Уилбур Смит 10 страница

А теперь он исчез. С некоторых пор я регулярно заезжал за ним по субботам, катался с ним на своем " Роллс-Ройсе" или отправлялся вместе на рыбалку. Когда он умер, мой мир изменился навсегда, оставив меня с сожалением, что мы так и не смогли стать настоящими друзьями. Время, как всегда, ускользнуло у нас из рук.

Я часто думаю о том, как бы мой отец отнесся к двадцать первому веку. Он был бы человеком вне времени. Когда родился мой первый ребенок, отец отвел меня в сторонку. Ему нужно было сообщить кое-какую важную информацию, такого рода советы от Матроны не получишь.

- Мой мальчик, - сказал он мне. - Со дня на день они вернут этого ребенка из больницы. Когда они это сделают, подожди, пока он не испачкает свой подгузник. Затем уверенно объяви своей жене: " Отойди! Это мой ребенок тоже! ’

- Затем расстегни подгузник ребенка и воткни булавку в его попку. Ребенок будет визжать, и твоя жена никогда больше не подпустит тебя к грязному подгузнику! ”

Он говорил совершенно серьезно.

В конце концов, я не послушался папиного совета, но у меня было некоторое сочувствие к его взгляду на роль мужчины в обществе. Мой отец никогда не купал меня, никогда не кормил и никогда не менял мне подгузник.

•••

Я думаю, что одно из худших изобретений нашего века - это политическая корректность. Она заставила целое поколение мужчин скрывать свою мужественность, сделала их слишком робкими, чтобы признать свои истинные взгляды на мир. Сегодня даже понятие “герой” не является политкорректным. Во времена моего отца наши герои служили нам прямо с поля боя, командуя победоносными армиями, такие как адмирал Нельсон, Веллингтон и Черчилль. Или же они совершали удивительные дерзкие поступки, открывая скрытые уголки земного шара, как Ливингстон, Стэнли и Бейкер. Выросший в Южной Африке, я испытывал благоговейный трепет перед викторианским исследователем и защитником природы Фредериком Селусом - и не только потому, что мой отец встретил его, когда он был маленьким мальчиком, и говорил о нем как о друге семьи. Но где же сегодня титаны в общественной жизни? Где же Уинстон Черчилль? Где Франклин Рузвельт? Где Нельсон Мандела?

Если присмотреться повнимательнее, то есть люди, которыми можно восхищаться, но это личные герои, тихие львиные сердца: молодой британский солдат, который подвергает себя опасности в Афганистане; южноафриканский десантник, сражающийся в отчаянном арьергарде в Центрально-Африканской Республике, когда он и его товарищи не должны были быть там в первую очередь; полицейский, отвечающий на экстренный вызов, не зная, куда он попадет и что ждет его там; акушерка, которая едет через зимнюю метель ночью, чтобы принять роды. В Южной Африке у нас есть невоспетый общественный защитник, адвокат Тули Мадонсела, который, воспитывая своих двоих детей как одинокий родитель, взял на себя ответственность за правящую партию и президента Зуму за расточительные расходы на его частное сельское убежище.

Но в целом сегодня нет ни гигантов, ни образцов для подражания в общественной сфере. Мы делаем наших героев из обычных людей, которые достигли известности просто потому, что их работа ставит их на телеэкран или киноэкран, или они стали знаменитыми благодаря тому, что стали известными через ужасное реалити-шоу. Сегодняшние герои -знаменитости. Да, они отличаются от нас - они зарабатывают больше, они посещают больше ночных клубов, они могут лучше играть в футбол - но Уэйн Руни вряд ли Лоуренс Аравийский, не так ли?

Хотя сегодня на обложках журналов, возможно, не хватает настоящих мужчин, эти правила не применимы к моим книгам. За восемьсот лет до Рождества Христова жил слепой поэт по имени Гомер, который написал две эпические поэмы: " Илиаду" и " Одиссею". По сей день его почитают как основоположника литературы - но он также был первым писателем, чье имя мы знаем, чтобы понять человеческую потребность в героях и героинях. Имена Ахилла, Улисса и Гектора эхом отдаются в веках.

Подобно героям моих романов, мой отец жил так, как хотел, в эпоху, когда состояние можно было сколотить одним ударом на боксерском ринге, когда человек мог обеспечить свою семью только своей природной хитростью и винтовкой через плечо. Моя цель всегда заключалась в том, чтобы прожить жизнь с тем же рвением, с каким я наполняю героев своих романов, подкрепленных словами Киплинга: - “Если ты встретишь триумф и поражение, не угождая этим двум наваждениям... ”

ЭТО ОХОТНИЧЬЯ ЖИЗНЬ

- Об охоте написано много мифической чепухи, но это нечто гораздо более древнее, чем религия. Кто-то охотник, а кто-то нет”, - сказал мой любимый писатель и коллега-охотник Эрнест Хемингуэй в " Африканском журнале". Охота была основным видом человеческой деятельности на протяжении более двух миллионов лет. Если мы верим, что являемся частью экосистемы природы, а не уникальным творением, созданным по образу и подобию Божьему, то охота была важным средством выживания. Как вид, мы стали более организованными, менее кочевыми, а фермерство и земледелие уменьшили необходимость выслеживать, преследовать и убивать. В настоящее время все это произведено, упаковано и в основном доступно на полках местных супермаркетов. Что-то было утрачено из ритуальных охотничьих практик наших предков, где жатва дикой щедрости природы было частью жизненного цикла. Это связывало бы семьи и общины в общем стремлении и позволяло бы нам чувствовать себя частью чего-то большего, чем мы сами, чего-то, что требует уважения, размышления и почтения, чтобы поддерживать баланс между жизнью и смертью.

Для древних греков охота была героическим актом, который означал обряд посвящения, и его значение было представлено богиней охоты Артемидой, или в римской мифологии - Дианой. На древних рельефах в Месопотамии цари прославляются как Охотники на крупную дичь, а в Ассирии и Персии изображения охотничьих экспедиций правителей украшали стены их храмов и дворцов. В римские времена охота считалась спортом и превратилась в зрелище, поскольку крупная дичь, завезенная из Африки, выпускалась на свободу в Колизее и других аренах по всей империи, чтобы ее преследовали и убивали благородные воины. На протяжении тысячелетий охотничьи кодексы разрабатывались для формализации ритуалов и придания им смысла, а также для поддержания практики. По мере развития охоты с применением огнестрельного оружия - уже в XVI веке в Европе - потенциальная угроза массового истребления стала опасной, а сохранение, как средство защиты дикой природы для будущих поколений, стало важной концепцией.

Охота и рыбалка были весьма семейным делом у Эрнеста Хемингуэя, и так было с нашей семьей. Когда я был маленьким, я сидел в восторге, когда мой дедушка Кортни рассказывал мне потрясающие истории о своих подвигах в охоте на большую пятерку охотничьих животных: африканского льва, африканского слона, Капского буйвола, африканского леопарда и черного носорога. Навыки и правила охоты, которыми он пользовался, перешли к его сыну, моему отцу Герберту, а от него - ко мне. Это были мои первые уроки охоты, и я помню их даже сейчас. Охотник не был одержим идеей убийства. Он не был распутным хищником, отнимающим жизнь ради удовольствия. Охотник был жизненно важной частью экосистемы Африки, как и любой другой крупный хищник, который преследовал нашу землю. И когда я мечтал поохотиться на свою первую импалу, первую куду, первых львов и многое другое, сидя на коленях у деда, я хотел испытать себя, как охотники в старину.

Эти охотники на слонов, говорил мой дед, приходили за слоновой костью, от которой зависела их жизнь, но они никогда не брали самку, только старых самцов, которые умирали медленной смертью от голода, когда их зубы гнили, а хрупкие тела боролись с тяжестью массивных бивней. Охотники также вернули награду местным жителям, которые стали полагаться на них для собственного выживания. Пока охотники выслеживали слонов, слухи об их исчезновении распространялись, и местное население следило за ними. После удачного убийства, когда над головой кружили стервятники, жители деревни - все до единого мужчины, женщины и дети - появлялись из кустов с тазами на головах. Это был праздник с танцами и пением, триумф для охотника и мясо для жителей деревни. Там могли собраться пятьдесят, шестьдесят, даже сто человек, и с изъятием слоновой кости начинался праздник. Были вырезаны куски мяса, и кто-то мог исчезнуть в брюхе зверя, вынырнув, чтобы бросить отборные части - сердце, почки, печень - его детям, которые начинали разжигать костер. Это был карнавал для жителей деревни, редкий праздник изобилия, и к концу дня все, что оставалось от слона, - это груда костей и грудная клетка, оставленная открытой в вельде на съедение стервятникам.

Эти ежегодные сафари, которые проводил мой отец, были не только ради удовольствия провести несколько недель в лесу. Лицензии моего отца позволяли ему охотиться неограниченное количество раз в год на буйволов, десять соболиных антилоп и трех слонов - все это мясо было жизненно необходимо для поддержания жизни местных деревень, разбросанных по нашей земле. Я узнал от своего деда, что охота-это благородная традиция, что настоящий охотник - это настоящий защитник природы. Я буду помнить эти уроки всю свою жизнь.

•••

" Время умирать", вышедшая в 1989 году, была не первым романом, в котором я столкнулся с реальностью охоты - охота была преобладающей частью жизни моих персонажей еще во времена романа " Когда пируют львы", но вместе с его сопутствующим томом " Песня слона", опубликованным два года спустя, это был первый раз, когда я подошел к сложному взаимодействию между охотой и охраной природы в моей художественной литературе. Мой отец часто жаловался на современный мир - настоящих мужчин не осталось, говорил он; современная Африка принадлежала к поколению, которому никогда не приходилось охотиться, чтобы выжить, и для них охотник был отвратительной фигурой, разрушителем природы. Это общественное восприятие охоты было так далеко от истины, что я чувствовал себя обязанным оспаривать его везде, где только мог, и не было лучшей демонстрации, чем в моей художественной литературе, которая могла бы теперь охватить миллионы читателей по всему миру.

" Время умирать", непосредственно основана на написанном мною в 1972 году сценарии " Последний Лев", - это история Шона Кортни-младшего, ветерана Родезийской Войны Буша, чье жестокое возникновение я сам видел, будучи полицейским резервистом. Приняв миссию помочь своему умирающему другу, полковнику Риккардо Монтерро, выследить Тукутелу, легендарного слона-самца, чьи бивни перевешивали любого другого, Шон обнаруживает, что создает отличную команду охотников и следопытов из людей, с которыми он сражался бок о бок в Родезийском спецназе, прежде чем последовать за Тукутелой через Иньянгу и в хаос гражданской войны, разразившейся тогда в Мозамбике. Это был современный роман, только номинально входивший в серию Кортни, и он позволил мне полностью выразить мое пожизненное понимание охоты. Это был не роман о беспорядочных убийствах. Он пытался запечатлеть невероятные взлеты и падения охоты, волнения, опасность на каждом шагу и невыразимую печаль от того, что ты наконец-то застрелил свою жертву - конец охоты, конец жизни животного, который всегда оставляет глубокую меланхолию в сердце охотника, но который заставляет его ценить жизнь глубже. Противопоставляя роман варварству гражданской войны в Мозамбике, я хотел показать охоту тем, чем она является - благородным занятием по сравнению с конфликтом и войной, самым кровавым, самым расточительным из человеческих поступков.

" Песня слона", мой роман 1991 года, пошел еще дальше, исследуя темную сторону охотничьей индустрии. В то время как " Время умирать" было во многом моим почтением к охотничьим мемуарам Эрнеста Хемингуэя " Зеленые холмы Африки", " Песня слона" была обратной стороной этого романа - исследованием изнанки законной охоты: браконьерства и порочности, расточительности, жестокости и, действительно, бессмысленности всего этого. Я не хотел, чтобы роман был о браконьерстве, которым многие местные африканцы вынуждены заниматься, чтобы выжить, но о связи между большим иностранным спросом и местным предложением. Начиная от Африканского буша и кончая миром высоких финансов в Лондоне, он вскрыл ненасытный аппетит мира к слоновой кости и то, что она означала для жителей Внутренней Африки.

Я начал охотиться, как часто делают мальчики моего возраста, с дробовиком и жестяными банками, выстроенными в ряд на стене. Вскоре я перешел к охоте на птиц и мелких грызунов, и, как только отец подарил мне легендарный Ремингтон дедушки Кортни, я смог охотиться на более крупную добычу. Во время ежегодных сафари, которые мы устраивали в буше, отец разрешал мне следовать за охотниками, если я буду вести себя тихо, ни обо что не споткнусь и ни при каких обстоятельствах не открою рот, чтобы говорить громче шепота. Конечно, когда вам восемь, девять или даже десять лет, вы похожи на кузнечика, и вы держитесь достаточно хорошо и тихо.

Я был так взволнован, что присоединился к мужчинам с их тяжелыми винтовками, экспертными знаниями и серьезным поведением. Я мог бы принять остроты, которые они отпускали на мой счет, если бы это означало, что я был одним из них. Я наблюдал и учился их искусству в буше - как они выбирали след, знал поведение всех животных, ориентировался в бескрайней дикой местности, уверенно ступал по самым опасным подъемам и спускам оврагов и долин, понимал, когда можно спокойно отдохнуть, взять еду, воду и выкурить трубку. Они усердно охотились, расхаживая на мили вокруг слонов. Они знали, что самый эффективный и гуманный способ убить слона - это выстрел в голову. Это приводит к мгновенной смерти, и никакое движение или тревога не выбивают из колеи других животных в этом районе. Слон, падающий с колен или лежащий на боку, не пугает своих товарищей, которые проявляют малейшее любопытство. Однако выстрел в сердце может заставить слона прорваться через кустарник на пятьдесят-сто ярдов, прежде чем он остановится, разбрасывая все перед собой, и в густом кустарнике может быть чрезвычайно трудно найти упавшее животное. Мой отец и его охотники и следопыты знали бы это по своему нелегкому опыту. Они были моими всепобеждающими героями.

Мой дед рассказывал мне истории об одном из своих героев, Карамохо Белле, легенде среди охотников на слонов о количестве слоновой кости, которую он собирал во время золотого века охоты в Восточной Африке на рубеже веков. За свою карьеру Белл подстрелил 1011 слонов, все они были самцами, за исключением двадцати восьми самок. Он тщательно записывал все свои охоты, сколько выстрелов он сделал и сколько денег заработал на каждой поездке. За один день он выследил и убил девять слонов и заработал на них 877 фунтов стерлингов. Во время одной экспедиции он привез домой слоновую кость стоимостью более 23 000 фунтов стерлингов, что в сегодняшних деньгах было бы просто ошеломляющей суммой, хотя и скромной добычей по сравнению с современными браконьерами. Белл был бесстрашным охотником, он прицеливался в слона с восьмидесяти ярдов, но предпочитал держать его на расстоянии тридцати-сорока ярдов. Как он писал в своей книге “Странствия охотника на слонов": " он [слон-самец] знает эту игру и будет играть с вами в прятки весь день напролет и день за днем. Не то чтобы это безмолвное отступление было его единственным ресурсом - ни в коем случае - он может в одно мгновение превратиться в ревущего, стремительного дьявола. Превращение этой молчаливой, распутной, крадущейся кормы в высоко вскинутую голову, сверкающие клыки и вертящийся хобот, надвигающийся теперь прямо на вас, - нервное испытание высочайшего порядка. - Застрелив первого слона, Белл забирался на него сверху, чтобы не быть затоптанным остальной частью стада и чтобы получить четкие снимки других слонов. Он был исключительным стрелком и мог стрелять бакланов с воздуха из винтовки, и однажды его видели, как он стрелял в рыбу, которая прыгала из озера. Его успех в качестве охотника на слонов был связан не только с хорошим стрелковым глазом, но и с его тщательным воспитанием и дипломатией с местными жителями. В то время огромные районы Африки еще не были нанесены на карту, и для некоторых туземцев он был первым белым человеком, которого они увидели. Белл приносил подарки королям и вождям племен и платил им за право охотиться на их земле. Уважение, которое он выказывал, было щедро вознаграждено, так как они направляли его к месту расположения стад слонов и самцов с самыми большими бивнями. Это были отношения доверия, а не эксплуатации.

Когда мы возвращались ночью в наш лагерь, моя мать, которая проводила весь день, делая наброски пейзажа и дикой природы вокруг нее - разводила огонь и кипятила котелок. После питья мы сидели под звездами, слушая рев гиен и львов вдалеке, поедая свежее мясо дневной охоты и готовясь к тому, что остальное будет вывешено и высушено, как билтонг, чтобы накормить лагерь и забрать обратно для наших работников фермы.

Лучшие охотники мира - это также величайшие защитники природы. Вот почему нет никакого противоречия в том, что я являюсь попечителем Всемирного фонда дикой природы. Реальность такова, что существует конкуренция между человеком и дичью за землю и воду, и ее нельзя игнорировать, потому что в Африке, если животное платит, оно остается. Если эта идея вызывает у вас отвращение, если вы верите, что ни одно животное не должно быть затронуто человеком, тогда вы обрекаете животное на потенциальное вымирание. Если на слона не охотятся, если он умирает естественной смертью, то только у стервятников и гиен есть пища. Тем не менее, если животное будет застрелено в рамках программы устойчивого управления животными, то все сообщество выиграет. Когда охотник платит 250 000 долларов за охоту на старого слона, местные жители понимают, что есть реальная ценность в животных, которые, по их мнению, отнимают у них землю, уничтожают их урожай и угрожают их безопасности. Вместо того, чтобы уничтожать животных, охотники способствуют их дальнейшему существованию - без денег, которые охотники готовы платить, чтобы уйти в лес, животные были бы оставлены на милость браконьеров, недовольных местных жителей и разрушений промышленности и урбанизации, поскольку человек распространяется все шире по всему миру.

Когда дело доходит до этого, человек и зверь должны найти способ жить вместе и делить эту планету, которую мы все называем домом.

ЭТА АФРИКАНСКАЯ ЖИЗНЬ

Я выписывался из отеля, когда услышал шум дальше по приемной. Снаружи, под голым австралийским солнцем, стоял жаркий день, и я остановился в Сиднее, чтобы подписать книгу для моего последнего романа " ярость". Стоя у стойки, я слышал, как кто-то умоляет секретаршу: “но я должен его увидеть, я должен его увидеть. ” Я не обратил особого внимания, но потом услышал свое имя. Портье говорил молодому человеку лет семнадцати-восемнадцати: “мне очень жаль, но мистер Уилбур Смит уже выписался из отеля. ”

Я подошел к ним и сказал: “Извините, я Уилбур Смит. Ты хочешь поговорить? Вы хотели поговорить со мной? ”

Сначала мальчик потерял дар речи. Он выглядел так, словно увидел призрак своей матери. Затем, спотыкаясь на каждом слове, он сказал: “О, слава богу, я нашел тебя. Слава богу, что я смог встретиться с вами, потому что я ехал пять часов на поезде, чтобы увидеть вас, и я должен рассказать вам свою историю. ”

Я посмотрела вниз и заметила, что у него нет правой ноги и к ней прикреплен протез. В нем было что-то душераздирающе серьезное. - Ладно, хорошо, - сказал я. - у меня есть десять или пятнадцать минут. Давай выпьем вместе чаю и поговорим. ”

Мы нашли столик в баре отеля, и он рассказал мне, как тринадцатилетним или четырнадцатилетним мальчиком он ехал в школу на поезде со своими друзьями, и они, как обычно, развлекались. Они вскарабкались на крышу поезда, и, пока он бороздил австралийскую пустыню, они толкали друг друга и мчались вверх и вниз, осмеливаясь выполнять все более опасные трюки, как будто они были героями боевика в фильме, и молодой мальчик упал—через секунду он исчез, кувыркаясь с крыши и под колесами поезда. Его нога была оторвана, и ее искалеченные останки остались в нескольких милях от дороги.

Он посмотрел на меня с болью в глазах. - Мистер Смит, говорю вам, моя жизнь оборвалась именно в этот момент. Меня больше ничто не интересовало. Я был обречен на эту инвалидность, бесполезен; для меня не было ничего, никакого будущего, жизнь не стоила того, чтобы жить. - Он полез в сумку, висевшую у него на боку. - Потом я взял вашу книгу. - Он положил на стол экземпляр " Леопард охотится в темноте". Я написал этот роман три года назад, и это был четвертый роман из серии " Баллантайн". На этих страницах герой, Крейг Меллоуз, потерял ногу на минном поле во время войны в Родезийском Буше, но он не позволяет этому помешать ему преуспеть в жизни. Он торжествует над своей инвалидностью и выходит почти лучшим человеком после этого.

Мальчик улыбался. - Эта книга изменила меня, - сказал он. - Сегодня я директор школы. Я председатель дискуссионного клуба и шахматного общества, и я студент с отличием. Всем этим я обязан вам. ”

Я чуть не расплакался, услышав, что этот молодой человек обрел надежду, обрел новое сердце из-за истории, которую я придумал, и персонажа, которого я вырвал из своего воображения. Это были те читатели, которые делали меня счастливым, которые заставляли меня думать о себе как о мальчике, который любил книги и напоминали мне о том, что было важно, о преобразующей силе всех историй.

•••

" Леопард охотится в темноте" также вызвал большие перемены в моей жизни. Голливудская звезда боевика Сильвестр Сталлоне, в то время известный по фильмам " Рокки и Рэмбо", купил права на экранизацию, и на какое-то мгновение внимание киномира вернулось ко мне. Он позвонил мне лично и назвал цену. Я сказал, что это звучит хорошо, и на следующий день чек пришел по почте! Ему очень хотелось снять фильм в Южной Африке, и он хотел сыграть героя Крейга Меллоуза, но, как и во многих других кинопроектах, было много разговоров и, несмотря на репутацию Сталлоне, очень мало действий, и фильм так и не был снят. В романе Крейг Меллоуз - раненый ветеран и автор бестселлеров - возвращается в недавно получившее независимость Зимбабве, чтобы обнаружить, что ранчо, которое раньше принадлежало его семье, находится в руинах. Полный решимости возродить наследие своей семьи, он приступает к восстановлению ранчо в его былой славе, улучшая мир вокруг него в этом процессе. Через четыре года после выхода этого романа мечта Крейга о собственном уголке Африки стала моей мечтой. Прошло много лет с того золотого века моей юности, когда я дико жил на ранчо отца, но мысль о том, что когда-нибудь я вырежу свой собственный дикий уголок континента, превратилась в мечту, которая не отпускала меня. История Крейга Меллоуза была в какой-то степени актом исполнения желаний. Я решил сделать его реальным.

Я стоял на откосе, вглядываясь в угасающий вечерний свет. Это был 1988 год, и я находился глубоко в буше Кару, примерно в 250 км или двух с половиной часах езды на машине к востоку от Кейптауна. От горизонта до горизонта земля принадлежала мне. Когда–то это была череда ферм, которые я скупал одну за другой, чтобы создать обширное ранчо площадью в несколько гектаров. Я планировал заново вывести виды антилоп и других оленей, в частности Канну, которых не видели в этом районе почти триста лет. Позади меня располагался комплекс ветхих строений, которые я намеревался снести и превратить в традиционную Родезийскую усадьбу, точно так же, как Крейг Меллоуз сделал это в романе " Леопард охотится в темноте", а мой отец сделал это со своим собственным ранчо почти пятьдесят лет назад.

Я провел десятилетия, скитаясь по миру, сочиняя романы и живя полной жизнью. Впервые я собирался где-то обосноваться. Я бы назвал землю вокруг себя " Леопардовой Скалой".

•••

Я начал писать сагу о Баллантайне в конце 1970-х, стремясь вернуться в мир африканской истории после десятилетия современных триллеров. Серия " Кортни" к тому времени насчитывала всего три романа, и они были опубликованы в течение тринадцати лет. С Баллантайнами я работал бы иначе - писал бы все четыре романа подряд и описывал бы страдания рождения и взросления самой дорогой моему сердцу страны - Родезии.

Я всегда знал, что напишу о Родезии. Я не жил в этой стране больше пятнадцати лет, и за время моего отсутствия Родезия пережила невероятные потрясения. Когда я сел писать первый роман Баллантайна " Сокол летит" - историю о Зуге Баллантайне и его сестре Робин, которые прибыли на борту невольничьего корабля, чтобы исследовать дикую местность за пределами миссии Моффата в Курумане, проповедовать, охотиться, колонизировать и в конечном итоге разбогатеть, - я никак не мог знать, что серия закончится агонией Родезии и рождением страны, в которую она должна была превратиться. История разворачивалась вокруг меня, пока я создавал свои истории, реальная жизнь прокладывала путь, по которому должна была следовать художественная литература.

В то время как Кортни были рождены из рассказов моего отца и деда, Баллантайны имели свои корни еще ближе к дому. Эта серия была произведением любви и должна была стать праздником истории и легенд той части мира, с которой я был близко знаком. Я планировал поделиться историей, которая увлекла меня в детстве, и работой миссии Моффата в Курумане, Южная Африка. Роберт Моффат был шотландским миссионером-первопроходцем, который отправился в Южную Африку в 1816 году и поселился в Курумане, в Северной Капской провинции, где он основал миссию Моффата. Его дочь вышла замуж за Дэвида Ливингстона, а сын Моффата, Джон, помог Сесилу Родсу сделать первые шаги в его колониальных приключениях.

В первом романе Баллантайна " Сокол летит" Зуга и Робин Баллантайн прибыли в Южную Африку и отправились на север, к границе нынешних Ботсваны и Зимбабве, а во втором романе " Men of Men" (" Лучший из лучших" ) - Зуга встретился с Сесилом Родсом на алмазных приисках Кимберли, а затем помог этому вольному стрелку аннексировать Матабелланд и Машоналенд для королевы Виктории и своего собственного заднего кармана. Было очень приятно писать о необыкновенном предприятии такого человека, как Родс, который не был военным, но был твердолобым строителем империи и пионером.

Это были романы, построенные на долгих часах, которые я провел, погруженный в эту историю, с моментами, также вдохновленными моими любимыми авторами - Х. Райдер Хаггард дал Аллану Квотермейну прозвище " Ночной наблюдатель “в честь своего героя, американского военного разведчика Фредерика Рассела Бернхема, ”Тот-кто-видит-в-темноте“, а я, в свою очередь, дал Зуге прозвище Бакела, или " Тот-кто-бьет-кулаком". Третий роман, " И плачут ангелы", начался в разгар восстания матабеле в конце девятнадцатого века, а затем превратил историю в конфликт, который я знал слишком хорошо - Война Буша, которая недавно разорвала Родезию на части. Между тем, четвертый роман, " Леопард охотится в темноте", перенесет повествование в то, что было тогда сегодняшним днем - обретением независимости от Великобритании, образованием новой нации Зимбабве и ее первыми неуверенными шагами, когда побежденные колонисты стали обычными гражданами, а бывшие террористы оказались хозяевами в коридорах власти.

•••

В ноябре 1965 года я изолировал себя в горах Иньянга, чтобы писать. Успех " Когда пируют львы" вдохновил меня на то, чтобы написать " Темное солнце", а затем " Звук грома". Я писал о войне - в данном случае об англо-бурской войне. Это было время ожесточенного конфликта, когда Шон Кортни стал командиром отряда коммандос, проводившего партизанские рейды в Вельде, но не только в вымысле звучали рога войны. В реальном мире горы, где я поселился, стали границей в нашей собственной террористической войне. По ту сторону границы, в Мозамбике, диссидентские родезийские террористы устроили себе оперативную базу, перебравшись через горы глубокой ночью, чтобы посеять хаос на нашей ничего не подозревающей земле.

Позже в том же месяце Ян Смит, премьер-министр Родезии, сделал одностороннее заявление о независимости, объявив Родезию суверенным государством, независимым от Британской Короны. Это был акт, который усилил дисгармонию, уже растущую между правительством и черными националистическими группами в стране, включая Африканский национальный союз Зимбабве - во главе с будущим тираном Робертом Мугабе - которые активизировали свои действия, без разбора убивая граждан и провоцируя беспорядки в городах по всей стране. Это было началом настоящей войны Родезийского Буша, варварского конфликта, который продлится пятнадцать мучительных лет и разорвет некогда прекрасную страну на части. Все мужчины боевого возраста в стране были призваны на защиту Родины - и вот однажды утром, вместо того чтобы получать новости о продаже переводов и сделках с фильмами, я открыл утреннюю почту, чтобы получить бумаги, призывающие меня на службу.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒