День первый: пятница. 11 страница

— Я не знал, что вы знакомы, пока мы не подъехали, — кисло говорю я ему. — Оказывается, мир тесен.

И с каждой чертовой минутой становится все теснее.

Ашер бросает на меня взгляд, явно понимая мой кислый тон, проницательный, как всегда. Он поворачивается обратно к ним обоим, улучив момент, чтобы познакомиться с Рейном, пока я просто стою и смотрю. Уже чувствую себя чужаком.

— Иди, позови парней, — говорит Ашер со злой ухмылкой через минуту или две, наконец-то вспомнив обо мне. — Похоже, нам нужна небольшая семейная встреча.

На лице Ривера появляется замешательство.

— Сколько вас?

— Пятеро, — прорычал я, прежде чем отвернуться от них. Выйдя в фойе, я делаю руками рупер и кричу остальным троим. — Каэде! Каллум! Холлис!

Когда я возвращаюсь в гостиную, Ашер бросает на меня взгляд.

— Незачем быть грубым. Ты мог бы позвонить по интеркому.

Ривер поворачивается к Рейну, и они обмениваются еще одним взглядом. Очевидно, что этот взгляд касается богатства вокруг них. Неважно, у нас есть деньги. Ну и что с того? Но хватит, блядь, смотреть друг на друга, как будто вы можете читать мысли друг друга. Меня начинает тошнить от этого дерьма.

— Зачем мне это делать, если я живу для того, чтобы выводить тебя из себя? — ухмыляюсь я.

Ашер не успевает ответить, потому что рядом со мной появляются Каэде и Холлис, а за ними появляется блондин Каллум.

Каэде сверкнул на меня серебряными глазами.

— Ты собираешься рассказать нам, какого хрена мы здесь?

— Хорош, Кей. — Каллум ухмыляется, крепко обнимая меня а затем повисает между нами. — Давай не будем ввязываться в драку сразу после нескольких месяцев разлуки.

Холлис закатывает глаза, проводя покрытыми татуировками пальцами по своим темным волосам.

— Может, покончим с этим?

Боже, они сегодня чертовски жизнелюбивы.

Выскользнув из объятий Каллума, я иду в гостиную, и взгляды всех задерживаются на мне. Некоторые с интригой, некоторые с разочарованием.

Ну, в основном это Каэде.

— Собирайтесь, мальчики, — говорю я с ухмылкой, указывая на огромный U-образный диван в гостиной. — Пришло время поделиться некоторыми историями о привидениях.

У Ривера глаза превращаются в блюдца, когда он переводит взгляд с меня на братьев.

— Вы серьезно? Тайное общество? Передаваемое из поколения в поколение в пяти благородных семьях? Почти тысячу лет? — спрашивает он со смесью благоговения, неверия и изумления.

Ладно, да, истории о привидениях — не совсем точное описание того, чем мы занимаемся, собравшись вместе на диване. Но для того, чтобы бросить такую бомбу, как эта, требуется определенная театральность, иначе толпа просто будет смотреть на тебя, как будто ты с другой планеты.

Наглядный пример — Ривер. Даже с моей театральностью.

После того, как я рассказал парням, почему я здесь, позволив Рейну рассказать свою историю, как он хотел, хотя никто из них ничуть не удивился, когда прозвучало имя сенатора Андерса, мы получили главный вопрос от Ривера.

Кто мы такие?

Бомба сброшена.

И ответ... мы — самые богатые семьи в стране, принадлежащие к благородному сословию, которые управляют чертовым тайным обществом. И это приводит нас к тому, где мы сейчас находимся.

И хотя сейчас я наслаждаюсь ошарашенным выражением лица Ривера, я изо всех сил стараюсь не смеяться слишком сильно. Я знаю не понаслышке, когда объяснял все Рейну в детстве, — это очень тяжело для восприятия. Поэтому, как бы он мне ни был неприятен, я не могу винить парня, что ему нужна минута, чтобы прийти в себя.

— Разве похоже, что я шучу? — Каэде сразу же отвечает, принимая свое фирменное выражение скуки.

Закатив глаза на его бесконечный уровень придурковатости, я киваю.

— Да, мы серьезно.

Ривер рассеянно кивает, но он не выглядит убежденным, так как скептицизм сквозит на его лице.

— В смысле, оккультные символы, клятвы на крови и ритуалы? Иллюминаты, рыцари-тамплиеры и масоны?

Рейн улыбается, и я не могу не присоединиться, потому что поп-культура склонна преувеличивать значение тайных обществ почти при любых обстоятельствах.

— Не совсем в том смысле, о котором ты думаешь, но примерно.

Ашер выбирает момент, чтобы вмешаться, его ухмылка лучится, когда он добавляет к моему комментарию.

— Как ты думаешь, кто научил их всему, что они знают? Мы на хрен старше всех этих засранцев.

Конечно, это вызывает около пятнадцати вопросов подряд от Ривера, а Рейн время от времени вклинивается со своими. Так много и так быстро, что мы с Ашером с трудом успеваем ответить на каждый из них.

Но очевидно, что Каэде начинает раздражать наша маленькая сессия вопросов и ответов. Не то чтобы я его винил, коммерческие тайны и все такое. Так что, будучи таким командирским придурком, каким он является, он берет в руки поводья, останавливая нас с Ашером на нашем пути.

— Послушайте, все просто, — рычит он, сидя, положив локти на колени, и наконец-то выглядит немного заинтересованным в этом разговоре. — Пять семей составляют Анклав. Каждое поколение становится тем, что мы называем наследием. Сейчас наследие — это мы. Затем мы проходим обучение и становимся мастерами. Когда достигаем возраста для посвящения, мы становимся старейшинами. — Он делает паузу, давая им обоим возможность обработать информацию, а затем продолжает. — Один из новых старейшин становится следующим Великим курфюрстом, также известным как «главный» в Анклаве. Потом они женятся, и первый мужчина, родившийся в каждой семье, становится следующим наследником ключа и следующего поколения наследников, и так до скончания времен.

Каэде снова выглядит скучающим, когда заканчивает, и вновь обретает безэмоциональный тон голоса, не выражая ни Риверу, ни Рейну никакого сожаления или сочувствия по поводу шторма информации, выгружаемой в быстром темпе.

Я уже говорил, что он гребаный мудак?

— Твой отец — Великий курфюрст? — спрашивает меня Рейн. Вопрос вызывает у Каэде и Хола пристальный взгляд, потому что он определенно не должен этого знать, но я игнорирую их киваю.

— Хорошо… — начинает Ривер, и его взгляд мечется между мной и Ашером. — Тогда как это работает? Какова цель?

Ах да, мы не успели ответить на этот вопрос, прежде чем Каэде так грубо прервал нас.

На этот раз Ашер взял бразды правления в свои руки.

— Анклав разбит на пять определенных секторов, если хотите, с одним старейшиной из разных семей, специально обученным в этой области. Это закон и политика, информация, вооруженные силы и безопасность, экономика и СМИ. Хотя один из нас высококвалифицирован в своей области, все мы обладаем базовыми знаниями, необходимыми в каждой из них.

— Назначены? Вы не... выбираете?

Холлис бросает взгляд на Ривера.

— Нас назначают на основании способностей и того, что мы уже умеем или чем интересуемся до официального обучения. Они не станут сажать меня за компьютер, чтобы я попытался взломать базу данных ЦРУ, если я не отличаю модем от жесткого диска. И уж точно они не стали бы ставить Ромэна на высокую политическую или медийную должность, если он не может удержать свой член в штанах. — Он буравит меня взглядом, зеленые глаза наполнены ядом. — Учитывая, что мы стараемся избегать скандалов, насколько это возможно.

Ривер кивает, опускает взгляд на мой член, и я ухмыляюсь, когда вижу беспокойство на его лице.

Хорошо, пусть гадает, чем мы с Рейном занимались последние пару месяцев.

— Итак, кто за какой сектор отвечает? — спрашивает Рейн.

— Сейчас это не важно, — Каэде сверкает глазами, бросая мне вызов, хотя мы все догадываемся, что я не стану этого делать. Придурок и так знает, что у меня и без того хватает проблем, за то что дал им больше информации, чем нужно. Тем более, что Рейн и так уже слишком много знал до этого небольшого обмена информацией.

— Тогда что вы делаете в каждом из этих секторов? — спрашивает Ривер.

— Господи Боже, хватит уже задавать вопросы, — шипит Каэде, его серые глаза цвета расплавленного серебра бросают кинжальные взгляды на Ривера и Рейна.

Ашер вздыхает и берет на себя роль дипломата.

— В основном, мы проникаем. Все, что нужно в этом секторе, но так высоко, как только мы можем подняться в обществе в целом. — Он ухмыляется Риверу. — И нет, никто из нас никогда не был президентом или даже вице-президентом. Хотя некоторые члены кабинета были. Например, мой отец. Хорошо, когда кто-то поднимается по линии преемственности, если может.

Рейн и Ривер обмениваются взглядами, которые я могу описать только как ошеломленные. Что чертовски смешно, потому что слова «правительственный заговор» написаны на их лицах, а они и половины не слышали.

— В настоящее время, — начал Ашер, — нашу политическую роль и пост Великого курфюрста занимает сенатор Митчелл, медиа — Беннеты, экономика — Синклеры, информация — Карлайлы, а мой отец — вооруженные силы. Хотя все это изменится, когда мы пройдем инициацию.

Ривер качает головой.

— Твой отец — юрист? Как это по-военному?

Ашер ухмыляется.

— Военный юрист. Это не всегда разделено на черное и белое. Все, что нам нужно, везде, где мы можем это урвать. И все быстро меняется. Мой отец теперь генеральный прокурор США после недавних выборов, но это не навсегда. Хотя на самом деле это чертовски крутая должность для нас. Высокое политическое положение, возглавляет организации вроде ФБР и при этом отвечает требованиям сектора безопасности.

Ривер выглядит так, будто голова у него вот-вот взорвется, и я смотрю на Каллума, замечая, что он наслаждается этим так же, как и я.

— А главная цель всего этого? — спрашивает Рейн.

— Кроме денег, информации, безопасности и знаний предыдущих поколений, что мы получаем? — спрашивает Каэде.

— Власть и контроль, — сухо отвечает Холлис, хотя вопрос предназначался не ему.

Я закатываю глаза. Хорошо, что эти двое сегодня такие чертовски веселые.

— По сути, — говорю я со вздохом, сжалившись над ними, — мы хотим иметь возможность влиять на управление этой страной. Чтобы сделать ее лучше, спокойнее. Может быть, это звучит плохо, когда мы используем слово «проникнуть», но все, что мы хотим сделать, приносит пользу. Это больше похоже на...

— Прокаченную «Лигу Справедливости», — говорит Ашер с ухмылкой.

— Только у нас нет суперсилы, и мы носим костюмы, а не спандекс, — добавляет Каллум, гребаный тупица, каким он и является.

— Если вы хотите преуменьшить, конечно. Давайте так и сделаем, — вздыхаю я, качая головой в ужасе от их идиотизма.

И они меня называют идиотом.

Но через минуту я ухмыляюсь, понимая, что у меня есть деньги, костюмы и «ламборгини». Не хватает только техники, чтобы стать настоящим Бэтменом.

Каэде, как всегда высокомерный осел, снова вмешивается.

— В принципе, все, что вам нужно знать, это то, что у нас есть власть и влияние, чтобы позаботиться об этом. А если вы все еще не верите мне? — Он пожимает плечами, его глаза приобретают злобный блеск. — Как вы думаете, кто посадил людей на Луну? Начал Американскую революцию? Разработал Конституцию? Ни одна из этих вещей не произошла случайно. Мы заставили их произойти. Если мы можем сделать все это так, чтобы ни один человек в мире не узнал о нашем участии, то нет причин, по которым мы не сможем найти Андерса и задержать его к концу недели. Со всеми ресурсами, которые у нас под рукой, это просто детская забава. Но мы уже рассказали вам более чем достаточно, чтобы вы нам доверяли, так что все остальное — строго по необходимости.

Ривер и Рейн энергично кивают, вызывая у Кэла негромкий смешок.

Каэде бросает на него взгляд, прежде чем с предупреждением посмотреть на меня. Затем встает, давая понять, что эта маленькая встреча окончена.

— И Ромэн, им не нужно знать. Я ясно выразился?

Я перевел взгляд на Ривера и Рейна, а затем снова на Каэде. Они могут не видеть гнев, исходящий от него, но я вижу. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что его идеально созданный фасад находится в одном дюйме от раскола.

Поэтому я ухмыляюсь и отмахиваюсь от него, когда он начинает уходить.

— Кристально.

Глава 17

РЕЙН

Я устроился в кресле на заднем дворе дома Ашера, и прохладный ветерок овевал меня, пока я любовался на горы. Деревянная терраса слегка выступала из скалы, и открывала мне вид без каких-либо препятствий.

Захватывающий, безмятежный вид горных вершин, все еще покрытых снегом.

Меня бил озноб, но не из-за погоды или ветра. Погода в середине марта немного теплее, но для легкой куртки и джинсов всё ещё достаточно прохладно.

Нет, это из-за того, что Ромэн и его парни только что выплеснули на нас с Ривером. Всё, чем они могли поделиться о чертовом тайном обществе, существующем уже много веков.

Даже я, который знал больше, чем положено знать кому-либо за пределами Анклава, даже близко не мог себе представить. Да, я знал, что семья Ромэна обладает безумной властью. Я знал про странное тайное общество, членами которого его семья была задолго до открытия Америки.

Но проследить историю вплоть до средневековой монархии? Входить в высшую элиту?

Черт возьми, заявить, что некоторые из величайших достижений Америки за последние триста лет «их рук дело»?

Все, о чем я мог сидеть и думать, это... во что я вляпался?

Более того — какого черта я привел сюда Ривера?

Словно я призвал его своими мыслями, стеклянная дверь гостиной открывается, а затем снова захлопывается. Оглянувшись через плечо, я вижу Ривера рядом со мной.

Одни.

Впервые с того утра, когда он выгнал меня из своей квартиры. Но даже сейчас я не могу сказать, что мы остались наедине, учитывая пять ушей, готовых выслушать любую грязь, которую мы можем предложить, и поглотить ее, как голодные звери.

Особенно... один.

Наши взгляды встречаются, и он тихо вздыхает, переминаясь с ноги на ногу.

Я ненавижу, когда Ривер нервничает или чувствует себя неуверенно рядом со мной.

— Я вышел подышать воздухом. Не против, если я присоединюсь к тебе?

Тысячи слов, которые я хочу сказать, в этот момент застревают у меня в горле, поэтому я облизываю губы и киваю в сторону пустого кресла рядом со мной.

Ривер садится, и мы молча смотрим на раскинувшийся перед нами пейзаж. Я не могу не бросать взгляды на Ривера, наблюдая за тем, как он рассматривает горы, как будто они — самая захватывающая вещь в мире.

Для него, возможно, так и есть. Его любовь к ним — не что иное, как одержимость.

Но то, как дергается его рука на ноге, говорит мне, что он так же неспокоен.

Я всеми силами стараюсь не взять его за руку и не притянуть его к себе, чтобы просто... обнять. Как будто его рука в моей или он в моих объятиях способны стереть все, что произошло за последние пару месяцев. Ради всего святого, я бы хотел, чтобы так и было.

— Мне чертовски не нравится всё это, — тихо говорит он после вечности молчания, все еще глядя прямо перед собой.

— Я знаю, что это много, — говорю я Риву, не отрывая взгляда от гор. Если я посмотрю на него... черт, мне просто тяжело видеть, что я так близко к нему и не могу прикоснуться. — И я знаю, что после сегодняшнего у тебя, вероятно, гораздо больше вопросов, чем ответов. Но думаю, что пришло время тебе узнать... кое-что.

Краем глаза улавливаю его кивок, но как только Ривер переводит взгляд на меня, я замираю и тону в его альпийских глазах.

— Хотя я согласен с тобой... — начинает он, постукивая пальцами, пока изучает мое лицо, —... это не совсем то, что я имел в виду.

Я протягиваю руку через разделяющее нас расстояние, отчаянно пытаясь дотянуться до него. Но не успеваю прикоснуться, как он отстраняется, бросая взгляд обратно на горы.

И кусочки складываются воедино.

Ему не нравится. Быть здесь со мной.

Это моя единственная логическая мысль, пока не услышал его следующие слова.

— Я скучаю по тебе, — почти шепчет он, прежде чем разочарованно выдохнуть. Я беспомощно наблюдаю, как гримаса омрачает его лицо. — И мне не нравится, каким слабаком я выгляжу.

От его комментария у меня в горле застрял ком с бейсбольный мяч, и в этот момент я решаю... хватит прятаться. Больше нет смысла.

Пододвинув кресло ближе к нему, сажусь, чтобы наши колени соприкасались, и тянусь к его рукам. Я ожидаю, что он будет сопротивляться, снова отстранится, как это было с тех пор, как мы вернулись из Вейла. Но вместо этого Ривер удивляет меня, позволяя мне переплести свои пальцы с моими.

Это величайшее чувство в мире.

В этот момент искра проносится по моему телу, когда мы соприкасаемся. Прилив адреналина, который, как мне кажется, не ослабнет даже со временем.

Удерживая Ривера взглядом, я поглаживаю большим пальцем его руку и дарю ему небольшую улыбку, зная, что он намного больше того, кем себя считает.

— То, что ты скучаешь по кому-то не делает тебя слабаком. Слабость — быть слишком гордым, чтобы признать это.

Его слова из нашей ссоры у кабинета доктора Фултона звучат у меня в ушах.

«Разве мы недостаточно пострадали из-за твоей гордости? »

Да, Abhainn. Уже достаточно.

— Просто знай, что я тоже скучаю по тебе.

Ривер качает головой, откидываясь в своем кресле, но все еще держит свои руки в моих.

— Ты сейчас так говоришь, но как мне тебе верить? Ты играешь в игру «горячо-холодно» с тех пор, как мы вернулись. Я говорил тебе, Рейн. С меня хватит.

Его слова ударили по мне, будто товарный поезд, я мог его понять. И вряд ли мог винить в том, что он хочет уйти от меня навсегда. Потому что то, что он говорит... правда. Как я могу ожидать, что Ривер поверит мне на слово, если я не был последовательным в том, чего я хочу от него?

Я вздохнул и потянул наши соединенные руки к себе на колени, прижимая его ко мне.

— Abhainn, пожалуйста, поверь мне. Мне тоже не нравится это. Я чертовски скучаю по тебе.

Что-то среднее между смехом и язвительной усмешкой вырывается из него, а затем превращается в легкое рычание.

— Тогда почему? Блядь, почему, Рейн? Почему ты борешься со мной? Почему скрываешь все от меня? — Его глаза умоляют меня хотя бы раз рассказать правду. — Можно было не доводить до всего этого.

Я закусываю нижнюю губу.

— Я знаю. И, пожалуйста, поверь мне, что с этим покончено. Именно поэтому я привел тебя сюда. Я больше не хочу ничего от тебя скрывать.

Я вижу как он обдумывает мои слова и когда он убеждается в их искренности, пару раз кивает.

— Хорошо, тогда скажи мне.

— Что сказать? — спрашиваю я, нахмурив брови.

— Ты позвал меня сюда и заставил Ромэна поделиться огромной бомбой об истории его семьи. Всего их семейства. О гребаной семье Ашера, которую, кстати, я знаю так же давно, как Рика, Дрю и Тайлера, и я понятия ни о чем не имел. — Ривер замолкает, и я наблюдаю, как его адамово яблоко дергается, когда он сглатывает. — Но Ромэн доверил тебе эту информацию. Ты кое-что знал. Вот почему ты настаивал, чтобы я был здесь, потому что ты уже знал об Анклаве и их силе.

— Да, я кое-что знал. Но то, что они сказали нам там? — Я киваю головой в сторону дома, где находятся Ромэн, Ашер и остальные. Наверное, незаметно наблюдают за нами. — Не-а, я ничего не знал об этом дерьме. Я лишь знал, что у семьи Ромэна есть власть. Много. И что они входят в... организацию, которая обладает еще большей властью. Я знал лишь... верхушку айсберга по сравнению с тем, чем они поделились с нами сегодня.

Ривер поджимает губы, как будто он не согласен, но, к счастью, принимает мои слова за чистую монету. Это на порядок больше, чем я заслуживаю на данный момент.

— Возможно, это правда, но ты подтолкнул его, чтобы он раскрыл информацию, которой не должен делиться. Ты сидишь здесь и говоришь, что не хочешь ничего скрывать от меня? Вместо того, чтобы заставлять других раскрывать свои секреты, почему бы тебе не поделиться со мной своими?

Я кусаю губы, чтобы не сделать что-нибудь глупое, например, не сорваться на него. Ведь я не хочу срываться. Только не на Ривере. Не сейчас, когда я изо всех сил пытаюсь вернуть его доверие.

Но быть уязвимым, даже с Ривером, который никогда не осуждал меня... чертовски трудно, если не сказать больше. И в то же время, он — тот человек, которому я сейчас доверяю больше всего.

Я чувствую, как пальцы Ривера дергаются в моих руках, и я мгновенно улавливаю это движение и то, что оно означает.

И мне хочется знать. Какая песня сейчас играет у него голове. О чем она, о чем он думает. Но я не буду спрашивать. Потому что это уже не мне узнать. Право спрашивать ушло в тот момент, когда я сказал ему, что он для меня ничто, кроме дырки, куда можно засунуть свой член.

Поэтому вместо этого я встречаю его взгляд и спрашиваю то, что делает меня открытым для любого вопроса, который он запланировал.

— Что ты хочешь знать, Abhainn? — говорю я медленно. Обдуманно. Давая словам осесть и готовясь к натиску его вопросов.

Ривер молчит минуту, просто наблюдая за моим лицом. Для чего, я не знаю. Но как только он решает задать вопрос, его глаза смягчаются, в них появляется что-то похожее на грусть.

— Я хочу знать, почему ты почувствовал необходимость позвонить ему? Кроме очевидного, что у него есть связи и деньги, и это могло бы помочь... — Ривер прерывается со стоном, прижимаясь своим лбом к моему. От знакомого жеста кровь побежала быстрее, и, клянусь Богом, в этот момент мне кажется, что он все еще мой.

Ривер сжимает мои руки, продолжая.

— Я думаю, вопрос должен звучать так: что Тед имеет на тебя такого, что заставляет тебя так бояться? Ты можешь притворяться, но я знаю. Я вижу твой страх, детка. Я чувствую его, словно он мой.

Отпустив руки Ривера, я провожу пальцами по своим волосам и откидываюсь на спинку кресла. Я смотрю на небо, умоляя какое-то высшее существо помочь мне хотя бы понять, с чего, блядь, начать.

С самого начала, тупица.

Поэтому, не отрывая взгляда от вечернего неба, переходящего из желтого в темно-фиолетовый, я начинаю.

— Ты помнишь, я рассказывал тебе о моем друге, который умер от наркотиков? Я знаю, что упоминал об этом только один раз в хижине, но...

— Я помню, — тихо говорит Ривер, и я смотрю ему в глаза. — Это было в то утро, когда я достал те косяки.

Кивнув, я продолжаю.

— Его звали Дикон. Мы были друзьями. Не лучшими, но достаточно хорошими, чтобы наслаждаться общением и прочей ерундой. Это было в основном после того, как Ромэн и Сиена ушли из школы, в выпускном классе, и...

— Слушай, парень. Я не знаю, что за хрень заползла тебе в задницу, но тебе нужно остыть, — говорит Дикон, его голубые глаза буравят меня с другого конца стола. Его глаза уже покраснели от косяка, который он выкурил в машине по дороге сюда.

И Дикон злится, что я не курил по дороге сюда. Чего я никогда не делаю.

Я закатываю глаза и киваю на колу на столе, чертовски разозленный на него. Он весь вечер вел себя как придурок, или, по крайней мере, больше, чем обычно. И меня это уже достало.

— Начинай, раз уж ты такой чертовски нетерпеливый.

По правде говоря, мне совсем не хотелось веселиться. Но сегодня его гребаный день рождения, ему исполнилось восемнадцать лет, и поскольку он почти единственный человек, которого я могу назвать другом в эти дни, я чувствую, что должен уделить ему хотя бы пару часов своего времени.

Не похоже, что кто-то еще сегодня подумает или вспомнит о нем.

Он насмехается и берет со стола пакетик, отталкивая задницу девушки, крепко сидящей на его коленях, чтобы она отодвинулась с дороги. Насыпав порошок, он делает три дорожки. Взглянув на меня, Дикон качает головой.

— Есть купюра?

Я насмехаюсь в ответ и достаю бумажник, хватаю первое что попадается, и передаю Дикону, чтобы он свернул ее в трубочку.

— Никогда, блядь, ни к чему не готов, — ворчу я себе под нос.

Взяв у меня купюру, он смотрит на нее и качает головой.

— Выбросить «Бенджамин» ради этого? Приятно, наверное, быть богатеньким засранцем.

Я не богатый засранец. Это мой отчим. И это его способ заставить меня молчать о том дерьме, которое он сделал со мной. Платит мне за молчание.

Я не знаю, что хуже. То, что он это делает, или то, что это работает.

Но, думаю, в любом случае, это лучше, чем то, что есть у Дикона. Единственная причина, по которой он вообще в Фокскрофте или то, что я его знаю, это из-за «благотворительной программы», где берут «неблагополучных» детей из Филадельфии и бросают их в эту престижную среду и, блядь, ждут, что они волшебным образом впишутся в нее.

Внимание! Это ни хрена не работает. Дикон — идеальный пример этого.

— Оставь себе, — говорю я ему, доставая еще две и бросая их на стол. — По одной на каждую дорожку, которую ты там вывел. И если ты сможешь нюхать их быстрее, чем я смогу выстроить свои, я удвою ставку.

Его глаза расширяются, и я понимаю, что вижу его насквозь. Дикон возможно и наркоман, в отличие от меня, но он знает, как разумно потратить деньги. Он и должен, ведь Дикон единственный, кто заботится о младшей сестре Бриттон.

Для меня эти деньги — мелочь, а для них двоих — это продукты на месяц с лишним.

— Шестьсот? — скептически спросил он.

Я смотрю на него и бросаю еще три сотни на стол, а затем хватаю пакет.

— Разве тебе никогда не говорили, что в зубы дареному коню не смотрят? Пусть это будет подарком на день рождения.

Он качает головой и смеется, разворачивая оригинал, который я ему дал.

— Ладно, ладно. Ты меня раскусил. — Как только Дикон закончил катать, он кивает на пакет и смотрит на меня. — Готов, как только ты будешь готов.

Забавно, насколько он в теме, как будто я не сорву это небольшое соревнование специально, чтобы убедиться, что он уйдет домой с деньгами. Черт, да я, наверное, просто сделаю так, чтобы было поровну, и на этом все закончится.

— Удачи, — говорю я ему с ухмылкой. — Она тебе понадобится.

В горле пересохло, с хрипотцой, и я продолжаю.

— Он даже не успел закончить третью дорожку, как его просто... не стало. Прямо черт возьми на моих глазах.

Проведя рукой по лицу, я смотрю на Ривера и вижу, что он наблюдает за мной. Он нахмурил брови, пытаясь прочесть меня, на его лице написано беспокойство. Потому что знаю, он понимает, что в ту ночь вполне мог умереть я.

Но также...

— Это я подкинул ему кокаин. Черт, это я его купил, хотя догадывался, что партия видимо плохая, когда мой дилер сбросил цену. А все потому, что это дерьмо было напичкано гребаным фентанилом. — Чувство вины захлестывает меня, поглощая в тысячный раз. — Из-за меня он мертв. У него не было ни единого шанса.

— Ты не знал, — убеждает Ривер, снова беря меня за руки, переплетая наши пальцы и притягивая их к своим губам. — Это была не твоя вина, детка. Ты не мог знать.

Я качаю головой, не в силах говорить от всех эмоций, перехватывающих горло.

К счастью, Ривер не пытается спорить, просто сидит со мной, пока я снова переживаю ту чертову ночь. То, как Дикон замертво упал. Порошок, разлетевшийся по комнате, когда я пытался добраться до него. То, как кричал, чтобы кто-нибудь позвонил в 911, но пришлось звонить самому, поскольку все разбежались.

Я сомневаюсь, что когда-нибудь настанет день, когда я не буду думать об этом.

Через пять минут, когда ночь выветрилась из моей головы, я, наконец, набрался смелости и заговорил снова.

— Причина, по которой я рассказываю тебе это так подробно, не только в Теде. Но и потому, что это стало для меня сигналом к пробуждению. И да, ты уже знаешь об этом, потому что я упоминал об этом в хижине. — Я замолчал, взвешивая свои слова, глядя ему в глаза. — Но Abhainn, мне нужно, чтобы это было и твоим тоже.

На минуту Ривер недоуменно хмурится, прежде чем до него доходит смысл сказанного.

— Я знаю, что ты употребляешь, Рив, — продолжаю я, не сводя с него глаз. — Я не знаю, что именно, сколько времени прошло, как ты начал, но я знаю. Особенно в ту ночь на вечеринке Эйдена, это было более чем очевидно.

Ривер прикусывает губу, на его лице появляется чувство вины, и его взгляд возвращается к нашим рукам. Я вспоминаю слова, которые он сказал мне в хижине, о том, что нам не нужно чувствовать себя виноватыми за то, как мы пытаемся восстановить себя. И он прав. Но хотя методы преодоления могут помочь, по крайней мере если судить по моему опыту, они также часто приводят к порокам. В небольших дозах они обычно вредны для здоровья, но перед лицом горя или потери... они могут нанести непоправимый ущерб.

Итак, в какой момент ты подводишь черту, смотришь на человека, которого любишь больше всего, и наконец говоришь ему, что это проблема?

— Я тебя не осуждаю. Не мне учить тебя уму разуму, учитывая мое прошлое. И может это прозвучит на тысячу процентов лицемерно. Но я хочу, чтобы ты знал, что есть и другие способы. Смириться, справиться или убежать. — Я тяжело сглатываю, облизнув губы. — Я ведь прав? Фармацевтический спидбол? Ксанакс и?.. — Я прервался, позволив ему заполнить пробелы.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒