3. Драка. 4. Странный Лес

3. Драка

Утро оказалось крайне неприветливым. Мало того, что связанные пленники чувствовали онемение во всем теле. Похоже, что проснулись они еще более уставшими, чем засыпали. Вдобавок заморосил ледяной дождик, мелкий и норовящий превратиться в снежную крупу. Время от времени ему это удавалось.

Солдаты развязали веревки, и пленники, которых выволокли из палаток волоком (словно кули), медленно встали на ноги.

— У меня все болит, — деревянным голосом сказал Путрика.

— Где-то я это слышал, — заметил Хомулькин.

— С первым ноября, — сказал дэц Мач. — Не знаю, как у кого, а у нас на родине сегодня начался новый год. Вот так праздник нынче выдался!

— Уже ноябрь, — поразилась цвекия.

— Пора в путь, — напомнил квин Хоч.

— Но еще не рассвело! — возразил Путрика.

— И мы не позавтракали, — добавил Кава.

— Ничего. Часам к десяти мы будем уже на месте. Вперед, — суховато сказал дэц Мач.

Осталось только повиноваться.

А ведь так не хотелось идти! Каждый шаг отдалял их от Леса.

Через час взошло солнце — лениво, словно тоже не выспавшись. Еще через час им встретился еще один патруль. Его возглавлял квин по имени Шерч. Из их беседы с дэцем пухли и тетушка Ханна узнали, что патруль дэца Мача ищут, считая шестерых мохначей то ли пленными гномодриллов, то ли дезертирами. Разговор происходил на ходу, разобрать слова было не всегда возможно.

Скоро они увидели дым — не такой, как раньше, вполне безобидный.

— Нам туда, — сказал пленникам дэц Мач.

— Гениально, — пробормотал Путрика, — А то мы бы не поняли.

— Это ваш лагерь? — озабоченно спросил Хомулькин. — Далековато еще, давайте отдохнем. Тетя Ханна устала.

Цвекия и в самом деле плохо выглядела. Ее била дрожь. Она спотыкалась и кашляла. Но дэц Мач вытащил из их свертков одеяло, укутал Ханну поверх ее шубы и платка и велел всем продолжать путь.

Никто не успел сообразить, откуда вдруг взялись гномодриллы. Кругом была мокрая полынь и голые кустики, десять здоровяков словно из-под земли выскочили.

Дэц Мач, вероятно, не зря был командиром — он среагировал моментально. Тут же пожитки оказались брошенными на землю, и в руках мохнача сверкнул топорик. Солдатам и квинам понадобилась для этого пара-другая секунд, но гномодриллы этих секунд им не дали — тут же два солдата упали на землю, раненые деревенскими вилами.

— Сматываемся? — предложил Кава.

Но Хомулькин не хотел бросать вещи.

— В бой, — сказал он, хватая оброненное кем-то из раненых солдат копье.

— Далеко нам не убежать, — проворчал Путрика, — тут он прав, — и вытащил из своего узла топор.

Цвекия схватила свой ножик — он лежал среди вещей, и когда дэц Мач доставал одеяло, она сумела завладеть оружием (большой охотничий нож — это ведь скорее оружие, чем столовый прибор).

Они ввязались в драку так, словно всю жизнь воевали на одной стороне с гномодриллами. Кава посмотрел на них, недоумевая, когда они успели стать такими воинственными. Хомулькин уже тыкал какого-то солдата в ногу своим копьем. Путрика воткнул в землю топор — промахнулся по кому-то, не иначе, — и теперь просто бросился под ноги квину Хочу, который норовил огреть по голове топором их старого знакомца Хьюлари. «И этот здесь», — подумал Кава. Чем помочь друзьям? Он слабее и меньше их, но не стоять же сложа руки. Тем более, это опасно — просто так стоять. Кава вытащил из кармана кусок веревки и соорудил примитивную пращу. Отойдя на несколько шагов и очутившись на маленьком пригорке, Кава поднял камень и пращой послал его в толпу. Он даже целиться не стал, только прикинул, где больше врагов, чем друзей. Камень угодил в дэца Мача, ударив его в грудь. Тот сел. Вообще-то дэц Мач понравился Каве — он был не злой, вежливый, возможно, встретившись с пухлями в других обстоятельствах, он бы стал их другом. Но сейчас он командовал неприятелями.

Кава нагнулся за следующим камнем. Но когда выпрямился, то обнаружил, что воевать не с кем: гномодриллы вязали мохначей как снопы. Цвекия убирала нож в свою корзину, Хомулькин отдавал Хьюлари копье — тот собирал трофейное оружие в кучу, — Путрика вытирал о траву испачканный в земле топорик.

Пленники мохначей успели разве что внести в битву изрядную неразбериху, но это решило исход в их пользу. Плохо вооруженные, неопытные крестьяне могли бы не устоять против обученных солдат.

Покончив со связыванием мохначей, гномодриллы окружили пухлей. Они тем временем собрали свои вещи, раскиданные солдатами, которые их несли, и, наконец смогли подойти к Хьюлари и поздороваться.

— Да это же старая перечница Ханна со своим молодняком! — радостно приветствовал их тот.

— Надеюсь, мы оказали неоценимую помощь в вашей борьбе? — иронично спросила цвекия.

— За помощь спасибо, — сказал им старый гномодрилл, — а теперь давайте-ка с нами.

— Куда это? — взвился все еще распаленный дракой Путрика.

— Будете зимовать в нашей деревне, — сказал другой гномодрилл, очень большой и лохматый.

— Мы вам дом выделим, продуктов дадим, — добавил третий, слегка косоглазый.

— Мы возвращаемся к себе, — сказал Кава, — не надо нам вашего дома.

— Знаете что, — вздохнул Хьюлари, — вы не совсем правы. Во‑ первых, посмотрите, как медленно вы идете. Во‑ вторых, подумайте о том, что без нас вы опять попадетесь кому-нибудь в руки. А в‑ третьих, обратите внимание: Ханна больна.

Пухлям стало стыдно: о тетушке Ханне они не подумали. Может быть, стоит и вправду перезимовать у гномодриллов?

Но цвекия не считала, что она так уж больна.

— Нет-нет, — сказала она, — мы пойдем домой немедленно. Ребяткам необходим свой дом, а главное — родители.

— Но тебе-то самой разве это необходимо? — с укоризной спросил Хьюлари.

— Я, понятное дело, ушла из дому сама. Но теперь это не имеет значения. Все изменилось. Теперь я в ответе за детей.

— Мы сами могли бы дойти, — вякнул было Путрика, но Ханна строго его прервала:

— Не думаю. Прощайте, Хьюлари. Мне очень жаль, но мы продолжим свой путь.

— Хьюлари, — спросил внезапно Хомулькин, — а вы убьете этих мохначей?

— Вообще-то мы не такие злодеи, как они, но если вы скажете, что они вас мучили… — начал Хьюлари угрожающе.

— Они не хуже вас, — сказал Кава. — Особенно вот этот, с тремя рядами бус. Дэц Мач.

— Слышите, ребята? — засмеялся Хьюлари. — Вот эти малыши говорят, что молодчики Гига Зуоча лучше нас!

— Вот пусть и идут к своему Гигу, — проворчал кто-то из гномодриллов.

— Они не лучше, — сказала цвекия, — но и НЕ ХУЖЕ.

— Идите. Доброго вам пути. Ваших любимых мохначей мы отпустим после войны, — Хьюлари слегка пнул носком ботинка мохнатый бок квина Хоча.

— Дэц Мач, — сказал Кава, — простите нас, если можете. Мы ведь не хотели вам зла… До свидания…

— Зря я их не отпустил, — пробормотал дэц Мач, когда путники уже ушли.

— Зря я их не прирезал ночью, как собирался, — буркнул квин Хоч.

4. Странный Лес

От злополучной развилки (шли до нее целый день) без разговоров направились к тропке через болото и на самом ее краю заночевали под огромным поваленным деревом. Ночевали с удобством: хозяйственный Кава прихватил палатку дэца Мача, пожертвовав ради лишнего груза связкой лука, мотком веревки и даже пакетом крупы. Крупа была немного отсыревшая, и Кава сомневался, стоит ли ее тащить, а теперь вот выдался случай оставить надоевший мешочек с надоевшей перловкой. Конечно, впоследствии они могли бы остаться без провианта, но на такое «впоследствии» при немалых запасах у пухлят не хватало дальновидности. Не менее хозяйственный Хомулькин реквизировал у квина Хоча одеяло для тетушки Ханны. У костра, завернутая во все теплое, с чашкой горячего чаю, она наконец перестала зябнуть.

Наутро ударил мороз, повод лишний раз порадоваться трофейной палатке. Болотце прихватило накрепко, и в полном молчании, ни разу за день не остановившись, они прошли его и очутились на краю леса.

— Это и есть тот самый лес, тетушка Ханна? — спросил Хомулькин, вглядываясь в сумеречную чащу. Незнакомые деревья, увитые засохшим переплющем, сероствольные и высокие, выглядели древними и страшноватыми.

— Тот самый, — пробормотала сиплым голосом цвекия.

— Ты, похоже, знаешь о нем побольше, чем наши бабушки, — сказал Хомулькин.

— Да они просто не любят рассказывать истории о Лесе, — предположил Кава.

— И о Хайоке, — добавил Путрика.

— Фу, — сказал Кава.

— Давайте устроимся хорошенько, поедим, отдохнем, и тогда я вам расскажу что знаю, — предложила тетушка Ханна. — Я просто падаю от усталости. Мне даже говорить трудно.

Они запалили костерок, сварили картошку (последнюю) и приготовились есть и слушать.

— Некогда, — начала цвекия, — Кусандра слепил мир из гладкой глины, но потом передумал, потому что мир получился очень скучный. И он сделал реки и моря, горы и леса, степи и пустыни, и все их заселил по своему разумению. И тогда Шалопут сделал Пути и Грани, и провел Границы, а Границу охранять посадил Живой Лес, или Странный — от слова «Странствие». Его еще называют Пограничным Лесом. Лес этот как бы один на все Границы, и как это получается, когда Границ так много — никто, кроме Шалопута, не ведает. А Грани, они бесконечны, и проходя сквозь Лес, попадаешь на них, и не всегда знаешь — туда ли попал. У каждой Грани, кстати, есть свои законы и особенности. У нас, например, есть провожаи, и они должны оставаться на краю леса, так как не принадлежат другим Граням. Ваши провожаи висят где-нибудь в самом начале Леса, и надо их отыскать.

Цвекия умолкла и палочкой пошевелила полешко в приунывшем костерке. Огонь ожил, посыпались искорки, затрещали ветки. Хомулькину показалось, что костер смеется над ними. Где ж им найти в таком Лесу своих провожаев! Он вспомнил сон: зимний лес, хриплый голос цвекии: «Они должны быть где-то здесь», он сам, рыщущий среди сугробов…

— Значит, пройдя этот Лес насквозь, мы попадем в наш мир, — сказал Кава, когда ему надоело это бесконечное молчание.

— И в наш город, — добавил Путрика.

— Домой, — сказал Хомулькин.

— Там все так же хорошо? — спросила тетушка Ханна. — То есть, я хотела сказать, когда вы уходили, там все было по-прежнему?

Они вспомнили горящий сад и переглянулись.

— Мы все содержали в идеальном порядке, — заверил ее Кава.

— Вы вернетесь, и мы все вам сдадим в лучшем виде! — подтвердил Хомулькин.

— Вы все останетесь в моем доме, — заявила цвекия. — Я не хочу больше жить одна!

— Чудесно! Как нам там будет удобно и весело! — сказал Хомулькин, чувствуя, что ей хочется поговорить о родном доме, по которому она так скучает.

— Колодец там очень неплох, — неуклюже вставил Путрика.

— Лучший в городе! — воскликнула тетушка Ханна.

— Отличная вода! — сказал Кава, и всем почему-то сразу показалось — да, так и есть, в том колодце действительно самая вкусная вода.

Воспоминания пошли за воспоминаниями. Хомулькин рассказал, как в мае — то есть еще до того, как познакомился со своими спутниками — ходил гулять по Бескрайнему лугу и заблудился… Отец отыскал его, когда уже темнело, и крепко отругал.

— Так это ты был? — захохотал Путрика. — Весь город на уши поднял! Как можно заблудиться на открытом месте!

— Очень даже можно. Там ничего, кроме травы, не видно, а она во все стороны одинаковая. А солнца в тот день не было.

— Было, — возразил Кава.

— Не было, — заспорил Хомулькин.

— Было, но до того, как Хомулькин потерялся, — решила спор тетушка Ханна.

— А вот мы с Кавой раз на тягомоте катались — и за город укатились, на Путь. Там такой поворот есть… ну, к востоку, на Шелегон и на Хеско…

— Постой, но это же очень далеко, — перебила Ханна.

— Ну, от вашего дома — не очень, — пожал плечом Путрика и продолжал: — Там камень стоит, знаете? И на этом камне сидел такой странный Странник. Я даже и не видел таких. У него шерсть — только на голове, а сам такой голый кожаный, в штанах и ботинках. А высокий — жуть. Выше чем вы, тетя Ханна. Какой-то весь бледный, как больной. Мы ему: «А ты кто? » А он как завопит: «Ура! Нашел! Они не вымысел! »

— И кто это был? — спросил Хомулькин.

— Да мы удрали, — сказал Кава, — он полез нас хватать, мы испугались…

— Это ты испугался да, может, тягомот, вот и дали тягу. А я ничего поделать не смог. На том же тягомоте сидел.

— Тетя Ханна, — спросил вдруг Кава, — а тот ваш гость… необычный…

— Ратипупланг, — подсказал Хомулькин.

— Да. Он — кто?

— Хватит разговоров на сегодня. Спать, спать! — неожиданно прервала беседу цвекия.

И, чтобы ее не донимали расспросами, первая отправилась в палатку.

— Вот так поворот, — удивленно сказал Кава.

— Волшебная сила, — по-гномодрилльски повторил Путрика слышанное им непонятное выражение.

— Спать! — донеслось из палатки.

Утром выпал снег.

Они вошли в Странный Лес по хрупкому, нежному и жгучему покрову. Тени и тишина — вот что наполняло воздух.

— Помоги нам, Путаница, — сказала тетушка Ханна.

— Дай нам путь легкий и светлый, — вторил ей Хомулькин.

— Укажи нам верную дорогу, — добавил Путрика.

— Верни нас домой, — закончил Кава.

Это был воистину Странный Лес. Ни разу не увидели путники птиц, не встречали следов маленьких зверушек. В то же время повсюду шла какая-то жизнь — по сторонам и особенно позади. То писк, то хруст, то шепот — и лишь впереди молчание.

Еще здесь не было ощущения направления. Довольно скоро они поняли, что ориентироваться в лесу не смогут. Все деревья были одинаковые. Густые кроны, покрытые длинной шелковистой хвоей, прятали солнце. Ни мха, ни зарубок на стволах. Ни тропки, ни следов под ногами. Им удавалось идти более или менее прямо — вот и все. Вначале пухли надеялись на цвекию: она ведь шла этим лесом. Их-то везли в мешке, да еще ночью. Но очень скоро надежда испарилась. Цвекия тогда не знала, что идет именно по Странному Лесу. Она поняла это, только обнаружив, что перешла Границу и находится на чужой Грани. Кроме того, она ведь не собиралась возвращаться, а потому не пыталась запомнить дорогу. И еще… сейчас она была очень больна.

Надо заметить, что пухли от природы имеют чудесную шубку, которая, чем холодней, тем становится теплее и гуще. А у цвекий короткая шерсть, поэтому они носят одежду. Но и в ней они совершенно не приспособлены долго терпеть холод, так как не живут, подобно пухлям, в гнездах, а привыкли обитать в хорошо отапливаемых домах.

А между тем становилось все холоднее. Все время шел снег. Хорошо хоть ветра тут не было. То есть он, конечно, дул — вершины деревьев покачивались и протяжно вздыхали, вторя низкому и в то же время какому-то пронзительному голосу зимнего ветра, а ночью по палатке сновали мелкие противные сквознячки. Но вокруг путников сохранялась все та же тишь, и снег падал тяжело, ровно, отвесно и густо. Эту тишину можно было бы назвать «негармоничной»: бывает спокойная тишина, бывает — тревожная и даже мертвенная, но всякой тишине присуща своя гармония, пусть и мрачная. А здесь, в Лесу, было неправильно тихо — их будто окружал шар безмолвия, внутри которого перекатывалась своя, отдельная тишина, и за стенками шара независимо от этой тишины происходили все дуновения, звуки и отзвуки, присущие обычному лесу.

Им хотелось поскорее покинуть это место, но приходилось идти медленно — из-за цвекии, которая сдавала на глазах. Она осунулась, отощала, в рыжей шерсти появилась сильная седина. Ее постоянно мучил кашель. Приходилось часто останавливаться, чтобы она передохнула и отдышалась.

Охотник прошел Странный лес за ночь. Может, немного больше, чем за ночь. Они брели пять дней — целую вечность. Когда лес кончился, им пришлось ковылять в изрядных сугробах.

Лес кончился внезапно, дальше начиналась ровная, без единой тени, долина под обрывом, обозначавшим границу равнины и леса. Под светло-серым бессолнечным небом как будто ничего не было, так пуста оказалась эта гладь. Заодно кончился и снег. Заметно пояснело.

— Можно начинать беспокоиться, — пробормотал Хомулькин.

Едва они остановились, тетушка Ханна кое-как стряхнула с поваленного дерева снег и сразу села, бросив вещи к ногам. У нее тряслись колени.

— Надо искать их, — хрипло сказала она.

«Здесь, они должны быть где-то здесь».

— Искать провожаев? — уточнил Путрика.

Кава присел рядом с цвекией.

— Давайте отдышимся, — предложил он.

— Они ДОЛЖНЫ быть где-то здесь, — не успокаивалась тетушка Ханна. — Если опять пойдет снег, их наверняка занесет.

— Их могло занести и вчера, — пожал плечами Путрика.

— Нет, я чувствую, они еще ждут нас, — цвекия тряслась в ознобе.

— Давайте огонь разведем, — предложил Хомулькин. — Хоть погреетесь.

— Складывайте вещи и начинайте искать, — сказала тетушка Ханна строго. — Я сама разложу костер.

— Ладно, — согласился Путрика. — Давайте, ребята. И то правда — чем скорей найдем, тем лучше. Через пару часов и темнеть начнет.

И он пошел вдоль кромки леса, осматривая кусты.

Кава посмотрел по сторонам и двинулся вслед за братом.

— Вот тут немного веток, — Хомулькин сложил возле поваленного ствола охапку хвороста. — Ну, я пошел?

— Иди, — кивнула Ханна.

— Мы уже совсем скоро будем дома, — сказал Хомулькин, чтобы ободрить ее.

— Хорошо нам там будет, да? — слабо улыбнулась тетушка Ханна.

— Просто здорово, — согласился Хомулькин.

— Хомулькин, — сказала она вдруг совсем чистым, звонким голосом. — Хорошо, когда есть дом?

— Очень хорошо, — ответил Хомулькин, оглядываясь: далеко ли ушли товарищи?

— И колодец. Самый лучший колодец, да?

— Да, лучший в мире колодец, — ответил Хомулькин, — и в нем — лучшая в мире вода. Знаете, мы там у вас похозяйничали. Занавески сменили, забор покрасили. А вот колодец не трогали. Он такой как прежде. Сами увидите. Вы непременно должны его увидеть!

— Конечно… А теперь беги, Хомулькин. Надеюсь, нам повезет и вы найдете провожаев сегодня.

— Разведите костер! — крикнул Хомулькин, когда уже отошел шагов на двадцать.

Догнав Путрику и Каву, он обернулся. Дерево было хорошо видно издалека. На нем сидела крошечная понурая фигурка.

— Надо было самим развести костер, — сказал Путрика. — у нее сил нет.

— Сбегать, помочь? — спросил Кава.

— Провожаи! — крикнул вдруг Хомулькин. Он увидел куст шиворотня, на котором повисли, как пустые мешки, высохшие провожаи.

Они посмотрели на шиворотень, потом — на поваленное дерево. До куста было гораздо ближе — метров сто, наверно, или чуть больше.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 181920 21 22 Следующая ⇒