От автора 13 страница

Она потянула маму за руку, но та не двинулась с места.

Он покачал головой.

— Ну по большей части народ считает, что ты могла знать. Но они тебя даже не видели, так что забудь.

— Кто именно?

Он передернул плечами.

— Ну так, некоторые журналисты. — Он отошел на шаг. — Не смотри на меня так, Элспет, я-то заступился за тебя.

За деревьями сгущались сумерки, и теперь, когда шел дождь, запах почвы усилился. Это была та липкая морось, которая висела в воздухе, как влажная паутина. Ему придется вернуться домой, хотя он еще не придумал, что скажет Элспет. Он все еще помнил тот самый первый раз, когда увидел ее, прячущуюся босую среди деревьев, когда он искал жемчуг в Айле, ее волосы развевались на ветру. У него было ощущение, что он уже несколько недель притворялся, будто не видит ее, из страха, что она вдруг уйдет и больше не вернется. Когда, наконец, она подошла и села рядом с ним, он был так счастлив, что поначалу не мог говорить. А потом он дал ей борочную жемчужину с розовым отливом, которую только что выловил, и что-то произошло у него внутри. Никогда он еще не видел, чтобы кого-то так заворожила жемчужина. Он не верил в любовь с первого взгляда. Это было просто смешно. Так почему же он не может вспомнить время, когда он не любил ее.

Выйдя из леса, он остановился, почувствовав неладное. Он оглянулся, пытаясь понять, что это было. Это была тревожная тишина. Дятел, должно быть, нашел себе пару.

Убедившись, что у дома нет репортеров, он бросился вниз по улице. Входная дверь плотно закрылась за ним, и он выдохнул. Он пойдет снимет мокрую одежду и согреется в ванне. Хорошо бы, если та замечательная пена для ванной еще не кончилась.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — сказала Элспет, входя на кухню. Она была натянута как струна.

В этом не было необходимости. У подножия лестницы стояли два чемодана.

— Альпина сказала, что мы можем пожить у нее некоторое время.

— А зачем бы нам это понадобилось?

— Я имела в виду, себя и Мэгги.

Он вздрогнул.

— Без меня?

— В переделанном чердаке.

— Когда ты вернешься? — Бриллиант опять крутанулся на ее пальце.

— Молоко в холодильнике.

— Ты ведь вернешься через пару дней? Да?

Она положила руку на перила.

— Они все время стучат в дверь. Звонок не умолкает. Телефон разрывается. Это несправедливо по отношению к ребенку. Она не перестает плакать.

— Может тогда лучше будет, если я пойду с вами? Мы же всегда вместе.

— Мусор выбрасывать по четвергам.

Что-то привлекло его внимание. Мэгги спускалась по лестнице в этих безумных тигровых тапочках, которые он купил ей и не видел уже несколько месяцев. Конечно же, она не хотела уходить.

— Мэгги?

Даже не взглянула на него.

— А как же Франкенштейн? Почему ты не берешь его с собой?

Взгляд все также в пол.

— Может, ты полюбишь его.

Элспет чуть присела, чтобы взяться за ручки чемоданов.

— Нет любви без честности.

— Не уходи.

— Ты знаешь, где нас найти.

Когда она подошла к нему, задев пальто на вешалке, он наклонился для поцелуя. Но она не остановилась. Он услышал запах ее духов. Это был тот самый запах, «Счастье», который она купила сама. Во всяком случае, он для себя так решил, что она купила духи. Мэгги последовала за ней, обутая все в те же безумные тапочки.

— Элспет, не уходи.

— У тебя есть их номер.

— Прошу, не оставляй меня.

Никчемная дверь стукнула, когда она попыталась закрыть ее за ними. Она попыталась еще раз, но дверь не хотела поддаваться. Он затаил дыхание, когда дверь при следующей попытке открылась шире, но снова не закрылась. Снова и снова, надежда приходила и уходила, свет то появлялся, то гас. Последний удар рикошетом попал ему в спину, и все, что осталось, — это ужасный звук шагов, удаляющихся от него людей.

Броуди проснулся от звонка в дверь. Во рту стоял привкус мусорки. Не зная, который час, он обернулся посмотреть, спит ли еще Элспет.

Это было хуже всего — просыпаться и вспоминать. Каждое утро его сердце снова и снова вонзался острый осколок горя. Одиночества. Его бросили, отвергли. Как это не назови ужасная суть не менялась.

Опять звонок в дверь, но он остался лежать. Уже прошло пять дней с их ухода, и он ни разу не вышел из дома и не открыл дверь. Он поднял телефонную трубку только для того, чтобы поговорить с ними. Они жили всего в четырех улицах отсюда, но казалось, будто на другом конце света. Мэгги едва смогла выдавить из себя пару слов. Что же до Элспет, то он не осмелился спросить, когда они вернутся. Пока он не задал этот вопрос, она не могла ответить «никогда».

Наконец он сел, ища пальцами ног свои удобные тапочки. И те ушли от него. Подтянув пижамные штаны, он вошел в комнату Мэгги. Вот маленький деревянный стол, за которым она обычно делала уроки. Над ним висела полка с книгами, которые она читала, когда была маленькой. Он взял в руки Ричарда Скарри «Город добрых дел»*, и стал разглядывать иллюстрации. Ему вспомнилось, как Мэгги водила пальчиком по странице и показывала на сову-оптика, льва-врача и кролика-парикмахера, а потом спросила: а где же ловец жемчуга? На двери висел забытый ею махровый халат. Может она мерзнет у Мунго с Альпиной? Он наклонился и заглянул в кукольный домик, все крошечные обитатели которого благополучно устроились в своих кроватках. До ее дня рождения, он прятал домик у Шоны с Дьюи. Выпрямившись, он заметил, что на комоде чего-то не хватает. Она забрала свою шкатулку с драгоценностями. В ней она хранила весь свой жемчуг. Наверное, Элспет ей сказала, что они больше не вернутся.

В последней чистой рубашке и штанах, предназначенных для работы в саду, он спустился вниз и поднял крышку хлебницы. Только крошки и пустой пакет. Цветная капуста заплесневела, он забросил ее обратно в холодильник. Ничего съестного не осталось. Когда он повернулся, его нога ударилась о пустые бутылки, сгрудившиеся вокруг мусорного ведра, и они, громко звеня, покатились по полу. Он не мог столько выпить за пять дней. Это было невозможно.

Сгорбившись за столом с ложкой над консервной банкой с тунцом, он разглядывал салфетку Элспет с серебряным кольцом с выгравированы инициалы ее матери. Рядом лежало деревянное кольцо Мэгги, с нарисованным тупиком, его они купили на острове Скай. Если бы он знал, что это их последний отпуск, то не стал бы читать книгу или гулять, когда ему нужно было побыть одному.

Проглотив жирный кусок, он уставился перед собой. Он поступил правильно, взяв вину на себя. Он не мог допустить, чтобы газеты заклеймили Мэгги воровкой. Даже мошенницей. Весь мир узнал бы, что она сделала. Ребенок никогда бы после такого не оправился. Ей и без того не просто.

Он погрузил ложку в тунца. А еще была Элспет. Он не мог позволить, чтобы и она прошла через это. Она нашла бы способ обвинить себя, как это сделала, когда родилась Мэгги с неполноценной рукой. Это было бы неправильно. Дочка стала светом ее жизни. И его. Девочка, которую они назвали Маргарет от латинского слова «жемчужина»**.

Встав (тапки он так и не нашел), Броуди открыл ящик буфета и убрал салфетки. Он почесал спутанные волосы. Теперь стол выглядел еще хуже. В отчаянии он нервным движением вернул салфетки на место. Безвольно опустив руки, он оглядел безжизненное пространство. Что-то пушистое коснулось его пальцев, и он вздрогнул. Лже-Фрэнк почему-то мерцал фиолетовым глитером. Как ему заботиться об этой мелочи, если он о себе позаботится не в состоянии? Существо безвольно повисло, когда он сунул его под мышку, а ноги в ботинки у двери.

— Когда мы вернемся домой? — Мэгги плюхнулась на кровать и уставилась на свои тигровые тапочки. Без папы все было по-другому. Она ненавидела это место. На пододеяльнике не было даже летающих гиппопотамов, а на завтрак опять не дали рисовых хлопьев. Мама приготовила стручковую фасоль, купленную у мамы Элис, но получилось ужасно.

— Ты уже спрашивала меня об этом сегодня утром, — сказала мама как ни в чем не бывало. — Иди сюда, я сделаю тебе прическу.

Сидя на синем табурете у туалетного столика, она изучала маму в зеркале. Ей здесь тоже не нравилось. По ночам Мэгги слышала, как она лежит рядом с ней в постели и притворяется, что не плачет. Почему бы им просто не вернуться домой, если она тоже ненавидит это место? Они обе не видели папу уже пять дней. Она считала. Сегодня утром, когда мама была в душе, а Альпина развешивала белье, она побежала домой, но папа не открыл дверь. Она попробовала открыть дверь своим ключом, но он не поворачивался, и она даже не сумела заглянуть внутрь, так как все шторы были задернуты.

— Но мы не можем оставаться здесь вечность.

Мама начала расчесывать ей волосы.

— Я же сказала, что ненадолго. Мы придумаем план.

— А как же папа? — Она может больше никогда его не увидеть.

Расческа ускорилась.

— Почему все твердят, что это он сделал?

Расческа замерла.

— Он поговорил с репортером из «Кроникл», а потом остальные газеты подхватили эту историю. А следом радио и телевидение. Он поступил правильно. Нужно нести ответственность за свои поступки. Кэмерон и Мунго могли потерять свой бизнес. Даже дома.

— А что будет, если выясниться, что это не он?

Мама посмотрела на нее так, словно она только что сказала самую большую глупость на свете.

— Зачем ему признаваться в том, чего он не делал?

Молчание.

— В чем дело? Ты выглядишь обеспокоенной.

— Ничего.

— Косы или хвосты?

— Всё ненавижу.

— Я хотел бы его вернуть, — сказал Броуди, ставя лже-Фрэнка возле кассы.

Продавец выдержала его взгляд, черные глаза за оправой не дрогнули.

— И с чего вдруг?

— Он не жует телевизионный кабель.

Она перестала теребить кольцо в носу.

— И, если я что-то не выношу в кроликах, так это праведности.

— А как же тогда быть с Пасхальным Кроликом?

— Это единственное исключение.

Из соседней клетки одинокий неразлучник издал пронзительный писк, напомнивший Броуди о детской игрушке, на которую постоянно наступают.

Она взяла обманщика на руки и стала гладить его по голове.

— Не понимаю, в чем проблема. Он очень милый.

— Вот именно! Где же анархия? А усы? У всех великих есть усы. Эйнштейн. Ницше. Лемми***.

— У Гитлера были усы, — сказала она угрюмо. Животное начало царапать ее плечо, и она снова опустила его на прилавок. — Я не могу забрать его.

Он провел рукой по нервно дергающейся щеке.

— Почему?

— Он весь в фиолетовом глитере.

— Это смывается.

— Не факт.

— Просто скажите, что он переживает свою фазу глэм-рока. Все поймут. Мы все пережили подобное.

Она покачала головой.

— Вам придется обменять его на другое животное.

— На другое животное? Я не могу ухаживать за ним, вот и весь сказ.

— Может золотая рыбка? Две по цене одной. Предложение действует до завтра.

Он подался вперед, уперев ладони в прилавок.

— А теперь значит, вы готовы достать мне золотую рубку. Не находите, что для рыбок уже несколько поздновато? — Его голос становился громче. — Мы пришли за золотой рыбкой, но ее не оказалось, поэтому мы взяли Фрэнка. Она по уши влюбилась в него, но он сбежал. А потом ушла и Мэгги. А я застрял с этим вторженцем.

— Вы пугаете черепах.

Какое-то мгновение он смотрел в окно.

— Можете просто забрать его? — Он почти умолял. – Мне даже возврат денег не нужен.

— У вас чек остался?

Он мотнул головой. Да заберите у него уже этого чертого кролика.

— Нужен чек.

— Но вы же нас помните! — выкрикнул он, тряся руками у нее перед лицом. — Девочку с растрепанными светлыми волосами и в шортах с подсолнухами. Она выбрала самого странного кролика в Христианском мире.

Последовала пауза.

— Я помню вас, — наконец проговорила она. — И вашу дочь. Она не с вами?

— Нет. — Он уставился себе на ноги.

— Видела вас обоих в газете.

Потрясенный, он поднял голову. Значит, все в курсе.

— Я лучше пойду.

Она провела кончиками пальцев по прилавку.

— Я поспорила со своим парнем, что это не вы. Проиграла тридцать фунтов.

Даже неразлучник умолк.

Он вытащил из кармана три десятифунтовые банкноты и бросил их на прилавок. Она с недоумением уставилась на них. Он подхватил лже-Фрэнка подмышку и вышел, не вслушиваясь, что там она говорила ему в спину.

— Свобода, — объявил Броуди, открывая пассажирскую дверь снаружи и демонстрируя заманчивые поля позади себя.

Не сводя глаз с бардачка, лже-Фрэнк остался сидеть на месте.

— Ты только посмотри. — Он отошел в сторону и указал на обочину, красивую сочно-зеленую, совсем рядом с Пертом. — Лютики и прочие радости.

Единственное, что шевельнулось — это нос.

— Ну, ступай. Там гораздо лучше, чем на ковре в гостиной.

Кролик по-прежнему не двигался.

— Я предлагаю тебе свободу — вот, чего все хотят. Возможность оставить все это дерьмо в прошлом.

Животное повернулось к нему свиной, выставляя хвост.

Он кивнул на поля, окаймленные живой изгородью, исчезающей за горизонтом.

— Подумай обо всех тех крольчихах. Секса, сколько захочешь.

Ничего.

— Они тебя полюбят. Даже продавщица решила, что ты милый.

Животина прыгнула на водительское сиденье, оставив после себя круглое пятно.

— Что ж, вот так. — Он обхватил пальцами теплое брюхо кролика и вытащил его наружу. Он вышел на обочину и посадил его рядом с аппетитным сорняком, а сам бросился к машине, колеса с визгом заскользили по камням, когда он отъехал. Остановившись, из-за проезжающего мимо грузовика, он взглянул в зеркало. Глупая тварь даже не пошевелилась.

Элис считалась ее лучшей подругой, но каждый раз, когда она навещала ее с тех пор, как о папе написали во всех газетах, мама Элис неизменно отвечала, что дочери нет. Она нерешительно толкнула дверь и остановилась у прилавка, заваленного пирожными и буханками хлеба с наклейками «за полцены». Похоже, им больше не придется прятаться от посетителей. Их вообще не стало.

— Элис здесь?

Мама Элис опустила вязальный крючок.

— Слыхала, вы с мамой переехали.

— Мы отдыхаем в новом переоборудованном лофте тети Альпины.

— Отдыхаете, значит? Вот, как это называется.

Молчание.

— Как поживает твой папа?

Она почесала бедро.

— Он тоже отдыхает.

— Говорят он работу на фабрике потерял.

— Элис здесь?

— Мэгги, он сказал зачем это сделал? Вот, что я никак не пойму. Все сошлись на том, что из-за денег.

Из-за полок донесся звук передвигаемых консервов. Она пошла на шум и увидела Элис в желто-белом клетчатом платье. Она держала в руках коричневую метелку из перьев. Почему Элис ей не рада?

Мэгги улыбнулась.

— Замутим что-нибудь?

Перья продолжали метаться взад и вперед по банкам с горохом.

— Что, например?

— Да что угодно.

— Так дождь опять.

— Мы могли бы залезть в Толбут, — прошептала она. — Посмотрим, может грабители припрятали там денюжки, после того, как мы были там последний раз.

— Нет там никаких денег, — прошипела в ответ Элис. — И никогда не было. И вообще, у меня стало еще меньше денег после поездки, так как мне пришлось купить новые шлепки. — Она подошла к консервированной кукурузе.

— Если ты нам звонила, — сказала Мэгги, идя за ней, — и никто не ответил, это потому что нас не было.

— Я не звонила.

Молчание.

— Мама встречалась с этим человеком, — сказала Элис, по-прежнему не глядя на Мэгги. — С одним из охотников за жемчугом. Я думала, он будет моим новым папой.

Она потрогала пальцами край своих шорт.

— Так быстро нового папу не найти.

— Найти. — Элис поправила консервы с супом. — Новый папа появляется, как только мама найдет того, кто лучше настоящего.

Мама ведь не собиралась этого делать, да? Мэгги не хотела другого отца. Она любила уже имеющегося.

— Какой он из себя?

— Он уехал к себе домой три дня назад вместе с остальными.

— Может он еще вернется.

— Она все еще ждет, что он позвонит.

Она попыталась улыбнуться.

— Пришлете мне открытку из Испании?

— Мы никуда не едем. Это слишком дорого. — Щетка для пыли замерла. — Зачем ему это понадобилось?

— Кому?

— Твоему папе.

Она сглотнула.

— Это был не он.

— Конечно это был он, глупая. — Теперь она кричала, почти плакала. — Он сказал, что засунул эту дурацкую жемчужину в раковину. А теперь мы снова сами по себе и даже не можем поехать в Испанию. Он все разрушил.

Да ради всего святого. Когда в поле зрения Броуди появился знак «Нижняя Айла», он ударил по тормозам. Машина качнулась из стороны в сторону, когда он развернулся к полю. Колеса скользили по траве, пока он выезжал, а после направился туда, откуда уехал восемнадцать проклятых минут назад.

Когда он уже уйдет? Элспет смотрела, как последний посетитель вытирает рот тыльной стороной ладони. Должно быть, доел таки. Он уже сунул палец в созвездие крошек на своей тарелке и облизал его. Чего он ждал? Она хотела убраться отсюда. Люди по-прежнему приходили, чтобы похлопать Кэмерона по спине и сказать, что они ни на секунду его не заподозрили. И что они хотели этим сказать? Что они всегда считали Броуди мошенником?

Поставив локти на стойку, она подперла щеки кулаками. В это все еще было трудно поверить, но ведь она сама нашла в стиральной машине маленький замшевый мешочек, похожий на те, которые используют ювелиры. Наверняка именно в ней лежала жемчужина. Как она могла так ошибиться в Броуди после стольких лет? Она была такой дурой. Может он врал не только об этом? Например, про журналистку, которую побывала у него в сарае. Ту самую с декольте и волосами. Неужели у него с ней что-то было? Все те разы, когда он уходил на ночь, якобы за мидиями...

Наконец посетитель взял счет, откинулся на спинку стула и сунул руку в карман. Отсчитав монеты, он сложил их в Пизанскую башню рядом со своей тарелкой и поднялся. Когда она встала у двери, чтобы поторопить его, он остановился и заправил рубашку за пояс.

— Эта история с жемчужиной. Я вот всё спрашиваю себя, неужели та девочка не замешана? — сказал он. — Ну вы поняли о ком я? С протезом, ее фото еще в газете было. Может быть они были заодно, отец и дочь. В Индии используют детей-инвалидов, чтобы выпрашивать деньги. Ладно, мне пора. Приятного вечера. Вот и солнце вышло.

Она не знала, куда идет. Куда-то. Всё равно куда. Только прочь отсюда. Мэгги с Элис, так что не было никакой необходимости сразу возвращаться к Альпине. Скоро им придется покинуть то место и искать другое. Альпина нескончаемым потоком отпускала язвительные замечания, и это было почти невыносимо.

Проходя мимо развалин аббатства, она не отрывала глаз от тротуара. Именно там Броуди впервые поцеловал ее, когда они лежали среди шелестящих опавших листьев и красных арок из песчаника. Может быть, это она во всем виновата. Но она лишь заметила, что жемчуга становится все меньше, так как он, казалось, просто не понимал этого. И почему она одновременно чувствовала себя виноватой и при этом злилась на него?

Она положила руки на теплую стену моста и взглянула вниз на Айлу. Легкий ветерок трепал волосы. Именно здесь Броуди впервые признался ей в любви. Он написал это на дне реки камнями, и она почувствовала такой восторг, что не смогла удержаться и взяла его за руку. Он не назвал ее имени, но она знала, что слова предназначались ей — он покраснел. Еще несколько недель после, она каждый день приходила сюда, чтобы полюбоваться надписью и пофантазировать об их будущем. Теперь тех камней не осталось и следа. За ветку, уходящей в воду, зацепился пакет из универмага и раздувался парусом на ветру, рядом на воде покачивалась ярко-красная кокакольная жестянка.

Ее туфли на плоской подошве скользили по грязи, когда она, пошатываясь, спустилась к воде. Она взглянула на дорожку, убегающую под мост и представила, как они сидели там в бурю, открыли раковину и жемчужина упала на ладонь Кэмерону к всеобщему огромному удивлению. Больше всех был удивлен Броуди. Подумать только, а ведь она сама пришла к нему в сарай и заверила, что знает — это не он. А на кухне в тот раз он только и сказал ей о волшебстве в обыденной жизни.

Когда она пошла вниз по течению, впереди на ветку уселась птица с белой грудкой. Броуди наверняка знал ее название. Значит, вот оно как, спустя почти двадцать лет? Слишком подавленная, чтобы идти дальше, она села, желая забыть все это, но ее осаждали воспоминания, которым она больше не доверяла. Те времена, когда они были молоды и изучали друг друга в рыбацкой хижине. Шли рука об руку по этой самой тропинке будучи молодоженами, говорили о том, сколько у них будет детей. В тот самый день, когда они зачали Мэгги на полу гостиной, с неба падали большущие хлопья снега. Семейные пикники в Кэрнгормсе, где они собирали чернику и бросались в друг дружку не съеденной.

— Я не был уверен, какой дорогой ты пойдешь.

Прикрыв глаза ладонью, как козырьком, она посмотрела вверх.

— Не возражаешь, если я присоединюсь? — спросил Кэмерон, присаживаясь рядом. — Заметил тебя на мосту, когда ехал мимо. Подумал, может тебе нужна компания.

Прошла неделя с тех пор, как она стояла перед ним и той журналисткой и настаивала, что это не Броуди, и она все еще была слишком смущена, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Мне жаль, что он раньше не признался.

— Мда, это было бы неплохо.

Она повернулась к нему. По крайней мере, его глаза не были так налиты кровью.

— Он извинился? За что-нибудь?

— Боюсь, что нет. Наверное, для тебя это стало большим потрясением, узнать, что твой муж способен на такое.

Она наблюдала за тем, как солнце зажигает медные отблески на поверхности воды.

— Никогда этого не пойму. Он всегда ненавидел культивированный жемчуг.

— Я ведь уже говорил: люди меняются. По крайней мере, ты съехала. Ты же не хочешь кончить, как жена члена парламента от Тори, стоящая у ворот в поддержку заблудшего мужа, в то время как весь остальной мир смотрел на это с отвращением. — Его рука легла ей на колено. — Как твой друг, я советую тебе не затягивать это дело. Объяви о своем решении и разорви все связи. Иначе, твоя жизнь здесь с Мэгги, превратится в ад. Люди такое не забывают.

Она поднялась.

— Я лучше пойду.

— Я давно хотел тебя кое о чем спросить.

— Мне нужно ужин приготовить.

— Уже много лет, — сказал он, вставая. — Я так и не спросил.

— Дочка скоро вернется. — Она уставилась на свои туфли, перемазанные грязью.

— Я все время ломал голову, почему письма оказалось недостаточно? Что я должен был еще сделать, чтобы удержать тебя?

Она подняла глаза.

— Какого письма?

— Я так и не получил ответа, поэтому меня это сбило с толку. Вот почему, когда ты ушла, я не пытался тебя вернуть. Я просто предполагал...

— Какое письмо?

— Мне потребовалась целая вечность, чтобы написать его. Это было мое первое письмо предназначавшиеся девушке.

— Да что за письмо?

— Ну где я говорил, как много ты для меня значишь. Оно должно быть у тебя. Я сам просунул его под дверь дома твоих родителей. Это было во время пасхальных каникул.

Молчание.

— Или они не отдали его тебе? — Он нахмурился. — Странно, мне всегда казалось, что я нравился твоим родителям.

Она покачала головой, в душе бушуя от гнева.

— Альпина.

Это точно было здесь. Он вспомнил, как ветви изгибались над дорогой, словно пытаясь дотянуться до тех, что были на другой стороне. И это было поле с одиноким дубом. Стоя на краю, он развернулся по своей оси. Лже-Фрэнка было не видать. Он покосился на дорогу, буквально заставляя себя. Ничего не раздавлено. Значит, таки свершилось. Он воспользовался шансом и побежал навстречу будущему.

Двигатель запротестовал, когда, опустив ногу в пол, он направился обратно тем же путем. Зря он переживал, что короткошерстный тупица слишком одомашнен — или толст — чтобы выжить в дикой природе. Что если он не поторопится, то увидит его расплющенным пушистым блином на асфальте, и это будет его вина. Скорее всего, тот уже сидел в норе со своим бархатноухим приятелем. Какая пустая трата бензина. Как будто у него мало проблем.

Когда он поднялся на вершину холма, раздумывая, получится ли срезать черные островки с цветной капусты, что-то выскочило на обочину дороги. В попытке остановить машину, раздался ужасный визг и едкий запах гари. Наконец он все-таки затормозил, вцепившись руками в руль. Это ведь не ребенок, правда? По обе стороны дороги стояли дома с велосипедами. Ребенок запросто мог выбежать на дорогу. Дети, те еще пострелы, за ними нужен глаз да глаз. Каким-то образом ему удалось открыть дверцу, выйти из машины и доковылять до капота. Не нужно было ехать так быстро, тем более по холму. Какой же он идиот! Наконец он опустил глаза. Внизу сидел лже-Фрэнк с щегольски развивающимися усиками, как будто поджидал выездного на дом стоматолога.

Вернувшись в Нижнюю Айлу, он припарковался у входа в универмаг. У него потекла слюна от запаха свежеиспеченного хлеба. Дома было шаром покати, но он никак не мог решиться войти. Все будут таращиться на него, на человека, уничтожившего город, который только-только встал на ноги. Довольно уже было тех криков в фабричной столовой. Его тошнило от чувства вины, хотя он был даже не причем. Машина содрогнулась, когда он повернул ключ. В это время дня «Виктория» обычно пуставала. После пары пинт пива и кроссворда, он заскочит в гараж в Блэргоури и возьмет один из тех консервированных бифштекс и пудинг с почками. И хотелось со скидкой.

Когда он вошел в паб, в воздухе висел успокаивающий запах несвежего пива. Он сразу же заметил Мунго, сгорбившегося за столом у камина, обхватившего бокал обеими руками. Еще лучше.

— Я могу тебя угостить?

Мунго поднял свой бокал, звякнули кубики льда.

— У меня есть.

Виски. На вид двойной. А судя по его голосу не первый бокал.

— Повторить?

— Ухожу через минуту.

— Ты впервые отказываешься от дармовой выпивки.

Мунго вытер губы тыльной стороной ладони.

— Тебе не нужна пикша, а?

Он помолчал.

— Мы могли бы немного потренироваться.

Тот мотнул головой.

— Девиз какой организации – «верность, храбрость, честность»?

— Честность? — Он почти усмехнулся. — Нет настроения.

— Может в Клудо?

— Не.

— Будешь мисс Скарлетт.

Мунго сделал еще один глоток.

— Ну же, Мунго, тебе же нравится быть мисс Скарлетт. Вот сколько я тебя знаю? И даже ни разу не спросил почему. Вот, что значит друг.

Он откинулся на спинку стула.

— До сих пор не могу поверить, что это был ты. Я бы скорее подумал на Кэмерона.

Началось.

— Я знаю тебя с одиннадцати лет. Неволей задумаешься, кому можно доверять.

— Ты по-прежнему можешь мне доверять.

— Я просто не понимаю. У меня самого с деньгами не очень, но я бы одолжил сколько нужно. Занял бы у кого-нибудь. — Он выглядел так, будто вот-вот заплачет.

— Мунго, ну хорош. Я все тот же человек, каким был всегда.

Брови сошлись на переносице.

— Все это время люди думали, что это я. Слышал бы ты, о чем они судачили. Я даже подумывал переехать.

Он попытался улыбнуться, шагнув к нему.

— Помнишь, как нас усадили рядом в первое же утро моего появления в школе, и мы вытащили ветчину из моих бутербродов, прилепили ее под столешницу мисс Форбс и ждали, когда она упадет ей на колени?

— Все эти домыслы в газетах, — сказал Мунго, уставившись на пивной коврик, который он начал крошить на мелкие кусочки. — Эти тщательно сформулированные фразы, которые как бы и не клеветали, но явно означали, что я ничего не добился в жизни, и забегаловка моя вот-вот разорится. Они даже выяснили, сколько я задолжал за жилье.

— А помнишь, как мы красили твою забегаловку, а ты пытался использовать мои волосы как щетку?

— Мне даже почудилось в какой-то момент, что даже мама решила, будто это я. Она точно не думала, что это ты.

— Она все еще готовит тот пирог с патокой, который мы ели, когда я приходил к ней на чай после школы?

Мотнув головой, Мунго осушил стакан и встал.

— Я ухожу. Надо приготовить поесть Мэгги, поджарю ребрышки, чтобы взбодрить ее. Она их обожает, если ты не забыл. Ты когда-нибудь думал о том, какими последствиями это обернется для нее? Или для Элспет?

Тишина, за которой последовал звук удаляющегося шагов его лучшего друга. Мгновение он стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Как обычно, пожалуйста, — сказал он, приближаясь к бару.

Алан перевернул страницу «Шотландца».

— Пинту, как будешь готов.

— Слушай, Броуди, — сказал Алан, медленно складывая газету. — Люди недовольны.

— А из нового?

Алан почесал ржавую бороду на шее.

— Учитывая все произошедшее, ситуация не из простых.

— Тебе просто нужно засунуть стакан под кран.

Алан покачал головой, как будто это было последнее, что он собирался сделать.

— Ну хоть ты, настроен не против меня?

Он поднял руки.

— Боже упаси! Ты один из моих лучших клиентов... Я просто хочу сказать, что на данный момент тебе лучше не заходить сюда. Это не имеет ко мне никакого отношения, я-то хорошо справился с последними событиями. Просто все немного не в себе... Нам бы дать народу выдохнуть, если ты понимаешь о чем я.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒