8. Ратипупланг

7. Дома

Они скатились с тягомота и, даже забыв поблагодарить зверя, грузно затопавшего обратно в темноту, понеслись к калитке.

Но распахнув ее, замерли в ужасе.

В темноте виднелись голые, без гнезд, сиротливые кусты, на месте очага высился сугроб, и дорожки занесло снегом — да полно, были ли дорожки?

И тогда пухли не выдержали и зарыдали в голос. Пройдя столько дорог, побывав в страшных переделках, лишившись в пути друга, они думали забыть все эти несчастья при виде родного дома и любимых лиц, а теперь им лишь оставалось сесть в сугроб, выросший на месте очага, и расплакаться.

Но какое-то движение или какая-то тень заставила Хомулькина вздрогнуть, и он поднял полные слез глаза на окна дома. Там, внутри, разгорался крохотный огонек — будто кто-то взял да и зажег спичку. И вдруг все окна осветились!

— А вот и дорожка, — прошептал Путрика, указывая на снег.

Конечно, они просто не нашли ее в темноте!

— Мама! — завопил Кава, бросаясь к дому.

— Мама! Мама! — закричали и Хомулькин с Путрикой.

Дверь распахнулась, и все изменилось. Откуда столько света, столько радости, слез и смеха? Откуда столько родных лиц, лап, глаз, столько поцелуев и шлепков?

Их внесли в дом на руках, и они тут же забылись мертвецким сном.

Наутро они все вместе сидели возле камина в большой гостиной, удивляясь переменам.

— Мы решили устроиться в доме: очень холодный выдался ноябрь, — объясняла им мама Хомулькина. — К тому же половина кустов погорела.

Путрика, Хомулькин и Кава кивали и ели. Им было очень вкусно. В дороге они не то чтобы голодали, но такой хорошей еды не видели очень и очень давно.

Тут же, на полу около камина, сушились гнезда — их перетащили в дом, сняв с кустов, а для наших путешественников сделали новые.

— Да где ж вы были-то, — спрашивали их, — да как же вы жили-то, да как же дошли?

— Знаете, дорогие мои, — подражая Хьюлари, сказал Хомулькин, — мы сначала немного отдохнем, а уж потом все по порядку расскажем.

— Главное, что сейчас мы — здесь, — сказал Кава.

— Где-то тут ведь была ванна? — спросил Путрика.

Их запас сил был настолько исчерпан, что они снова завалились спать — на этот раз в угловой гостевой комнате, которую из-за отсутствия постояльцев отдали им.

И Хомулькин увидел сон — снова непонятный и пугающе загадочный, как раньше, в зверинце.

Во сне он ходил по комнатам, коридорам и лестницам — дом был одновременно свой и чужой: большой, незнакомый, пустой. Кто-то невидимый окликал его: «Хомулькин! Помоги мне! » Солнце освещало залы, комнаты и переходы, в пыльных лучах вихрились от чужого движения мусоринки, на полу появлялись следы босых ног. И вдруг Хомулькин услышал сочный, довольный голос Цвоггла Скуффа: «Вот он! Я нашел этот дом! Это здесь!!! » В комнату, где Хомулькин изучал самые свежие следы, вломился Охотник, за ним — Скуфф, почему-то одетый в белую простыню. «Исчез, да не совсем, да, мерзкий гном? Знаешь, зачем ты нам нужен? Знаешь, зачем? » — вопили они. В ответ — молчание. Хомулькин чувствовал — кто-то невысокий, невидимый глазу стоит прямо за его правым плечом. «Зачем? » — спросил Хомулькин за того, кто прятался за ним. «Делать деньги из воздуха! Из воздуха-ха-ха! » «Сказки! — послышалось из-за плеча Хомулькина. — Гномы не делают денег из воздуха-ха-ха! » Цвоггл Скуфф и Охотник с воплями бросились на Хомулькина. Ногой Охотник зацепил стул и с грохотом повалился на пол.

Хомулькин аж подскочил, спросонья ничего не соображая. Он — в гнезде возле камина, рядом дрыхнут Путрика с Кавой. Обитый нарядной, но уже слегка потертой тканью стул валяется поодаль.

— Хомулькин! — слышится голос невидимки из сна.

— Это же сон, — пробормотал Хомулькин, почесывая нос.

— Чего ты бормочешь, — заворочался Путрика. — Дай поспать.

— Да уже светает, — сказал Хомулькин, дивясь на друга: надо же — проснуться от шепота, но не слышать, как упал стул.

— Да пусть хоть десять раз светает! — заявил Путрика.

Хомулькин вздохнул и снова улегся, однако сон не шел (еще бы, столько проспать! ). Тогда он встал и отправился в кухню.

Там готовили еду. Мама Хомулькина, его сестры и мама Кавы и Путрики явно намеревались принять в «Тете Ханне» весь город.

— Сегодня все придут посмотреть на вас, путешественники, — сказала мама Кавы и Путрики, тетя Рунка. — Готовы рассказать о своих подвигах?

— Расскажем, — кивнул Хомулькин.

Тетя Рунка поправила платок, съехавший на левое ухо. Она часто носила на голове этот платок — бирюзовый, в тон ее шерстке. Папа Путрики и Кавы привез ей его из путешествия за море: там, за морем, жили мастера на такие вещи.

Из Перепути многие отправлялись путешествовать. Кто уходил с торговцами на север, кто — ехал до Шелегона, а оттуда, морем, в Ризлу или Хавлу — за тканями или коврами. Кому-то доводилось бродить в западных лесах, встречаясь с добродеями и становясь свидетелями чудес. Но за Гранью, как оказалось, давным-давно никто не был. Странный Лес, как и Бесконечный Луг, старались не замечать. Посещать сказочные места, описываемые бабушками, было «не принято».

Итак, сегодня горожане желали убедиться воочию, что пропавшие сыновья двух пухлевских семей, прошедшие сквозь Странный Лес, живые, здоровые и в здравом уме вернулись из своих странствий.

— А ты-то что вскочил так рано? — спросила старшая сестра Хомулькина, Ярра.

— Да так, — пожал тот плечами и взял с противня горячую булочку.

— Может, помочь хочешь? — спросила другая сестра, Дикка. Они всегда были ехидины, эти его сестры.

— Воды, что ли, принести? — хозяйственно спросил Хомулькин, оглядываясь в поисках ведра.

— Ого, — сказала Ярра. — Взрослеешь.

— В жизни не думал, что соскучусь по домашним делам, — признался Хомулькин. — А вот когда сидел в клетке, все вспоминал, как ленился хворосту набрать или двор подмести… Во дурак был!

— Умей ценить маленькие радости, — засмеялась Дикка.

— Кто бы меня от этих радостей месяца на два избавил, — шутливо вздохнула Ярра. — А я бы в клетке посидела. А что? Тепло, сухо, еду дают…

Хомулькин в своих странствиях не раз думал, что больше никогда не станет грубить своим сестрам, но тут позабыл об этих мысленных клятвах.

— Дура, — сказал он, — ты думай, что городишь!

И, сердито погромыхивая найденным ведром, удалился из кухни, да еще дверью погромче хлопнул.

Вернувшись с мороза с водой, Хомулькин долго стоял у печки, дышал на лапки и топал ногами, делая вид, что ничего не произошло. И напрасно старался: необидчивая, понятливая Ярра уже все позабыла. Она слушала тетю Рунку.

— А тут дверь как хлопнет, — рассказывала она, — я — бежать! А за мной метла по воздуху летит! А голос: «бу-бу-бу! » «Бу-бу-бу! »

— Новая сказка? — заинтересовался Хомулькин.

— Сказка? Вот уж нет. У нас тут призрак поселился, — сказала мама.

— Призрак? И что же он делает?

— Да пошаливает, — пожала плечами тетя Рунка. — То тарелку разобьет, то напугает кого-нибудь…

— Ну, не всегда, — возразила Дикка. — Как-то раз я за молоком не уследила — так он его с огня снял, в последний момент.

— И бубнит что-то, будто говорить не умеет, — добавила тетя Рунка.

— Как бубнит, вот так? — спросил Хомулькин и сказал по-гномодрилльски: — «Буа буф цвубаала, буа буф цвубаала» — да?

— Вот! Точно так! — вздрогнув, подтвердила тетя Рунка. — «Бу-бу-бу! »

— А откуда ты знаешь, как он говорит, сынок? — спросила мама. — Ты его знаешь, этого домового?

— Да не домовой он, — ответил Хомулькин. — Поговорить бы мне с ним.

Он молча, не отвечая на расспросы, помог женщинам начистить картошки, помыть посуду и принести из погреба какие-то припасы, и отправился прогуляться.

Он походил по городу, дошел аж до скотобойни, размышляя о чем-то так глубоко, что не заметил даже, как из окна своего дома на него пялится Мруль, и повернул домой.

— Вот что, — сказал он друзьям, поднявшись в комнату. — Этот самый РАТИПУПЛАНГ, он все еще здесь.

— Как! — вскричал Путрика. — Но ведь…

— Погоди, дай сказать. — Хомулькин уселся поудобней и негромко поделился с ними своими мыслями. — Он все это время был здесь, что-то его держит. Он вроде как исчез, но только… как бы это сказать… исчез внешне, а на самом деле ходит по дому невидимый. Говорит по-гномодрилльски, по-нашему не бум-бум. Мне кажется, надо попробовать ему помочь.

— Зачем это? — нахмурился Путрика. — Опять во что-нибудь вляпаемся, только и всего.

— По-моему, пока он тут, мы скорее во что-нибудь вляпаемся, — взял слово Кава.

Путрика и Хомулькин уставились на него с большим любопытством.

8. Ратипупланг

— Он очень уж всем интересен, — вздохнул Кава, видя, что на него воззрились как на диковину и явно ждут объяснений. — Тетушка Ханна не зря хотела, чтобы никто про него ничего не узнал. Нам тоже надо так себя вести, чтобы о нем не прознали всякие личности.

— Вроде Мруля, что ли? — предположил Путрика.

— Да вроде, — согласился Хомулькин. — Предлагаю этого ратипупланга найти и поговорить с ним.

— Ну, ладно, — махнул рукой Путрика, — поищем и поговорим. — Но пошли же уже завтракать!

Они съехали по перилам вниз и увидели, что в большой гостиной полно народу.

— Здравствуйте все, — сказал Хомулькин, — спасибо, что пришли.

Гости смотрели на них во все глаза.

— Мы знаем, что вы хотите послушать наш рассказ о том, где мы были все это время и что повидали, — продолжил Хомулькин, ничуть не смущаясь. К чему, к чему, а уж к рассматриванию они в зверинце привыкли. — Но мы сначала хотели бы поесть. Подождите нас минут пятнадцать, если не трудно.

И под реплики вроде: «Бедняжки, наголодались там, на чужбине! » пухлята прошли на кухню. Там они взяли по куску пирога и по кружке молока, и устроились на широком подоконнике, чтобы перекусить, глядя на улицу.

— Хороша зима, когда на нее из окошка любуешься, — заметил Кава.

— Какие следы интересные, — подтолкнул его под локоть Путрика.

— Ну-ка быстро все на улицу! — воскликнул Хомулькин.

Они гурьбой вынеслись наружу. Было довольно холодно, но теперь-то мороз их не страшил. Однако Кава все-таки поежился. Прямо под окном на снегу красовались свежие отпечатки босых ступней.

— Ратипупланг! — тихо позвал Хомулькин с кухонного крыльца. — Ты здесь?

Он говорил на языке гномодриллов, которого тут не знали, но на всякий случай решил не кричать и не привлекать лишнего внимания.

— Ты где? — вторил Хомулькину Путрика. — Не бойся, мы хотим помочь!

— Ты здесь, ведь так? Ну хоть знак подай, — звал Хомулькин.

— Кинь в меня снегом, — предложил Путрика.

И вдруг с низкого крылечного козырька свалился небольшой сугроб — на голову Путрике.

— Бр-р-р! Ну не так много снега! — вскрикнул тот.

— Мы ждем тебя в нашей комнате, — сказал Хомулькин. — Мы, кажется, сможем тебе помочь.

Молчание и никакого движения.

— Ладно, пошли, — сказал Кава.

Они вернулись в зал, готовые рассказывать всем желающим о своем путешествии. Одновременно с ними, только с главного хода, в гостиную вошел сквалыга Мруль.

Он был одет в серую клочкастую шубу, опоясанную старым кожаным ремнем. На ремне висели ножны с большим ножом.

— Ну-ка, ну-ка, герои, — сказал он, сразу отыскав троих пухлей взглядом, словно в гостиной больше никого не было, — подите-ка сюда.

Голос у Мруля был такой слащаво-холодный, что все присутствующие замерли, а потом поежились. Однако Путрика заметил, что его папа крепко сжал в руке огромный половник (он разливал компот), а мама Хомулькина пристально следит за Мрулем, покачивая медным подносом. Но сами Путрика, Хомулькин и Кава остались невозмутимыми и преспокойно подошли к сквалыге.

— Вы чего-то хотели? — спросил Путрика вежливым-превежливым голосом.

— Известно ли вам, юноши, что нанесенные вами убытки никто не потрудился покрыть? — спросил Мруль, и все, кроме родителей-пухлей, отвернулись от собеседников. Гости еще не слышали о том, кто виноват в похищении пухлят, а разговоры о прибылях-убытках волнуют далеко не каждого.

— О каких это убытках вы толкуете? — вежливей прежнего спросил Путрика.

— Ну, во‑ первых, тягомот, — начал Мруль.

— А что тягомот? — спросил Кава.

— Что тягомот? — поперхнулся Мруль. — Да я…

— Во‑ вторых, — громко продолжил за него Путрика, обращаясь к товарищам, — господин Мруль сильно потратился на то, чтоб нас тут не было.

Гости снова стали прислушиваться к беседе.

— Но это же, выходит, он зря потратился, — пожал плечом Хомулькин. — Мы-то здесь.

— Пускай он с Охотника за это спросит, — кивнул Кава, — он ему платил, а не нам.

— Вот ведь всем известно, что нельзя верить Охотникам, — вздохнул Хомулькин, — соврут — недорого возьмут.

— А украдут — возьмут дорого, — поддакнул Путрика.

— Да я вам! — опомнился Мруль. — Да вы мне за поклеп…

— Ну вот что, — перестал паясничать Хомулькин. — Ничего-то мы вам не должны. Если вам угодно считать, что тягомот не сам от вас ушел, то мы, со своей стороны, беремся утверждать: вы, господин Мруль, виновны в нашем похищении.

— У вас нет доказательств, — заволновался Мруль.

— Как и у вас, — отвечал Путрика.

— Маленькие гаденыши! — Мруль сделал движение, как будто собирался выхватить нож, но Хомулькин, Путрика и Кава шагнули вперед с крепко сжатыми кулаками. У них были такие лица, что Мруль попятился и заозирался. Вокруг не было никого, кто сочувствовал бы ему. Даже другие сквалыги смотрели на него с неприязнью. Кроме того, многочисленная родня маленьких негодяев находилась тут же — кто с кочергой, кто с половником, кто со скалкой. Мруль плюнул в камин и поспешно ушел, не сказав больше ни слова и не попрощавшись.

Хомулькин бросил быстрый взгляд за окно. Сквалыга боролся с огромной кучей провожаев, облепивших его лохматую шубу.

Когда они закончили рассказ о своих приключениях, когда помянули погибшую цвекию, когда, наконец, гости разошлись по своим делам, пухлята поднялись в свою комнату. За рассказами миновал обед, было около пяти пополудни.

Хомулькин развел в камине огонь и лег к нему поближе.

— Вы здесь, ратипупланг? — спросил он. — Мы бы хотели вам помочь. И даже не «хотели бы», а могли бы.

— А чем вы можете помочь? — по-гномодрилльски произнес сварливый голос.

— Мне тоже интересно — чем, — бормотнул Путрика.

— Мне кажется, вас удерживает некая, скажем так, особенность нашей Грани, — стал объяснять Хомулькин. — Вы с ней не сталкивались, потому что никогда здесь не были.

— Я ведь не всегда успеваю даже понять, где очутился, — виновато сказал голос, — я исчезал. А теперь что-то держит меня.

— А зачем вы появились у тетушки Ханны? — спросил Кава.

— Я, в общем-то, не знал, куда попаду. Просто скрывался от одного… вам, впрочем, неинтересно.

— Отчего же, нам очень интересно, — встрял Путрика, но Хомулькин пихнул его, чтоб не перебивал.

— Вы были у Пастыря Таки-Цаки-Тона, не так ли? Он каким-то образом захватил вас. Вы смогли исчезнуть, только выполнив какое-то его условие. Потом вы оказались здесь, возможно, не сразу. Вы поздоровались с хозяйкой дома?

— Нет, — вздохнул ратипупланг. — Она слишком перепугалась — я оказался прямо перед ней.

— Вы и сами немного испугались, и решили сразу же исчезнуть, да? — продолжал Хомулькин.

— Да, — подтвердил ратипупланг.

— Вот, — и Хомулькин поднял правую лапку. — Вот это и есть особенность нашей Грани. Здесь принято обязательно здороваться и прощаться, здесь все пожелания и все прощения и прощания имеют свою силу, хоть и невеликую. Например, если не попрощаться, нацепится провожай.

— Да, что-то вцепилось в меня, — подтвердил ратипупланг.

— А провожаи бывают только у нас. Когда мы выходим за Грань, провожаи остаются в Странном Лесу. Вы через Лес не пошли, а попытались исчезнуть, как и всегда.

— Да поймите же, я исчезаю как бы не по своей воле, — со вздохом сказал ратипупланг. — То есть по своей, но не совсем по своей. Если меня не удержать, то… — неожиданно он осекся.

— Нам не хочется выведывать ваши тайны, — улыбнулся Хомулькин. — Нам незачем вас удерживать и вымогать у вас неизвестно что. Мы хотим, чтобы вы освободились и поскорей ушли, ради памяти нашего друга.

— Он может пойти через Лес, — предложил Кава.

— Не могу, — вздохнул ратипупланг. — Я дальше калитки ни шагу — эти ваши провожаи тащат меня обратно.

— Может, поступим как тогда, с тетей Ханной? — спросил Путрика.

— Вряд ли поможет, — проворчал Хомулькин. — Может не сработать. К тому же мы не знаем, сколько их.

— Тетя Ханна тогда вон их сколько заработала, а ведь всего за полдня, — согласился с ним Кава. — Это же она от него их получила, да?

— Рано или поздно меня тут накроют, — вздохнул ратипупланг, — и вы от меня избавитесь.

— Чего мне не понять — так это суеты вокруг вас, — сказал Кава.

— Да, что это за «мечта свободных»? — спросил Путрика.

— Это совсем не та история, которую вам надлежит знать, — настороженно сказал ратипупланг. — В основе ее жадность, зависть, жестокость… Продолжать?

— А ты, что ли, ратипупланг, не свободный? — спросил Путрика.

— Где мне! Я не принадлежу ни одной Грани, исчезаю и появляюсь в самых неожиданных местах, по воле случая…

— Ну вот что, — решительно сказал Хомулькин, — мы сейчас позовем кого-нибудь… ну, хоть бы маму. И как она войдет — вы поздороваетесь. На всякий случай, по-нашему. Попробуйте-ка, — Хомулькин научил ратипупланга приветствию и продолжил. — Потом, если все, как я думаю, вы проявитесь. А потом мы применим бабкин способ.

— Ой, только не бабкин способ! — закричал Кава.

— Ничего, готов спорить, все получится. А вы, ратипупланг, поздоровавшись и проявившись, сразу попрощаетесь и сможете отбыть восвояси. — Хомулькин почесал нос и добавил:

— И, на всякий случай, никогда не забывайте здороваться и прощаться.

— Я хочу знать, что за способ вы хотите применить, — сказал ратипупланг.

— Пусть будет сюрприз, — отрезал Хомулькин. — Только прежде, чем мы вас освободим… Хорошо бы все-таки узнать, что произошло в Таки-Цаки-Тоне — тогда, давно. Когда Пастырь вас поймал.

— Ох, — только и вздохнул ратипупланг.

— Я понимаю, вы опасаетесь, что мы вас тоже захотим задержать… В смысле, чтобы получить свою долю чудес, — начал Хомулькин.

— Вы не бойтесь, — продолжил Кава, — нам ничего не надо. Просто расскажите. А то мы уже знаете, сколько мучаемся? От любопытства, конечно, еще никто не умирал, но…

— В конце концов, ребята, за ним должок, — сказал Путрика.

— Как? — удивился Кава.

— А так, — сказал Путрика. — Он же все время был здесь. Почему он не помог, когда Охотник нас похищал?

— Я прятался… — замялся ратипупланг. — Но я так переживал…

Пухли молчали.

— Что ж, — сдался ратипупланг, — слушайте! Я действительно не волен выбирать, где появлюсь и когда и куда исчезну. Но если знать некоторые тонкости, все это вполне возможно выяснить. А Пастыри часто предвидят, и им тем легче меня «вычислить».

— А какие тонкости? — тут же встрял Путрика.

— Начинают сильно спешить часы, и всем немножко не по себе, а вокруг места, где я должен появиться, пляшут тени, принадлежащие месту, откуда я должен исчезнуть. И вот Пастырь Таки-Цаки-Тона однажды почувствовал, что я появлюсь, и стал искать место, пользуясь своим даром. Ему повезло — он нашел и поймал меня. Я не хочу вам открывать этот секрет — как меня изловить. Вам, может, он и не нужен, но зачем хранить чужие секреты…

— Валяй, продолжай. Что произошло, когда ты не смог исчезнуть? — спросил Путрика.

— Пастырь заперся со мной в своей башне, — продолжил ратипупланг, — и стал ждать. Чем дольше меня удерживать, тем больше приобретаешь, вот только не всегда известно, что. Однако Пастырь знал…

— Постойте, объясните — кто что приобретает? — перебил Хомулькин.

— Знаете, есть такой закон: каждому свое?

— Ну, знаем, — кивнули пухли.

— Так вот и с моим даром — если это можно так назвать — то же самое. У каждого ведь есть какие-то качества, какие-то недостатки, и вот в моем присутствии одно или два из них вдруг начинают развиваться, — ратипупланг внимательно посмотрел на всех троих по очереди. — Думаю, так бывает, когда меня удерживают, но не тогда, когда я где-нибудь задерживаюсь сам. Хотя и не уверен. Так вот Пастырь почему-то совершенно точно знал, что у него будет расти его способность к внушению. Но одно не бывает без другого! Вместе с этой способностью стала расти и его жажда власти.

— И он решил править страной гномодриллов? — догадался Кава.

— Ну, в общих чертах. И заодно — страной мохначей. И, если бы не случай, благодаря которому мне удалось улизнуть, все обошлось бы очень мирно. Безо всякой войны.

— Какой случай? — спросил Путрика.

— Охотник привел к Пастырю мохнача по имени Мо Жанч. И Пастырь стал на этом мохначе испытывать свои силы. Он внушал ему то одно, то другое, пока не свел его с ума. Перед тем как погрузиться в небытие, Мо Жанч ненадолго освободился от чар Пастыря и разорвал мои путы… ну, в общем, отпустил меня.

— А путы — это… — начал было допытываться Путрика. Но Хомулькин толкнул его в бок.

— Не надо. Это нас не должно интересовать. Мы же договорились, что не будем вызнавать, как ловят и удерживают ратипупланга.

— А это…

— Рассказывайте дальше, — сказал Хомулькин ратипуплангу.

— Это все. Дальше я оказался здесь, Пастырь со своим талантом ясновидца узнал, где я и послал сюда Охотника. А все остальное вам известно.

— Что ж, — сказал Хомулькин, — с этим мы, наконец разобрались. Надеюсь, дальше все пойдет гладко. Все помнят наш план?

— Да! — ответили Кава и Путрика.

— Я все-таки хотел бы знать, в чем заключается вторая часть — этот «бабкин способ», — робко сказал ратипупланг.

— Ну, что, зовем твою маму? — спросил Путрика, давая понять, что они намерены уйти от ответа.

— Зови! — махнул Хомулькин.

Путрика умчался, а ратипупланг упрямо бормотал:

— Мне необходимо знать, что за способ вы намерены применить. И еще. Я вас, конечно, отблагодарю, но не думаю, чтобы вы могли рассчитывать на какие-то большие подарки. Скорее всего, это будет что-то не слишком материальное… Дело в том, что я не волен награждать и дарить по своему усмотрению, один получает одно, другой — свое…

Однако на него не обращали внимания.

— Главное, не зевать, — сказал Хомулькин, услышав за дверью шаги.

— Хомулькин, — начала мама прямо от дверей.

— Здравствуйте! — и прямо перед ней из воздуха материализовался лысый, кривоногий несимпатичный субъект (ростом чуть повыше мамы). На нем была какая-то потрепанная коричневая одежда, вся в грязи и провожаях — от старых и ссохшихся до совсем свеженьких.

— Ой, — выдохнули все присутствующие.

Ратипупланг застенчиво моргал и переминался с ноги на ногу.

— Давай! — скомандовал Хомулькин, и они изо всех сил дернули ратипупланга за руки с криком, от которого даже вздрогнул огонь в камине:

— Да пожрет Хайока детей Путаницы!!!

Провожаи разлетелись по всей комнате, превращаясь в жирные хлопья, похожие на сажу.

— Прощайте! — пискнул ратипупланг и исчез.

Пухли не удержались и повалились на пол.

— Ну и что все это означает? — строго спросил их госпожа Кидда.

— Дом лишился призрака, — пояснил Хомулькин. — А комнату мы отмоем.

— Ох, дети, — вздохнула мама Хомулькина. — Это, надеюсь, был не этот… пупоратлинг?

— Ратипупланг, — поправил Путрика. — Не, это не он… А что?

— Я слышала о нем много нехорошего, — сказала мама. — Если его удержать, он все сделает, чтобы исчезнуть, любое желание исполнит, да только с подвохом.

— Как это? — спросил Кава с совершенно серьезным видом.

— Скажем, кто-то пожелает богатства — обязательно разбогатеет, да так над золотом и исчахнет, пить и есть перестанет, — госпожа Кидда как будто сказку рассказывала. Такую, которая мало общего имела с настоящим ратипуплангом. Так про величественного дракона рассказывают, что он мелочен, туп и жаден.

— И все равно желают? — удивился Путрика.

— Находятся жадюги, — кивнула мама Хомулькина.

— А если его просто так отпустить? — поинтересовался Хомулькин.

— Ну, тогда, наверное, он может дать какой-нибудь подарок, только не думаю, что и с него будет большой прок.

— А если не надо, чтобы был прок? — не унимался Хомулькин.

— Вам, ребята, есть чего пожелать, — засмеялась она, — вы же Путаницу оскорбили.

— О! — сказали пухли.

— Да-да, — подтвердила мама Хомулькина. — Именно «О». За этот «бабкин способ» платить надо. Путаница таких вещей просто так не прощает. Дальше сада вам теперь всю зиму и всю весну не выйти!

— Ой-ой, — завздыхал Путрика, — кто же за дровами пойдет?

— Ой-ой, — вторил ему Кава, — а как же мы в лесу заблудимся?

— Ой-ой, — со смехом сказал и Хомулькин, — а как же наши путешествия?

— Это вам сейчас смешно, — сказала госпожа Кидда, — а посмотрим, как вам скучно станет. Уже через недельку вы не так запоете.

И она ушла по своим делам.

— Жалко, что мы ничего не попросили — ратипупланг небось нам должен за освобождение, — вздохнул Путрика.

— Чего просить-то, — пожал плечами Хомулькин. — Он, конечно, нас обещал поблагодарить, но не денег же клянчить? Вообще-то я бы попросил кое о чем…

— Я бы тоже попросил, но если все с подвохом, то как бы я не уверен… — сказал Путрика.

— А я уверен, — перебил вдруг Кава. — За доброе дело он и отплатит по-доброму, если только он и вправду хочет отблагодарить нас, как говорил.

Ночью Хомулькин увидел сон — а сны-то он обычно видел вещие!

Он увидел, как в Городе Солнечных Часов, в маленькой гостиной повзрослевшая, красивая, нарядная Тавви ставит красные чашки на белую скатерть. А за столом сидят Уарки, дэц Мач, Хьюлари и тетушка Ханна, живая и здоровая. И все вместе они пьют чай и смеются.

Конец первой книги

Оглавление

Часть первая. Вызволение тягомота. 2

1. Провожай. 2

2. Путрика и Кава. 3

3. Освобождение. 6

4. Прощание с тягомотом.. 8

5. Цвекия уходит. 9

Часть вторая. Город Солнечных Часов. 11

1. Гостиница «Тетя Ханна». 11

2. Охотник. 12

3. Похищение. 14

4. Путешествие в клетке. 17

5. Чужой дом.. 19

6. Чужой город. 21

7. В зверинце. 22

8. Вместе. 24

9. Снова цвекия. 27

10. Господин Уарр. 31

11. Со зверинцем покончено. 33

Часть третья. Дорога домой. . 37

1. Чужаки. 37

2. Снова плен. 40

3. Драка. 46

4. Странный Лес. 48

5. Утрата. 52

6. Возвращение. 53

7. Дома. 54

8. Ратипупланг. 57

[*] Существует Закон Дороги, по которому ставший Странником отказывается от своего Дома и принадлежит Дороге. Если он собирается изменить Дороге и вернуться к Дому, Дорога вправе забрать его жизнь. Вероятно, тетушка Ханна прекрасно знала о Законе, но ей было важно, чтобы дети вернулись домой — они-то ни Дому, ни Дороге не изменяли.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 20 2122