Тесс Шарп 7 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 15Следующая ⇒

Хочу снова ударить его, но на этот раз сдерживаюсь.

— Ага, правильно подумал. Единственная проблема — наркотики не мои. Убийца Мины подкинул их мне.

Он щурит глаза.

— Ты правда не принимала все это время?

— Хочешь, чтобы я поклялась на ее могиле? Потому что так и есть. Можем хоть прямо сейчас поехать к ней.

— Нет, — говорит он слишком быстро, и до меня доходит, что не мне одной тяжело ходить на кладбище. — Я... я верю тебе.

— О, великолепно, — огрызаюсь я. — Мне от этого намного легче. Спасибо большое.

Сейчас он как никогда напоминает слюнявого щенка. Засунув крупные лапы в карманы шорт, он кусает нижнюю губу и смотрит на свои ноги.

— Слушай, прости, что соврал... хотя я почти не считал, что вру, — говорит он. — Но ты спала с моей девушкой.

— Я не спала с ней, пока вы встречались!

— Пофиг.

— Серьезно. Посмотри на меня. — Он проводит ногой по асфальту, и я щелкаю пальцами перед его лицом, пока мы не встречаемся взглядами. — Перестань на меня злиться. Что бы она ни сказала тебе... — Я выдыхаю. Не могу думать, что она рассказала ему о себе или о нас. Всякий раз мысли ускользают из-под контроля, я теряю опору.

Девять месяцев. Три недели. Шесть дней.

Выстукиваю числа на коже запястья в ритме пульса.

— Ей нравились девушки, — заканчиваю, когда беру себя в руки. — Только девушки. Парни были лишь прикрытием. Мне жаль, но так все и было.

— Я знаю, — говорит он спокойно. — Я знаю, — повторяет он, сморщившись.

Распахивается задняя дверь ресторана.

— Кайл, — зовет мужчина в заляпанном фартуке. — Ты нам нужен.

Кайл наклоняет голову, чтобы парень не заметил, насколько он раздавлен.

— Секунду, — бормочет он. Парень кивает и возвращается внутрь.

Кайл смотрит на небо, и я даю ему время, чтобы собраться.

— Мне нужно возвращаться, — говорит он. Он вытирает щеки и откашливается, прежде чем пройти мимо меня.

— Кайл, миссис Бишоп не должна об этом узнать. — Меня бесит, как я это произношу, почти умоляя.

На его лице появляется что-то вроде сочувствия, но быстро исчезает.

— От меня она не узнает. Обещаю.

Он будет молчать ради Мины и ради себя, не ради меня, но мне все равно, пока это остается в секрете.

Свою клетку Мина построила давным-давно, возвела из веры, в которой воспитывалась. Да, она сказала Кайлу. Но она никогда не хотела, чтобы знал кто-то еще.

Пусть так и остается.

ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД (ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ)

Мой телефон вибрирует. Часы показывают два ночи, и я уже сплю, но все же отвечаю, когда вижу, что звонит Мина.

— Что?

— Выгляни в окно.

Вылезаю из кровати. Мина припарковалась на противоположной стороне улицы, и сейчас стоит, облокотившись на знакомый синий Форд модели F-150.

— Ты угнала машину Трева? Ты же только получила права.

— Я одолжила ее. И никто нас не поймает. Спускайся.

Обуваюсь и тихонько крадусь вниз. На мне пижамные штаны и танк-топ, но мне все равно, потому что ночь выдалась теплой. При виде меня Мина расплывается в улыбке.

— Где трость? — спрашивает она, пока я сажусь на пассажирское место. — Тебе еще три недели...

— Мне легче без нее, — перебиваю. — Все прекрасно. Мне нужно привыкать к ходьбе. Даже физиотерапевты так сказали.

— Ну ладно, — говорит Мина, ни капли мне не поверив.

Мы катимся мимо окон к озеру и подпеваем радио. Свернув на проселочную дорогу, направляемся в место, про которое знают только местные жители, где за эти годы мы провели сотни ленивых часов, плавая и впитывая солнечные лучи.

Перед нами простирается озеро, и Мина останавливается на повороте дороги. Когда мы вылезаем из машины, становится слышен легкий плеск воды о скалы внизу. Высокая луна отражается на поверхности. Мы приезжали сюда еще будучи детьми, но раньше к берегу было намного проще спуститься.

Мина помогает мне пройти по неровной тропке до небольшого пляжа. Мы раздеваемся до нижнего белья, и она ничуть не смущается, когда бросает свою рубашку на камни. Я следую ее примеру, но медленнее, осторожнее. Мина уже идет к озеру, медленно ступая, пока вода не доходит до бедер, а после ныряет вперед. И с плеском выныривает, ее темные волосы расплываются на поверхности, а она улыбается мне в свете луны.

Вода холодная — почти ледяная, и на коже выступают мурашки. Пальцы ног зарываются в илистое дно, но, зайдя на достаточную глубину, я расслабляюсь и позволяю окутать себя водной невесомости и нежусь в плавном течении.

Мина переворачивается на спину и смотрит на небо.

— Я кое-что слышала сегодня, — говорит она.

— Ммм? — Я подплываю ближе к ней.

— Эмбер сказала, что видела, как Коди на прошлой неделе покупал презервативы в аптеке.

Поднимаю руки над головой и рассекаю воду, отплывая от нее.

Но слишком медленно. Перевернувшись со спины, она вырывается вперед, расплескивая воду во все стороны, и останавливается ко мне лицом.

— Ты этого не делала! — Когда я не отвечаю и даже не смотрю на нее, она говорит: — Боже мой, ты сделала.

— Даже если и так, то что? — спрашиваю я, получается более оборонительно, чем мне хотелось бы. Мы с Коди встречаемся уже несколько месяцев; этот этап в порядке вещей. Только вот распространяться о нем мне не хотелось.

Кому как не ей знать, насколько хорошо я умею притворяться. Это то, что мы делаем. Это то, что делаю я. Я притворяюсь, что мне не больно, что я хочу Коди, что не хочу ее, что не принимаю слишком много таблеток, что потеря девственности что-то значила.

Но это не так. Она что-то значит только лишь с правильным человеком. А с ней я быть не могу.

— Пов-верить не могу... — заикается Мина. — Боже мой.

— Это не важно, — бормочу я.

— Нет, важно! — говорит она быстро, но в ее словах слышится какая-то запинка.

Словно она сейчас заплачет.

— Мина. — Я начинаю плыть к ней, но она отворачивается и ныряет. Она скользит под водой, а когда выплывает, уже не понять — это слезы или вода текут по ее лицу.

Больше мы эту тему не поднимали.

Неделю спустя мы идем на вечеринку к Эмбер. Эмбер, самодовольно улыбаясь, пробирается ко мне через толпу на веранде.

— Почему ты мне не сказала? — вопрошает она, накручивая на палец выгоревшие под солнцем локоны волос. Мы выходим во двор. Дом Эмбер стоит у самой реки, и я наблюдаю за плывущими по ней уточками.

— Чего не сказала?

— То есть, Мина и тебе не рассказывала? — распахивает глаза Эмбер. — Наверное, мне не стоило...

— Эмбер, колись уже, — перебиваю ее бормотание. Я могу быть стервой, когда придется. И все же я лучшая подруга Мины, как бы Эмбер ни пыталась ею стать.

— Мина спит с Джейсоном Кемпом.

— Что? — Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Приходится крепче сжать стакан, иначе уроню его.

Я инстинктивно ищу Мину. Когда наши взгляды встречаются, я понимаю: она это спланировала, она этого хотела, она ждала, чтобы я узнала — и во мне поднимается ненависть к ней.

Это самый жестокий ее поступок по отношению ко мне, но, по правде говоря, не мне ее винить.

После двух недель, когда она постоянно висит на шее Джейсона, они целуются в любом удобном месте, и своим взглядом она давит на меня, наказывает меня, я все же не выдерживаю. Глотаю таблетки и захлебываюсь рыданиями.

Месяцами я была на грани, принимая слишком много, заглушая боль. Заглушая в себе ее. Настает следующий шаг, эволюция моего падения.

Это словно американские горки, скольжение вниз по наклонной, боль выжигает изнутри, ударяя прямо в голову. Приход — мимолетный, но такой прекрасный — затопляет меня, и я тянусь за бó льшим, пока он не исчез полностью. Что угодно, лишь бы стереть ее из памяти.

Но некоторые раны не затягиваются. Как бы их ни лечили.

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Дома я разглядываю доску с доказательствами на обороте матраса, потому что мысли занимают только они. Я снимаю фото Кайла, разрываю пополам и бросаю на пол, едва сдерживаясь, чтобы не потоптаться по нему.

— Софи? — В дверь стучится мама. — Папа сказал, что у тебя болело колено. Я заехала домой, чтобы проверить тебя.

— Секундочку. — Я с трудом опускаю матрас. Одеяло валяется на полу, а у меня нет времени, чтобы заправить постель, так что я просто бросаю его на кровать, засовываю порванное фото Кайла под подушку и сажусь поверх всего этого бардака. — Заходи.

Видя меня покрасневшую и виновато выглядящую, она хмурится. Зная маму, у нее должен быть список того, на что нужно обратить внимание, когда дело касается дочери-наркоманки.

— Что ты прячешь? — спрашивает она.

— Ничего.

— Софи.

Я вздыхаю, слезаю с кровати и достаю спрятанную под тумбочкой обувную коробку. Открываю ее и вываливаю содержимое на стеганое одеяло.

— Просто смотрела фотографии.

Мамино выражение лица смягчается, и она берет одну фотографию, на которой мы с Миной стоим, обнявшись, в неоново-зеленых шапочках для плавания и розовых купальниках.

— Как раз перед твоим скачком роста, — говорит мама.

Забираю у нее фотокарточку, пытаясь вспомнить, когда она была заснята; один из солнечных деньков на занятии по плаванию. У Мины нет переднего зуба, значит, нам около десяти лет. Тем летом она перелетела через руль велосипеда, когда обгоняла меня. Трев всю дорогу до дома бежал, неся ее на руках, а после я видела, как он проверял велик и можно ли на нем ездить.

— И перед множеством других событий, — отвечаю ей. Убираю фото назад в коробку и собираю остальные, с глаз долой.

— Нам надо поговорить. — Мама садится на край моей кровати, а я продолжаю собирать фотки, просто чтобы чем-то занять себя. Замираю на той, где мы с Тревом стоим на палубе его лодки и высовываем языки. С краю розовое пятно: от пальца Мины, попавшего в кадр.

— Прости за мои слова о твоем эссе для колледжа, — продолжает мама. — Напиши о том, что хочешь рассказать.

— Все нормально. И ты прости, что я накричала на тебя.

В ее руках фото, где я, пухлая и радостная, сижу на коленях у тети Мейси.

— Ты же знаешь, — раздаются тихие слова, — что моя мама умерла от передозировки.

Я поднимаю на нее взгляд, настолько удивленная ее словами, что роняю стопку фотографий.

— Да. — Быстро наклоняюсь, чтобы их поднять, благодарная, что мне не придется смотреть прямо на нее.

Мама редко рассказывает о бабушке. Мой дед живет в доме, который построил своими силами. После аварии он хлопнул мне по плечу (слишком уж сильно) и сказал:

— Ты справишься.

Это был почти приказ, но меня он успокоил, словно это было одновременно и обещание.

— Я нашла ее. Мне тогда было пятнадцать. Один из худших моментов моей жизни. Когда папа обыскивал твою комнату... когда я поняла, что ты могла пойти по той же дорожке... что в какой-то момент я могу зайти в твою комнату и ты не будешь дышать... я осознала, что подвела тебя.

Из ее рта вылетают невообразимые слова. Да, она подвела меня, но только после того, как я излечилась. Она отказывалась замечать во мне изменения, то, что я преодолела и приняла в себе — которые она сама не могла принять. Она стояла с безразличием к моим мольбам и слезам, скорби и ошеломлению, и видела в них вину и ложь.

Ненавижу, но во мне еще осталась частичка, обломок, не захваченный Миной, который понимает, почему родители мне не верили, почему запихнули на реабилитацию. Они хотели любым способом защитить меня.

Я понимаю.

Вот только не могу их за это простить.

ГОД НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)

Задний двор дома Алекса заполнен людьми. Занятия наконец закончились, а его мама уехала из города, что дало шанс им с братом устроить вечеринку, на которую заявился каждый житель двух округов.

После бесконечной очереди в туалет и жизненно-необходимой таблетки я выхожу наружу и ищу Мину и Эмбер. Споткнувшись о порог, уверяю себя, что это из-за ноги.

Ложь.

— Ой, Софи, осторожнее. — От бочонков с пивом и кулеров бежит Адам и берет меня под руку. Он подводит меня к столику, где рядом с подносом шотов с желе сидит Эмбер.

— Развлекаешься? — спрашивает она меня, когда Адам обнимает ее за талию.

— Ага, — снова лгу. Очень душно, и я лучше бы сидела дома, чем напивалась здесь и была жертвой комаров. Я выпила уже достаточно, но все равно принимаю у Эмбер пластиковый стаканчик, и мы быстро чокаемся. Я с трудом глотаю смесь вишни и водки.

— Куда Мина пропала?

— Без понятия, — отвечаю я Эмбер.

— Я не так давно видел ее в доме с Джейсоном, — говорит Адам. Когда музыка становится громче, он ближе притягивает Эмбер за талию. — О, малыш, пойдем потанцуем.

Эмбер усмехается, когда я отмахиваюсь от них.

Покидаю желешки и возвращаюсь в дом, пробираясь через толпу людей постарше меня, собравшихся вокруг брата Адама. Они определенно точно друзья Мэтта, если принять запах травки за отличительную черту.

Я иду через кухню в гостиную, когда слышу крик.

— Да пошел ты, Джейсон!

Я появляюсь уже к окончанию этого мини-спектакля. В гуще толпы стоит Мина, покачиваясь на высоких каблуках, лицом к лицу со своим бойфрендом. Джейсон несчастно сжимает пластиковый стаканчик. Люди жаждут зрелищ, и я ловлю взгляд Кайла, стоящего на другом конце комнаты. Одними губами спрашиваю: «Давно они? ».

Он пожимает плечами и вскидывает брови в вопросе: «Помочь? ».

Я качаю головой. Они ссорились всю неделю, так что я уже привыкла. Подхожу к ней и хватаю ее за локоть. Мину шатает от перебора алкожеле, и она путается в собственных ногах

— Какой же ты придурок! — Она рвется к нему, но я перехватываю ее за талию, изо всех сил стараясь устоять на ногах и одновременно удержать ее. Не очень-то и просто, учитывая весь выпитый мной алкоголь и две дорожки.

— С меня хватит! — говорит Мина. К большой моей радости, ибо я все же не падаю, как могло бы быть, продолжи она разборку. Она закатывает глаза, когда понимает, что комната погрузилась в молчание и все на нее пялятся. — Пошли, — раздражается она и идет на выход, я за ней, как и всегда.

— Твои ключи все еще у Джейсона, — пытаясь ее догнать, говорю я. Она уже на середине двора Адама и направляется в сторону грунтовой дороги, ведущей к шоссе.

— Я обо всем позаботилась. — Она останавливается, разворачивается и ждет меня. Когда я подхожу, берет меня под руку.

Здесь, вдали от огней цивилизации, звезды на удивление яркие, и Мина задирает голову и улыбается, смотря на них.

— Все, достал, я с ним расстаюсь, — заявляет она. — И не хочу больше об этом говорить.

Я спотыкаюсь и поднимаю облако пыли, оседающей на пучках колючего чертополоха и васильков.

— Как пожелаешь, — внутри меня расцветает торжество.

— Шевелись, Соф. Я сказала ему, что мы будем в конце дороги. — Она ускакивает вперед, виляя бедрами в такт доносящейся со стороны дома музыке. Я усмехаюсь, шагая следом за ней.

— Кому ты позвонила?

— Треву.

Я останавливаюсь.

— Только не ему.

— Ну конечно ему, кому же еще. — Она подталкивает меня вперед. Луна сияет ярко, а я накачана достаточно, чтобы позволить своему взгляду задержаться на ее волнистых волосах, темной ряби на фоне бледной кожи. Воздух наполнен запахом сосен и свежестью, как обычно бывает незадолго до дождя, но я все равно улавливаю аромат ванили.

— Он взбесится, когда увидит меня пьяной.

— Мне пофиг. Еще больше он злился бы, урой мы Джейсона и сядь пьяными за руль. Ты сама знаешь, как он относится к тебе и автомобилям.

И то верно. Трев до трясучки боится, что со мной что-то случится. Даже спустя несколько лет в его глазах страх и желание защитить. Иногда я оборачиваюсь и встречаю его пристальный взгляд. Иногда он не отводит его, и в глубине я вижу то, что видят в нем другие девушки, чего они от него хотят.

— С ним, скорее всего, Бекки. Она меня ненавидит.

Мина смеется чуть дольше необходимого. Она всегда была легкомысленной.

— Правда ненавидит; слышала бы ты, что она о тебе трындит. Девчонке палец в рот не клади.

— Девушка Трева говорит с тобой обо мне? — удивление просачивается через туман окси-водки.

— Ну, не прям со мной. Я подслушала ее телефонный разговор после твоего отъезда. Но можешь не волноваться.

— Что она говорила? — Покачиваясь, я останавливаюсь и разворачиваю ее к себе лицом. — И что значит «можешь не волноваться»?

Мина вздыхает, высвобождая свою руку из моей хватки, и облокачивается на столб забора. Наклонившись, она срывает василек и крутит его в руке.

— Забей. — Отрывает лепестки от цветка, один за другим — любит, не любит, — а после бросает стебелек на землю. И медленно кружится, отчего ее юбка слегка взлетает.

— Да все и так знают, что вы с Тревом поженитесь и заведете кучу детишек, — говорит Мина с улыбкой, но в глубине этих небрежных слов я различаю горечь. — И Бекки хочет быть с ним. Только до нее не доходит, что единственный человек, которого хочет он, это ты.

— Но я не хочу Трева.

Иногда мне хочется, чтобы Трев узнал, в каком он треугольнике; тогда я не чувствовала бы этой вины. Но он не может и вообразить об этом, потому что Мина прячется за своими тайнами, а моя душа увядает от таблеток, и у нас все лучше некуда, спасибо. Бесшабашные девушки танцуют на пыльной дороге, ожидая, когда их спасут от самих себя.

— И мы станем сестрами, если ты выйдешь замуж за Трева, — говорит Мина и дует губы от такой мысли. Словно Трев отбирает у нее желанную игрушку.

Идея подобного пугает меня чуть ли не до тошноты.

— Мы не сестры.

Мина моргает, и ее глаза вспыхивают в лунном свете. Мне хочется наклониться, прижаться к ее губам. Мне нужно знать, какова она на вкус — сладкая, наверное, как клубника.

И я пьяна настолько, чтобы это проверить, меня подстегивает ее ссора с Джейсоном и кайф от наркотиков. Делаю к ней шаг, но колено простреливает боль, острая и внезапная, от которой меня подкашивает. Я заваливаюсь вперед с тихим «уупс», и Мина ловит меня на полпути. Но я выше и тяжелее нее, так что мы все же оказываемся на земле запутанным смеющимся комком. Хихиканье нарастает, когда нас освещают фары фургона.

— Так это вы. — Заглушив двигатель, Трев высовывается из окна. — Слышал ваши вопли еще с шоссе.

— Трев! — пищит Мина и сжимает мою талию, отчего внутри меня все переворачивается. — Ты приехал! Я порвала с Джейсоном. Он осёл.

— А ты пьяна. — Он выходит из машины и осторожно поднимает ее на ноги. Стряхивает с ее плеч пыль, прежде чем присесть рядом со мной. — Соф, ты упала?

— Я в норме. — Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ, беспокойство сходит с его лица. Он ждет, пока я не протяну руку, и тянет меня вверх.

— Стоять, — говорит он, когда меня покачивает и я льну к нему. Трев крепкий, теплый. Мина хихикает и жмется к нему с другого бока, и он обнимает нас обеих. Мы держимся за него. Возводим его между друг другом и словно огораживаемся от правды.

Но ее рука находит мою за его спиной, и мы переплетаем пальцы, наши кольца звенят, соприкасаясь, тайный, только нам понятный звук.

Вот только некоторые преграды возводят лишь затем, чтобы после разрушить.

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

— Ты сегодня молчаливая, — говорит Дэвид в середине нашего второго сеанса в понедельник. — О чем размышляешь?

Я поднимаю на него взгляд. Я крутила кольца на большом пальце, смотря на выгравированные слова, как будто они ключ к замку, который я до сих пор не нашла.

— Об обещаниях.

— Ты держишь свои обещания? — спрашивает Дэвид.

— Порой их сложно сдержать.

— А пытаешься?

— Разве кто-то не пытается?

Дэвид улыбается.

— Если только в идеальном мире. Но я думаю, кому как не тебе знать о несправедливости реального мира.

— Я пытаюсь. И очень хочу.

— Мина выполняла свои обещания?

— Ей этого и не надо было. Ее всегда прощали, что бы она ни вытворяла.

— Она тебе очень дорога.

— Какую еще очевидность скажете, Дэвид?

Дэвид дергает бровями, от моей враждебности его любезная улыбка сменяется просто нейтральной.

— Ты так же очень многое ей прощала.

— Не говорите так, словно были с ней знакомы. Не были. А теперь и не будете.

— Но ты можешь рассказать мне о ней.

Я долго молчу и просто сижу в тишине, и он не подталкивает меня к разговору. Просто откидывается в кресле, складывает руки и ждет.

— Мина была властной, — я наконец нахожу нужные слова. — И избалованной. Но внимательной и рассудительной. И умной. Могла выбраться из любого дерьма, просто улыбнувшись. Когда надо, была той еще сучкой, и никогда за это не просила прощения. О ней я думаю, когда просыпаюсь и когда засыпаю, да и все остальное время тоже.

Разглядываю висящие на стене дипломы в рамках, награды Дэвида, какие-то из них за организацию приюта для бездомных, другие — группы поддержки для женщин, переживших насилие. К тому времени, когда он прерывает молчание, текст практически каждого из них я могу воспроизвести по памяти.

— Похоже на зависимость, Софи.

Продолжаю пялиться на стену. Не могу на него смотреть. Только не сейчас.

— Больше не хочу ни о чем говорить.

— Хорошо, — соглашается Дэвид. — Просто посидим еще немного на случай, если передумаешь.

Уже в машине у меня вибрирует телефон. На время сеанса я его выключала, но сейчас вижу, что Рейчел оставила мне сообщение.

Звоню на голосовую почту и замираю, даже не донеся ключи до замка зажигания.

«Это я. Я взломала флешку. Срочно перезвони. Мне кажется, я знаю, из-за чего Мину убили».

ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)

— Мы заблудились, — заключаю я.

— Ничего подобного. — Последние полчаса мы едем по грунтовой дороге на грузовике Трева, Мина за рулем. Снаружи темно, и только свет фар прорубает темноту, мелькая на деревьях у обочины, когда мы кружим по неровной дороге. — Эмбер сказала Шоссе 3, второй поворот направо.

— Мы абсолютно точно заблудились. Какая площадка для кемпинга будет находиться в такой дыре. Здесь кроме деревьев и оленей ничего нет.

Мина вздыхает.

— Ладно. Я поверну обратно. Наверное, пропустили поворот или еще что.

Деревья не пропускают сигнал, поэтому я даже не могу позвонить Эмбер и сказать ей, почему мы с Миной так опаздываем к ним с Адамом на эту площадку. Мина осторожно дает задний ход — горная дорога настолько крутая, что мне едва видно, чем заканчивается темнота внизу. Колеса оказываются близко к обрыву, и Мина, сосредоточенно прикусив губу, добела сжимает руки на руле. Наконец она разворачивается, но через милю в стекло начинают лететь камешки, и дорога становится еще более ухабистой.

— Черт. — Мина медленно останавливается. — Похоже, колесо пробило.

Я достаю из бардачка фонарик, выхожу из машины и свечу на шину.

Мина хмурится.

— Ты знаешь, как менять?

Я качаю головой и смотрю на дорогу. До шоссе не меньше пяти километров. Я рассеянно потираю ногу, думая, как сильно она разболится от такой прогулочки.

Мина вытаскивает телефон и начинает ходить кругами, чтобы поймать сигнал. Я не говорю ей, что это бесполезно, потому что ее глаза полны решимости, и она продолжает поглядывать на мою ногу, словно знает, какая боль меня ожидает. Я облокачиваюсь на плоский склон горы, нависающей над нами серым гигантом, и жду, когда она примет поражение. Сейчас август, но ночи прохладные, по спине пробегает холодок, пуская мурашки, и мне это нравится. Славно здесь, в лесу; он по своему шумный, треск и шелест в подлеске — надеюсь, олень, а не медведь, стон ветвей на ветру прерывается поступью Мины по гравию. Я закрываю глаза, наслаждаясь этими звуками.

— У тебя ловит? — с надеждой спрашивает Мина спустя примерно пять минут размахивания телефоном.

— Неа. Нам лучше уходить, — говорю я. — Не похоже, что мы перегородили главную дорогу, так что попросим Трева утром поменять колесо.

— Не говори глупостей. Тебе нельзя столько ходить. Я пойду одна и вернусь за тобой с помощью.

— Да какие глупости? Это же ты провалила курс выживания в лесу в Герл Скаутах. Тебя там медведь съест. Идешь ты — иду и я.

— Это дорога. Нельзя заблудиться, идя по дороге. И все равно ты не сможешь столько пройти.

— Уверена, что смогу.

— Ни за что, — упрямится она.

— Ты не можешь указывать, что мне делать. Я иду.

— Нет!

— Да, — говорю я, начиная раздражаться. — Да что с тобой? Хватит воспринимать меня...

— Слабой? — заканчивает она. — Искалеченной? Пострадавшей? — Ее голос становится громче с каждым словом, словно они сидели в ней вечность, а теперь наконец высвободились.

Я отшатываюсь, будто она ударила меня, а не просто сказала правду. Даже при том, что она в десятке шагов от меня, мне нужно больше расстояния между нами. Я запинаюсь, злясь на свою неуклюжесть в такой момент.

— Какого черта, Мина?!

Но я словно открыла ящик Пандоры, и в ночь продолжают вылетать ее резкие слова.

— Если ты пойдешь, то после используешь это как оправдание принимать свои гребаные таблетки. И станешь осоловелая и рассеянная, как всегда в последнее время. Я понимаю, что тебе больно, Соф. Но я знаю тебя. Ты вредишь себе, и никто больше этого не замечает или не говорит об этом. Остановись. Пока это переросло в проблему.

Внутри переплетаются паника и облегчение. Паника — потому что она знает, облегчение — потому что она не осознает, насколько все плохо. Она думает, что я на краю и готова прыгнуть, когда на самом же деле я уже на дне этой пропасти и едва вижу, как она стоит наверху.

Еще есть время все исправить.

Ложью проделать себе выход.

Я даже не пытаюсь воспринимать ее слова всерьез, потому что у меня все в порядке. Я все держу под контролем, и нечего ей совать сюда свой нос.

И вообще, частично в этом есть и ее вина.

— Прошу, Софи, услышь меня. — В ее широко распахнутых глазах отражается тревога, и я душу в себе дикое желание сказать, как далеко я зашла, что натворила, кем я стала.

Но тогда ее любовь ко мне — какой бы она ни была — погаснет. И как иначе? Разве можно любить меня такую?

— Ты права. Я поговорю с докторами, довольна?

— Поговоришь? — Она выглядит такой маленькой. Да, она и так крошечная, но сейчас даже ее голос звучит слабо. — Правда?

— Правда. — Живот сворачивает от лжи. Убеждаю себя, что поговорю, что сделаю это ради нее.

Но в глубине души знаю, что этого не произойдет.

Я не смогу.

Она подскакивает ко мне и обнимает. Меня окутывает аромат ванили, запахи влажного леса и зелени смешиваются с ним, создавая самый идеальный парфюм. Ее теплые руки обвивают мою талию, она прячет лицо в изгибе моей шеи и с облегчением вздыхает.

Она исчезает в ночи с фонариком и бутылкой воды, а я покорно остаюсь ждать в машине, как хорошая девочка.

Жду, пока она не пропадает из виду, и достаю из сумки контейнер с таблетками.

Вытряхиваю четыре и всухую проглатываю их.

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Не могу дозвониться до Рейчел. После получаса бессмысленного шатания я бросаю телефон (шесть звонков без ответа, пять смс, три голосовых письма) в сумку и спускаюсь вниз. Надеюсь, она дома. Поеду сразу туда.

Но когда я открываю входную дверь, на крыльце оказывается Кайл.

— Зачем пришел? — Мне хочется протолкнуться мимо него, убрать его с дороги, с глаз долой.

Что же нашла Рейчел? Почему не отвечает мне?

— Хочу поговорить с тобой.

— Сейчас реально не вовремя. — Я выхожу, закрываю за собой дверь и сбегаю по ступенькам.

— Ты дважды устраиваешь мне засаду, а сейчас у тебя нет и пяти минут? — Он следует за мной по пятам так близко, что меня охватывает гнев.

— Ты солгал полиции, саботировал расследование убийства и из-за тебя меня заперли на реабилитации — и все из-за ревности. Уж прости, что ты меня бесишь.

Я открываю дверь машины, а он захлопывает ее, отчего я подпрыгиваю. Поднимаю взгляд и впервые замечаю темные круги под его налитыми кровью глазами.

Вспоминаю слова Адама о том, что Кайл плакал незадолго до смерти Мины. Каким был его голос, когда он осознал, что она сказала ему правду.

Он любил ее. В этом я не сомневалась, хоть и было неприятно. И я слишком хорошо понимала чувство разочарования и опустошения, любви и ее потери.

— Мне некогда. Если хочешь поговорить — говори. — Скрепя сердце, я соглашаюсь. — Если нет, так уйди с дороги.

Он смотрит на мою сумку.

— Надеюсь, ты не станешь угрожать этим своим спреем от медведей?

— Садись или уходи, Кайл. Мне пофиг. — Я забираюсь в машину и включаю зажигание. Он оббегает и открывает дверь с пассажирской стороны, садясь, когда я жму на газ. — Пристегнись. — Обязательный приказ каждому, кто оказывается в моей машине. Как и у Трева, рефлекс, который ни одному из нас не превозмочь.

Несколько минут тишины, и Кайл начинает постукивать ногой. Я закатываю глаза и включаю радио.

— Выбирай.

Он переключает станции, пока я мчу на восток города, к выезду на Трассу 99.

— И куда мы едем? — спрашивает он, останавливая свой выбор на кантри, и смотрит в окно.

— Нужно кое с кем встретиться. Ты останешься в машине.

Теперь уже Кайл закатывает глаза.

— Так скажешь уже, чего ты хочешь? — Я обгоняю пожилую даму в Кадиллаке, ползущую со скоростью на двадцать километров в час ниже ограничения, и прибавляю газу после поворота на Главную, чтобы миновать подъем. Мы едем мимо старого кирпичного здания муниципалитета, построенного еще во времена золотой лихорадки, когда и был основан город. Над входом висит огромный баннер, приглашающий на Фестиваль Клубники. Раньше Мина всегда тащила меня на него, мы играли в дурацкие фестивальные игры и ели кучу выпечки.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒