От автора 8 страница

Только при одной мысли об этом, он будто чувствовал, как речное течение билось об ноги, а сердце начинало колотиться в предвкушении охоты. Когда он повернулся, взгляд жены упал на его идеально белую рубашку, словно она впервые ее видела. Хотя эту она и правда видела впервые. Ему пришлось сходить и купить эту чертову тряпку. Тридцать пять фунтов.

— У Дьюи может найтись для меня работа. Мы встречаемся с ним на фабрике в девять.

Она моргнула, как будто кто-то включил яркий свет.

— Пока эти охотники до жемчуга не уберутся отсюда. — Он просунул палец за воротник и вновь его дернул. — На полставки. Я подумал, что другие варианты не помешают.

— Варианты? — Она затянула пояс халата.

— Так я по-прежнему могу ходить за жемчугом.

Ее взгляд скользил по нему, как падающее перо.

— Что это за брюки?

— Похоронные. — Он вытащил тост за краешек корочки. — Я решил сделать небольшое усилие.

Она потащила стул, тот заскрежетал ножками об пол.

— Тебе не понравится, — сказала она, бухнувшись на сидушку.

— Масса халявного джема и прочих радостей.

— Да ты ведь даже не любишь джем. И тебе известно, как Дьюи к этому относится.

— Мне нравится смородиновый. И на завтрак у меня будет «Данди». — Он полез в буфет за банкой. — Чего еще желать?

Молчание.

— Это тот галстук, который ты надеваешь на свадьбы?

Он поднял кончик галстука и внимательно осмотрел его. Когда Броуди покупал его много лет назад, тот показалась ему милым и веселым. Теперь же казалось, что он излучал нелепый оптимизм.

— У меня есть только этот.

Судя по ее виду, она все еще не понимала, что происходит.

— А ты не рассматривал что-нибудь еще? Работу на свежем воздухе.

Да в том-то всё и дело, он только и умел, что искать чертов жемчуг.

— Мне понравится.

— Ты говорил, что в пятницу нашел в Сазерленде неплохую кремовую. Отнести ее мистеру Максвити?

— Я ее обронил.

Молчание.

— Ну и как там дела наверху? — произнесла она наконец.

— Охотники за жемчугом устроили форпост в Кэрроне.

— А что там с другими реками? — Она поднялась и включила чайник. — Шин и Ойкель. Ты их смотрел?

Он попытался открыть мармелад.

— Ойкель не пригодна для жемчуга.

— Быть не может. Твой отец нашел там несколько прекрасных больших кремовых. У него в журнале записано. Забыл? Мы же с тобой его читали.

Крышка внезапно оторвалась и упала на пол, где громко завертелась.

— Мне надо идти. Не хочу опаздывать.

— Но еще нет семи. А как же завтрак?

Он заглянул в банку. Серый бархат.

— Мармелад заплесневел.

Он учуял фабрику еще до того, как она появилось в поле зрения. Липкая вонь, казалось, стояла у него в горле. Даже хохлатые синицы отказывались открывать клювы. Это был не восхитительный аромат летней клубники, которая сияла, как рубины в полях, а скорее аромат клубничного тазика с пеной, которую вы предложили слегка нелюбимому вами родственнику.

Доехав до конца дороги, он остановился между соснами. Он столько лет прожил в Нижней Айде, а ему и в голову не приходило, что фабрика выглядит вот так. В вырубленном участке леса, похожем на выбритый лоскут кожи, приготовленный для скальпеля хирурга, стоял огромный серый металлический ящик, ну чисто крематорий. Из-под крыши валил дым, будто пытался прорваться наружу через заднюю дверь.

Направившись к двери с надписью «приемная», он пересек автостоянку. Внутри, за письменным столом сидела женщина. Она оторвала глаза от книги в мягкой обложке, которая выглядела так, будто ее читали в ванной. Женщина запустила руку в свою копну волос и фиолетовыми ногтями извлекла из них ручку.

— Я к Дьюи. — Он попытался улыбнуться, чтобы не выдать своих мыслей: он предпочел бы мокнуть на берегу реки, и пусть при этом пузырек из-под аспирина так и останется пустым, нежели стоять здесь перед ней.

— Присаживайтесь. — Не отрывая от него черных, как у дрозда глаз, она сняла трубку. — Тут мужик из газеты пришел. — Пауза. — Нет, другой.

Не обязательно было демонстрировать такое разочарование.

Она молча положила трубку и продолжила чтение.

Опустившись на серый пластиковый стул, он почувствовал, что брюки прилипли к ногам. Наверное, все дело в ожидании наступления девяти часов, которое он провел в лесу под моросящим дождем. Он попытался отлепить их, но ткань цеплялась за кожу, как холодные магниты.

— Нравится, работать здесь? — спросил он с сомнением.

— Хороший вид из окна, — ответила она.

Он посмотрел в окно на автостоянку. На какое-то ужасное мгновение ему вдруг захотелось взвалить секретаршу себе на плечо и, пошатываясь под ее весом, отправиться навстречу свободе, пока у них обоих еще была такая возможность.

Как раз в тот момент, когда он раздумывал, сойдет ли для этого маршброска пожарный лифт, открылись двойные двери. Дьюи появился в белом халате, но тот отчего-то не передавал ему типичной авторитетности, как это происходило в случае с любым медиком или ученым. Его малый рост и то, что, черт возьми, было у него на ногах, не очень-то помогало. Что же это было? Ковбойские сапоги?

— Броуди! — сказал он с сияющей улыбкой, которая даже его уши заставила шевельнуться. — Рад, что ты наконец увидел тот самый свет. Сколько лет я талдычил тебе, что видел будущее, и будущее похоже на мармелад? Иди сюда.

Он последовал за Дьюи по стандартным фабричным коридорам. В итоге не удержался и постучал пальцам по не вызывающей доверие стене, чтобы проверить ее на прочность. Пока они так шагали, он то погружался, то выпадал из монолога об истории компании, которую Дьюи доблестно пытался проследить от основания до единственного визита королевы Виктории и пунша из давленной малины.

— Мой кабинет, — сказал Дьюи, словно открывал дверь в свою вотчину для мелкого вассала. Он просеменил за идеально прибранный письменный стол, затем уселся в большое черное кожаное кресло и принялся довольно раскачиваться. — Роскошная рубашка, Броуди.

Устроившись на пластиковом стуле, который имел такое же отдаленное отношение к удобству, как и его брат в фойе, он посмотрел на металлические жалюзи, закрывающие желанный вид на парковку. Даже анорексичный паучник* казалось не хотел находиться здесь. Затем его взгляд остановился на пушистом красном драконе с зеленым брюшком и рогами на картотечном шкафу.

— Вижу восхищаешься Абертауи**, — сказал Дьюи. — Знаешь, что его имя означает?

Он покачал головой.

— Это по-валлийски «Суонси». — Он улыбнулся так, словно сам придумал это место.

— Я думал, ты убрался из этого уродливого милого городка даже быстрее, чем Дилан Томас***.

— Да стоит только переехать, как привязанность к этому месту становится чем-то вроде малярии, от которой трудно избавиться. Я помню, как ты через забор сказал, что был на моей родине.

— Как-то раз искал жемчуг в канале Суонси.

— Нашел что-нибудь?

— Коляску. — Он поднялся. — Река Конви — это уже совсем другая история. Никогда не забуду тот день, когда я нашел четырнадцать жемчужин в одной раковине. Это было...

Дьюи поднял крохотную ладошку, словно останавливая автомобильное движение.

— Конви на севере. Никогда не захожу на территории племен****. — Он подался вперед и нахмурился. — А это не тот галстук, в котором ты был на нашей свадьбе?

Ногтем большого пальца он соскреб заскорузлое пятно. Вероятно, говядина Веллингтона.

— Узнал его по фотографиям. — Дьюи обвиняюще ткнул в него пальцем. — Есть вещи, которые никогда не забываются, как бы ты ни старался. Вы оба должны прийти в следующий четверг. Выпьем, чтобы отпраздновать. В честь двенадцатой годовщины нашей свадьбы.

— Поздравляю.

Слегка покачиваясь, Дьюи откинулся на спинку стула.

— То, что ты все еще женат, ничего не значит. Главное — это желание быть женатым. Что твоя жена не лежит в постели и не думает, как бы с тобой развестись. Это самое трудное — все еще быть мужчиной, в которого она влюбилась, даже если ты полностью облысел. Или с одной стороны, в твоем случае.

Молчание.

— А вы с Элспет сколько женаты?

— Девятнадцать лет. — Он женился на ней, как только она закончила учебу. И их брак не мог закончится сейчас, после стольких лет.

Дьюи указал на него степлером.

— Незыблемые, прямо как мы. Приходи где-то к полвосьмого. Будут сосиски в тексте, соусы всякие. Я и Кэмерона приглашу в качестве небольшой благодарности за все, что он сделал.

Он ни за что не придет, если этот человек будет там.

С улыбкой, которая растянула усы, Дьюи взял «Кроникл» и показал ему передовицу

— Видишь это? — Он постучал пальцем по странице.

Видишь?! «Жемчужная лихорадка! » — заголовок был такой большой, что его можно было заметить из космоса раньше Великой Китайской стены. Ниже была фотография туристов, оккупировавших Айлу, как пляж в Коста-дель-Соль. Это было ужасно.

— И все хотят какую-нибудь побрякушку в виде сувенира с надписью «Нижняя Айла», — сказал Дьюи. Его лысая голова сияла от радости. — И что же такого уникального производит Нижняя Айла? Вот и я о чем! Можно даже не обсуждать, что мы в три раза увеличили шрифт у нас на этикетках. Товар все время кончается, что в магазине, что в универмаге, да и в лавке при фабрике тяжко.

Он уставился на лоснящуюся дорожку автостоянки.

— Джем не ждет, — объявил Дьюи, внезапно оказавшись рядом с ним. — Я проведу для тебя небольшую экскурсию, а потом мы перейдем к делу. Должен признаться, Броуди, мне будет приятно видеть тебя на борту. Не скрою, я рулю довольно тесным кораблем. Мне нравится его называть Пароход «Консерва».

Из-за двери Дьюи достал белый халат и распахнул его перед ним.

— Считай, что тебе повезло, только менеджерам и посетителям разрешено носить белые. Пройдет еще десять-пятнадцать лет, прежде чем ты снова наденешь такой, так что наслаждайся. Хорошие деньги, когда доберешься до этого уровня. Я только что заказал гидромассажную ванну.

Неуверенный, что правильно расслышал, Броуди накинул халат и повернулся.

— Гидромассажную?

— В подарок Шоне на годовщину свадьбы. Доплатил за дискосвет. Я поставлю ее рядом с твоим забором. Чтобы он не рухнул окончательно. Но ты даже не поймешь, что она там стоит.

— А она что тебе подарила? — Не сказать, что ему было так уж интересно.

Демонстрируя до сих пор скрытую склонность к гимнастике, Дьюи высоко поднял ногу над столом и поставил ее рядом со степлером с глухим стуком бараньего сустава, попавшего в мясницкую колоду. Застенчиво улыбаясь, он приподнял штанину, обнажив весь ужас своего ботинка.

— Змеиная кожа, — сказал он, как будто не требовалось никаких иных объяснений по поводу фиолетовых лоскутов на носках тревожно вздернутых вверх. И зачем он вообще таскался в них на работу?

Проворно спустив ногу, он протянул Броди что-то из маленькой картонки на столе. Синяя синтетика, напоминающая на ощупь жуткое одноразовое больничное бельё.

— Что это?

— Сеточка для волос. Надеюсь, подойдет. Не хотелось бы, чтобы волосы оказались в мармеладе. Хотя, если уж на то пошло, надень-ка две, так будет лучше. — Он передал ему еще одну шапочку.

Броуди молча потеребил их пальцами.

— И тебе придется снять обручальное кольцо. На фабрике запрещено носить украшения.

Он до сих пор помнил, как Элспет надевала кольцо ему на палец. У нее все никак не получалось. Они тогда оба почувствовали, что вот-вот рассмеются у алтаря, да так и не смогут остановиться.

— Я его ни разу не снимал.

— Броуди, сейчас не время для сантиментов. Если кусочек металла попадет в механизм, нам всем не поздоровится. Банка может разбиться. Нам придется остановить производство, избавиться от шестисот банок продукта и искать каждую частичку стекла. У меня есть немного WD40******, если это поможет снять эту штуку. Шона израсходовала весь вазелин.

Кожа натянулась на костяшках пальцев, когда он неохотно дернул кольцо.

— Давай побыстрее. — Дьюи поднял свою крошечную руку. — Сегодня утром у меня еще заседание правления.

Ему удалось рывком снять кольцо, и он сразу же почувствовал себя голым. Броуди стоял там и смотрел, как Дьюи бросил кольцо в ящик стола. Не проронив ни слова, Броуди последовал за ним по еще более фальшивым коридорам. В итоге, пройдя через пару больших пластиковых гибких дверей, он очутился в ледяной комнате, облицованной белой, как в морге, плиткой. Откуда-то доносился несмолкающий гул машин. Он приподнял ногу. Липко.

— Видишь? — Дьюи указал на запечатанный пластиковый барабан с серебряным колпачком, неподдающийся описанию. — Это севильские апельсины для мармелада. Светится, как золото, когда открываешь.

— Я все еще не понимаю, как ты можешь называть себя одним из последних производителей мармелада Данди. — Броуди ткнул большим пальцем в сторону берега. — Мы в пятнадцати милях от Данди******.

— Мне нравится мысль, что мы просто сбились с курса. Как бы то ни было, вряд ли наши рынки сбыта вообще поймут разницу. Американцы думают, что Бирмингем находится в Алабаме, Париж — в Техасе, а Кардифф — в Нью-Йорке.

Осматривая стены в поисках окна, маленького кусочка неба, чтобы подбодрить себя, Броуди последовал за ним за угол. За лужами воды стоял стальной стол, напомнивший ему те, которыми пользовались патологоанатомы в телешоу. На нем была насыпана гора лесной розовой замороженной клубники. Две женщины за шестьдесят с безжалостностью медсестер проверяющих школьников на вшивость, скребли ягоды.

— Эти две дамы — наши сортировщицы, — сказал Дьюи. С такой же интонацией в голосе он демонстрировал Броуди свою новую машину. — Они с нами с окончания школы. Они проверяют фрукты на наличие инородных тел, которые могли быть пропущены нашим поставщиком.

— Какие, например?

— Шелуха или насекомые.

— Они вот так стоят и занимаются этим весь день?

Дьюи поднял указательный палец вверх.

— Только избранные, Броуди. Только избранные.

Пройдя под аркой, они остановились перед рядом огромных медных кастрюль, наполненных красной жидкостью, бурлящей, как лава. Мужчины с желтыми берушами нажимали на кнопки и что-то записывали на планшетах. Было так жарко, что казалось, будто он только что попал в другое время года.

— Это сердце фабрики. Котельная, — крикнул Дьюи, перекрывая шум. — Там, где на самом деле делается продукт. Медные кастрюли с паровым подогревом. Традиционные. Мы используем метод крутого кипячения.

— Даже собственных мыслей не слышно.

Дьюи приподнял брови и радостно помотал головой.

— А это и не нужно.

Когда они проходили мимо конвейерной ленты, на которой дрожали сотни банок, грохот котельной перекрывал звон стекла.

— А окна где? — спросил он.

Дьюи смутился.

— А на что там смотреть на улице? — Он развел руки. — Вся движуха здесь. Тебе больше не придется стоять в одной из этих дурацких рек в одиночку. Никогда. Вон видишь Дерека?

Седовласый не обернулся, словно не про него шла речь.

— Он у нас уже сорок четыре года. В этом вся прелесть этого места. Никто никогда не уходит.

Когда экскурсия закончилась, Броуди снова сидел на своем пластиковом насесте, а Дьюи изучал его, удобно устроившись по другую сторону стола.

— Ну, Броуди, что ты умеешь? Не считая поиска жемчуга?

Последовала пауза.

— Я мог бы управлять одним из вилочных погрузчиков на складе, как Стагли.

Он поднял обе ладони.

— Давай не будем забывать, что случилось, когда ты попытался припарковаться перед моим новым «Пежо».

— Я же сказал, что возмещу, но ты мне не позволил.

— Друзья прощают, но не забывают.

— Может тогда дегустатором? Я могу пробовать варенье, как женщины в той комнатке, которую ты показывал.

— Дегустатором? Для этой должности требуется нёбо мастера-сомелье. — Он нахмурился. — Я знаю, как ты относишься к «Синему монаху******», Броуди, судя по тому, как часто ты его приносишь.

— Я могу размешать варенье. У меня сильный торс.

У Дьюи был такой вид, словно он ослышался.

— А ты видел руки нашей доброй госпожи Мешалки? Ее прикосновения как у пианиста классической музыки.

— Тогда может расширение ассортимента? Я про ту комнату, в которую нужно специальный пропуск службы безопасности. Я мог бы придумать новый вкус.

— Тебе было бы легче устроиться на работу с МИ5*****.

— Я мог бы работать в лавке, — сказал он, сползая на краешек стула. — Я бы распродал весь смородиновый джем уже к обеду.

Дьюи помотал головой.

— Мы такое не варим. Меня в дрожь бросает от черной смородины. — Он встал. — Сортировщик, Броуди. Вот, кем ты будешь. Если уж ты можешь отыскать жемчужину, то и долгоносика тебе найти раз плюнуть. Часы работы с 7: 30 до 5 вечера, с понедельника по пятницу.

Но он никак не может на это пойти. Поиск жемчуга.

— Я думал устроиться на полставки.

— На полставки? Здесь все работают на полный день. Мы тут единая семья, гнездышко певчих птичек. — Он помолчал. — Кроме этикеровщиков и сортировщиков. Те никогда не ладили. Из поколения в поколение. По-видимому, все началось с меткого попадания ягоды смородины. Рождественская вечеринка — это всегда кошмар.

Дьюи обошел стол и протянул руку.

— Добро пожаловать на борт, умелый моряк Макбрайд. Не забывай, что после каждого года службы выдается бесплатная банка продукта. Любой вкус по твоему выбору, кроме мармелада Данди. Эти апельсины прошли долгий путь. Это будет в твоем контракте, чтобы избежать недоразумений. Увидимся в следующий понедельник ровно в семь тридцать. К счастью для всех нас, тебе не придется носить этот галстук.

— Обручальное кольцо.

— Ах да, точно. Чуть не забыл от волнения из-за всего этого. — Он открыл ящик стола и протянул ему конверт.

Кольцо не надевалось. Это было его кольцо — он знал это наверняка по потертостям оставшимся после стольких лет работы с мидиями. Он продолжал давить и давить на кольцо, пока оно не встало на место и не закрыло собой белую полоску. И сколько бы он не крутил его, ощущения были какие-то не такие. Как будто что-то сломалось.

Он сидел в приемной «Кроникл» рядом с большим пластмассовым растением, покрытым пылью и подрагивал ногой. Если Эйлса напишет статью о том, что убивать или калечить жемчужную мидию незаконно, тогда все туристы разъедутся по домам и появится шанс, что шотландская традиция продлится еще две тысячи лет. Мидии вновь будут в его полном распоряжении, и ему не придется работать на фабрике. Он все еще чувствовал запах этого проклятого места, хотя находился в Перте, в тринадцати милях оттуда.

Он снова перегнулся через стойку администратора.

— Она ведь знает, что я жду, да?

Секретарь одарил его такой же фальшивой, как и растение, улыбкой.

— Я же сказал уже, она звонит по телефону. Наверное, берет интервью у кого-то.

— Нельзя вскрывать раковины ножами. Жемчужную раковину убивать или ранить незаконно.

— Вы уже говорили. Дважды.

— Если так пойдет и дальше, то колонии мидий никогда не восстановятся. При моей жизни уж точно. На одну жемчужину у мидии уходит тридцать лет. Тридцать.

— Сэр, почему бы вам снова не присесть? — Молодой человек указал на стул. — Она сейчас спустится.

— Еще одна Шотландская традиция будет утрачена.

Секретарь не поднял глаз.

Вернувшись на свое место, он снял свадебный галстук и вытер гладкий атласный лоб, все еще влажный после пробежки с многоэтажной автостоянки.

— Видите эти щипцы? — сказал он, как только в дверях появилась Эйлса в голубом жакете и такого же цвета юбке. — Я их сделал. Они не убивают мидию, когда вы открываете раковину. Он указал через окно на остальной мир. — Все эти туристы, они используют ножи, чтобы вскрыть их. Семь лед назад пресноводных мидий отнесли к охраняемым видам. А это означает, что убивать их или калечить противозаконно. — Он посмотрел на ее руки. — А где ваш блокнот? Вы должны это записать.

Она не шелохнулась.

— Поговорите с тем офицером по защите дикой природы, которого прислали в Айлу. Констебль Гиббонс. Рыжие волосы. Вы его сразу узнаете.

Просунув бледный палец в вырез розовой блузки, она осторожно почесала ключицу.

— Я собираюсь выпить. Хотите?

— Но вы должны напечатать это в завтрашней газете.

— Уже седьмой час. Слишком поздно.

Он судорожно сглотнул. Нужно было прийти раньше, вместо того чтобы несколько часов бродить по лесу, размышляя, что делать дальше, после того, как он покинул фабрику.

— Как я уже сказала, я иду выпить.

Они сидели за маленьким обшарпанным столиком в «Отчаянной утке» друг напротив друга. Она откинула волосы с глаз. Даже в этом дешевом тусклом свете они были цвета дикой жимолости.

— А что обо всем этом думает ваш отец? — спросила она, ставя бокал на стол. — Держу пари, он тоже в ярости.

Из музыкального автомата слишком громко зазвучала незнакомая песня.

— Он умер, когда мне было девять. Инсульт. — Он говорил это так часто, что сам почти поверил.

— Мне жаль. А что ваша мать? Не думаю, чтобы она видела хоть раз жемчужную лихорадку?

— Она умерла через пару лет, после папиной смерти. — По крайней мере, это не было ложью. — К тому времени я уже жил с теткой в Нижней Айле, так как мама была нездорова.

— Классно, что тетка взяла вас к себе.

«Классно» — не совсем то слово, которым он мог бы описать тетю Агнес.

— У нее было много книг. Я прочел их.

— У вас, должно быть, остались прекрасные воспоминания о том, как вы с отцом добывали жемчугом.

— Он водил меня по всем жемчужным рекам Шотландии и показывал, где искать раковины. — Ужасная правда заключалась в том, что ему пришлось узнать обо всем этом из отцовских журналов, которые тот вел.

Она поднесла бокал к губам.

— По-моему, вам его по-прежнему не хватает.

— Кого?

— Отца.

Скучает ли он по отцу: Бывали времена, когда тот мог врезать ему по лицу.

— Вы не здешняя.

— Мама норвежка. Отец — англичанин. Выросла в Оксфорде.

— А что привело сюда?

Она осушила бокал, опередив его.

— Работа. Только начала. Статьи больше. До этого работала в еженедельнике.

Он слышал, как она ставит точки, давая понять, что не хочет вдаваться в подробности.

— Но вы же здесь не одна, да?

— Муж свалил с кем-то с работы. Я решила переехать сюда и замерзнуть до смерти. Беда в том, что мне здесь очень нравится.

Молчание.

— Самое странное, что, когда нас разводили, секретарь суда попросил у меня свидетельство о браке и сказал, что я не получу его обратно, то мне не захотелось его отдавать. Сразу после того, как мы поженились, мой отец нарисовал сердечко с нашими инициалами внутри на обратной стороне конверта, в котором я хранила это свидетельство. Все любили моего бывшего так же сильно, как и я.

Она умолкла. Они поглядели друг другу в глаза.

— Простите, не знаю зачем я вообще вам это рассказываю. — Она опустила взгляд.

Неужели она вот-вот расплачется?

Прежде чем Броуди понял, что делает, он положил руку на ее, нежную и белую, лежащую на столе. Резкий звук падающих монет из соседнего игрового автомата испугал его, и он спрятал руку под стол, но призрак ее кожи все еще согревал его пальцы.

Прим. переводчика: *Хлорофитум хохлатый.

**Суо́ нси (англ. Swansea, произносится [ˡ swɒ nzi], валл. Abertawe, «устье Таве») — прибрежный город и графство в Уэльсе.

Суо́ нси — второй по величине город Уэльса после Кардиффа. Является унитарной административной единицей со статусом города (англ. city), который был дан Суонси в 1969 году в честь получения сыном королевы Елизаветы II Чарльзом титула Принца Уэльского. Город расположен в южном Уэльсе, непосредственно к востоку от полуострова Гауэр, который административно входит в его состав, и граничит с областями Кармартеншир на севере и Нит-Порт-Толбут на востоке. Суонси стал важным городом в XVIII и XIX веках, когда в южном Уэльсе бурно развивалась тяжёлая промышленность, но в меньшей степени, чем Кардифф и южные долины, был затронут иммиграцией из-за пределов Уэльса.

*** Ди́ лан Ма́ рлайс То́ мас (англ. Dylan Marlais Thomas; 27 октября 1914 — 9 ноября 1953) — валлийский поэт, прозаик, драматург, публицист. Дилан Томас родился в приморском городе Суонси на юге Уэльса.

****Имеются в виду Пикты.

*****Главный ингредиент продукта — минеральное масло, оставаясь на любой поверхности, обеспечивает смазку и долговременную защиту от влаги.

******Данди́ — четвертый по величине город в Шотландии.

*******Блю Нан — немецкий винный бренд.

********MI5 (англ. Military Intelligence), официально Служба безопасности (англ. Security Service) — государственное ведомство британской контрразведки, осуществляющее свою деятельность в соответствии с полномочиями, предоставленными «Законом о службе безопасности 1989 года» министру внутренних дел Соединённого Королевства, но не входящее в структуру Министерства внутренних дел.

Элспет повернула ключ в дверном замке кафе. Она пришла почти на час раньше — Стагли рухнул бы на месте, случись это в его смену — но она надеялась застать Кэмерона до наплыва посетителей. Ей всего-то и нужно было спросить, но согласится ли он?

Она осторожно вошла, чтобы ничего не задеть на своем пути формой для выпечки, которую держала в руке. Кэмерон сидел за столом, склонив голову над разбросанными бумагами. Когда он поднял глаза, внутри что-то дернулось. И как он мог помогать ей спустя столько лет? Было что-то такое в первом человеке, с которым ты занимался любовью. Вы были связаны на всю жизнь. Но она не должна думать о таких вещах. Это было неправильно. Она сделала свой выбор много лет назад и была в нем уверена.

— Еще и восьми нет, — сказал он со своей обычной улыбкой.

— Подумала, что успею кое с чем разобраться до суеты.

Она поставила форму для выпечки на стол.

— Звонил мистер Максвити и сказал, что кулон готов. Ты не могла бы сходить со мной, чтобы забрать его завтра утром? Мы откроемся чуть позже.

— Уже решил, кому подаришь? — Она не должна была спрашивать. Ее не касается встречается он с кем-то или нет. Она любила Броуди и точка.

— Думал продать на аукционе, а деньги пустить на благотворительность. Но аукцион еще не выбрал.

Она сняла крышку.

— Я вот тут подумала, что мы могли бы их продавать здесь.

Он подался вперед.

— Монашье печенье? Сто лет его не видел.

— Решила, что туристам может понравиться, его же веками пекли в Нижней Айле.

— А я и не знал, что их еще кто-то печет.

— Теперь только я. Когда пекарня закрылась, я достала рецепт бабушки. Не хотелось, чтобы традиция угасла. Теперь-то народ покупает американское печенье в универмаге.

— Слышу аромат корицы и мускатного ореха. — Его хорошо знакомые Элспет пальцы зависли над жестянкой. — Можно мне попробовать?

Она придвинула печенье ближе к нему. Она смотрела, как он ест, дожидаясь подходящего момента. Сейчас или никогда.

— Я пытаюсь сэкономить немного денег. Для Мэгги.

— Ты хочешь продавать их здесь, чтобы заработать деньги и отдать Мэгги?

Она почувствовала, как щеки залил румянец от унижения из-за необходимости просить.

— Не отдать, а заработать для нее. На будущее. — На это уйдут годы, несколько пенсов там, несколько — сям, но это было вполне естественно — желать лучшего будущего для своего ребенка, особенно, если ты виновен в его проблемах. — Хочу купить ей новый протез. Самый новороченный. — Она вздернула подбородок. — Из Америки.

Тыльной стороной ладони он стряхнул крошки с губ.

— Элспет, как бы хороши они ни были, тебе придется чертовски много их продать, чтобы купить новый протез.

Он что думал, она не в себе. Конечно, она всё понимала. Но у него не было ребёнка, который приходил из школы весь в слезах, потому что не может играть на флейте, как остальные.

— Ты правда думаешь, что ей это нужно? У нее и так всё в порядке. Я видел, как она управляется с великом.

— Она не может нажать на задний тормоз. — Элспет подтолкнула поднос к нему. — Я могла бы готовить их здесь по вечерам. Большую партию на следующий день.

— А я думал, ты по вечерам убираешься в чужих домах.

— Кто тебе такое сказал? — Она почувствовала, что снова краснеет.

Он пожал плечами.

— Да тут ничего не утаить.

Не в силах смотреть на него, она придвинула стул к соседнему столу и села. Он знал, во что она превратилась: в обыкновенную прислугу. Вся эта экономия ее матери, чтобы у нее была прибавка к стипендии, пока она училась в универе. И она училась столько лет, чтобы добиться успеха. Получала награды и выигрывала первые места. А теперь посмотрите на нее.

— Так могу я их продавать или нет? — спросила она, сидя спиной к нему. Ответом ей было постукивание ручки по бумаге.

— Деньги от продажи кулона с аукциона, — сказал он. — Он покроет протез.

У нее сжалось сердце. Она повернулась.

— А как же благотворительность?

— То же яйцо, только в профиль. К тому же, после еще может даже что-то остаться. Я понятия не имею сколько стоит кулон. И мы в любом случае будем продавать печенье. Туристы оценят.

Это слишком.

— Ты сделаешь это ради Мэгги?

— Я сделаю это ради... — Дверь отворилась.

— Поверить не могу, — сообщила Альпина, протискиваясь между столиками. — У меня только что брали интервью японские телевизионщики. Они хотели знать, как все изменилось в Нижней Айле с появлением жемчужной лихорадки. Я велела им с Аланом поговорить. Он сдает свои гробы туристам, которым негде приткнуться. Пятнадцать фунтов за ночь.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒