9. Снова цвекия

Сновидения посещали Хомулькина не слишком часто. И снилась обычно какая-то чепуха. Но в зверинце он стал видеть сны каждую ночь: тревожные, чтоб не сказать — страшные. Проснувшись, он думал о том, что раньше ничего так уж не боялся. Впервые один из таких снов приснился Хомулькину вскоре после его водворения в клетку.

Случилось это вслед за происшествием, которому придется уделить немного внимания. На третий день их пребывания в зверинце — на второй, если речь о Хомулькине — утром ясного и довольно теплого для осени дня в их «помещение» вошел служитель зверинца. (Надо заметить, что все здесь называлось очень напыщенно: клетки — помещениями, персонал — служителями, директор и хозяин — мастером). Как всегда, служитель нес миску сырого мяса. Накануне Хомулькин проспал его появление, а друзья не решились его будить. Сегодня к его приходу не спал никто.

— Эй, — начал Хомулькин, — нет мясо. Мясо — фу.

Служитель поставил миску на пол и сказал:

— Надо.

— Нет надо, — повел речь Хомулькин (никогда еще он не произносил на незнакомом языке речей). — Дай хлеб. Дай зелень. Фрукты, овощи — хорошо. Мясо — нет.

— Хлеб, овощи, — с видом заправского официанта произнес служитель, — что еще?

Хомулькин рассчитывал на то, что служитель удивится или как-то еще прореагирует на проявления разума у подопечных. Но нет. Тот стоял с равнодушным видом и ждал ответа.

— Что есть? — спросил Хомулькин, справившись с собой.

— Сыр. Тертые орехи. Молоко. Фрукты. Личинки.

— Что еще за «личинки», — подивился незнакомому слову Хомулькин, и принялся заказывать. — Так. Суп из фруктов, чай, тертые овощи, печенье. Ложки, стаканы, тарелки. А! Главный — позвать. Кто главный?

— Мастер Скуфф. Нельзя. Посуду тоже: это запрещено! — сказал служитель и добавил еще что-то. Но Хомулькин не понял.

— Ладно, тащи, — на родном языке сказал он и прибавил уже по-иноземному:

— Давай — можно.

— Ловко ты с ним болтаешь, — вставил Путрика. Служитель отправился за заказом, прихватив миску с мясом.

— Да не так уж и ловко, как хотелось бы, — махнул лапкой Хомулькин и печально почесал нос.

Так в их мисках появилась нормальная — с их точки зрения — еда. Вот этот-то случай и спровоцировал ночные видения Хомулькина. Что-то смутило его душу, но что, он еще не понял.

А приснилось ему следующее.

Он у себя дома: сентябрь, облетающий кустарник, пухли уплотняют навесы, утепляют гнезда и углубляют землянки на случай морозов. В погребах полно запасов. Кто-то жжет мусор, и пронзительно пахнет горящим палым листом и сырыми ветками. Кто-то коптит рыбу, кто-то сушит яблоки. Запахи приятные и не очень (например, запахи от загона с козанками) смешиваются и щекочут нос.

Хомулькин чихает, зажмурясь, а когда открывает глаза — видит крепкий дом. Вся родня снаружи, занята делом, но дверь вдруг сама открывается и остается открытой. Очень похоже, что кто-то все-таки вошел в дом: на ковре у входа появляются вмятины от чьих-то ног. Хомулькин крадется следом за невидимкой и видит, что в камин само собой летит полено, а на полке оказывается неубранная чашка — кто-то хозяйничает в доме уверенней его владельцев. «Но ведь ОН исчез, — проносится в голове Хомулькина непонятная ему самому мысль. — Исчез и не может появиться здесь снова. И потом, если он исчез, значит, он не может ходить по дому, пускай и невидимый. А если он НЕ исчез, то почему его тогда не видно? Может, это не ОН? Тогда кто — он? » Хотя Хомулькин не говорит это вслух, ему отвечает странный голос: «Мерзкий гном, мечта свободных». В гостиной появляется Охотник и говорит: «Какая разница! — как будто отвечая кому-то невидимому на неслышимый вопрос. — Какая разница, — говорит Охотник, — продадутся они сами, продам ли их я, или кто-то держит их здесь, или даже прячет… Имеет значение только, кто получает деньги. Конечно, стоит опасаться разоблачения, но эти гномодриллы, они, в основном, так же глупы, как и все прочие…» Охотник умолкает, не договорив. Он смотрит в угол. Вдруг он срывает с пояса веревку и бросается туда. С грохотом рушится посудный шкаф. Хомулькин просыпается.

Этот сон снился ему неоднократно, но он никак не мог понять — о чем идет речь. Однако ему все время казалось, что речь о чем-то знакомом. Где-то в голове слышались ему голоса из реального — и недавнего — прошлого. «ОН исчез! У меня его нет! » «А почему она оставила дом на вас? » и еще, совсем недавнее, сказанное нараспев Охотником на прощание: «Соагл гномм, арнеггу дрилла… Что ты думаешь по этому поводу, мелкий? »

Другой сон был про Ханну. Он видел во сне, как цвекия в тревоге рыщет по неприветливому зимнему лесу. Она повторяет: «Они должны быть где-то здесь. Это же Граница, где им быть, как не здесь. Они запутались в кустах и висят где-то здесь». Хомулькин, сам себе теперь невидимый, спрашивает: «Где — здесь? » И тетушка Ханна отвечает: «В Пограничном Лесу. Они всегда остаются здесь, разве ты не заметил? » «Я здесь никогда не был», — отвечает Хомулькин. «Был, — возражает цвекия, — в самом начале». «В самом начале я был без сознания», — признается Хомулькин. «Но они так резко соскакивают! Ты ДОЛЖЕН был почувствовать! » Тетушка Ханна продолжает поиски и убегает все дальше и дальше. Когда Хомулькин теряет ее из виду, ему становится страшно, и он просыпается.

Он просыпается на полу, посыпанном опилками, над головой — шалаш из веток, вокруг — голые камни. Кава и Путрика прижимаются к нему с двух сторон: прохладно. Скоро утро. Хомулькин лежит и вспоминает свои сны. Может быть, Кусандра, про которого рассказывают пухлям их бабушки, хочет подать ему знак?

«Я не понимаю, Великий. Помоги мне», — молча молит Хомулькин.

Вход в зверинец со стороны площади забран узорчатыми воротами, у которых стоит человек, берущий плату за посещение. Народу, несмотря на прохладную погоду, приходит довольно много: ясно и безветренно. Тавви быстро нашла помещение с пухлями и очень обрадовалась.

— Хомулькин! Как вы тут?

— Тавви? — Хомулькин не умел здороваться, но тоже был рад знакомому лицу. — Тут плохо. Камни. Холод.

— Что я могу сделать? — спросила Тавви, но Хомулькин не понял.

— Ты ей скажи, пусть вытащит нас отсюда, — подтолкнул его Путрика.

— Выпустить мы, — попробовал высказаться Хомулькин.

— Выпустить? Я не могу. Может, сходить к хозяину зверинца? К мастеру Скуффу?

— Мастер Скуфф? — переспросил Хомулькин, зная, кто это, но не понимая, зачем он понадобился Тавви. — Сходить? Надо?

— Я не понимаю, — расстроилась Тавви. — До свидания, Хомулькин, до свидания, друзья Хомулькина. Я попробую что-нибудь придумать!

Но что она могла придумать! Ей казалось: идея должна возникнуть прямо сейчас — не стоит даже уходить из зверинца. Она и не уходила. Но шло время, а идея не возникала. Тавви повернула к выходу. Ей хотелось плакать.

— Девочка, — услышала она вдруг.

Голос был незнакомым. Тавви оглянулась. Но никого из посетителей или служителей зверинца рядом не оказалось. К тому же голос и выговор были какие-то чужие — не гномодрилльские.

— Девочка, — снова позвал голос. Он шел из клетки, где сидело странное и грустное существо. Ростом оно было больше Тавви, но вид у него был не грозный. Печальная длинная морда, мохнатая рыжая шерсть, умные глаза. Ничего себе! В этом зверинце, похоже, не только пухли вполне разумны! Вот еще какое-то несчастное существо сидит взаперти.

Тавви подошла поближе к этой клетке.

— Скажи. Кто у вас главный?

— В зоопарке? В городе? Или вообще? — спросила Тавви, гадая, зачем существу главный.

— В городе, — выбрало существо.

— Ну-у… Мэр, наверное, или Пастырь. Кто важнее?

— Кого слышат, — пояснило существо. — Пастырь — он хороший?

— Он всех знает, и может лечить, и предсказывать. И он…

— Скажи ему: тут рабы. Кого купили, кого украли. И один важный пленный. Очень важный. Скажи ему.

— Вас тоже похитили? — участливо спросила Тавви.

— Нет. Сама. Обещали… Нет, не знаю, как сказать. Не выполнили.

— И… вас мучают? Да? — глаза Тавви расширились.

— Нет. Но мы рабы. Мне все равно. Но есть другие — им плохо!

— Да, я знаю! — воскликнула Тавви. — Есть еще…

— Прошу, не забудь: важный пленник. Это серьезно.

Существо сгорбилось и уныло повесило свой длинный нос.

— Плохо, плохо, — сокрушенно сказало оно. — Беги, девочка. Пусть знают.

С тех пор, как пухли попали в зверинец, минуло уже две недели. Положение их немного улучшилось: им давали сносную еду, приносили чистую воду, построили шалаш из еловых веток. Пару раз прибегала Тавви. Но им так хотелось домой, к мамам и папам, что это не только не радовало, а напротив, раздражало. Казалось, что чем удобней они устроятся — тем дольше продлится их заключение.

Хомулькину было хуже всех. Сны настолько измучили его, что он почти перестал спать. Наконец он рассказал друзьям о своих беспокойствах.

— Великий Шалопут, — сказал Путрика, выслушав Хомулькина. — Вот пухль, забывший мудрость твою: чистые лапки — крепкий сон. Чем ты очернил свою совесть, несчастный? Слопал рыбу, принадлежащую вон тому мымру?

— Да брось ты, — сказал Хомулькин, — мне не до смеха. Я понять хочу…

— Шалопут и Путаница! — вскричал Путрика. — Тебе не о чем больше думать? Так подумай, как нас отсюда вытащить, балда! И как вернуться домой! Нам тоже не до смеха, не только тебе.

— Да что я могу?!

— Вот не спишь — так договорись с Тем, Кто Ходит Ночью. Пускай отопрет дверь!

Хомулькин и Кава поежились и укоризненно посмотрели на Путрику. Это он зря помянул такое на ночь глядя. Кто-то действительно ходил ночью по зверинцу. Они сами пару раз видели черный огромный силуэт. Однажды он даже прильнул к стеклу помещения напротив, что-то бормоча, и живущий там полосатый мымр — похоже, родственник того самого мымра, обитающего в их пруду, — дрожал два дня, прежде чем вынырнул из своей бочки. Да как дрожал! Вода плескалась из бочки во все стороны!

— Вот сам и договаривайся, — буркнул Хомулькин. — Подойди к решетке и крикни: «Кто здесь?! »

— Ну и крикну!

— Ну и крикни! Да ведь струсишь!

— Я струшу?

— Ребята! — сказал Кава. — только не деритесь. Кто знает, сколько мы тут проторчим. Лучше жить мирно.

— Как только оно подойдет, я ему крикну, — упрямился Путрика.

Хомулькин молча встал и ушел за большой валун. Раньше он еще как бы поспорил! Но сейчас что-то не хотелось.

Они не разговаривали до самой темноты. Но когда стемнело, все трое подошли к решетке вплотную и стали вглядываться в темноту.

— Вместе веселей, — пробормотал Путрика, — но окликну его все-таки я.

— Да может, он и не будет ходить этой ночью, — предположил Кава.

Ночь пришла на этот раз ясная и яркая, звездно-лунная, морозная. Вчерашние лужицы медленно затягивались узорными окошечками из хрупкого льда.

Оскальзываясь на подледеневших булыжниках, по улице брел Тот, Кто Ходит Ночью. Он остановился напротив их клетки и заглянул внутрь.

— Ребятки! Где вы? — услышали пухлята чей-то знакомый голос, но не успели осознать, что кто-то зовет их — вполне ласково, — как заготовленный вопль прорвался наружу.

— Кто здесь?! — хором завопили они.

— Честная Путаница! Наконец-то я вас нашла! — сказал призрак. — Хомулькин! Путрика! Кава!

Цвекия перебралась через поручни и подошла к самому стеклу.

— Тетушка Ханна! Вы-то как здесь очутились? Ты в зверинце работаешь? Выпусти нас! — наперебой заговорили пухли.

— Тише-тише… Я здесь, как и вы, зверем работаю. Выпустить вас у меня не получится.

— Но вы-то на свободе!

— У меня ключ только от моей клетки, к вашему замку он не подходит.

— А почему вы не сбежали, тетушка Ханна? — удивился Хомулькин. — Вы ведь не первую ночь здесь ходите, весь зверинец небось перепугали.

— А это я вас искала — видела, как вас привезли. Как увидела — украла у служителя ключ и пошла на поиски. А не бегу… Некуда мне. Я когда из дома ушла, добралась до Странного Леса, оттуда сюда попала, меня крестьяне поймали. Стали меня на ярмарке показывать, я немножко у них говорить научилась, на их языке, да попросила меня отпустить. Они выпустили, я досюда дошла — гуляла тут по ночам, и наткнулась на хозяина зверинца. Он не испугался, когда я заговорила с ним. Да и удивился не очень. А сказал, что нанимает иногда на работу — в зверинце, и деньги платит. Однако все, что мне досталось — это вольер, еда и вот эта рыжая шуба, чтоб не мерзнуть и выглядеть как зверь.

— Это все очень гнусно, — заявил Хомулькин. — Зная, что не звери — держать в клетках, как зверей. Этот Цвоггл Скуфф… Вам не кажется, что он похож на сквалыгу?

— Да он сквалыга и есть, замаскировался тут под местного и наживается на всем, на чем может. Ох уж это семя Хайоки!.. Ох, извините, дети.

Пухли из вежливости сделали вид, что не расслышали ругательство.

— Так как же нам выбраться? — нетерпеливо спросил Кава.

— Немного потерпите, — сказала цвекия, — может быть, сработает один план…

— Может, лучше я тоже украду ключи у служителя? — предложил Путрика.

— Увы! — сказала тетушка Ханна. — Они теперь хорошо их прячут.

— Тогда давайте нападем на него и вырвемся! — сказал Путрика.

— Это уже обсуждалось, — сухо напомнил Хомулькин (и он был прав).

— Я бы попросила вас подождать. А пока — спокойной ночи. Я еще как-нибудь загляну к вам, ребятки.

— Спокойной ночи! До свидания! — попрощались и пухли, и вскоре заснули.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒