Часть первая 5 страница

— А я сюда не объясняться пришла, а работать! — гордо вскинула красивую голову Светочка. — Я по спе-циальности, с красным дипломом! А она — из «млад-ших»! Вы что думаете, я не знаю, куда обращаться?! Надо будет — её вообще сократят!!!

«Такая — обратится», — устало понял Константин Андреевич.

— Ну хорошо, — согласился он. — Возьмёте пол-ную ставку…

Он не знал, как теперь сказать Александре Романов-не, что шесть часов у неё придётся отнять, чтобы до-

грузить Светочку; а ей — может быть, если повезёт, до-станутся «индивидуальные».

— Позовите Матвееву, — сурово обронил вслед вы-ходящей из кабинета молодой коллеге.

И, когда Александра Романовна пришла, снова пред-ложил ей «труды», будучи предельно откровенным

о своей стычке с Завгородней.

— Ну что ж, другого выхода всё равно нет, — глу-хо сказала учительница, выслушав до конца. — Ниче-го, не боги горшки обжигают, — улыбнулась она сквозь слёзы. — Только… Что скажет Комаровская?... Шесть часов — это много.

Ольга Семёновна Комаровская, «трудовичка», зара-батывала больше всех: на её «часы» претендентов ни-когда не было.

— А что — Комаровская? — вскинулся директор. — Ей хватит и так. Да и потом, она — хороший друг, прове-рено. Не то, что… — он резко встал, шагнул к окну. По-том подумал и добавил, не поворачиваясь: — В крайнем случае, будут вам «индивидуальные», в лепёшку рас-шибусь! — он сжал кулаки и тихо попросил: — Идите, Александра Романовна, и не беспокойтесь.

…Комаровская, конечно, уступила и даже рассерди-лась, когда Александра Романовна начала извиняться; одёрнула:

— Брось, Шурка! Прорвёмся, подружка.

* * *

Так начался новый учебный год. А спустя месяц

в Министерство образования пошла большая, хорошо аргументированная жалоба. Автор (молодой специалист, учительница иностранного языка) доводила до сведения высоких чиновников, что в такой-то школе английский

язык и труд преподаёт не специалист, а некая Матвее-ва А. Р., которую держат «на птичьих правах». И если ан-глийским она ещё худо-бедно владеет, то её уроки тру-да — это полное издевательство над детьми. По старой дружбе выскочку прикрывает некая Комаровская О. С., иногда давая уроки вместо неё, при полном попусти-тельстве директора Серова К. А., «который занимается опасной благотворительностью вместо того, чтобы при-носить максимальную пользу народному образованию».

* * *

Теперь Светлана Викторовна Завгородняя могла быть уверена, что полторы ставки, обещанные районо, она наверняка получит.

От всей души

Маринка называлась главной маминой помощницей, несмотря на то, что ей было всего десять лет. Они жили впятером: Маринка, мама и три Маринкиных братика. Это были близнецы: Ванька, Валька и Васька; ещё ма-ленькие, двухлетние.

Когда они родились, про маму даже писали в рай-онной газете, приезжали фотографировать. На снимке мама получилась очень красивой, счастливой. Она дер-жала на руках Вальку и улыбалась папе, у которого за-няты были обе руки: он держал Ваську и Ваньку. Папа тогда был ещё жив…

Он был невероятно горд, что у него теперь исполни-лась «мечта в кубе», как он говорил (папа всегда хотел сына, хотя и в Маринке души не чаял).

А спустя полгода папа погиб. Он ездил в город на велосипеде — недалеко, пять километров — на ра-боту, и однажды, проклятым хмурым утром, его сбила машина… Удар был так силён, что папа умер на месте,

и «скорая» лишь констатировала смерть. Никто за это не ответил, потому что маме сообщили:

— Ваш муж сам был виноват. Он не уступил дорогу машине, а должен был!

Получалось, по их словам, что папа на большой ско-рости неожиданно выскочил с боковой дороги на глав-ную трассу, и водитель «Ауди» ничего не мог сделать, ничего.

— Лена, не верь! — кричала на маму соседка, тётя Наташа. — Пусть негодяй ответит, не сиди сложа руки!

Муж тёти Наташи работал в ГАИ, и дома, по секре-ту, рассказал жене, о чём сплетничали по поводу этой аварии: «Ауди» шла на скорости километров сто-сто десять, хотя должна была — шестьдесят (населённый пункт), а водитель — двадцатилетний наглец, сынок крупного городского чиновника. Его уже не раз штрафо-вали, да всё без толку.

Мама всё-таки пыталась чего-то добиться, хотя бы правды; ведь мужа уже не вернёшь. Но в одном большом красивом кабинете на неё накричали, при-грозили каким-то непонятным штрафом, и робкая мама смирилась.

Вот так и остались они одни, без папы. Никаких ком-пенсаций семья не получила, а, наоборот, им сказали: «Забудьте! »

Забыть было непросто: вопрос добычи денег стоял так остро, как никогда. И Маринкина мама стала шить на дому (она когда-то работала на швейной фабрике).

С маленькими тройняшками забот было выше крыши, и мама, наработавшись до ломоты днём, шила ночами. Было необыкновенно тяжело, иногда женщине казалось, что умереть — это счастье. Но тут же приходида другая мысль, больная и тревожная: а дети?! Что тогда будет с ними?!

И она шептала испуганно:

— Господи, прости меня!!! Дай мне сил и здоровья детишек поднять!

Вот уже прошло два года, и мальчишки подросли. Хоть и малыши совсем ещё, но ведь не сравнишь с груд-ничками! Ещё немножко — и в садик пойдут, как раз будет их очередь. Лена очень умно поступила, — спа-сибо подружке Наташке! — записала детей в очередь, как только они родились. Теперь садик гарантирован.

Мама не представляла, что бы она делала без Ма-ринки, без «старшенькой». Потеряв отца, девочка вмиг повзрослела и начала что было сил помогать матери. Она работала как настоящая женщина: огород, стирка, посуда… Да и с братишками столько возилась, сколько никакой воспитательнице не снилось!

Даже соседка Наташа то ли в шутку, то ли всерьёз как-то сказала:

— Вот такую невестушку — да мне бы в дом! Учти, Ленка: как вырастет — сватать придём, ни за кого не отдавай!

Сын тёти Наташи, Петька, учился с Маринкой

в одном классе, и после таких разговоров их дружно стали дразнить «женихом и невестой». Петька ужасно от этого злился, лез драться, а Маринка не обращала внимания: она не дитя малолетнее, чтоб на всякую глу-пость обижаться. Пусть болтают.

Село, где все они жили, было довольно большое, ты-сячи три жителей. Близость к городу давала массу пре-имуществ, да ещё и школа была здесь такая, что многие городские завидовали: огромная, трехэтажная; учились всегда только в одну смену.

Несколько лет назад в школе (пока в единственной на область, вот как повезло! ) стартовал эксперимент, и все ученики с первого по седьмой класс получи-ли в расписании один «творческий» урок, раз в неде-лю. Выбор был большой: хоровое пение, хореография,

художественная вышивка, резьба по дереву. И всё это — бесплатно, без оценок, а через пару лет соби-рались открыть еще «Основы актерского мастерства» и «Изостудию».

Родители были очень довольны и все, как один, согла-шались с такой программой. Маринка с первого класса

потянулась к хореографии, и своему увлечению не из-меняла. Не как некоторые другие, что метались между вышивкой, танцами и пением.

В хореографическом классе были одни девчонки; мальчики почему-то дружно предпочитали «резьбу по дереву» или (единицы! ) «хоровое пение». Но в маль-чиках здесь и не нуждались: нет так нет. Девочки учи-лись красиво ходить, держать ровно спинку, следить за своими движениями. Занятия напоминали балетные разминки, хотя танцы тоже ставились: оригинальные, хорошо продуманные, зрелищные. И ансамбль «Школь-ный балет» уже хорошо знали в районе.

Руководила занятиями самая настоящая балерина(! ), красивая женщина лет тридцати с именем под стать про-фессии: Изольда Станиславовна. Она работала в этой школе уже пятый год, с самого начала эксперименталь-ной программы. Её «с поклоном» пригласили, дали пре-красную нагрузку и массу льгот; предоставили в полное распоряжение настоящий балетный класс: специальный пол с настилом, «станки»-поручни, зеркала до потолка.

Маринка, как и все девочки, была без памяти влю-блена в свою учительницу: в её фигуру, причёску, одеж-ду, голос! И даже спросила однажды маму:

— А почему ты меня не назвала как-нибудь покра-сивей? А то получается — Марина Степановна, ничего особенного…

Маринкина мама удивилась:

— Хорошее имя, чего ты? Ведь тебя назвали в честь бабушки!

Маринка тяжело вздохнула и ничего не сказала. Она очень хотела, когда вырастет, непременно стать похожей на Изольду Станиславовну, и своё простенькое имя счи-тала серьёзной помехой…

Изольда Станиславовна была так безукоризнен-но хороша, что её имя стало нарицательным не только

в школе, но и во всём селе, и когда чью-то внешность хотели похвалить, чаще всего говорили:

— Фигура — как у Изольды!

Изольда Станиславовна ездила на работу из города, но расписание было так удобно составлено, что у неё (при полной ставке) рабочих дней получалось всего только три в неделю. Она настояла на этом с самого на-чала, и с тех пор ничего не менялось. Хореографичка считалась ценным кадром, которому необходимо было идти навстречу. Муж Изольды тоже был доволен: у неё оставалось достаточно времени навести порядок и соз-дать уют дома. У пары не было детей, но это их впол-не устраивало, так как Изольду больше всего страшила мысль об утрате фигуры. А разговоры о «стакане воды

в старости» она считала мещанскимии и необыкновен-но глупыми. И потом, дети — это сплошные расходы!

Изольда постоянно обновляла свой гардероб,

и у Маринки просто глаза разбегались. Однажды девоч-ка, робея, осмелилась спросить, не хочет ли учительни-ца сшить что-нибудь у её мамы? (Маринка с замиранием сердца представляла себе, как Изольда Станиславовна будет ходить к ним на примерки!.. )

Но учительница неестественно рассмеялась и сказа-ла презрительно:

— Деточка, у меня — своя портниха.

И Маринке стало так стыдно, стыдно! Хорошо, что никто не слышал! Ну конечно, разве можно пред-ставить такую женщину рядом с сельской швеёй, пусть даже и такой хорошей, как мама Лена…

Теперь Маринка была в пятом классе, и подобной ерунды уже ни за что бы хореографичке не предложила.

…Новый учебный год только недавно начался, стоя-ла роскошная сентябрьская погода; и Маринка, за лето ужасно соскучившаяся по любимому занятию, всю себя отдавала урокам хореографии.

— Ты смотри, двоек не нахватай! — всерьёз трево-жилась мама. — Танцы танцами, а учиться надо хорошо.

Маринка обещала, что все уроки будет учить на отлично. Да, пожалуй, опасения мамы были напрас-ны. Чтоб стать такой, как Изольда, Маринке просто

необходимо было прекрасно учиться, вот и всё!

Между тем приближался любимый школьный празд-ник: День учителя. Готовились во всех классах. Марин-ка очень-очень сильно хотела поздравить Изольду Ста-ниславовну, но не знала, как это сделать получше. Она видела, как первого сентября Ира Иваненко из седьмого класса на линейке преподнесла хореографичке букет,

и с тех пор потеряла покой. Это были такие цветы!!!

Огромные, просто неестественно большие гибридные розы; наверное, очень дорогие. Ну конечно, отец Ива-ненко был частным предпринимателем, для них такой букет — пустяки…

Маринка заметила, как засияли глаза Изольды Ста-ниславовны, как она всплеснула руками, как ахнула! И потом, когда закончился рабочий день, как она выхо-дила с этими цветами из школы! Наверное, там, в горо-де, все на неё оглядывались!

И Маринка начала мечтать, как она подарит Изольде букет лучше этого. Оставалось всего три недели, а де-вочка пока ничего не придумала. Она пробовала пого-ворить с мамой, но Елена Ивановна, вздохнув, горестно покачала головой:

— Ты представляешь, дочка, сколько это стоит? Мы на такие деньги недели две жить можем, если не больше.

Маринка ходила расстроенная. Мама, конечно, пра-ва; она и сама это понимала. Но… Ей так хотелось, так хотелось выразить любимой учительнице свой восторг, своё восхищение, удивить её, такую неземную и недо-ступную!.. Мама, видя Маринкино настроение, тоже ло-мала голову: ну как ей помочь? Елена Ивановна знала, кем была Изольда для дочери.

«И так я дочке во всём отказываю! — корила себя женщина. — Она, бедная, никогда ничего не просит». Мама вспомнила, как в прошлом году дала девочке деньги вместо подарка на День рождения («Купи себе, что хочешь! »), так ведь Маринка набрала колбасы, сыра

и яиц, принесла и сложила в холодильник.

— Мне ничего не надо, мамочка. Всё у меня есть, всё! Давай лучше покушаем.

Елена Ивановна тогда чуть сквозь землю не прова-лилась! Колбаса и сыр — дорогие, она это и не покупала почти никогда…

— Знаешь что, Мариночка? — осенило Елену Ива-новну однажды поздним вечером, когда они с дочкой искупали мальчишек и уложили их спать. — А не по-дарить ли ей хризантемы наши, с огорода? Они, если свежесрезанные, дней двадцать могут в вазе простоять, а то и больше.

— С огорода?.. — растерялась Маринка. — Нет, мам, ты не понимаешь…

— Да погоди, всё я понимаю! Ты послушай сначала. …Да, план мамы Лены был определенно неплох.

Во-первых, как раз ко Дню учителя расцветут первые ранние хризантемы, которые Маринка называла «па-пины». Отец, пока был жив, очень любил заниматься садоводством, а цветами — в особенности. Казалось бы, не мужское дело, а вот поди ж ты! Цветов он садил немного, не на продажу, а для красоты, как он говорил.

Ухаживал за ними, как за детьми малыми. Теперь уж, ко-нечно, когда его не стало, — не то; но один сорт, ранний, удалось сберечь.

Так вот, если их срезать в последний момент и укра-сить — это будет здорово и оригинально. Это во-вторых.

— Как украсить? — заинтересовалась Маринка.

— Сделаем из них балерин! — торжествовала

мама. — Клянусь, твоей Изольде никто ничего подоб-ного не подарит.

Мама предложила так: она сошьёт пять маленьких балетных пачек и наденет их цветам. Как закрепить — вместе надо подумать, но идея-то хорошая, да? Это будет очень нарядно и с намёком. Изольда — человек творческий, должна оценить.

— Конечно, она оценит! — не сомневалась Маринка. Ведь учительница сама не раз говорила, что лучший по-дарок — это тот, который сделан своими руками. Он — от всей души!

Маринка воспарила. Она на другой день выбрала

в сельских «Промтоварах» лучшие капроновые ленточ-ки, такие белые, как снег, и такие же мягкие. Мама, «по-колдовав» две ночи, сшила великолепные пачки, настоя-щие балетные, только крохотные. Примерку произвели на длинном куске толстой проволоки — получилось даже лучше, чем предполагали. Ну всё, Изольда будет потрясена!

Последние два дня до праздника Маринка была воз-буждена невероятно, ночью не могла спать. Елена Ива-новна даже прикрикнула на неё:

— Успокойся, а то скоро молиться на вашу Изольду начнёшь!

…И вот, наконец, наступил этот день. Маринка с ма-мой встали рано-ранёхонько, срезали цветы и до поло-вины восьмого прикрепляли юбочки к ним, а потом, ког-

да всё было готово, мама, долго глядя на букет, довольно улыбалась.

Маринка ревниво прикрыла цветы оберточной бу-магой, чтоб по дороге не отвечать ни на чьи вопросы,

и помчалась в школу. Там уже почти все собрались,

и школьный двор перед началом торжественной линей-ки цвел букетами. Но такого, как у Маринки, не было ни у кого. Девочка уже сняла бумагу, и одноклассни-цы — все, как одна, — завистливо восхищались её та-лантливой выдумкой.

Началась линейка, но Маринка почти не слышала, что говорят. Она видела только Изольду Станиславовну, которая сегодня была особенно нарядна, и ждала, когда разрешат поздравить учителей.

И, когда этот миг наступил, Маринка почувствовала: вот оно, счастье! Она подошла к учительнице, улыбну-лась ей, прошептала «Поздравляю! » и протянула свой букет.

Изольда Станиславовна благосклонно приняла Ма-ринкин дар и ещё букетов семь, которые поднесли ей другие. Маринке было досадно, что её цветы затерялись в массе чужих, но она знала, что Изольда заметила её хризантемы и выделила их: девочка видела, как учи-тельница отделила «балеринок» от остальных цветов

и переложила их в другую руку.

В честь праздника всех детей отпустили пораньше, но Маринка осталась в школе и из окна коридора на вто-ром этаже просматривала выход: ей хотелось увидеть, как Изольда Станиславовна понесёт домой её букет. Она ждала долго, ну вот наконец учителя потянулись по до-мам, и Маринка увидела Изольду. У неё в руках были… другие цветы, пышные, в очень красивой упаковке. Один букет. А остальные?..

Маринка видела, как ко входу за учительницей под-катила машина (приехал муж), но девочка, конечно не могла слышать, как Изольда Станиславовна сказала ему:

— Представляешь, один только приличный букет по-дарили. Всё остальное — с грядок. Ох, уж эти мне сель-ские школы!

Маринка спустилась вниз и в большой урне на пер-вом этаже обнаружила свой букет: цветы были перело-маны пополам, грязные юбочки сбились на сторону…

На другой неделе девочка перешла на «художествен-ную вышивку», но Изольда Станиславовна этого не за-метила: в зарплате она ничего не теряла.

Спать пора

…А вчера написались стихи: первые, робкие. Зи-ночке показалось, что очень хорошие, ведь она сидела над ними чуть ли не до утра. О любви, конечно, сами понимаете.

Два раза вставала мама, заглядывала к ней в ком-нату. Пришлось отговариваться: завтра вроде как зачёт по геометрии, надо подготовиться. Мамины шаги девоч-ка успевала услышать заранее, и оба раза взору роди-тельницы благополучно являлись учебники и чертежи.

Ну что ж, дело обычное: Зина — отличница; такие посиделки над уроками для неё не редкость. В свои че-тырнадцать лет она уже точно знает, чего хочет; волевая и усидчивая. Гордость семьи.

Родители Зиночки понимали: контроль, контроль

и ещё раз контроль! Вот залог успеха их единствен-ной дочери. С самых ранних лет девочка чётко усвоила все «можно» и «нельзя», «прилично» и «неприлично». Строгий режим и чёткое дозирование! Учёба — отдых, учёба — отдых.

В основном это была, конечно, заслуга папы, мама только беспрекословно подчинялась его железной воле. Она понимала: лишь вместе, выдвинув единые требо-вания, родители могут сделать из ребёнка то, что нуж-но. И до сих пор — никогда и никаких сбоев не было. На любом родительском собрании мама и папа Зиночки Маевской (а они ходили туда всегда вместе; ведь образ-цовая семья! ) чувствовали себя хозяевами положения: уж к кому-кому, а к их дочери претензий и быть не могло. А, наоборот, звучали только похвалы. Другие мамаши

сердито супили брови, натянуто улыбаясь, а чета Маев-ских снова была на высоте. Их поздравляли, фальшиво радуясь:

— Ой, конечно! С вашей системой воспитания это не удивительно! Можно только позавидовать…

«Только позавидовать» — это было самой настоящей правдой.

И вот — стихи… Зиночка, конечно, много читала, прекрасно писала сочинения, но, если честно, литера-тура её никогда «не грела». А тут вдруг — как второе зрение открылось: «Я вас любил. Любовь ещё, быть может…»

Что это?! Даже заплакала. Пушкин — это, оказыва-ется, чудо… Бросилась к другим: Фет, Тютчев, Кольцов. Боже мой, какая красота!

«Когда повеет вдруг весною и что-то встрепенётся

в нас…» Да-да, именно встрепенётся, Зиночка знала. Ах, этот Алик! Как больно и как радостно смотреть

на него… Очень жаль, что учатся они в параллельных классах, а не в одном. У Зиночки есть только переменки, чтобы увидеть юношу. Да и то не всегда удаётся.

А ещё есть балкон. Если на него выйти, то можно, повернув голову, увидеть уголочек окна Алькиной квар-тиры в соседнем доме. Это тоже радость.

Только ничего этого Алику не нужно, он и в упор девушку не видит. Конечно, Алька красивый; картинка,

а не парень. Все девчонки школы за ним бегают.

Это ж глаз невозможно отвести, когда он, стройный, высокий, смуглолицый и удивительно гордый шага-ет куда-нибудь по своим делам, лишь снисходительно улыбаясь встречному поклонению… А кто такая Маев-ская? — ну хоть бы хорошенькая была! Её-то и по имени почти никто не зовёт.

— Маевская, дай списать! — это всё, с чем к Зи-ночке обращаются одноклассники. Но она не жадная,

отзывчивая, и её тетрадки так и ходят по рукам весь день: и по физике, и по химии, и по алгебре. Да пусть, ей разве жалко?

Хорошо учиться — это единственное, чем Зиноч-ка может выделиться. Она девочка самокритичная,

и в зеркало смотрит без иллюзий. Обыкновенная, более чем… Худая нескладёха с торчащими ушами. Не всег-да гадкие утята превращаются в лебедей, это Зиночка уже поняла.

Одноклассницы её все как-то вдруг начали меняться, расцветать; а Маевская — всё та же Маевская. Зиночка плюнула бы на это давно (подумаешь, проблема! ), если

б не Алька. Хоть бы уехал куда-нибудь, что ли!.. Гово-рят, с глаз долой — из сердца вон.

Никому в мире Зина не призналась бы, что значит для неё этот мальчик. Да и кому? — подруг у девушки нет, одни только «дай списать». Засмеют, разболтают, — стыда не оберёшься.

Правда, вот новенькая (месяц как пришла в их класс) смотрит всегда дружелюбно, с интересом. И не про-сит списать, сама — не дура. И симпатичная, ничего не скажешь. Вот с ней Зиночка более-менее сдружилась. Но не до такой степени, чтоб про Альку… Хотя Ирин-ка — ох и внимательная, сама спросила:

— Он что, нравится тебе?

Как она догадалась?! Зиночка рассердилась, нагру-била. Потом — жалела. Помирились, и Ира больше этой темы не касалась.

В одном лишь Иринка упряма и настойчива:

— Зинка, раскройся!!! Что ты из себя чучело делаешь?!

Добилась-таки однажды, затащила Маевскую к себе. Сначала попили чаю с тортом, а потом Ира объявила:

— Сейчас буду делать из тебя настоящую!

Зина немножко посопротивлялась, но больше для проформы; самой было интересно: что получится?.. Хотя вряд ли…

Иринка усадила её спиной к зеркалу («Не вертись! Потом оценишь! ») и принялась «колдовать». Она что-то невыносимо долго делала с волосами и с лицом под-руги, выставив перед ней на табуретке целый арсенал красоты, от набора загадочных кисточек, теней и помад до большого фена с насадками.

Но наконец-то Ира закончила, гордо выдохнула:

«Всё!!! »

Зиночка развернулась и… На неё из зеркала по-ражённо пялилась худенькая, но довольно смазливая девчоночка с аккуратно подведёнными глазками (они даже стали заметно больше! Оптический обман?.. ), очень хорошенькими губками… А причёска!! Ушей — не видно…

— Ну?! Как тебе этот тональный крем? — торже-ствовала Иринка.

— Это… Это как же?.. — Зина то подходила, то вновь отходила от зеркала, пытаясь понять, в чём же здесь фокус?

— Говорила ж я тебе, что ты — симпатичная, а? Говорила? — смеялась Иринка. — Эх, ты, лягушка-царевна! Хватит, сбрасывай, наконец, старую кожу! Скоро Иваны-царевичи стаями повалят, увидишь.

Она хохотала, тормошила подругу, довольная сво-ей работой. Наконец заставила ещё и примерить одно из своих платьев, и, когда Зина переоделась, даже заска-кала на одной ножке:

— Зинка! Блеск! Нет-нет, не снимай! Иди, дома по-кажись! Завтра отдашь.

Зиночка услышала слово «дома» и похолодела. Она

и забыла совсем… Кстати, который час? О ужас, опо-

здала!!! Ну и попадёт ей от родителей! Папа в обед с ра-боты уже, наверняка, звонил — а её ведь нету… Скорее, скорее!

Зина лихорадочно собиралась.

— Подожди, — пыталась остановить её Иринка. — Да ты дрожишь вся. Ничего ведь не случилось, а наобо-рот, всё хорошо. Ну, позвонит ещё раз!

Зиночка, почти не слушая, нервно искала туфли в коридоре.

По дороге домой она, однако, немного успокоилась. Да в самом деле, Иришка права: ничего такого не случи-лось. «Если что — скажу, что в школе задержали». Эта мысль была, несомненно, удачной, и остаток пути Зина проделала уже не так торопливо. Она даже успела заме-тить, как какой-то незнакомый парень с явным интере-сом посмотрел ей вслед.

Дома Зина пришла в себя окончательно, и в ожидании вечера (и родителей — с работы) тщательно, как всегда, сделала уроки и кое-какие домашние дела, которые ей были поручены на сегодня. Даже осталось полчасика, чтобы спокойно, не торопясь, наедине с собой насмо-треться всласть в огромное коридорное зеркало.

Да, Зиночка Маевская очень нравилась себе сейчас, что и говорить. А это Иринкино платьице — прелесть, да и только! Как будто по ней сшито! Платье удачно подчёркивало стройность девушки, щедро открывало её красивую шею и очаровательные плечики.

«И ничего я не худая», — даже подумала Зиночка, — а очень даже с фигуркой. Не хуже чем у Белкиной!

Таня Белкина была признанной красавицей, и Зина сама немного смутилась от своей наглости, но, взглянув ещё раз, гордо добавила вслух:

— Да, да!!! Как у Белкиной!

Сейчас придут родители, удивятся и восхитятся. Особенно обрадуется мама, ведь она иногда (редко, но бывает), вздохнув, говорит:

— И в кого ты такая серая мышка?

А вот и не серая! А вот и не мышка! Зиночка легко представила, как теперь мама согласится, что надо не-медленно накупить модной одежды, и всё изменится. Деньги дома есть, и немалые, — значит, две-три юбоч-ки (одну — как у Белкиной!!! ), джинсики, ну, и платьи-це наподобие этого. Это ведь Иришкино; спасибо ей, но надо завтра вернуть.

…Ну наконец-то, пришли!!! Зиночка услышала род-ные голоса на лестничной клетке, заглянула в глазок: они! И сразу — оба, вот как удачно!

Она мгновенно прошмыгнула в комнату. Сейчас сде-лает сюрприз, пусть только войдут!

— Зина, мы дома! — привычно окликнул отец.

— Ну и заходите! — отозвалась она весело. — И да-вайте скорее в комнату. У меня хорошая новость.

— Идём, идём, — родители снимали обувь. — Что, снова где-то победила?

— Почти! — Зиночка успела ещё и надеть мамины праздничные босоножки на каблучке, и стояла сейчас радостная, сияющая.

— Это что такое?.. — прищурился отец. Он повер-нулся к жене. — Ты могла подобное ожидать?

И зло добавил:

— Пять минут на умывание, гейша местная. Жду!!!

Мама попыталась было что-то возразить, но так

и осталась с открытым ртом. В её глазах возникло смя-тение. Ничего не понимая, послушная Зина прошла в ванную и тщательно умылась. Чего он?! Так было красиво…

Потом вернулась в комнату.

— Садись! — процедил отец. — Ну, Марина, — по-вернулся он к жене. — И что будем делать теперь?

Мама молчала, испуганно наклонив голову.

— Не знаешь, — вздохнул папа. — Ничего, зато

я знаю, к счастью. Кто, Зина, тебя размалевал и откуда этот наряд публичной девки? Ну?!

— Папа, подожди! — взмолилась Зиночка. — Ты не понял! Это Ира, ну помнишь, я тебе говорила? Но-венькая наша! И платье — её, и…

— Значит так, эту девицу к нам на порог не пу-скать, — повернулся он к маме. — И ты, доченька, к ней больше не пойдёшь. Тебе четырнадцать лет, ты понима-ешь?? Четырнадцать! Ты школьница, девочка, и должна учиться! И во всём быть скромной. Скромной, ясно?! Да меня чуть удар сейчас не хватил; в таком виде, как мы тебя застали, — самое место на панели!!!

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒