ВЕРОЯТНОСТЬ РАЗУМА 10 страница

— Угадал! — послышался чей-то знакомый голос.

Обернувшись, Джулиан узрел своего Куратора. Ее медные волосы прямо огнем горели, а розовые глаза сердито лучили Оператора немым укором.

— Привет Элайя, — махнул ей Агнетто.

Это было все, что уловил Джулиан в ментальном взаимодействии лурианцев. Хотя… Какое-то мгновение — и он вдруг осознал, что понимает основную суть их разговора, ведущегося хоть и приватно, но так, словно его вели в общественном месте. Разум Джулиана, внезапно войдя в очередной виток развития, стал восприимчив к начальному уровню лурианской формы общения.

— Агнетто, кто вас за язык тянул? — сердито говорила Элайя.

— А вы делились со мной своими замыслами? — ворчливо отвечал тот. — Это ваша Модель разгуливает здесь без присмотра, а я виноват в том, что прочел ей короткую общеобразовательную лекцию?

— Зачем вы вообще приняли телесную форму? — хмурилась Элайя. — Джулиан спросил вас потому, что только вас и увидел. Остальных он, как и следовало, попросту не замечал.

До Джулиана, изумленно слушавшего эту ментальную дискуссию, кое-что дошло. Институт не был необитаем. Просто лурианцы, не воплощавшиеся в физическую оболочку, оставались недосягаемы до его взора словно призраки, которых можно увидеть только если ты медиум. А он пока этим условным медиумом не стал.

— А почему бы и нет? — фыркнул Агнетто. — Просто захотелось. Для удобства. Мой Центр Контроля немного хандрит. Я его калибровал, а чтобы успокоиться и отвлечься обрел тело. Я же не подозревал, что тут шатается заблудившийся Извлеченный, охочий до неположенных ему секретов.

— Я вас ни в чем не виню, — миролюбиво сказала Элайя. — Я не приняла во внимание такую реакцию опытного Оператора. Поняв, что Модель ничего не знает, вы вроде как должны были сообразить, в чем тут суть, и оставить ее в неведении. Вы и сообразили, только поздновато. Однако не волнуйтесь, ничего страшного не произошло. Просто теперь мне придется отвечать на такие вопросы, с которыми я предпочла бы повременить. Правда, Джулиан?

Джулиан, слушавший весь этот разговор, встрепенулся и понял, что Куратор в курсе его развившейся способности.

— Да, признаться, я желаю узнать очень многое, — кивнул он, пытливо глядя ей прямо в глаза.

— Что ж, тогда пойдемте куда-нибудь прогуляемся, — вздохнула Элайя. — Заодно я научу вас соединять Пространственные двери напрямую.

Поняв, что здесь ему остаться не дадут, Джулиан попрощался с Агнетто, выразив пожелание заглянуть сюда позднее. Испросив молчаливое согласие Элайи, Агнетто обещал. Засим и расстались.

С горной вершины открывался поистине величественный вид, по-своему не менее завораживающий, чем с террасы Института. Элайя неторопливо ступала по гребню седого хребта, где вилась узкая гранитная тропка, а Джулиан шагал рядом, слушая ее неторопливые речи.

Да, у Элайи имелись основания не посвящать Модель во все нюансы ее Извлечения. Во всяком случае, до поры. Джулиана Слайдертона Извлекли Досрочно, и у этого понятия было несколько значений. Обычно оно подразумевало ускорение процесса, когда кандидатура Модели одобрена, но лурианцы ждут ее физического конца, то есть смерти. Не нарушают, так сказать, естественного хода вещей. Однако бывает и так, что жизнь Модели прерывается, а окончательное решение об Извлечении еще не принято. Это и произошло с Джулианом Слайдертоном.

— Именно поэтому ваш Куратор — я, — подытожила Элайя. — Мой опыт позволяет мне заниматься самыми сложными кандидатурами. Кураторы обладают полномочиями на Извлечение, но обычно они абсолютно в нем уверены. В вашем случае я такой уверенности не испытывала. Решение о вашем Извлечении я приняла под свою ответственность, в нарушение устоявшихся правил.

Джулиан не знал, что делать с этой припозднившейся откровенностью. Было ли за ней доверие? Возможно. Как, возможно, за ней стояла констатация какой-то его неполноценности. Мол, в реальный мир его ввели из особой милости, за которую он теперь по гроб жизни должен быть благодарен.

— О! Ну что вы! — всплеснула руками Элайя, уяснив суть его напряженности. — О недостойности и речи нет! Да, я не знала наверняка, но именно поэтому мое решение говорит о многом. В частности, о моем мнении о вас. Достаточно высоком, чтобы я предпочла рискнуть и санкционировать ваше Извлечение.

— Пусть так. А чем, собственно, риск? — поразмыслив, осведомился Джулиан.

— Н-ну… Чисто теоретически, нет гарантии, что вы впишетесь в надлежащий облик лурианца, — неохотно отозвалась Элайя.

— И как это прикажете понимать? — вкрадчиво спросил Джулиан.

Легко ступая по гранитной дорожке, чей парапет украшала ледяная лепнина, Куратор была вынуждена продолжить запоздалые объяснения.

Модель, не сумевшая совладать с внутренним Я, не представляла никакой проблемы. Подобно Гизмунду, в Колыбельной Локализации застревало немало новобранцев. Они спокойно жили, предоставленные сами себе, и у них в распоряжении была целая вечность. Кто-то в итоге справлялся со своими демонами и развивался дальше, а иные окончательно погружались в себя. Последних, к счастью, насчитывалось меньшинство, поскольку однажды Модели все-таки завершали свое Извлечение. Ну а до тех пор они вели себя уж как умели, принося окружающему миру хоть какую-то да пользу и служа живым примером новичкам. Однако бывали и другие случаи. Такие, которые в принципе начинали выбиваться из критериев лурианца.

Что будет, если Извлечь из симуляции кровожадного тирана? Разумеется, ничего хорошего. Обретя запредельные возможности, он возжелает завладеть всем, до чего дотянутся его алчные помыслы. А поскольку реальный мир не имеет границ, этот процесс обратится в нескончаемый кошмар для всех, кого он затронет. Разумеется, лурианцы не допустят подобного развития событий, но только если намерения тирана станут очевидны. А если нет? Что если тиран проявит недюжинную хитрость, ловко маскируя свои помыслы? Что если он и сам придет к ним гораздо позднее, когда всякий контроль над ним будет утрачен? Эмоциональный свет, источаемый лурианцами, никогда не лжет, но управлению все-таки поддается. Нет, подделать его нельзя, и агрессор в принципе станет излучать злобу и ненависть, то есть красные и оранжевые оттенки. Однако его можно скрыть; задвинуть крамольные мысли в дальние закоулки сознания, до поры не признаваясь в них даже самому себе. И тогда пред лицом окружающих подлинный злодей будет выглядеть невинным аки младенец.

Лурианцы не любили об этом говорить, и уж тем более Моделям, проходящим этапы Извлечения. Социум высшего разума должен был представать в виде прекрасной гармонии, каковым он, в общем-то, и являлся. С одной только оговоркой. Гармонии для тех, кто в него вписывался. Развитие Досрочно Извлеченных могло пойти по непредсказуемому пути. И речь шла не о безобидных консерваторах, не способных принять новый мир, но и никак ему не вредящих. Проблему представляли такие Модели, которые выражали намерение переделать то, что их не устраивает; изменить под свое видение, не считаясь с мнением окружающих. В том числе силой.

Обычно нарушители — лурианцы старались не использовать понятие " преступники" — проявляли себя довольно быстро. Поведение и поступки выдавали их с головой. В качестве превентивной меры им ограничивали свободу, и эти ограничения ширились тем больше, чем значительнее нарушитель отказывался вести себя подобающе. Ограничение свободы — неприятное деяние для лурианца, абсолютно свободного по своей природе. В Институте шли на это скрепя сердце, подходя к вопросу по-луриански же. Нарушителей, чей послужной список переходил всякие границы, отправляли в их собственное Смещение, где они уже не могли кому-нибудь навредить. Отправляли на неопределенный срок, ибо выход из этого Смещения зависел только от самих нарушителей. Переосмыслив порядок вещей и социальный уклад, приведя в гармонию собственное сознание и избавившись от дурных наклонностей, они могли выйти незамедлительно. До тех же пор самостоятельный переход в другое Смещение им был недоступен. Таким образом, нарушители вроде бы и не лишались свободы, но имели ее только в своем собственном кусочке мира, не способном влиять на все остальное.

Казалось бы, засим проблема исчерпывалась. Немногочисленные отклонения занимались самостоятельным перевоспитанием, а все остальные, так или иначе, находили свое место в лурианском обществе. И все-таки здесь тоже имелась одна оговорка, которую старались упоминать еще реже, чем нарушителей.

Формально, стать лурианцем мог только тот, кто сознательно дорастет до его уровня. Это предполагало настолько высокое развитие, при котором насилие, жажда власти и прочие низменные повадки априори становились невозможны. Модели, завершившие Извлечение, покидали Колыбельную Локализацию творцами, чуждыми материальных и доминирующих забот. Могли ли они совершить некое преступление? Могли, но только в том случае, если не знали, что его совершают. Например, случайно преобразовать чью-нибудь работу, создававшую помеху и казавшуюся брошенной, или же перехватить контроль за неким процессом, имевшим неочевидную подоплеку. Однако вероятность того, что в ряды лурианцев просочится некто с иным взглядом на мировой порядок, все-таки существовала. Она была около нуля, но ведь и вероятность зарождения разума — тоже, а он то и дело зарождался. Вопрос заключался лишь в сроках и количестве опытов.

Лурианцы считали себя высшей формой разумной жизни, и для этого у них были все основания, ибо более развитая во всем мироздании попросту отсутствовала. Вот только это не означало, что она никогда и не появится. И что непременно окажется дружелюбной. Именно это и подразумевала та самая вероятность, отличная от нуля. Мироздание, не имевшее предела в развитии и совершенстве, само по себе предполагало, что однажды лурианцев превзойдет кто-то другой. И этот кто-то вполне может быть создан их собственными руками. Пройдя все критерии отбора, некая Извлеченная Модель будет только выглядеть одним из них, но по факту может оказаться кем-то еще. Кем-то мимикрирующим под лурианца, но с иными горизонтами сознания.

Слушая Элайю, Джулиан уяснил главное. Уверенности в нем она испытывала гораздо меньше, чем хотела показать. Дослушав до конца, он ее об этом прямо так и спросил.

— У меня нет уверенности в том, кем вы станете. Это правда, — согласилась Куратор. — Ваши работы — наглядный тому пример. Но считаю ли я, что вы представляете какую-либо угрозу? В вашей личности присутствует много противоречий. Отрицательных качеств, заведомо исключающих Извлечение, нет, но противоречия — есть. В чем смысл? Определенная комбинация вроде бы положительных характеристик может вызвать противоположный эффект. Пример? Любовь, преданность, ответственность, творческий талант, желание защищать. Хорошие качества? Куда уж лучше. Но только не в том случае, когда во имя них вы полезете хоть на амбразуру мироздания. Ведь ради своих дочерей вы были готовы на все. Вообще на все!

— Это так плохо? — помрачнел Джулиан.

— Нет. Если дело не доходит до того, что весь этот положительный набор внезапно не меняет местами черное и белое, во имя светлого идеала порождая резко отрицательный результат, — негромко ответила Элайя. — Я люблю приводить в пример сверхновые. Заряженные животворящей энергией, они ослепительно взрываются, обжигая и уничтожая все на своем пути. И наступает мрак.

— Что ж, вы все равно предали Аманду и Сесилию забвению. Значит, вам и беспокоиться не о чем, — прохладно произнес Джулиан.

— Возможно, — неопределенно отозвалась Элайя.

Прогулка по заснеженным горам вызвала прилив вдохновения. Да и у кого бы не вызвала, учитывая величественные, проникновенные красоты? Вернувшись в свои апартаменты, Джулиан покружил по комнатам, на ходу сотворяя и стирая предметы, а затем создал еще одну. Именно что создал. От его прежнего жилища, имевшего только одно помещение, не осталось и следа. Пространство неумолимо расширялось, повинуясь растущим умениям и потребностям Джулиана. Луч и терраса пребывали на своих местах, но вот остальное изменилось до неузнаваемости. Когда исходная комната основательно разрослась, он разделил ее на секции. Затем поочередно увеличил уже их, и снова разделил. И снова увеличил. Теперь апартаменты Джулиана напоминали обширный пентхаус, в котором он постоянно производил какие-то преобразования. Причем производил так, будто нарочно старался кого-то запутать.

Новая комната стала прибежищем макета, мгновенно перенесенного с прежнего места. На ближнем расстоянии Джулиан уже освоил подобную транспортировку, поэтому при модернизации жилища интерьер не создавал ему помех. Модернизировался и сам макет. Прежде он вмещал только один квартал, самостоятельный, но небольшой. Теперь же там раскинулся городок в миниатюре, кратно превышавший изначальную площадь. Он все еще не был полноценным городом, по-прежнему представляя его отдельную часть, но изменения произошли колоссальные. На улицах царило оживление. Транспорт и пешеходы сновали туда-сюда, создавая впечатление кипевшей жизни. Изюминка заключалась в том, что она и впрямь кипела, поскольку передвижения моделей носили отнюдь не спонтанный характер. Машины и люди не были живыми, но их программе позавидовал бы любой робот из симуляции Джулиана. А вот трава на газонах была настоящей, равно как кусты и деревья. Настоящей была и вода. Уменьшившись в размерах, Джулиан вооружился удочкой и забросил снасть в канал. Уставившись на поплавок, он ожидал поклевки, диагностируя поведение рыбы.

Да, Джулиан научился уменьшаться, отчего и бродил по собственному творению среди собственных же моделей. Об этом он и говорил Синотее, когда пытался создать цветочную гирлянду, а получил цветочно-листовую змею. Лурианцы ведь не зависели от тела, поэтому оно могло принимать любую форму. В том числе миниатюрную. Гигантскую — тоже, но сопутствующие энергетические затраты, по их разумению, того не стоили. Стать великаном Джулиан и не пытался, а вот уподобиться игрушечному солдатику у него получилось, причем довольно давно. Тогда-то он и начал размещать на макете подарки Гизмунда, поскольку сам — змея тому свидетель — был не в состоянии воплотить нормальное дерево. Тогда же и начались его эксперименты по симуляции полноценной жизни, пусть и неживой форме.

Клюнуло. Подсечка! Взвившись вверх, снасть закачалась на удилище, а в руке у Джулиана затрепыхалась пойманная рыбешка. Варварский крючок, наносивший болезненное ранение, отсутствовал — к высоким стандартам лурианцев приходилось привыкать. Его заменял хитрый захват, ненадолго приклеивающий рыбину к приманке. Изучив добычу, Джулиан провел с ней небольшие манипуляции, перепрограммируя, что называется, на лету. Затем выпустил обратно, чтобы она, шныряя по каналам, распространила модернизированный код остальным. Нет, Джулиан не нажимал на кнопки какой-то консоли и не подключался к рыбке кабелем. Перед его внутренним взором крутились структуры, похожие на цепочки ДНК. Нечто такое он видел и в рыбке, куда мысленно переносил часть своих видений, а часть изменял непосредственной в ней.

Над горизонтом промелькнула чья-то тень. Обернувшись, Джулиан увидел, как у края городка возникла внушительная громада, вздымавшаяся снизу вверх. Ближайшие к ней горожане шарахнулись, в страхе разбегаясь кто куда. Остальные, кто подальше, спешили убраться с улиц.

— Брысь! — сурово молвил Джулиан новоявленному Годзилле.

Его голос, не чета моделям, разнесся по всему макету, при этом не повыбивав все стекла. Он звучал ровно, но уверенно и весьма доходчиво.

— Мр-р-р-мя-я-я, — просительно протянуло чудовище, намекая на потенциальный улов.

— Проваливай, говорю! — ничуть не смягчился Джулиан.

Ушастая голова, горевшая насыщенными синими глазами, исчезать не торопилась. Наоборот — вытянула подальше одну из лап, которыми опиралась на край стола. Выпустив когти, лапа проверила макет на прочность и уперлась в невидимую преграду. Джулиан, не будь дураком, давно защитил городок прозрачным барьером, поскольку однажды Годзилла уже устроил там основательный разгром.

— Мр-р-мя-я-я-я, мр-р-р, — снова попросил Сеймур.

Вероятно, ему невольно передались мысли хозяина, сконцентрированные на видении рыбалки, и эти мысли взбудораженного кота уже не отпускали. Пришлось швырнуть в него тапком. Фигуральным, разумеется. Шебурша крылышками, на угол макета приземлилась синичка. Заливисто чирикнув, она глянула на кота и встряхнула перышками. Мгновенно офонарев от такого явления, Сеймур округлил глаза и ринулся к ней не хуже выходящей на орбиту ракеты. Ловко избежав когтей, синичка порхнула в сторону и вылетела из комнаты. Следом, сворачивая все на своем пути, несся охваченный азартом кот. Судя по адскому грохоту, раздавшемуся из глубины апартаментов, он занялся перестановкой мебели.

Закончив с рыбалкой, Джулиан немного посидел в ближайшем сквере, внося коррективы в окружающее. Затем проследовал на тротуар, пересек мост и неторопливо пошел по улице, поглядывая в витрины магазинов. Дойдя до одной из высоток, возведенных с особой тщательностью, он осмотрел ее внешний вид, после чего скрылся за раздвижными дверями.

Убранство этажа отличалось элегантной простотой. Шагая по ковровой дорожке, стелившейся от лифта по всему коридору, Джулиан машинально поправлял декор, добавляя в него новые элементы. Возле одной из квартир он остановился, хорошенько изучая крепкую, особо защищенную дверь. Убедившись, что в его отсутствие ее не открывали, он отпер замок и шагнул внутрь. И тут же, прилетев из глубины прихожей, возле его головы разбилась стеклянная вазочка.

— Я тоже рад тебя видеть, дорогая, — закрывая входную дверь, усмехнулся Джулиан.

* * *

В принципе, Сильвия не была такой уж мегерой. Возможно, она ей вообще никогда не была, но продолжительный семейный кризис, приведший к разводу, не прошел даром. К тому же жена однозначно демонизировала мужа, чтобы оправдать свое изменившееся к нему отношение. Психологически так было гораздо проще, и подобный подход не считался ее персональным изобретением. Так поступали очень многие, малодушно не решаясь признаться себе в собственной неправоте. Правда, Джулиану от этого легче не становилось, отчего он не выносил бывшей пассии прямо-таки на дух. Его врожденное чувство справедливости бунтовало против ее слов и поступков, но врожденное же достоинство исключало саму возможность отвечать ей взаимностью. И Джулиан просто вычеркнул жену из своей жизни. Вычеркнул еще до развода, а уж потом — и подавно. Дочери — отрада его сердца, — не приняли сторону матери всего лишь потому, что она мать. Они вообще не стали принимать чью-либо сторону, против чего Джулиан ничуть не возражал. Навещая Сильвию, они навещали и его, пропуская все наветы на отца мимо ушей. Отец же искренне надеялся, что бывшую супругу не только больше не увидит — никогда ее даже не услышит. И тем страннее казалось то, что теперь он встречался с ней намеренно, исключительно сам и по собственному желанию.

Стерва она и есть стерва — ничего тут не попишешь. Ведь именно такой Сильвия осталась в памяти Джулиана, окончательно вытеснив образ милой непосредственной женщины, которой она была для него когда-то. Ну а что там сохранилось — то он и воплотил. И воплотил тем натуральнее, чем больший эмоциональный окрас сквозил в этих воспоминаниях. Сильвия получилась как живая, а ее поведение если и нуждалось в корректировке, то исключительно в лучшую сторону. То есть туда, где было меньше ведьмы и больше доброты, к чему Джулиан пока не стремился. Он ведь не собирался обзаводиться идеально хорошим воплощением бывшей жены. Он практиковался в своих новых возможностях, о чем лже-Сильвия даже не подозревала. И от этого вела себе еще натуральнее.

Тонкие черты высокой женщины кривила гневная гримаса. Ее длинные каштановые волосы слегка топорщились, будто заряженные статическим электричеством, а голубые глаза сверкали тигриной яростью. Макияж немного поплыл ввиду прилива чувств, а розовый шелковый халат едва не рвался из-за порывистых движений. Вазочка в голову — это было выразительно и мило. Мило — в смысле качества эмоционального подтекста. Джулиан явно преуспевал, прикидывая, чем его встретят в следующий раз. Усевшись на диване, он демонстративно вытянул ноги и уставился в телевизор. Там " транслировали" его любимый фантастический сериал, невесть каким образом уцелевший в закоулках воспоминаний. Становясь лурианцем, Джулиан извлек его с необычайной легкостью, мастерски симулируя домашнюю обстановку.

— И долго я еще буду сидеть взаперти, господин рабовладелец?! — ярилась Сильвия.

Нарочито-безразличный вид муженька доводил ее прямо-таки до бешенства.

— Потерпи, дорогая, — спокойно отозвался Джулиан. — Скоро все переменится.

Для запертой двери имелись веские причины. Выпустить Сильвию из квартиры он банально не мог. Для свободных перемещений по макету ее модель была не готова. Сильвия пребывала в уверенности, что они все еще состоят в браке, переехав в другой город. Вид из окна, дополненный иллюзией горизонта, это подтверждал, а убедиться в ограниченности внешнего пространства она возможности не имела. Решив проблему просто и радикально, Джулиан закрыл ее дома, придумав не слишком убедительное объяснение. В том числе из-за этого Сильвия и бунтовала, только поделать ничего не могла. Звонки в службу спасения заканчивались дежурным ответом, а иная связь не работала, отчего Сильвия злилась еще больше. Лишенная всякого общения, она была ограничена пределами квартиры, телевизором, где крутили одни и те же сериалы, и визитами мужа. Само собой, на последнем она душу и отводила.

Джулиан честно признавал, что от мытарства Сильвии он получал некоторое удовольствие. То была дань памяти мытарству собственному, связанному с последними годами брака и разводом. Вставляя ей шпильки вполне себе по делу, он испытывал определенное удовлетворение, совмещая, так сказать, приятное с полезным. Да, лурианца это было недостойно, но ведь он им пока и не стал, а работа с Сильвией проводилась отнюдь не ради мелочного издевательства.

Сидя взаперти, и без того злющая жена злилась еще больше, на что, в принципе, имела полное право. Ведь Джулиан не торопился разнообразить ее существование, а о причинах этого не сообщал. Его поведение оправдывала поставленная цель, а жена все равно была не настоящей. Ее воплощала имитация. Да, очень искусная, правдоподобная, обладавшая чрезвычайно убедительным характером и словарным запасом, но все же имитация. Формально, Джулиан мог избежать всяких хлопот и отключать ее по мере необходимости, ставя на условную паузу. Например, на время своего отсутствия. Проблема заключалась в том, что это не только препятствовало саморазвитию модели, но и ухудшало ее как таковую. Тут следовало хорошо понимать разницу между компьютерными программами из симуляции самого Джулиана и неодушевленными моделями уровня лурианцев. Именно поэтому Сильвия маялась в запертой квартире, а не стояла где-нибудь в уголке, ожидая, пока ей включат питание.

— Я хочу поговорить с моими девочками! — грозно заявила супруга, встав возле мужа руки в боки.

Ох, как бы Джулиан и сам этого хотел! Знала бы ЭТА Сильвия, что все ее мучения имеют к тому самое прямое отношение.

— Позже, дорогая, позже. Обещаю, — миролюбиво ответил он, изменяя своему подчеркнуто-пренебрежительному тону.

Взяв Сильвию за руку, которую ту сперва отдернула, он потянул ее присесть рядом с собой. Не для ласки и прочей чепухи, разумеется, хотя в качестве мишуры не обошлось и без этого. Джулиан изучал свою Модель, внося в нее мысленные корректировки. Воплощение нуждалось в доработке, ибо сделать следующий шаг, не доведя до совершенства предыдущий, позволить себе он никак не мог.

В соседней квартире было тихо. Сюда не проникали даже звуки с улицы, поскольку зашторенные окна высотки надежно блокировали все внешние шумы. Удивляться этому не приходилось, так как здесь не проживала ни одна душа. Никто не бил посуду, не пытался высадить дверь и не колотил кулаками в стену, равно как не метался туда-сюда и не заходился возмущенными криками. Стекла тоже никто на прочность не проверял, ни стульями, ни другими подручными предметами. Сильвия бушевала по соседству, но кроме нее на этаже никого не было. Модели горожан Джулиан здесь не размещал, оставив его целиком для личных интересов. Эти интересы он преследовал и в тихой квартире, отчего-то пройдя в нее на цыпочках.

Внутри было очень уютно. Фантазия Джулиана поработала на славу, украшая жилище зеленью, антиквариатом, произведениями искусства и предметами современного обихода. Сосредоточенное созерцание стены — и вот на ней уже затикали часы-ходики, разбавляя царившее кругом безмолвие. Повернувшись в другую сторону, Джулиан снова напряг разум. На потолке, оформленное в виде люстры, мягко вспыхнуло Гранатовое Солнце — небольшой фрагмент, подаренный Оо-т-Иром взамен на ирбиса. Снежный барс нуждался в доработке, поскольку, попав в горный поселок, тут же вознамерился сожрать все что движется, но мерколит был несказанно доволен.

Завидев Джулиана, Радужные рыбки приветливо закружили в замысловатом хороводе. Приблизившись, он помахал им пальцами и подсыпал кое-что в аквариум. Не корм, разумеется, поскольку творения Синотеи в нем уж точно не нуждались. Это были измельченные кораллы кристаллической природы, которые выводились для аккумулирования энергии. Рыбки отлично справлялись со своей задачей, но такая подсыпка была для них как условный глоток свежего воздуха. Распределившись по песчаному дну, кристаллы мерно мерцали в такт радужным переливам рыбьих хвостиков. Поведя вокруг аквариума руками, Джулиан убедился, что тот уверенно излучает животворящее поле. Излучает так, как предполагалось, и там, где и должен был.

— Отлично, — прошептал он, окидывая взглядом просторную светлую комнату.

Это жилище Джулиан создавал с особым трепетом. Квартиру Сильвии он тоже обставлял не спустя рукава, но тут воплощалась его мечта. Какая именно? Так сразу и не скажешь… В ней перемешивалась тоска по прошлому и смелый взгляд в будущее, сочетались былые замыслы и новые возможности. Джулиан как бы совмещал то, чего некогда хотел бы видеть и там, в симуляции, с горизонтами реального мира. Видеть прежнее с широтой настоящего. И для этого он обретал все больше сил, развиваясь семимильными шагами. По-своему. Ведь с той же флорой по-прежнему не задавалось. К счастью, ни в чем не повинная змейка обрела хозяйку в лице Синотеи, но гидра, получившаяся у Джулиана вместо дерева бонсай, была заключена в капсулу и ожидала отправки к Гизмунду. Ирбиса же он сотворил с такой легкостью, словно вывел картинку на принтерную печать, а врожденные инстинкты хищника как раз и подчеркивали его поразительную натуральность.

Совершенствуя квартиру, Джулиан размышлял, отчего ему столь плохо удается воплощать одно и невероятно мастерски — другое. Тут, вероятно, сказывалась специализация, упомянутая Элайей. Природный дар. Вот только он никак не мог взять в толк, в чем именно. Живые существа? Но те же рыбки получались у него весьма посредственно. Как модели для каналов макета они еще годились, но с творениями Синотеи и рядом не плавали. Флора и вовсе говорила сама за себя. Музыка, живопись и прочие художественные направления Джулиану, конечно, очень нравились, но как зрителю и слушателю, а отнюдь не творцу. Архитектуру он не забросил и по-прежнему испытывал к ней тягу, однако был вынужден констатировать, что уделяет ей не так много времени, как следовало бы. Обретя ТАКИЕ возможности, он не возводил целые города, как некогда мечтал, а едва осиливал хотя бы отдельное строение. Да, красивое, интересное и оригинальное, но ОДНО строение. Его макет разрастался, наполняясь новыми кварталами и деталями, однако в сравнительной степени ему бы уже полагалось стать несколькими НАСТОЯЩИМИ городами. В сравнительной — в смысле по количественному распределению усилий. Не забывая про архитектуру, Джулиан занимался ей куда меньше, чем можно было ожидать, прилагая энергию совсем к другому. Однако он не видел в этом какого-либо парадокса и уж тем более призвания. Он знал, что делал и зачем, и не проводил никаких параллелей. И уж тем более не делал многозначительных выводов. Для него это было даже не хобби, а исключение из правил. Временное, после которого все вернется на круги своя.

Квартиру Джулиан покидал так же на цыпочках, будто боялся кого-то побеспокоить или ступал по святилищу. Обернувшись на пороге, он помахал рукой в пустоту и удалился, бережно прикрыв дверь.

Получил Агнетто инструкции от Элайи или нет — поди угадай, но вел он себя вполне открыто и Джулиана не чурался. Поскольку Луч, ведущий в его вотчину, перемещению никак не препятствовал, напрашивался вывод, что табу на эти визиты никто не накладывал. Заприметив гостя, Оператор не стал дожидаться зова и самостоятельно воплотился в тело, облаченное в прежний светло-коричневый комбинезон. В отличие от Элайи, он не утруждал себя деталями одежды, поэтому та не имела каких-либо застежек. Комбинезон сотворялся литым, то есть снять его механически было просто невозможно. Но лурианцу, способному создавать и удалять материю как угодно, и не нужно.

— Рад вас снова видеть, — приветливо сказал Агнетто, спускаясь со своей трибуны.

Наблюдая, как он появился будто из ниоткуда, Джулиан призадумался, не могла ли и Элайя проворачивать подобный фокус. Точнее, безусловно могла, но не проворачивала ли она его по-другому, скрытно перемещаясь в апартаментах Джулиана? Как выяснилось, лурианцев в бесплотной форме он пока не распознавал, а негласный присмотр пришелся бы весьма некстати.

— А что, выходит, кто угодно может заглянуть в мое жилище и подсмотреть, чем я там занимаюсь? Я же вас не вижу, — не удержавшись, выпалил Джулиан.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒