Явление. Загадка. Развитие. Парадокс. Корень. Разбор. Трещина. Переворот

Явление

На таком политическом и религиозном фоне появляется Иисус Христос, сын плотника. Евангелие, вторая часть Библии, приписывает ему сверъестественные паранормальные способности, не имеющие научного объяснения. Он лечит больных и творит множество чудес.

Это сразу выделяет его на фоне других, заявляющихся пророками. Вокруг него, как снежный ком, \ стремительно формируется партия, грозящая по влиянию обойти партию жрецов (саддукеев) и пророков (фарисеев с ессеями) и вобрать в себя весь Израиль.

По сути, христианская группа была фракцией пророческой партии. Христос также признает Невиим и Ктувим, а не только Тору, как это делали саддукеи. Но при этом из его действий следует, что он не собирается становиться под руководство фарисеев.

Проповеди Иисуса близки ессеям: он отрицает власть, говорит о загробной жизни и призывает покаяться. Но при этом не разделяет мистическое понятие духовной чистоты ессеев. Не видит ничего дурного в том, чтобы прийти на их праздник и привести с собой разбойников и проституток. Представляете, ессеи год готовятся к своему празднику, соблюдая строжайшую ритуальную чистоту, но вот приходит Христос со своей ватагой и оскверняет все собрание. На вопрос, зачем он наносит такие визиты, Иисус отвечал ессеям: «Не здоровые имеют нужду во враче, а больные» (Мф. 9, 12); «Я послан к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15, 24); «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13). Сейчас такую модель поведения в соцсетях называют троллингом.

Многие косвенные детали указывают, что Христос не планировал вливаться в ряды ессеев и фарисеев (в ряды саддукеев он не смог бы, там все по наследству). Он планировал создать в Израиле собственную группировку. Не новую религию, это нелепо даже предполагать в условиях атмосферы фанатичной веры иудеев, покрывавшей Израиль того периода. Его целью было создание независимой партии пророческого типа.

Чтобы отличаться от других группировок, в первую очередь нужно иметь свое учение. К этой цели и начинает идти Иисус. Он признает Храм, десятину, Закон и ориентир на кровь. Но вместе с тем, несет ряд принципиально новых утверждений.

Например, Закон говорит: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб, как он сделал повреждение на теле человека, так и ему надлежит сделать» (Левит. 24, 20). Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5, 38-40); «Больший из вас да будет вам слуга:   ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 11-12).

Чтобы понять цену его слов, достаточно указать, что они не совпадают с его делами. Он говорит: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» (Лк. 6, 29). Когда его самого ударяют по щеке, он реагирует на это не так, как учил: «…один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему:   если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня? » (Ин. 18, 22-23). Христос не вторую щеку подставил, а потребовал объяснений.

В Нагорной проповеди Христос учит: «…а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной». (Мф. 5, 22). И тут же дважды подряд нарушает собственную заповедь: «Безумные и слепые! что больше: золото, или храм, освящающий золото? ». (Мф. 23, 17)^.«Безумные и слепые! что больше: дар, или жертвенник, освящающий дар? ». (Мф. 23. 19). Если всякий, «кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной», получается…

Опираясь на слова самого Христа, невозможно понять его отношение к Закону. С одной стороны, он заявляет Закон единственной истиной. «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков, не нарушить пришел Я, но и исполнить» (Мф. 5, 17). С другой стороны, Закон говорит «…око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» (Лвт. 24, 20). Иисус говорит: «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5, 38-39). Закон призывает любить своих близких и ненавидеть врагов. Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 43-44).

Совершенно непонятно, что Христос пришел сделать: нарушить Закон или исполнить. Если исполнить, почему призывает нарушить? Если пришел нарушить, зачем говорит, что пришел исполнить?

Понять эти противоречия можно, если держать в голове, что все, сказанное Христом до казни, относится только к ближним — к иудеям. В призыве любить врагов своих речь идет о личных врагах в границах племени. Позже эти слова перетолкуют так, что нужно вообще всех врагов любить, в том числе и иноверцев, врагов твоей религии, чего Христос никак не мог сказать. Этот момент более детально будет рассмотрен позже…

Христос требовал от своих сторонников отрезаться от старых связей, от семьи и друзей. Требовал сжечь мосты, чтоб не было пути назад. Такие люди быстрее сливаются в монолит. Он подает в этом пример, публично отказываясь от своей матери и братьев.

«Некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобой. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукой Своей на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (Мф. 12, 46-49).

Он постоянно подчеркивает, что людей не иудейской крови считает за собак. Отказывает женщине в помощи только потому, что она не еврейка. Помогает ей Христос, когда женщина унижается до требуемого уровня и признает за собой статус собаки.

«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи, помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей, и бросить его псам. Она сказала: так, Господи! Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! Велика вера твоя; да будет по слову твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (Мф. 15, 22-28).

Толкователи Библии объясняют это так: если бы Христос прямо отпустил женщину, как просили Его ученики, то у нас не было бы прекрасного примера, который поясняет, каким образом «Царство Небесное силою берется». Оно берется, несмотря на все препятствия и даже унижения, которым подвергаются или могут быть подвергнуты язычники. В этом же духе толкуются слова Христа, что он послан только к Израилю. Крючкотворцы разъясняют это так, что под Израилем Иисус понимал не иудеев, а всех, принявших его учение. С таким подходом можно натолковать много всякого и разного.

Не притягивая за уши, можно объяснить, почему Христос, посылая учеников на проповедь, напутствует их: «никого на дороге не приветствуйте» (Лк. 10, 4). Это нужно ради экономии времени, поскольку ритуал приветствия был длительным.

Можно объяснить его националистические призывы: «…к язычникам не ходите и в города Самарянские не входите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10, 5-6). Он строил мощную монолитную националистическую группировку. Но объяснить в духе христианства, почему он выделяет иудеев, а людей иной крови считает сильно ниже, — тут без помощи толкователей-эквилибристов не обойтись.

Загадка

Саддукеи видят в Христе быстро растущую силу, ориентированную возмущать народ. Это грозило обострить отношения с Римом, чего жреческая партия очень хотела избежать. Христос становится естественной помехой и проблемой для саддукеев.

Фарисеи видят в Иисусе прямого конкурента, оттягивающего у них народ. Его слова, отрицающие всякие земные дела, в том числе и политику, фарисеи считают не более чем популизмом и прикрытием истиной цели. Если не собираешься участвовать в политике, как минимум, уйди из социума, как сделал Иоанн Креститель. Правда, его это не спасло, но он делами подтверждал свое пренебрежение политике. Если же человек ходит по людным местам, собирает толпы, перед которыми произносит речи, то слова его про пренебрежение политике, по мнению фарисеев, расходятся с делами, и потому неубедительны.

Ессеи игнорируют Христа, хотя он тоже оттягивает у них людей. Но у ессеев нет цели собрать как можно больше людей. Они ориентировались только на качество. Потому что считали: кто к ним не пришел, или пришел и ушел, тот не их человек. Ессеи с этих позиций Христа не замечают. Он отвечает им тем же. В Евангелие нет ни одного слова в адрес ессеев — ни хорошего, ни плохого. Словно и не было в Израиле такой группировки…

Саддукеи жестко ругают Христа. Он отвечает им осторожно. «Берегитесь закваски фарисейкой и саддукейской» (Мф. 16, 6). Причину можно предположить в огромном административном ресурсе саддукеев. Иисус не хотел накалять ситуацию…

Фарисеи тоже критикуют Христа. Но с ними он не церемонится и обзывает последними словами. Например, ехидной, что считалось сильной бранью. Он говорит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23, 13-15).

Иисус очень эффективен. Он «учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? не плотников ли Он сын? не Его ли дМать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это? » (Мф. 13, 54-56).

Когда этот деятельный человек, харизмат с необычными способностями, высоким интеллектом и лидерскими чертами всем начинает мешать, «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Ин. 11, 47-53).

Мастера политической интриги выставляют Иисуса перед Римом возмутителем народа и нарушителем спокойствия. В итоге этих усилий Христа казнят через распятие. Над его головой устанавливают надпись на латыни, греческом и иврите: «Царь иудейский». (Церковь впоследствии сочтет этот факт основанием того, что Библия может быть только на трех упомянутых языках. Ни на каком другом языке ее излагать нельзя, потому что… Тут много версий. Действовало это чу̀ дное правило вплоть до XV века).

Распятие было ужасным и мучительным видом казни. Чтобы сделать вдох, распятый каждый раз должен был чуть-чуть подтягиваться на прибитых гвоздями руках. Когда подтянуться не было сил, человек умирал от удушья.

Плюс к этому распятие считалось одним из самых позорных видов казни. Рим распинал или за особо тяжкие преступления, или так казнил самых презренных членов общества. По иудейскому Закону «…проклят всяк висящий на древе» (Глт. 3, 13).

После казни начинается череда загадочных событий, не лезущих ни в какие рациональные ворота, если все принимать за чистую монету. Саддукеи и фарисеи были заинтересованы не допустить объединения многочисленных сторонников Христа в автономное явление. Для этого нужно было выставить Христа обманщиком.

Сделать это было достаточно просто. Иисус многократно говорил, что его казнят, и на третий день после смерти он воскреснет. Следовательно, если сторонникам предъявить мертвое тело учителя на третий день после казни, это означало бы, что он не встал из могилы, и значит, обманщик. Христианская партия после этого гарантированно умирала.

Ни один основатель никакого учения, ни до Христа, ни после, не делал подобных заявлений. Никто не ставил дело своей жизни в зависимость от способности встать живым из гроба. Никто, кроме Иисуса. Это крайне необычно. Равно как необычно и то, что саддукеи, имевшие всю полноту власти, не смогли предоставить мертвое тело Христа его сторонникам и народу. Хотя, кажется, именно к этому они готовились.

Чтобы ученики не украли его тело и не сказали, что он воскрес: «На другой день, который следовал за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: «после трех дней воскресну»; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого» (Мф. 27, 62-65).

Когда распятого Христа снимали с креста и констатировали смерть, к его гробнице приставили стражу. Но случилось невероятное и невозможное — мертвое тело исчезло. Как такое могло произойти при таких мерах безопасности?

Если подходить к вопросу с криминалистической скрупулезностью, возникают два варианта. Первый — это подлинное чудо, которого человеческая история не знала. Христос действительно был убит, а затем действительно воскрес, породив импульс, не затихающий по сей день. В пользу этого говорит пророчество Исайи, сделанное за несколько веков до рождения Христа. Поражает абсолютная точность совпадений:

«Господи! кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали,   что  Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего  было  на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет. Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу, за то, что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был, тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем». (Ис. 53, 1-12)

Второй вариант — инсценировка, устроенная кем-то могущественным. Например, римским прокуратором. Он не ладил с первосвященником и симпатизировал Христу: «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Инн. 19, 12). Решив досадить недругу, Пилат устроил казнь так, чтобы Иисус остался жив. Он договорился с Иосифом, влиятельным членом Сенидриона, симпатизировавшим Христу. Далее предъявил ему мертвое тело другого человека, которое Иосиф «опознал». Пилат инсценировал воскресение.

«Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (Мрк. 15, 43-45).

Задолго до этих событий ветхозаветный пророк Исайя говорит примерно о таких же событиях (вся 53 глава книги Исайя). Его слова можно считать удачным совпадением на руку тем, кто в будущем будет использовать христианство. Как мистическим совпадением можно считать историю появления первой средней и последней черточки на штрих-коде (это изображение шестерки). Разработчики кода могли какие угодно символы цифр поставить, но выбрали именно шестерки. Потому что в Апокалипсисе сказано про три шестерки в конце времен. Разработчики так пошутили, а вышло, что пророчество совпало.

Пророчество Исайи, которое жреческая партия отвергала, могло быть использовано, чтобы еще больше досадить первосвященнику и усилить противостоящую ему партию фарисеев. Поэтому как было написано у Исайя, так люди Пилата и сделали под копирку.

В пользу инсценировки говорит то, что после казни Христос является ученикам без признаков метафизики — не как дух, а во плоти: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк. 24, 39). Иными словами, не было деталей, по которым можно было понять, что человек умер и потом воскрес. Да, он предлагает Фоме вложить в свои раны руку, чтобы тот убедился, что Христос воскрес (Ин. 20, 27), но Фома этого не делает. Так что говорить, что это был человек после креста, нельзя. Верить — можно.

После такого визита пребывающие в жесточайшем унынии ученики воодушевляются. Христос явился к ним после своей смерти на третий день, как и обещал. За свои слова они теперь готовы идти на страдания и лютую смерть, что впоследствии и сделают.

Все апостолы будут в основном распяты. Некоторых зарубят или заколют. Своей смертью умрет только Иоанн Богослов. Да и то случайно. Его приговорили к смерти, но череда невероятных случайностей спасает его от казни. В итоге он попадает в ссылку на о. Патмос, где пишет свое «Откровение Иоанна Богослова», второе название «Апокалипсис».

Можно предположить, что ученики каким-то ловким образом выкрали тело, и потом всем рассказали, что Христос явился к ним после смерти, и в доказательство указали на пустую могилу. Но тогда придется предположить, что это жульничество дало им силы умирать за свой обман. Люди могут посылать других умирать за свой обман, это сплошь и рядом. Но чтобы самим пойти на смерть за свой обман — это нереально. Так что версию про кражу тела учениками можно отбросить. Объяснить воодушевление учеников можно лишь тем, что они лицезрели живого учителя, которого считали казненным.

Странным является и то, что, когда Христос идет к ученикам, ему по дороге встречается разный народ, но его никто не узнает. Хотя до этого всегда узнавали — вследствие своих публичных выступлений он был очень популярен в народе.

«В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк. 24, 13-16).

В пользу версии инсценировки указывает и факт резкой смены призывов Иисуса. До воскресения он твердо стоял на националистической позиции, говоря, что послан только к Израилю. После воскресения его националистическая риторика резко меняется. Теперь он говорит:: «…идите научите все народы» (Мф. 28, 19); «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мрк. 16, 15). Националист стал космополитом.

Внешне похоже, что он словно выполняет договоренности, на которых воскрес. Другой вопрос, кому была нужна инсценировка воскресения, которая превращала его последователей из фанатичных националистов в фанатичных космополитов.

Инсценировка объясняет слух о бегстве Христа с Магдалиной после «воскресения». По одной из легенд, с них начинается династия Меровингов — французских королей. Она же объясняет, почему саддукеи с фарисеями не смогли показать тело казненного Христа.

Вчера я считал, что воскресение Христа доказывает совокупность фактов. Но сегодня, разобравшись в теме глубже, я думаю, что нет абсолютных доказательств ни того, ни другого. Есть версии. Все может быть. Даже то, чего не может быть, тоже может быть. Но «…если Христос не воскрес… тщетна вера ваша». (1Кор. 15, 14).

Если же встать на позицию максимальной лояльности к версии воскресения, если правда Христа казнили, и он ожил — это беспрецедентное событие. Такое же, как например, прокалывание холодным оружием жизненно важных органов человека без последующей смерти (например, Мирин Дажо, голландский художник). Но если Христос действительно воскрес, это не имеет никакого отношения к учению, сегодня называемому христианством.

Развитие

Группа вождистского типа сохраняется после смерти лидера, если в ее тело встроен механизм создания нового лидера. В монархии этим механизмом является наследование власти по праву крови. Король умер — да здравствует король! Если такого механизма нет, группа распадается. «Порази пастыря, и стадо рассеется» (Мф. 26, 31).

Когда Александр Македонский лежал при смерти, его команда делила наследство. Сподвижники-военачальники спорили, кто из них больше македонянин и сильнее предан Александру. Так они обосновывали право занять место Македонского или получить долю.

Сторонники исчезнувшего Иисуса Христа тоже приступили к разделу его духовного наследия. Они яростно спорят, кто ближе ко Христу, кто больший иудей. Обратите внимание,: не кто больше еврей, речь не о крови, а кто больше иудей, речь о вере.

Апостол Павел конфликтует с апостолом Петром, выясняя, кто из них двоих более иудей: «сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по язычески, а не по иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по иудейски? Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники» (Глт. 2, 14-15).

Апостол Иоанн пишет: «…говорят о себе, что они Иудеи, но они не таковы, а сборище сатанинское» (Откр. 2, 9). В Евангелие этот апостол пишет «Вы не знаете, чемукланяетесь,   а  мы  знаем чему  кланяемся,   ибо  спасение  от Иудеев» (Ин. 4, 22)

(Слово «Иудей» в Библии пишется с заглавной буквы. Что этим хотят подчеркнуть христианские составители Библии, — не буду входить в эту тему. Это область мнений. Я же стараюсь избегать мнений и оперировать только фактами).

Павел заявляет о своей принадлежности к фарисейскому крылу иудаизма «фарисей, сын фарисея» (Деян. 23, 6). Судя по всему, большинством последователей Христа были иудеи фарисейского толка. Иудеи из саддукейской партии не могли быть последователями Христа — они не признавали пророков. Иудеи ессейского толка могли быть сторонниками, но они практиковали непубличный образ жизни и по площадям не ходили проповедовать. И так как кроме упомянутых групп больше никого и не было, группа Христа, из которой потом возникнет христианство, была ответвлением фарисейской ветви иудаизма.

Если бы в этой группе были представлены все иудейские группы — саддукеи, фарисеи и ессеи, тогда можно было бы сказать, что оно растет из иудаизма в целом. Но сторонники Христа в основном — люди фарисейского крыла иудаизма, стянутые в группу Христа.

Количество сторонников Христа после его казни растет намного быстрее, чем при его жизни. Оно и понятно, авторитет человека, восставшего из мертвых, бесконечно выше обычного человека. Народ валом повалил в созданную Христом группировку. Некогда национально-монолитное движение во главе с ярким лидером наполняют разные люди.

Монолит начинает распыляться, расползаться. Способствует этому факт, что учения непосредственно самого Христа никогда не было. То, что сейчас называется его учением, — записи разных людей об Иисусе, из которых власти отобрали то, что посчитали нужным. Остальное отвергли. Далее отобранную информацию объявили священным учением.

Сам Христос за всю жизнь не написал ни слова. За все время он единственный раз писал, и то пальцем на песке. «Иисус, наклонившись низко, писал пальцем на песке» (Ин. 8, 6). Это можно толковать как символичное указание на то, что все уже написано в Законе.

Разное отношение к записям апостолов и Закону раскололо христианскую партию. Все начинают трактовать его слова и поступки на свой лад и в меру своего понимания. Начинается разброд и шатания. Что признают истиной одни, то отрицают другие.

Возникает масса автономных групп. Атмосферу духовной монополии сменяет каша противоречий. Каждая христианская группировка претендует монополизировать истину, обвиняя во лжи и безбожии своих оппонентов. Все обзывают друг друга иудействующими, язычествующими, философствующими, еретическими и заблудшими овцами.

Большинство христианских групп не считают писания апостолов божественной истиной. Они говорят, что Христос не призывал почитать записи своих учеников истиной. Сами апостолы считали свои записи частной перепиской, а не божественной информацией.

Христос и апостолы признавали Закон божественной информацией. Апостол Павел утверждает: «…проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Законе» (Глт. 3, 10). Кто исполняет Закон, «…тот жив будет им» (Глт. 3, 12). «Итак, мы уничтожаем Закон верою? Никак; но Закон утверждаем» (Рим. 3, 31).

О каком Законе говорит апостол? Об иудейском, иного в то время не было. Что же получается… Если Церковь считает слова апостола исходящими от Духа Святого, выходит, Дух Святой говорит о спасении через исполнение иудейского Закона. А Церковь говорит, что спасение души реализуется через следование ее указаниям, и проклят всякий, кто не исполняет ее требования. Как это состыковать между собой? Однако…

Теорию о спасении души одной верою возьмут на знамена протестанты. Они заявят себя новым Израилем, продолжателем учения апостолов. В деле строительства капитализма они сыграют далеко не последнюю роль. Но это будет через полторы тысячи лет.

А пока мнения на тему, чем являются оставленные апостолами записи, высказывают люди, причисленные Церковью ко святым. Например, христианский святой, епископ из числа мужей апостольских, Папий Иерапольский, пренебрежительно отзывался об этих записях. Он говорил, что писали их апостолы так же, как мы пишем друг другу письма. Когда возник ажиотаж, все кому не лень стали переводить их, в меру своего понимания, попутно украшая домыслами и благочестивыми фантазиями. Все это выдавалось за святую истину.

Другие христианские святые, например, Августин Блаженный, считающийся отцом Церкви, называл записи апостолов боговдохновенной информацией. По авторитетности он приравнивает их к Закону — к скрижалям, полученным Моисеем. Но не ставит выше.

Не существует в мире ни одного авторитетного документа, из которого можно сделать предположение, чтобы Христос ставил записи своих учеников выше Закона. Сами апостолы тоже не оставили информации, позволяющей предположить что-то подобное.

Тем не менее, Церковь официально поставит записи апостолов намного выше Закона. Закономерно, что при таком разном понимании базовых моментов между христианскими группами складываются такие же отношения, как между партиями Израиля. С той разницей, что противоборствующие иудейские партии воедино связывал Храм. А у противоборствующих христианских группировок не было связующего центра. Возникли условия для более жестоких стычек в христианстве, чем они были в иудаизме.

Церковь говорит, что противоборствующие христиане ругались без злобы в сердце, по-семейному, по-братски. Возможно. Но тогда надо добавить, что когда дело доходило до рукоприкладства, били они друг друга тоже смиренно и без злобы в сердце. Иногда до смерти. Но тут уж ничего не поделаешь, религиозные споры — самые яростные и лютые.

Иоанн Златоуст, крупнейший христианский авторитет, дает инструкцию, как должен вести себя христианин по отношению к другому христианину, имеющему иное мнение, а равно и к любому человеку. Он пишет: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом». (Иоанн Златоуст «Беседа о статуях).

Что есть хула на Бога, а что есть святая истина — в этом вопросе Иоанн предлагает ориентироваться на мнение победившей на тот момент группировки. Если продолжить его логику, победи другая группировка, были бы даны другие ориентиры.

Позже призыв сокрушать уста с иным мнением разовьется в инквизицию. Христиане будут освящать руки не только ударами по лицам инакомыслящих христиан, но также пытками и кострами. Но это будет потом, когда христианство станет централизованным. Пока же оно похоже на разношерстное лоскутное одеяло без намека на единую структуру.

И это нормально, потому что религиозную истину невозможно вычислить. Истину не удается вычислить даже в точных науках. Например, в математике истину не сердцем чуют, ее вычисляют и доказывают. Но и там есть разные школы. Есть даже математическая теорема, отрицающая… точность математики (теорема Геделя о неполноте: полная система содержит в себе противоречия. Если она не содержит противоречия, значит, она не полная).

Если математике содержит в себе противоречия, что говорить о религии, главным аргументом которой выступает сердце, а оно у всех по-разному чувствует. Сердечная аргументация исключает дискуссию. Только эмоции. Спор на эмоциях — это не спор, а перепалка, укрепляющая оппонентов в своей правоте.

Никакими словами один человек не докажет другому приоритет своего мнения. Например, десять человек прочитали фразу «Блаженны нищие духом» (Мф. 5, 3), и каждый ее по-своему понял. Каждый сердцем чувствуют, что ему истина открылась. Но только у всех разная истина. При этом каждый готов идти на страдания и смерть за свою истину.

Апостол Павел говорит о духовной свободе: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись  между  вами искусные» (1 Кор. 11: 19). Эту мысль повторяет Августин Блаженный: «В главном единство, в спорном свобода, во всем — любовь».

Свобода рождает множество мнений по разным вопросам и, как следствие, множество противостоящих друг другу группировок. Энергия противостояния подобна центробежным силам. Чтобы удержать свободных верующих вместе, нужны центростремительные силы.

Отталкивающие силы генерирует разность мнений. Сдавливающую силу создает институт, обладающий абсолютным авторитетом в глазах всех верующих. В роли этого института у иудеев было жреческое сословие и каменное здание — все вместе Храм. У христиан в роли Храма-института была жесткая позиция — поклонение одному Богу.

Такой Храм есть в каждой религии. Буддизм, даосизм, синтоизм и прочие религии всегда состояли из школ, имеющих разные мнения по вторичным вопросам. Но у каждой был свой институт (совокупность базовых истин-догматов), удерживавший группы вместе.

Например, в индуизме Храмом является признание трех божеств: Брахмы-создателя, Вишны-сохранителя (Кришна), Шивы-разрушителя. Эти божества образуют вечный цикл создания-сохранения-исчезновения мира. Признающий это считается индуист (в реальности чуть сложнее, нужно еще ритуалы соблюдать, но это уже вторично). Главное, чтобы ты признавал индуистское представление об устройстве мира, о его природе.

Помимо трех основных богов, индуист может верить в своих домашних богов, по домашнему поверью, живущих в его доме. Может приносить им жертвы и поклоняться, как хочет. Другие индуисты могут не признавать его домашних богов или даже не знать об их существовании — все это не нарушает целостность индуизма.

Свобода в религии приводит к возникновению оппонентов, что как бы оживляет ее, не позволяя застыть в монотонном бормотании единых для всех ритуалов. Если свобода исчезнет, наступит застой с последующими деградацией и разложением. Нет ни одного исключения. Свобода дает разнообразную жизнь. Несвобода дает однообразную смерть.

Противоборствующие группировки внутри религии похожи на противоборствующие группировки внутри науки. Ученые готовы за свою научную истину в прямом смысле драться (и реально дерутся). Единство науки обеспечивает Храм — фундаментальные законы. Признающие Храм считают друг друга честными людьми, ищущими истину. А споры… Ну что ж… Природа у человека такая… Зато при спорах расцветают сто цветов.

В свободной научной среде ученым признается тот, кто разделяет базовые истины и оперирует логикой, и опытом. В свободной религиозной среде единоверцем признается тот, кто разделяет базовые истины и чистым сердцем ищет ответы на спорные вопросы.

Ситуация переворачивается с ног на голову, когда наука или религия оказывается под пятой государства. Искателей истин всякая власть гонит. Появляются идеологически верные ученые и верующие — начетники и догматики. Истина теперь — соответствовать мнению власти. Если ученый выходит за очерченные рамки, его называют лжеученым. Если верующий выходит за официально очерченные рамки, он получает статус еретика.

Ересь в переводе означает иное мнение. В христианстве это слово наполняется новым смыслом — ложное мнение. Ложь — враг истины. Носитель иного мнения представляет врага. И так как речь идет о религиозных истинах, получается, носитель иного мнения не просто враг, а враг Бога и представитель сатаны. К нему соответствующее отношение.

С момента, когда наука или религия теряют свою свободу, появляется новый центр, вокруг которого они вращаются, — Власть. У власти нет намерения искать истину. Она думает исключительно о сохранении и усилении себя (иначе это не власть).

Религия, идеология, наука и любая деятельность, основанная на творчестве, в руках власти превращаются из живых и свободных искателей истины в мертвые инструменты, нудно работающие в обозначенных рамках. Они никогда не ищут истину. Они всегда ищут, как за уши притянуть все под догму, спущенную по разнарядке сверху.

Если нет внешней силы, заинтересованной единообразить религию, она в принципе не может быть монолитной. Показатель естественности религии — множество мнений. Не могут свободные в духовных вопросах верующие сами оформиться в централизованный аппарат, где все признают одну истину, а всякое отклонение от нее посчитают ересью.

Парадокс

У христианских общин Римской империи были две схожие черты. Первая: все они признавали авторитет Христа. Вторая черта: они не имели кровных ограничений. По всем другим вопросам в христианстве было ровно столько мнений, сколько групп.

Рим не обращал на них внимания. Ему вообще было плевать, кто во что верит, какие философские и богословские проблемы обсуждает. Власть говорила подданным (то есть, людям, обложенным данью): «Платите налоги и верьте, во что хотите».

Рим был миролюбив ко всем религиям. Для божеств, почитаемых на его территории, он построил Пантеон («пан» — «всеобщий»; «тео» — «бог»), всеобщее божественное «общежитие». Любое божество любого племени могло найти там себе место.

Религиозных разборок римская власть никогда не устраивала. Рим жил по принципу: «Бог на стороне больших батальонов» (фразу приписывают Вольтеру). Он сосредотачивал свои ресурсы на политической, военной и экономической мощи. На поиске религиозной или философской истины Рим никогда не концентрировался. Никогда.

Цель власти — не искать истину (тем более, религиозную), а сохранять и усиливать себя. Понятия добра и зла власть определяет максимой: что хорошо для империи, то добро, что плохо для империи, то зло. Поскольку ситуация постоянно меняется, понятия добра и зла на государственном уровне регулярно меняются вслед за обстоятельствами.

Если природа волка изменится, следом неизбежно перевернутся его представления о добре и зле. Если представить, что волк переродился в зайца, с этого момента перед ним две перспективы — или на все смотреть с позиции заячьих ценностей, или быть в самое ближайшее время съеденным первым попавшимся хищником.

Храбрый заяц — мертвый заяц. Конкурентное преимущество зайца — трусость. Чем он трусливее, тем выше его шансы на выживание. Кто строит свою силу, исходя не из своей природы, а из абстрактных представлений о силе, тот всегда становится чьим-то питанием. Это правило касается всех форм жизни — от микроба до государства.

Если государство из монархии превращается в республику, а потом снова в монархию, его представления о добре и зле не могут не меняться. Разные конструкции в разных условиях предполагают разные действия для своего сохранения. Такова жизнь…

В этом смысле английский историк Эдвард Гиббон так характеризует политику Рима: «Все религиозные культы Древнего Рима народ считал одинаково истинными, философы — одинаково ложными, а правители — одинаково полезными».

Единственной гонимой религией за всю историю Рима стало христианство. Чтобы понять, чем оно так не угодило Риму, ответ нужно искать не в церковных объяснениях, они далеки от намерения найти истину, а в самых корнях христианства, империи и ситуации.

Церковь объясняет гонения тем, что языческий Рим не выносил божественной истины, разносимой последователями Христа. Эта истина, по словам Церкви, его жгла, как черта жжет ладан. Рим начал гонения, потому что был не в состоянии терпеть такую муку.

Абсурдно и не верю. Будь это так, Рим гнал бы всех сторонников Христа не только после его казни, но и до. Однако до казни Иисуса Рим не обращал внимания на эту информацию. Гонения начинаются спустя длительное время после казни Христа.

До и после казни последователи говорили одно и то же. Но только «до» информация почему-то совсем не жгла языческий Рим. Ну вот нисколечко… А после казни вдруг начала жечь… Она что, природу поменяла? Или Рим изменился? Концы с концами не бьются…

Историки, большинство которых никогда не лезет в корни, ограничиваясь собиранием внешних бантиков, что делает их больше архивариусами, чем историками, объясняя это, высказывают туманные версии, сплетая характер императоров с политической ситуацией и случаем. Например, они расскажут, что император Нерон поджег Рим и свалил вину на христиан. И это послужило началом зарождения ненависти римского общества к христианам. Подобные объяснения больше запутывают, чем объясняют. Но других нет.

Вопрос, почему Рим вдруг стал гнать христиан, принято проскакивать, забалтывая общими словами и эмоциями. Люди жмут плечами и говорят: вроде и так все понятно, язычники гнали христиан, потому что они язычники. Безбожники, звери, что с них взять…

Какой у Рима вдруг мог возникнуть мотив для гонений? Идеологический мотив сразу можно отбросить. Рим никогда не интересовался философией и богословием. Тем более, до такой степени, чтобы тратить на это бюджет. Организовать масштабные гонения — это совсем не дешевое удовольствие. Чтобы власть решилась на это, нужны веские основания.

Если и случались гонения на тот или иной культ, они носили исключительно политический или экономический, иногда бытовой характер. И всегда точечный. Известна история любви юноши к знатной женщине, не ответившей взаимностью. Отчаявшись, юноша подкупил жрецов храма, чтобы они сказали женщине, будто сегодня ночью ей в храме нужно отдаться божеству. Все произошло. Обман раскрылся. Женщина открылась мужу. Тот оказался влиятельным человеком. Дело дошло до императора. Сын Юпитера (император) приказал жрецов распять. Храм разрушить. Культ упразднить.

Бытовой вариант сразу можно отбросить. Помыслить, что христианство триста лет создавало бытовые проблемы, — это нереально. Остаются экономика и политика. От экономической версии тоже практически сразу приходится отказаться. Не бывает в природе таких экономических проблем, решение которых затягивается на триста лет.

Остается последний вариант — политика. Христианство угрожало государственности Рима. Чтобы разобраться с этим, нужно представлять принципы, на которых стояла государственная модель Рима, и увидеть, в чем была их несовместимость с христианством.

Рим был авторитарным государством — конструкцией, где к центральной детали крепятся все остальные, подобно дереву. Такая система существует, пока существует ствол. Если ствол ослабевает, вся конструкция слабеет пропорционально стволу. Если ствол исчезает (сломается, сгорит или сгниет), как бы ни были прочны растущие от него ветви, конструкция рушится в кучу и становится похожа на потревоженный муравейник.

Стволом конструкции был император. Сохранение его авторитета было не следствием его честолюбивых амбиций, а делом государственной важности. Если его авторитет опускался ниже минимума, здание империи опасно кренилось.

Человека в статусе правителя правильно воспринимать не человеком, а институтом. Римская система в силу своих инженерных особенностей была ориентирована на возвышение императора. Существовал специальный закон «Об оскорблении Величества», ограждающий центральный элемент системы (правителя) от умаления.

При республике под «величеством» понималась власть государства, при империи — власть императора. Малейшее унижение авторитета императора считалось опаснейшим преступлением против государства. Наказанием чаще всего была смертная казнь. Причем, действие этой статьи распространялось и на родственников, даже если они абсолютно не причастны к преступлению. Их наказывали более мягко — ссылкой или штрафом.

Испанский поэт Эрнандо Акунья позже выразит государственную модель «Дерево» фразой: «Одна паства, один пастырь, одна вера, один властитель, один меч». Геббельс повторит: «Один народ, одна империя, один вождь» («Einvolk, einreich, einfü hrer»).

Император носил статус Верховного Жреца — Pontifex Maximus Пантеона. Сейчас этот титул у Папы Римского — Pontifex Maximus Христа. С целью максимально возвысить величие его заявляли не человеком, а непременно сыном Юпитера или иного божества. Приписывая такое родство, система делала человека именно божеством в прямом смысле. Не образно, не понарошку, а именно самым настоящим божеством во плоти.

Например, когда в лагере Атиллы, предводителя гуннов, между дипломатами двух стран зашел разговор о правителях, византийские послы сказали, что вождь — это человек, а император — божество. Поэтому их нельзя сравнивать. И гунны согласились…

Род всех римских императоров возводился к тому или иному божеству. Даже если на троне оказывался человек из народной среды, биографы «обнаруживали», что он имеет очевидные и несомненные родственные связи с божеством. В официальных биографиях таких императоров говорилось, например, что его мать посетил Юпитер, Марс и прочие высшие сущности, от которых она зачала и родила. Это означало, что ее сын — не человек, а полубог, сын Юпитера, Марса или еще кого из богов. Божественная природа объясняла, почему выходец из низов добился того, чего не смогли добиться более знатные люди. Потому что он не человек, а полубог — божество. Все сразу становилось на свои места.

Авторитет императора культивировали в Римской империи так тщательно, как в армии культивируется авторитет командующего. Солдаты отдают ему честь и обращаются в установленном порядке. Если солдаты этого не делают, их наказывают.

Казалось бы, что особенного, если солдат обратился к командующему не по уставу? Не отдал ему честь, например, или нарушил субординацию иным образом — вместо положенного приветствия сказал генералу при встрече: «Привет, Петрович! ».

Чтобы понять это, нужно понимать суть армии. Армия — машина из людей. Ее дееспособность зависит от точности движения всех деталей. Чем сильнее разболтаны детали, тем меньше дееспособность механизма. Если люфт ниже критического минимума, машина теряет дееспособность. Теперь это просто собрание шевелящихся невпопад частей. Судьба такого механизма не вызывает сомнений — в скором времени его заклинит.

Армию от вооруженной толпы отличает устав — правила работы машины. Нарушение устава есть разбалтывание машины. Стоит убрать устав, дисциплина быстро опустится ниже низшего. Исчезнет сила, способная удерживать все детали на своем месте.

Армия потеряет дееспособность. Военная машина превратится в толпу вооруженных мужиков, опасных как для самих себя, так и для населения. Вооруженная толпа начнет стремительно колоться на враждующие группировки, истребляющие в процессе себя и все вокруг. Избежать этого нельзя никаким способом, кроме одного — жесткой дисциплины.

В империи действует точно такой же принцип. Если подданные не будут оказывать должного почтения центральной детали системы, империя развалится. Сначала она ослабнет. На это отреагируют соседи — пропорционально слабости начнет расти внешнее давление. Чем слабее конструкция, тем сильнее будет давление внешней среды.

Давление будет нарастать не в силу желания отдельных агрессивных личностей, а в силу политических, экономических и социальных законов. Работают эти законы с той же непреложностью, как и физические. Давить будут до тех пор, пока не раздавят или не встретят должного сопротивления.

Планету можно сравнить с комнатой, заполненной надутыми шарами. Если в каком-то шарике давление падает, соседние шары, в которых сохранилось прежнее давление, начинают сдавливать сдувшегося соседа. Они будут давить его, пока не займут полностью его пространство. Победители остановятся, когда упрутся друг в друга.

Внешнее давление породит нестабильность в империи. Как минимум, нарастающий хаос спровоцирует гражданскую войну. Внутреннее ослабление еще больше усилит внешнее давление. Так одно будет умножать другое, пока не уничтожит ослабшего.

Внутренние и внешние разрушительные процессы гарантируют гибель миллионов невинных людей. Чтобы избежать такого развития событий, нужно быть сильным. Для этого нужно соответствовать природе конструкции. И если ваша конструкция построена по принципу дерева, стратегической целью является сохранение величества ствола.

Так же беда бедой, если конструкция недоработана. Например, если не отлажен механизм замещения ушедшего ствола новым, и существующий ствол максимально укрепили. И вот он умер по естественным причинам. А механизма замены нет. В этой ситуации появится куча кандидатов, претендующих стать новым стволом. Конструкцию ждут страшные потрясения. Если она и останется живой, то с запредельными потерями.

Потому всякая власть, если она на своем месте и понимает эти инженерные принципы, в первую очередь определяет свою природу, и далее начинает работать над укреплением ее ключевых узлов. Если власть не понимает этих вопросов, она начинает ориентироваться или на сиюминутные цели, или, еще хуже, на абстрактные представления о добре и зле. Все это в итоге порождает максимальное зло как для правителя, так и для общества в целом.

Корень

Если конструкция основана на принципе «дерева», главная задача закона — не экономика и политика, как может показаться, а сохранение величества верховного правителя. Все остальные задачи должны быть выстроены под это главное требование.

Если авторитет правителя не будет иметь должного размера, как бы ни были велики политические и экономические достижения системы, она гарантированно развалится. Ее разорвут внутренние центробежные силы в виде элиты, которая будет видеть в правителе равного. Равным не подчиняются. С равными конкурируют. Это одна из причин, по которой пришедший к власти уничтожает тех, с кем пришел к власти или кто помог ему прийти. Потому что они считают себя ровней, и невольно нарушают принцип действия системы.

Конкуренция в данном случае означает гражданскую войну. Она неизбежно начнет втягивать в себя внешние силы. Конкуренты или сами начнут приглашать помощников, или внешние силы придут без приглашения. Начнется борьба за «правое дело». В процессе выяснения, чье дело правее, погибнет масса народу, и само государство может исчезнуть.

Власть обладает концентрирующим эффектом только в том случае, если право на власть есть у одного. Если это право есть у многих, многие начинают на нее претендовать. Ресурсы пойдут не на усиление государственной конструкции, а на ее раскол.

Планеты вращаются вокруг Солнца в силу его абсолютного превосходства. Чтобы увидеть все величие Солнца относительно окружающих планет, достаточно сказать, что его масса составляет 99, 866 % от Солнечной системы. На долю всех остальных планет, включая тех, что мы называем гигантами, приходится 0, 134 %.

По законам нашего мира тела с большей массой не могут вращаться вокруг тел с меньшей массой. Если Солнце сравняется в размере с планетами, гармонию тут же сменит хаос. Смятение будет до тех пор, пока в результате хаоса беспорядочно бьющиеся друг о друга планеты (допустим, они не могут вылететь за границы солнечной системы) не сформируют массу, превосходящую все планеты так же, как сейчас превосходит Солнце. Вокруг нового центра начнут крутиться осколки произошедшего катаклизма. Система снова обретет гармонию. Но пока новый центр не сформируется, хаос будет продолжаться.

Так же обстоит дело с величеством — авторитетом правителя. Чем он больше, тем прочнее удерживает в своей орбите ключевые фигуры. Стоит ему потерять авторитет, как начнутся процессы, какие бы начались в Солнечной системе, где Солнце утратило массу.

Но всякая система имеет пределы. Запредельный авторитет правителя в некоторых случаях может оказаться так же плох, как слишком огромный физический вес центрального тела для системы. Гигантская гравитационная сила стягивает в себя все, до чего достает ее гравитация, и далее сама себя начинает сжимать. Получается черная дыра.

Примерно то же самое происходит с государственной системой, величие центральной детали которой превосходит допустимые пределы. Она начинает замыкать на себя ВСЕ. Начинает влиять на то, на что не должна влиять. Такую ситуацию создал, например, Сталин. Абсурды не замедлили проявиться. Например, возникло понятие «лженаука». Началось отставание в передовых областях и ослабление в стратегической перспективе. Если бы у Сталина был меньше авторитет, не как у Бога, понятия «лженаука» возникнуть не могло.

Помимо государственной модели системы «дерево», где системообразующий элемент ствол, есть принципиально другой тип государственной модели — «корзинка». Здесь системообразующий элемент — отсутствие центральной детали.

Прочность конструкции корзинки заключается в равенстве сплетенных между собой прутиков. Утрата любого из них не грозит крахом. Такая модель разрушается только при потере критической массы «прутиков». Если этого нет, любые дыры латаются.

Принцип корзинки — республиканский стиль правления, общая власть (по-латыни рес — дело; публика — общее). Здесь центральная задача закона снова не экономика и политика. Главная задача — сохранить равенство всех «прутиков», не допустить возвышения одного прутика над остальными. Никакой «прутик» не должен набрать лишний вес. Чем ровнее образующие «корзинку» элементы, тем прочнее конструкция.

Что «дереву» хорошо, то «корзинке» смерть. И наоборот: что «дереву» плохо, то «корзинке» хорошо. «Дерево» тем прочнее, чем меньше свобода личности. При «корзинке» ровно наоборот: чем более свободны личности, составляющие систему, тем она сильнее.

При «деревянной» конструкции закон сужает свободу образующих ее элементов до максимума. Центральной детали, стволу, он дает абсолютную свободу. При конструкции «корзина» закон расширяет свободу «прутиков» максимально — насколько это возможно.

Но при этом никакой прутик не имеет абсолютной свободы. Каждый своей свободой ограничивает свободу другого. Увеличить свою свободу в такой системе можно только за счет уменьшения свободы соседа. Кто претендует на это, того «корзинка» изгоняет.

Для «корзинки» стратегически важно не допустить возвеличивания отдельного прутика. Для «дерева» стратегически важно возвеличить ствол. При «корзинке» главное дело тайной полиции — выявлять авторитарные тенденции и искоренять их. При «дереве» главным делом тайной полиции является выявление неуважения к правителю.

Римская империя, будучи «деревом», неусыпно заботилась о величии правителя. В рамках этой парадигмы правитель считался божеством. Закон Рима предписывал каждому жителю признавать высший авторитет императора во всех духовных и светских делах.

В сфере политики этот авторитет выражался в принятии важных государственных решений. В духовной сфере признание божественной природы императора выражалось в том, что он имел право определять понятие религиозной истины, запрещать или изменять любую религию и любой культ и как угодно вмешиваться в религиозное действие. Оно и понятно: ему, как представителю божественного мира, виднее, что есть истина.

Как солдаты в знак признания авторитета командира выполняют армейские ритуалы, так жители империи в знак признания божественной сущности императора должны были совершать обряд жертвоприношения. Закон обязывал людей во время жертвоприношения произносить примерно такую формулу: «Признаю императора такого-то, сына Юпитера, верховного жреца и правителя империи, источником истины духовных и земных дел…».

Завоеванным народам такое положение дел казалось естественным. Если вы нас победили, значит, ваши боги сильнее наших. Следовательно, император, сын ваших богов, божество во плоти, заслуживает, чтобы ему поклонялись именно как божеству.

Коса нашла на камень, когда римская система столкнулась с христианской системой. Ключевым узлом христианства была максима «поклоняться можно одному Богу». Ее корни в иудаизме: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22, 20). Истреблять предписывалось только за один призыв к такой жертве. Не важно, кто призвал: пророк, мать, отец, брат или сестра, — правоверный иудей должен был донести на призвавшего старейшинам. Если факт призыва подтверждался, далее следовало собирание народа и требование исполнить заповедь Бога — побить нарушителя камнями.

Императора позиционировали божеством. Римский закон предписывал поклоняться божеству под страхом смерти. Иудейский Закон запрещал поклоняться любому божеству под страхом смерти. Всякий иудей, живущий на территории Римской империи, стоял перед выбором: или поклониться императору-божеству, и за это быть побитым соплеменниками, или не поклоняться, и за это быть распятым римской властью. Фактически выбор для него сводился к выбору смерти — или быть побитым камнями, или распятым.

Правоверный иудей так же верил в существование Господа, как вы в существование самого себя. Выбирая, от чьей руки умереть, от императора в лице распинающих солдат или от Господина в лице побивающего камнями народа, иудей выбирал смерть от солдат.

Позиция абсолютно рациональная и понятная. Оказавшись перед лицом вечности, перед лицом неизбежной смерти, лучше следовать вечным законам, источником которых иудей считал своего Господина, чем языческим законам, источник которых император.

Выбирая из двух зол меньшее, иудеи платят налоги и несут прочие повинности, но наотрез отказываются принести жертву императору. Рим испытывает твердость иудеев каленым железом. Убедившись, что это не просто слова, что они реально готовы умирать за свою веру, и реально умирают, власть оказывается перед выбором: или уничтожать подданных, что значит тратить на это деньги, или закрыть глаза и собирать с иудеев налог.

Рим выбирает налог. Решение это обосновано тем, что стратегической опасности от иудаизма римляне не видели. Иудаизм был местечковой племенной религией. Он не выходил за пределы еврейского племени. Значит, отказ не мог заразить всю империю.

Позиция христиан по запрету поклонения «иным богам» была жестче иудейской. Если у иудеев не было ясного представления, что ждет их после смерти, а жрецы иудаизма, саддукеи, те и вовсе отрицали загробную жизнь, то у христиан на эту тему была четкая картина — после смерти ждет рай с вечным блаженством, или ад с вечными муками.

Принесение жертвы императору-божеству выглядело не только нарушением Закона, за которое у иудеев предусматривалось избиение камнями, но также отказом от Христа, поклонением бесам, которыми были, по христианскому учению, все языческие божества, и вечными муками в аду. Из этого следовало, что лучше на этом свете претерпеть временные муки, но не поклониться императору-божеству, чем избежать земных мук через поклонение императору, но за это на том свете гореть в аду и терпеть муки вечные.

Христиане заявляли: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4, 10). Претензии римского язычника-императора, по совместительству еще и верховного языческого жреца, на статус высшего духовного авторитета были им просто смешны. Они заявляли, что никто в мире, будь он хоть трижды императором и верховным жрецом трижды могучей империи, не может быть для них духовным авторитетом.

Как и иудеи, христиане напрочь отказываются исполнять римский закон. Они готовы признавать светскую власть императора, платить ему дань, нести повинности. Но наотрез отказываются выполнить главный закон империи — принести божеству жертву. И сдвинуть с этой позиции многих христиан, как показала история, было невозможно.

В какой мере невозможно одновременно исполнять римский и иудейский закон, в такой невозможно исполнить римский и христианский закон. Каждый верующий выбирал, какой закон ему соблюсти, а какой нарушить.

Выявлена подлинная причина гонения на христиан. Рим гнал христиан только потому, что они отказывались выполнить ритуал, требуемый законом о величестве, что разрушало ключевой узел римской модели государства — авторитет правителя. Иудаизм тоже нарушал этот закон, но, благодаря своему национализму, не представлял опасности для Рима. Христианство представляло огромную опасность из-за своего интернационализма.

Разбор

Первое время римская власть принимает христиан за очередную иудейскую секту и смотрит на нарушение главнейшего закона страны, на отказ исполнить официальную процедуру в отношении императора, как на иудейский отказ, и потому — сквозь пальцы.

Проблема обозначается, когда не только из Иудеи, но и из других уголков империи начинают поступать сигналы об отказе христиан выполнить официальную процедуру. По географии отказов видно, что это не известный Риму иудаизм, ограниченный рамками национальности, а нечто совершенно иное, имеющее интернациональный характер.

Рим не может игнорировать явление из-за его размера. Начинают разбираться, что это такое, откуда взялось и как к нему относиться. Устанавливается, что это одна из ветвей иудаизма, родившаяся в Иудее при Тиберии — четвертая по значению партия наряду с саддукеями, фарисеями и ессеями. Пока основатель был жив, группа имела национальный характер, и быстро росла благодаря талантам лидера, но привлекала лишь «овец дома Израилева». После смерти лидера группа получила интернациональный окрас и начала впитывать в себя всех, без разбора веры и племени, что значительно ускорило темпы роста.

Огромное значение играют легенды вокруг истории с распятием и воскресением основателя. При жизни казненный лидер движения неоднократно заявлял о связи с Богом. Обещал это доказать воскресением из мертвых на третий день после казни.

Христиане утверждают, что казненный явился своим ученикам на третий день, как и обещал. После этого он исчез и больше никогда не появлялся. История с воскресением спровоцировала стремительное распространение христианства по всей империи.

Особенно популярно христианство было среди беднейших слоев населения, а также среди гнусной и постыдной части общества — воров, проституток и пролетариев с рабами. Пролетарий в переводе означает человека, который ничего не способен дать обществу, кроме потомства. Единственное, что он имеет, — свои руки и гениталии. В грубом варианте перевод слова «пролетарий» звучит как «penis-владелец» или «vagina-владелица».

Старый иудаизм был привязан к биологии. Подлинным иудеем мог быть только еврей по крови. Это означало, что иудаизм не мог выйти за рамки племени. Не еврей формально мог принять иудаизм, но хоть он лоб расшиби, путь наверх ему был заказан.

Новые иудеи (христиане) преодолели кровное ограничение и вышли за рамки Израиля. Они отрицали значение социального статуса и крови. Они учили, что главное — принять их учение. Остальное неважно. Разбойник и проститутка любой крови и статуса, вступая в христианскую общину, становились равными всем другим членам группы.

Рим видит, что у нового учения есть потенциал охватить протестом всех жителей империи. В перспективе обозначилась большая угроза. Если число христиан достигнет критической массы, империя уподобится армии, где количество солдат, не исполняющих воинские обряды, превысит критический минимум. Если не пресечь эту тенденцию, неминуем крах государственной конструкции со всеми вытекающими последствиями.

Рим находит явление зловредным и опасным суеверием, расшатывающим основы империи. Что остается делать власти? То же, что генералу с солдатом, который после всех уговоров отказывается выполнить устав, — расстрелять перед строем.

Поначалу Рим пытается решить проблему через уговоры. Он был похож на офицера, уговаривающего упрямого солдата отдать честь генералу, видя в его упрямстве не столько злой умысел, сколько юношеский максимализм. Он говорит ему — ну отдай ты эту честь, что тебе стоит? А солдат на своем стоит — нет, и все. И что офицеру делать?

Если он не расстреляет солдата, его самого расстреляют. А ему за что умирать? За чужую глупость? Во-первых, это не умно. Во-вторых, это еще и бессмысленно, так как ничего не решает. Если солдат не изменит свою позицию, его все равно расстреляют. И если вопрос становится ребром, разумное решение офицера: пусть все будет по закону.

Когда христиане после всех угроз и увещеваний говорят твердое «НЕТ», Риму не остается ничего, кроме как начать публичные казни. Цель: показать непоколебимость Рима и заодно преподнести урок преступникам — показать, что ждет непокорных.

Но власть получает обратный эффект: чем больше она казнит христиан, тем больше возникает новых христиан. Все точно по фразе: «…если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24).

Вчерашние обитатели социального дна демонстрировали небывалую силу духа, отстаивая свои убеждения. Всеми презираемые люди шли умирать за свою веру, чувствуя себя выше тех, кто их презирал. Новое чувство перестраивало их внутренний мир и высвобождало потенциал. Это действительно выглядело подлинным чудом. Никто не мог помыслить, что у низших людей возможны убеждения, за которые они готовы умирать.

Глядя на добровольно идущих на смерть христиан, которые отдают жизнь за некую высшую ценность, которую, как они говорят, на том свете получат, у граждан империи поневоле возникают мысли, как у змеи из «Песни о Соколе»: «Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль так он стонет!.. ». Ну не могут же люди толпами умирать за просто так, за ничто. Все могут говорить любые слова, и низкие, и высокие, язык без костей. Но вот чтобы умирать за свои слова — это знаете, очень и очень круто…

Случалось, из толпы, собравшейся ради потехи поглазеть, как будут убивать христиан, выходили люди и заявляли себя христианами, ничего не зная о христианстве. За само объявление себя христианином закон не предусматривал наказания. А вот за отказ принести жертву императору предусматривал. Вышедших просили выполнить закон — принести жертву. Они отказывались. По закону империи их приговаривали к казни.

Один их наиболее известных случаев — история некоего Бонифатия, раба, жившего со своей госпожой. Этот любитель чувственных наслаждений понятия не имел ни о каком христианстве. Так, мельком слышал, что какие-то чудаки отказываются принести жертву императору, и их за это казнят. Пошел посмотреть, что за больные такие. В общем, на представление пошел… Но увидев силу духа, он заразился ею и заявил себя христианином.

Ему предложили принести жертву императору. Он отказался. Его казнили. Вот и вся история. Бонифатий умер за учение, которого не знал. Но он предпочел умереть с людьми, способными так стоять за свои убеждения, чем жить с людьми, чьи убеждения — колбаса.

Наблюдая за этими событиями, Рим пребывает в растерянности. Он не знает, что делать. Ситуация как с морскими звездами, когда еще не знали об их способности к регенерации (наука до сих пор не знает принцип работы тела звезды). В местах, где звезды сильно размножались, водолазы разрывали их на части, полагая, что уничтожают. Но чем усерднее трудились водолазы, тем звезд становилось больше. Из каждого кусочка звезды вырастала новая звезда. Тогда на проблеме сосредоточили внимание. Проблему решили через глубокое изучение вопроса и привлечение в акваторию естественных врагов звезд.

Рим пока надеется решить христианский вопрос с помощью гонений. Последнюю попытку в этом направлении делает философ на троне — император Диоклетиан. В 304 году под девизом «Да погибнет имя христианское» («Nomen сhristianorum deleto») начинается новая волна гонений. Как и следовало ожидать, волна насилия не решила проблемы. Она увеличила пропагандистский эффект и создала новых мучеников.

Когда народ видит, что железный Рим не в состоянии сломать христиан, это придает движению огромный пропагандистский эффект. Люди толпами готовы были умирать за учение Христа, о котором практически ничего не знали, кроме общих штампов.

Видя, что физической силой вопрос не решить, Рим признает христиан отличными от массы, которой нужно хлеба и зрелищ. Он как бы говорит: да, вы не такие, и потому к вам будем искать особый подход. Власть начинает комбинировать кнут и пряник.

С одной стороны, Рим продолжает гонения — поражает христиан в правах, лишает имущества, пытает и казнит. С другой стороны, обещает христианам дать денег на постройку храмов, разрешить свободу обрядов, но с условием, если они признают духовный авторитет императора и выполнят законный обряд.

Доходит уже до того, что власть согласна, чтобы христиане начали выполнять обряд не по-настоящему, а формально. Во всякой бюрократической системе множество лазеек. Можно купить у чиновника справку о выполнении закона. Или договориться, что нужные слова скажешь про себя (а самому не произносить). Или заплатить, чтобы за тебя жертву принес другой человек, потому что ты не можешь (например, болеешь).

Но христиане исходили из того что, если Бог все видит, лукавить нет смысла. Или ты стоишь перед Богом в вере, или нет смысла создавать видимость для людей. Покупка справки у чиновника и прочие уловки в христианской среде считались предательством веры. Потому что христианин — это тот, кто поклоняется ОДНОМУ Богу. Кто поклоняется двум богам, Христу и сыну Юпитера, тот не является христианином по сути. Это язычествующий христианин или христианствующий язычник. Язычествующий — за принесение жертвы божеству-императору, христианствующий — за признание Христа.

Когда с помощью пряников, уловок и уступок власти не удается побудить христиан соблюсти закон, что ей остается делать? Вот лично вы, окажись на месте чиновника, что бы сделали? Перед вами честнейший человек, стоящий за свои убеждения. Он не совершил никакого злодейства и вообще ничего такого, что принято называть преступлением. Но по закону он совершил тяжкое преступление против государства.

Если смотреть на ситуацию со стороны обывателя, смертная казнь за такое деяние несоразмерна преступлению. Человек же не убил никого. Не ограбил. Он просто не хочет совершать обряд, предписанный законом. С таких позиций обыватель смотрит, например, на фальшивомонетчика. Он же никого не убил, не ограбил. Просто бумажку нарисовал. А ему за это изуверская казнь, типа в горло расплавленный свинец вливают. Мракобесие…

Но если оценивать явление с государственного масштаба, на него нужно смотреть не потому, как оно выглядит, и даже не потому, какие оно несет промежуточные результаты (они могут быть положительны для части Целого), а по конечному итогу.

Невинные по бытовым меркам действия типа фальшивомонетчества или оскорбления величества разрушают ключевые узлы системы, что в итоге приведет к ее краху. Это вызовет такие последствия, каких убийца не добьется, если каждый день, не покладая рук, только и будет делать, что резать людей.

Ну сколько уголовный преступник, серийный убийца, может убить? Ну пусть тысячи человек. Такого за всю историю не было, но допустим. Это никак не повлияет на устойчивость системы. А вот сокрушение ее ключевых узлов повлияет. Если система начнет рушиться, счет пойдет на сотни тысяч, на миллионы.

Чтобы избежать миллионных жертв невинных людей, нужно до всех донести, что нарушать закон недопустимо. Объяснить это широким массам невозможно. Простой человек не мыслит в таком масштабе. Поэтому государство формирует подсознательное табу на такое действие. Технология простая: таких преступников казнит способом, от которого у всех, наблюдающих процедуру казни, волосы дыбом встают. Они передадут свои ощущения тем, кто не присутствовал на казни. В результате у абсолютного большинства мысль «рисовать бумажку», потому что «а что тут особенного», будет заблокирована абсолютно. Люди даже не будут смотреть в ту сторону. Они теперь своими делами будут заняты. Все их преступные помыслы дальше похода к соседке, пока мужа нет дома, или кражи на рынке, пока торговка отвернулась, в крайнем случае убийства на почве ревности или по корыстным мотивам, теперь не пойдут. Жестокие казни были верным способом производства благонадежных людей.

И вот с таких позиций что же делать с честным, умным, приятным человеком, наотрез отказывающимся выполнить требование закона? Может, отпустить его, а дело замять? Будь он один, это можно было посчитать пусть сомнительным, но выходом. Но какая же у вас должна мотивация быть, чтобы идти на такое… Если дело дойдет до императора, вас самого призовут к ответу как пособника государственного преступника. За такое, как правило, распинали. Можно надеяться, что информация не дойдет, но какой смысл подвергать себя такому риску? Личная симпатия? Допустим. А если ее нет, тогда зачем? И главное, таких отказников тысячи. Стоит вам начать их всех отпускать, как вы уже не просто чиновник, проявивший слабость, а пособник врага — враг императора.

Что же вы будете делать в этой ситуации? Может, со службы уволитесь? Можно, но только надо понимать, ради чего. Цель какую вы в итоге достигаете? Если бы вы верили в то, во что они верят, тогда понятно. Но если вы искренне считаете это чушью, глупостью и сектантством, какой у вас может быть мотив жертвовать своим образом жизни ради их идеалов? Никакого. Кроме того, принесение своего благополучия в жертву ничего не меняет. Едва вы уволитесь, ваше место тут же другой займет. Значит, людей, ради которых вы уволились, все равно казнят. Получается, не было у чиновника никакого мотива. И значит, не было у него иного варианта, кроме как поступить по закону.

Церковь говорит, римская власть казнила только за одно исповедание веры в Христа. Неправда. Римская империя была правовым государством, и не могла казнить человека за то, что в его голове мысли не такого формата. К тому же Рим никогда не отрицал ни Господина иудеев (Господа), ни Христа. В римском Пантеоне для всех божеств имелось место.

Рим казнил за нарушение закона, а не за веру в христианское учение (которое тогда еще не было даже толком сформировано, каждый верил, как хотел). Состав преступления был не в вере, а в отказе исполнить закон империи о принесении жертвы императору.

В наше время есть юноши, уклоняющиеся от призыва в армию на том основании, что религиозные убеждения не позволяют им брать в руки оружие. Наказывают этих юношей не за их религиозные убеждения, а за нарушение закона о призыве.

Трещина

В стратегическом плане перед христианами на выбор было три варианта:

а) мученическая смерть;

б) бегство в пустыню;

в) отказ от веры.

Каждый выбирал путь сообразно силе веры. Христиане с самой сильной верой шли за свои убеждения на муки и смерть. Так зарождается институт мученичества, образуя костяк и фундамент, на который опирается растущее явление: «Иди и гибни безупречно/ Умрешь не даром, дело прочно / Когда под ним струится кровь». (Н. Некрасов).

Люди с меньшей силой воли бежали в пустынные районы, где жили одиночками или группами. Так зарождается индивидуальное, а потом общежительное монашество. Люди в монастырях считали себя живыми покойниками — они умерли для мира и его радостей. Отсюда преобладание черного цвета в одежде и мрачная монастырская атмосфера.

Еще одна разновидность бегства от властей — удаление в социальную пустыню. Это явление получит название юродство и странничество. По сути, оно продолжит школу киников, девиз которой выражался в формуле: «Жить как собака».

Человек в одном плаще на голое тело, длинная борода, посох в руках, нищенская сума на плече. Таков был образ античного бродячего философа, ставшего бродягой не в силу вынудивших к тому обстоятельств, а по идейным соображениям.

Многие киники распродавали свое имущество, деньги раздавали посторонним, чтобы полностью отдаться свободной от всех условностей и обязательств жизни, которую они считали единственно правильной. Это придавало запылённому, оборванному образу чистоту и привлекательность. Все это в полной мере переймет христианство. Изменится терминология, но суть останется той же — уйти от социума с его законами, и своей жизнью выражать протест против норм общества.

Юродивые и странники самим своим растрепанным видом будут говорить, что лучше жить в грязи, чем быть удобным гражданином из страха перед наказанием. Битцевский маньяк Пичушкин в этом контексте сказал на суде: «Жить как вы — вот преступление перед жизнью. Жизнь от таких отворачивается и посылает таких, как я».

У кого вера была не такой сильной, чтобы стоять за нее насмерть, и даже не такой, чтобы уйти ради нее от социума, те пользовались бюрократическими лазейками. В оправданиях у этих людей недостатка не было. У людей вообще никогда нет дефицита в таком товаре, как оправдание. Власть признавала их ловкачество жертвой божеству.

Иудаизм делило пополам отношение к пророкам. Это была главная жирная линия. По обе стороны линии тоже было не все гладко и единообразно. Имелись свои противоречия, менее выраженные. Основной линией раскола было отношение к пророкам.

Христианство делило пополам отношение к принесению жертвы императору. Это была такая же главная жирная линия. По обе стороны линии тоже было не все гладко. Между христианскими группами противоречий было еще больше, чем между иудейскими.

Христиане, готовые идти на мученическую смерть или удалиться в пустынные места, не считали за христиан тех, кто приносил, пусть и формально, жертву сыну Юпитера — императору. Они называли таких отступниками, многобожниками и язычниками.

Апостол Иоанн говорит об отступниках: «Они вышли от нас, но не были наши; ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши» (1Ин. 2-19).

Непримиримость между жреческой и пророческой партиями в иудаизме сглаживал Храм и Закон. Непримиримость между партией, отрицающей всякую жертву императору, и партией, допускающей такую жертву, в христианстве было нечему сглаживать. Храма у них не было. Единого текста, божественность которого признавали бы все христианские группы, тоже не было. Соединять воедино противоборствующие стороны было нечем.

Гонения поставляли каждой партии соответствующий человеческий материал. В партию, отрицавшую любую форму поклонения языческому божеству, шел качественный материал, но его было мало. В партию, поклонявшуюся языческому божеству-императору, по сути, в партию христианствующих язычников, шел менее качественный материал, но его было много. Так к одним шло качество, к другим количество.

Как жреческая и пророческая партии иудаизма имели идеологическую платформу, опирающуюся на священные тексты, так и в христианстве традиционная и язычествующая партии имели свою платформу, тоже опирающуюся на священные тексты.

Платформой традиционной партии была установка: «не поклоняйся иным богам». Платформой язычествующей партии были слова апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1) и апостола Петра: «Бога бойтесь, царя чтите» (1Пет. 2, 17).

На основании этих апостольских фраз христиане, приносившие императору жертву, заявляли, что поклоняются они не императору, а его власти. И так как всякая власть от Бога, поклоняясь божественной природе власти императора, они, таким образом, поклоняются Богу. Это примиряло непримиримое — светский римский закон и христианские установки. Кажется, и волки сыты, и овцы целы.

Классические христиане указывают своим оппонентам на грубое противоречие духу христианства. Они ссылаются на слова Христа, сказавшего, что источником власти может быть не только Бог, но и тьма: «Теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22, 53). На слова апостола Иоанна, сказавшего, что дракон может дать власть: «И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр. 13, 2). И на апостола Павла, что «Наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6, 12).

Апостол Павел, в одном месте говорящий за власть, в другом месте против власти – необычный персонаж, принявший христианство при весьма странных обстоятельствах. Он шел по дороге в Дамаск, и вдруг его осиял свет. Павел, тогда еще носивший имя Савл, услышал с неба обращенный к нему голос: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? » (Деян. 9, 4). Он с ужасом и недоумением вопросил: «Кто ты, Господи?! » (Деян. 9, 5).

Реакция Савла на ситуацию заслуживает особого внимания. Чтобы уловить нюансы, подумайте, почему Савл, когда слышит голос с неба, задает такой вопрос? Разве непонятно, кто с тобой может говорить с неба? Но, Савл спрашивает: «Кто ты, Господи? », то есть, признает господином, превосходящей его сущностью, но при этом хочет понять, кто это.

Чтобы яснее понимать состояние Савла, скажу, что иудаизм не отрицал иных форм жизни, превосходящих человека в развитии. Он называл эти формы жизни богами. Самую сильную форму иудеи называют своим господином: «Господь наш превыше всех богов» (Пс. 134, 5). Утверждение величия Господина с современных позиций несколько странно обосновывается. Понятно, почему за признак силы считается, что он творит молнии. Не совсем понятно, как признаком силы может быть, например, поражение им младенцев.

Павел сразу признал, что с неба говорит господин. Но не мог понять, что за господин: известный ему, которому Израиль поклонялся, или какой-то новый. Определиться он не мог, потому что господин с неба говорил фразами из древнегреческих трагедий: «Что ты гонишь меня» (фраза юноши, обращенная к преследующему его Аполлону) и «Трудно тебе идти против рожна» (фраза из трагедии Эсхила). Образованный Савл, знающий эллинскую культуру, пребывает в том же недоумении, в каком были бы вы, услышав с неба фразы из популярных песен или фильмов.

Что это было? Возможно, какие-то технологии, как у египетских жрецов, которые показывали подобные фокусы народу, чтобы доказать свою связь с богами. Не исключено, что Савл мог сочинить эту историю. Но зачем? Здесь много странных моментов.

Как бы там ни было, по словам Христа и апостолов, источником власти может быть не только Бог, но и тьма, и дракон. И если это положить на заявление, что всякая власть от Бога, выходит, власть тьмы и дракона тоже от Бога. Тогда получается, что власть сатаны от Бога. Из этого следует, что противиться сатане, значит, противиться божественной власти, что в конечном итоге означает идти против воли Бога. Не противиться — тоже противиться Богу. Возникает непреодолимое противоречие.

Традиционные христиане, не приносящие жертву императору, говорят, что понимание любой власти от Бога есть извращение слов апостола Павла. Выражение «всякая власть от Бога» означает, что власть есть только то, что от Бога. И потому всякая власть от Бога. А что не от Бога, то правильно называть не властью, а самоуправством.

Позиция язычествующих христиан слабее, но у них нет выхода. Если они приносят жертву императору, им нужно как-то оправдать это. Вот они и настаивают на форме «всякая власть от Бога» и отрицают форму «что не от Бога, то не власть».

Противостоящие христианские партии вырабатывают свои модели веры в Христа. Вера язычествующих христиан сводится к соблюдению обряда — перецеловать все иконы, а потом пойти, принести жертву языческому божеству, сыну Юпитера — императору. Вера традиционных христиан заключается в решимости пойти на муки и смерть, или удалиться в пустыню, лишь бы ни под каким соусом и ни в какой форме не поклоняться языческому божеству, которого не олицетворял, а которым был император.

Чем больше враждующие стороны спорили, тем больше убеждались в правоте своей позиции, и тем больше испытывали неприязни к своим оппонентам. Трещина между двумя ветвями христианства постоянно увеличивалась и вскоре стала непреодолимой.

Гонения продолжают давать мучеников. Они также дают и тех, кто поначалу заявлял себя христианином, но когда доходило до дела, не мог противиться давлению системы. Он приносил жертву императору, и затем искал оправдание своему поведению. Находил его в теории язычествующей партии христиан «всякая власть от Бога», и примыкал к ней.

Гонения увеличивают число настоящих христиан и полу-христиан. Рим после этого окончательно признает силовое решение вопроса неэффективным. Чтобы удалить занозу из тела империи, нужно искать принципиально иное решение проблемы.

Переворот

По всей видимости, в поиске решения Рим опирался на анализ операции, проведенной им в отношении Израиля в 70-х годах I века. В этой провинции регулярно поднимались восстания. Рим вычленил корень проблемы — иудаизм. От него питались патриотические и мессианские настроения. Сердцем иудаизма был Храм. Если разрушить его, иудаизм разорвут противостоящие партии. Как следствие, патриотизм утратит религиозное основание, и восстания сойдут на нет. Рим разрушает Храм, и далее все идет как по писаному — иудаизм умирает, патриотические настроения исчезают. Беспокойная римская провинция больше не вспыхивает восстаниями и тихо платит налоги.

Анализируя рожденную христианством ситуацию, Рим видит параллели с иудаизмом. В Израиле жреческая партия не могла признать пророков — это уничтожало ее монополию на истину. Пророческая партия не могла отрицать пророков — это был ее единственный способ противостоять монополии жрецов. Группы с фундаментальными противоречиями, стремящиеся к одной цели, достигаемой через сохранение своего фундамента и разрушение фундамента оппонента, являются естественными врагами. Если в ситуацию не вмешивается третья сила, они будут грызть друг друга, в целом сохраняя равновесие. Но если в ситуацию вмешается государство и поддержит одну группу, какой бы ни была фанатичной и яростной сила, против двух сил она обречена проиграть.

Именно это произошло с иудаизмом. Фактически, когда Рим разрушил Храм, он выступил на стороне пророческой партии. Жреческая партия сошла на нет после такого вмешательства. Пророческая партия в лице фарисеев получила монополию на иудаизм.

Туже технологию Рим применяет к христианскому вопросу. По факту христианство было разделено на две партии. Одна партия не совершала жертвоприношение императору — традиционалисты. Вторая партия совершала — отступники.

Каждое гонение пополняло ту и другую партию новобранцами. Обе партии грызли друг друга в борьбе за монополию на христианство, но в целом баланс сохранялся. Равновесие нарушалось, если государство становилось на сторону одной из партий.

Естественным врагом Рима была партия традиционных христиан. Естественным другом Рима была партия христиан-отступников. Вырисовывается новая концепция борьбы Рима против христианства — поддержать отступников. Она обещала быть менее затратной и более эффективной по сравнению с гонениями и заигрыванием. Основная работа ложилась на плечи естественного союзника Рима — христиан-отступников.

Власть кардинально меняет политику и действует по принципу «от чего заболел, тем и лечись». Такой прием применяется в политике, когда оппоненту создают аналог, и он вынужден воевать со своим клоном, оттягивающим у него сторонников.

Рим начинает собирать язычествующих христиан в структуру, аналогичную министерству — министерство по вопросам христианства. Но называют эту структуру не министерством, а Церковью. Она имеет все соответствующие атрибуты — чиновников, иерархию, форму одежды, деление на административные единицы. Места христианских собраний, где они совершали богослужения и общались, ранее назывались екклесия, в переводе — собрание людей. Теперь эти места называются базиликами, что означает императорский дом, министерство, казенное учреждение, подвластное воле императора.

В 308 году Рим отменяет эдикт против христиан. Теперь их никто не трогает, им идут на уступки. В 313 году выходит Миланский эдикт, уравнивающий христианство с другими религиями. Власть приглашает всех христиан к диалогу, заведомо понимая, что на такое приглашение откликнется только язычествующее крыло христианства.

Между христианами-отступниками и властью устанавливается тесный контакт. Люди быстро усваивают нехитрые негласные правила игры, предложенные Римом: вы считаете приоритетным наше мнение, а мы вам оказываем поддержку. При таких правилах незаметно и, между прочим, представители Рима все чаще высказываются по духовным вопросам, и их мнение становится приоритетным для язычествующей партии.

В борьбе за монополию на бренд «христианство» прогосударственная партия смиренно просит у власти запретить своим оппонентам называть себя… христианами. Она предлагает называть их еретиками. Логика такая: если они имеют иное мнение, чем христиане, поддержанные государством, значит, они еретики — люди с иным мнением.

Власть не торопится применять силу и пытается полюбовно договориться с традиционными христианами, упорно отказывающимися выполнять римский закон. Так, император посылал одному из раннехристианских лидеров, Донату, послов с дарами. Тот мало того, что не принял дары и сказал: «Какое дело императору до церкви? », так еще и своим последователям запретил от власти принимать милость. Тогда император применил к упрямцу силу и сослал Доната в ссылку, где тот и умер.

Далее к таким упорным применяется долгосрочная стратегия на дискредитацию. Их не называют теперь христианами. Теперь самых что ни на есть настоящих христиан называют или по имени лидера группы, или по какой-либо особенности их учения. Если лидера группы звали Николаем, значит, его последователи — николаиты, если Донатом — донатисты. Как угодно, только не христиане.

Чтобы понять эффект, представьте: древний Рим запретил бы саддукеев, фарисеев и ессеев, образующих традиционный иудаизм, именовать иудеями. Теперь их следовало бы называть именно саддукеями, фарисеями и ессеями. А иудеями можно называть только тех, кто приносит жертву римскому императору (при желании Рим легко бы создал ситуацию, производящую иудеев, поклоняющихся императору, из которых слепил бы новую партию, которая присвоила себе монополию на использование бренда «иудаизм»).

Нужно ли доказывать, что при такой политике через два-три поколения иудеем для массы будет тот, кого называют иудеем? А настоящие иудеи, продолжающие стоять на своем, будут выглядеть склочными сектантами, вечно спорящими на темы: «все ли Бог сказал Моисею или не все», «есть загробная жизнь или нет», «есть ангелы с демонами или нет».

На фоне этих спорщиков «государственный иудаизм», где тишь, да гладь, да божья благодать, воспринимался бы массой истинным иудаизмом. А настоящий иудаизм, с его спорами, зачастую перерастающими в потасовки, — ну, эти уж точно еретики… — думал бы благочестивый иудей-обыватель.

Именно такой трюк римская власть проделала с традиционными христианами в 314 году. Она выпустила указ, перечисляющий признаки христианства и ереси. Признаком ереси значилось непризнание духовного авторитета власти, невыполнение всех ее законов (закон о величестве), заявление о независимости христианства от власти. Признаком настоящего христианства оказалось признание власти со всеми вытекающими.

Получалось, настоящий христианин по этому закону тот, кто поклоняется языческому божеству (императору) и подтверждает этот поклон жертвой. А кто нарушает закон и не приносит жертву императору-божеству, тот явный еретик отщепенец и сектант.

В глазах народа не приносящие жертву императору христиане выглядели вечно спорящей друг с другом и с властью кучей разрозненных групп. Госхристиане выглядели намного интереснее. Массе казалось: они настолько истинные, что даже власть их признала. «То-то же, против власти от Бога не попрешь», — изрекал римский обыватель.

Ситуация перевернулась с ног на голову. Раньше христианином считался тот, кто НЕ ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком считался тот, кто признал. Теперь христианином считался тот, кто ПРИЗНАЛ духовную власть императора. А отступником и еретиком — кто НЕ ПРИЗНАЛ. Черное стало белым, белое — черным.

Традиционные христиане не сдаются. Они на всех углах заявляют, что таинства от отступников не имеют силы. Язычествующая партия прибегает к испытанному способу — смиренно просит у власти защиты благочестивых христиан (себя) от злых еретиков.

Император Константин высказывается в пользу своих подопечных. Традиционные христиане заявляют, что мнение императора в таких вопросах не имеет силы. В ответ на такое заявление правитель ссылает лидеров «еретиков» далеко и надолго. Храмы традиционных христиан власть передает в пользование государственным христианам.

В благодарность за такое покровительство язычествующие христиане заявляют, что власть императора не просто власть от Бога, которой можно и нужно поклоняться, но она имеет право регламентировать духовную жизнь христиан, в том числе силой.

Сторонник язычествующей партии Августин говорит, что император может и должен использовать военную силу для восстановления церковного единства. За это его, с подачи власти, Церковь объявила не просто святым, но и назвала своим отцом.

Аналог этого святого — Конфуций. Его учение — никакое не учение. Там намека нет на мировоззренческий масштаб. Это набор бытовых штампов, где вся мудрость сводится к одному — быть покорным родителям, старшим по званию и по возрасту. Но в первую очередь быть послушным власти. Власти Китая за такие заявления создали культ Конфуция — он теперь выступал в роли и святого, и пророка, и представителя божественных сил.

А, например, вокруг учения Сунь Цзы, более глубокого, по сравнению с Конфуцием мыслителя, власть никакого культа не установила. Потому что он, вместо призыва к послушанию властям, говорил об игнорировании властей. И власть его гнала.

Монополизируя бренд «Христианство», государственные христиане начинают присваивать себе подвиги традиционных христиан. Они заявляют, что утверждены на крови мучеников, страдавших за веру во время гонений от языческих властей. Что именно они представители и продолжатели тех, кто веками проливал кровь за веру, принимая муки и смерть за свои убеждения. И свое особое положение в государстве они объясняют победой христианства над языческим Римом.

Если бы народ имел представление о сути христианства и знал его историю, такое заявление было бы невозможно. В нем сразу бы увидели противоречия и нестыковки. Но так как народ вместо истории байками довольствуется, он ничего не замечал.

Это, наверное, самый чудовищный обман за человеческую историю. История раннего христианства в корне извращается. Христиане, приносившие жертву императору, никогда не подвергались гонениям. Не за что их было гнать — они не нарушали закон об оскорблении величества. Гнали только нарушителей закона. И вот те, которых никогда не гнали, не только присваивают подвиги оппонентов себе, но и объявляют их еретиками.

До сих пор этот обман в действии. Чтобы он не обнаружился, Церковь в изложении истории христианства никогда не останавливается на раннем периоде и не детализирует историю гонений. Она просто говорит, что римская власть гнала ранних христиан за отказ поклониться языческим божествам. Но нигде и никогда не говорит (и не скажет), что именно были это за божества. Потому что этим божеством был римский император. Не говорит о законе, предписывавшем исполнение официальной процедуры. Не говорит, что Рим наказывал христиан не за религиозную позицию, а за нарушение светского закона. Не говорит, что Рим наказывал не только христиан, но и любого нарушителя закона.

Были случаи, когда человек обижался на власть и отказывался принести императору жертву. Его строго наказывали. Какую он исповедовал религию, было безразлично. Но Церкви такие детали невыгодно говорить. Ей выгодно представить дело так, будто людей гнали именно за исповедание Христа, а не за нарушение закона Римской империи.

Ранняя история христианства до сих пор вывернута наизнанку. Рим представлен в роли религиозного фанатика, принуждающего всех и вся поклоняться языческим богам. Кто не поклонялся, того, по версии Церкви, Рим казнил. А христиане представлены как отказывающиеся поклоняться именно языческим богам. А императору, типа, можно.

Дьявол кроется в деталях… Когда не знаешь деталей, сознание рисует, что Рим заставлял поклоняться христиан языческим богам. В голову не приходит, что речь идет о поклонении императору. Церковь этот момент всегда вуалирует. Всегда.

Байки про христианство создавали отступникам авторитет и гарантировали симпатии населения. Государственное христианство становится безопасным. Теперь любой мог заявить себя христианином, чувствовать причастным к великому и высшему, и не подвергаться опасности. Плюс сотрудничество с властью открывало перспективы.

Народ валом повалил в героизированное христианство, вдруг ставшее безопасным. Ни у кого мысли не возникло, с чего вдруг оно стало таким безопасным? Что произошло? Рим продолжал оставаться языческой конструкцией принципа «дерево». Соответственно, его законы были те же. Но раз он изменил отношение к христианству, значит, изменилось само христианство? Но если учение меняется, — это уже новое учение… А где же прежнее?

Всеми этими очевидными вопросами никто не задавался. Людям достаточно было объяснения, что раньше были гонения, а теперь кончились. Почему кончились, если Рим тот же? Ну как почему… Кончились, и все….

Среди приходящих были разные люди. Большинство, как и положено массе, шли как бараны — куда все, туда и я. Другие нос держали по ветру, карьеру надеялись построить. Так в позднем СССР в партию вступали — без партбилета серьезной карьеры не сделать.

Некоторые шли, восхищенные и покоренные историей раннего христианства. Стоит заметить, что последних было немало. Эти люди составляли низовые слои христианства. Наверху тоже были исключения, но в основном наверх поднимались те, кого привлекли далекие от веры цели. Но людей, принявших христианство единственно ради христианских целей, было много, очень много. Они готовы были насмерть стоять за свои убеждения. Но только к тому времени в числе их убеждений не было отрицания поклонения власти.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒