День первый: пятница. 9 страница

С рычанием слова вырываются из меня, с примесью яда.

— Он что, блядь, неясно сказал?

Они начинают быстро двигаться, поднимаясь по лестнице так быстро, как только могут, не спотыкаясь и не вызывая эффект домино на обратном пути.

Когда последний человек уходит, и остаются только Ривер, Ромэн и близнецы, я качаю головой и смотрю на Эллиота, который все еще держит мою руку в тисках.

— Э…

— Ты не имеешь никакого гребаного права, — продолжает он, отпуская меня, чтобы толкнуть в грудь по направлению к лестнице. — Мне плевать, через какой ад ты прошел в детстве. Это отстой, и я сочувствую тебе, но это не дает тебе права обращаться с людьми как с дерьмом.

— Эл... — пытаюсь я снова, но он снова пихает меня, на этот раз я зацепился за одну из лестниц.

— Не утруждайся, Грейди. Мы не хотим слышать ни одного твоего слова, — шипит Дрю, стаскивая Ромэна с дивана и подтаскивая к нам. Ромэн не сопротивляется, только улыбается с большим удовлетворением.

Вместе близнецы ведут нас вверх по лестнице и к входной двери, выталкивая нас, а затем следуют за нами на улицу.

Ромэн идет дальше не оглядываясь и маниакально смеётся, когда направляется к моему джипу, припаркованному у дороги. Но я поворачиваюсь к близнецам. Мои товарищи по команде. Его лучшие друзья.

— Ничего не было...

— Убирайся на хрен, — огрызается Эллиот, что-то похожее на страдание сквозит на его лице, когда он смотрит на меня. — Из этого дома, из этого города, из гребаного Колорадо, мне плевать, куда. Просто уходи. — Его гримаса усиливается, когда он качает головой, и смотрит на дом, а сухие слова звучат как гравий. — Ты должен. Пока ты не уничтожил его еще больше.

Я захлопываю дверь в квартире, как только мы с Ромэном оказываемся внутри, все еще злясь на то, что произошло на вечеринке.

Не только на Ромэна, что он трогал Ривера у меня на глазах, зная, что я бессилен что-либо с этим сделать. Хотя это и вывело меня из себя, но больше меня взбесило то, как друзья Ривера — наши товарищи по команде — смотрели на меня, когда вошли в комнату, увидев нас троих вместе в таком виде.

Я сразу понял, что Ривер рассказал им все, что произошло между нами, но после их слов это стало очевидным. В конце концов, они его лучшие друзья. И в этой хреновой ситуации я могу лишь радоваться, что рядом с ним есть люди, которые могут подхватить его и убедиться, что с ним все в порядке.

Потому что я ужасно вел себя с ним.

С ненавистью. С грубостью. Чертовски токсично.

И ничто из того, что я бы сказал или сделал, не поможет мне искупить или исправить ситуацию.

Зная все это, мне не помогло, когда Эллиотт встал передо мной, защищая Ривера. Но затем быть обличённым перед всеми? А потом вышвырнутым на улицу, как ненужный щенок?

Это было ужасно. Даже разозлило.

Не из-за того, что меня разоблачили. Мне на это наплевать. Если бы все не пошло наперекосяк в тот день, когда мы вернулись в Боулдер из хижины, я бы все равно признался. Потому что знал, что у меня, по крайней мере, будет Ривер, на которого смогу опереться и который поможет мне пройти через это.

Не думаю, что это было бы слишком тяжело. Не для команды. Все, блядь, обожают Ривера. Единственный человек, у которого когда-либо были проблемы с его ориентацией — это я. Потому что слишком боялся своей собственной.

Знать, что я не могу постоять за себя, устроить сцену или сделать хоть что-нибудь в защиту Ривера, было труднее всего. Все потому, что я не знаю, кто смотрит. У Теда могут быть глаза и уши практически везде.

Он уже знает, что я в Колорадо. Понимаю, что он наблюдает и ждет. Но на данный момент я не знаю, какая у него есть информация и через кого он ее получает.

Так что, что бы я ни делал, он не должен узнать о Ривере. Иначе какой смысл мне разрывать с ним отношения, говорить ему всю эту ужасную чушь? Всю ту душевную боль, через которую я заставляю пройти нас обоих? Черт, это было бы напрасно.

Даже если я был готов бросить все, чтобы оторвать Ромэна от губ Ривера.

От этой мысли я впал в ступор, отчаянно нуждаясь в спасении.

Бросив взгляд в сторону Ромэна, потому что он явно виноват во всем этом, я направляюсь на кухню и хватаю бутылку «Джеймсона», стоящую в шкафу.

— Веселье продолжается? — спрашивает Ромэн, когда я наполовину наполняю стаканчик золотистой жидкостью.

— Да. Мне плевать, делай что хочешь, — говорю я ему, не встречаясь с Ромэном взглядом, когда ставлю бутылку на стойку, не потрудившись закрыть крышку. Мне и так скоро понадобится дозаправка. Я делаю глоток, затем еще один, позволяя алкоголю обжечь мое горло и согреть желудок.

— Тебе стоит расслабиться, парень, — говорит он, беря стакан и наливая себе виски.

— Отвали, Ромэн, — рычу я, хватаю бутылку, как только он ставит ее обратно на стойку, и направляюсь к дивану.

Конечно, не понимая намеков и не зная, что значит слово отвалить, он следует за мной и садится на диван напротив. По какой-то причине меня это бесит. Передо мной закадычный друг, человек, которому я доверял свою жизнь с восьми лет, и в этот момент я не испытываю к нему ничего, кроме неприязни.

В комнате воцаряется неловкая тишина, висящая в воздухе, как ядовитый туман, от которого я бы отдал все, чтобы избавиться. Поэтому я пью.

Хочу убежать, забыть. Пережить ночь так, чтобы не вернуться на вечеринку или, что еще хуже, не оказаться в квартире Ривера.

Мы оба не в том состоянии, чтобы быть рядом друг с другом. Мы уже давно не вместе. И как бы я ни ненавидел это, я знаю, что он прав, когда говорит, что мы токсичны и чертовски не подходим друг другу. Это было очевидно с самого начала, и если бы мы были умными, то держались бы друг от друга как можно дальше. Но в этом-то и кроется вся загвоздка. Иногда то, что должно помочь удержаться на плаву, тебя топит. И такие отношения, как эти, нужно рубить на корню, пока вы не стали гибелью друг для друга.

И все же, сколько бы не думал об этом и ни пытался убедить себя, что так будет лучше, в глубине души я знаю, что не могу остаться в стороне. Я не могу вот так просто взять и отказаться от него, как думал. Как хотел бы. Даже если мне будет легче его защитить.

Я продолжаю пить, думаю о своем, пока с Ромэном сидим в тишине. От третьего бокала виски чувствую себя немного пьяным, но я не видел, чтобы он наполнял свой стакан с тех пор, как мы сели за стол.

А может, я просто не заметил. Кто знает, и, что более важно, кого это, блядь, волнует?

Злость все еще кипит во мне, когда смотрю на Ромэна, он видимо чувствует, потому что отрывается от созерцания своего бокала, на колене, и смотрит мне в глаза.

— Иди на хер, Ро.

Он тихо фыркает, качая головой.

— Сам иди, Рейн.

— Нет, — рычу я, качая головой и небрежно ставя бокал на столик рядом с диваном. — Пошел ты за тот трюк, который устроил в общежитии. О чем, чёрт возьми, ты вообще думал?

Он вскидывает бровь.

— Ты серьезно хочешь знать? Правда?

— Я бы не спрашивал, если бы не хотел, — шиплю я.

Ромэн ставит бокал на стол и поворачивается ко мне, его сдержанная маска, которую он, кажется, натягивал в эти дни, немного спадает.

— Я подумал, что мне надоело видеть, как ты страдаешь из-за кого-то, кто, по правде говоря, не достоин тебя. Потому что Ривер - чертовски жалкий пацан. Я подумал, что, если я сделаю то, что сделал, ты увидишь человека, который был перед тобой все это время, тот, с которым ты должен пытаться сблизиться. Потому что он тот, кто ставил тебя на первое место. С самого детства.

Дыхание сбивается, и я пытаюсь сглотнуть, в горле внезапно пересохло. Черт.

То есть, да, он назвал Ривера своим соперником на вечеринке, но я, честно говоря, подумал, что это для того, чтобы поиздеваться надо мной, ведь он такой придурок. Ведь мы оба знаем, что между нами… ничего не получится. По многим причинам.

Верно?..

Открыв рот, я не могу вымолвить ни слова, то ли из-за злости, то ли из-за его признания. В любом случае, это не важно, потому что Ромэн хватает меня за шею, и целует.

И как только его губы касаются моих, мое тело воспламеняется, вспоминая тот единственный поцелуй, который мы разделили ранее. Но этот... он совсем не похож на предыдущий. Тот наполняли нерешительность и сила дружбы.

Этот — взрыв накопившейся агрессии и разочарования.

Ромэн скользит языком по моим губам, и я стону ему в рот. Горячий, со вкусом виски и легким привкусом мяты. Я тут же обвожу языком его губы в поисках пирсинга.

Но его там нет.

Потому что он не Ривер.

Но у меня нет времени осмыслить все, потому что Ромэн задирает мою рубашку и стягивает ее через голову. И я не могу остановить это.

Черт, прямо сейчас, я не хочу останавливать это.

— Четыре долбаных года, — рычит Ромэн мне в губы, когда, сняв рубашку, подходит еще ближе. — С той ночи в бассейне я думал об этом. Ощутить снова твой вкус. Твое желание, твою потребность. — Он скользит рукой вниз и ласкает мой член под джинсами, и тот дергается от прикосновения. Я снова издаю стон, бедра поднимаются сами собой, в поисках большего трения, в стремлении облегчить боль. Я чувствую, как Ромэн улыбается мне в губы, а потом прикусывает губу и дергает так сильно, что становится почти больно. — И на этот раз, Рейн? Я, блядь, не остановлюсь.

Он проводит губами по моей шее, прокладывая дорожку от плеча к груди, а я думаю о том, что он делал с Ривером всего несколько часов назад.

Как далеко он бы зашел? Отвез бы он Рива домой? Даже трахнул бы его?

Ревность, что Ромэн прикоснулся к Риверу, вызывает во мне прилив ярости, когда он продолжает водить языком по моему телу.

Боже, все, что я чувствую, это злость.

На Теда, маму, Ромэна, Ривера, доктора Фултона, на себя, черт возьми.

Я до краев наполнен ненавистью к каждому человеку в моей жизни, и в этот момент мне просто нужно ее излить. Отпустить.

Освободиться хотя бы на мгновение.

Так что я не буду мешать этому, хотя не знаю, хочу ли я этого на самом деле.

Ромэн соскальзывает с дивана и опускается на колени между моих раздвинутых ног, проворными пальцами быстро освобождая меня от ремня. Мой взгляд устремлен на него, когда он переходит к пуговице моих джинсов, затем к молнии, прежде чем стянуть их до лодыжек.

И я позволяю ему.

Я не останавливаю его, когда он запускает пальцы в мои трусы, стягивая их за пояс. Я не останавливаю его, когда он берет меня в руки, подрачивая мой член один, два, три раза.

Я не останавливаю его, когда он обхватывает меня ртом.

Я позволяю всему этому происходить, надеясь, что алкоголь, затуманивающий разум, поможет унять пульсацию в груди, которая не прошла, а только усилилась от всего, что произошло на вечеринке.

Однако пока Ромэн работает ртом, вбирая меня все глубже в горло, что я жадно насаживаюсь на его рот, я все еще чувствую боль. Когда он хватает мою задницу, чтобы подтолкнуть меня еще сильнее, мне все равно не становится легче.

Не так, как мне нужно. Не так, как я, блядь, жажду, чтобы снова почувствовать себя целым.

Потому что он не Ривер.

И в этом вся проблема, так ведь?

Единственное, чего я хочу — нет, единственное, что мне нужно, чтобы не чувствовать себя таким чертовски несчастным — это то, чего я не могу иметь. И никакое удовольствие не поможет мне забыть об этом.

Так какой смысл пытаться?

— Ро, остановись, — простонал я, напрягаясь, и хватаясь пальцами за его волосы.

Но он не останавливается, а продолжает сосать меня, кончики его пальцев дразняще касаются моей складки, заставляя молнии пробегать по моему телу.

— Ромэн, я сказал, остановись!

Я выкрикиваю эти слова, мой голос грубый и неестественный перед лицом страха. Мне слишком хорошо знакома эта эмоция, но никогда не испытывал ее по отношению к нему. По крайней мере, не настоящего страха.

Но впервые в жизни я понял это слово, говорящее об отсутствии согласия.

Он останавливается.

— Что случилось? — шепчет он мне, отпустив мой член, хотя все еще гладит его ладонью. Он переводит взгляд на мое лицо, а горячее дыхание щекочет мое бедро. — Разве ты не хочешь меня, детка?

Одно единственное ласковое слово звучит неправильно из его уст. Так чертовски неправильно.

У меня болит челюсть, когда я сдерживаю свой первоначальный ответ на его вопрос. Который, чтобы быть ясным, является большим, жирным... Я не знаю.

Хочу ли я его? Все намного сложнее, чем простой ответ «да» или «нет», который он хочет услышать. То, что я чувствовала к Ромэну в прошлом, не идет ни в какое сравнение с тем, как воспламеняется все мое существо, когда я просто нахожусь в одной комнате с Ривером.

Ромэн был дружбой. И да, в какой-то момент — похотью. Но никогда не был любовью.

Она навсегда и только с Ривером.

Но сейчас? Секс с Ромэном? Снова окунуться в сеть моих пороков? Это так легко. Поддаться. Быть с ним. Позволить ему пытаться унять боль каждым дюймом своего тела, прижатого к моему. Это было бы так чертовски просто.

Четыре года назад я был готов ухватиться за этот шанс.

Но сейчас я просто не могу.

Дело не только в желании, потребности и стремлении. Речь идет о... предательстве. А быть с Ромэном — это предательство по отношению к Риверу. Узнать, что Эбби сосала член Ривера в течение нескольких скудных минут, причинило мне достаточно сильную боль. А она всего лишь подруга с безответной влюбленностью.

Но с Ромэном? С человеком, который, как я сказал Риверу, был одним из немногих людей, которых я когда-либо хотел? Это намного хуже.

Это... ужасно. Отвратительно. Полная противоположность тому, что я должен делать, зная, что люблю его. Когда хочу получить еще один шанс быть всем, кем, как я знаю, мы можем быть.

Потому что после такого мы никогда не сможем все вернуть.

Ромэн перестает ласкать ртом мой пресс, когда я снова дергаю его за волосы. Он отстраняется и смотрит на меня похотливым взглядом.

— В чем дело, Рейн? — мягко спрашивает он, это гребаное прозвище намного хуже, чем то, которое он произносил раньше. Я не тот Рейн, которого он знал. Для него я только Киран.

Я не отвечаю сразу, просто отвожу взгляд от его пылающих ореховых глаз. Сейчас они больше зеленые, напряженные от желания, и это мешает думать.

— Чего ты хочешь?

Я закрываю глаза, едва сдерживая желание рассмеяться вслух над этим вопросом, так как мучения разрушают мой разум.

Я хочу, чтобы ты был Ривером.

Качая головой, я думаю, смогу ли когда-нибудь в своей жизни не причинять кому-то боль на каждом чертовом шагу.

— Я просто не могу, — сокрушенно шепчу я, снова переводя взгляд на него. — Я не могу трахнуть тебя. Или позволить тебе трахнуть меня. Или позволить этому зайти дальше. — Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Я не могу быть с тобой, когда все время буду думать о нем.

Я не называю его имени, но мы оба знаем, о ком я говорю.

Ромэн откидывается на пятки, и я изо всех сил стараюсь не смотреть на безумную выпуклость под его джинсами. Я вижу, как жало отказа быстро появляется на его лице, прежде чем Ромэн прячет его.

— Я понял.

— Мне так чертовски жаль, — простонал я, проведя рукой по лицу. — Я просто...

Я слышу, как Ромэн поднимается между моих ног, а затем открываю глаза. Он хватает с пола свою рубашку и с легкостью надевает ее.

— Я понял, Рейн. Поверь мне. — Ромэн криво усмехается и запускает пальцы в волосы. — Ты не в силах запретить себе желать кого-то. Даже если они не хотят тебя в ответ. Думаю, я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

Его слова жалят меня, как, вероятно, и должно быть.

Я провожаю Ромэна взглядом, пока он бесшумно натягивает куртку и обувается, а затем идет к двери и выходит из моей квартиры, не оглядываясь.

И вот я снова в полном одиночестве.

Глава 14

РИВЕР

Голова раскалывается, когда сажусь на кушетку в кабинете моего психотерапевта. Он такой же, каким я его помню несколько лет назад, когда был здесь в последний раз.

Боже, прошло так много лет с тех пор, как чувствовал необходимость идти на терапию. Но после прошлой ночи — того немногого, что я помню — прийти на прием было лучшим, что мог для себя сделать.

Мне нужно найти выход из нисходящей спирали. Я не хочу идти по пути саморазрушения, но не вижу выхода. Возможно, сейчас это единственный способ справиться с ситуацией, заглушить боль, но какой ценой?

Я стал тем, кого презираю. Моим собственным злейшим врагом.

Наверное, кайф от ксанакса и адерала может сделать такое с человеком.

— Что привело тебя сегодня, Ривер? — спрашивает доктор Фултон со своего кресла, отрывая меня от моих мыслей.

Я смотрю на нее с дивана, в ее мягкие голубые глаза, которые всегда успокаивают меня и помогают оценить ситуацию.

— Я просто... — вздыхаю, качая головой. — Думаю, мне нужно привести свою голову в порядок.

— Я это понимаю, и ты знаешь, что моя дверь всегда открыта, — говорит она мне с улыбкой. — Так почему бы нам не начать с того, почему ты чувствуешь необходимость привести свою голову в порядок.

Я тяжело сглатываю и бормочу.

— Я стал человеком, которого больше не узнаю.

Она бросает на меня сочувственный взгляд, призванный успокоить меня и побудить продолжать.

Прикусив нижнюю губу, я пытаюсь привести мысли в порядок и найти, с чего начать. И как во время каждого визита к доктору Фултону в школе и на первом курсе колледжа, когда начинаю говорить, то уже не могу остановиться.

Я рассказываю ей о Рейне. О шале. О том, как я вернулся, и увидел Ромэна здесь, ждущего с распростертыми объятиями человека, в которого я влюблен. Ссора с родителями, еще больше ссор с Рейном. Пропуск занятий и тренировок. Прогулы в школе. Все, блядь, обнажая и выставляя каждого демона на всеобщее обозрение. Все, что произошло с начала учебного года, я извергаю в бесконечном потоке словесного поноса.

Все, кроме наркотиков. Да это и не важно, ведь я избавился от них, едва проснувшись по утром. Я просто не могу заставить себя рассказать ей о них. Потому что не могу смириться, что разочарую еще одного человека.

Когда заканчиваю, в горле стоит ком, я едва сдерживаю слезы, грозящие вот-вот пролиться. Я знаю, что тут безопасное место, где могу выплеснуть эмоции, которые меня мучают, не хочу этого делать. Я устал утопать в страданиях из-за людей, которым на меня наплевать. Все, чего я хочу, — это снова почувствовать себя сильным и уверенным в себе, таким, каким я был до того, как увидел Рейна Грейди.

Я нахожу в себе мужество снова посмотреть на доктора Фултон и вижу, что она что-то пишет в своем блокноте. Молча ожидая, я время от времени постукиваю рукой по ноге, пока она не поднимает на меня взгляд.

— Расскажи мне больше о своих чувствах к Рейну. Не о тех, что были месяц назад, или на прошлой неделе, или даже вчера. О твоих чувствах к нему и о нем сейчас, в данный момент.

Не ожидал я, что она начнет именно с этого.

Потирая затылок, устроился на диване, сложив руки на коленях и сжимая их, пока ломал голову, как лучше описать уровень эмоций, которые испытываю к нему.

— Вы когда-нибудь поднимались выше уровня деревьев на гору? Поднимались на четырехтысячник?

Доктор Фултон приподнимает идеально вылепленную бровь.

— Четырехтысячник?

Я ухмыляюсь, зная, что у меня уже есть ответ.

— Гора с высотой четырнадцать тысяч футов или выше. Колорадо ими славится.

Покачав головой, она отвечает:

— Не могу сказать, что бывала.

— Да, я вроде как понял, — говорю я с тихим смехом. — Когда ты находишься на такой высоте, становится трудно дышать, не хватает кислорода. Чем выше ты поднимаешься, тем труднее и тяжелее сделать вздох. И если не соблюдать осторожность, может начаться высотная болезнь. Появится тошнота. Нарушается координация. Легкое головокружение. Это не опасно для жизни, но чувствуешь себя хреново. Иногда эффект длится несколько часов или пару дней, в зависимости от человека.

Я понимаю, что она смущена, по тому, как отрывает ручку от бумаги и снова смотрит на меня. И нужно отдать ей должное за попытку, потому что сейчас даже я, не знаю, к чему я веду.

— Но самое главное в восхождении на такую гору, как четырехтысячник, — это знание, что риск оправдан, и в конце тебя ждет награда. Для кого-то награда — возможность похвастаться или гордиться тем, что ты это сделал. А для меня? Я делаю это, потому что, несмотря на истощенность тела, пока ты добираешься до вершины... — Я прервался, покачав головой, а затем взглянул в окно. —... вид просто стоит того. А чувства, которые ты испытываешь стоя на вершине мира? Ни с чем не сравнится. И хотя я знаю, что это опасно, что может закончиться плачевно для меня... не думаю, что когда-либо у меня пропадет желание достичь вершины.

На мгновение прикусив губу в раздумье, решаю снова встретиться с ней взглядом.

— Это лучший способ описать, что я чувствую к Рейну. Он — просчитанный риск. Я знаю и последствия, и награду.

— И если я правильно поняла твою логику, — медленно произносит доктор Фултон, откинувшись в кресле, — даже если ты знаешь, что это может быть вредно для тебя, желания обладать им, достичь вершины перевешивает это?

Я улыбаюсь, качая головой.

— Вроде того. Только в этом сценарии не он — гора. Это стены, за которыми он прячется. Сам Рейн — это кислород. Не желание или стремление, а потребность. И мне кажется, что чем выше я взбираюсь, чем ближе подбираюсь к вершине каменных стен вокруг его сердца и разума, тем меньше его у меня остается, когда достигаю вершины. Как будто в попытке добиться большего от него — заполучить его — я теряю больше.

И себя теряю тоже.

Черт побери.

Нельзя сказать, что я не знаю, что он плохо на меня влияет. Я абсолютно точно знаю. Если бы мы с Рейном никогда не встретились, я, более чем вероятно, остался бы таким же, как в начале года. Парнем, который отпускает пошлые шуточки и улыбается, а почему бы и нет?

А не этим подобием человека, склонного к саморазрушению.

Но также не знал бы, каково это - полностью отдаться человеку. Преодолеть то, что сделали мы - битву за доминирование и контроль - и найти покой в обществе друг друга. И иметь кого-то, кто просто выслушает и поймет меня, даже когда все шансы складывались против нас.

— В этом круговороте ты видишь себя счастливым? Как ты сказал, сейчас ты сам на себя не похож. Как ты думаешь, эти отношения с Рейном могут быть как-то связаны с этим?

— Я знаю, что это имеет самое непосредственное отношение, — иронично усмехаюсь я. — Мы отравляем друг друга, да. Особенно в начале, когда только и делали, что ругались и доводили друг друга до предела. И даже когда у нас все наладилось за те несколько коротких недель, что мы провели в шале и не пытались убить друг друга, я был поглощен им. Я отдал ему все, что мог отдать, а он нет. Не совсем, по крайней мере. Я знаю и понимаю, что могу и должен найти кого-то другого, кому отдать свое сердце. Но даже когда мы ненавидели друг друга и, между нами не все было равно, я не встречал человека, который уравновешивал бы меня лучше. Я понял это только тогда, когда он начал больше открываться мне. — Снова мой взгляд устремлен в окно. — Те стороны, которые он был готов мне показать.

Положив блокнот и ручку на стол рядом с собой, доктор Фултон ждет, пока я снова встречусь с ней взглядом, перед тем как задать вопрос, который я задаю себе с самого первого дня, как мы с Рейном встретились.

— Так что перевешивает, награда или риск?

С трудом сглотнув, выпустил длинный выдох.

— Хотел бы я знать. Пожалуй, это главная причина, почему я здесь.

Доктор Фултон кивает, оценивая меня так, как всегда, когда пытается прочитать больше, чем просто слова, которые я говорю.

— Возможно, есть еще один вопрос, который ты должен задать себе, Ривер, когда речь идет о сравнении риска и награды. Тот, о котором ты и сам можешь не знать. Тебе крайне важно решить, стоит ли риск потерять Рейна из-за слишком сильного давления, как мы уже выяснили шансы получить его. Но тебе также нужно определить, стоит ли награда в сражении за него, риска потери себя в процессе.

Потирая затылок, я качаю головой и горько улыбаюсь.

— Я спрашиваю себя об этом каждый божий день, док. Стоит ли чувствовать себя так дерьмово из-за парня? Превратиться в того, кем я не являюсь? Если бы вы спросили меня об этом до шале, то я бы ответил категорическим «нет». — Я закусываю губы и пожимаю плечами. — Но, с другой стороны, я не выбираю, в кого мне влюбляться. К несчастью для меня, это он. И любовь к нему довела меня до такого саморазрушения, с которым я никогда раньше не сталкивался.

— Ты когда-нибудь слышал поговорку «никто не полюбит тебя, пока ты не полюбишь себя»?

Закатывая глаза, я насмехаюсь.

— Все слышали и каждый трактует по-своему. И дело не в том, что я не люблю себя. Я просто больше не знаю, кто я. Пытаюсь найти себя, чтобы полюбить — вот в чем проблема.

— И поэтому ты стал пить, курить травку и прогуливать занятия? В попытке снова найти себя?

Черт.

К такому вопросу я не готов, и я понятия не имею, как на него ответить.

Я могу лгать ей, своим друзьям и семье. Боже, я могу врать себе сколько угодно, но это не изменит правды, которую ее слова вынесли на передний план моего сознания.

Я просто пытался справиться с переживаниями, вместо того чтобы встретиться с ними лицом к лицу. А потом выдавать это за попытку самопознания, когда все, что я делаю, это рою себе яму, чтобы закопаться в нее, в то время как реальность ситуации проста.

Таблетки и выпивку проглотить легче, чем понять, что человек, которого я люблю, никогда не полюбит меня в ответ.

И хотя док не говорит, я знаю, что она видит меня насквозь.

Но может ли она винить меня? Могу ли я, черт возьми, винить себя за то, что хочу чувствовать чуть меньше, даже если мой путь к этому был неправильным?

— Я просто не хочу чувствовать боль. Хотя... знаю, что она мне нужна, чтобы исцелиться, — вздыхаю я.

Она кивает, ободряюще улыбаясь.

— Ривер, сейчас все выглядит мрачно и безрадостно. Это понятно, ведь ты переживаешь бурю, которая кажется катастрофической. Но ты пройдешь через это.

Я улыбаюсь ей в ответ, не веря ни единому слову.

Дверь за мной захлопывается, и ветер обдувает меня. Чувствую себя немного лучше после сеанса с доктором Фултон, и больше всего меня радует, что есть объективный взгляд со стороны.

Перевернув бейсболку задом наперед, чтобы ее не сдуло порывом ветра, иду к своей машине.

До тех пор, пока на мою руку не опускается твердая ладонь.

Даже сквозь толстый слой толстовки чувствую тепло руки и понимаю...

Рейн.

Янтарный встречается с зеленым, когда наши взгляды сталкиваются, и выражение его лица возвращает меня к прошлой ночи и тем немногим воспоминаниям, которые я помню.

Каждая мысль о тебе обжигает мне кожу. И знание, что сон - единственное место, где я могу целовать тебя, прикасаться к тебе и чувствовать огонь, в который ты меня бросаешь... заставляет меня жаждать кошмаров.

Отбросив свои мысли, выдергиваю руку из его хватки.

— Я думал, что ясно сказал тебе держаться от меня подальше? Ты проделал чертовски фантастическую работу, отталкивая меня от себя, но теперь ты везде, где бы я ни был.

Его рот сжимается в тонкую линию, когда он кусает губы, и я наблюдаю, как в его голове крутятся шестеренки. Как много он готов мне рассказать.

Что бы ни сказал в итоге, этого будет недостаточно. Никогда.

— Я держусь на расстоянии, Ривер, потому что должен. — Слова прозвучали хриплым шепотом, когда он шагнул ближе. — Потому что я знаю, что не могу получить тебя.

Опять чушь, меня уже тошнит. И от лжи.

— Но ты можешь получить меня, — рычу я. — Раньше мог, и сейчас можешь! Господи, Рейн, я знаю, что ты помнишь. Ты дословно повторил мне эти слова. — В горле образовался комок, и я с трудом сглатываю его, выплескивая на него. — Пока не погаснут все звезды на свете. Я, черт возьми, говорил серьезно.

Я ненавижу правду, стоящую за этими словами, и силу, которую они все еще хранят. Каждое обещание, которое я дал ему в шале, запечатлено в моей памяти. Я не скоро их забуду.

Его молчание, как всегда, говорит о многом, и я наблюдаю, как Рейн пытается решить, что сказать дальше. Но если ответ не очевиден, то мне он и не нужен.

— Я тут ни при чем, Рейн. Мы оба знаем, что дело в тебе, Ромэне и твоей неспособности открыться мне. — Я качаю головой. — Неужто гордость мешает тебе сблизиться с другим человеком?

Он усмехается.

— Ты ни черта не знаешь о моей гордости.

— Думаю, я знаю об этом лучше, чем кто-либо другой! — кричу я, теряя самообладание и сжимая кулаки. — Я постоянно думаю о тебе, как заставить тебя проглотить свою гребаную гордость, потому что я знаю, что не могу быть настолько нежеланным, чтобы ты выбросил меня, как мусор.

— Постоянно думаешь? — смеется он. — Разве ты думал обо мне, когда кто-то другой обхватывал ртом твой член? Эбби, верно? Или ты был под кайфом, как прошлой ночью, и не знал, кто прикасается к тебе или отсасывает? — В его холодном голосе звучит лютая ненависть, которая не доходит до его глаз. — Ты думал, что это был я?

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒