построенные по такому образу демократические государства будет не аморфной субстанцией, а строительными блоками, из которых можно построить мировую пирамиду.

Осталось разобраться с инженерным устройством Главного демократа — хранителя эталона либеральной демократии. Здесь хоть и обязательно создать внешнюю картинку, как в рядовых демократических странах, чтобы официальные правители менялись, как часы, чтобы было ощущение распыления власти по обществу и множеству институтов, но этого мало. Главный демократ не просто теории должен соответствовать, но и следить, чтобы другие соответствовали. А это значит, к нему другие требования по прочности. Тут не отделаться костяком потребительской элиты. Нужны дополнительные ребра жесткости.

На эту роль подходит политическая элита наследственного характера — кланы. Сила кланов должна быть прямо пропорциональна демократизации ее собственной страны и мира. Чем больше демократии у себя дома и в мире, тем сильнее политическая элита. И наоборот, чем меньше демократии дома и в мире, тем слабее политические кланы-элита.

Для этого нужна иная архитектура. В рядовых демократиях система построена так, что потребительская элита сохраняет свои ресурсы вне зависимости от пребывания во власти. Соответственно, она и не стремится во власть (за редким исключением).

В главной демократии костяком должны быть не коммерческие кланы, намертво связанные с источником ресурса, а политические кланы, намертво связанные с властью, дающей доступ к ресурсу. Потеря власти для клана должна означать потерю ресурса.

Такая система была в СССР. Пока человек во власти, у него есть доступ к ресурсу. Потеря власти вела к потере всего (зачастую свободы и головы). Единственное отличие: в СССР не культивировали наследственность политических кланов, что порождало текучку. Для образности людей можно представить бетонным раствором, а власть арматурой. Бетон протекал сквозь арматуру, не успевая застыть, и потому железобетонного костяка не возникало. Это один из факторов, почему СССР так быстро рухнула. Если бы была продумана технология создания костяка, например, как в Северной Корее, где существуют наследственные политические кланы, конструкция была бы бесконечно прочнее.  

Также нужно продумать механизмы, исключающие слияние политических кланов и нивелирование доминирующих. Если допустить такие тенденции, не удастся соблюсти даже видимость демократии, как не удается этосделать Китаю и не удавалось СССР.

Главный демократ будет всем в мире пример по части сменяемости власти через разнесение политических кланов на два непримиримых лагеря, не прекращающих друг с другом борьбу за власть. Для каждой стороны смертельно опасно, если представители конкурирующей стороны получат власти слишком много или задержатся там долго. Если конфликт интересов будет заложен в природу системы, политические институты и их представители будут контролировать друг друга органическим, а не механическим, искусственным образом. Механические меры всегда проигрывают органическим.

Многогранный конфликт прямо пропорционально повышает вероятность, что борьба за власть будет идти в рамках закона. А значит, по теории вероятности, кресло президента поочередно будут занимать представители то одной, то другой стороны.

Со временем в обществе возникнет атмосфера, в которой, если правитель вдруг задумает из временного стать постоянным, на его пути в первую очередь встанут его друзья. Они призовут его одуматься. Если не поможет, решат, что он сошел с ума, и сдадут в больницу как умалишенного. В крайнем случае используют табакерку и шарф — рецепт, прописанный прогрессивными силами неуступчивому русскому царю Павлу I.

Если борьбу за власть удается загнать в рамки демократии, экспансивная энергия системы будет отчасти направлена на внутренние междоусобицы, но основная ее часть пойдет на разнесение демократии на весь мир. Система будет действовать, исходя не из теории демократии, а из целесообразности и эффективности. Формула: недемократичные меры, увеличивающие мировую демократию, следует понимать демократичными.

Последний вопрос: кто будет в роли надгосударственной силы? Ответ очевидный — Банк. Он будет играть такую же роль для доминирующего государства, какую подводное течение играет для айсберга — его курс определяют не ветра, а глубинное течение. Государства-блоки по сравнению с айсбергом, погруженным на 90 % в воду, будут поплавками, увлекаемыми движением айсберга.

Итак, в роли надгосударственной силы Банк. В роли блоков, из которых будет построена мировая пирамида, — рядовые демократические страны. На роль доминанта, хранителя эталона демократии и ее блюстителя в других государствах, нужен аналог Римской империи, на порядок превосходящий все государства мира.

В инженерном смысле все понятно. Единственная проблема: среди существующих государств не было кандидатов на роль Главного демократа. Был ряд соперничающих государств первого уровня, но никто не выделялся так, как Рим в древнем мире.

Вопрос строительства мировой конструкции сводится к созданию современного аналога древнеримской империи, способной выполнить такую же роль в установлении мировой демократии, какую Римская империя выполнила в установлении христианства.

 

Материал

 

Не было проблем утвердить любую страну на роль Главного демократа и сделать ее сверхдержавой. Проблемой были человеческий материал и культурная атмосфера. Главный демократ должен состоять из людей, подсознание которых пропитано до мозга костей идеей демократии, как у европейцев средних веков подсознание до самых глубин было пропитано христианством и вытекающими из него идеями.

Для средневекового жителя основным признаком истины была ее согласованность с утверждениями Церкви. Никакие аргументы не могли поколебать эту его уверенность. Если факты противоречили утверждениям Ватикана, тем хуже для фактов. На этом стояла система. Галилей мог какие угодно расчеты и картинки в телескоп показывать, но если Церковь говорила, что Солнце крутится вокруг Земли, значит, для массы так оно и было.

Для граждан будущего государства-Главного демократа основным признаком власти должны быть ее временность и распыленность. Если власть не имеет этих признаков, если она постоянная и сконцентрированная, все граждане, от нищего до богача, должны считать это не властью, а деспотией, тиранией, самоуправством — уделом варваров и людоедов.

Население должно иметь устойчивую аллергию на недемократическую власть, считая ее невозможной для цивилизованных людей. Как вы ни разу не думали, почему нельзя есть трупы, так граждане будущего государства-Главного демократа не должны задумываться, почему недопустима постоянная власть. Уверенность в ее недопустимости должна быть не результатом размышлений, а программой — установкой, не доступной для разума. Любые логика и факты, ставящие под сомнение демократические истины, должны натыкаться на эмоции. Только так можно построить железобетонную модель.   

Главного демократа можно было сделать из кристально-чистых демократов. Осталось понять, где взять искомый человеческий материал. Жители Европы — совсем не вариант. Их подсознание формировала атмосфера тысячелетнего восхваления монархии. Хоть Робеспьер и достаточно активно уничтожал аристократов, обосновывая это не тем, что они сделали что-то плохое, а потому что им нет места в новом мире, начатого дела он не завершил. В Европе осталось полно многочисленных потомков королей и придворных.

Кроме того, революционеры не могли уничтожить подсознательную память. Как утренний туман окутывает поляну, так общественное сознание окутывал невидимый мир сказок и преданий, где главными героями выступали принцы и принцессы, придворные дамы и их рыцари. Если в такой атмосфере талдычить, что постоянная власть — это ужасно, а потом рассказывать сказки, где положительные герои имеют постоянную власть, это как утверждать, что людоедство недопустимо, и рассказывать сказки, где людоеды великие герои и мудрецы, ставшие такими благодаря людоедству.

Сознательно европейское общество будет считать, что постоянная власть — плохо. Но подсознательно будут думать: а почему бы хорошему человеку, который и честный, и о народе заботится, не разрешить остаться еще на один срок. А потом еще на один.

Как пребывавшие в египетском рабстве евреи не подходили для строительства новой государственной модели, они родились и выросли в рабской атмосфере, не помышляя о свободе, так жители Европы не подходили для строительства Главного демократа. Они тоже родились и выросли в условиях постоянной власти, и им это казалось естественно.

Либеральная демократия сохранялась в атмосфере, исключающей подобные мысли. Если даже действующий правитель золотой, а следующий будет сильно хуже, люди все равно не должны допускать мысли оставить золотого правителя у власти. Пусть нам будет хуже, но власть должна меняться — вот такая установка должна быть в голове народа.

Требовались люди, родившиеся и выросшие в атмосфере тотальной неприемлемости самой мысли о каком-то ином политической строе, кроме демократии. Атмосфера должна окутывать их с момента рождения и до момента смерти, ни на миг не отпуская, как не отпускала религиозная атмосфера средневековое население любой страны. Фактически требовалась новая религия, но без Бога, которая должна была накрыть все общество.

Но таких людей в природе не было. Получить искомый человеческий материал можно было по технологии Исхода. Как Моисей вывел из Египта рабов в пустыню, чтобы они там принесли потомство, не знающее власти фараона, и за время путешествия до мозга костей пропитались послушанием Моисею, так теперь Банку нужно было из Европы и Англии вывести людей в новую пустыню. Там они должны будут погибнуть в борьбе за выживание. Зато их потомство от рождения не будет знать власти короля. Это и будет человеческий материал с качествами, необходимыми для Главного демократа.

Концепция понятна. Осталось ответить: в какую пустыню выводить массу? Это должна быть очень далекая от родных мест территория, куда просто так не доберешься. Чтобы туда не долетал дух родины. Это навсегда отрежет людей от старой жизни.

На роль пустыни рассматриваются Австралия, Африка, Северная и Южная Америки — земли, населенные дикими племенами с низко развитой культурой. Банк останавливает выбор на Северной Америке. Эту землю объявляют обетованной. Запускают слухи, будто золото там валяется под ногами, леса полны дичи, реки — рыбы, а земля плодородная.

Такой образ Моисей рисовал находящимся в египетском рабстве евреям. Новые моисеи рисуют Америку миром свободы и счастья, где каждый, как минимум, получит землю. Для того времени это как пообещать сегодня каждому в собственность заводик.

Моисей не говорил, что по пустыне нужно будет бродить 40 лет, и никто из тех, кто вышел, не увидит обещанного. Не говорил, что потомкам придется отвоевывать землю у ее владельцев. Новые моисеи тоже молчат о грядущих трудностях, не говорят, что землю придется отнимать у законных владельцев — индейцев — и постоянно защищать ее. Все рисуется в радужных тонах, как приятная загородная прогулка в чудное место.

Как в свое время из Египта начался исход евреев, так теперь начинается массовый исход европейцев. Всеми методами широкую массу побуждают к исходу. Например, в Англии осужденным предлагают заменить наказание переездом в Северную Америку.

Специфический человеческий материал, авантюристы всех мастей, рисковые люди пассионарного склада устремляются на североамериканский континент — в землю обетованную. Там не было даже тени прошлых господ — наследственной элиты.

Параллельно с колонистами в Америку отправляются масоны — теоретики и финансисты проекта. Они видят главное и не упускают его из виду: строят институты, заглушающие диктаторские тенденции, вешая морковки в нужных направлениях. Создают сложные системы сдержек и противовесов, не позволяющие нарушить базовые принципы.  

Образование нового общества будет намеренно опущено ниже европейского уровня. Там не будут стимулировать абстрактное и аналитическое мышление. Упор будет сделан на развитие организаторских и лидерских качеств, а также на узкоспециализированные знания. Весть творческий и интеллектуальный потенциал направят в сферу бизнеса. Девизом нового демократического общества станет «богатей и больше ни о чем не думай».

При колонизации Америки используются те же принципы, что во времена завоевания земли обетованной евреями. Евреи отказывали людям с разблокированным сознанием в статусе человека. Что неприменимо в борьбе между людьми, то применимо в борьбе людей с нелюдями. Библия говорит, что люди могут истреблять нелюдей «пилами и молотилами», не испытывая угрызений совести. То же самое говорят сопровождающие колонизаторов священники и масоны. Они не считали индейцев или африканцев и прочих не европейцев полноценными людьми. Почему? Потому что они не знают истинного Бога. Объяснить такое незнание можно только тем, что у аборигенов нет души. Иначе всемогущий Бог точно просветил бы их светом христовой истины. Если не просветил, значит, нечего просвещать, ­ отсутствует душа. Обезьяна или собака не знают истины тоже только потому, что у них нет души.

У кого нет души, тот не человек, а животное, даже если обладает формой человека. Животных можно с чистой совестью убивать, освобождая занятые ими земли. Можно охотиться на них и потом продавать. Можно и в пищу употреблять, если вкус понравится.

Эта теория противоречила сама себе. Животные не способны принять христианство. А аборигены способны, чему свидетельство — Латинская Америка и христианская Африка. Как это вяжется с первичным утверждением, что у них нет души? Богословская казуистика на это отвечает: крестное знамение со святой водой творят чудеса, и животное открывается для истины. Жалко, что им нельзя задать вопрос: почему же святая вода не творит таких чудес с обезьяной или кошкой? На это нет ответа. Да и подобные вопросы возникнут потом у отдельных умников. Пока же ничто не мешало грабить аборигенов и считать это не грабежом, а своеобразным бизнесом. Забирали у аборигенов золото и землю, а взамен давали более ценное — технологию спасения души и попадания в рай.

Впоследствии этот принцип будет использоваться в деле продвижения демократии. Кто против нее, того представят врагом рода человеческого и нелюдем. Почему же нелюдь? Потому что люди, человеки, не могут отрицать светлую истину демократии.

Главный борец за демократию позиционирует свое учение истиной, а противников выставляет не совсем полноценными людьми — фанатиками и мракобесами. Благодаря этому он получает моральное право бороться с нелюдями любыми методами. Начиная от работы с сознанием и кончая военной силой, диверсиями и терактами по принципу «устранить неугодных и свалить вину на других неугодных».

Если борьба за цели, заявленные святыми, ведется сомнительными методами, она может быть осуждена только в одном случае — если те, кто ведут эту борьбу, проиграют тем, против кого она ведется. Но так как проигрыш — это чистая теория, потому что колонизаторы сильнее индейцев, они будут победителями, а победителей не судят.

Если не смотреть на частности, теория завоевания земли обетованной всегда одна и та же. Завоеватели под благовидными предлогами уничтожают целые народы только за то, что те не попали в статус человека. Потом эти факты искажают или предают забвению.

 

Подталкивание

 

Исход из Европы и Англии на североамериканский континент — первый этап. Второй этап — трансформация промежуточной модели (колонии) в независимое государство. Для этого нужно поссорить англичан, уехавших в Америку, с англичанами, оставшимися жить в Англии. Суть противоречий заключалась в том, что английские колонисты, жившие в Америке, считали себя равными любому англичанину, живущему в Лондоне. Но жители Англии считали себя выше жителей колоний в силу «прописки».

Жители столицы во всех странах всегда считают себя выше провинциалов. Отношение к соплеменникам, живущим в колонии, расположенной где-то очень далеко, на другом континенте, еще уничижительнее, чем к провинциалам — почти как к дикарям.

Британские острова имели статус метрополии, а все остальные земли, не важно, кто их населял, папуасы или бывшие жители Лондона, находились в статусе колоний. Англичане на уровне подсознания видели в колонии источник ресурсов. Заботиться о благополучии жителей колонии — им такая мысль просто в голову не приходила.

Некоторое время Лондон согласовывал с британскими гражданами, населяющими североамериканскую колонию, политику налогообложения. Но однажды перестал брать во внимание их мнение, т. е. приравнял их к аборигенам колоний Британской империи.

Одно дело не согласовывать налогообложение и прочие законы с туземцами. Другое дело, не спрашивать мнения по этим вопросам англичан и европейцев. Колонисты были согласны платить налоги на нужды империи и на благоустройство своей жизни. Платить за обустройство жизни лондонцев должны были колонии, населенные папуасами.

Когда налоги колонистов полностью уходят на решение проблем жителей Англии, заинтересованные лица раздувают искру в пламя, говоря, что недопустимо обращаться с европейцами, живущими в Северной Америке, как с овцами, которых не спрашивают, когда стригут. Такую форму взимания налога называют последней каплей, переполнившей чашу долготерпения. Тут и там звучат призывы к борьбе за свободу и справедливость.

Повторяются события, предшествовавшие революции во Франции. Внезапно во всех штатах появляются хорошо финансируемые организации, называющие себя «Сыны свободы». Все они призывают не терпеть несправедливость и взяться за оружие.

Фермеры, сапожники, повара, торговцы и прочие уважаемые колонисты собираются в вооруженные толпы точно так же, как до этого трубочисты, булочники, сапожники и прочие уважаемые граждане монархической Франции собирались в толпы.

Снова повторяется чудо, сопровождающее все революции: вооруженные обыватели громят профессиональную армию мощнейшей империи. Для полного сходства не хватало женского марша на Версаль и Свободы, ведущей на баррикады. Но Франция компенсировала это, подарив США статую Свободы, под которой разгружались корабли, привозившие живой товар из Африки — рабов.  

Справедливости ради надо сказать, что находившиеся в перманентном состоянии войны с индейцами североамериканские колонисты имели боевой опыт. По сравнению с парижской толпой они представляли более серьезную силу. Но даже поднаторевшие в боях с индейцами обыватели в теории не могли выиграть войну у профессиональной армии.

Любая организованная масса, в силу того, что она организована, указывает, что у нее есть организатор и финансист. Кто допускает, что массы могут организоваться сами, тому не составит труда помыслить, что солдаты сами могут шагать строем в ногу, а рабочие сами по себе, без начальников, организуют производство.

В истории борьбы Америки за независимость отчетливо видна направляющая сила. В словах Франклина, сказавшего, что истинная причина революции — обрести финансовую независимость, можно увидеть характер направляющей силы.

Но историки, по уже сложившейся доброй традиции, акцентируют внимание на чем угодно, кроме ключевых моментов. Их исследования пестрят именами героев и битв, весь акцент у них на храбрость и свободолюбие колонистов. Вопрос финансирования они или обходят, или упоминают о нем так, что у читателя создается впечатление, будто повстанцы вскладчину собрали деньги на войну с Британской империей.

В 1773 году происходит событие, известное как Бостонское чаепитие — аналог выстрела крейсера «Аврора» в России 1917 года. В 1783 году Англия признает колонию самостоятельной страной — Североамериканскими Соединенными Штатами (САСШ).

Начинает формироваться новая государственность. В колониальный период все штаты подчинялись Лондону. С обретением независимости централизованная власть исчезла. Все штаты считали себя равными друг другу, но при этом все были единодушны, что нужна столица и центральная власть. В такой атмосфере власть могла родиться только через выборы. Результаты выборов не могли быть закреплены навечно. Все единодушно считали, что всенародный избранник должен получать власть на время. Срок власти не должен быть слишком большим, чтобы правитель не поднялся на стратегический уровень и не пришел к мысли о диктатуре, и не слишком маленьким, чтобы он успел разобраться в текущей политической и экономической ситуации и мог на нее реагировать.

 Идея временной власти ложится на благодатную почву. Так рождается политическая система с официальным запретом на постоянную власть. По закону власть теперь может быть только временной и, максимум, на два срока по четыре года.

Первый президент США Джордж Вашингтон создал эталон на будущее — он просидел на своем месте ровно два срока по четыре года (с 30 апреля 1789 по 4 марта 1797 года). За всю историю США было одно исключение — Франклин Рузвельт. Он пробыл у власти практически день в день ровно столько, сколько и Гитлер — с 1933 по 1945 год.

Но то была особая ситуация, о которой детальнее позже. Было понятно, исключение станет правилом, если отдельной поправкой к Конституции не зафиксировать, что человек в течение своей жизни может занимать кресло президента не более двух сроков.

Новорожденные США туго пеленают в либеральные пеленки, укрепляют сдержками и противовесами. Например, народ получает право на ношение оружия, чтобы в случае чего встал на защиту демократических завоеваний. В разных штатах действуют разные законы, что сильно сужает власть президента, которой у него и так мало.

В ситуации, когда власть временная и максимально распыленная, доверить такой власти управление финансами смерти подобно. Избирательный цикл не соответствует финансовому. Политики в своих решениях исходят не из понимания целого, а из срока, на который получают власть. Они мыслят в коридоре от выборов до выборов, тогда как принятие финансовых решений требует глядеть вперед на десятилетия. Для политиков такой масштаб неприемлем. Они ориентированы на свои сиюминутные цели и не склонны учитывать будущее. Потому что в будущем их могут не переизбрать. «Потом» для демократических политиков не существует. Существует «здесь» и «сейчас» — это единственная реальность. А потом пусть следующие разбираются.

Финансовая система — самая тонкая система из всех тонких систем. («Самое холодное чудовище из всех холодных чудовищ» (Ф. Ницше). Она крайне пуглива, от одного чиха может так разволноваться, что не успокоить. Передать власть над такой тонкой и сложной штукой, как финансовая система, в руки временных правителей — это не козла в огород пустить. Это как стадо обезьян с гранатами на оружейный склад привести. В погоне за сиюминутными выгодами они войдут в нее, как слон в посудную лавку. Неизбежен глобальный финансовый хаос, что гарантирует катастрофу и ужасные последствия.

В ситуации, когда власть временная, и когда понятно, что масштаб мышления и поведение правителей определяет избирательный цикл, единственный вариант сохранить финансовую систему — передать управление над ней в частные руки.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.