|
|||
Часть первая 2 страница
— Меня?! — превращаясь в «светофор», взвилась учительница. — Да это вас, извините за откровенность, если на то пошло, на десять выстрелов подпускать нель-зя! «Того-этого! » — передразнила она. — От одного вашего дёрганья с ума сойти можно! Держим тут вас из жалости, между прочим! Ах, фронтовик, фронтовик!!!
Да настоящие фронтовики — или калеки, или в моги-лах. А у вас только контузия, а туда же! Разобраться ещё надо, чем вы во время войны занимались. Может, пели по штабам, а?
Григорий Иванович согнул плечи, как от удара:
— Ну что ж, того-этого, уважаемая, вы уж простите, что я живой, и что с руками, с ногами. В могиле, оно, конечно, того-этого, почётней, да. Ну уж так сошлось… Нелепо для вас…
Он, накренившись как-то вбок, медленно вышел из учительской. Все загудели. С одной стороны, мужик
он хороший, дети его любят, а с другой — с завучем спо-рить кому захочется?..
…Через неделю наш школьный хор торжественно отправлялся на смотр художественной самодеятельно-сти. Мы были отменно подготовлены нашим Григори-ем Ивановичем и вернулись с полной победой: первым местом и почётной грамотой. Однако спустя несколько дней на педсовете Елизавета Максимовна решительно объявила:
— Администрация школы выражает благодарность учителю музыки и пения Островскому Григорию Ивано-вичу, но, однако (поймите нас правильно! ), мы решили, Григорий Иванович, больше на смотры вас не посылать.
А хоровой кружок будет вести молодой специалист, который с завтрашнего дня приступает к работе. Вам, Григорий Иванович, мы оставляем только «часы». Мы, конечно, все вас уважаем, но, извините, жизнь есть жизнь. Нам позвонили из… ну, вы понимаете, началь-ство, одним словом. И они правы! Что это за рожи, спра-шивают, корчит ваш музыкант?! Ему большие люди гра-моту вручают, а у него лицо, как у клоуна, дёргается. Так что, Григорий Иванович, для вас школа — школой, мы уже привыкли, а на люди, извините, незачем.
— Да я ничего, того-этого, мне и самому… — рас-терянно и огорчённо развёл он руками…
А на другой день Григорий Иванович не вышел на работу: он умер от инфаркта.
…Спасибо Вам, дорогой Учитель с нелепым прозви-щем, за то, что Вы были в нашей жизни. Низкий Вам поклон и вечная память.
Главный пункт
«Кодекс чести молодого педагога» — так называ-лось то, что Леночка (а с этого дня — Елена Васильев-на) должна была торжественно прочесть со сцены. Это был её первый день работы в школе. Профком, устро-ивший после уроков праздник для учителей, опять же, по традиции, с шутками и напутствиями, принимал в пе-дагогическую семью нескольких молодых коллег, в том числе и учителя биологии Костенко Елену Васильевну.
Праздник получился очень душевный, почти до-машний, и Леночка радовалась, что ей удалось попасть именно сюда, где каждый, чувствовалось, неравнодушен
к другим. Вечером, в общежитии, она ещё раз внима-тельно перечитала «Кодекс» и отметила, что он написан очень даже толково и с выдумкой. Особенно понравил-ся шестой пункт: «Педагог! Не будь равнодушен! Ле-карство от равнодушия — добро, которое должно быть с кулаками! »
Ишь, как закручено! Но — очень даже имеет смысл. Леночка и сама об этом много думала, готовясь стать учителем. В пединститут она попала, можно сказать, случайно: отправилась с подружкой поступать «за ком-панию». И, надо же, подружка, которая бредила педаго-гикой, провалилась, а Леночка прошла.
Училась она легко, с удовольствием, и постепенно привыкла к мысли о школе, более того, обнаружила, что дорогу выбрала правильно. Ну и хорошо, работу надо любить.
На классное руководство получила Елена Васи-льевна пятый класс. Тоже неплохо, решила. Они только
с начальной школы, совсем ручные, привыкли к одному учителю, и Леночка будет для них центральной фигу-рой, «мамой».
Так дети её и прозвали: «Мама Лена». Леночка даже в письме домой похвасталась: вот, мол, как! Других дети зовут «Физичка», «Химичка», «Русачка»… А она — «Мама»! Значит, внимательная, любящая, справедли-вая, — гордо думала Леночка. Работалось ей хорошо.
Только в первый месяц уж очень надоела мама Саши Крамаренко, новенького. Ну каждый день она — в шко-ле! Мальчик неплохо учится, послушный, а его мама уже всех учителей замучила: каждому рассказывает, что в той школе он был всегда круглым отличником. Ле-ночке носит то конфеты, то яблоки. Наказание какое-то! И не объяснишь ей, где там!
Перед Днём учителя Крамаренко свои визиты ещё участила: бегала в класс, собирала деньги учительнице на подарок. Елена Васильевна догадывалась об этом, и было как-то стыдно и тяжело на душе. А что подела-ешь? — традиция. Но помог случай.
Накануне Дня учителя всем выдали премию, каждо-му — по заслугам. Леночке — пока небольшую, но она и этому была рада: неожиданные деньги, считай, пода-рок. Правда, очень мелкими купюрами, почти все по ру-блю, самые крупные — «пятёрки». Да какая разница? Плюс те, что с собой, — и есть «на сапоги»!
Получив в перерыве деньги, Леночка со звонком на-правилась в свой класс. И вот, подходя к двери кабинета, она ясно услышала знакомый резкий голос Крамаренко. Леночка приостановилась у двери и вслушалась. Мама-ша отчитывала кого-то из детей: «Одна ты только оста-лась! Все уже сдали! Ты же твердишь " завтра, завтра"! Что же мне теперь, свои за тебя положить?! »
Воцарилась небольшая пауза, очевидно, прозвучал ответ, но очень невнятно. Леночка ничего не разобрала. Зато ясно услышала «партию» Крамаренко:
— Да, да, конечно! Жди у моря погоды! Знаю я вашу семейку и мамашу твою, пьянь-распьянь! Она даст, как же!!!
Леночка рывком открыла дверь и решительно вошла
в класс:
— Что здесь происходит, Вера Ивановна?
— Ой, Елена Васильевна! — Крамаренко, как обыч-но, резиново растянула змеистые губы в улыбке от уха до уха, — это вас не касается, родненькая! Не берите
в голову.
(Так. Не касается? Кстати, и повод хороший. Учи-тель я или нет? Плюс шестой пункт…)
— Вот что, Вера Ивановна. Давайте расставим все точки над «и». Раз и навсегда. Никаких подарков
я не приму, ясно? Тем более, таким путём… Вы стави-те меня не просто в неловкое положение: если я при-му ваше подношение — меня не будут уважать дети. Да и я сама себя — тоже.
(Молодец, Ленка, молодец. Теперь точку поставь. Жирную! )
— Дети, по сколько вы собирали? — она мягко, но решительно обратилась к классу.
Все растерянно молчали. Надо им объяснить.
— Ребята, мне стыдно за эти деньги. Простите меня, но если вы не скажете, я сегодня же уйду с работы. Так по сколько?
Ирочка Лебедева тихо сказала: «По три рубля…» (И — последнее. Сделай, Лена. )
— Оксана, это тебя Вера Ивановна ругала? Ты не сдала?
— Я…
— Правильно сделала. Благодарю тебя. Берите с неё пример, ребята. Она первая поняла, что этими деньгами унизит меня. А теперь…
(Ох, как удачно, что премия — мелкими купюрами! )
— Теперь возьмите, дети, свои деньги назад, и ни-когда больше не делайте этого, слышите?
Леночка, мысленно любуясь собой, пошла по ря-дам, раздавая деньги. Мама Крамаренко тупо смотре-ла, что называется, открыв рот. Леночка закончила, вернулась к учительскому столу, величаво кивнула родительнице:
— Извините, Вера Ивановна, у нас урок. Вы сво бодны!
(Ай, молодец! )
Дети смотрели на неё во все глаза. Урок прошёл на одном дыхании! Да, редкий выпал денёк. Она не удер-жалась, поделилась с подружкой, молодой математич-кой Викторией Вячеславовной. Та долго ахала, взмахи-вая ресницами. К концу дня о необычном происшествии знали уже все. Но отнеслись по-разному:
— Не знаю, девочки, — говорила пожилая геогра-фичка, — они же от всей души. Будут теперь про школу болтать чёрт-те что.
— Не говорите, Алла Григорьевна, это поступок! Во всяком случае, волевой. А это в учителе — главное!
Короче, мнений было множество, но Леночкина ра-дость от этого не уменьшилась. Да и, слава Богу, теперь ясно, что Крамаренко больше не появится. А это того стоило.
Вера Ивановна, действительно, теперь больше не приходила, и к законной гордости Леночки добави-лась радость освобождения.
Теперь пора было сделать «второй шаг», тот, о ко-тором она подумала, невольно подслушивая в тот день
у двери кабинета: Оксана. Да, девочка обездолена. У неё не то, что три рубля — на простую булочку с чаем нет. Ведь Вера Ивановна про «пьянь-распьянь» чистую правду прокричала…
Оксана Былова жила с бабушкой-инвалидом (у ста-рухи не было ноги, говорили, что это связано с каким-то давним несчастным случаем). Мать девочки, родившая её неизвестно от кого, беспробудно пила. Хорошо, хоть не жила дома, и только время от времени кто-нибудь
сердобольный рассказывал родным, где её видели
и с кем. Старуха получала крохотную пенсию и такое же мизерное пособие. И Леночка решила действовать. Во-первых, она поговорила с директором, и Оксану стали кормить в школе бесплатно два раза в день. Прав- да, неофициально. Просто директор, женщина умная
и чуткая, так распорядилась: всё равно, мол, продукты остаются. А «оформить» — это долго, да и выйдет ли? По документам с этой семьёй сам чёрт не разберётся, пытались уже не раз. В общем, неважно, главное, девоч-ка теперь накормлена.
Дальше Леночка решила посетить Оксану с ба-бушкой на дому, посмотреть, чем ещё можно помочь? В воскресенье вечером она отправилась «в гости». Но то, что увидела, потрясло её так, что Елена Васи-льевна провела бессонную ночь: Быловы жили… в по-мещении без окон! Оказывается, их крохотный частный домишко — давно в аварийном состоянии, почти везде буквально обвалился потолок, и кусочки неба спокой-но просматривались и в комнатушке, и в кухне. Лишь в коридоре потолок пока уцелел. Вот коридор-то и при-способили несчастные «домовладельцы» под комнату, закрыв наглухо остальные двери… Готовили еду тут же, на электроплитке.
Леночка даже не представляла, что в наше время
и в нашей стране может такое быть! И она твёрдо реши-ла повлиять на ситуацию. Леночка начала «хлопотать».
Но никто не считал себя крайним. Из ЖЭКа отправ-ляли в милицию, из милиции в собес, оттуда — ещё куда-то. У Леночки даже горькая шутка появилась: «Меня всё время посылают…» В школе, конечно, знали о её походах, хвалили, но разводили руками: опять же, в документах дело… Той-то пьянице всё равно, а эти, бедные, расплачиваются. Если б та «шлёндра» хоть какую-нибудь расписку, ходатайство дала! А то: «Мать жива? Жива! Вот пусть она и придёт! » И — как лбом об стенку.
Но Леночка — молодец, про «шестой пункт» решила всё-таки не забывать и уважать себя и дальше. И она на-чала очень непростое дело по лишению родительских прав. Да, это стоило нервов и времени, но Леночка втя-нулась, и каждый день из долгих двух месяцев беготни подвигал её к желанной цели…
Приближались новогодние праздники, и Леночке выпала счастливая возможность съездить на недельку домой. Она, конечно же, этим воспользовалась, и вот тут-то как раз неожиданно и определился новый пово-рот в её судьбе: в школе по соседству с домом откры-валась в скором времени вакансия по её специальности (учительница уходила в декрет). Это была удача! Те-перь можно легко и просто оформить перевод, потому что, оказывается, на неё готов запрос (спасибо мамоч-ке!!! ). Дома, конечно, — это не в общежитии в чужом городе, да и Серёжа скоро из армии вернётся, а он… Словом, это была радость, радость, радость!
В общем, возвращалась Лена на работу уже с «че-моданным» настроением. В школе долго охали, сокру-шались, но… Что ж, пусть девочке повезет. Только,
по закону, месяц отработки. Оставшееся время Леночка решила как раз использовать для окончания своего дела. Уже почти всё было готово, но тут неожиданно Оксана попросила:
— Елена Васильевна, зайдите к нам сегодня, бабуш-ка зовёт. Она сама не может, вы ж знаете…
После уроков Леночка побежала к Быловым. Бабуш-ка Оля (Ольга Петровна) встретила её как-то странно: — Елена Васильевна, миленькая, что ж теперь бу-дет?! Тут приходили из какой-то комиссии, сказали, Оксаночку в детский дом определяют. Как же я без неё, как?! Она же — и ноги мои, и руки! Умру я без неё, по-могите! Напишите им туда, скажите: я внучку не оби-жаю, за что отнимают?!
Леночка растерялась:
— Ольга Петровна, так ведь это ж к лучшему, по-нимаете?.. Ну, хотя бы вот сейчас: у вас так холодно,
а там…
— Ой, да не так уж и холодно. Мы одетые спим, и ничего… Пожалейте, мне без неё не жить!
Леночка начала раздражаться:
— Да поймите вы, девочку пристроим — и с вами решим!
Но тут вмешалась Оксана:
— А бабушка потом со мной будет?
(Вот тебе на! Ну, как им втолковать?! )
— Оксаночка, видишь ли, возможно, потом, когда-нибудь…
Большие глаза девочки вмиг наполнились слезами:
— Я не хочу без неё, не хочу!!! Я никуда не поеду!!!
Она бросилась к старухе, судорожно обняла её, креп-
ко прижалась и зарыдала, захлёбываясь.
— Это что же, — Леночка сама чуть не плакала. Она-то, она-то для них… А они?.. Вдвоём ведь гибнут, одна другую тянет!
— Ну ладно, я… как-нибудь решу, — Лена не могла здесь больше оставаться. Скорее на улицу, и подальше отсюда!
…Она уезжала через три дня. Рассказала о ситуации директору, та обещала сделать всё, что возможно. Хотя сказала, что трудно: бабушку-калеку никто опекуном не оформит.
— Ничего, поезжай спокойно, Ленуся. Удачи тебе на новом месте. И помни наш кодекс! — улыбалась она. — Не забывай, где и с кем начинала! Ну, счастливо. Верю в тебя. Дай я тебя поцелую на прощание!
Леночка тепло простилась со всеми, ребятки даже всплакнули. Оксана смотрела исподлобья, и было
неясно, хочет она, чтобы Елена Васильевна осталась, или наоборот?
— Оксаночка, не горюй!
(Надо девочку успокоить, надо. )
— Смотри на меня. Всё будет хорошо. Честное учи-тельское слово. Ты мне веришь?
…Из письма Виктории Вячеславовны: «В общем, Ленок, тут с этими Быловыми такое получилось! Девчонка-то из детдома через день сбегает, её с мили-цией ищут, а бабка прячет. Как ты думаешь, где? У них дома, под кроватью. И смех, и грех. Силой волокут об-ратно, а Оксана царапается, кусается и верещит, пред-ставляешь?! Картина, да? »
Да-а… Шестой пункт? Воистину, вышло добро с ку-лаками. Как там у Сервантеса? «Будьте вы прокляты, синьор, с вашим милосердием! » — вспомнила Леночка.
«Правая рука» классного руководителя
Когда Ольга Олеговна принимала пятый класс, ей сказали: «Повезло вам, Олечка. Там председатель роди-тельского комитета — Зинаида Михайловна Шевченко. Горя знать не будете! »
И действительно, когда Зинаида Михайловна (или тётя Зина, как звали её в классе) предстала перед ней в первый раз, Ольга Олеговна почувствовала, что полу-чает сразу и мощную, и результативную поддержку. Начали с того, что тётя Зина помогла Ольге Олегов-не разобраться с характеристиками: кто как учится, ка-кой имеет нрав, чем увлекается. Она с первого класса возглавляла родительский комитет и знала буквально всё. Правда, Ольга подумала, что сведения тёти Зины больше смахивают на уличные сплетни типа «кто-с кем-когда», но всё-таки было много действительно ценной информации.
«Вы не волнуйтесь, — заверила тётя Зина. — Будете как у Христа за пазухой. С моим-то опытом! » Ольга Олеговна невольно взглянула на «пазуху» Шевченко и поёжилась: уж очень внушительным было это место. Зинаида Михайловна вообще была женщи-ной крупной, мощной, яркой, даже красивой, но это почему-то отталкивало. Тётя Зина не работала, потому что была женой военного, и всё свободное время (и от-куда оно бралось у неё в таком количестве?.. ) проводила
в школе. Её активность не знала границ, и масса сделан-ных Шевченко дел вызывала настоящую зависть других классных руководителей.
Зинаида Михайловна даже проверяла дневни-ки («Имею право, я председатель»). Да не просто так, а с беседами. Каждому, кто хоть немного «не дотяги-вал», приходилось краснеть и заикаться перед тётей Зиной. То, понимаешь, неаккуратно заполнено, то нет подписи родителей, то оценки — не очень. И Зинаида Михайловна, понимая, что такие разговоры с детьми — полумеры, отправлялась (всё на тех же неоспоримых правах) по домам. Сначала она ходила не одна, а с двумя членами родительского комитета, плюс староста клас-са как «представитель от детского коллектива». Потом комитетчики потихоньку-помаленьку отказались («Вот ведь, ну ничего никому не надо!!! »), и тётя Зина совер-шала свои походы только со старостой, Вовкой Горело-вым, бойким и шустрым мальчиком.
Но в этом учебном году, в середине сентября, когда наступил день очередных перевыборов, Вовка реши-тельно отказался от своего поста: — Ольга Олеговна, я с первого класса староста. Что я, лошадь? Пусть другие! — Но, Вова, у тебя же опыт!.. — воспротивилась учительница. — Ну вот, пусть и у других опыт появится, — резон-но заметил мальчик. Ольге Олеговне пришлось согласиться, но выбрать нового старосту оказалось почти невозможно: все дети знали, что придётся «ходить» с тётей Зиной. И тогда Ольгу Олеговну осенило: — А давайте вот Светочку Михайленко выберем!
(Это была совсем новая девочка, она опоздала к на-чалу учебного года и только третий день ходила в этот класс. Дети её пока плохо знали). Ольга Олеговна вдохновилась:
— Я знаю, что Света — отличница, была членом редколлегии. Кто «за»?
Проголосовали единогласно. Светочка прореаги-ровала вяло, почти никак. Вообще Ольга успела заме-тить, что новенькая очень замкнутая, неактивная, хотя умненькая и развитая.
К концу уроков появилась тётя Зина и, узнав новость, очень удивилась: «Как?! А меня почему не спросили? » Ольга Олеговна растерянно сникла, а Шевченко при-ступила к Светочке с расспросами: какие были раньше оценки? кто родители? чем увлекаешься?.. Полная ан-кета, а как же. Слава Богу, удовлетворилась, записала номер телефона Михайленко и предупредила: «Сегодня
в пять встречаемся возле школы. Надо посетить три се-мьи. Не опаздывай» Посещений тёти Зины боялись как огня, и поэтому старались не нарываться. Значит, круг визитов акти-вистки был неширок и почти неизменен. Светочка это поняла уже через неделю. Особенно тётя Зина любила бывать в доме у Сашки Марголина, мальчика, в общем-то, способного, но ленивого и задиристого. Мать Сашки, выслушав тётю Зину, всегда начинала плакать и грозить дрожащим пальцем уныло набычившемуся Сашке: «Ну, я тебе! Я тебе!!! »
В конце любой беседы Зинаида Михайловна обяза-тельно ставила в пример себя и свою семью. Светочка знала: если Шевченко заводит «мой вам совет из соб-ственного опыта» — значит, скоро уходить. Девочка с трудом переносила свою роль, но сделать ничего было нельзя. Она попробовала было один раз не прийти, но, во-первых, весь вечер переживала, что завтра ей бу-дет, а, во-вторых, мама сказала:
— Нехорошо, Света. Тебя выбрали, доверили. Взрослый человек с тобой договорился! Надо быть ответственной.
И обязательная по натуре Светочка смирилась. Визи-ты продолжились, но однажды произошло некрасивое:
из плаванья вернулся Марголин-отец, который чуть ли не первый раз видел тётю Зину. Он внимательно вы-слушал её получасовой монолог, полный праведного гнева, поиграл желваками, кивнул: «Учту». И почти вы-ставил гостей за дверь. А во второй раз и на порог не пу-стил, выглянул только и отрезал:
— Вам что, делать больше нечего?! И захлопнул дверь.
— Неблагодарный!!! — рассказывала тётя Зина. — Понятно теперь, в кого их Сашенька! Хулиганьё! Ниче-го, тюрьма его дождётся!
В конце четверти тётя Зина обнаружила по журналу, что у её Ирочки намечается несколько «троек». Но ведь, если честно, Ира Шевченко была девочкой довольно ограниченной, туго соображающей, хотя хорошенькой
и амбициозной, с претензиями на исключительность.
— Что же это, Ольга Олеговна?! — у Зинаиды Ми-хайловны просто не было слов. — Вы же классный ру-ководитель, как же так! Должны быть заинтересованы, чтобы хорошистов стало больше. Ведь настоящий пе-дагог обязан понимать, как важно подтянуть того, кто старается, как моя Ирина! Я лично каждый день с ней уроки учу, вы же знаете. А если на то пошло, так и завы-сить надо иногда оценку, чтоб у хорошего ребёнка сти-мул был!
— Но ведь, Зинаида Михайловна, — оправдывалась испуганная Ольга Олеговна. — К математике, напри-мер, Ирочка совсем не способна…
Шея тёти Зины покрылась красными пятнами:
— Вы как маленькая! Или специально?.. Так хочу вам напомнить. Видимо, придётся, хоть и не собира-лась: я для вас в лепёшку каждый день расшибаюсь, могли бы и вы хоть что-нибудь для меня… Ну, подой-дите к учителям!
Шевченко была стопроцентно права. Ольга Оле-говна, стараясь искупить вину, изо всех сил улаживала Ирочкины дела, и в четвертном отчёте, в графе «хоро-шисты», фамилия девочки заняла своё привычное за-конное место.
Зинаида Михайловна не была злопамятна и об инци-денте больше не вспоминала, а работала по-прежнему в полную силу: ежедневно контролировала, кто
и как дежурит, записывала со слов своей Ирочки замеча-ния в дневники, собирала бесконечно какие-то деньги… Даже в один прекрасный день выдвинула отличную идею: разбить весь класс по-новому на звенья «по прин-ципу уровня знаний». Ну, например: первое звено — от-личники, второе и третье — хорошисты, четвёртое — середнячки, а пятое — двоечники и «проблемные». Как раз поровну детей получается. И самая интересная задумка — «звеньевой» двоечников назначить старосту класса и поручить ей добиться, чтоб всё звено училось без «двоек». А?!
Ольга Олеговна оценила широту замысла, и тётя Зина, войдя во вкус, рассадила детей по-новому, чтобы ученики из одного звена сидели рядом. Светочка оказа-лась на предпоследней парте в окружении пяти маль-чишек, по соседству с Сашей Марголиным. Зинаида Михайловна объяснила девочке, что теперь её значение резко возросло, ответственность — тоже.
— Короче, Света, за каждую «двойку» твоего звена ты тоже будешь получать запись в дневник!
Покорная Света ничего не ответила…
А буквально через несколько дней Ольге Олегов-не и тёте Зине пришлось выслушивать разгневанную Светочкину маму, которая, потрясая «разрисованным» Зинаидой Михайловной дневником, в конце концов потребовала:
— Оставьте мою дочь в покое! Она каждый день плачет! А вы!.. — она ткнула пальцем в тётю Зину, — вообще сидели бы дома! И вот вам МОЯ идея: Ирочку свою назначьте в это звено!
— Что-о-о?! — по-рыночному зычно взревела Шев-ченко. — А ваша… Ваша тихоня-размазня с двоечником дружит!!! С Марголиным недоделанным! Он ей порт-фельчик носит!!! Как говорится, в тихом омуте!.. При-несёт ещё в подоле вам, попомните!!!
— Ну, знаете, — мама Светы от неожиданности абсолютно успокоилась. — Да вы просто, оказывает-ся, базарная баба. Пустое место. Я лучше о вас дума-ла. А вы, Ольга Олеговна, или слепая, или, ещё хуже, равнодушная…
…Да, наделала делов Светочкина мама. Михайлен-ко люто возненавидели и Ольга Олеговна, и тётя Зина. Девочка не жаловалась дома, боясь, чтоб не было хуже. Со старост её сняли и назначили Иру Шевченко, со зве-ньевых — тоже. Нет, там другого не назначили, просто хорошая идея была загублена на корню. («Из-за твоей безответственной мамочки, Михайленко! ») Короче, рас-селись все по-старому и перешли в старые звенья.
Светочка теперь получала от тёти Зины ежедневно две-три реплики, брошенные как бы невзначай: то «гряз-нуля сопливая», то «заумь невоспитанная». И ходить бы Светочке ещё долго в «неряшливых дурочках», если
б мужа тёти Зины вдруг не перевели в другой город, и Шевченко вскоре уехали, к невыразимой радости все-го класса.
«Повезло же кому-то! » — долго вздыхала Ольга Олеговна, самолично теперь проверяя дневники своих учеников.
Сильная личность
Первым человеком, которого встретила Наташа Павленко, придя пятнадцатого августа по направлению
в эту школу, была Аронова Нина Константиновна. Сна-чала она девушке понравилась: деловая, решительная, громогласная. «Сильная личность», — сразу определила Наташа.
А вот с началом занятий она, учитель началь-ных классов Наталья Игоревна Павленко, увидела, что Нина Константиновна — уж слишком, чересчур сильная личность, любящая больше всего на свете власть над людьми.
Несдержанная и хамоватая по натуре, завуч, «реали-зовывая» себя, целый день шмыгала по школе, раздавая направо и налево указания-замечания, и её трубный глас слышался от первого этажа до последнего.
На беду Наташи и ещё нескольких «молодых», Нине Константиновне поручили вести «Школу молодого учи-теля», и девушки каждый день терпели на своих уро-ках завуча на задней парте, которая могла вмешаться
в любой момент, считая необходимым без конца и края покрикивать на молодых учителей, понукать их. Чем, конечно, вызывала большое изумление у детей, для кото-рых в этом возрасте учительница — это почти что Центр Вселенной. Нина Константиновна могла даже из класса выйти посреди урока, бросив на ходу: «Нет, дорогуша, этот бред я не могу слушать. Твоя педагогическая импо-тенция несносна. Я на воздух выйду, извини! » В середине ноября администрация объявила «Не-делю молодого учителя». Прошли открытые уроки
и мероприятия, после которых, на обсуждении, Нина Константиновна похвалила одну лишь Милочку (Люд-милу Андреевну) за урок математики. Все были на этом уроке и видели, что он просто вызубрен от начала
и до конца. Наверное, была не одна репетиция. Дети «щёлкали» примеры и задачки раньше, чем учительни-ца успевала до конца прочитать условие. Однако когда Наташа робко попыталась об этом сказать, то получила суровую отповедь завуча:
— А тебе кто мешал подготовиться как следует?! Да, отрепетируй, если надо! Урок ведь открытый, придут посмотреть на ХО-РО-ШЕ-Е, а не на лишь бы что! Девчата удивлённо переглянулись. Вообще-то их учили другому… Но промолчали. Наташа поздно со-образила, что правильно сделали. Вечно её язык под-водит! Она начала доказывать, что такой урок — по-рочный, портит детей, заставляет их принимать ложь как норму…
Ну что ж, это ей даром не прошло. Нина Константи-новна сосредоточила все свои наставнические способ-ности теперь на одной Наташе, «сильно умной Наталье Игоревне».
До сих пор тот свой первый учительский год Наташа вспоминает с ужасом: Нина Константиновна практиче-ски не выходила из её класса, а в конце рабочего дня На-таша выслушивала «анализ». Девочки шутили: «Опять Нинушка Наташке анализы сдаёт. От избытка мочи, ко-торая в голову стукнула».
Да, им смешно!
Обсуждение иногда затягивалось до шести-семи ча-сов вечера, потому что бессемейная Нина Константинов-на заставляла девушку в своём присутствии, «под чут-ким руководством», готовить новые конспекты уроков.
В конце концов отец Наташи отправился к директо-ру. Тот несказанно удивился:
— Знаете, всё бывало, но чтоб родители учителей приходили — такого не припомню!
Однако после вмешательства отца (и, соответствен-но, директора) Нина Константиновна умерила свой пыл, но усилила концентрацию «заботы». Очевидно, по принципу: если не мытьём, так катаньем. Она теперь посещала уроки Наташи «по норме», один раз в месяц, но зато и разгром был — на весь месяц, один помножить на тридцать один.
|
|||
|