«Люби грешника и ненавидь грех!» 9 страница

«Начальнику Сампурского отдела РОМВД

Тамбовской области

Капитану Ушакову.

Источник «ЗОЯ»

Мною подлинно установлено следующее, а именно: в селе Понзари Сампурского района проживает Самойлов Иван Васильевич, который имеет среднемедицинское образование и втайне от народа располагает химической лабораторий. Все химические элементы привезены им из города Воронежа и имеют определённые целительное назначение в годы войны. По уточнённым данным при введении химического раствора в мышечные ткани при помощи шприца, наступает длительный паралич данной конечности. Срочно примите меры и произведите обыск у этого подозрительного типа».

Я взглянул на записку и сразу узнал знакомый почерк.

Оказалось, что это сообщение было написано Зоевой Ниной Владимировной - бывшей учительницей нашего села, теперь работающей на должности секретаря Понзаревского сельсовета. Почерк я её знал основательно, потому что она писала мне записки и письма, приглашая на свидание. Теперь наши отношения были похоронены. Мне вспомнилось, то, что было ранее…

Ещё в 1941 году, я, вернувшись домой, вновь стал работать фельдшером в больнице. По работе я иногда заходил в один из больших домов в нашем селе, недалеко от больницы, где на квартире проживали молоденькие фельдшерицы. Забегал, чтобы отдать распоряжения. И вот однажды, кажется в ноябре, на крыльце этого дома я повстречал незнакомую ранее девушку. Та, заметив меня, пропустила вперёд, красиво улыбнулась, во всё лицо, растягивая свои красивые пухлые губки:

- А вы, что тут живёте?

Сказано это было в мой адрес, не просто, а нараспев, специально для привлечения внимания.

-А я вас знаю! Вы – Самойлов Иван! – глаза у неё заискрились ещё ярче, эти искорки, как угольки запали мне в сердце. Я попытался было их притушить холодком безразличия:

- Да и некогда мне с вами возиться, у меня дела! – уступил я девушке проход в дверь.

Она, видя полное моё равнодушие, только повела плечами, это меня задело, и я решить поразузнать о незнакомке поподробнее.

Когда я попытался расспросить о новой квартирантке от фельдшериц, те сообщили, что эта девушка приехала недавно, и была приглашена на место секретаря в сельсовет. Звали её Ниной.

В следующий раз под вечер я её опять застал у этого же дома. Теперь уж мне стало интересно самому переговорить с таинственной незнакомкой.

-А вот и новая знакомая! Можно вас на пару слов, Нина? – поприветствовал я её, ожидая от девушки согласие.

- А я слышала, что вы жениться надумали, да и невеста у вас девушка достойная…, - огорошила она меня.

-У нас ещё ничего не решено! Одни хлопоты! Что из этого выгорит, я не знаю! – ответил я, не уклоняясь от вопроса.

-А вы желаете жениться? – Нина, спросив, будто испугалась и затихла, закрыв ладонями своё красивое личико.

-Да, желаю! Подыскиваю жену, одному жить – волком выть! Да, так - то у меня ещё и родители живы! Но семью создать нужно! – ответив девушке, я попытался взять её за руку.

-А с вами ухо нужно держать востро…вы ещё не таких песен напоёте, господин хороший! – Нина попыталась освободиться от моей ладони, но мы стояли на тёмной стороне улице и я уже второй рукой попытался обнять её.

-Я же ещё холостой, и дороги ты никому не перейдёшь! - тихо, но настойчиво уговаривал я её, и уговорил.

Наши отношения оказались так крепки с Ниной, что она родила от меня дочь. Понятно, что моё отцовство было предано тайне.

Мне пришлось объяснить следователю по поводу этого пасквиля:

- Теперь мне понятно, почему она это написала! У нас с ней личные счёты ещё с 1941 года! Всё это сфабриковано с целью моей дискредитации…Я сидел в тюрьме, значит преступник!

Следователь, не имея никаких доказательств в моей противозаконной деятельности, отпустил меня, давая понять мне, что дело в отношении меня закончилось. Я бы и хотел поверить в это, но не мог. Тяжёлый осадок остался у меня в душе после допроса.

Через несколько дней я был вызван повесткой на пересыльный пункт в город Тамбов, ничего плохого не подозревая, я исполнил приказание властей. Но в военкомате города Тамбова я был арестован и после тщательного обыска меня препроводили в КПЗ (камера предварительного заключения). После моего ареста дома у меня был произведён обыск. Я так понял, что искали незаконные лекарства, но не нашли, донос был ложным, но это не помешало властям перевести меня через 14 дней в городскую тюрьму под следствие, там уже томилось несколько человек с нашего села. Следователи выдвинули мне обвинение предусмотренное статьёй 193-12 пункт «в» Уголовного кодекса РФ. Это означало, что я якобы уклонялся от воинской службы. 26 января 1943 года меня и тех, кто обвинялся по данной статье, осматривала строгая комиссия в составе четырёх квалифицированных врачей – специалистов. Если бы нашли, что я дезертир, то меня по законам военного времени сразу бы расстреляли. Но на следующий день я был освобождён на основании статьи №204 УПК РСФСР.

Следователь вызвал меня в кабинет и протянул бумагу:

- Читайте! Вы освобождаетесь на основании того, что признаны негодным к несению военной службы в рядах РККА. Переосвидетельствование у вас через шесть месяцев! Не забудьте! Сейчас с этим строго, фронту нужны солдаты!

Радости моей не было предела: «Я доказал следователям, что не дезертир, а больной! »

Дома меня ждала записка. На тетрадном листочке ровным почерком было выведено женским ровным почерком: «Хочу видеть ГЕРОЯ, а посему не посчитайте за трудность, мой Иван Васильевич, прибыть ко мне в вечерние часы! Ваша Надежда».

«Неожиданно! А ей немногим больше двадцати лет! » - меня приглашала к себе директор школы Юрина Надежда, красивая и молодая она и раньше засматривалась на меня, но чтобы пригласить к себе, это дорогого стоило. Я не стал тянуть, в этот же вечер постучал в её тёмное ночное окно. Она не испугалась, открыла дверь. Скуластая, остроносенькая, с ясными голубыми глазами, она была похожа, на сошедшую с картин итальянских художников эпохи Возрождения, Мадонну.

-Да, вы, Надежда, не женщина, а цветок! И не розан, а какой-то бело-розовый пышный цветок без запаха, будто бы выросший из девственного белого снежного сугроба в какой - нибудь очень далёкой земле! – начал я с порога обрызгивать её благовониями из слов, чувствуя, что сам начинаю верить в свои словесные нагромождения. Уставший и озябший, я с радостью принял тепло этой женщины. После этой ночи она не забывала меня на протяжении всей жизни, помогая мне всем необходимым, не прося взамен никакой даже мизерной благодарности.

4 февраля 1943 года я отправился в Сампруский военкомат для постановки на воинский учёт, смело зашёл в кабинет к начальнику I части военкомата капитану Кочергину, а тот, прочитав мою справку, приказал меня тут же арестовать, считая мою справкой липовой:

- Знаем мы таких больных, в военное время дома за печкой отсидеться захотел? В камеру его! – вызвал он охрану.

Я стал защищаться, доказывать, что справка настоящая, и я болею на самом деле. Это не понравилось капитану.

- Оказываешь сопротивление!??? – заорал он, меня схватили и увели в камеру. Потом я узнал, что он решил добиваться, чтобы я прошёл медицинское освидетельствование повторно и на меня завели очередное уголовное дело!

Тут мне стало совсем невесело, так как этот начальник отправил меня обратно в Тамбовскую тюрьму, где меня незаконно удерживался до 18 марта. Оказалось, что таких как я, было в тюрьме на тот период 167 человек, все они ждали суда. Но по Указанию Генерального Прокурора СССР, без суда нас всех отправили на пересыльный пункт, для последующей отправки на фронт. Я попал в группу из 43 человек, что должна была следовать в город Кузнецк Куйбышевской области. Не мытьём так катаньем нас отправляли на фронт, не спрашивая о нашем состоянии здоровья.

Понимая, что меня нагло обманули, никто не стал смотреть мою справку, выданную мне медицинской комиссией, я решил не подчиняться данному указанию, считая, что за это меня не расстреляют. «На беззаконие отвечу беззаконием! » - втайне решил я, и отправился домой в село Понзарь. Я мог идти только ночью, так как днём меня могли поймать, а у меня с собой не было никаких документов. В одной из деревень я зашёл в крайний дом, там жила одинокая старушка, она оставляла меня на ночь:

- Останься, сынок переночуй в тепле! За деревней волков много!

- Волки голодные!? А я не голодный? Мне бы кусочек хлеба, хоть самую малость, мать? Поверишь, ноги не несут…- попросил я её, но она лишь развела руками:

-Хлеба нет! Ничего нет! Хоть ложись - умирай!

До дому я еле дошёл, постоянно падал на дорогу, захватывал озябшими ладонями колючий и холодный снег и жадно ел его, утоляя свой голод. Месяц я провёл дома, скрываясь от властей. Но не выдержал и отправился в Сампурский РО МВД, меня там явно не ждали, думали я в бегах, далеко от дома. А я пришёл сам! Начальник милиции Ушаков протянул мне бумагу, там было написано: «…19 марта 1943 года из эшелона №1846, следовавший в город Кузнецк, Куйбышевской области из числа 43 человек военнообязанных сбежал из-под охраны в 13 человек военнообязанный Самойлов Иван Васильевич, 1915 года рождения. Примите меры».

Прочитав бумагу, я понял, что моя вина полностью доказана и признался в этом милиционеру:

- Да, я сбежал с эшелона! Но почему я сбежал? Потому что со мной поступили несправедливо! Медкомиссия признала меня больным, а меня взяли и отправили на фронт!

-Хорошо! Решим так – завтра проведём новое освидетельствование, и если ты, Самойлов, окажешься здоров, то тебя ждёт суровое наказание! – милиционер показал на свою кобуру.

-Я согласен! Пусть будет так! – мне осталось повиноваться приказу.

На следующий день врачебная комиссия, осмотрев меня, написала очередную справку о моей пригодности:

«…Самойлов И. В. признан негодным по состоянию здоровья к несению воинской службы в РККА…»

Так в очередной раз я избежал расстрела. Я не мог понять одного: зачем меня держали в тюрьме и угрожали расстрелом? Через некоторое время после моих злоключений, мне всё стало понятно: работники военкомата, прокуратуры, суда, РО МВД и часть работников Райисполкома сами были осуждены судом военного трибунала за взятки с военнообязанных.

Военное время было трудным, не хватало продуктов питания, люди голодали. Находились желающие поживиться за счёт других, на горе других, строящих своё благополучие. Я помню несколько таких случаев в нашем селе, они потрясли своей жестокостью. В мае 1943 года была совершена кража вещей у гражданки Селивановой Ф. Ф., кражу совершил дезертир. В этом же месяце был зверски убит житель нашего села Бочеров Иван. Труп был обнаружен на поле, недалеко от здания школы. Установили и убийцу, им оказался племянник, желавший завладеть домом и имуществом своего дяди.

В эти дни чуть не убили и меня. А произошло это так: мы продолжали встречаться с Шурой Кокаревой и уже строили планы на совместную жизнь. В один из летних дней мы возвращались с прогулки в хорошем настроении, не доходя до дома, меня зазвал к себе мой старый знакомый Иван Селиванов, я простился с Шурой и без страха ступил на крыльцо. Селиванов стоял на крыльце и курил, ежеминутно громко сплёвывая в сторону, пропуская меня вперёд, вдруг вздрогнул всем телом:

-Заходи в дом, Иван, там тебя ждут!

Я без всякого недоверия открыл дверь, вошёл в дом и тут услышал чей-то незнакомый хриплый голос:

-Стой, доктор! Стрелять буду!

Я не понял, что происходит, незнакомец наставил пистолет мне в голову:

-Деньги! Сам отдашь или отбирать придётся?

-Я не понимаю, какие деньги? – я попытался разглядеть и опознать грабителя, им оказался дезертир Серёга Дундаков, он был небрит, в старом лохмотье.

-Ты лечишь людей за деньги, нам известно! Отдавай деньги! – напирал на меня дезертир, тряся пистолетом, но я понимал, что между убийством и устрашением огромная пропасть.

-У меня денег нет! Я работаю за зарплату! – оттягивал время я, пытаясь приблизиться к открытому окну. Но я не успел спастись бегством, как в дом забежал Селиванов – хозяин дома и завопил:

- Лягавые! Сваливай! – обратился он к Дундакову и тот, отодвинув меня от окна, кошкой выскочил наружу.

Селиванов подошёл ко мне и рассказал, что Дундаков под пистолетом приказал ему пригласить меня в дом и теперь он просил его извинить.

-А не вернётся? – указал я на открытое окно, спрашивая о дезертире.

-Нет! Сегодня не вернётся, милиции они побаиваются! Слыхал, доктор, поди, что с дезертирами делают? Сразу к стенке! – Селиванов улыбался.

-Наслышан! Самого чуть несколько раз не расстреляли! В дезертиры записали! – я пожал ему руку в знак прощения и отправился домой.

Следующий раз встретиться с дезертирами мне пришлось в конце 1944 года, тогда они пытались выведать знания о моей химической лаборатории, но всё обошлось, хотя мне опять угрожали пистолетом. В то время у многих жителей было оружие, пистолет имелся и у меня, только я никому его не показывал, он попал мне в руки ещё на фронте, всеми правдами и неправдами я сохранил его, в то время я думал, что он принесёт мне безопасность, а принёс мне новый срок заключения.

Дезертирам не удалось разделаться со мной, зато через несколько дней на заснеженной обочине дороги нашли труп известного дезертира и налётчика Серёги Дундакова, того самого, что стращал недавно меня расправой. Вся округа стонала от его злодеяний, на его руках была кровь мирных людей. Теперь люди вздохнули с облегчением и благодарили смельчака, что пришиб дезертира, поговаривали, что его убили свои, такие же преступники.

Ещё одна неприятная история приключилась со мной в День Победы – 9 мая 1945 года. Мой младший брат Анатолий ушёл на фронт в октябре 1944 года, он был уже женатым человеком и мы ждали его живым и невредимым. Испугались мы за него, когда 18 декабря этого же года нам пришло извещение, в нём говорилось, что Анатолий пал смертью храбрых. Мне не верилось в его смерть, я не мог его представить мёртвым и оказался прав, в январе победного 1945 года пришло письмо от самого Анатолия, он писал о том, как был тяжело ранен в бою, из 200 человек осталось лишь шестеро! Анатолий потерял сознание из-за большой потери крови, но на него наткнулась медсестра и вытащила с поля боя. В госпитале он лечился в городе Тамбове, мы сразу помчались к нему. В апреле 1945 года он был в отпуске, а на 9 мая его нужно было отвезти в Тамбов в госпиталь.

В сельсовете мне дали коня и телегу и мы отправились до села Сампур, на железнодорожную станцию. Туда доехали удачно и без приключений, довёз его до станции, простился с ним и не торопясь отправился в обратный путь.

Не доезжая своего села, вдруг увидел незнакомых людей на дороге, остановил коня. Навстречу ко мне подошло трое мужиков, не стриженные и небритые они были к тому же и пьяные. Слово за слово началась перепалка, они хотели отобрать у меня коня и телегу. Я не дал, больно хлестнув одного из них вожжами:

- С дороги! Раздавлю! – хватив одной рукой по карману брюк, где я обычно прятал свой пистолет. Но его не оказалось, пистолет я позабыл дома.

Ударить я смог нападавшего ещё несколько раз, но вырваться не смог, другие напали меня, скинули с телеги и начали бить лежачего ногами, но на моё счастье на дороге появилась автомашина. Банда рассыпалась по придорожным кустам. Избитый, с синяком под глазом я недовольный случившимся возвращался домой, как потом я узнал, это были бандиты, промышлявшие в наших краях, милиция так и не смогла их поймать.

До дому я добрался уже под вечер, сдав лошадку, я направился вдоль улицы. Уставший я всё же завернул к своему товарищу Александру Пахомову, тот недавно прибыл по мобилизации и теперь почти каждый день праздновал своё возвращение с фронта в компании молодых девушек.

-Да, у тебя ранение, Иван? Кто это тебе зафетюлил? Хотя не моё дело! Садись, наливай и пей! – друг пододвинул мне стул. – Ты посмотри, какие со мной красотки! А тебе, Иван, нельзя, ты жениться собрался! – расхохотался он на весь дом. Две девушки, сидящие рядом, тоже захихикали.

Я выпил полстакана водки, закусил куском свежего хлеба и встал из-за стола, пора было идти домой.

-А, я пойду! – махнул я рукой на прощанье! – родители заждались.

-Топай! Топай! Только потом не говори мне, что я не угощал, – друг встал проводить меня до дверей, - Сам дойдёшь или провожатого дать?

-Сам дойду! – я толкнул тяжёлую дверь и, шатаясь, вышел на крыльцо.

Не успел я сделать несколько шагов по улице, как меня догнала одна из девушек, что сидела за столом. Она затараторила у меня над ухом оглушительным пулемётом, пытаясь меня остановить своими признаниями:

- Меня зовут Любовь Сергеевна Абрамова, мне много говорили о вас, когда я училась в сельхозтехникуме. Я слышала много о вас от подруг по школе, и мне хотелось только одного! Одного! Слышите, вы? Увидеть вас хоть краешком глаза. И ещё, мне хотелось с вами поговорить. Говорить с вами долго и обо всём! Но я не знала, как это сделать, у нас не принято, чтобы девушка первая начала разговор. Вот, например, в Великобритании…

-Где? Где? – переспросил я её, засыпая на ходу.

- В Великобритании согласно обычаю в високосный год девушка может сама сделать предложение тому мужчине, которого любит!

-Вы, что делаете мне предложение!? – встрепенулся я, стараясь лучше рассмотреть мою неожиданную спутницу.

-Мне ваш друг рассказал, что это вы сейчас заходили! Я и пошла за вами…Послушайте меня, я и не могла сегодня подумать, что встречу вас! Я искала встречи с вами, и теперь я призналась вам и вы вольны поступать так со мной, как посчитаете нужным!

-И что же вы ещё про меня слышали? – мотал я головой, отгоняя сонливость, разговор мне становился с каждой минутой интересным.

-У меня папа – старый врач! И он тоже о вас много рассказывал, о том, какой хороший вы специалист и вообще…- девушка шла рядом со мной и смотрела мне в глаза, её близость была так естественна, что я остановился и обнял её со всей силы и поцеловал в прохладные губы. Светлые волосы падали на её тонкие плечи.

- Ну, и поговорили! Мне спать пора, я жутко устал, Любовь Сергеевна. Какая прекрасная ночь! Давайте встретимся завтра, если не возражаете на берегу реки?

-Я согласна! Ещё один поцелуй и до завтра! – она цепко обхватила мою шею и впилась в мои губы.

Наша связь с Любой продолжалась до осени 1945 года. Затем мы расстались, насытившись и наигравшись друг другом вдоволь. А потом по обоюдному согласию отбросили свою любовь как ненужную игрушку куда-то в угол и забыли про неё.

22 августа 1945 года я женился второй раз! Сбылась моя давняя юношеская мечта, моей женой стала Кокарева Александра. Это её я опрометчиво променял тогда в молодости на Марусю. Я попытался не совершать тех ошибок, что совершил с первой женой, мой теперешний брак был обдуманным, мы с Александрой дружили ещё с детства. Легко общаясь друг с другом до брака, мы думали, что и после свадьбы наша совместная жизнь будет счастливой. Мои родители были довольны моим выбором, но к свадьбе отнеслись прохладно, намекая, что на первую свадьбу были истрачены большие средства и теперь раскошеливаться и помогать финансово не желают. Я, было, обиделся на мать, но понял, что теперь сам несу ответственность за свой выбор. Свадьбу отгуляли скромно в доме у невесты, мать у Александры к тому времени умерла, и всем хозяйством заправлял её отец, с уважением относившийся ко мне.

Сбылась мечта, в моих руках и моём сердце был любимый мной человек, но радости, той безмерной радости, что бывает у счастливых людей, у меня не было. Александра Кокарева была одной из первых девушек, привлекших моё внимание, зажегших огонь желания, но теперь за свадебным столом я вдруг осознал свою очередную ошибку. Я любил Александру, любил давно, тогда в незрелой юности, не знавший жизни, но после лагерей, череды ярких знакомств с женским полом, моя прежняя любовь, как-то померкла, пообносилась, утратила новизну и яркость. Я надеялся, что супружеская жизнь принесёт в наши отношения что-то свежее, новое, необычное. Но всё оказалось совсем наоборот.

- Твоя любовь подобна горящей спичке! Пшик и погасла! – стала говорить мне открыто жена, после прожитого месяца под одной крышей.

-Как это «пшик»? Я несколько лет любил тебя! С самой юности, а ты «пшик»! – оправдывался я, прекрасно сознавая, что наши отношения сходили на «нет», чувства, бурлившие прежде весенними ручьями, превратились в застойное гнилое болото.

В мае 1946 года у меня родилась дочь Людмила. Семейная жизнь стала превращаться в обузу. Тёмными тучами громоздились однообразные будни, будя раздражение и злость. Младенец часто просыпался. Бывало, до шестнадцати раз за ночь жене приходилось вскакивать и успокаивать дочку. Александра стала вялой, усталой, от её красоты ничего не осталось, все её силы были отданы не мне, а ребёнку. Меня это бесило: «Как так? Вечером забираешься спать, рано утром на работу, день за днём одно и тоже, никакого праздника? » Тянуло на танцы, на веселье, к новым впечатлениям. Откуда мне было знать, что уже скоро меня лишат этого семейного рая, у меня отберут всё, что я имел – жену и дочь!

Но тогда камнем на шее висела семейная жизнь.

-Как мне это надоело! – в сердцах я срывался с места в доме и бежал на улицу.

Жена наблюдала за моим поведением, стараясь успокоить меня, обнимала и прижималась как верная собачонка.

И вот я опять бегу из дома, бегу, куда глаза глядят, только подальше от ненавистной мне семейной жизни. А кто же ждал меня тогда? Кто надеялся на большое чувство? Её звали Курохтина Мария Григорьевна, и возраст самый цветущий – 19 лет! Встретились, понравились друг другу и сошлись, понимая, что нарушаем все правила морали и советского законодательства о семье и браке. Да и до этого ли нам было? Я встретился с ней случайно ночью, и она, почуяв моё одиночество, связала меня своими ласками и разговорами, словно верёвками по ногам и рукам. И теперь я каждый вечер бежал к ней, со всей силы хлопнув дверью на расспросы и укоры сварливой жены, желая утонуть в больших полуночных глазах, мерцающих чёрными алмазами.

- Люблю! – шептала она мне в ухо, поглаживая мою шальную голову.

На её смуглых щеках горел стыдливый румянец, она ещё боялась меня, но её неукротимое желание быть моей и только моей ломало препоны страха. Она видела во мне опору и защиту, мне это было приятно. Зная свою натуру, я предупредил её:

-Всё бы было хорошо! Да я женат! А мать твоя про меня что-то знает? Я тут её на улице встретил, так она на меня исподлобья зло глазёнками зыркнула! – опять терзал я себя и её.

-Да, нет! Не знает! Но догадывается! – смотрела она меня своими широко открытыми глазами, как на икону.

Через несколько месяцев она забеременела в первый раз. Обошлось. Проблему решили с помощью подпольной операции. Но промаху я дал и во второй раз, тут уж меня в стороне не оставили.

-Мамка тебя, Иван, зовёт! Посудачить хочет! – вылила ушат холодной воды мне на голову моя зазноба.

Я перечить не стал, пошёл с ней к её матери. По-воровски мы крались с Марусей по селу, а вдруг кто чужой увидит нас вместе, я в то время уже официально был женат. Зашли в дом, сели за стол, мать сразу с рыком набросилась на меня:

-Ишь, моду взял, пакостить! Обрюхатил второй раз! Совести у тебя нет!

-Я могу и уйти! Мне что? Да дочь ваша мне дорога! – я обнял Марусю, та вывернулась из объятий и спряталась за спину матери.

-Нет на тебя управы пёс шелудивый! – напирала мамаша, её толстое лицо наливалось кровью.

-А если и эту проблему решить по-медицински? Я готов устроить! – усмехнулся я и посмотрел на женщин.

-Нет! Абортами калечить дочку не дам, пусть уж лучше рожает! – мамаша заплакала, всё ещё ругая меня.

- Пусть рожает! А я помогу, чем смогу! – чувствуя, что проблема решается сама собой, я встал и отправился к двери.

- И чтоб больше тебя никогда у нас не было! – всё ещё выла мамаша, растирая слёзы по пухлым щекам.

Эта весть о беременности моей любовницы, словно гром среди ясного неба, прокатилась по нашему селу, и теперь уже моя жена доставала меня с утра до вечера своими укорами, пытая и разрывая моё страдающее сердце. При прошествии нескольких месяцев моя жена, зло, фыркнув, сообщила:

-Твоя ребёночка родила – сына! Назвали Володей, радуйся! Папаша…

В нашем селе и после войны было неспокойно, один из таких случаев не только потряс своей жестокостью, но и напомнил мне о событиях моего детства. 21 июня 1947 года была зверски убита учительница нашего села Головина Татьяна Михайловна. В этот злополучный день она отправилась в банк села Сампур за деньгами на зарплату учителям и ремонт школы. Милиция установила, что убийцей был Козадоев Александр, сыночек того самого Козадоева, что в 1930 году помогал скрыть следы преступления Кокареву Ивану, расправившегося с Симой Бочаровой.

В тот злополучный день учительница Головина Т. М. получила в банке деньги в сумме 521 рубль, аккуратно положила их в портфель и отправилась в обратный путь пешком, никого не боясь. Женщина она была ещё молодая и потому дорога до дому ей казалась недолгой. Но всё это время за ней пристально следил убийца, он настиг её около ржаного поля, на окраине нашего села. Волком выскочил он из густой и высокой ржи в тот момент, когда она проходила мимо, и с силой ударил ей финским ножом в шею. Женщина начала сопротивляться, кричать, упрашивать сохранить ей жизнь. Убийца, схватив женщину поволок её в рожь, где повалил и начал беспорядочно наносить удары ножом по истекающей кровью жертве. Всего он нанёс тринадцать ударов. Убедившись, что женщина не дышит, изверг изнасиловал её, затем забрал деньги, снял ручные часы, серебряную цепочку и туфли. Затем убийца скрылся с места преступления. Вечером колхозники обнаружили труп учительницы, вызвали срочно милицию. Милиция прибыла с поисковой собакой, та сразу взяла след и привела к преступнику, Козадоев был арестован.

Я тогда работал фельдшером, и когда милиция отправилась на автомашине за трупом учительницы, моё присутствие было обязательным. Стояла звездная ночь, машина освещала фарами высокую стену ржаного поля. Не хотелось верить в смерть, в гибель человека. Машина тормознула там, где светил огонёк керосиновой лампы «летучая мышь». Рядом были люди, они охраняли место убийства. Я, быстро спрыгнув с подножки машины, попросил милиционера:

- Можно я осмотрю труп?

-Выполняйте свои обязанности! Только руками ничего не трогайте! – милиционер закурил, закашлявшись от крепкого табака. Как гром прозвучал его кашель над полем, притихшем от случившегося, птицы и те не подавали голосов.

Я взял лампу и подошёл к месту преступления: рожь в диаметре четырёх метров была примята, в разных местах были разбросаны окровавленные папиросы, учительница лежала в луже собственной крови, с отброшенными в стороны руками, на её белой кофточке проступали следы от ножа – порезы с запекшейся чёрной кровью. Посветив на лицо, мне представилось, как она умирала, корчась от боли; её большой лоб был в подтёках крови, на щеках рдели царапины и порезы. Видны были и следы жестокого насилия – юбка закинута, а рейтузы были спущены ниже колен. Меня захватило это зрелище смерти, я, осторожно ступая, удалился от страшного трупа, подошёл к милиционеру:

- Убита и изнасилована точно, всё остальное установим в морге!

Вскоре суд вынес справедливый приговор убийце Козадоеву, его ждало 20 лет исправительно - трудовых лагерей.

Переживая всё случившееся, я тогда ещё не знал, что сам нахожусь в нескольких шагах от тюремного заключения, скоро и меня будут обвинять в убийстве человека, грозя расстрельной статьёй. Так и хочется спросить: «Судьба, отчего ты такая жестокая ко мне? »

5 апреля 1947 года вечером я был дома, отработав день - отдыхал. Но услышал, что у дома притормозила автомашина, я выглянул в окно и увидел знакомую милицейскую автомашину, в голове мелькнула мысль: «Опять, что – то случилось? Убийство? » Я направился к порогу встречать нежданных гостей. Жена с дочерью были дома, никто и не подумал из нас, что нашей семейной жизни пришёл конец!

Дверь открылась, в дом вошёл следователь по уголовному розыску УМВД по Тамбовской области старший лейтенант Панин, я его знал лично и поздоровался с ним, но он хмуро прошёл, не подав мне руки. За ними проследовали: участковый нашего посёлка Спиридонов, председатель колхоза «Первый Октябрь» Хлабистов. Все они были знакомы мне, но сегодня были не приветливы, я прошёл в большую комнату, чувствуя что-то нехорошее, пока еще полностью не понимая происходящего.

-Понятые, прошу вас! – распорядился лейтенант и провёл в комнату двух понятых из местных жителей.

-В чём дело? – отважился я спросить лейтенанта, что-то похолодело в груди.

-Присядьте! – не предложил, а приказал мне лейтенант металлическим голосом, раскладывая на столе бумаги. Мои ноги подкосились и без милицейского окрика, я хотел понять, в чём меня обвиняют?

Жену и дочь попросили выйти в другую комнату, дочка, предчувствуя что-то плохое, громко заплакала.

- Вот познакомьтесь! – лейтенант протянул мне листок, исписанный чётким разборчивым почерком. – Что вы знаете про убийство гражданки Каревой?

-Каревой? А как же, знаю! Она пропала в начале декабря 1945 года, я сам принимал активное участие в её поиске! Но найти не смогли! Искали долго, но безрезультатно! А причём тут я? - Я взял в руки листок постарался прочитать содержимое документа, но от волнения строчки прыгали и путались перед глазами. Подавив волнение, я прочёл этот документ, это была анонимка, подло составленная против меня и моего брата Анатолия:

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒