От автора 1 страница

Последний ловец жемчуга Шотландии

Броуди Макбрайд переживает трудные времена, единственный оставшийся специалист в древнем искусстве ловли жемчуга. Он ищет последнюю жемчужину для ожерелья своей жены, Элспет, твердо уверенный в том, что этот знак любви спасет их брак.

Но мидии в шотландских реках иссякают, как и терпение Элспет, а их дочь Мэгги зацикливается на своем питомце, кролике.

Но когда Мэгги, решив помочь сохранить семью, берет дело в свои руки, Макбрайды попадают в такой водоворот событий, который изменит их жизни навсегда.

Джулия Стюарт довольно долго проработала внештатным журналистом и именно в этом качестве была удостоена премии Amnesty International Media Award. Она писала очерки для The Independent и The Independent on Sunday. Темами ее статей были: как научиться говорить, если твоя вторая половина доминанта и каково выступать в качестве лошадиного крупа в пантомиме.

Когда она проживала на Ближнем востоке, ей довелось взять интервью у одного из первых арабов, достигших Южного полюса. Из-за отсутствия снежных вершин в Бахрейне, чтобы подготовить себя к восхождению на Эверест, он часами стоял в морозильной камере. Вдохновением же для данного романа послужила жемчужина, которую Джулия нашла, занимаясь дайвингом, плавая вокруг острова.

И она задалась вопросом, а что, если начать выдумывать истории, и вот теперь Стюарт автор четырех романов, в том числе бестселлера по версии New York Times, выбранного в качестве ежегодного праздничного чтения 44 президента США Барака Обамы.

Она все еще надеется, что ей поручат написать статью о том, что там происходит в авангарде лошадиной пантомимы.

Посвящается отцу и покойной матери

Величайшее счастье в жизни — это убеждение, что нас любят; любят нас такими какими мы есть, вернее, вопреки этому.

Виктор Гюго

Лучше и не придумать. Броуди глазел на солнце, разливающееся бронзой по сверкающей, стремительно мчащейся реке, окаймленной миллионами оттенков зеленого. Сегодня был тот самый день. Броуди Макбрайд, последний ловец жемчуга в Шотландии, собирался найти самую большую жемчужину на памяти ныне живущих. Ту самую, что спасет его брак. В прошлом этот участок реки не раз выручал его. И теперь не мог подвести.

Он побежал к своей машине и стащил с крыши самодельную лодку, квадратный деревянный ящик с брезентовым дном, который он использовал для ловли на более глубоких участках рек. Внутри лежал длинный сук орешника, конец которого он расколол на двое и обтесал, превратив в старомодную вешалку для одежды. Открыв багажник, он схватил стакан: оловянный кувшин со стеклянным дном. Этот стакан кузнец сварганил ему около десяти лет назад, когда старый начал протекать. Во рту пересохло. Он осторожно положил стакан в лодку и поспешил с этим к реке. Но напоследок оставалось проверить ещё кое-что. Он всегда так делал. Его пальцы полезли в карман джинсов. Вот он, старый пузырек из-под аспирина, в который он положит огромную жемчужину Элспет.

Когда он уселся в лодку на деревянную доску, служившую скамьей, качка на воде была больше, чем обычно. Он оттолкнулся от берега палкой для жемчуга, а затем погнал лодку к излучине реки, отталкиваясь палкой ото дна то с одной, то с другой стороны лодки. Он попытает счастье здесь. Когда он бросил камень-якорь, вода брызнула ему в подбородок. Он лег на скамью лицом вниз и почувствовал, как сердце колотится о доску. Он сунул стакан в воду и приник к нему лицом. Держа его зубами, чтобы освободить руки, он осмотрел русло реки. Меж водорослями, вьющимися как зеленые ленточки на ветру, проглядывали островки песка. Водоросли не давали толком ничего рассмотреть.

Вот! Маргаритифера маргаритифера — единственное слово, которое папа научил его писать. Частично зарытые в песок, жемчужные мидии стояли, приоткрыв раковины, напоминая черные руки, сложенные в молитве. Старые и уродливые всегда были лучшими, с линией (нередко в паре с ней параллельно шла еще одна) бежавшей вдоль кромки раковины, в которой могла быть жемчужина. Но приличные жемчужины встречались и в раковинах безо всяких отметин, а это означало, что всякий любитель, приехавший просто отдохнуть сюда на выходные не зная, что искать, мог что-то найти.

Броуди повертел стаканом, подвигал его то в одну, то в другую сторону, разглядывая качающиеся мидии. Которая? Ну которая же? Не эта. И не эта. Слишком маленькая. А может вон та, у камня? Судя по размеру ей лет девяносто. Вот она. Определенно. Одернув руку, он схватил палку и погрузил ее в воду.

Он был убежден, что тот самый день наступил, буквально через несколько мгновений после пробуждения. Прижав губы к подушке, он прислушался к веселой песне дрозда. Ничего. Вновь наступил недобрый час — нейтральная полоса между одним днем и следующим, пока его разум до самого рассвета будет будоражить карнавал катастроф. Он попытался вновь заснуть, но безуспешно. Разум кипел. В нем будто большими буквами было высечено: в следующем году тебе сорок три, а ты так и не нашел самую большую жемчужину для ожерелья Элспет, спустя девятнадцати лет поисков. Ему будет столько же лет, сколько было папе, когда тот умер, даже не успев попрощаться с ним.

Он повернулся к спящей Элспет. Её пальцы лежали рядом с губами, которые когда-то искали его губы. Так было не всегда. Раньше они были как морские выдры: держались за руки во сне, чтобы не уплыть друг от друга.

А потом до него дошло, словно озарение: сегодня он её найдет. Он отбросил в сторону одеяло, спустил ноги и нащупал пальцами приятную мягкость тапочек. Из сваленной кучи на стуле он вытащил вчерашнюю футболку и полез в комод за стеганными кальсонами, достав первые попавшиеся, из тех, что могли бы принести ему удачу.
Он осторожно спустился по лестнице, прошел мимо двери покрытой наклейками единорогов. Нельзя будить Мэгги. Прижавшись носом к треснувшему окну в ванной, он с облегчением вздохнул. Наконец-то спустя несколько дней проливного дождя появились первые солнечные лучи. Вся трудовая неделя прошла под канонаду дождевых капель, неустанно бьющей ему по голове и подлую морось, находившей пристанище у него за воротником. И снег то и дело радостно кружил к нему, словно рад был его видеть, а потом еще поджидал, расположившись высокими сугробами, на берегу реки. Нещаднее всех был град, острый, как осколок стекла, целивший прямо в него. И вот теперь, когда солнце наконец соизволило пробиться лучами сквозь дождевую пелену, к его вящей радости воздух зазвенит самым злобным гнусом, который только можно вообразить. В поисках самой изысканной драгоценности, созданной природой, он рисковал всем, в том числе и своей жизнью. Но сегодня он вернется домой не только сухим, но и героем. Одеваясь, он поймал себя на том, что поглядывает в зеркало на свое отражение. Однако, на героя он никак не походил. Волосы всклокоченные и седые, напоминающие по цвету шерсть осла, и под стать тому упрямые.

Он сбежал по лестнице, пропустив две скрипящие ступеньки. В гостиной он раздвинул отвратительные розовые бархатные шторы, это было единственным, что осталось ему в наследство от тети Агнес. Стены из красного песчаника, построенные из разграбленных останков некогда славного аббатства Нижней Айлы, залил бледный свет. Он был все еще довольно тускл, чтобы можно было разглядеть дно реки. Неужели солнце не может шевелиться побыстрее? Ему нужно найти жемчужину.

Он сел в кресло, ноги его болтались. На какое-то время он уставился в небо. Не в силах больше ждать, он встал, чтобы выполнить свой тайный ритуал. Он помолчал, прислушиваясь, чтобы убедиться, что все в доме спят. Тишина. Он опустился на колени в самом дальнем от камина углу, за книжными полками, заваленными исторической беллетристикой. На всякий случай, еще одна пауза. Затем он приподнял половицу, сунул руку в тайник, который не смогут найти ни жена, ни вор, и достал жестяную коробку.

Устроившись на диване, положив жестянку на истерзанные колени, он провел пальцем по рельефным буквам: Дождевые пилюли доктора Фостера — средство от пагубного воздействия британской пагоды на организм. Жестянка принадлежала Джеймсу, его прапрадедушке, ловцу жемчуга самого принца Уэльского. По-видимому, будущий король был так же без ума от шотландского жемчуга, как и его мать Виктория. Папа подарил ему эту жестянку как раз перед выходом из дома, в первый же день, когда он взял сына с собой. Броуди было где-то около пяти тогда. Он и сейчас живо представлял себя в тех коричневых штанах, которые были ему слишком велики. Как он стоял на берегу реки и чувствовал тошноту от возбуждения при мысли, что он вот-вот что-то найдет.

Легкое нажатие и крышка открылась. Даже по прошествии стольких лет он всё ещё испытывал трепет. Семьдесят две белые жемчужины, круглые, как луна, с розовым отливом. Они начали тереться друг о дружку, перекатываясь на материи, когда он наклонил их в сторону окна. Ничто не могло сравниться с загадочной красотой шотландского жемчуга. Ничто. Такой нельзя подделать.

Лучше еще раз прополоскать жемчужины в воде перед уходом, иначе они могут потрескаться. Оставив жестянку на кофейном столике, он пошел на кухню за миской и дистиллированной водой. Вернувшись, он замер. Мэгги. Она сидела на диване: волосы взлохмачены, манжет левого рукава пижамы был пуст. Она ведь не заметила коробку, или заметила?

Он встал, загородив собой коробку.

— Опять кошмар?

— Почему ты не отдал все эти жемчужины маме? Она бы продала их мистеру Максвити.

Он ушам своим не верил. Эти жемчужины были его тайной целых девятнадцать лет, и вот теперь Мэгги, вертевшаяся у его ног, хотела взглянуть на них еще раз. За эти годы он уже тысячи раз видел свои жемчужины и всякий раз они выглядели иначе, меняясь не только в цвете, но и формой. Они походили то на пуговицы, то на цилиндрики, то на капли в спектре от белого до золотого, серебряного и синего оттенков. Прежде ей еще не доводилось видеть подобной коллекции: все круглые и одинаково прекрасные, белые с нежными полутонами розового. Да никому не приходилось.

— Тебе наверняка не спится из-за вчерашнего бутерброда с сыром, — сказал он.

Она подняла, бледное, как снег, лицо.

— Мистер Максвити купил бы все.

— Всему виною английский чеддер, что мама купила. Вот говорил же ей, нужно было брать Оркни. Все дело в коровах. Они впадают в депрессию, ведь понимают, что навечно застряли в каком-то Сомерсете, когда могли бы жить здесь, топтать копытами рай.

— Мама видела эти жемчужины?

— Ни в коем случае не говори о них маме. А ну-ка живо в постель. Я принесу тебе овсяное печенье. Я узнал, где мама его прячет. Я надеялся, что у нее больше воображения, и она выберет место поинтереснее сушилки. Я туда первым делом нос сунул.

— Почему мне нельзя рассказывать маме о жемчуге?

Ему некогда было пускаться в объяснения, нужно собираться.

— Это секрет.

— Я никому не скажу.

И не сдвинулась с места.

— Если ты вернешься в постель, я разрешу посмотреть Коломбо.

— Два печенья, Коломбо и секрет.

Это было похоже на переговоры с каким-то одержимым властью деспотом, а не с десятилетней девочкой в пижаме с пингвинами. На улице становилось светлее. Нужно выбираться.

— Обещаешь молчать?

Она кивнула.

— Они для мамы. Я собираю их с тех пор, как мы поженились. — Теперь он чувствовал себя совершенно беззащитным. — Так, а теперь марш наверх.

Она нахмурилась.

— Это было сто лет назад.

Вот-вот. В том-то все и дело. Мама рассказывала, что папе потребовалось четырнадцать лет, чтобы собрать жемчуг для ее ожерелья, а Броуди занимался этим уже девятнадцать лет, и все еще не закончил ожерелье Элспет.

— Они должны быть одного цвета и блеска. И быть подходящего размера и формы. Требуется много времени. — Он мотнул головой в сторону двери. — В постель.

— В смысле, подходящего размера? Она же все разные.

Почему бы ей просто не пойти наверх? Подавив вздох, он взглянул на часы на каминной полке, затем быстро разложил жемчужины на столе, пока они не образовали идеально ровное ожерелье.

— Видишь, как они начинаются с самой маленькой, становятся все больше и больше, а потом снова маленькими?

— В середине дыра.

— Это для самой большой. Я собираюсь найти ее. — Он подошел к окну и задрал голову. Он должен быть первым на реке. Терпеть не мог, когда кто-то уже крутился на воде к его приходу.

— А почему это секрет?

— Потому что это знак любви, — сказал он, и мысли его поплыли вместе с ожидающей его рекой. — Все Макбрайды дарят своим женам жемчужные ожерелья. Семейная традиция. — Зачем он ей это сказал?

Теперь она стояла перед маминой черно-белой фотографией на стене. Элспет нашла ее в пыльной коробке на чердаке, вставила в рамку и повесила рядом с фотографиями родителей. Это должно было стать сюрпризом. Приятным. Он уже который год старался не смотреть на эту фотографию.

— Как это? — спросила она.

Он молча постоял рядом с ней и рассматривал мамино кремовое жемчужное ожерелье. Он все еще помнил, как мама сжимала его руку, когда они возвращались домой с папиных похорон, и она указала на женщину в ожерелье. В ее ожерелье.

Мэгги подняла ясные голубые, как у ее матери, глаза.

— И когда ты найдешь ее, все будет хорошо?

— О чем ты? Разве сейчас не все хорошо?

Молчание.

— А что будет, если ты ее так и не найдешь?

У него засосало под ложечкой.

— Пап?

Он не знал, что сказать.

— Что будет, если ты не найдешь эту большую жемчужину? — Ее голос прозвучал выше и более обеспокоенным.

Он мотнул головой в сторону лестницы.

— В постель.

Убрав жемчуг в тайник и оставшись наконец один, он вернулся на кухню. Не было времени ни на завтрак, ни на бутерброд. Когда он начал наполнять бутылку водой, лестница заскрипела. Кто на этот раз? Ему нужно идти. Сегодня суббота. Возможно, кто-то из отдыхающих решил попытать счастья.

— Опять спина?

Элспет. Она стояла в дверях и завязывала пояс халата на тонкой талии, темные волосы рассыпались по плечам. Тридцать два года прошло с тех пор, как он впервые увидел ее босой на берегу реки, и по-прежнему не мог оторвать от нее взгляд.

— Она тебя подняла? — В ее голосе слышалась утренняя хрипота. — Надо бы тебе к врачу сходить. А во всех этих перебентовываниях нет ничего хорошего. Твой отец тоже спиной мучился?

— У нас закончился оркнейский чеддер.

Зачем это она усаживается на стул? Ему нужно выбираться отсюда. Какой-нибудь полставочник может попытать счастья на повороте реки Тей возле Миклюра**, где, он был уверен, и пряталась жемчужина.

— Я весь использовала. — Она зевнула. — Прошлым вечером.

— Должно быть сильно проголодалась.

— Я не сказала, что съела его, — ответила она сонно. — Я сказала, что использовала. — Она поднялась и включила чайник.

— Зачем?

— Хочешь чаю?

— Для чего он тебе понадобился?

— Как сказал Микеланджело. Когда его спросили, как он создал Давида.

— И что он сказал?

— Он сказал, что посмотрел на камень и отсёк всё лишнее.

— И?

Она снова опустилась на стул.

— Я взглянула на сыр и срезала все, что скрывало Тадж-Махал.

Последовала пауза. Он пытался осознать, услышанное.

— Моделирующий пластилин Мэгги в холодильнике. Могла бы взять его.

— Она с ним расправилась.

— Уже? Я же только его купил.

— Она приготовила тебе сюрприз.

— Не люблю сюрпризы.

Молчание.

— Что это?

— Торт на день рождения. С твоим именем и все такое.

Он не понял.

— Из пластилина? Да и вообще, мой день рождения только в следующем месяце.

— Она сказала, что не знает, будешь ли ты здесь, и переживает, что, если она испечет обычный, он испортится.

Теперь до него дошло. Все дело в прошлом годе. Он рыбачил на Тейе, потом горбился на Эвеликс***. Это четыре часа на север. Вместо того чтобы приехать домой на праздничный ужин, он поехал туда и провел ночь в машине, чтобы не терять времени утром. Он ничего не нашел. Закрыв бутылку с водой, он вышел в коридор.

-Ты ведь знаешь, как туда добраться? — спросила она, следуя за ним. — Это такая забавная маленькая дорога на выезде с центральной улицы.

О чем она? Он сунул ноги в ботинки. К счастью, его вещи уже были в машине.

— Скоро вернусь, — сказал он, отпирая дверь.

— Ты не можешь ехать без Мэгги. Кроме того, еще нет шести. Пойдем, я приготовлю тебе яйца.

Он не повезет Мэгги с собой. Не сегодня. Сегодня он обязан найти ту жемчужину.

— И умоляю, держи ее подальше от щенков. — Она присела на нижнюю ступеньку. — Я говорила ей, но ты же знаешь какая она.

Он моргнул. Золотая рыбка. Но зоомагазин в Перте, в получасе езды. Придется ждать, пока этот чертов магазин откроется.

— Мы съездим на неделе. — Он открыл дверь.

-Ты обещал ей рыбу к началу летних каникул, — сказала она, вставая. — Это было неделю назад.

— Я же сказал: на следующей неделе.

— Это ее первый питомец. Ты же знаешь, как она о нем мечтала.

Неужели она не видит? Он же занят тем, чтобы наладить их жизнь. К концу дня все будет решено. Больше никто в нем не разочаруется.

— Я бы и сама поехала с ней, но она хочет, чтобы ты ее отвез.

Я?

— Она вбила себе в голову, что ты эксперт по золотым рыбкам.

Он уставился на потертый ковер. Эксперт? Единственное, что он знал о золотых рыбках, что их спускали в унитаз, когда те умирали. С чего Мэгги решила, что он в чем-то прекрасно разбирается? Он почувствовал, как внутри что-то шевельнулось. В этом ребенке было нечто такое, что заставляло его нервничать. Всегда.

— Свожу ее туда перед тем, как поеду на реку, а еще куплю сыра, когда закончу. Буду к ужину. — Он вернется домой героем. По всем фронтам.

— У всех собаки, — сказала Мэгги, сидевшая рядом с ним на пассажирском сиденье и теребившая край своих шорт.

Ручной тормоз взвизгнул, когда он дернул его вверх.

— Мы не все.

Опустив голову, он посмотрел через ветровое стекло на пурпурный фасад, испещренный черными отпечатками лап. От зоомагазинов у него всегда были мурашки — все эти загнанные в ловушку животные, отчаянно нуждающиеся в любви. Он опустил окно, чтобы подышать свежим воздухом. Пустынная улица казалась такой же уродливой, что и продуктовый, возле которого валялись пустые коробки из-под жаренной курицы и пивные банки. И чтобы он после этого стал жить в городе, да никогда.

— Сколько нам еще ждать? — Она щелкала мизинцем протеза, как делала это всякий раз, когда ее что-то беспокоило.

— Сорок три минуты. — Он постучал пальцем по часам. — Хотя, что-то мне подсказывает, они пролетят быстро.

— А почему мы не приехали к открытию?

— Кто рано встает, тому золотую рыбку Бог подает.

Он откинулся на спинку сидения. В ушах так и стояло тиканье пластиковых часов, словно бомба вот-вот взорвется.

— Вот у Саманты Грей есть, — сказала она.

Он поскреб ногтем большого пальца какое-то пятнышко на брючине.

— Что есть?

— Собака.

— Почему бы тебе не вздремнуть? Я покараулю.

— Не хочется.

Она хотела эту рыбу. Всем сердцем. Перед уходом, она показала ему место на туалетном столике, которое расчистила для аквариума, отметив, что с этого места открывался вид на сад. Каково это, хотеть только золотую рыбку.

— Золотая рыбка Элис всегда смотрит вот так. — Она выпучила глаза, помогая себе пальцами сделать их еще шире.

— Спустя какое-то время у них появляется этот пустой взгляд. Они же все время плавают кругами, от чего и сходят с ума. Заставим ее прыгать через обручи, как дельфина.

Он уставился на дверь, желая, чтобы та открылась. Разве они не могут открыться пораньше, чтобы провести инвентаризацию? Пересчитать хомяков?

— Придумала как назовешь?

— Ровер? ****

Она смотрела прямо перед собой, видимо, воображая, как это все будет. Потом что-то произошло, и она нахмурилась.

— Она же не умрет, правда? У Элис она всплыла брюшком вверх. Ее мама сказала, что должно быть, они ее перекармливали.

Он покачал головой.

— Мы купим умную. Ту, что знает сколько нужно есть.

— А как они выглядят, умники эти?

— Все дело в силе мерцания.

Пауза.

— Пап?

— Чего?

— Когда мои веснушки пропадут? — Она все еще переживала из-за них.

— Надеюсь, никогда.

— Это правда, что ты сказал? Давным-давно.

— Что такого я сказал?

— Ты сказал, что, когда я родилась, лил золотой дождь, поэтому у меня веснушки.

— А как еще их объяснить?

Она отвернулась к окну, нерасчёсанные волосы скрывали ее лицо.

— Как только мы купим Ровера, ты сможешь поехать, найти жемчужину и отдать ее маме вместе с теми, что лежат дома. Они ей понравятся, я уверена. — Глядя вперед перед собой, он видел только девятнадцать лет неудач. Но он ведь найдет ее сегодня, разве нет?

— Открылись!

Что-то мешало ему выйти из машины. Дурацкий ремень, вот в чем дело. Высвободившись наконец-то, он поспешил к магазину. Стоило ему приблизиться, как на горизонте, словно пиратский корабль, появился мужчина в черной малой ему футболке. Этот болван не собирается же входить в магазин? Особенно после того, как им пришлось прождать целых сорок минут до открытия? Броуди перешел на бег, на что мужчина ответил невероятной прытью, совершив такой забег, на который способны обычно только ежи. Когда же Броуди потянулся к дверной ручке, ее уже успел схватить пухлый кулак — чернильная ласточка застряла между большим и указательным пальцем. Как только он оказался внутри, то попробовал так и эдак обойти соперника, но путь к прилавку был намертво прегражден. Он неуклюже потащился за «малой футболкой» меж рядами кромешного ужаса: обезумевшие попугайчики, разговаривающие со своими зеркальными отражениями, песчанки с дикими глазами, пытающиеся прогрызть себе путь к свободе и подозрительно молчаливая вивария, в которой определенно притаилось зло.

Когда, наконец, они добрались до стойки, он попытался привлечь внимание продавщицы: бледнокожей женщины, с черными, в тон помаде, волосами. Но та уставилась на протез Мэгги, не гнущийся, как рука куклы. Неужели она не может просто отвернуться, смутившись, как все остальные?

Он постучал по стойке.

— Мне бы золотую рыбку. Для дочери.

Продавщица и мужчина посмотрели на него.

— Другой покупатель был первым. — Она подергала золотое колечко в своем носу.

Мужчина кивнул, а потом ткнул пальцем в канареек.

— У меня есть свидетели. — Он почесал живот большим пальцем. — Я пришел за подарком для жены.

— Может хомяк? — спросила женщина. — Отличное чувство юмора.

— Деньги на ветер. Она не остроумна.

— Тогда мышка? Сама преданность.

— Слишком мала. Моя жена близорука.

— Попугай? С ним можно поговорить.

Он резко выбросил вперед руку и, погрозив указательным пальцем, произнес:

— А вот это поощрять ни к чему.

Броуди снова постучал.

— Пока джентльмен решает, можно мне золотую рыбку?

— Самую умную, — сказала Мэгги. — Она блестит ярче всех.

— К сожалению, кончались. Следующая поставка в понедельник. Но с нашим головным офисом никогда не угадаешь.

— Кончились? — недоверчиво переспросил Броуди. — Как в зоомагазине могли кончиться золотые рыбки? Это все равно, что пойти в пивную и услышать, что пиво кончилось.

Продавщица пожала плечами.

— Всем нравятся золотые рыбки. Вчера всех разобрали. Не свезло, приходите в понедельник.

— Извините, но я был первым.

— В понедельник? Я не могу в понедельник. — Его голос начал повышаться. — Девочке рыбка нужна сейчас. Я обещал.

— Может тогда вторник? Хотя, между нами говоря, лучше бы вам заглянуть сюда в среду.

Он не мог вынести этого запаха. Тот проник ему в горло.

— Я должен был купить рыбку сегодня. Разве не понятно?

— Или в следующую субботу. Тогда уж наверняка.

— Что это? — Мэгги указала на клетку за прилавком.

Продавщица посмотрела на то, что указывала девочка.

— Снежок.

— Больше похоже на обоссанный снег, — заметил мужчина.

— Мне нравится, — сказала Мэгги.

Броуди всмотрелся в клетку.

— Почему он уценён?

— Покупатель его вернул, — ответила она. — Вот с тех пор не можем продать.

— Мне нравится.

— Но что это?

Она посмотрела на него, как на тупого: — Кролик.

— Кролик? Да с такими ушами летать можно. Разве они не должны торчать?

— И я о том же, — произнес мужчина. — Как у Багза Банни.

— Это миниатюрный львиноголовый вислоухий, — пояснила она. — Так и должно быть.

В домашних кроликах было нечто такое, что вызывало у него мурашки. У всех имелись зубы, но не мозги.

— Мне нравится.

Мэгги не сводила глаз с клетки, словно ее околдовали. Животное напоминало ему те мохнатые штуковины на палке, с помощью которых избавляются от паутины.

— Он хоть видит сквозь весь этот мех?

— Я бы не рискнул совать палец в клетку, чтобы выяснить это, — сказал мужчина. — С такими зубами он может и руку оттяпать.

Наступила тишина. Даже, вращающийся на жердочке попугай, умолк.

Щеки Мэгги раскраснелись так, словно ее только что влепили пощечины.

— Мы его берем, — сказал Броуди, быстро доставая бумажник. — Снежка.

Мгновение продавщица не шевелилась.

— Не думала, что мы от него избавимся. — Она потянулась к щеколде. — Как бы там ни было, клетка вам не нужна. Он домашний кролик.

— В смысле?

— Живет в доме.

— Мы все равно возьмем клетку. — Он бросил кредитку на прилавок. — Лучшую, что у вас есть. Снежку может понравится беседка с видом на сад. Правда, Мэгги?

Она по-прежнему не сводила с кролика глаз.

— Его зовут не Снежок. Его зовут Фрэнк.

— Что ж, давай побыстрее усадим Фрэнка в машину. И я поеду.

День уже клонился к закату, когда он тихо вошел в кухню, только что вернувшись с Тэйи. На пустом столе стояла тарелка с задыхающимися кусочками курицы под пленкой, коврик портила застывшая капля подливки. Мэгги, стоявшая к нему спиной, сливала в раковину чай из чайника. Это был тот самый чайник, выпущенный к празднованию шестидесятилетию королевы Виктории, который принадлежал его прадедушке. Когда мама решила отправить его за сто пятьдесят миль на юг к тете Агнес пожить, как предполагалось тогда, на несколько месяцев, то почему-то дала ему этот чайник с собой. Элспет босая, в цветастом хлопковом платье мыла посуду рядом с Мэгги. На стене висела репродукция битвы при Каллодене*****, которую он купил на прошлой неделе в комиссионке. Он только что проехал вдоль протяженной буковой изгороди, которая, как говорили, росла к небу, потому что люди, посадившие ее, были убиты в той битве. Герои.

— Слишком много зубов для золотой рыбки, — сказала Элспет, поворачиваясь, с желтых перчаток на кафель капала вода.

Он ничего не сказал.

Она приподняла брови.

— Сыр купил?

Опять тишина.

— Ты что-нибудь нашел? — Мэгги смотрела на него так, словно это было самое важное на свете.

Он сглотнул.

— Пап, ты что-нибудь нашел?

Он не мог ответить. Просто не мог произнести это вслух. Он покачал головой и вздрогнул, когда чайник выскользнул из ее рук, и фарфор, переживший пять поколений, разбился, разлетевшись на тысячи осколков. В наступившей тишине никто не шелохнулся. Страх скрутил его желудок, когда он вновь услышал голос. Тот самый голос, нашептывающий, что скоро он потеряет их обеих.

Прим. переводчика: *margaritiferous — (уст. ) порождающий жемчуг

**Миклюр [mɪ ˈ kluː ɾ ] — деревня в Перте и Кинроссе, Шотландия. Примерно в двенадцати милях к северу от Перта и в четырех милях к югу от Блэргоури, она является домом для живой изгороди Миклюр-Бич, самой высокой и длинной живой изгороди в мире.

***Эвеликс или Эвелик — это деревня недалеко от Дорноха на юго-востоке Сазерленда, Шотландия, где и протекает река Эвеликс.

**** Странник, пират.

*****Сражение при Каллодене состоялось 16 апреля 1746 года между шотландским ополчением и правительственными британскими войсками в ходе Второго якобитского восстания.

Мама же не слышала ее? Хотелось бы знать, что мама задумала, тогда ни за что не отпустила бы ее. Эх если бы она только смогла узнать. Как можно тише Мэгги проскользнула в чулан под лестницей и закрыла за собой дверь. Здесь пахло зимой. С громким щелчком она включила фонарик. И тут же перед глазами большим полым призраком вырос папин серый анорак*. У стены стояла гладильная доска, серебряная и блестящая, будто ее исползали улитки. Она поморщилась, ударившись босой ногой о пылесос. На ковре в гостиной всё ещё не прибрано. В подвале было место, где она обычно сидела, прислонившись спиной к стене, в компании жужжащего электрического счетчика. Здесь ее никто не найдет. Можно было сидеть, поедать изюм, и не слышать, как спорят наверху.

Они должны стоять где-то здесь. Она посветила фонариком в дальний угол. Они оказались зажатыми между рождественской елкой и чемоданами. Подойдя ближе, она потянулась за пыльными розовыми сапогами. Они защитят ее ноги от скелетов, если те проберутся сюда.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒