![]()
|
|||||||
Тесс Шарп 7 страницаХочу снова ударить его, но на этот раз сдерживаюсь. — Ага, правильно подумал. Единственная проблема — наркотики не мои. Убийца Мины подкинул их мне. Он щурит глаза. — Ты правда не принимала все это время? — Хочешь, чтобы я поклялась на ее могиле? Потому что так и есть. Можем хоть прямо сейчас поехать к ней. — Нет, — говорит он слишком быстро, и до меня доходит, что не мне одной тяжело ходить на кладбище. — Я... я верю тебе. — О, великолепно, — огрызаюсь я. — Мне от этого намного легче. Спасибо большое. Сейчас он как никогда напоминает слюнявого щенка. Засунув крупные лапы в карманы шорт, он кусает нижнюю губу и смотрит на свои ноги. — Слушай, прости, что соврал... хотя я почти не считал, что вру, — говорит он. — Но ты спала с моей девушкой. — Я не спала с ней, пока вы встречались! — Пофиг. — Серьезно. Посмотри на меня. — Он проводит ногой по асфальту, и я щелкаю пальцами перед его лицом, пока мы не встречаемся взглядами. — Перестань на меня злиться. Что бы она ни сказала тебе... — Я выдыхаю. Не могу думать, что она рассказала ему о себе или о нас. Всякий раз мысли ускользают из-под контроля, я теряю опору. Девять месяцев. Три недели. Шесть дней. Выстукиваю числа на коже запястья в ритме пульса. — Ей нравились девушки, — заканчиваю, когда беру себя в руки. — Только девушки. Парни были лишь прикрытием. Мне жаль, но так все и было. — Я знаю, — говорит он спокойно. — Я знаю, — повторяет он, сморщившись. Распахивается задняя дверь ресторана. — Кайл, — зовет мужчина в заляпанном фартуке. — Ты нам нужен. Кайл наклоняет голову, чтобы парень не заметил, насколько он раздавлен. — Секунду, — бормочет он. Парень кивает и возвращается внутрь. Кайл смотрит на небо, и я даю ему время, чтобы собраться. — Мне нужно возвращаться, — говорит он. Он вытирает щеки и откашливается, прежде чем пройти мимо меня. — Кайл, миссис Бишоп не должна об этом узнать. — Меня бесит, как я это произношу, почти умоляя. На его лице появляется что-то вроде сочувствия, но быстро исчезает. — От меня она не узнает. Обещаю. Он будет молчать ради Мины и ради себя, не ради меня, но мне все равно, пока это остается в секрете. Свою клетку Мина построила давным-давно, возвела из веры, в которой воспитывалась. Да, она сказала Кайлу. Но она никогда не хотела, чтобы знал кто-то еще. Пусть так и остается. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД (ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ)
Мой телефон вибрирует. Часы показывают два ночи, и я уже сплю, но все же отвечаю, когда вижу, что звонит Мина. — Что? — Выгляни в окно. Вылезаю из кровати. Мина припарковалась на противоположной стороне улицы, и сейчас стоит, облокотившись на знакомый синий Форд модели F-150. — Ты угнала машину Трева? Ты же только получила права. — Я одолжила ее. И никто нас не поймает. Спускайся. Обуваюсь и тихонько крадусь вниз. На мне пижамные штаны и танк-топ, но мне все равно, потому что ночь выдалась теплой. При виде меня Мина расплывается в улыбке. — Где трость? — спрашивает она, пока я сажусь на пассажирское место. — Тебе еще три недели... — Мне легче без нее, — перебиваю. — Все прекрасно. Мне нужно привыкать к ходьбе. Даже физиотерапевты так сказали. — Ну ладно, — говорит Мина, ни капли мне не поверив. Мы катимся мимо окон к озеру и подпеваем радио. Свернув на проселочную дорогу, направляемся в место, про которое знают только местные жители, где за эти годы мы провели сотни ленивых часов, плавая и впитывая солнечные лучи. Перед нами простирается озеро, и Мина останавливается на повороте дороги. Когда мы вылезаем из машины, становится слышен легкий плеск воды о скалы внизу. Высокая луна отражается на поверхности. Мы приезжали сюда еще будучи детьми, но раньше к берегу было намного проще спуститься. Мина помогает мне пройти по неровной тропке до небольшого пляжа. Мы раздеваемся до нижнего белья, и она ничуть не смущается, когда бросает свою рубашку на камни. Я следую ее примеру, но медленнее, осторожнее. Мина уже идет к озеру, медленно ступая, пока вода не доходит до бедер, а после ныряет вперед. И с плеском выныривает, ее темные волосы расплываются на поверхности, а она улыбается мне в свете луны. Вода холодная — почти ледяная, и на коже выступают мурашки. Пальцы ног зарываются в илистое дно, но, зайдя на достаточную глубину, я расслабляюсь и позволяю окутать себя водной невесомости и нежусь в плавном течении. Мина переворачивается на спину и смотрит на небо. — Я кое-что слышала сегодня, — говорит она. — Ммм? — Я подплываю ближе к ней. — Эмбер сказала, что видела, как Коди на прошлой неделе покупал презервативы в аптеке. Поднимаю руки над головой и рассекаю воду, отплывая от нее. Но слишком медленно. Перевернувшись со спины, она вырывается вперед, расплескивая воду во все стороны, и останавливается ко мне лицом. — Ты этого не делала! — Когда я не отвечаю и даже не смотрю на нее, она говорит: — Боже мой, ты сделала. — Даже если и так, то что? — спрашиваю я, получается более оборонительно, чем мне хотелось бы. Мы с Коди встречаемся уже несколько месяцев; этот этап в порядке вещей. Только вот распространяться о нем мне не хотелось. Кому как не ей знать, насколько хорошо я умею притворяться. Это то, что мы делаем. Это то, что делаю я. Я притворяюсь, что мне не больно, что я хочу Коди, что не хочу ее, что не принимаю слишком много таблеток, что потеря девственности что-то значила. Но это не так. Она что-то значит только лишь с правильным человеком. А с ней я быть не могу. — Пов-верить не могу... — заикается Мина. — Боже мой. — Это не важно, — бормочу я. — Нет, важно! — говорит она быстро, но в ее словах слышится какая-то запинка. Словно она сейчас заплачет. — Мина. — Я начинаю плыть к ней, но она отворачивается и ныряет. Она скользит под водой, а когда выплывает, уже не понять — это слезы или вода текут по ее лицу. Больше мы эту тему не поднимали. Неделю спустя мы идем на вечеринку к Эмбер. Эмбер, самодовольно улыбаясь, пробирается ко мне через толпу на веранде. — Почему ты мне не сказала? — вопрошает она, накручивая на палец выгоревшие под солнцем локоны волос. Мы выходим во двор. Дом Эмбер стоит у самой реки, и я наблюдаю за плывущими по ней уточками. — Чего не сказала? — То есть, Мина и тебе не рассказывала? — распахивает глаза Эмбер. — Наверное, мне не стоило... — Эмбер, колись уже, — перебиваю ее бормотание. Я могу быть стервой, когда придется. И все же я лучшая подруга Мины, как бы Эмбер ни пыталась ею стать. — Мина спит с Джейсоном Кемпом. — Что? — Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Приходится крепче сжать стакан, иначе уроню его. Я инстинктивно ищу Мину. Когда наши взгляды встречаются, я понимаю: она это спланировала, она этого хотела, она ждала, чтобы я узнала — и во мне поднимается ненависть к ней. Это самый жестокий ее поступок по отношению ко мне, но, по правде говоря, не мне ее винить. После двух недель, когда она постоянно висит на шее Джейсона, они целуются в любом удобном месте, и своим взглядом она давит на меня, наказывает меня, я все же не выдерживаю. Глотаю таблетки и захлебываюсь рыданиями. Месяцами я была на грани, принимая слишком много, заглушая боль. Заглушая в себе ее. Настает следующий шаг, эволюция моего падения. Это словно американские горки, скольжение вниз по наклонной, боль выжигает изнутри, ударяя прямо в голову. Приход — мимолетный, но такой прекрасный — затопляет меня, и я тянусь за бó льшим, пока он не исчез полностью. Что угодно, лишь бы стереть ее из памяти. Но некоторые раны не затягиваются. Как бы их ни лечили.
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
Дома я разглядываю доску с доказательствами на обороте матраса, потому что мысли занимают только они. Я снимаю фото Кайла, разрываю пополам и бросаю на пол, едва сдерживаясь, чтобы не потоптаться по нему. — Софи? — В дверь стучится мама. — Папа сказал, что у тебя болело колено. Я заехала домой, чтобы проверить тебя. — Секундочку. — Я с трудом опускаю матрас. Одеяло валяется на полу, а у меня нет времени, чтобы заправить постель, так что я просто бросаю его на кровать, засовываю порванное фото Кайла под подушку и сажусь поверх всего этого бардака. — Заходи. Видя меня покрасневшую и виновато выглядящую, она хмурится. Зная маму, у нее должен быть список того, на что нужно обратить внимание, когда дело касается дочери-наркоманки. — Что ты прячешь? — спрашивает она. — Ничего. — Софи. Я вздыхаю, слезаю с кровати и достаю спрятанную под тумбочкой обувную коробку. Открываю ее и вываливаю содержимое на стеганое одеяло. — Просто смотрела фотографии. Мамино выражение лица смягчается, и она берет одну фотографию, на которой мы с Миной стоим, обнявшись, в неоново-зеленых шапочках для плавания и розовых купальниках. — Как раз перед твоим скачком роста, — говорит мама. Забираю у нее фотокарточку, пытаясь вспомнить, когда она была заснята; один из солнечных деньков на занятии по плаванию. У Мины нет переднего зуба, значит, нам около десяти лет. Тем летом она перелетела через руль велосипеда, когда обгоняла меня. Трев всю дорогу до дома бежал, неся ее на руках, а после я видела, как он проверял велик и можно ли на нем ездить. — И перед множеством других событий, — отвечаю ей. Убираю фото назад в коробку и собираю остальные, с глаз долой. — Нам надо поговорить. — Мама садится на край моей кровати, а я продолжаю собирать фотки, просто чтобы чем-то занять себя. Замираю на той, где мы с Тревом стоим на палубе его лодки и высовываем языки. С краю розовое пятно: от пальца Мины, попавшего в кадр. — Прости за мои слова о твоем эссе для колледжа, — продолжает мама. — Напиши о том, что хочешь рассказать. — Все нормально. И ты прости, что я накричала на тебя. В ее руках фото, где я, пухлая и радостная, сижу на коленях у тети Мейси. — Ты же знаешь, — раздаются тихие слова, — что моя мама умерла от передозировки. Я поднимаю на нее взгляд, настолько удивленная ее словами, что роняю стопку фотографий. — Да. — Быстро наклоняюсь, чтобы их поднять, благодарная, что мне не придется смотреть прямо на нее. Мама редко рассказывает о бабушке. Мой дед живет в доме, который построил своими силами. После аварии он хлопнул мне по плечу (слишком уж сильно) и сказал: — Ты справишься. Это был почти приказ, но меня он успокоил, словно это было одновременно и обещание. — Я нашла ее. Мне тогда было пятнадцать. Один из худших моментов моей жизни. Когда папа обыскивал твою комнату... когда я поняла, что ты могла пойти по той же дорожке... что в какой-то момент я могу зайти в твою комнату и ты не будешь дышать... я осознала, что подвела тебя. Из ее рта вылетают невообразимые слова. Да, она подвела меня, но только после того, как я излечилась. Она отказывалась замечать во мне изменения, то, что я преодолела и приняла в себе — которые она сама не могла принять. Она стояла с безразличием к моим мольбам и слезам, скорби и ошеломлению, и видела в них вину и ложь. Ненавижу, но во мне еще осталась частичка, обломок, не захваченный Миной, который понимает, почему родители мне не верили, почему запихнули на реабилитацию. Они хотели любым способом защитить меня. Я понимаю. Вот только не могу их за это простить.
ГОД НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)
Задний двор дома Алекса заполнен людьми. Занятия наконец закончились, а его мама уехала из города, что дало шанс им с братом устроить вечеринку, на которую заявился каждый житель двух округов. После бесконечной очереди в туалет и жизненно-необходимой таблетки я выхожу наружу и ищу Мину и Эмбер. Споткнувшись о порог, уверяю себя, что это из-за ноги. Ложь. — Ой, Софи, осторожнее. — От бочонков с пивом и кулеров бежит Адам и берет меня под руку. Он подводит меня к столику, где рядом с подносом шотов с желе сидит Эмбер. — Развлекаешься? — спрашивает она меня, когда Адам обнимает ее за талию. — Ага, — снова лгу. Очень душно, и я лучше бы сидела дома, чем напивалась здесь и была жертвой комаров. Я выпила уже достаточно, но все равно принимаю у Эмбер пластиковый стаканчик, и мы быстро чокаемся. Я с трудом глотаю смесь вишни и водки. — Куда Мина пропала? — Без понятия, — отвечаю я Эмбер. — Я не так давно видел ее в доме с Джейсоном, — говорит Адам. Когда музыка становится громче, он ближе притягивает Эмбер за талию. — О, малыш, пойдем потанцуем. Эмбер усмехается, когда я отмахиваюсь от них. Покидаю желешки и возвращаюсь в дом, пробираясь через толпу людей постарше меня, собравшихся вокруг брата Адама. Они определенно точно друзья Мэтта, если принять запах травки за отличительную черту. Я иду через кухню в гостиную, когда слышу крик. — Да пошел ты, Джейсон! Я появляюсь уже к окончанию этого мини-спектакля. В гуще толпы стоит Мина, покачиваясь на высоких каблуках, лицом к лицу со своим бойфрендом. Джейсон несчастно сжимает пластиковый стаканчик. Люди жаждут зрелищ, и я ловлю взгляд Кайла, стоящего на другом конце комнаты. Одними губами спрашиваю: «Давно они? ». Он пожимает плечами и вскидывает брови в вопросе: «Помочь? ». Я качаю головой. Они ссорились всю неделю, так что я уже привыкла. Подхожу к ней и хватаю ее за локоть. Мину шатает от перебора алкожеле, и она путается в собственных ногах — Какой же ты придурок! — Она рвется к нему, но я перехватываю ее за талию, изо всех сил стараясь устоять на ногах и одновременно удержать ее. Не очень-то и просто, учитывая весь выпитый мной алкоголь и две дорожки. — С меня хватит! — говорит Мина. К большой моей радости, ибо я все же не падаю, как могло бы быть, продолжи она разборку. Она закатывает глаза, когда понимает, что комната погрузилась в молчание и все на нее пялятся. — Пошли, — раздражается она и идет на выход, я за ней, как и всегда. — Твои ключи все еще у Джейсона, — пытаясь ее догнать, говорю я. Она уже на середине двора Адама и направляется в сторону грунтовой дороги, ведущей к шоссе. — Я обо всем позаботилась. — Она останавливается, разворачивается и ждет меня. Когда я подхожу, берет меня под руку. Здесь, вдали от огней цивилизации, звезды на удивление яркие, и Мина задирает голову и улыбается, смотря на них. — Все, достал, я с ним расстаюсь, — заявляет она. — И не хочу больше об этом говорить. Я спотыкаюсь и поднимаю облако пыли, оседающей на пучках колючего чертополоха и васильков. — Как пожелаешь, — внутри меня расцветает торжество. — Шевелись, Соф. Я сказала ему, что мы будем в конце дороги. — Она ускакивает вперед, виляя бедрами в такт доносящейся со стороны дома музыке. Я усмехаюсь, шагая следом за ней. — Кому ты позвонила? — Треву. Я останавливаюсь. — Только не ему. — Ну конечно ему, кому же еще. — Она подталкивает меня вперед. Луна сияет ярко, а я накачана достаточно, чтобы позволить своему взгляду задержаться на ее волнистых волосах, темной ряби на фоне бледной кожи. Воздух наполнен запахом сосен и свежестью, как обычно бывает незадолго до дождя, но я все равно улавливаю аромат ванили. — Он взбесится, когда увидит меня пьяной. — Мне пофиг. Еще больше он злился бы, урой мы Джейсона и сядь пьяными за руль. Ты сама знаешь, как он относится к тебе и автомобилям. И то верно. Трев до трясучки боится, что со мной что-то случится. Даже спустя несколько лет в его глазах страх и желание защитить. Иногда я оборачиваюсь и встречаю его пристальный взгляд. Иногда он не отводит его, и в глубине я вижу то, что видят в нем другие девушки, чего они от него хотят. — С ним, скорее всего, Бекки. Она меня ненавидит. Мина смеется чуть дольше необходимого. Она всегда была легкомысленной. — Правда ненавидит; слышала бы ты, что она о тебе трындит. Девчонке палец в рот не клади. — Девушка Трева говорит с тобой обо мне? — удивление просачивается через туман окси-водки. — Ну, не прям со мной. Я подслушала ее телефонный разговор после твоего отъезда. Но можешь не волноваться. — Что она говорила? — Покачиваясь, я останавливаюсь и разворачиваю ее к себе лицом. — И что значит «можешь не волноваться»? Мина вздыхает, высвобождая свою руку из моей хватки, и облокачивается на столб забора. Наклонившись, она срывает василек и крутит его в руке. — Забей. — Отрывает лепестки от цветка, один за другим — любит, не любит, — а после бросает стебелек на землю. И медленно кружится, отчего ее юбка слегка взлетает. — Да все и так знают, что вы с Тревом поженитесь и заведете кучу детишек, — говорит Мина с улыбкой, но в глубине этих небрежных слов я различаю горечь. — И Бекки хочет быть с ним. Только до нее не доходит, что единственный человек, которого хочет он, это ты. — Но я не хочу Трева. Иногда мне хочется, чтобы Трев узнал, в каком он треугольнике; тогда я не чувствовала бы этой вины. Но он не может и вообразить об этом, потому что Мина прячется за своими тайнами, а моя душа увядает от таблеток, и у нас все лучше некуда, спасибо. Бесшабашные девушки танцуют на пыльной дороге, ожидая, когда их спасут от самих себя. — И мы станем сестрами, если ты выйдешь замуж за Трева, — говорит Мина и дует губы от такой мысли. Словно Трев отбирает у нее желанную игрушку. Идея подобного пугает меня чуть ли не до тошноты. — Мы не сестры. Мина моргает, и ее глаза вспыхивают в лунном свете. Мне хочется наклониться, прижаться к ее губам. Мне нужно знать, какова она на вкус — сладкая, наверное, как клубника. И я пьяна настолько, чтобы это проверить, меня подстегивает ее ссора с Джейсоном и кайф от наркотиков. Делаю к ней шаг, но колено простреливает боль, острая и внезапная, от которой меня подкашивает. Я заваливаюсь вперед с тихим «уупс», и Мина ловит меня на полпути. Но я выше и тяжелее нее, так что мы все же оказываемся на земле запутанным смеющимся комком. Хихиканье нарастает, когда нас освещают фары фургона. — Так это вы. — Заглушив двигатель, Трев высовывается из окна. — Слышал ваши вопли еще с шоссе. — Трев! — пищит Мина и сжимает мою талию, отчего внутри меня все переворачивается. — Ты приехал! Я порвала с Джейсоном. Он осёл. — А ты пьяна. — Он выходит из машины и осторожно поднимает ее на ноги. Стряхивает с ее плеч пыль, прежде чем присесть рядом со мной. — Соф, ты упала? — Я в норме. — Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ, беспокойство сходит с его лица. Он ждет, пока я не протяну руку, и тянет меня вверх. — Стоять, — говорит он, когда меня покачивает и я льну к нему. Трев крепкий, теплый. Мина хихикает и жмется к нему с другого бока, и он обнимает нас обеих. Мы держимся за него. Возводим его между друг другом и словно огораживаемся от правды. Но ее рука находит мою за его спиной, и мы переплетаем пальцы, наши кольца звенят, соприкасаясь, тайный, только нам понятный звук. Вот только некоторые преграды возводят лишь затем, чтобы после разрушить.
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
— Ты сегодня молчаливая, — говорит Дэвид в середине нашего второго сеанса в понедельник. — О чем размышляешь? Я поднимаю на него взгляд. Я крутила кольца на большом пальце, смотря на выгравированные слова, как будто они ключ к замку, который я до сих пор не нашла. — Об обещаниях. — Ты держишь свои обещания? — спрашивает Дэвид. — Порой их сложно сдержать. — А пытаешься? — Разве кто-то не пытается? Дэвид улыбается. — Если только в идеальном мире. Но я думаю, кому как не тебе знать о несправедливости реального мира. — Я пытаюсь. И очень хочу. — Мина выполняла свои обещания? — Ей этого и не надо было. Ее всегда прощали, что бы она ни вытворяла. — Она тебе очень дорога. — Какую еще очевидность скажете, Дэвид? Дэвид дергает бровями, от моей враждебности его любезная улыбка сменяется просто нейтральной. — Ты так же очень многое ей прощала. — Не говорите так, словно были с ней знакомы. Не были. А теперь и не будете. — Но ты можешь рассказать мне о ней. Я долго молчу и просто сижу в тишине, и он не подталкивает меня к разговору. Просто откидывается в кресле, складывает руки и ждет. — Мина была властной, — я наконец нахожу нужные слова. — И избалованной. Но внимательной и рассудительной. И умной. Могла выбраться из любого дерьма, просто улыбнувшись. Когда надо, была той еще сучкой, и никогда за это не просила прощения. О ней я думаю, когда просыпаюсь и когда засыпаю, да и все остальное время тоже. Разглядываю висящие на стене дипломы в рамках, награды Дэвида, какие-то из них за организацию приюта для бездомных, другие — группы поддержки для женщин, переживших насилие. К тому времени, когда он прерывает молчание, текст практически каждого из них я могу воспроизвести по памяти. — Похоже на зависимость, Софи. Продолжаю пялиться на стену. Не могу на него смотреть. Только не сейчас. — Больше не хочу ни о чем говорить. — Хорошо, — соглашается Дэвид. — Просто посидим еще немного на случай, если передумаешь. Уже в машине у меня вибрирует телефон. На время сеанса я его выключала, но сейчас вижу, что Рейчел оставила мне сообщение. Звоню на голосовую почту и замираю, даже не донеся ключи до замка зажигания. «Это я. Я взломала флешку. Срочно перезвони. Мне кажется, я знаю, из-за чего Мину убили».
ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)
— Мы заблудились, — заключаю я. — Ничего подобного. — Последние полчаса мы едем по грунтовой дороге на грузовике Трева, Мина за рулем. Снаружи темно, и только свет фар прорубает темноту, мелькая на деревьях у обочины, когда мы кружим по неровной дороге. — Эмбер сказала Шоссе 3, второй поворот направо. — Мы абсолютно точно заблудились. Какая площадка для кемпинга будет находиться в такой дыре. Здесь кроме деревьев и оленей ничего нет. Мина вздыхает. — Ладно. Я поверну обратно. Наверное, пропустили поворот или еще что. Деревья не пропускают сигнал, поэтому я даже не могу позвонить Эмбер и сказать ей, почему мы с Миной так опаздываем к ним с Адамом на эту площадку. Мина осторожно дает задний ход — горная дорога настолько крутая, что мне едва видно, чем заканчивается темнота внизу. Колеса оказываются близко к обрыву, и Мина, сосредоточенно прикусив губу, добела сжимает руки на руле. Наконец она разворачивается, но через милю в стекло начинают лететь камешки, и дорога становится еще более ухабистой. — Черт. — Мина медленно останавливается. — Похоже, колесо пробило. Я достаю из бардачка фонарик, выхожу из машины и свечу на шину. Мина хмурится. — Ты знаешь, как менять? Я качаю головой и смотрю на дорогу. До шоссе не меньше пяти километров. Я рассеянно потираю ногу, думая, как сильно она разболится от такой прогулочки. Мина вытаскивает телефон и начинает ходить кругами, чтобы поймать сигнал. Я не говорю ей, что это бесполезно, потому что ее глаза полны решимости, и она продолжает поглядывать на мою ногу, словно знает, какая боль меня ожидает. Я облокачиваюсь на плоский склон горы, нависающей над нами серым гигантом, и жду, когда она примет поражение. Сейчас август, но ночи прохладные, по спине пробегает холодок, пуская мурашки, и мне это нравится. Славно здесь, в лесу; он по своему шумный, треск и шелест в подлеске — надеюсь, олень, а не медведь, стон ветвей на ветру прерывается поступью Мины по гравию. Я закрываю глаза, наслаждаясь этими звуками. — У тебя ловит? — с надеждой спрашивает Мина спустя примерно пять минут размахивания телефоном. — Неа. Нам лучше уходить, — говорю я. — Не похоже, что мы перегородили главную дорогу, так что попросим Трева утром поменять колесо. — Не говори глупостей. Тебе нельзя столько ходить. Я пойду одна и вернусь за тобой с помощью. — Да какие глупости? Это же ты провалила курс выживания в лесу в Герл Скаутах. Тебя там медведь съест. Идешь ты — иду и я. — Это дорога. Нельзя заблудиться, идя по дороге. И все равно ты не сможешь столько пройти. — Уверена, что смогу. — Ни за что, — упрямится она. — Ты не можешь указывать, что мне делать. Я иду. — Нет! — Да, — говорю я, начиная раздражаться. — Да что с тобой? Хватит воспринимать меня... — Слабой? — заканчивает она. — Искалеченной? Пострадавшей? — Ее голос становится громче с каждым словом, словно они сидели в ней вечность, а теперь наконец высвободились. Я отшатываюсь, будто она ударила меня, а не просто сказала правду. Даже при том, что она в десятке шагов от меня, мне нужно больше расстояния между нами. Я запинаюсь, злясь на свою неуклюжесть в такой момент. — Какого черта, Мина?! Но я словно открыла ящик Пандоры, и в ночь продолжают вылетать ее резкие слова. — Если ты пойдешь, то после используешь это как оправдание принимать свои гребаные таблетки. И станешь осоловелая и рассеянная, как всегда в последнее время. Я понимаю, что тебе больно, Соф. Но я знаю тебя. Ты вредишь себе, и никто больше этого не замечает или не говорит об этом. Остановись. Пока это переросло в проблему. Внутри переплетаются паника и облегчение. Паника — потому что она знает, облегчение — потому что она не осознает, насколько все плохо. Она думает, что я на краю и готова прыгнуть, когда на самом же деле я уже на дне этой пропасти и едва вижу, как она стоит наверху. Еще есть время все исправить. Ложью проделать себе выход. Я даже не пытаюсь воспринимать ее слова всерьез, потому что у меня все в порядке. Я все держу под контролем, и нечего ей совать сюда свой нос. И вообще, частично в этом есть и ее вина. — Прошу, Софи, услышь меня. — В ее широко распахнутых глазах отражается тревога, и я душу в себе дикое желание сказать, как далеко я зашла, что натворила, кем я стала. Но тогда ее любовь ко мне — какой бы она ни была — погаснет. И как иначе? Разве можно любить меня такую? — Ты права. Я поговорю с докторами, довольна? — Поговоришь? — Она выглядит такой маленькой. Да, она и так крошечная, но сейчас даже ее голос звучит слабо. — Правда? — Правда. — Живот сворачивает от лжи. Убеждаю себя, что поговорю, что сделаю это ради нее. Но в глубине души знаю, что этого не произойдет. Я не смогу. Она подскакивает ко мне и обнимает. Меня окутывает аромат ванили, запахи влажного леса и зелени смешиваются с ним, создавая самый идеальный парфюм. Ее теплые руки обвивают мою талию, она прячет лицо в изгибе моей шеи и с облегчением вздыхает. Она исчезает в ночи с фонариком и бутылкой воды, а я покорно остаюсь ждать в машине, как хорошая девочка. Жду, пока она не пропадает из виду, и достаю из сумки контейнер с таблетками. Вытряхиваю четыре и всухую проглатываю их. СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
Не могу дозвониться до Рейчел. После получаса бессмысленного шатания я бросаю телефон (шесть звонков без ответа, пять смс, три голосовых письма) в сумку и спускаюсь вниз. Надеюсь, она дома. Поеду сразу туда. Но когда я открываю входную дверь, на крыльце оказывается Кайл. — Зачем пришел? — Мне хочется протолкнуться мимо него, убрать его с дороги, с глаз долой. Что же нашла Рейчел? Почему не отвечает мне? — Хочу поговорить с тобой. — Сейчас реально не вовремя. — Я выхожу, закрываю за собой дверь и сбегаю по ступенькам. — Ты дважды устраиваешь мне засаду, а сейчас у тебя нет и пяти минут? — Он следует за мной по пятам так близко, что меня охватывает гнев. — Ты солгал полиции, саботировал расследование убийства и из-за тебя меня заперли на реабилитации — и все из-за ревности. Уж прости, что ты меня бесишь. Я открываю дверь машины, а он захлопывает ее, отчего я подпрыгиваю. Поднимаю взгляд и впервые замечаю темные круги под его налитыми кровью глазами. Вспоминаю слова Адама о том, что Кайл плакал незадолго до смерти Мины. Каким был его голос, когда он осознал, что она сказала ему правду. Он любил ее. В этом я не сомневалась, хоть и было неприятно. И я слишком хорошо понимала чувство разочарования и опустошения, любви и ее потери. — Мне некогда. Если хочешь поговорить — говори. — Скрепя сердце, я соглашаюсь. — Если нет, так уйди с дороги. Он смотрит на мою сумку. — Надеюсь, ты не станешь угрожать этим своим спреем от медведей? — Садись или уходи, Кайл. Мне пофиг. — Я забираюсь в машину и включаю зажигание. Он оббегает и открывает дверь с пассажирской стороны, садясь, когда я жму на газ. — Пристегнись. — Обязательный приказ каждому, кто оказывается в моей машине. Как и у Трева, рефлекс, который ни одному из нас не превозмочь. Несколько минут тишины, и Кайл начинает постукивать ногой. Я закатываю глаза и включаю радио. — Выбирай. Он переключает станции, пока я мчу на восток города, к выезду на Трассу 99. — И куда мы едем? — спрашивает он, останавливая свой выбор на кантри, и смотрит в окно. — Нужно кое с кем встретиться. Ты останешься в машине. Теперь уже Кайл закатывает глаза. — Так скажешь уже, чего ты хочешь? — Я обгоняю пожилую даму в Кадиллаке, ползущую со скоростью на двадцать километров в час ниже ограничения, и прибавляю газу после поворота на Главную, чтобы миновать подъем. Мы едем мимо старого кирпичного здания муниципалитета, построенного еще во времена золотой лихорадки, когда и был основан город. Над входом висит огромный баннер, приглашающий на Фестиваль Клубники. Раньше Мина всегда тащила меня на него, мы играли в дурацкие фестивальные игры и ели кучу выпечки.
|
|||||||
|