Часть первая 4 страница

напишет (шрифтом! на ватмане! ), да не в одном экзем-пляре, а в трёх-четырёх, да расклеит в людных местах.

И люди идут, как на праздник. По-ра-зи-тель-но!

К тому же читателей сразу стало больше чуть не в де-сять раз (из района даже приезжали с проверкой, не по-верили отчёту). Правда, читательский контингент вырос в основном за счёт молодёжи, и в подавляющем боль-шинстве — парней, но дело разве в этом? Потянулся по-селковый люд к книге, как к хлебу, вот чудеса!

А красавица Ольга, кроме работы, — ну никуда: ни на танцы, ни на свидания. «Неправильная какая-то девка! » — удивлялся посёлок.

Но Ольгина хозяйка, бабка Тузовкина, женщи-на справедливая, разъяснила народу, что как раз таки Ольга — девка самая найправильнейшая, серьёзная.

А почему на танцульки не бегает — так сказала, что это не танцы, а дёрганье; исчезла, мол, культура танца, надо сначала возродить, а потом и танцевать. Стыдно по-обезьяньи скакать. Марфа Даниловна Тузовкина тут была согласна с жиличкой на все сто. Видела она те тан-цы, — срамотища! То липнут друг к дружке, лапаются, то, словно дикие, руками-ногами дрыгают, каждый сам себе. А какая музыка — такие и танцы: бух-бум, бух-бум! Ну, и брезгует Ольга. А насчёт любви — тоже девка молодец. Таскаться, говорит, не хочу по улицам, в тем-ноте, я лучше книжку почитаю. Вот придёт любовь — тогда и посмотрим, а ноги бить по вечерам — это пускай те, у кого в голове пусто. А у неё — работа! Ответствен-ная, на виду, для людей. Как же их направить в русло культуры, если сам библиотечный работник не покажет высокий пример, а?

Да, поразила Олечка посёлок, потрясла. А больше всех поразился и потрясся молодой учитель физкульту-

ры, Юрка Марков, — Юрий Ефимович. Он был из мест-ных, проучился в институте поселковым стипендиатом

и пять лет назад вернулся домой, в родную школу. Вид-ный, высокий, Юрка как бы брезговал здешними девуш-ками. Да не то, чтобы брезговал, но… И в кино бегал,

и на танцы, и встречал-провожал, цветы дарил; и в шко-ле (было дело) молоденькие незамужние учительницы обмирали, глядя на него. А он и не гордился чересчур, одну-другую время от времени привечал.

Но посёлок видел: не нужен никто Юрию Ефимови-чу по-настоящему, баловство всё одно только. Бывало, что и плакал кое-кто из девчат от Юркиного непосто-янства, но молодой учитель, знай себе, жил да радо-вался, сам решая, с кем сегодня эту радость делить,

а с кем — завтра. И честно каждую предупреждал: «Учти, я парень-ветер. И если что — мы друг на друга не обижаемся, да? » Вот вроде и не за что было на него зла держать.

Но когда Юрка первый раз увидел Ольгу (зашёл в би-блиотеку из любопытства: уж больно бабка Тузовкина расфантазировалась), он, что называется, обалдел. Так обалдевшим и ходил недели две, а потом пришёл к Оль-ге прямо на дом, с порога брякнул Марфе Даниловне:

— Вот, принимайте гостя, я свататься пришёл.

(«А морда-то жа-а-алобная, — ехидничала потом на весь посёлок Тузовкина, — куда и хвост павлиний делся, все перья по дороге растерял! » (Бабка Юрку почему-то не очень жаловала. ).

Так Ольга («Ох, горда, аж жутко было! ») голосом, как со льда, хоть и негромко — а мороз по коже, отреза-ла: какое, мол, право у вас врываться в личное помеще-ние с такими речами, не узнав даже при-бли-зи-тель-но, пустят ли вас вообще на порог?! Так что кругом, шагом марш, калитка на дворе!!!

Бабка Тузовкина была в восторге, а посёлок едино-гласно решил: никогда не быть Юрке с Ольгой, не того полёта птица.

Но Юрка прямо заболел от любви. Не думал, что так бывает, и не поверил бы раньше никогда. Он стал гово-рить Ольге «Вы», да только по имени-отчеству; почти каждый день бывал в библиотеке («Что вы посоветуете, Ольга Васильевна? », «А что вы скажете о новой статье

в районной газете? », «Не помочь ли вам насчёт вечера бардовской поэзии? Я ведь играю на гитаре и пою! »).

Оленька ещё долго хмурилась, держалась айсбер-гом, а потом, когда Юрка и в самом деле помог ей ор-ганизовать «литературно-музыкальную гостиную», би-блиотекарша дрогнула: синие глазищи потеплели, голос зазвучал со спокойным уважением.

Но Юрка, уже наученный, боялся обнадёживаться и сужал круги вокруг девушки очень осторожно. И, на-конец, наступил день, когда Ольга Васильевна сказала ему «Юра» и «ты». Юрка воспарил, но сдержанно по-интересовался: может ли он считать это знаком друже-ского расположения и не позволит ли уважаемая Ольга Васильевна так же коротко называть и её?

Оленька кивнула, улыбнулась, и Юрка подумал, что, может быть (может быть! ) не так далёк тот час, ког-да он возьмёт девушку за руку, потом — приобнимет за плечи… А потом? (Ой, нет, сглазить можно! )

И мать Юрки, тётка Рита, вскоре тоже порадова-ла сына, рассказав, как она «сегодня встретила нашу кралю, и я ей, дескать: " Здравствуй, доченька! ", никог-да ведь так не называла, а та и не удивилась, ответила; да не тётей Ритой назвала, а Маргаритой Сергеевной! »

Тётка Рита всей душой желала сыну счастья, а уж такую невестку — грех было не хотеть!

И вот прошёл уже целый год со дня приезда Олеч-ки, и сегодня тётка Рита смело объявила про свадьбу: ну не чудеса ли? Нашёл-таки Юрка ключик к сердцу гордячки!

Да, впрочем, в посёлке этого уже ждали: раз-ве спрячешь счастье? Думали только, может, поз-же. А оно — вот как обернулось. «Ну что ж, совет да любовь! » — радовались.

Вот и настало время ольгиных «хождений в темно-те». Она теперь приходила домой поздно, радостная, влюблённая. Марфа Даниловна только покрякивала, до-вольная: ей ведь уже обещано, что она будет на свадь-бе почётной матерью. Ольгины родители написали, что приехать не смогут (болеет отец), так пусть молодые потом сами приезжают, мол, ждём.

Всё делалось серьёзно, основательно: в сельсовете назначили месяц сроку на раздумывание, и Ольга с Юрой стали называться «жених и невеста». «По-настоящему, без вольностей! » — гордилась бабка Тузовкина. Ольга ей так и отрезала:

— Всё — потом!

И бабка засовестилась любопытствовать.

До свадьбы оставалась уже неделя. Первые дни на-чала сентября дышали таким счастьем и покоем впере-мешку с дивной осенней красой, что казалось: будущая свадьба — Божье благословение, не меньше. В школе тоже готовились поздравить молодого учителя, сочиня-ли «свадебный сценарий».

И вот однажды вечером, разнося последние пригла-шения на свадьбу (зван был почти весь посёлок, на этом жёстко настояла тётка Рита), влюблённые зашли к дав-нему Юркиному приятелю Славке.

Тот, приняв пригласительную открытку, никак не хо-тел отпускать и уговорил немного посидеть, «отметить».

Быстро накрыли столик во дворе под навесом (помидорчики-огурчики), Юрка со Славкой выпили по полрюмочки. Тут же вертелся Славкин младший брат, десятилетний Пашка. Для него Юрий был люби-мым учителем, кумиром, и сейчас Пашка испытывал на-стоящее блаженство: сам Юрий Ефимович сидел у них в гостях!

Разговор друзей перескакивал с одного на другое,

и вдруг ни с того ни с сего Славка сказал:

— А вы заметили, псина наша хоть бы тявкнула. Вы тут битый час сидите, чужие, — а хоть бы что!

(По двору разгуливал, в пределах длины цепи, здоро-венный беспородный кобель по кличке Царь. )

— Чувствует, наверное, что друзья, — пожала пле-чиками Ольга.

— Да нет, Олечка, тут хоть банда приди, и не шевель-нётся. Такой спокойный, даже противно. Даром только кормлю.

— Это поправимо, — вклинился Юрий. — У тебя большое корыто есть, а, Славка? Оцинкованное?

— Есть, а что?

— Тащи сюда. И молоток давай.

— Да зачем?

— Другу помочь — первое дело, — сказал Юрка, де-ловито поднимаясь от стола.

— Пашка! — окликнул Славка брата. — Слышал, что Юрий Ефимович просит?

— Счас!

Через минуту всё, что надо, было перед Юркой.

— Что ты хочешь делать, Юра? — вскинула брови девушка.

— Сторожа будем мастерить из этого Царя, — хохот-нул жених. — А то и правда, не царь, а холоп какой-то, голос подать боится.

И, ловко подхватив корыто, быстро подошёл к псине, завилявшей хвостом, и неожиданно накрыл собаку, при-давив её к земле, потом сел на корыто и крикнул:

— Пашка, молоток!

Мальчик, недоумевая, всё же протянул учителю ин-струмент. Юра весело подмигнул всей честной компа-нии и вдруг, сильно размахнувшись, крикнул:

— Уши заткните поплотней!

И начал со всех сторон, играя мышцами, с бешеной скоростью и грохотом околачивать корыто.

— Юрий Ефимович!!! Юрий Еф…!!!

— Юрий!!! Юрий!!!

Это кричал Пашка (или Оля? ). Но Юра не обращал внимания, а всё молотил, молотил… Затем с побед-ным видом поднялся и подковырнул носком ноги край корыта.

Из-под него с диким воем выполз полубезумный от ужаса пёс и безнадёжно заскулил, припав к земле как калека, у которого всё сломано.

Юрий Ефимович доперевернул корыто:

— Смотри, Славка, как обдрыстал! Ничего, помо-ешь. Зато теперь муха пролетит — сразу облает. Это мой дядька меня научил. Дворовая собака должна быть нерв-ной, вот в чём фокус!

Славка потерянно смотрел то на воющего пса, то на Юркины руки.

— Ну ты чего, алё? — прижмурился учитель.

— Ты… Ты… — у Славки дёргались губы. — Не приду я на вашу свадьбу!

— Пашка, родной, прости!!! — бросился он к тря-сущемуся мальчику, подхватил его, большого, на руки и, как тяжелобольного, медленно понёс в дом, даже не оглянувшись.

— Вот и делай людям добро. Да, Олечка? — расте-рянно пожал широкими плечами Юрка. — Ладно, пой-дём, он потом поймёт, ещё спасибо скажет.

— Куда пойдём? — Ольга смотрела отрешённо.

— Как куда? Нам же ещё пять приглашений занести; ты что, Оленька?..

— Никаких приглашений не надо. Свадьбы не будет.

— Ты что, как не будет?! Оля?! — заглядывал в глаза девушке. Они были пусты.

— Оля!!!

— Уезжаю я сегодня. Нельзя нам жениться.

— Но почему, почему?!!

— Я больная, Юра.

— Как… Что?.. Так вылечим!

— Нет, Юра. Это не лечится. У меня, оказывается, собачий синдром. Прощай.

— Собачий… что?.. Оля!!!

— Собачий синдром, — спокойно повторила де вушка.

И, открыв калитку, одиноко пошла по улице. Юрка бросился следом. Подскакивая то слева, то справа, про-сил, умолял. Наконец, разозлившись на бесполезные унижения, пригрозил:

— Деньги ведь какие выброшены на свадьбу! У тебя совесть есть?!

Она остановилась:

— Сколько?

— Что — сколько?..

— Сколько?! (ох и жгли эти глаза, смерть! )

Юрка упавшим голосом назвал сумму, уже ни на что не надеясь.

— Телеграфом вышлю, — кивнула девушка. — Всё, Юра, не ходи за мной.

…Она уехала из посёлка первым утренним автобу-сом. Навсегда. Потом, действительно, пришли по почте деньги, копейка в копейку.

— Ну и то хорошо, — в конце концов утешилась тётка Рита. Она давно оповестила весь посёлок, что Олька-то, оказывается, была серьёзно больна; хорошо хоть, хвати-ло совести признаться и не испортить парню жизнь.

А на вопрос, что ж всё-таки за хворь была у девуш-ки, тётка Рита со знанием дела отвечала:

— Собачий синдром! Редкая, видать, гадость.

Нестандартно, с огоньком

Конечно, этот сценарий никуда не годился! Дарья Андреевна — педагог-организатор — тяжело вздохнув, принялась перечитывать ещё раз. Но снова утвердилась: не то, не то!!! Это же — выпускной всё-таки, надо что-то новенькое, нестандартное!

Дарья Андреевна (или, как любовно звала её вся школа, Дашуня) наморщила лобик: не хотелось терять марку, ну никак! Дашуню ценило начальство: девчонка ведь совсем, чуть-чуть за двадцать, а сколько фантазии! Ни в одной школе нет таких мероприятий, и не ищите! Она — талант, самородок.

Дашуня умела всё: петь, рисовать, танцевать, сочи-нять… И всё, что скажете. Всегда ладила и с детьми,

и с педагогами. А уж выдумки сколько имела! — на де-сятерых! Да и эффектная она, что скрывать. Старше-классники ходили за ней как привязанные, в рот загля-дывали. Но они — мелкота, понимала Даша. Просто льстит самолюбию, и всё.

…Так, что там со сценарием? Самой, видно, опять надо взяться. Ну ничего им поручить нельзя, этим без-дарям! Собственный выпускной — а от скуки помереть можно с их идеями. Ладно, не впервой.

Даша деловито придвинула чистые листы бумаги. Ду-мать, думать! Вспомним: мини-спектакль — был; концерт

с переодеваниями — тоже… Стоп! Пародия! Так, зацепи-ло: пародия. В этом что-то есть. Понять, что, — и сцена-рий, считай, на блюдечке. Пародия на кого или на что? Озарило: да на выпускников, конечно! Школа мало комплектная, их всего десять человек, пустяковое дело.

«Умница! » — похвалила себя. А дальше — как по маслу: когда получат аттестаты и сядут в первом ряду, — вот тут-то и начнётся самое главное. Себе — роль учительницы (соответствующий вид; надо приду-мать! ) Пародисты — за кулисами, подобраны похоже, максимально узнаваемы. Надо подработать: манеры, словечки; найти то личное, характерное. Потом усилить, укрупнить, сделать весёлым!

Ручка забегала по бумаге. Дашуня еле поспевала за своей талантливой головой. В полчаса черновой вари-ант был готов. Дашуня даже заскакала на стуле, запела. Да, этот выпускной запомнят надолго! Может, другие школы потом повторят.

«Ну, как и всегда, — усмехнулась. — Своих же мозгов у них кот наплакал». Да ладно, чего там, пусть пользуются, но помнят, ГДЕ взяли. Благодар-ными надо быть! А то — в прошлом году… Ну всё, проехали-забыли.

Итак, сценарий: Дашуня уже пересматривала, бы-

стро помечая не очень удачные места: «Потом дотянем! »

В общем, отлично получилось: Свету Нестерову пока-зывать легко (заикается); Веру Майстренко — и того легче (полная, ходит — ковыляет как утка, картавит: на-ходка, а не образ! ); ну и остальные — тоже есть что ска-зать и что показать. Причём чисто внешним сходством не ограничиваться, это дёшево. Надо «оживить»: по-ступки, привычки. Опять же — это просто. Ведь в селе живём, где всё про всех — всегда ясно всем. Как за сте-клом. В принципе, понятно; в общих чертах — отлич-ный план.

Вот только с одним выпускником — заело: остал-ся Валентин Никакой. Вот фамилия! В самую точку. Валька — он и есть никакой. Что внутри, что снаружи.

Дашуня крутила и так, и этак, уже начиная злиться.

Действительно — ну никакой!!! И тут её озарило: так на этом и сыграем! Значит, вот: выходит персонаж, лицо скрыто маской, фигура — плащом до пят. Вопрос к нему:

— А ты — кто, ты — какой? Ответ:

— Я — Никакой!

(«Смех в зале, » — пометила Дашуня. Смех точно будет. )

Ну и дальше?.. Вот морока! Про него больше и ска-зать нечего. Но не чёркать же теперь из-за него всё?!

Дашуня встала, подошла к окну. Она всегда так де-лала, когда «застревала». По школьному двору шла мо-лодая «физичка», Инна Петровна, Дашкина закадычная подруга. Верный её фон, надёжно-серый.

«Тоже никакая», — усмехнулась Даша. И тут — стоп!!! — вот он, момент гениального озарения!

Даша бросилась к столу. Валька ведь влюблён в Инку, все знают!!!

«Ну не ослица я?! — ругнулась Дашуня. — Это даже первоклашка должен был сразу сообразить! Вот он, образ! »

Валька Никакой уже года два (или три? ) смотрел на Инну Петровну влюблёнными глазами. Та стесни-тельно отнекивалась при намёках коллег. Да и зачем ей этот ребёнок? Самой-то — уже к тридцати… Ну, не-замужняя, да. Но это (этот! ) — не то, курам на смех. Хотя, конечно, приятно: видно, как мальчик использу-ет любую возможность, чтобы быть рядом; как всегда остаётся после уроков, чтобы помочь ей с подготовкой приборов на завтра. Как он… Да что там! Никто и ни-когда не смотрел на Инну Петровну такими глазами…

Кого другого — давно бы засмеяли одноклассники, но безобидный Валька Никакой был так прекрасно чист в своей любви, что даже мысли ни у кого не возникало

коснуться этой темы. Только однажды Леночка Кочкина сказала физичке, как бы невзначай:

— Вот если б на меня кто-нибудь ТАК смотрел!.. Но Лена — девушка яркая. Инна Петровна подума-

ла, что у Леночки и так всё сложится прекрасно, а вот

у неё — вряд ли. Только будет вспоминать потом, как од-нажды чистый мальчик положил к её ногам своё слиш-ком юное сердце. К её некрасивым худым ногам…

…Дарья Андреевна наконец закончила. Вышло — пальчики оближешь! Через пару дней созвала репети-цию. Всё шло гладко, обещался аншлаг. Восьмиклассни-ки репетировали живо, со смехом вживаясь в «образы» старших товарищей. Дашуня цвела.

Оставалось ещё две недели: всё отшлифуется, усто-ится, будет просто блеск!

Дашуня понимала, что всё должно быть в меру, не обидно; и это, кажется, удавалось. Её не покидала вер-ная Муза, и к уже придуманному девушка досочинила ещё один образ: физичку Инну. И даже выпросила у неё костюм, в котором та всё время ходила на работу. Сказа-ла, что будет сюрприз. Приятный!

Так незаметно, за последними экзаменами, пробе-жали дни, и наступил выпускной вечер. В небольшой актовый зал школы набилось полсела. Впрочем, так бы-вало каждый год, ведь здесь — почти все родственники, ближние или дальние, и каждый выпускник дорог двум-трём десяткам людей, и это, конечно, здорово.

Гладко прошла официальная часть, уже были вру-чены аттестаты — выпускникам, цветы — учителям. Надо же, и опять творческая удача была на стороне Да-рьи Андреевны: все видели, как Валька подарил Инне Петровне огромную охапку пунцовых роз. Дашуня даже пискнула от удовольствия: почти такой же букет был

заготовлен и для Валькиного «двойника»! Это называ-лось «не в бровь, а в глаз!!! »

«Гениальность — это умение предвидеть», — очень к месту вспомнила Дашуня слова кого-то из «великих».

Наконец подошло время и Дашиной «изюминке».

Ведущий объявил:

— А сейчас — «Театр выпускных пародий»!

И началось! Зал хохотал, изнемогая; смеялись и вы-пускники, принимая артистов аплодисментами, узнавая друг друга и толкая в бок.

И вот, наконец, «гвоздь программы». Вышел маль-чик, закутанный в чёрное до самых глаз, и повёл загроб-ным голосом:

— Вы думаете, я — какой? А я — НИКАКОЙ! В зале благосклонно засмеялись, кто-то крикнул:

— Вальке Никакому — «ура! »

Зрители с готовностью похлопали. А «Валька» начал свой монолог. Он читал «Я вас любил», но пушкинские строки звучали с каким-то вывертом, имея вопрос после каждого слова:

— Я?! Вас любил?! Любовь? Ещё?! Быть может?!! Это, наверное, было оригинально, и, наверное, смеш-

но, но в зале почему-то слушали молча, напрягшись: что же дальше? А дальше — из-за левой кулисы на се-редину сцены мелкими шажками просеменила «Инна Петровна» (она, конечно: очки, причёска, костюм…)

И «Валька» на последней фразе «Дай? Вам? Бог?! Лю-бимой? Быть другим?! » трагическим жестом извлёк из складок накидки букет бардовых роз и, опустившись на одно колено, бросил его к ногам «физички»…

Тут же заиграл вальс, на сцену снова впорхнули все герои и дружно закружились. «Валька», конечно, с «Ин-ной Петровной». Когда музыка смолкла, артисты замер-ли и начали кланяться. Представление было окончено.

В зале раздались жидкие хлопочки, которые, впро-чем, постепенно окрепли, и даже кто-то крикнул «браво! »

В общем, хорошо получилось. И директриса Дашу-ню потом хвалила. Но это было позже. А сейчас, когда садились за праздничные столы, не могли нигде найти Вальку Никакого.

Дарья Андреевна презрительно пожала плечиками:

— Никакой — он и есть никакой. Даже шуток не понимает!

А любимой подружке Инне Петровне заботливо по-советовала подлечить нервы.

Полная нагрузка

В этом году, к сожалению, удалось набрать только один первый класс. Очевидно, начало сказываться вре-мя, когда рожали мало.

Ну и вот — Александра Романовна оказалась без класса. Это было тем более обидно, что ей оставал-ся один год до пенсии. Никогда такого не случалось,

и Александра Романовна всю жизнь проработала ровно, придя сюда сразу после педучилища, вот уже тридцать шесть лет. Её очень любили и ученики, и коллеги. И, дей-ствительно, было за что: добрая, мягкая, но в то же вре-мя — требовательная и знающая, она буквально к себе привораживала.

И всегда, если она брала первоклашек, родители ра-довались: попасть к Александре Романовне считалось большой удачей.

Но вот парадокс: не было у учительницы высоких званий и завидных категорий. А виной всему — совер-шенно глупое положение об образовании: если у учи-теля — диплом не института, а всего-навсего училища, то при любых заслугах и опыте звание остаётся неиз-менным — «специалист». Так что — или заканчивай ещё и институт, или — не обижайся… (Ну и зарплата — пониже, конечно). Но Александра Романовна как раз

и не обижалась.

— За орденами не гонюсь! — смеялась она. —

А учиться в моём возрасте и смешно, и поздно. Раньше надо было думать…

Раньше — не вышло. «По семейным обстоятель-ствам, вот почему! » — пресекала она все попытки вы-

звать её на откровенность. Но в школе поговаривали, что виной всему — племянник, инвалид детства, кото-рого Александра Романовна содержала. Была какая-то странная история, и тогда совсем ещё юная Саша долж-на была уйти из школы после восьмого класса работать. Но ей удалось попасть в училище и закончить его, пото-му что она всегда мечтала о школе. А потом надо было работать, работать, работать… И зарабатывать, сколько выйдет.

И вот — нет нагрузки… Тот класс, который набра-ли, отдавали Екатерине Тарасовне, потому что всегда индекс «А» был у неё, а индекс «Б» — у Александры Романовны. Так что всё честно.

Но директор учительницу успокоил:

— Что вы, дорогая, не расстраивайтесь так! Зарпла-ту обеспечим, «часы» найдём. А через год — что-нибудь

и решится. Вы же знаете, что год — это очень много.

— Знаю, — соглашалась Александра Романовна. —

Но ведь через год, сами помните, Константин Андрее-вич, мне на пенсию…

— Ну и что?! — удивлялся директор. — Пенсия пен-сией, лишние деньги никому ещё не мешали. А рабо-тать будете, как и прежде, у нас. Я же не сумасшедший, чтоб такими кадрами разбрасываться! — полушутя-полусерьёзно возмущался он. Но был, конечно, прав,

и расставаться с Александрой Романовной он никак не планировал.

Выход нашёлся: за пять дней до первого сентября распределяли «часы», и, как всегда, возникла проблема с английским языком. Школе почему-то в этом плане уже несколько лет не везло, «англичанки» приходили-уходили очень быстро; кто -— в декрет, кто — в пере-водчицы, а кто — просто «подальше от этого кошмара» (имелась в виду школа). И «лишние» часы английского

всегда были, их распределяли в коллективе осторож-но, но справедливо, всё-таки не отступая от принципа, что предмет читаться должен. Пусть не на «уровне», но английский вели только те, кто в нём более-менее смыслил.

Вообще в этом педагогическом коллективе, друж-ном, давно плотно сработавшемся, отношения между учителями были хорошие (что, кстати, не так уж часто бывает в школе). И когда начиналась делёжка «часов», никто не пил валерьянку и не обвинял других в бессер-дечии со слезами на глазах.

Да и с расписанием, что тоже важно, всегда был пол-ный порядок: удовлетворены оказывались практически все.

Директор, называвший учителей не иначе как «мои девчата», был хорошим мужиком, чутким и отзывчивым.

А главное — честным. Как он продержался с такими качествами на руководящем посту двадцать лет? — за-гадка… Так вот, он всегда предупреждал завуча, Полину Аркадьевну:

— Вы, голубушка, вот что… Первым делом — та-кое расписание, чтобы мои девчата были довольны.

А мне — как получится: хоть «окна», хоть «двери», хоть восьмые уроки. Все равно ведь до вечера в школе торчу.

А их — давайте пожалеем, а? У каждой же дома — ещё вторая смена, я-то знаю…

…Итак, «часы» для Александры Романовны отыска-лись: тот самый английский, как раз полная ставка, во-семнадцать часов. Совесть директора была чиста, по-тому что, уж кто-кто, а Александра Романовна очень неплохо владела этим языком (увлекалась ещё в школе, и постепенно пришла к тому, что могла и читать, и гово-рить свободно).

— Может, ещё пару часов «трудов» возьмёте, Алек-сандра Романовна? — не мог никак успокоиться дирек-тор. — Поучите девчонок шить-вышивать-пирожки ле-пить, а? С «трудовичкой» я уже говорил, она не против;

у неё и так полторы ставки.

— Нет, Константин Андреевич, — решительно от-казалась учительница. — Спасибо, конечно. Ну какая из меня рукодельница? — Курам на смех! Не хочу, что-бы перед детьми было стыдно.

— Ну, как знаете, — пришлось согласиться директо-ру. — Может, ещё какие-нибудь факультативы возник-нут — мы вам что-нибудь подкинем.

В общем, всё сладилось, и Александра Романовна уже спокойно ждала начала занятий. Работу свою она любила и очень устала от длинного отпуска, считая его слишком роскошным.

И тут — о радость! — тридцатого августа в школе появилась выпускница семилетней давности, бывшая «золотая» медалистка, гордость всего района, Светочка Завгородняя. В коллективе Светочку хорошо помнили, любили. В младших классах она училась у Александры Романовны, и учительница совершенно справедливо полагала, что заложила прочный фундамент будущих успехов девушки.

Светочка (Светлана Викторовна) пришла по на-правлению районо. Ещё в мае Константин Андреевич подавал заявку: очередная «англичанка» собиралась увольняться. И вот — прислали… Местом и нагрузкой обеспечить — директор был обязан, так уж сложилось.

Но ничего, Светочка ведь была «своя», «родная»! «Договоримся», — не сомневался директор.

Он вызвал к себе девушку и прямо сказал: так, мол, и так. «Часы» английского ещё есть, но их только двенадцать.

— Как?! — неприятно поразилась Светочка. — Мне

в районо твёрдо обещали полную ставку, если не полто-ры. Сказали — абсолютный завал у вас!

— М-да… Понимаешь… Понимаете, Светлана Вик-торовна, — замялся директор. — Дело в том, что Алек-сандра Романовна осталась без «часов», и мы решили…

— Ну а мне что делать?! — Константин Андреевич никогда не думал, что Светочка Завгородняя умеет так вскрикивать. Ведь он сам когда-то её учил и не раз ста-вил в пример именно за выдержку. Смешно...

— Мы вас догрузим индивидуальными занятия-ми, — заторопился он. — Дадим ещё часов восемь,

а то и десять. Надо просто утрясти вопрос с одним ре-бёнком. Его только на дому можно обучать.

— Вот и утрясите, и дайте его Матвеевой!!! А мне — как положено!!!

Константин Андреевич поёжился: он сам почти никогда не называл своих учительниц по фамилиям,

а в устах Светочки фамилия Александры Романовны прозвучала как оскорбление.

— Насколько я помню, — вспылил директор, — то вы, уважаемая, у этой самой Матвеевой учились, не так ли?! Неужели мне нужно вам что-то объяснять?!

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒