Власть. Ловушка. Соцсеть. Автономия

Власть

Но, может быть, если организовать власть не демократическом и не на диктаторскомпринципе, а на каком-то ином, тогда можно будет сосредоточить ресурс общества на цели? Чтобы ответить на вопрос, нужно уловить суть власти вообще, безотносительно формы.

Для начала, государство в первую очередь— небиологическая форма жизни. Всякая жизнь стремится к благу. Соответственно, за точку отсчета нужно брать стремление государства к своему благу. Все остальное им понимается как материал или инструмент.

На фундаментальном уровне это стремление выражается в сохранении самого себя. Реализация стремления выражается в накоплении силы. Чем сильнее будет государство, тем выше его шансы сохранить само себя. Слабых отфильтровывает эволюция.

Теперь что такое власть? Это оперирование объемом, пропорциональным объекту. Если под вашей властью десять людей, вам нужно управлять личностями. Если десять тысяч, объектом управления становится масса, личностей нет. Если счет пошел на миллионы и более, объектом управления являются не личности и не масса, а социальные институты. Так как фундаментом социальных институтовявляются ценности, управление миллионами — это управление ценностями, создание понятий добра и зла под ситуацию.

Управление отрядом можно сравнить с кирпичной кладкой. Как каменщик оперирует кирпичами, выстраивая их в нужную форму, так командир отряда управляет людьми. У обоих минимальная единица, которая дальше не колется. А вот управление армией подобно строительству города. Архитектор привязывает город к ландшафту, минимальная единицау него квартал. Кирпичей его масштаб планирования исключает. Полководец привязывает полки к ситуации на поле боя, его минимальная единица— полк. Человека он не видит, как вы в своих бытовых делах не видите молекул. Управлениегосударством — это самый большой масштаб. Минимальная единица, ценности, вообще не материальна.

Нарушение пропорции в большую или меньшую сторону ведет к потере управления. Государственная властьобязана воспринимать людей клетками в организме. Решение она должна принимать, ориентируясь на благо организма, а не его отдельных клеток и органов. Если благо организма требует уничтожить часть невинных клеток, добром будет их уничтожение. Если требует оберегать преступные клетки, добром будет их сохранение.

Как мы помним, всякая жизнь, без исключения, определяет понятия добра и зла по принципу «что помогает достигнуть моих целей, то добро; что препятствует достижению моих целей, то зло». Никаких других критериев добра и зла не существует.

Как писалЛенин: «Нравственно все, что полезно делу революции». Соответственно, безнравственно все, что вредно революции. Руссо писал: «В чём я вижу добро — то и есть добро, а в чём вижу зло — то зло». Аналогично и с государством: нравственно для него все, что усиливает его. Безнравственно для этой формы жизнивсе, чтоослабляет его.

США создает для граждан комфортные условия, а Северная Корея дискомфортные не потому что американская власть добрая, а северокорейская злая. Просто у США такая модель, что в процессе стремления к силе возникает побочный эффект: материальное благосостояние и свобода населения. У Северной Кореи другая модель. Если красная монархия даст своему народу американский уровень свободы, она сразу рухнет.

Если звезды таксложатся, что США будут становиться сильнее через ущемление прав и свобод, а Северная Корея через их расширение, США начнет ущемлять, а Северная Корея расширять. Как это будет выглядеть — вопрос технический. Масса — очень мягкий материал. Главное, что в этом нет ничего личного… Просто такова природа всякой жизни.

Государство возвышает виновных или угнетает невиновных, чтобы заглушить рост опасных для него институтов или тенденций, и активировать полезные ему институты и тенденции. Стоит ему опустить масштаб, и принимать решения, ориентируясь на понятие справедливости в масштабе личности, как оно уподобится генералу, мыслящему в масштабе сержанта. Если ситуация сложится так, что спасти армию от верной гибели можно только через принесение ее части в жертву (послать на верную смерть), а генерал будет исходить из того, что невинных нельзя посылать на смерть, в итоге погибнут все.

Армия ориентирована на победу, а не на сохранение жизни солдат. Оставшиеся в живых солдаты — бонус, но не цель. Это определяет логику мышления полководцев. Если для полководца сохранение солдат — цель, это солдатская мать, а не полководец.

Открыто говорить эти вещи не принято, потому что такая правда усложнит достижение цели. Всякая система ищет простые решения. Самый эффектный способ арестовать человека — не говорить ему, что его арестовывают. Оптимально сказать, что нужно на пять минут зайти в отделение полиции подписать что-то. Тогда человека не нужно конвоировать, он сам придет. И когда он окажется за забором, арестовать его.

Государственная власть похожа на хищника — заинтересована не обнаруживать своей цели. Не потому что ей будет стыдно, если вдруг откроется, что подлинная цель власти не совпадает с ее словами на трибуне. У власти нет понятия «стыд». Просто если истинные цели прикрыты красивыми словами, эффективнее и проще дается результат. Все живое ищет самый короткий эффективный и простой путь к своему благу.

Правильно оценить действие можно только с масштаба цели, ради которой оно было совершено. Этот момент отлично уловлен в монологе чекиста времен репрессий Сталина: «Сплошь вредительство: с тракторами, комбайнами, молотилками, жатками — всюду вредительство. Так ли это? Нарочно ломают? Кто ломает? Колхозники? Зачем? И получается: нет у нас другого выхода. Наш мужик столетиями знал только одну технику — топор, а мы его на трактор, на комбайн, на автомобиль, он их ломает от неумения, от незнания, от технической и всякой иной неграмотности. Что же нам делать? Ждать, пока деревня станет технически грамотной, преодолеет свою вековую отсталость, пока мужик изменит свой веками сложившийся характер? А пока пусть ломают трактора, комбайны, автомашины, пусть на этом учатся? Обречь нашу технику на слом, на уничтожение мы не можем, слишком большой кровью она нам досталась. И ждать мы тоже не можем — капиталистические страны нас задушат. У нас есть только одно средство, тяжелое, но единственное — страх. Страх воплощен в слове «вредитель». Сломал трактор, значит, ты вредитель, получай десять лет! И за косилку, и за молотилку тоже десять. Вот тут-то мужик и задумывается, тут-то он и чешет затылок, трясется над трактором, ставит бутылку мало-мало знающему человеку — покажи, помоги, выручи» (Рыбаков, «Дети Арбата»).

И в продолжение из того же романа: «… нет, господа, что бы вы ни толковали, а мать святая гильотина хорошая вещь». По сути, репрессии суть социальный скальпель. Если его нет, а у общества случилась гангрена, погибнет не часть, а целое.

Сталинские репрессии имеют вполне рациональное объяснение не только с точки зрения экономики, но и более глубокие основы. Чтобы их увидеть, нужно понимать, какая с стране победившего пролетариата царила атмосфера. Лозунги про свободу, равенство и братство, про то, что теперь господ нет, и народ сам себе господин, привели к тому, что ни у кого не было права отдавать приказы другому. Рабочий мог послать куда подальше любого, и ему это вменялось не в проступок и хулиганство, а в доблесть — свободный человек.

О том, как чувствовали себя пролетарии, как вели себя и какую атмосферу создавало это поведение в стране победившей революции, говорят, например, «Несвоевременные письма» Горького: «…если рабочий говорит: Я пролетарий! — тем же отвратительным тоном человека касты, каким дворянин говорит: Я дворянин! надо этого рабочего нещадно осмеять». Только практика показала, что осмеяние пролетария не берет. Нужны были меры намного покруче. Сталин, чтобы восстановить управляемость социумом. Чтобы спасти толпу от самой себя, устроил ей кровавую баню. Это было подобно децимации в римской армии, когда каждого десятогоказнили, без учета его вины или подвигов. Таким образом социум приводили в чувство, поднимая управляемость и дисциплину. Сталин провел такую децимацию в масштабах страны. Это дало исчерпывающий материал для его осуждения с обывательского масштаба. В от с государственного масштаба осуждать — тут вопрос. Вот что бы вы сделали в той ситуации, чтобы восстановить управляемость социума?

Для спасения толпы от самой себя, чтобы люди не подавили друг друга, иногда приносят в жертву случайных, ни в чем невинных людей. По этому поводу можно сказать много словвозмущения, но если смотреть на ситуацию объективно, а не эмоционально, становится очевидно, что если этого не делать, невинных жертв будет еще больше.

Действие в государственном масштабе оценивается не с позиции человечности или бесчеловечности, а создает ли оно нужный эффект. Если казнь невинных производит мобилизующий эффект, стимулирующий народ на то, чего он в обычном состоянии сделать не может, это бесчеловечное действие нужно понимать добром в масштабе государства.

Так как добро с масштаба государства противоречит добрус масштаба личности, на свете нет эффективного правителя, которого не за что казнить. Он действительно делает то, что на бытовом масштабе считается жестокостью и несправедливостью. Но никто не хочет учитывать, что если он не будет делать этого тогда, когда того требует ситуация, жестокости будет не просто больше, а бесконечно больше. И это будет более жестокая жестокость.

Оценивать действия власти с масштаба обывателя — как оценивать препарирование трупов с зрения средневековой церковной морали. Понятно, что это действие есть сатанизм. Понятно, что пойманные за этим занятием обвинялись в связи с нечистой силой. Ни у кого из обывателя не возникало сомнений в справедливости наказания. Трупы резал? Резал. Ну и какие тут еще нужны доказательства... Так что самое справедливое — на костер его.

Но если смотреть на вскрытие трупов не с точки зрения обывателя, а с научной точки зрения, оценкабудет иная. Так и с властью, с обывательской точки зрения всех правителей есть за что казнить. А с государственной точки зрения некоторым памятники нужно ставить за многие их деяния, даже если они в могилу унесли миллионы неповинных людей. Не будь этих действий, в могилу бы ушло намного больше народу.

Инструмент определяет размер цели. Если в вашем распоряжении ядерное оружие, ну вот хоть тресни, а нельзя с его помощью булки печь. Ядерное оружие предопределяет размер цели своего владельца — геополитический масштаб. Аналогично и с государственной властью — если вы задаете направление целому социуму, задавать вы его можете только к чему-то глобальному. К не глобальному просто не получится, как не получится с помощью атомной бомбы огурцы сажать. Если же цель людей во власти увеличить объем потребления — они не власть относительно объекта управления. Они просто шустрые обыватели.

Всякая великая цель требует великих жертв. Увы, это закон. Конечно, хорошо бы без жертв обойтись, но как показывает история, это невозможно. В мире все пропорционально. И если коммунисты ставили гигантские цели, одно это делало их готовыми к великим жертвам. Как писал Ленин: «Пробуждение человека " в коняге" — пробуждение, которое имеет такое гигантское, всемирно-историческое значение, что для него законны все жертвы». В рамках этой мысли главный прокурор СССР Крыленко учил: «Мы должны казнить не только виновных. Казнь невинных произведет на массы даже большее впечатление». Как видим, ориентир не на гуманизм, а на эффективность действия.

Вспоминается один из самых эффективных византийских императоровВасилий II, прозванный Болгаробойца. Он отличился тем, что в 1014 году наголову разбил болгар и взял в плен 15 тысяч пленных. Но не казнил их и не в рабство продал, а отпустил домой. Но предварительно выколол им глаза. Чтобы они дошли до родины, каждому сотому был оставлен один глаз.

С масштаба межличностных отношений это невиданное изуверство. Но с точки зрения политической эффективности у него другая оценка. Болгары после этого поражения уже не оправились. Экономика получила нагрузку в виде вернувшихся воинов, которых нужно было кормить. Да и само зрелище было ужасным. Как показатель, Самуил, на тот момент лидер болгар, от совокупности негативных факторов свел счеты с жизнью.

Если правитель ориентирован не на поиск эффективных способов достигнутьцели, а на соответствие понятиям добра и зла при достижении цели, он при прочих равных всегда слабее правителя, ориентированного на цель и руководствующегося эффективностью.

Цель всегда оправдывает средства. Это цинично звучит, это чистый макиавеллизм, но при этом это реальностью. Кто перекладывает отношения между личностями на отношения между государствами, тот не на своем месте. Кто не учитывает долгосрочных последствий от способа достижения цели, тот ориентирован на сиюминутный результат, тот тоже не на своем месте. Он принимает решения с человеческого масштаба, а не государственного. Шкалу ценностей илогику действия власти определяют только эффективность и масштаб.

На это накладывается природа власти. Она ориентирована на сохранение и усиление себя, а вовсе не на счастье народа, как думает народ. Если власть будет ориентироваться не на увеличение мощи страны, а на счастье населения, такую страну раздавят соседи.

Когда государство в лице своих представителей с трибуны убеждает, что хочет народу счастья, оно делает это не потому что имеет такую цель, а потому что это оптимальный способ побудить массу двигаться нужным курсом. Если бы хорошая работа пищеварения требовала от вас говорения слов о благе микробов, населяющим ваш кишечник, вы бы говорили эти слова. Но двигала бы вами забота о себе, а не о благе микробов.

Управление государством является бременем. Масштаб решаемых задач заставляет приносить в жертву стабильности невинных людей. Если решения принимаются не с государственного масштаба, а с бытового, честно/нечестно, это не власть, и потому не бремя. Если на месте, требующем принимать государственные решения, оказывается человек с мышлением среднестатистического обывателя, он опирается в своих решениях на межличностные понятия о справедливости. Найдя несправедливым казнить невинных, этот хороший человек не будет этого делать. Но в итоге невинных еще больше погибнет.

Капитан «Титаника» принял решение запереть пассажиров трюма на смерть, чтобы дать возможность спастись пассажирам первого класса. А какое решение приняли бы вы? Все пустить на самотек и назвать это свободой и равенством? Результатом такого решения был бы хаос, и погибло бы намного больше людей. Спасать пассажиров из трюма в ущерб пассажирам первого класса? Во-первых, это технически намного сложнее (они не в трюме, их не запрешь). Во-вторых, на каких основаниях вторых предпочесть первым?

Оптимальные ответственные решения в сложных ситуациях всегда жестоки, потому что выбор всегда стоит между плохим и очень плохим. Безответственные решения, когда за ориентир берется не как лучше по ситуации, а с позиции личного внутреннего комфорта, есть выбор из плохих вариантов худшего. Решение дать людям в трюме такой же шанс на спасение, как и пассажирам первого класса, внешне благородно. Но по факту внешнее благородство породило бы эволюционный отборпо критерию «у кого больше кулаки, у того больше шансов на спасение». И людей погибло бы значительно больше.

Действие без учета ситуации не подлежит оценке. Если человека режут ножом, нельзя оценить действие, пока непонятны детали. Если нож в руках хирурга, действие оценивается положительно. Если в руках убийцы — отрицательно. Если вам предлагают оценить голое действие, не уточняя ситуации, запомните — вами манипулируют.

Существуют люди, отрицающие всякое насилие, особенно убийство. Это указывает не на то, какие они хорошие, добрые и милые, а на то, насколько они далеки от реальности. Сознательно или подсознательно они не хотят знать, что есть ситуации, когда не убивать невозможно. Например, вражеский летчик летитсбросить бомбу и убить ваших близких. Остановить его можно, убив его самого. У вас есть зенитные орудия. Вы перед выбором: или действием убить врага, или бездействием убить своих близких. Выбирайте.

В этой ситуации нет вопроса — убивать или не убивать. Убить в любом случае придется. Вопрос, кого убить: врага или ближних. Как убить: действием или бездействием. Но это уже не нравственные, а технические вопросы. Отказ принимать решение — это тоже решение. Так что, каким бы вы ни были смирным, добродетельным и миролюбивым человеком, есть ситуации, когда устраниться от решения убивать невозможно…

Оказавшийся в такой ситуации человек испытает душевные муки, и в итоге примет какое-то решение. Возможен третий вариант: обморок от экзистенциональности ситуации, от взрыва мозга при выборе пожертвовать одними невинными, чтобы спасти других невинных. Или от необходимости совершить табуированное действие (убить врага, чтобы спасти близких). У человека как бы предохранитель сгорает, чтобы он не сошел с ума, и он падает в спасительный обморок. И ситуация разворачивается без его участия.

Но истинной власти такие терзания чужды. Если христианской власти угрожает Христос, оно без колебаний отправит его на крест и костер, как шахматист без сомнений жертвует ферзем. Иначе сама власть отправится на костер социальных волнений, гражданской войны, экономического кризиса и прочих бед, в которых сгорят миллионы.

Гениально этот моментуловлен Достоевский, описавшимпришествие Христа в католическую Испанию. Великий Инквизитор сразу узнал его. Но не преклонился перед ним, а арестовал его. Вечером пришел к Христу в темницу и спросил: «Зачем же Ты пришел нам мешать? Ибо Ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли, что будет завтра? …Я осужу и сожгу Тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал Твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к Твоему костру угли».

За какое же преступление Инквизитор хочет казнить Христа? Преступления нет. Есть угроза существующей конструкции — Христос не отождествил себя с Церковью, которая к тому моменту основала свою власть на «чуде, тайне и авторитете». Инквизитор понимает: Христос будет отрицать каменные догмы, которые наплодила Церковь, и проповедовать свободу. Но люди не хотят свободы. Люди хотят порядка и радостей быта. Христос же своими чудесами и призывами опять будет смущать людей, побуждая их лезть в области, которых они не охватывают, не понимают, расшатывая этим государство.

Уверенный в своей правоте Инквизитор вопрошает: «Не Ты ли так часто тогда говорил: " Хочу сделать вас свободными". Но вот Ты теперь увидел этих " свободных" людей... Да это дело нам дорого стоило, …но мы докончили наконец это дело во имя Твое. Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено, и кончено крепко. ... Теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль Ты желал, такой ли свободы?.. »

Не важно, что ослабляет государство. Важно, что всякое ослабление воспринимается властью как зло, без учета природы самого действия. Можно провести параллель с вами — не важно, как выглядит то, в результате чего вы болеете. Пусть это будут самые милые на свете котята. Важно, что если от контакта с ними у вас может сердце остановиться, они для вас зло. А мерзкие черви, если от контакта с ними вы молодеете и здоровеете, для вас добро.

Аналогично и государство, если окажется, что смерть маленьких детей каким-то волшебным образом увеличивает его силу, сильными станут те, кто поставит убийство детей на конвейер. У кого рука не поднимется, те не смогут быть такими сильными. В итоге сильныераздавят слабых. Ничего личного, просто таковы законы бытия.

Мир подобен комнате, набитой воздушными шариками. Если в одном шарике давление понижается, а в соседних растет, сдувающийся шарик начнут сминать соседи. Законы политической физики действуют так же неумолимо, как законы природы.

Если смотреть в самую суть, государство имеет ту же природу, что и плесень. Планета подобна огромному валуну, покрытому разными видам плесени — государствами. Каждая напирает на соседнюю, что порождает напряжение — систему сдержек и противовесов.

Любая страна, от самой сильной (США) до самой слабой (Бурунди), имеет потенциал расползтись на весь мир, но упирается в потенциал соседа. Если бы ситуация всегда была неизменной, государство, имеющее конкурентное преимущество для данной ситуации, расползлось бы на всю планету. Но так как мир постоянно развивается, ситуация меняется. В новых условиях вчерашнее преимущество или вовсе исчезает, или превращается в отягощение. Это позволяет выходить на историческую сцену странам, имеющим качества, некогда бывшие отягощением, а в новых условиях ставшие конкурентным преимуществом.

Ситуация, как если бы покрывающая валун плесень имела разную природу и, как следствие, разную активность в разных условиях. Например, одна устойчива к холоду, а у другой высокая активность в тепле, у третьей приоритет при повышенной влажности. Меняются температура, влажность и прочие факторы, и следом — рисунок валуна.

Противостояние государств-плесеней образует напряжение системы в целом. Это напряжение вечное и неослабевающее. Кто не выдерживает напряжения, сдувается или рвется, тот перестает существовать. Теперь это питание, которое поглощают победители.

Когда в бизнесе одна фирма поглощает другую, победитель говорит — ничего личного, просто бизнес. Когда одна плесень поглощает другую, она тоже говорит своей жертве — ничего личного, просто природа. Когда одно государство подчиняет другое, оно как бы тоже говорит своей жертве — ничего личного, просто политика. Так же и гражданам говорит — ничего личного, просто мне нужно быть сильным.

Никакая государственная власть не может поставить цели преодолеть смерть, потому что конструкция всякого государства построена на том, что оно может жить и развиваться при условии, если человек смертен. Если представить государство, где люди бессмертны, оно не будет или вовсе развиваться, или очень медленно. Делаю такое утверждение, исходя из того, что природа человека косная. У одних в большей степени, у других в меньшей.

Чтобы увидеть всю глубину утверждения, представьте сущность, создавшую человека и общество для получения нужного ей результата. Достигается результат при условии, если система будет быстро развиваться. Для этого нужно понять, сколько должны люди жить, чтобы развитие шло с максимальной скоростью. Методом прок и ошибок установлено, что после 40—50 лет +/- человек костенеет во взглядах и привычках. Он не может воспринимать нового. Оно его смущает и пугает. Он становится традиционалистом до мозга костей. Если молодые люди стремятся к новинкам, они не знают, как без них можно жить, то люди постарше не могут понять, зачем все эти новинки нужны. И вспоминают доброе старое время, когда было «… всё так чинно, благородно! Как раньше! » (из к/ф «Не может быть»).

Если представить, что современное человечество составляют древние греки, самые развитые люди (допустим, они не умерли 2000 лет назад, а продолжают жить и других не появляется), мир на данный момент, в 2017 году, не знал бы автомобилей и самолетов, не говоря уже о компьютерах. Природа человека такова, что он привыкает к тому, что имеет, и не хочет ничего принципиально нового. Максимум, он хочет совершенствовать известное.

Показательны в этом смысле фантасты — они фантазируют строго в рамках старого. Вчера они не мыслили железные корабли, потому что железо не плавает. В их фантазиях фигурировали очень большие деревянные корабли. Сегодня фантасты тоже мыслят в рамках «деревянных кораблей». Их потомки тоже будут мыслить в этих рамках.

У людей нарастает память, формируются привычки, приобретаются установки. Чем этого добра больше, тем больше они на него ориентируются. В молодости человек как бы идет лицом вперед. Со временем постепенно разворачиваются. В середине жизни идет как бы боком вперед. И однажды поворачивается к новому спиной, а лицом в прошлое. Так и идет вперед спиной, костенея в старом, окукливаясь и закрываясь от нового. Поэтому так сложно или невозможно научить дедушку или бабушку пользоваться благами прогресса. Они вросли в свой образ жизни, называя его «старый добрый мир», и не хотят нового.

И вот если то существо, что оперирует с человечеством и хочет ускорить его развитие, выявит такое качество человеческого материала, он сократит ему срок жизни. Не потому что оно такое злое, а потому что так оно получает максимальную скорость развития.

Аналогично и государство: если представить его не только иной формой жизни, но и иной формой разума, оно видит для себя минусы в неумирающих людях. Государство из бессмертных людей, неизбежно вросших в прошлое и окостеневших в нем, намного медленнее развивалось бы по сравнению с государством, состоящим из смертных людей. В итоге первый тип государство (из бессмертных людей) неминуемо будет раздавлено вторым типом государства (из смертных людей). Так как государство стремится сохранить себя, бессмертные люди ему не нужны.

Кроме того, если мясо и яйца бессмертных кур ничем не отличаются от смертных кур, зачем птицеферме преодолевать смерть кур? Если государство получает от смертных людей ресурс, не отличимый от бессмертных, зачем ему искать способ победить смерть?

Если допустить, что одна птицеферма пустит свой ресурс на преодоление куриной смерти, а другие на развитие, закономерно, что первая обанкротится. Аналогично, если все государства направляют ресурс на усиление, а одно на бессмертие человека, соседи его раздавят. Потому что они будут усиливаться, а борец со смертью будет слабеть.

Любая форма жизни обязана соответствовать среде. Если она отклоняется от этого правила, среда ее уничтожает. В природе нет ни одного исключения. Динозавры исчезли из-за несоответствия среде. Достижение бессмертия революционными темпами требует от государства перестать соответствовать среде, что означает гарантированную гибель. Это причина, по которой ни одно государство никогда не поставит цели победить смерть.

Задача преодолеть смерть превосходит масштаб государства и жестко противоречит его природе. Вырисовывается тупик. Чтобы двигаться к цели революционными темпами, нужен государственный ресурс. Носители этого ресурса, государство и власть, в силу своей природы не могут направить его на преодоление смерти. Что же делать?..

Ловушка

Если человеку чего-то очень хочется, но очевидного способа обрести желаемое нет, он может пойти заведомо бесперспективным направлением, лишь бы не стоять на месте. На что он будет полагаться? На ни на что, на авось и небось… Потому что «…они очень добрые и теплые русские ребята, способные кинуться, когда надобно, и в огонь, и в воду, а это чего-нибудь да стоит в наше практическое время» (Н. Лесков «Железная воля»).

Если из жаждущих соберется команда, к авось добавится решительность. Возникнет уверенность. Идейные люди скажут: «Нет таких крепостей, которые бы не брали большевики». И ободряя друг друга, двинутся по гибельному или тупиковому пути, так как иного нет. А тот путь вдруг как-нибудь окажется не тупиковым и обнаружится выход.

Дерзость и воля — крайне важные качества. Без них нельзя перейти от больших слов к большим делам. Но если действие противоречит природе, воля превращается в самоуничтожение, как случилось с героем Лескова, употребившим волю на соревнование со священником, кто больше блинов съест. В итоге этот волевой человек умер.

Чтобы предохранить себя и своих сторонников от такого направления мысли, нужно посмотреть, а что в итоге получится, если игнорировать все теоретические расчеты и просто делать дело. Часто приходится слышать, давайте начнем делать, а дальше видно будет. Я не понимаю, как можно браться за создание, например, самолета, если на уровне чертежа видны ошибки, если теория говорит, что самолет никуда не полетит.

В прошлом думали, что можно на паровом двигателе создать летающую машину. Но когда расчеты показали, что паровой двигатель не может сам себя поднять в воздух из-за низкого КПД, все оставили идею создания самолетов с паровым двигателем. Мне же многие говорят, что затеваемое дело необычное, и потому могут быть неучтенные обстоятельства. И на этом основании предлагаю идти традиционным путем, игнорируя теорию.

Хорошо, давайте строить паровой самолет. Давайте посмотрим, что получится, если мы пренебрежем доводами о несовместимости природы власти и государства с глобальной идеей, и представим, что мы пошли к цели традиционным путем. Закрываем глаза на все и говорим: если реализация идеи требует государственного ресурса, а дать его может только власть, значит, идем во власть. Алгоритм действий понятен: сначала продвижение идеи бессмертия в массы. Далее сбор единомышленников в политическую партию. Потом по ситуации. Если самый эффективный путь к власти — участие в выборах, возникает одна стратегия действий. Если есть более эффективные пути — другая стратегия действий. Как только получим власть, направляемгосударственный ресурс на реализацию бессмертия. «Тогда пойдет уж музыка не та: У нас запляшут лес и горы! » (Крылов «Квартет»).

Теоретик революционной борьбы Ткачев писал, что ближайшая цель революции — захват политической власти и создание революционного государства. Но это еще не революция, а ее прелюдия. Революция осуществляется революционным государством.

Внешне все кажется верно. Но по факту брать власть (не важно как) путь в тупик, и потому ловушка. В нее попали ВСЕ искавшие власти с целью получить государственный ресурс для достижения своей цели. Власть тут в роли приманки, а государство — капкан.

Ни одна политическая партия, искавшая власти для реализации мировоззренческой идеи (не путать с бытоустроительной типа партии зеленых), ни одного дня не занималась реализацией идеи. Сначала революционеры боролись за власть, справедливо полагая, что без ресурса цели не достигнуть. Все силы в этот период у них шли на борьбу за власть.

Получив власть, им опять не до идеи. Теперь ее нужно денно и нощно удерживать. Стоит расслабиться, как власть перейдет к оппонентам. Это не только крах революционных надежд, но и личная беда — новые властители обычно казнят своих предшественников. Не со злости, они зачастую лично даже не знакомы. Просто таковы правила игры…

Удержать власть можно одним способом — круглосуточно заниматься усилением государства. Это значит, решать его политические, экономические и социальные проблемы, реагировать на происки внешних и внутренних врагов, укреплять систему по всем фронтам. Стоит за ориентир взять идею, а интересы государства поставить на второе место, как государственная конструкция начнет стремительно слабеть. Следом ее раздавят внешние силы. Вместе с партией, находящейся у власти в этом государстве.

Все революционеры, взявшие власть, по факту попали в медленные челюсти системы так же, как все христиане, поклонившиеся императору. Как перед христианами вставал выбор: Бог или власть, так и революционеры оказываются перед дилеммой: идея или государство. Как государственные христиане представили поклонение императору не как поклонение божеству, а как выражение почтенияносителю власти от Бога, так и государственные революционеры представили работу на государство не как служение государству, а как служение идее через использование государства.

Государственные христиане с государственными коммунистамиудивительно схожи. Не зря Гитлер называл коммунизм внебрачным дитем христианства (кстати, к нацизму это тоже очень применимо). Революционеры так же уничтожали вчерашних соратников, как и христиане. Партия так же установила монополию на звание «носитель идеи», как и Церковь.

Получившая власть революционная партия становится орудием в руках государства, как христианская Церковь стала оружием в руках Рима. Если государство требует от партии идти в обратную от идеи сторону, она идет. Потому что все это небиологические формы жизни, а жизнь всегда идет в сторону выживания, а не в сторону своей гибели.

Выхолащивание идеи меняет кадровый состав. Партию наполняют люди, несущие с трибун заверения о преданности идее, но в реальности их цель — власть удержать. «Партия стремится к власти исключительно ради неё самой» (Оруэлл. «1984»).

Цель, ради которой все затевалось, уходит из поля зрения и дальше трибун теперь не ходит. Теперь она вся нарядная, обвешана с ног до головы красивыми лозунгами, сидит на почетном месте в красном уголке. Рождается новая атмосфера, расцветают сопутствующие идейному вакууму болезни — начетничество и лицемерие. Потом коррупция и кумовство.

Горький предостерегал: «Нет яда более подлого, чем власть над людьми. Мы должны помнить это, дабы власть не отравила нас, превратив в людоедов еще более мерзких, чем те, против которых мы всю жизнь боролись». Но призывы никогда не могут переломить природы. Если государство — небиологическая форма жизни, она идет к своему благу. Если человек тоже жизнь, он тоже идет к своему благу. И оказавшись во власти государства, он за благо считает идти не туда, куда ему идея указывает, а. куда государство приказывает

Все эти процессы выпукло видны на истории СССР. Партия начинала борьбу за власть с целью запрячь государство в свою идею. На практике получалось ровно наоборот — государство запрягло партию и заставило пахать на свои цели. Люди были как мухи в паутине. Они или работали на паука-государство, или паук убивал и пожирал их.

Показательна в этом смысле формула, произносимая солдатом при получении им награды в том или ином виде. В начале пути большевики говорили: «Служу трудовому народу! ». И в конце они эволюционно пришли к «Служу Советскому Союзу! ».

В этой перемене глубокий смысл. В первой фразе народ — символ коммунизма. Служу народу — служу идее. А в новой— «Служу Советскому Союзу» четко звучит — служу государству. По сути, назвали вещи своими именами — признали хозяина.

Так пламенные революционеры превратились в винтики государственной машины — в госслужащих. На трибуне они по-прежнему, и даже немного громче и пафоснее, говорят, что их цель — коммунизм, но «По плодам их узнаете их» (Мф. 7-20).

История любой партии свидетельствует, что носители мировоззренческой идеи (не важно, религиозной или светской), попадая во власть, или становятся отступниками идеи и работают на государство, или остаются верны идее, иуничтожаются государством. Таким образом, в живых из революционеров, попавших во власть, остаются только те, кто сменил окрас — из профессионального революционера стал профессиональным госслужащим.

Для госслужащих, называющих себя идейными, как того требуют правила игры, идея сама по себе не имеет никакого значения в той же мере, в какой для госхристиан, стоящих на службе в Церкви. Истина теперь для тех и других — государство. Идея теперь играет роль фантика, в который заворачивают любое нужное на данный момент содержание.

Нельзя заподозрить в лукавстве людей, умиравших и убивавших за идею. Но если такое фанатичное упорство, на пределе человеческих возможностей, никого не привело к реализации цели, если никто из стремившихся к власти ради идеи, не достиг цели, из этого факта следует единственный вывод: сама ориентированность на взятие власти, сам курс неверный. Известно, если направление неверное, все последующие шаги тоже ошибочные.

Власть получают разными способами, но удерживают одним — работой на систему. За это она дает пряники, забирая взамен время и силы. Пряники — это хорошо, но, если цена — отказ от победы над смертью, прочь от всякой политики. Моя цель — смерть победить, а не пряников наесться. Кроме того, если задача решится, пряники никуда не денутся. А не решится… Тогда какая разница, с пряниками умирать или без…

* * *

Для достижения цели нужна принципиально новая социально-экономическая форма, которая будет стоять НАД государством и заставлять его делать то, чего оно само никогда не будет делать. Государство можно представить в виде животного, предоставленного самому себе. Оно контактирует с другими животными, и из этого складывается некая система связей. Чтобы поставить этих животных на службу идее, нужен пастух.

В роли пастуха животных не может быть другое животное. Эту роль играет человек, превосходящий животное. В роли силы, стоящей над государствами, тоже не может быть государство. Нужна иная форма, превосходящая государство. Государство — квадрат. Нужна более совершенная форма. Минимум, треугольник, как на однодолларовой купюре пирамида. Максимум — круг, как демократия, но ближе к афинской модели, а не либеральной. «Туда, где кончается государство, — туда смотрите, братья мои! »(Ф. Ницше).

Ширма

Будущее мироустройство можно представить полем, на котором пасутся коровы под властью пастуха. Поле — наша планета. Коровы — государства. Пастух — внешняя сила. Если два первых элемента будущей картины есть — планеты и государства, то внешней нет. Ее можно только создать. Задача из-за своего масштаба кажется фантастической. Если игнорировать эмоции, задача имеет инженерную, а не метафизическую сложность.

Чтобы создать форму совершеннее государства, нужны пропорциональные ресурсы. Взять их неоткуда, кроме как из существующих государств. Нужно использовать ресурсы системы для переделки системы. Нужно найти точку бифуркации, упор на которую вызовет цепную лавинообразную реакцию, ведущую к глобальному изменению мира. Чтобы выявить эту точку, нужно откинуть все вторичное и увидеть нервмировой системы.

В рамках этой цели представим современную мировую систему организмом из разных органов. В их роли выступают большие и малые институты: от цивилизации, государств, мировой экономики и до культуры, традиции, института семьи и прочее.

Природа живых организмов проявляется через способ питания. Природу социальной конструкции выражает способ формирования власти. Исходя из того, что власть во всех ведущих странах выбирается, природу мировой системы можно считать демократической.

Природа демократии обнажается через ее ключевой признак — осознанный выбор. Если выбора нет, это что угодно, только не демократия. Совершить выбор можно, если выбирающий имеет знания об избираемом объекте. Без знаний выбор невозможен.

Посредством манипулятивных технологий, психологического и физического насилия, человека можно побудить сделать действие, внешне похожее на свободный и осознанный выбор. Но если смотреть не внешнюю сторону, а на суть, он не совершает выбор. Он марионетка, чьи действия не вписываются в понятие «осознанный выбор».

Выходит, человек, не обладающий знаниями, не может совершить выбор? Да, не может. Единственное, чем он может быть. — объектом манипуляции. Чтобы он выбирал, ему нужно дать знания. Нет знаний — нет выбора. Нет выбора — нет демократии.

Но возможно ли всему совершеннолетнему населению страны дать необходимые для осознанного выбора знания? Нет, невозможно. Причин множество. Все их можно разнести на три группы. Первая: не все могут усвоить необходимый объем информации. Вторая: не все захотят тратить силы и время на получение знаний. Третья: часть знаний — государственная тайна, разглашение которой приведет к обрушению системы.

Рассмотрим современные демократические страны: их конституции дают избирательное право всем гражданам, достигшим совершеннолетия. Это подразумевает, что совершеннолетний человек от природы имеет необходимые для выбора знания. На основании этих врожденных знаний система наделянт его правом выбирать власть.

Но мы знаем, у человека нет никаких врожденных знаний. Соответственно, он не может совершить осознанный выбор. Но как же тогда конституция наделяет его таким правом? Может, она имеет в виду, что он имеет право получить эти знания? Это звучит так же, как право летать как птица. Право есть, но летать не получится — крыльев нет.

Под крыльями понимаются приведенные выше причины, по которым все население не может обладать полнотой знаний — люди не хотят, не могут, ключевая информация всегда тайна. К этим непреодолимостям добавляется еще технический момент.

Представьте двух кандидатов во власть. Один выстроил избирательную кампанию с целью дать знания избирателю. Другой сделал упор на соблазнение и манипуляцию — изо всех сил старается понравиться, говорит то, что от него хотят слышать и много обещает. Полагаю, не нужно доказывать, что первый с треском проиграет второму.

Система, именуемая демократией, так устроена, что во власть можно попасть, если ваша выборная кампания устроена по принципу коммерческой рекламы—изначально не намерена никому ничего объяснять. Ее задача — затронуть эмоции и возбудить желание совершить нужное рекламодателю действие. Информировать покупателя, давать ему знания о товаре и услуге — такой цели нет ни у одной рекламы. НИ У ОДНОЙ.

Кандидатов во власть, конкурирующих за голоса избирателей, можно представить в виде кока-колы и пепси-колы, конкурирующих за кошелек покупателей. Принципиальной разницы нет. Те и другие настроены любым путем получить от человека желаемое.

Коммерческие конкуренты хотят, чтобы человек совершил покупку у них, а не у конкурента. Демократические конкуренты хотят, чтобы человек отдал свой голос им, а не конкуренту. Как этого добиться — не важно. Важно добиться.

Если бы реклама кока-колы была построена на информировании о химическом составе продукта, давала полноценные знания, к чему ведет ее употребление, а реклама пепси-колы строилась на образе, как ее весело и беззаботно пить, первая гарантированно проиграла бы второй битву за покупателя. Конкуренция выдавила бы с рынка компанию, не соответствующую правилам игры. А правила просты: не обманешь — не продашь.

Если бы были кандидаты во власть, чьи выборные кампании ориентированы давать знания, они бы не могли конкурировать с теми, кто ориентирован манипулировать массой, а не знания ей давать. На политическом поле остаются только те, кто играет по правилам.

Человеческая масса является крайне благоприятным материалом для манипуляций и крайне неблагоприятным для знаний. Если бы Нобелевскую премию присуждали по демократическому принципу, через горнило всенародных выборов не прошел бы ни один ученый. Прошли бы те, кто умеет обещать, петь и плясать — вот за них бы народ пошел.

Думаете, всенародные выборы, например, по физике невозможны, потому что народ не настолько глуп, чтобы участвовать в том, о чем понятия не имеет? Ошибаетесь. О власти он тоже понятия не имеет, однако это не мешает ему выбирать.

Отсутствие знаний никогда не являлось для людей препятствием иметь мнение по тому, о чем они понятия не имеют. Яркий пример — верующие. Чем они меньше знают, тем сильнее их вера. Так что всенародные выборы физиков-теоретиков — это легко. Достаточно рассказать массе биографию этих физиков, написать лозунги про то, как будут двигать науку, не щадя живота своего, и будьте уверены, народ пойдет голосовать.

Политики прекрасно понимают уровень массы, и потому никогда не ставят цели, превышающей ее масштаб. Народу обещают то, что он хочет слышать. Чтобы знать, что именно обещать, анализируются запросы в интернете, проводятся разные опросы.

Демократические выборы власти — голосование детей летом в детском саду на тему: куда пустить отопительный бюджет — на отопление или на конфеты. Понятно, дети выберут конфеты. Внешне все выглядит свободным волеизъявлением и сознательным выбором. Но по факту это эмоции и манипуляция. Никакого выбора дети не совершают.

Большинство не осведомлено о вопросах, по которым им предлагают сделать выбор. Неосведомленность не порок. Дети тоже не имеют знаний, как функционирует детский сад. Но только детям никто и не предлагает выбрать, куда потратить детсадовский бюджет — на хозяйственные нужды или на игрушки с конфетами. А народу-ребенку система регулярно предлагает выбирать то, к осознанному выбору чего он заведомо не способен.

Если судить не по размеру тела, а по уровню целей, народ суть ребенок. Его горизонт и масштаб мышления детские. Руссо писал, если бы народ состоял из богов, демократия была бы идеальным способом правления. Но столь совершенное правление не годится для людей. Кроме того, либеральная система в своей основе содержит гигантский конфликт. Не важно, какая партия победит на выборах, колы или пепси. Важно, что во власти всегда будет человек, против которого по факту голосовала огромная часть общества.

Тут либеральная демократия входит сама с собой в противоречие. Даже будь все идеально, и приведенных выше проблем не было, все равно демократия была бы не властью народа, а властью части народа. Причем, всегда сомнительной властью.

Сомнительность в том, что природа системы такова, что кандидаты в борьбе за власть не могут выдвигать никаких идей, кроме «понизить налоги, повысить зарплаты». И если ни у кого никакой идеи нет, спрашивается, с какой целью люди стремятся попасть во власть? Ради чего тратят свое время и деньги? Уж точно не ради идеи (по причине ее отсутствия).

Учитывая стремление жизни к своему благу, человек идет во власть, которая в идейном вакууме всегда сводится к заведованию хозяйством, не потому, что ему так роль завхоза нравится, а исключительно в личных целях. Другим просто неоткуда взяться.

И если у всех кандидатов во власть такая цель, чем же руководствуются избиратели? Надеждой на то, что новые избранники украдут меньше предыдущих. Полагать, что новые избранники не будут воровать — до такой наивности даже бородатые дети не опускаются.

Система имеет некоторое сходство с королевской моделью. При монархии власть короля становится легитимной после совершения священного ритуала — коронования. До ритуала король не считается легитимным правителем. При демократии власть получает легитимность через ритуал «всенародные выборы». Провести ритуал может тот, у кого есть доступ к инструментам манипуляции массы.

Вчера путь во власть лежал через «кто кого перестреляет». Сегодня лежит через «кто кого переобещает». Как вчера зазывалы на ярмарках манипулировали народом, зазывая его покупать то, что ему не нужно, так сегодня политики манипулируют массой, побуждая ее высказывать мнение относительно вопросов, о которых она ничего не знает. Люди думают, что они выбирают конфету, но реально всегда выбирают фантик.

«Толпа — баранье стадо. Куда козел, туда и она. Куда хочешь повернешь. А вот на Сухаревке попробуй! Мужику в одиночку втолкуй, какому-нибудь коблу лесному, а еще труднее — кулугуру степному, да заставь его в лавку зайти, да уговори его ненужное купить. Это, брат, не с толпой под Девичьим, а в сто раз потруднее! А у меня за тридцать лет на Сухаревке никто мимо лавки не прошел. А ты — толпа. Толпу… зимой купаться уговорю! » (Гиляровский, «Москва и Москвичи»).

Социуму чужда природа либерально-демократической системы. На это указывают опросы в демократических странах. В России и на Западе право выбора не попадает в первую десятку ценностей. Во вторую с трудом попадает в некоторых странах.

Подавляющее большинство населения прямо и косвенно говорит, что нам не нужно право выбора, не нужны свобода слова, политические права и прочие абстракции. Нам нужна безопасная, стабильная, сытая жизнь. Нужны работа, тепло, еда и набор простых удовольствий. Все, больше ничего не нужно, оставьте нас в покое.

Не оставляют… Гонят и гонят на выборы бедных «детей» с помощью изощренных технологий. Но зачем? Какой смысл в систематических шоу, именуемых «всенародные выборы»? Они же стоят огромных денег, отнимают массу времени и сил. Зачем все это?

Затем, что без них возникает большой вопрос: на каком основании власть у этой группы людей, а не у другой? Или, например, не у нас? Отсутствие ответа на этот вопрос делает систему нестабильной. Возникает почва для гражданской войны. Шоу позволяет утверждать, что власть у тех, а не у других, потому что народ выбрал тех. Народу этого объяснения вполне достаточно. Единственное, чего он не может понять, как получается, что сколько бы он ни выбирал, в целом ничего не меняется… Голосуй, не голосуй…

Система, именуемая демократической, имеет природу диктатуры. От классической диктатуры ее отличает ряд особенностей. В роли диктатора выступает узкий круг лиц. Их не видно, они не зависят от результатов выборов, но ключевые решения определяют они.

На поверхности разыгрывается спектакль, призванный скрыть положение дел. О качестве спектакля говорит тот факт, что даже неглупые люди принимают шоу за чистую монету. Например, Ницше писал: «Давно уже дано им право, этим маленьким людям, — так что дана им, наконец, и власть — теперь учат они: “Хорошо только то, что маленькие люди называют хорошим”». И это при том, что маленьких людей на пушечный выстрел не подпускают к процессу формирования власти. Их удел — шоу и массовка.

Но не все заблуждаются относительно истинного положения дел. Например, Токвиль писал: «При современных демократиях центр принятия решений смещается от политических партий и органов государственной власти к финансовым центрам».

* * *

Из приведенного анализа следует, что система, именуемая демократической, не имеет никакого отношения к демократической теории. Ни в одной стране нет той демократии, о которой пишут в западных и русских учебниках по политологии и социологии. Система густо обвешанаблаголепными словами про свободу и права, но это всего лишь ширма. Если заглянуть за демократический фасад, открывается реальность, далекая от демократии.

Как ни крути, а реализация либерально-демократической теории невозможна. То, что называется демократией, есть система, далекая от озвученных принципов. В ее основе нет выборов. Ее фундамент —системообразующие силы, выведенные из-под выборов.

Если в поиске ответа на вопрос, как использовать энергиюсистемы, я буду понимать ее либеральной и демократической, то приду к неверным выводам. Чтобы прийти к верным выводам, нужно опираться не на то, как предлагает себя понимать система, а на реальность.

Нерв

До демократии главным был доступ к физической силе, все остальное следствие. При демократии главным становится доступ к инструментам манипуляции сознанием — к СМИ. Все остальное следствие. Система сохраняет стабильность, пока власть сохраняет монополию на доступ к сознанию массы, на интерпретацию событий и смыслов, на политическую повестку дня. Достигается это через абсолютный контроль СМИ. Какими методами достигается контроль, грубыми, как в диктатурах, или тонкими, как в западных демократиях, — глубоко вторично. Первично, что без такого контроля система рухнет.

Существующая форма государства возникла под условия прошлой эпохи. Сегодня мир заходит в новую эпоху — информационную. Монополия становится невозможна, что рушит устоявшийся порядок вещей. Глобальные перемены неизбежны.

Современное государство подобно дому, выстроенному под тропический климат. Но вот наступает ледниковый период. Понятно, что в тропическом бунгало скоро будет невозможно жить. И как бы ни держались за него старожилы, перестройка неизбежна.

Эти и другие обстоятельства — сопутствующие. Нервом ситуации является то, что де-юре власть выбирается, а де-факто власть выведена из-под выборов. Выборы сведены к ритуалу. Формирование реальной власти не имеет отношения к выборам.

Что это означает для нас, покажу на примере типичной ситуации в бизнесе, когда де-факто зданием или другим активом владеет один человек, а де-юре все оформлено на подставное лицо. Все знают, кто настоящий владелец, а кто Фунт, на которого записаны активы. Разговоры ведут с реальным владельцем, а не лицом, чья фамилия в документах.

Такое положение вещей сохраняется, пока ситуация стабильная. Но как только она изменится, разговор перейдет в юридическую сферу. Все решения будут принимать исходя из того, что написано на бумаге. А там написано, что владельцем является человек с такой-то фамилией. Что он подставное лицо, про это ничего в документах не сказано.

И вот теперь представьте, что подставное лицо умерло. Далее ситуация развивается по закону, а не по подковерным договоренностям. По закону право на активы переходит к наследникам умершеголица. Юристы родственников этого лица с реальным владельцем актива даже разговаривать не будут. Нет предмета для разговора.

Аналогично и с демократией: ее теоретическая и практическая части не совпадают. По бумагам народ — источник власти. Реально народ выполняет функцию подставной фигуры. СМИ рассказывают народу, что он не дурак, и может выбрать хоть нобелевского лауреата, хоть командира армии, хоть руководителя страны. Народ наслушается, какой он крутой, и идет «выбирать власть». Но к реальной власти его «выбор» не имеет отношения.

Если в США выберут президентом не Смита, а Джона, ничего не изменится. Властью они будут для массы. Реальная власть будет в руках институтов, представленных кланами. Никакие выборы и никакой президент не могут поколебать их положение.

Ситуация стабильна, пока общество в идейной прострации, нет единой цели, каждый идет в свою сторону. Но все меняется, если в обществе появляется идея с потенциалом охватить социум. Она транслируется сначала на интеллектуальную элиту. Вторым этапом охватываются широкие массы. Общество начинает структурироваться.

До появления идеи социум был кашеобразной толпой, у которой по природе нет иных целей, кроме хлеба и зрелищ. Такой толпой удобно оперировать, выдавая спектакль за реальность. Одна ее часть всегда голосовала за партию колы, вторая за партию пепси. И вот появилась идея, структурировавшая толпу. Теперь это не толпа, где люди как тараканы, каждый в свою сторону бежит, а поток переселенцев, четко знающих свою цель. СМИ оказываются беспомощны сбить ее с курса и увлечь прошлым спектаклем.

Современный мир похож на Европу периода эпохи Просвещения, когда старые идеи рухнули, а новые еще не обозначились. Появившаяся в тот период идея гуманизма начала собирать вокруг себя рассыпавшийся социум и скоро стала решающей силой.

Сегодня мир в еще большем вакууме, чем в период крушения религии. Плюс средства коммуникации на совершенно фантастическом уровне относительно прошлого. Идея в этих условиях с еще большей скоростью соберет разобщенный социум в единое целое.

Социум как плющ: он тянется вверх, когда ему есть вокруг чего обвиваться. Когда обхватывать нечего, он стелется по земле. Сегодня нет идеи, и потому он расползается в потреблении. Завтра идея появится, и социум изменит тренд и структуру развития.

Вопрос времени, когда число сторонников достигнет объема, определяющего результаты выборов. Народ, который сейчас формально источник власти, как подставное лицо в бизнесе, в идейной ситуации превращается в реальный источник власти.

Сегодня выбранный массой правитель никто. У него нет глобальной цели. За ним нет команды (если не называть командой разношерстную толпу, ищущую теплого места. денег и тщеславия). В такой ситуации он полностью во власти сил, стоящих за кулисами.

Но складывается совершенно другая ситуация, когда роль избирателя играет идейная масса, а кандидат во власть имеет глобальную цель. За спиной такого правителя идейное сообщество. Он может иметь инициативы, о которых обычный демократический президент не смел даже мыслить. Стоящие за кулисами силы стремительно теряют свое положение, как на предприятии, чьи активы записаны на подставное лицо, которое умерло. Вчерашние вершители судеб превращаются в тоже самое, во что превратились царские министры и старые дома после революции—система теряет устойчивость, и они становятся никем.

Но главное в этой ситуации не то, что кукольное противостояние партии кока-колы и партии пепси-колы сменит противостояние партии бессмертия и «партии» потребления. Главное, что институту, представляющему идею, нет нужды запрягаться в политическую и хозяйственную текучку, как это в пике своего могущества был вынужден сделать Папа.

Текущими делами, обеспечивающими жизнедеятельность системы, пусть занимаются те, кто сегодня этим занят. Идейный институт не будет оспаривать у них право заведовать хозяйством. Он будет заниматься своим делом — генерацией и управлением ценностями. Это значит, что государство не уловит его в свои сети, как улавливало всех идейных борцов.

Чтобы нарисовался образ конструкции, какую можно создать в демократической реальности, если внести туда идею, представьте католический мир периода максимального могущества Ватикана — с X по XIII век. Вообразите, что в том мире не монархическая, а либерально-демократическая модель. Постоянная власть невозможна. Законной является только временная власть. Стать королем может любой через всенародное голосование и на малое время. По праву рождения или силой власть получить невозможно.

Кто хочет временно посидеть на троне королем, должен сначала зарегистрироваться кандидатом. Потом организовать избирательную компанию и победить других кандидатов на трон. В случае успеха он получит корону на срок, установленный законом. Потом снова выборы, и сиделец на троне снова должен в них победить. По истечении двух сроков король уступает трон другому победителю, который также уйдет, максимум через два срока. А может, и через один, если проиграет вторые выборы. Помимо этого, его в любой момент могут подвергнуть импичменту (обвинению в ненадлежащем исполнении обязанностей) и лишить власти. В плохом варианте для него все может кончиться даже судом.

Когда постоянная власть Папы уравновешивалась постоянной властью Короля, даже тогда статус Папы был чрезвычайно высок. Как показатель, он не здоровался с королями за руку. Чести много. Он в знак приветствия туфлю им давал целовать. А когда осерчал на германского императора, поставил его в положение, выйти из которого бедняга мог через крайнее унижение — в рубище трое суток стоял в Каноссе, вымаливая у Папы прощения.

Легко представить, какое положение занимал бы Папа в католическом мире, если бы короли там менялись с демократической скоростью, а Папа был не просто независимый от выборов, но и результаты выборов зависели бы от его слова. Шутка ли, Папа представитель Бога на земле, высший авторитет в глазах добрых католиков. А президент кто? Наемный директор, которого хозяин в любое время сменит. Папа, свободный от текучки, связанной с удержанием власти, управляющий ценностями и задающий стратегическое направление, на фоне короля, зависимой фигуры, в любой момент отрезаемой от ресурсов, был бы как Бог. Католический мир вытянулся бы в пирамиду, на вершине которой стоял Папа.

Сегодня такая модель имеет место в Иране. Там верующее исламское население. Там победу на выборах определяют не усилия специалистов по манипуляции массовым сознанием, а мнение духовных лидеров. Кого лидеры ислама назовут достойным власти, за того добрые мусульмане и проголосуют. Кого они не одобрят, у того не то что шансов нет победить на выборах, нет шанса даже зарегистрироваться на них в качестве кандидата.

По закону высшая власть — временный президент. По факту — постоянные аятоллы. Как показатель, они могут выписать нерадивому президенту палок. Да-да, такое наказание официально предусмотрено для него, если он против ислама и его лидеров что-то не так скажет. А оценивать его высказывания будут, как вы догадываетесь, духовные лидеры.

Держа в голове мысль, что идейное население в условиях либеральной демократии высшей властью становится Институт, носителя идеи, вообразим единое либерально-демократическое мега-государство, расползшееся на всю планету и вобравшее в себя все страны. По конституции этого мирового государства власть может быть только временная. Правители меняют друг друга, как на конвейере. Одно только покушение на постоянную власть в этом славном обществе считается тягчайшим преступлением против человечества.

Также представим, что социально-политическая архитектура выстроена так, что временный правитель ни при каких условиях не может стать постоянным. Государственные институты отталкивают друг друга, как одинаково заряженные частицы, что исключает их слияние в доминирующую силу. Все следят друг за другом, чтобы никто не получил власти сверх меры. Вечный конфликт интересов создает сдержки и противовесы, уравновешивая ключевые узлы. Закон в таких условиях нельзя технически нарушить. Система становится устойчивой, абсолютно независимой от воли отдельной личности.

Выборная система выстроена таким образом, что регистрация кандидатов проходит без участия человека. Все голосуют по интернету цифровой валютой — перечисляют за кандидата одну копейку (или миллионную часть копейки, не важно). Важно, что именной платеж, ваш голос, невозможно подделать. Вся история платежей сохраняется. Отправляется платеж одним кликом с любого устройства, никуда ходить не нужно. Если система полностью прозрачна, она непроницаема для злоупотреблений. Злоупотребления в виде приписок и прочих нарушений в принципе невозможны. Человеческий фактор исключен. Административный ресурс минимизирован. Демократии на 100 % реализована.

Последний штрих к идиллии — критическая часть населения является сторонниками идеи преодоления смерти. Они так же преданы идее, как в средневековой Европе население было предано христианству. Нужно ли доказывать, что при таких условиях власть может получить на время только тот, кто заведомо согласен с приоритетом идеи?

Любая система порождает соответствующие элиты, в том числе и демократическая. Разница только в характеристике элит. Если общество безыдейное, в роли элиты полит-экономические кланы. Если общество идейное, элиту представляют носители идеи.

Если критическая часть населения признает приоритетной идею преодоления смерти, и если сохраняется демократическая система, институту-носителю идеи будет так же все равно, кто победит на выборах, как все равно иранским аятоллам или американским кланам. Временная власть гарантирует доминирующее положение постоянному институту.

Соцсеть

Перенесем картину на нашу действительность. Мы живем в безыдейном социуме. У думающих людей есть запрос на смысл жизни, потребность в ответах на большие вопросы: «Что есть мир? », «Что из этого следует? », «Что есть Я? », «Что будет после смерти? », «Каков ответ на вызов смерти? ». Но ни в одной развитой стране нет института, дающего официальные ответы на онтологические вопросы. Все вопросы зависли в воздухе.

США не имеет официального ответа ни на один вопрос. Евросоюз, Китай, Япония и прочие передовые страны тоже не имеют таких ответов. Если кто думает, что у России есть, тому следует знать, что у нее есть православные реверансы, но никак не ответы. У Церкви есть такие ответы (опускаю их качество, упор только на наличие), но никак не у России.

Скажу более, России запрещено иметь такие ответы. Утверждение выглядит странно, но вспомним, что идеология есть набор идей и ценностей, ответы на большие вопросы. Держа это в голове, открываемКонституциюРоссии и видим: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (ст. 13, п. 2). как ни крути, а запрет на идеологию есть запрет иметь ответы на базовые вопросы.

Еще ради объективности скажу, что Конституция в ст. 2 заявляет высшей ценностью права и свободы, и повторяет идеологиюлиберализма. Получается, один и тот же документ в одной статье предписывает иметь идеологию, а в другой запрещает это делать. Ситуация с Конституцией показывает, какая каша в головах власти.

Единственные, у кого есть ответы на глобальные вопросы, — страны Третьего Мира, где религия встроена в государство. Но и там не все гладко… Религиозные ответыдавно и по всем статьям не соответствуют уровню развития современного общества. Если смотреть не на слова, а на дела, религии в развивающихся странах выполняют не роль путеводной звезды, задающей направление социуму, а роль инструмента управления социумом.

Свято место пусто. Общество подобно насыщенному блуждающими молекулами раствору. Молекулы не организованы, но демонстрируют поисковую активность. Если в такой раствор опустить крупинку, вокруг нее сразу же начнется кристаллизация.

Аналогичная реакция пойдет в социуме, погруженным в идейном вакууме. Если туда опустить мировоззренческую идею, соответствующую современному уровню развития, и из нее будут вытекать ответы на глобальные вопросы, вокруг нее начнется кристаллизация.

В условиях глобальной коммуникации люди начнут структурироваться вокруг идеи не в традиционную форму — не в государство и партию, не в религиозную и общественную организацию, а в принципиально иную конструкцию, вынесеннуюза рамки материи.

Для визуализации образа представим: две тысячи лет назад древнеримская империя была погружена в идейный вакуум, как современный мир. Плюс к этому представим, что она имела либерально-демократическое устройство, компьютер, интернет и соцсети. И вот в такой империи возникает христианство. Оно говорит, что есть мир и дает ответы на все глобальные вопросы, единую цель и смысл жизни — преодолеть смерть и получить рай.

При глобальной коммуникации проповедь будет идти не на городских площадях и пригородных пустырях, а в интернете. Появляющиеся у христианства сторонники будут сначала распылены по всему интернету. Когда они достигнут первой критического размера, начнут возникать группы, посвященные новому учению. Люди начнут производить контент и продвигать его. Это еще ускорит процесс возникновения единомышленников. Когда число сторонников достигнет второгокритического размера, они соберутся в тематическую идейную соцсеть. Это снова ускорит процесс. Однажды число сторонников достигнет третьего критического размера: тематическая идейной соцсетьстанет глобальной.

Авторитарнаянеразвитая древнеримскаяимперия имела религиозные ответы на все вопросы. Сторонники христианствав этих условиях оформились в инженерную модель, известную как Церковь— бюрократический иерархичный институт-министерство. Но если бы древнеримская империя былабезыдейной демократической и компьютеризированной, сторонники учения оформились бы в глобальную идейную соцсеть типа Фейсбук.

Социальные Сети — такая же небиологическая форма жизни, как Государство или Религия, Язык или Наука. Всякая жизнь стремиться к своему благу. На первом этапе благо всякой жизни одно — выжить. Новорожденные соцсети были похожи на государство. Чем больше контролируемаягосударствомтерритория, тем больше оно собирает с нееналогов и природных ресурсов. Чем больше активов, соответственно, тем больше шансов выжить.

Аналогично и соцсети: чем больше они вовлекут в себя клиентов, тем выше прибыль, и тем больше шансов выжить. Они расширяются, как пятна на карте. Чтобы представить процесс, вообразите планету в виде контурной карты. На ней появляются разноцветные точки. Они увеличиваются в объеме, расползаясь во все стороны. Так продолжается, пока они не упрутся друг в друга. Полное покрытие завершает первый этап эволюции соцсетей.

На втором этапе эволюции, когда соцсети уперлись друг в друга и безграничная экспансия закончилась, соцсети уподобились государствам, охватившим всю планету. Если на первом этапе двигателем развития было обретение новых территорий, то на втором этапе двигателем становится удержание имеющихся территорий от претензий соседей.

На этом этапе государства непрерывно воюют друг с другом за место под солнцем. Аналогично и соцсети непрерывно ведут друг с другом войны за посетителя. Они так же нападают друг на друга, стремясь перетащить на свою площадку клиентов. Как война государств за территорию стимулировала технический прогресс, кто не шел в ногу с ним, того стирали с политической карты, так стимулирует прогресс и война соцсетей за клиента. Все мы видим, как старые услуги совершенствуются или отмирают, и предлагаются новые.

Развитие соцсетей повторяет развитие автомобильной промышленности. Сначала все заводы отличались друг от друга качеством. Например, Кадиллак показывал рекламный трюк: разбирались три автомобиля на запчасти, и все детали смешивались в одну кучу. Из нее потом наугад доставали детали и снова собирали три автомобиля. А вот Форд не мог проделать такого со своими автомобилями. Он держался на рынке за счет низкой цены.

Эволюция стерла техническую разницу. Как заявил один авторитетный журнал в 2016 году, обозревающий рынок авто, плохих машин нет. Автомобили отличаются брендами, дизайном, комплектацией и прочее, но только не техническим качеством.

Дешевые автомобили не имеют некоторых опций не потому что компания не может их сделать, а потому что производитель не находит в этом коммерческого смысла. Сейчас нет вопроса, как сделать хороший автомобиль. Есть вопрос, как продать его.

Такой же путь проделали социальные сети, только значительно быстрее. Вчера они отличались техническим уровнем. Что могла сделать одна сеть, не могла другая. Сегодня таких проблем нет. Точнее, есть, но стремительно исчезаютпод лозунгом: все для клиента.

Все стремятся обеспечить клиента всем, чтобы ему не нужно было выходить с одной площадки на другую для поиска чего-то или общения с кем-то. Поисковики обретают функции для общения или просмотра контента, а соцсети обретают функции поисковиков.

Инженерные вопросы по созданию таких сетей давно исчезли. Нет никаких проблем создать техническую копию любой глобальной соцсети. Вот вообще никаких проблем. Единственная проблема сегодня не создать соцсеть, а наполнить ее посетителями.

На заре становления IT-сферы эту задачу решали за счет оригинальных идей. Сейчас такой надежды нет. Любую новую оригинальную идею гиганты покупают или копируют. Качество реализации идеи у гигантов будет несравненно выше, чем у ее изобретателя.

Глобальные соцсети на пике развития уперлись друг в друга и больше не растут. Некуда. Каждая соцсеть испытывает давление со стороны конкурентов. Сопротивляясь, она повышает внутреннее давление. Мировая система дрожит от напряжения.

Давление постоянно повышается, но рост напряжения не может остановиться. Это не может длиться бесконечно. Прогнозируется фазовый переход. Единственное направление перехода — от развития вширь к развитию вверх, из плоскости в объем. Как с войной, когда сражение из плоскости (в поле) вышло в объем — под воду, в воздух, в космос.

Научно-технический прогресс перевел вчерашний способ ведения войны на новую ступень — из плоскости в объем. Но он не может поднять соцсети на следующую ступень. И коммерческаямотивация тоже не может. Какие бы фантастические технологии и сервис ни появились у одной компании, завтра они появятся у всех. Техническое развитие будет наращивать качество соцсетей, что будет лишь увеличивать напряжение всей системы.

Вчера соцсети были гусеницей. Сегодня они подобны куколкегусеницыв последней стадии — вот-вот лопнут от внутреннего напряжения. Чтобы куколка стала бабочкой, чтобыэволюция соцсетей вышла на следующую ступень, нужна мировоззренческая идея.

Глядя с этой позиций на совокупность ситуаций и деталей, мир — это великолепная подарочная коробка, драгоценный футляр из идейного вакуума, либеральной демократии и научно-технического прогресса. Она изготовлена под бриллиант невероятной ценности— мировоззренческую идею. Коробка пуста и распахнутав ожидании своего сокровища.

Сегодня много глобальных коммерческих соцсетей, но нет ни одной глобальной идейной соцсети, так как нет мировоззренческой идеи, пропорциональной уровню развития социума. Помимо ранее перечисляемых показателей такой идеи (из нее выводится главная цель и смысл жизни, понятия добра и зла и прочее), она обладает еще одним качеством, идеально коррелирующимся с темой социальных сетей: потенциалом удержать на себе все человечество — все 7, 5 миллиардов человек, живущих на сегодняшний день на планете.

Не глобальная идея, не важно, научная или развлекательная, гастрономическая илибытовая, не сможет удержать на себе миллиарды. Идея кататься на мотоцикле или болеть за футбол, идея экологии или равноправия женщин могут привлечь и удерживать большие массы людей. Но даже в теории не мыслится, что они могут привлечь все человечество.

Идея преодоления смерти по факту не мировоззренческая, потому что не выведена из охвата Целого. Но по масштабу она мировоззренческая. Пока выше нее ничего помыслить нельзя. Любая другая идея на ее фоне мельче уже потому, что для достижения любой идеи нужно быть в наличии. Жизнь — основа всех целей, смыслов и достижений. И так как все люди смертны, идея преодоления смерти способна удержать на себе все человечество.

Религиясуть соцсеть прошлой эпохи. Религия было много, и человечество никогда не было объединено в единую конструкцию. Сегодня мир погружен в глобальный идейный вакуум. Следовательно, если в него опустить идею, возникнет глобальная идейная соцсеть. Это будет новая сущность, которой сегодня нет —надгосударственная сила, которую я назвал Виртуальным Государством. Оно повиснет над планетой в виде превосходящей силы в той же мере, в какой в свое время над католическими государствами висел Ватикан.

Историю материального бытия можно представить взлетной полосой на авианосце. Вначале она ровная, а в конце приподнята под углом, чтобы самолету оторваться от палубы. Началась история в момент возникновения материального мира. Сначала это была мертвая материя, которая эволюционировала около десяти миллиардов лет — катилась по взлетной полосе. Четыре миллиарда лет назад возникла жизнь — скорость растет. Момент рождения разумной жизни— материальное бытие выходит на финишную прямую — на подъем в конце взлетной полосы. Он тоже разбит на отрезки: пещерный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический. Последний отрезок— общество потребления. На самом кончике — информационная эпоха. И как самолет, достигший конца полосы, отрывается от палубы и взлетает в небо, так мир материи в новой эпохе перейдет на следующий уровень бытия — в мир не материи. И поднимет его туда Виртуальное Государство.

Автономия

Чтобы Виртуальное Государство доминировало над миром, ему нужно обладать тремя качествами. Во-первых, оно должно быть принципиально неразрушимо, как интернет или математика. Эти сущности можно уничтожить только вместе с цивилизацией.

Во-вторых, оно должно быть непроницаемо. Показатель непроницаемости: людина территории Виртуального Государства свободны от действия законов других государств. На них распространяются только законы территории, на которой они находятся.

В-третьих, Виртуальное Государство должно быть экономически самостоятельным и содержать само себя. Социальный организм, лежащий под спонсорской капельницей, в силу порядка вещей является инструментом в руках того, кто его подпитывает. Как говорил Наполеон, дающая рука выше получающей руки.

Кратко и по порядку о технической реализации заявленных параметров. Начинаю спринципиальной неразрушимости. Чтобы увидеть, как можно сделать соцсеть неуязвимой, я спрашиваю, почему все глобальные коммерческие соцсети уязвимы? Корень уязвимости —коммерческая природа. У всякой глобальной коммерческой соцсети есть владельцы и акционеры. Достаточно контролировать лиц, владеющих контрольным пакетом, чтобы вся сеть была под контролем. Именно это мы наблюдаем в отношении всех интернет-гигантов. Они на 100% контролируются государствами, на территории которых находятся.

Глобальные сети зависят от государства, потому что централизованы. Если бы сеть не имела центра и быларассредоточена по миллионам компьютеров в разных странах, как платежная система «Биткойн», ее невозможно было бы контролировать, как невозможно контролировать упомянутую платежную систему. Но коммерческая децентрализованная сеть невозможно, потому что с нее никому невозможно собрать прибыль. Зарабатывать на ней и пользовать ее услугами могут все, а владеть ею и собирать с нее прибыль — никто.

Идейная глобальная соцсеть не завязана на прибыль. Следовательно, она может бытьна децентрализованном принципе. Виртуальное Государство на таком принципе будет в той же степени неуничтожимо, в какой живучи наука, интернет или криптовалюты.

Второе качество — непроницаемость. Под этим разумеется невозможность власти контролировать своих граждан, находящихся на нашей площадке. Если у государства нет шанса узнать, на какие сайты заходили его граждане и что там делали, — все посетители Виртуального Государства оказываются так же свободны от своих властей, как сейчас они свободны в своих мечтах, фантазиях и снах.

Достигается закрытость двумя путями. Первый путь технический, система типа ТОР (The Onion Router). Программа создана по заказу правительства и поддерживается за счет бюджета. По официальной версии это вклад США в дело борьбы за свободу слова и право на личную жизнь в странах с интернет-цензурой и антидемократическими законами. Реальная цель создания ТОР — способствовать экспорту цветных революций в закрытые страны. Она позволяет людям коммуницировать и оставаться невидимыми для властей.

Система ТОР — высокотехнологичный эволюционирующий продукт переднего края науки. Сохраняется он на этом уровне за счет постоянного соревнования между двумя независимыми командами, где одна ищет уязвимые места программы, а вторая ищет способ защититься от атак первой. Финансирует обе команды оборонный бюджет США.

Похоже, цель ТОР по-честному скрыть маршрут путешествий по интернету. Его коды выложены в открытом доступе, чтобы каждый мог убедиться в отсутствии подвохов. Независимые специалисты утверждают, что никаких подвохов не обнаружено.

Просится на язык, что факт не обнаружения не означает, что подвохов нет. Но кто в теме, тот знает, что технически невозможно создать систему с сюрпризом, потом открыть к ней доступ, и во всем мире никто не увидит скрытый камуфлет. Это просто нереально.

Помимо ТОР активно разрабатываются иные версии, затрудняющие и исключающие контроль над интернетом. Например, ProtonMail предоставляет услуги защищенной почты. Фишка в том, что сейчас ваша информация шифруется на сервере. Компании по первому требованию спецслужб передают ключ шифрования, и они свободно читают всех клиентов. ProtonMail исключает это — информация шифруется на вашем компьютере, и ключ у вас. Как сказал один из основателей этого сервиса: «Если кто-то придет к нам с просьбой предоставить доступ к почте конкретного пользователя, все, что мы сможем ему сказать — у нас есть зашифрованные данные. Но, к сожалению, у нас нет ключа».

Государство в лице своих спецслужб из соображений собственной безопасности обязано контролировать гигантов интернет-индустрии и IT-сферы. Да что там гигантов, любой блогер, чья аудитория заметна, гарантированно оказывается под колпаком. Ничего личного, просто государство обязано знать, насколько для него опасна вещаемая этим блогером информация. Если его темы уровня котиков и кулинарных рецептов — нет проблем. Но если он касается информации, потенциально способной нарушить безопасность государства, власти на это не могут не реагировать. А люди не хотят, чтобы к их личным данным имел кто-то доступ, кроме них самих. Налицо конфликт интересов.

Исторический опыт указывает: на глобальном уровне в противостоянии свободных мозгов и мозгов, привлеченных государством, побеждает свободный интеллект. Самая яркая история на эту тему — история победы партии Галилея над партией Церкви.

Нет сомнений, жажда свободы, частная инициатива и глобальные коммуникации в перспективе гарантируют уход виртуального мира из-под контроля старого государства. Как в свое время научная мысль ушла из-под власти религии, так теперь виртуальный мир ускользнет от контроля традиционного государства.

Виртуальную реальность может порождать не только компьютер, но и сам человек. Сон — тоже виртуальный мир. Развитие в этом направлении породит интернет третьего тысячелетия. Принцип его работы будет так же отличаться от сегодняшнего интернета, как принцип паровоза от компьютера. Метафора нового интернета — коллективный сон человечества, куда каждый может проникнуть и коммуницировать с другими спящимикак в соцсетях. К сожалению, на эту тему крайне мало информации. Отдельные энтузиасты утверждают, что им удавалось коммуницировать в состоянии осознанного сновидения с другими людьми, участвовавшими в эксперименте, но все на уровне самодеятельности.

Коллективная коммуникация через выход в иное бытие— это интернет третьего тысячелетия. Его контроль со стороны государства невозможен. С тем же успехом можно пытаться контролировать сны. Какой силой станет Виртуальное Государство на такой основе — тут даже словотрудно подобрать. В истории нет аналогов чего-то подобного.

Тема выхода в иное бытие для подавляющего большинства современников звучит запредельно. Они не знают про это ничего и знать не хотят. Однако это не мешает людям определить тему пустой фантазией и на этом основании отторгнуть. Увы, такова природа человека. По этому поводу можно возмущаться, но с таким же успехом можно возмущаться, что дерево непрочный материал. Общество всю историю отвергает все, что слишком непривычно. Новое оно признает только в рамках старого (апгрейд). И потому, чтобы не провоцировать людей, дальше будут говорить только с позиций того, что привычно и уже есть: имеющиеся на данный момент технологии позволяют создать децентрализованную идейную соцсеть—Виртуальное Государство.

Чтобы увидеть разницумежду глобальной коммерческой и идейной соцсетью, посмотрите на воздух в помещении вокруг себя — он стоит. Вы не чувствуете никакого ветерка. И это при том, что каждая молекула движется со сверхзвуковой скоростью — 1500-2000 км/час. Но так как они хаотично сталкиваются друг с другом, воздух неподвижен.

А теперь представьте, хаотичное движение молекул сменилось целенаправленным, все они устремились в одну сторону. Чтобы визуализировать, что случится, держите в уме, что шкала Бофорта, определяющая силу ветра, заканчивается на значении «больше 117 км/час». Максимальная скорость ветра за всю историю наблюдений — 512 км/час. При такой скорости ветер поднимает в воздух, как пушинку, тяжелые грузовики и локомотивы с железнодорожными вагонами, разрушает фундаментальные здания. Если все молекулы полетят в одну сторону, скорость ветра будет сильнее максимальной в три-четыре раза.

Такой ветер появится на планете Земля, если она остановит вращение вокруг своей оси, и будет как на Луне — на одной стороне всегда очень холодно, на другой слишком жарко. Разница температур создаст постоянный ветер сверхзвуковой скорости. Никакая известная нам форма жизни в таких условиях будет невозможна

Если все молекулы, составляющие воздух помещения, где вы сейчас находитесь, двинутся в одну сторону, возникнет ветер, дующий со скоростью, минимум, 1500 км/час. Такой поток снесет все на своем пути. Кирпичную стену вынесет как пушинку.

Гигантская сила возникнет не оттого, что молекулы стали другими, или выросла их скорость движения. Все молекулы останутся точно такими же, их скорость не изменится. Изменилось только направление. Они перестали биться друг о друга и устремились одним курсом. Благодаря следованию одним курсом они превратились во всесокрушающую силу.

Так же и люди: пока они собраны в коммерческую соцсеть, каждый преследует свою развлекательную, познавательную или рациональную цель. Никому нет дела друг до друга. Они не представляют никакой силы — воздух стоит. Но если этих же людей в соцсеть соберетидея, они двинутся к единой цели и станут непреодолимой силой. «А если в партию сгрудились малые сдайся враг замри и ляг» (Маяковский поэма «Владимир Ильич Ленин»)

Идейная глобальная соцсеть будет похожа на корабль, плывущий в конкретный пункт. Собравшиеся там люди так же общаются друг с другом и любуются морскими пейзажами, а фирмы предлагают им услуги. Но пассажиров этого корабля появляются такие качества, каких не может быть у людей без цели. Бесцельным людям все равно, куда плывет корабль. Люди с целью обретает непреодолимую целеустремленность. Если течения, ветры и форс-мажоры сбивают их с направления, онимогут сдвинуть горы, чтобы вернуться на курс. За деньги человек никогда не выдаст максимум. Такую энергиювысвобождает только идея.

Чтобы показать природу третьего качества, экономическойавтономии, начну с закона социальной гравитации. Социальная масса имеет гравитационные характеристики, схожие с материальнымии такими же неумолимыми. По закону всемирного тяготения не имеет значения, из чего состоит тело — из золота или говна. Имеет значение только масса. Чем она больше, тем сильнее гравитация и притяжение к себе всего, что имеет ненулевой вес.

По закону социального притяжения не имеет значения, вокруг чего собрались люди и какие это люди. Имеет значение только число. Чем их больше, тем сильнее социальная и финансовая гравитация, тем сильнее притягиваются Люди и Деньги.

Притяжение людей видно на бытовом уровне. Если какое-то событие собрало людей на площади группу людей, вокруг группы возникает гравитация. Она будут притягивать идущих мимо прохожих, увеличиваясь в размере. Размер и прочность выросшей массы будут равны явлению, вокруг которого она собралась.

Притяжение денег хорошо иллюстрирует орден францисканцев. Христиане собрались нищенствовать во славу божью. Когда возникла критическая масса, она начала притягивать финансы вопреки воле собравшихся людей. В итоге нищенствующий орден превратился в одну из богатейших организаций мира. Большая масса всегда монетизируется.

Итак, простое множество собранных вместелюдей имеет огромную силутолько из-за своего размера. Глобальные соцсети —огромный экономический и политическийактив. А теперь представьте уровень актива соцсети, образованной не случайными людьми, как это имеет место на коммерческих площадках, а объединенные идеей.

Финансовая самостоятельность всякой идейной организации является следствием продвижения идеи. Это главное. Нет продвижения идеи, нет ничего. Есть продвижение идеи, есть сторонники и ресурсы. Церковьпродвигала христианскую идею на социум, создаваякатолическомусоциумубазовые ценности. Они образовывали генеральный курс ресурсам католического мира.

Виртуальное Государство будет продвигать на социум идеюбессмертия, создавая смертному человечествуновые базовые ценности, соответствующие цели и современной ситуации. Это задаст ресурсучеловечества генеральный курс.

Вчера экономика покорителей новых земель опиралась на реальное пространство — почву, море, лес. Завтрашняя экономика покорителей виртуального пространства обопрется на интернет. Реальность идеи опереться на виртуальный мир подтверждают интернет-гиганты — их бюджеты превышает бюджеты многих традиционных государств.

Еще экономика Виртуального Государства может строиться на партийном принципе — все сторонники платят членские взносы. Может быть как усоцсетей, берущих деньги за право пребывать на площадке. Площадка может зарабатывать, как это делают, например, Facebook или Google. В чем именно будет экономика — все это не важно. Важно, что нет ничего фантастического в экономической самостоятельности Виртуального Государства.

Если все сказанное реально, идейная глобальная децентрализованная соцсеть может быть неразрушимой, непроницаемой и экономически самостоятельной. Соцсеть с такими параметрами будет независимым государством нового типа— Виртуальное Государства.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒