Часть первая 6 страница

Зина заплакала.

— Что, стыдно? — вскинулся отец. — Ничего, по-плачь, это полезно!

— Ну-ка, Марина, — кивнул он решительно, — а принеси-ка мне портфель нашей дочери!

Мама бросилась исполнять. Зиночка смотрела по-трясённо: уж чего-чего, а обысков родители никогда не устраивали… Что он думает найти?.. И вдруг похо-лодела: стихи! Там, в кармашке. Те самые, ночные!.. Ой!

Но отец уже нашёл.

— Так, а это что?

Его глаза бесцеремонно шарили по строчкам. Про-читал вслух, нехорошо улыбнулся:

— А вот и причина. Про кого написала? — он впился взглядом в лицо дочери. — Молчишь, шлюшка дешё-вая? Ну ничего, я это поправлю моментально, в течение часа!

Он яростно разорвал листок на мелкие клочки и су-нул обрывки жене:

— Иди, выбрось в ведро.

Мама покорно пошла на кухню. Отец молчал, играя желваками. Ждал.

Потом он долго, много и правильно говорил, усадив дочь напротив себя. Мама, как китайский болванчик, ки-вала на каждом его слове.

По ходу речи отец постепенно успокаивался,

и уже потекли слова «доченька», «родная» и «девочка моя». Папа желал ей добра, это было ясно. Наверное, он, как всегда, прав, ему виднее.

— И ты, Зиночка, когда будешь в моём возрасте, ста-нешь думать так же, дорогая. Пойми! Я хочу защитить тебя от неправильной судьбы, доченька!

И лишь в девять часов вечера беседа была окончена: режим есть режим, Зиночке пора отправляться в постель.

— Ну всё, — сказал наконец папа, бросив взгляд на часы. — Не сомневаюсь, что ты всё поняла. Ты же у нас большая умница, доченька. Иди, готовься ко сну.

Он примирительно поцеловал её и ласково потрепал по плечику:

— Ладно, забудем. Я простил тебя. Ты ведь глупень-кая ещё…

Большие стенные часы пробили, как положено, когда Зиночка была уже в постели. Она долго ворочалась, по-тихоньку плакала; но наконец сон сморил её.

…А утром она поднялась совсем прежней: аккурат-ной, подтянутой и дисциплинированной.

— Доброе утро, доченька! Как спалось? — засиял ей навстречу свежей улыбкой отец.

— Спасибо, папа, хорошо.

Она спокойно посмотрела в глаза родителю от-крытым взглядом и отчётливо подумала: «Как я тебя ненавижу! »

На благо и во имя

Только не надо нервничать!.. Диана уже пришла

в себя и спокойно обдумывала ситуацию. Да-да, доклад-ная записка!

Ручка быстро побежала по бумаге:

«Директору… школы… учителя Малько Д. И. …До-вожу до Вашего сведения…»

Вот пусть теперь Гордунова попляшет! «Не видать ей медали как своих ушей, не будь я Малько! » — удо-влетворённо усмехнулась Диана, ставя жирную точку.

…Конфликт был давний, ещё с прошлого года. За-быть, плюнуть и растереть. На одной из контрольных (списывают ведь, лодыри! ) Диана Ивановна перехватила записку от Гордуновой к выдающемуся двоечнику Се-рёжке Крылову. Смазливый тип, но лентяй — поискать! Но когда-то, в младших классах, даже, говорят, был от-личником, во что сейчас верилось с трудом.

— Гордунова, это что за благотворительность?! — возмутилась учительница, когда белый квадратик уже, казалось бы, благополучно перекочевал к Крылову.

— Дай сюда! — она подошла к юноше и решительно протянула руку.

— Диана Ивановна, это не шпаргалка. Честное сло-во! — покраснел Крылов.

— Да-а? А что, по-твоему? — рассердилась мате-матичка. — И вообще, Гордунова, если не хочешь, чтоб я тебе работу не зачла, прекрати эти штучки! Не ожида-ла от тебя.

— Диана Ивановна, отдайте! — потупилась Горду-нова, тоже красная, как малина. — Это действительно не шпаргалка.

— Да вы что, за дурочку меня оба держите, что ли?! Класс заинтересованно молчал. Диана Ивановна

ловко выхватила послание из рук зазевавшегося парня.

Он рванулся было забрать, но не успел.

— Диана Ивановна, не читайте, это не вам! — не на шутку разозлился Крылов. Он встал и выпрямился во весь свой немалый рост и смотрел на учительницу то ли с мольбой, то ли с ненавистью; сразу и не поймёшь.

Но Диана уже развернула записку. Действительно, никакой математики. Но не менее увлекательно, ничего не скажешь.

— Лучше отдайте, а не то… — Крылов шагнул к ней, сжав кулаки.

— Нет, милый мой, ты не будешь мне указывать! «Серёжка, я тебя тоже люблю! » — прочла она нарас-пев, нехорошо улыбаясь. — Да что вы знаете о любви, сопляки?

И добавила снисходительно:

— А если уж и любить, Гордунова, то кого-нибудь более достойного. Зачем же до Крылова опускаться?

И вот тут-то (об этом потом все рассказывали по-разному) тихая и примерная Гордунова тоже встала, по-дошла к учительнице и влепила ей пощёчину. Или нет, она сначала что-то сказала. Ну, что-то вроде: «Самое страшное — это опуститься до вас! »

И выскочила из класса. Вот это была мизансцена!.. Нечто доселе невиданное и неслыханное в истории шко-лы! Ладно, если бы Крылов! — по нём давно тюрьма плачет. Но Гордунова???

Контрольная, конечно, сорвалась, потому что три се-кунды спустя в коридор выскочила сама Диана Ивановна.

— К директору поскакала! — в этом ни у кого не было сомнений.

— Ой, что будет!!! — запищала Барсукова.

Да, что-то будет. Мало не покажется.

Наташу Гордунову в классе любили: не задава-ка и не кривляка, всегда всех выручает. Но были и та-кие, кто тихонько радовался: так ей и надо! Тоже мне, умница-разумница; теперь перестанут, наконец, без кон-ца и края её в пример ставить.

…А окончилось всё почти буднично. Девочка не-сколько дней не ходила в школу, а потом в кабинет к ди-ректору пришли родители Гордуновы; тут же вызвали

и Диану Ивановну. Дело разбиралось при плотно закры-тых дверях, и даже всезнающая секретарша Аллочка не смогла ничего разъяснить любопытному коллективу. И Диана (обычно — очень словоохотливая, до тошноты) сказала только:

— Гордунова извинилась, и я её простила.

Это подозрительное немногословие вызвало в свою очередь кучу кривотолков и домыслов, но всё шло тихо,

и тема надоела, стала забываться и канула в прошлое. А теперь, после летних каникул, и подавно.

Гордунова благополучно перешла со всеми своими отличными оценками в выпускной класс, и всё пошло по-прежнему. Крылов ушёл в какое-то училище (мог бы, кстати, и раньше это сделать; зачем было протирать штаны в десятом целый год? )… Да, всё успокоилось.

Уже март. Не успеешь оглянуться — там и выпуск-ной. В этом учебном году Диана Ивановна благополуч-но прошла аттестацию, получила наконец высшую ка-тегорию. Пришлось, конечно, потрудиться, но Малько всегда знала, что добьётся своего.

Да, директор её недолюбливает, это есть. Но зато с завучем, Людмилой Борисовной, они живут душа в душу. А всё почему? — а потому что Диана Иванов-на умная! Нет такого праздника, чтобы она Людмиле

Борисовне подарочек какой-нибудь не сделала; ино-гда — пустячок миленький, но приятно.

В этой школе от завуча зависят все и всё, а дирек-тор — он что? Неплохой хозяйственник, знающий гео-граф, и всё. До ума и размаха Людмилы Борисовны ему далеко, и, если говорить правду, то и школой-то руково-дит она, а не он.

Было яснее ясного: вот уйдёт директор на пенсию (пару лет всего осталось), и Людмила Борисовна по пра-ву займёт это место. Больше некому!

Вот к ней-то и начала Диана Ивановна подъезжать, когда размечталась о высшей категории. Но, спасибо, Людмила Борисовна отнеслась с пониманием: и на уро-ки не очень-то ходила, и не придиралась, и отзыв с ха-рактеристикой подписала самый лестный.

И стоило это всё не так уж дорого; со временем всё равно окупится. Сблизилась очень Малько с завучем; та её «на чай» каждый день зовёт к себе в кабинет.

Посидят, поговорят. (Диана всегда припасёт и кофе хороший, и конфеты приличные. ) Внимательно слуша-ет Диану Людмила Борисовна, вопросы иногда задаёт. Мол, что да как у нас в коллективе? Любит просто быть

в курсе всех дел, как и положено хорошему руководи-телю. Диана Ивановна на разговор не скупится, да ещё и догадками своими поделится. Не зря Людмила Бори-совна очень ценит Малько; на всех совещаниях обяза-тельно найдёт повод её похвалить.

Про эти «чайные совещания» знают все и стараются, чуть только Малько появляется в учительской, говорить мало и осторожно. Но Диану Ивановну не проведёшь! И из молчания, и из недоговорок она всегда умеет сде-лать точные выводы. И сразу — в уши родному завучу!

И ещё — умеет Диана Ивановна хорошо и складно говорить. Ничего, что математик, — а любой филолог

позавидует! Недаром поручает ей Людмила Борисов-на самые ответственные выступления, а в прошлом году предложила именно её послать на конференцию от школы.

Уж там учительница блеснула! И не по бумажке, между прочим, выступала, а подготовилась как следует. Это она ещё школьницей наловчилась, когда была ком-соргом класса; в те далёкие времена. Ох, и давно дело было; вот-вот уже Диане пятьдесят «стукнет»…

Судьба Малько сложилась неплохо, и в личной жизни тоже — полный порядок. Вот и скажите теперь, что вы-ходить замуж по расчёту — это плохо! Плохо, если рас-чёт был неправильный, а Диана Ивановна как учитель математики считать умела отлично. И сына хорошо вос-питала, что и говорить. А всё почему? — умела всегда найти те самые нужные слова, за которые и до сих пор зовут её на трибуны.

И классные часы у Малько — самые лучшие, все зна-ют. Хоть сейчас — любого проверяющего. Темы — одна

в одну, все нужные и актуальные. У Людмилы Борисов-ны даже мысль недавно появилась: послать несколь-ко разработок Малько в учительский журнал, с собой

в соавторстве.

…Ох, жаль, что Гордунова — не из Дианиного «род-ного» класса! Ей бы это так не прошло… Ничего-ничего, дайте срок. Каждый ответит за своё.

Не забыла ведь Диана Ивановна, ничего не забыла: директор тогда встал на сторону родителей Гордуновой; заявил, что Диана поступила жестоко и бестактно. Хотя сказал, что и Наташа — тоже хороша. Заставил девочку извиниться; а она — даже с радостью: «Простите, Диана Ивановна, я поступила гадко».

Диана приосанилась было и уже приготовилась отве-

тить (что-то про учительскую чистоту и высоту; короче,

во имя и на благо). Но директор совершенно напрасно её прервал и добавил, что и ей — тоже неплохо было бы из-виниться. Поневоле пришлось.

Но ничего, всё ещё впереди.

Диана Ивановна втайне гордилась тем, что никогда ничего не прощала. Не умела. Но считала это призна-ком большой внутренней силы. Подозревала (и не зря! ), что и Людмила Борисовна — женщина такого же скла-да, и это лишь возвышало завуча в глазах Малько. Мате-матичка беспощадно отнимала перемены у детей, если что-то не успела на уроке. И это, конечно, тоже считала «во благо»:

— Я не имею никакого морального права недодать учебный материал!!

Диана Ивановна умела «создать большой объём при незначительной массе», то есть всегда казалась тем, кем хотела казаться, умело скрывая свою примитив-ность. Она жила буквально в двух шагах от школы (из окна учительской отлично просматривался её подъезд),

и умудрялась два-три раза во время уроков смотаться домой: присмотреть, как там машинка-автомат стирает бельё, ну и ещё что-нибудь по мелочи. Разве не моло-дец? И муж всегда хвалил за ловкость и экономию вре-мени. Не то что у других: вертится целый день по дому, а на себя — и десяти минут не найдёт. Противно.

…Дождалась-таки Диана Ивановна своего часа, до-ждалась! Случай помог (и смекалка — тоже).

Недели три назад пропал у неё из сумки кошелёк (в том классе, где училась Гордунова). Кошелёк был старенький, потертый, смотреть не на что; к тому же — пустой. Но Дина Ивановна, обнаружив его отсутствие, разъярилась не на шутку. Это что же, кто-то рылся в её вещах??

Она устроила допрос вместо урока, но ничего не до-билась. «Не брали! » — и всё тут, талдычили все как один.

А на перемене, когда она вскочила в учительскую с этой сенсацией, то захлебнулась от неожиданности: кошелёк преспокойно лежал на её рабочем столе, рядом с зонти-ком и перчатками.

Ну да, сама положила и забыла. Склероз, что ли, уже начинается?.. Но, однако, о находке детям не сказала. Нутром учуяла: пригодится.

Через пару дней — уже удачно сыграла (помня свои эмоции и гнев), что на этот раз пропала помада, очень дорогая.

— В вашем классе завёлся вор; вот что я вам скажу, милые мои! А точнее, не вор, а воровка, судя по пома-де. Не понимаю, как может эта девушка так поступать; неужели муки совести ей незнакомы? Я молю Бога, пока не поздно, чтоб она раскаялась. Это скользкий путь, за-помните! Такие люди быстро скатываются на самое дно общества! Дети, давайте найдём, кто это сделал, и про-тянем ей руку помощи, спасём её от самой себя!

(Надо же, чуть не зарыдала от восторга и умиления! Молодец, всё по плану).

Позавчера — снова «спектакль» (и на всякий слу-чай — поплакала в учительской):

— Ну вот, теперь ещё и брелок мой любимый про-пал, а это подарок!!

…Итак, подготовка к главному дню благополучно за-вершилась, и сегодня настал «час икс». «Время собирать камни! » — внутренне ухмыльнулась Диана Ивановна.

Перед её уроком в 11-А сегодня была физкультура. Диана Ивановна осторожно заглянула в кабинет: так и есть; всё, как обычно. Старшеклассники оставили сумки в дальнем углу класса, они так всегда делали.

Портфель Наташи Диана Ивановна знала «в лицо»,

и осуществить свой план учительнице было совсем не трудно. Пять секунд — и «мобилка» Малько уже на-дёжно лежала на самом дне сумки Гордуновой, под тол-стой пачкой тетрадей.

На перемене Диана Ивановна немного нервничала

и даже не пошла сегодня «пить чай» к Людмиле Бори-совне («Извините, очень болит голова! Я потом приду, ладно?.. »), но, однако, взяла себя в руки. Зло должно быть наказано, и она это сделает!

Вот, наконец, и урок. Проверка домашнего задания, опрос по теории… Диана Ивановна слушала невнима-тельно, в пол-уха, кивая автоматически; её била мелкая дрожь.

— Извините, дети, я выйду на минуту. Мне что-то нехорошо. Решайте пока № 49, страница 118.

Она быстро прошла в канцелярию (отлично, Аллоч-ки нет! ) и набрала домашний номер. Сын дома.

— Павлик, это я. Позвони мне через пять минут на мобильный. Нет-нет, говорить не будем. Я проверяю сигнал; барахлит чего-то.

Диана Ивановна вернулась в класс, присела к столу. Старшеклассники спокойно писали. Минута, вторая… Ну!!!

Раздалась знакомая мелодия. Зазвучала довольно тихо, но Малько ждала, поэтому услышала сразу. К тому же — Наташа была совсем рядом, за первой партой.

— Ой, кажется мне звонят! — Диана Ивановна откры-ла сумку. — А где же телефон?.. Ничего не понимаю!..

— Диана Ивановна, это не у вас! — сказал Свисту-нов. — Это у Наташи, кажется.

— Свистунов, это МОЯ мелодия! — закричала ма-тематичка. — И к тому же, я не вижу на месте своего мобильного! Что, опять??? Это уже переходит все гра-

ницы! Гордунова!!! — подскочила она к девушке. —

А ну-ка, открывай портфель!

— Диана Ивановна, но это абсурд, — спокойно воз-разила девушка. — Я ничего у вас не брала!

— Абсурд — это то, что я до сих пор верила тебе, Гордунова! Открывай сумку, я сказала!!

Она выхватила портфель Наташи и, запустив в него руку, сразу же «нашла» телефон.

— Вот и выяснилось всё, моя милая. А теперь будь так любезна, верни также кошелёк, помаду и брелок! Или они у тебя дома?

И тут как раз прозвенел звонок с урока.

— Ну что ж, все свободны. И ты, Гордунова, ПОКА свободна. А я сажусь писать докладную. Не думала, что ты скатишься до воровства. Оказывается, у тебя мелкая и мстительная душонка, Наташа…

Гордунова всё ещё пыталась объясниться с учитель-ницей, но Диана Ивановна и слушать не желала. Она так вошла в роль, что, глядишь, и до инфаркта было недале-ко. Наташа вышла, опустив голову.

«Беги теперь, дорогуша, за своими мамами-папами, беги. Посмотрим, как они будут слушать, что их дочень-ка — просто воровка! »

Итак, докладная готова. Но сначала — Малько бро-силась к Людмиле Борисовне. Тут надо по-умному; зав-уч тоже не любит Гордунову. Диана Ивановна знала причину: дочь самой Людмилы Борисовны еле-еле тя-нула на хорошистку, да и то потому, что учителя про-сто боялись поставить ей меньше. Себе дороже, знаете ли: пусть уйдёт с хорошим аттестатом, а там жизнь сама расставит всё по местам.

Завуч заметно оживилась, услышав «новости»:

— Вот это да, кто бы мог подумать. Значит так, ни-какой медали! Хватит Гордунову за уши тянуть. Ведь,

если честно признаться, Диана Ивановна, ей оценки все завышают. Привыкли, что она отличница, вот и та-щим на свою голову. А зачем? И к тому же — воров-ка, как выяснилось. Вляпается куда-нибудь, и сразу ки-нутся: а в какой школе она училась? Ах, она у вас ещё

и с медалью? Сгорим ведь со стыда, как вы думаете?!

— Людмила Борисовна, я снова не устаю удивляться вашей дальновидности!

— Что вы, дорогая, это простая осторожность. За школу обидно, вот и всё. Не для того мы так стараем-ся и «пашем», чтоб потом полоскали нас во всех газетах. Идите, Диана Ивановна, и скажите учителям, что сейчас будет срочное совещание. Всё-таки у нас ЧП!

…Все были «за». Во имя и на благо.

Свой в доску

Пошёл уже третий месяц, как Геннадий Геннадиевич (он же — «Ген Геныч») работает в этой школе, будь оно всё неладно…

Говорила же ему мама:

— Геночка, зачем тебе это надо?

Говорила! Нет, не дошло: возомнил себя педагогом! Ген Генычу сейчас едва только перевалило за двад-цать, но он изо всех сил старается казаться старше.

Должность обязывает. Историк всё-таки!

…Вот остался бы на кафедре — и всё. Ведь предла-гали… А теперь — поздно, изволь сеять разумное, до-брое и вечное. Пожизненно?..

Но ничего, он придумает что-нибудь. Мужчина он в конце концов или нет?! И на Сашку Ломова найдёт управу, дайте срок! Все уроки срывает, мерзавец!

Ген Геныч вскочил и нервно забегал по комнате. Ну что он им сделал, что?! Детки в клетке какие-то!

…А неприятности у молодого историка начались сразу, буквально второго сентября. Директриса предста-вила его классу:

— Вот, дети, наш новый учитель истории, Геннадий Геннадиевич Кочетков! Он окончил университет с крас-ным дипломом, много знает. Так что вам, ребятки, будет

с ним интересно. Прошу любить и жаловать!

И ушла, шепнув напоследок: «Ну, ни пуха, ни пера». Надо было её послать к чёрту, может, по-другому бы всё вышло. А он — «спасибо, Ирина Петровна»!

Ушла — а он остался торчать у доски, как болван. Стоял, смотрел и молчал.

— Садитесь, Геннадий Геннадиевич! — хмыкнул долговязый тип со второй парты. Ненавистный Ломов, как потом выяснилось.

Это был не урок, а комедия какая-то!.. Сначала Гена прочитал список вслух, стараясь хоть кого-нибудь запомнить (а их — почти три десятка! ), потом на-чал что-то объяснять, робко и тускло, не отрывая глаз от конспекта…

— Геннадий Геннадиевич, — влез Ломов, —

а давайте-ка, лучше о себе расскажите. Ну, для большего понимания!

Юный учитель растерялся:

— О себе?.. Хорошо, давайте…

Но о себе — ничего особенного не сообщалось: ро-дился, учился, ещё не женился…

— И что, это всё? — не отставал Ломов. — Ну а что-нибудь «крутое» у вас было?

И тут неожиданно для себя Гена брякнул:

— Было. Я служил в десантных войсках.

Соврал — и обомлел. Зачем?! Но класс уже загудел одобрительно:

— О-о-о!!

— И что, приёмчики какие-нибудь знаете?

— А покажете?!

— А скажите, вы…

— Стоп-стоп, ребята! Всё покажу и расскажу на пе-ремене, если сейчас дадите хорошо урок провести. Всё зависит от вашей дисциплины.

Веско сказал, внушительно. Молодец! На секундоч-ку вдруг представил, что он и в самом деле — всё испы-тавший боец, с таким опытом за плечами, что ой-ой-ой!

Остаток урока прошёл довольно благополучно: слу-шали, записывали, почти не шумели, и Гена успокоился, почувствовал себя уверенней.

Но как только прозвенел звонок, молодого педагога тут же окружили мальчишки, во главе с Ломовым.

— Покажите что-нибудь, Геннадий Геннадиевич, пожалуйста!

Историк пытался отговориться, что, мол, его приё-мы — это секретное оружие. Нельзя разглашать. Он даже подписку такую давал, понимаете?..

— Ну что-нибудь простенькое, обычное!

…Не выпускают. Что ты будешь делать?..

— Ладно, — к счастью, Гена, действительно, знал один интересный захват. Брат научил.

— Вот ты… как тебя? Саша Ломов, кажется? Иди-ка сюда. Становись! Нападай на меня сбоку!

И как это вышло, историк даже сообразить не успел. Ломов напал и в три секунды заломил «десантнику» обе руки назад.

— Стой, Ломов, подожди, так нечестно! — брыкался педагог.

— Против Ломова нет приёмова! — захохотал тол-стый «рыжик».

Геннадий Геннадиевич, красный и потный, наконец высвободился и попытался всё же объясниться:

— Да ты неправильно напал, Ломов!

Но после второго «нападения» лучше не стало: при-шлось уже подниматься с пола. И костюм выпачкал…

Возвращался историк в учительскую с мерзки-ми ощущениями, да надо было ещё и отговариваться: «Упал!.. »

Учительницы дружно бросились хлопотать вокруг его измызганного рукава, но настроение было всё рав-но испорчено. К тому же Ломов быстро всё растрепал по школе, не жалея красок:

— Да я его только чуть задел, а он аж до батареи доехал; еле успел очки поймать!

Так что третьего сентября к кличке «Ген Геныч», которая возникла сразу, тут же добавилась вторая: «Де-сантник». Но это было только начало Генкиных бед. Как он ни бился, как ни старался — ни в одном из клас-сов (а ему дали все восьмые и девятые) он не мог до-биться хотя бы тишины на уроке, не говоря уже ни о чём другом.

Он злился, кричал, бегал за завучем: всё напрас-но, Стоило завучу выйти — и всё начиналось сначала,

и ко всему прочему один остряк из восьмого «А» благо-получно перекрестил его ещё и в «Гингемыча». Кличка тут же понравилась: действительно, нервный историк чем-то напоминал злую волшебницу Гингему из знаме-нитой сказки.

Проблемы нового учителя секретом не являлись (как, впрочем, и в любой другой школе), и директриса дружески посоветовала молодому коллеге:

— Геннадий Геннадиевич, походили бы вы на уро-ки наших опытных учителей. К Тепловой, например. У неё — дисциплина! Присмотритесь, что да как…

Историк совет принял. Он и сам уже хотел. Надо же искать какой-то выход!

Урок Тамары Константиновны Тепловой его пора зил. Потряс! А ведь посмотреть на неё — сразу и не ска-жешь, какая в ней… силища, что ли? Маленькая, сухонь-кая, совсем седая, голос — тихий. По-старомодному вежливая, незаметная.

А оказалось!.. Гена смотрел и поражался: все слуша-ют, пишут… Ломов — Ломов! — руку тянет… Да и ин-тересно было, что тут говорить. Шёл на урок — думал: физика, скука смертная. Хотел просто глянуть, как она с этими лоботрясами уживается? А просидел с откры-тым ртом, как пацанёнок. Тамара Константиновна

и с повторением справилась быстро, и новый материал

втолковала умело и доходчиво (Гена — тут же понял! ),

и пошутить нашла минутку… И всё как-то к месту, здо-рово и ловко. Оценок поставила много (и справедливо! ).

Двоек — две штуки влепила, но совершенно не обид-но. И тут же назначила лентяям дополнительное домаш-нее задание, чему они даже обрадовались (дала шанс «закрыть» последнюю оценку! ).

«…Значит, надо… полегче, что ли, — сделал вывод историк. — Пошутить вовремя, факты какие-то инте-ресные ввернуть…»

Весь вечер он вдохновенно готовился, даже мама

с надеждой спросила:

— Ну что, Геночка, втянулся наконец?

Но следующий день снова показал, что Геннадий Геннадиевич не сдвинулся с места ни на йоту. Мука, да и только!.. День получился суетной, нервный, и осо-бенно «достал» всё тот же класс, в котором учился Ло-мов. Да, в общем, и не в Ломове дело, — все они хороши. Что, что, что им надо? Ведь такой материал подгото-вил!.. И анекдот рассказал…

…Вечером историк решил куда-нибудь сходить, рас-слабиться. И заодно подумать: куда уходить. А что ухо-дить надо — сомнений больше не осталось. Права мама, права… К себе в музей поможет устроиться, и забудется эта чёртова школа как страшный сон.

В кафе, куда в конце концов зашёл Гена, было пу-сто, и это даже понравилось. Не хотелось ни с кем се-годня общаться, и Геннадий Геннадиевич сел за дальний столик в углу, заказав себе пиво с любимыми орешка-ми. Только устроился — как на пороге возник Ломов,

а с ним — «знакомые всё лица».

«О!!! » — внутренне простонал Кочетков. Ему тут же захотелось сморщиться, испариться, исчезнуть; но не успел.

— Геннадий Геннадиевич!! — завопил Ломов, и вся компания немедленно заняла стулья рядом с учите-лем. — Отдыхаем? И можно с вами?

— Пожалуйста, — вяло предложил историк, думая только о том, как бы ему сейчас уйти, не теряя соб-ственного достоинства. Начал было даже подниматься, но вдруг его осенило:

— Слушай, Ломов! — взмолился он. — Давай, на-конец, поговорим в неофициальной обстановке. Ну что я тебе плохого сделал, а? И вам, ребята, тоже?

Он говорил долго и задушевно. И про то, что он учился-учился, а теперь не знает, зачем; и про нервы свои испорченные; и про то, что он — молодой ещё. По-лучалось жалобно.

— Мы ж ровесники почти, ребята! — ныл исто-рик. — А вы мне все уроки срываете… Не по-товарищески это!..

— Да? Ну давай дружить, Гена, — примирительно протянул Ломов.

Геннадий Геннадиевич растерялся: «Гена» и «ты» не входило в его планы. Однако радостно согласился:

— Давай, Сашка, давай! Но только при всех, в шко-ле, — на «Вы». Ладно?..

— Ладно, Гингемыч. Наливай, запьём дружбу! Да, пацаны?

Историк на радостях щедро угостил всю компанию,

а домой вернулся совсем уже осчастливленный.

…Скоро все знали, что историк — парень что надо, свой в доску, и его авторитет среди учеников вырос.

Только вот с уроками — проблем почему-то приба-вилось, а не наоборот. Гена и сам не заметил, как по-степенно подчинился воле старшеклассников, которые требовали только хороших оценок («Гингемыч, ты друг

или нет?! »); а уроки всё больше напоминали развле-кательные посиделки. Историку надо было букваль-но из кожи вон лезть, чтобы втолковать хоть какой-то учебный материал: новые «друзья» просили бесконечно «чего-нибудь интересненького», а вели себя тихо лишь тогда, когда учитель начинал пересказывать какой-нибудь боевик.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒