День первый: пятница. 10 страница

Я вздрогнул, понимая, что прошлая ночь явно стала для меня переломным моментом, и обрадовался, что утром, проснувшись, выбросил все таблетки в унитаз.

— Я не был под кайфом, — огрызаюсь я, глядя ему в лицо. Я не вру, просто был пьян, когда мы были с Эбби. — И у тебя нет никакого гребаного права даже вспоминать об этом. Мы не вместе, помнишь? Ты позаботился об этом! И честно? Ты не имеешь права осуждать меня за то, как я пытаюсь починить себя, когда из-за тебя я сломался!

Рейн сжимает челюсть, и я вижу, как пульсирует вена на его лбу, а его взгляд обжигает меня презрением.

— Надеюсь, Эбби хорошо поработала над тобой. Или кто бы это ни был. Без разницы. Это лишь доказывает, что, несмотря на твое утверждение, ты совсем не думаешь обо мне.

— Я думаю только о тебе, Рейн! — рычу я, вскидывая руки. — Не потому, что я этого хочу. Боже, нет. Я бы хотел стереть тебя из памяти и забыть, что ты вообще был в моей жизни.

Рейн слегка вздрагивает, и на его лице появляется мрачное выражение. Это происходит так быстро, что я отступаю от него на шаг и делаю глубокий вдох, пока он пристально смотрит на меня. И тогда я понимаю всю серьезность сказанного мной и то, что это перевешивает все хорошие моменты, которые мы когда-либо разделяли.

Но уже слишком поздно. Раньше я всегда говорил себе, что палки и камни ломают кости, а слова никогда не навредят. Только сейчас я понимаю... это чертова ложь. Слова — это оружие, и при правильном использовании они наносят глубокие раны, способные убить.

В его глазах ощутимая боль, и он говорит так, словно в горле у него пересохло.

— Жаль, что мир устроен иначе, mo grá. Я вырезал свое имя на твоем сердце, а ты заклеймил свою сущность в моей душе. Такое нельзя просто забыть.

Я морщусь, потому что он прав. Все, что мы делали и говорили вплоть до этого момента, изменит нас. Сформирует нас в наших будущих «я». Разве могут такие изменчивые отношения не изменить тебя?

Покачав головой, я вздыхаю.

— Мне кажется, ты забыл об этом достаточно легко, раз Ромэн греет твою постель по ночам. — Я прикусил губу и беззлобно усмехнулся. — По крайней мере, я так полагаю, ты получил то, что хотел. Человека, которого ты действительно хотел.

— Могу сказать то же самое о тебе.

На этот раз я по-настоящему рассмеялся, потому что он либо слепой, либо просто чертовски глуп.

— Правда, Рейн? Потому что, с моей точки зрения, это не так. Все, чего я хотел, это быть с тобой. Чтобы мы были чертовой командой.

В его глазах снова разгорается огонь, когда он хмурится на меня.

— Друзья по команде сражаются друг за друга.

Потирая губы, я пытаюсь держать себя в руках и контролировать свой тон. В конце концов, он уже намекал на это, когда говорил, что я ушел от него. Но я знаю, каково это — быть брошенным. Каково это — когда у тебя никого не осталось.

Не я, черт возьми, сделал это с ним. Именно он так поступил со мной.

— Ты прикалываешься? — Я смеюсь, когда он не отвечает, сцепив руки за головой. — Я не должен бороться за тебя, не тогда, когда я боролся за нас задолго до того, как появились мы! Черт, я боролся за нас, когда ты давал мне все причины не делать этого совсем!

Мы оба знаем, что я прав. У него нет никаких оснований спорить, больше нет. Черт, я вижу, как он пытается сохранить свою историю в целостности, пока она не рушится у нас на глазах. Но это не мешает ему вырыть себе еще более глубокую яму, чтобы похоронить в ней то, что у нас было.

— Как, Ривер? Прошу, просвети меня.

Кивнув, я подхожу к нему, достаточно близко, чтобы наши груди соприкасались, и облизываю губы. Я не упускаю из виду, как он следит за этим движением.

Я обхватываю руками его затылок и смотрю ему в глаза. И не могу не заметить, как его глаза выдают каждую унцию борьбы, идущей в нем.

— Я боролся за нас, когда ты выплескивал на меня ненависть, отказываясь позволить тебе победить. Я боролся за нас, когда ты снова и снова закрывался от меня, не позволяя тебе ускользнуть. — Я перебираю пальцами, играя с его темными волосами. — Я каждую ночь спал на полу возле твоей комнаты. С каждым кошмаром я успокаивал тебя. С каждым невысказанным словом, которое ты не решался сказать. С каждым гребаным мучительным моментом твоего прошлого, который подкрадывался к тебе, преследуя тебя, я боролся против них всех. Ради нас. — Я проглатываю ком, стоящий в горле, прижимаюсь лбом к его лбу и закрываю глаза, вдыхая его, как будто это последний шанс, который у меня когда-либо будет. — Каждый раз, когда ты впускал меня в свое тело, а я тебя в свое... я боролся за нас.

Я чувствую, как Рейн дрожит, пока я говорю, и дрожь усиливается с каждым примером, который ему привожу. Но он не прикасается ко мне. Не сдается.

Не смиряет свою гордость.

— Ты, блядь, сделал это, Рейн. Ты. Не я. Так что, пожалуйста, детка, просто скажи. Разве мы недостаточно пострадали из-за твоей гордости? Сколько еще мы можем вынести?

Рейн прижимается лбом к моему, качая головой, а затем отходит. Облизнув губы, запустил руку в волосы, после чего указал на меня.

— Ты — золотой мальчик. Идеальный. Счастливый. Черт, Рив. У меня нет сил изменить это.

Качая головой, я стискиваю до боли зубы. Потому что он не видит, что даже алмаз может сломаться, если на него сильно надавить, а я и близко не такой прочный.

— Даже золотой мальчик может сломаться. Особенно если у него все время были сколы и трещины под поверхностью.

Он морщится.

— Ты их так хорошо скрывал. Даже когда ты рассказал мне, я бы никогда не догадался, насколько глубоко они залегают.

Рейн смотрит мне в глаза, и в них я вижу вопросы, которые он боится задать. Те же самые вопросы проносятся в моей голове.

Сможем ли мы когда-нибудь оправиться от этого? Или мы оба будем пытаться ухватится за то, чего нет?

Я потираю грудь, пытаясь унять боль.

— Я могу стоять здесь и притворяться. Что мы просто нашли способ скоротать время. Что мы прошли свой путь. Конечно, могу, Рейн. Или я могу сказать тебе, что с самого начала я, черт возьми, знал. С того момента, как мы встретились, что-то во мне говорило: «Из-за него ты потеряешь свое сердце. После него ты никогда не будешь прежним. И это будет правильно».

Я улыбаюсь, но я не чувствую этого. Я чувствую лишь пустоту в душе, когда смотрю в его глаза, в глаза человека, который способен стать моим величайшим союзником или злейшим врагом.

— Во мне не хватает частички меня, той частички, которая качает кровь по моим венам и позволяет мне жить. Ты вырезал мое сердце в тот день на асфальте, и честно? — Я качаю головой и сглатываю, тихо выдыхая. — Мне все равно. Я не хочу его возвращать.

Рейн энергично трясет головой, как бы отвергая мое утверждение, будто от этого оно станет неправдой, будто он сможет не слышал его или забыть. Но в одном он был прав: так не бывает.

Потому что он вырезал свое имя на моем сердце, когда вырвал его из груди.

Вряд ли когда-нибудь наступит день, когда оно перестанет биться для него.

Глава 15

КИРАН

Я распахиваю дверь в кабинет доктора Фултон и врываюсь, не потрудившись дождаться, пока она поприветствует меня, не говоря уже о том, чтобы повернуться из-за стола, прежде чем практически кричать на нее.

— Вы занимаетесь Ривером Ленноксом?

К ее чести, она не выглядит испуганной ни моей вспышкой, ни моим вторжением. Доктор Фултон просто осторожно повернулась и прислонилась спиной к своему столу, скрестив руки.

— Я не могу поделиться с тобой этой информацией, Киран, ХИПАА...

— О, ради всего святого, не надо мне этой чуши. Вам было наплевать на правила ХИПАА и их законы, когда вы взяли меня в качестве клиента по просьбе моей матери и тех странных отношений, которые у вас двоих были.

Она смотрит на меня.

— Эта ситуация единственная в своем роде, и я согласилась только потому, что была ей обязана. Но даже когда я относилась к тебе как к клиенту...

— Значит, вы надуваете всех своих клиентов? — прорычал я, прерывая ее. — Потому что именно так вы поступили со мной.

Она вздыхает и потирает висок.

— Нет, обычно мои сеансы проходят не так. И ты должен поверить, я не хотела посеять какие-либо семена в твоей голове, когда твоя мама связалась со мной или даже когда начались наши сеансы. Я хотела действовать по правилам. — Она замолкает и встречает мой взгляд. — Но я видела, что ты борешься, и у меня было чувство, что если я подтолкну тебя, ты добьешься огромного прогресса. И ты добился. Так что, хотя я, возможно, конкретно с тобой вышла за рамки... я не могу сказать, что жалею об этом, потому что посмотри, где ты сейчас, — говорит она, указывая на меня. — Ворвался сюда, чтобы защищать его. Несколько месяцев назад ты бы так не сделал. Ты так вырос благодаря Риверу, как я и думала.

— У вас не было права.

Она кивает.

— Я знаю. И я прошу прощения за недоверие, которое возникло между нами. Я знаю, что тебе было нелегко согласиться снова прийти сюда после всего, что произошло.

Я наблюдаю, как доктор Фултон идет к своему креслу, взяв с собой блокнот и ручку, и жестом приглашает меня сесть на диван напротив нее, как будто мы начинаем мою встречу.

И, если честно, именно поэтому я здесь в первую очередь. Столкновение с Ривером на улице — это просто самое большое совпадение в моей жизни.

Я нахмурился, глядя между ней и диваном.

— Ты все еще хочешь провести сеанс? После всего, что я только что наговорил? — спрашиваю я скептически.

Она качает головой.

— По-моему, тебе это нужно. На данный момент я больше не беру плату за любое наше проведенное вместе время, Киран. Это неправильно. Но я хочу помочь тебе всем, чем могу. Просто это может быть не в строго профессиональном плане, как с остальными моими клиентами.

Я все еще в замешательстве.

— Значит, я буду говорить с вами, как будто вы мой...

Она пожимает плечами.

— Друг? Тот, кто может быть объективным, но в то же время преследует твои интересы. Это то, что я хотела бы доказать тебе больше всего. Что ты можешь доверять людям, даже впускать их. — Она откидывается на спинку, бросает блокнот на приставной столик. — Итак, расскажи мне, что происходит между тобой и Ривером.

Я вздыхаю и сажусь, откидываясь назад, глядя в потолок.

— Я даже не знаю. Он сейчас сам не свой, и мне противно знать, что по большей части это из-за меня.

— Из того, что ты мне рассказал, я бы сказала, что это беспроигрышный вариант. Ты сказал ему правду?

— Он знает, что Тед сделал со мной, да.

— Но знает ли Ривер все? — спрашивает она с приподнятой бровью.

— Нет. — Я потираю затылок. — Даже близко нет.

Доктор Фултон кивает и поджимает губы.

— Я знаю, что ты не хочешь, но думаю, что ты должен ему рассказать. Впустить его еще глубже, даже если это тебя пугает.

Я бросаю на нее недовольный взгляд.

— Я не могу подвергать его риску. Ривер слишком важен для меня. Я лучше проживу остаток жизни с ним, ненавидящем меня и зная, что он жив, чем наконец впущу его, полюблю его, и потеряю из-за Теда. — Горло сжимается на последних словах, и я изо всех сил проглатываю комок. — Но я в растерянности, правильно ли я поступаю. Мне кажется, он падает в бездонную яму, и ему уже все равно, что не осталось ни лестницы, ни веревки, ни какого-то спасательного круга, чтобы помочь ему выбраться. Он обрывает все до единой ниточки.

Доктор Фултон смотрит на меня с сочувствием.

— Ты понимаешь, что, возможно, именно поэтому он так злится? Потому что чувствует себя одиноким и беспомощным и не знает, что ему делать? — Она вздыхает, а затем добавляет: — Это классический защитный механизм.

Я сужаю глаза, пытаясь прочесть выражение ее лица.

— Он точно ваш клиент. Не может быть, чтобы вы так хорошо его знали, ни разу не встретившись и не поговорив с ним. А я только что видел, как он выходил из здания, когда шел сюда.

Это вызывает у нее интерес, но она ничего не говорит.

— Ты разговаривал с ним?

Облизнув губы, я киваю.

— Да, хотя не знаю, вышло ли из этого что-нибудь хорошее. Кажется, мы только и делаем, что ссоримся, когда находимся рядом. Сейчас все еще хуже, чем раньше, потому что мы знаем слабые места друг друга. Мы научились делать или говорить то, что ранит сильнее всего.

— И ты хочешь причинить ему боль?

Я смотрю в ее голубые глаза и качаю головой, меня охватывает непреодолимая грусть.

— Я хочу любить его так, как он того заслуживает, я просто не знаю, как это сделать и уберечь его.

На ее лице появляется еще одна сочувствующая улыбка.

— Тогда, как бы ты не сопротивлялся, думаю, тебе нужно это сделать. Ему нужна правда, Киран. Полная история, а не те отрывки, которые, как тебе кажется, ты можешь дать. Вся история, от начала до конца, должна исходить от тебя.

Застонав, я положил голову на руки и пробормотал сквозь них.

— А что, если этого будет недостаточно?

— Значит, недостаточно. Но разве риск не стоит возможности? Единственный способ узнать наверняка — это попробовать.

Вздохнув, смотрю на нее, зная, что информация, которой я располагаю, — это то, что ей совершенно необходимо знать, если есть хоть малейший шанс, что она — его психотерапевт. Даже если это нарушит сотни правил.

— Он употребляет. Травку точно, но прошлой ночью... — запнулся, вздохнув. — Я не знаю, что он принял. Но все было настолько плохо, что Ривер полностью... был недееспособен. Он был там, бодрствовал, но не понимал.

Выражение ее лица ничего не выдает, и я начинаю думать, что, либо он все-таки не ее клиент, либо я действительно исключение, когда речь идет о том, как она ведет себя с клиентами. Невзирая на это, доктор Фултон отвечает так, как я должен был предвидеть.

— Ты должен рассказать ему о Диконе.

— Он уже знает...

Она приподнимает бровь.

— Все, Киран. Потому что Ривер, которого ты мне описал, не стал бы употреблять наркотики, если бы знал всю историю.

Я знаю, что она права. Это самое худшее — знать, что у меня есть какая-то власть, чтобы помочь ему. Потому что это так. Вся власть в моих руках, и я не знаю, как ее использовать.

Меня разрывает на части постоянная борьба за то, что я не знаю, что делать, когда дело касается его. Мне просто нужно, чтобы кто-то сказал мне. Дал мне ответы. Но в жизни не бывает инструкций, и особенно в таких ситуациях, как эта.

Поэтому, когда добрый доктор дает мне отмашку и выдвигает требование, протягивая офисный телефон, стоящий на журнальном столике, я, честно говоря, прыгаю от радости.

— Позвони ему, — говорит она мне. — Прямо сейчас.

Зная, что Ривер не ответит на мой звонок — в чем я уверен, она понимает, — беру телефон из ее рук.

И в этот раз не колеблюсь. Я не обдумываю все варианты того, как все может пойти не так, или почему я должен держаться на расстоянии. Потому что у меня не очень хорошо получается уберечь его, если он прибегает к порокам, чтобы справиться с моим отсутствием.

Затаив дыхание, я жду, пока телефон звонит, звонит и звонит снова, и уже почти отпускаю его, когда он отвечает на звонок.

— Доктор Фултон?

— Ривер.

Только одно слово, его имя, это все, что я могу сказать, потому что облегчение, которое испытываю от того, что он ответил на звонок, просто ошеломляет.

— Что тебе нужно, Рейн? — вздыхает он на другом конце линии. — Мне казалось, я все сказ...

— Рив, — прервал я его. — Я знаю, что ты ни черта мне не должен. Но если ты можешь, пожалуйста... не спорь со мной сейчас и просто выслушай.

Мольба в моем голосе очевидна, и, к счастью, он молчит, позволяя мне продолжать.

Взгляд на доктора Фултон и ее ободряющая улыбка — это все, что мне нужно, чтобы продолжать.

— Мне... так много нужно тебе рассказать. И я не могу найти причину врать тебе дальше. Секреты поглощают меня, и хотя я не хочу тянуть тебя вниз и втягивать в это, но, увидев тебя прошлой ночью, а затем снова сегодня, я понял, что скрывая их от тебя, я топлю нас обоих.

Он молчит мгновение, прежде чем медленно ответить.

— Что именно ты хочешь этим сказать?

— Я хочу рассказать тебе все, — произношу я, отчаянно пытаясь заставить голову и интуицию согласиться с моим сердцем. — Ты сказал мне, что хочешь, чтобы я поделился с тобой своей жизнью. Дай мне шанс сделать это. Завтра.

Тишина с его стороны оглушительна. Единственное, что я слышу — слабый звук его постукивания, пока жду ответа. Умоляю о толике прощения и понимания, даже если я этого не заслуживаю.

— Ривер, пожалуйста, — шепчу я в трубку, в груди физически щемит от мысли, что я мог опоздать с объяснением. — Пожалуйста, приходи завтра. Позволь мне рассказать тебе все.

Снова тишина.

Казалось спустя вечность, прежде чем он положил трубку, прозвучало всего одно слово.

— Хорошо.

Остаток моего так называемого сеанса доктор Фултон, которая теперь настаивает, чтобы я называл ее Эрикой, провела, беседуя обо всем остальном, что происходило. Я рассказываю ей о Ривере, рассказываю ужасные подробности поступка Ромэна прошлой ночью, а затем сообщаю ей обо всем, что связано с Тедом или ФБР, и оставшееся время пролетает, кажется, мгновенно.

Только когда у нас остается несколько минут, она бросает на меня взгляд, от которого у меня вспыхивает тревога.

— Прежде чем ты уйдешь... у меня есть кое-что для тебя, — говорит она, доставая конверт из блокнота, который все это время лежал на столе. Он абсолютно белый, на нем ничего не написано, кроме моего имени, написанного аккуратным почерком, который я узнаю где угодно. Она ободряюще улыбается, протягивая мне его, и произносит слова, которые я уже предвидел.

— Это от твоей мамы.

Однако, услышав их, мое сердце не замирает в груди.

Рука сама тянется к конверту, дрожит, когда я кладу его на колени.

Я смотрю на свое имя. Просто смотрю и теряюсь в мыслях о том, что может быть в нем. Почему она обратила на меня внимание именно сейчас, а не тогда, когда я больше всего в этом нуждался?

— Почему оно у тебя? — спрашиваю я, глядя на нее.

— Она послала его мне, чтобы я отдала тебе. Наверное, потому что знала, что ты вернешься, — язвительно добавляет она.

Я изо всех сил стараюсь улыбнуться, но уверен, что это не очень убедительно, учитывая, что у меня такое чувство, будто меня только что бросили в чан с кислотой и оставили разлагаться, как только она вытащила эту штуку.

— Что мне с ним делать?

Эрика весело смотрит на меня, и я признаю, что это глупый вопрос. Но держа письмо в руке, видя ее почерк на нем, у меня такое чувство, будто весь мой ум просто вылетел в окно. Даже двух мозговых клеточек не осталось, чтобы скрестить их вместе при такой скорости.

— Прочти его, Киран, — говорит она. — Не для нее, а для себя. Для того, чтобы тебе стало легче.

Прочитать. Точно.

Итак, я открываю чертово письмо и делаю именно это.

Глава 16

РОМЭН

Ты, блядь, издеваешься надо мной.

Я смотрю на Рейна, когда звук мотора снаружи подтверждает то, что он только что сказал мне — он хочет рассказать Риверу все — и это, несомненно, правда.

— Я думал, ты пытаешься оградить его от всего, — рычу я, пытаясь побороть жжение в груди, и поворачиваюсь, глядя из окна квартиры, как Ривер захлопывает дверь своей машины.

Конечно, я попал в такую ситуацию после того, как два дня не разговаривал с Рейном, кроме единственного сообщения вчера утром, что мои братья будут здесь сегодня. И нам нужно встретиться с ними, хотя бы для того, чтобы ввести их в курс дела.

И ввести их в курс, я имею в виду, чтобы они знали, какого черта я в Колорадо с одиночной миссией, когда должен быть в Азии на тренировках.

Рейн ударяет кулаком по островной стойке, а затем стонет и подходит ближе ко мне.

— Да. Черт возьми, я все еще хочу. — Рейн проводит рукой по волосам, а затем сцепляет обе руки на затылке. Смотрит в окно, когда Ривер начинает подниматься по тротуару к зданию. — Но, держа его в неведении, мы наносим больше вреда. Он катится по спирали и...

— И это не твоя проблема, Рейн, — отрезал я, не позволяя ему взять на себя вину за решения Ривера. — Он взрослый. Он вполне способен сделать свой выбор.

Рейн тихо вздохнул, снова опустив руки, его внимание по-прежнему устремлено в окно.

— Может быть, это и так, но мы с тобой оба знаем, какое чувство вины гложет тебя, когда знаешь, что отчасти являешься причиной всего этого.

Как только Ривер входит в здание, Рейн снова бросает на меня свой пронизывающий взгляд. Именно таким взглядом он смотрит на меня, когда осуждает за мое поведение, не желая произносить слово «лицемер».

Это определенно одна из тех ситуаций, когда мы стоим друг друга.

Именно тогда я понимаю, что проиграл эту битву. Потому что я чувствовал ту же вину, когда услышал о том, через что прошел Рейн после моего отъезда в Анклав летом после окончания школы.

Употребление наркотиков. Постоянные вечеринки. Трахал все, что движется.

Видел, как Дикон умирал у него на глазах.

Он сражался не только с Тедом, но и с самим собой в своем сознании. Все сам, даже когда я обещал всегда быть рядом с ним, на его стороне. Потом я ушел. И я подвел его. Многое из того, что произошло после моего ухода, — тому доказательство.

Нужно быть чертовым социопатом, чтобы не понять его вину. Я не упускаю иронии этой ситуации, ни на йоту. Но это не значит, что мне должно нравиться положение, в котором я сейчас нахожусь. А именно, между парнем, от которого я без ума, и единственным человеком на этой проклятой планете, который, возможно, способен завладеть его сердцем.

Ривер стучит в дверь Рейна, возвращая меня назад, и я бросаю взгляд на своего лучшего друга.

На челюсти ходят желваки, пока пытаюсь сохранить спокойствие. Но, черт возьми, я не могу отказать ему ни в чем. Я никогда не мог, так зачем начинать сейчас?

— Хорошо. Он может поехать с нами, — медленно говорю я, пока Рейн пересекает комнату по направлению к двери. — Но информацию нужно свести к минимуму. То, что ты столько знаешь об Анклаве, итак плохо, но братья примут это, когда узнают обстоятельства. Ривер — совсем другое дело.

Рейн только кивает в знак согласия, прежде чем открыть дверь для Ривера. Как только он входит в квартиру, напряжение, которое уже присутствовало в комнате, возрастает почти втрое.

И когда Ривер отводит взгляд от Рейна, чтобы найти меня, мне хочется заползти в нору и умереть прямо там. Потому что последний раз мы втроем были вместе в одной комнате на вечеринке прошлой ночью и...

Черт.

Я не часто использую слово «прости», но оно так и вертится на языке, чтобы извиниться за все, что я сделал и сказал тогда. Черт, даже я понимаю, что перегнул палку, использовав его, пока он был в отключке, только чтобы заставить Рейна ревновать. Или чтобы, не знаю, заставить сделать гребаный выбор между нами?

Только это не сработало, потому что он ревновал по всем причинам, по которым я не хотел, чтобы он ревновал.

И он не выбрал тебя.

Отбросив эту мысль, расправляю плечи, не сводя пристального взгляда с них двоих.

— Я так понимаю, ты не сказал ему, что я приду? — тихо говорит Ривер, оглядываясь на Рейна.

— Нет, я сказал ему. Потому что он должен отвести нас туда, где ты сможешь узнать всю историю. Он, может, не согласен с этим, но в данный момент у него нет выбора. Я не хочу, чтобы ты больше оставался в неведении, Abhainn..

Abhainn..

Я зацепился за это слово. Оно вытатуировано на коже Рейна.

И я хочу ударить по чему-нибудь.

— Пойдем, — рычу я, хватаю ключи Рейна со стойки и направляюсь к двери. — Пока я не передумал.

Поездка до поместья семьи Джеймсон в горах за Боулдером проходит спокойно. К счастью. Не думаю, что мне удалось бы держать себя в руках, если бы кто-то из них застал меня врасплох.

Лучше бы я вообще не брал трубку, когда Рейн позвонил мне в январе. Жизнь была бы намного проще. Но все же я не жалею об этом. Пожалуй, это самая глупая часть всей этой ситуации.

Видимо, Рейн все еще имеет власть над мной, чтобы и дальше выставлять меня дурачком.

Как только мы проезжаем через ворота безопасности и в поле зрения появляется огромный дом, выстроенный на краю обрыва, я слышу легкий вздох Ривера на заднем сиденье джипа.

Взглянув в зеркало заднего вида, я ухмыляюсь.

— Добро пожаловать в поместье Джеймсона.

Его глаза расширяются, когда они встречаются с моими в зеркале.

— Уильяма Джеймсона?

Я хмурюсь и уже собираюсь спросить, откуда Ривер знает, кто такой Уильям, когда Рейн поворачивается, чтобы посмотреть на него с пассажирского сиденья.

— Почему у тебя такой голос, будто ты вот-вот обделаешься?

Бросив машину на стоянке возле одного из пяти гаражей, я тоже поворачиваюсь.

— Что еще важнее, почему ты говоришь так, будто знаешь его лично?

— Я его не знаю, — говорит Ривер, его взгляд метался между нами. — Я не встречал его или что-то в этом роде. Но я знаю, что он из района Боулдер, потому что ходил в подготовительную школу в Саммите с его сыном, Ашером.

Закрыв глаза, я вздыхаю. Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

— Ашер, с которым ты, близнецы и Тейлор тусовались вместе? — спрашивает Рейн.

Я открываю глаза вовремя, замечая кивок Ривера, прежде чем его взгляд сталкивается с моим.

— Откуда ты знаешь Ашера?

Я фыркнул. Похоже, мы подошли к этой части.

— Думаю, можно сказать, что наши семьи дружат уже долгое время. Но мы больше похожи на братьев.

Ривер слегка сужает глаза, изучая мое лицо, пока Рейн открывает пассажирскую дверь, чтобы выйти. Мы с Ривером следуем его примеру, и, клянусь, я слышу, как он бормочет себе под нос что это объясняет фотографии на Facebook, прежде чем выйти из машины.

Неважно.

Вместе мы направляемся к входной двери, встроенной между двумя гаражами. Я собираюсь взяться за ручку, когда Ривер говорит:

— Разве ты не должен постучать?

Я поворачиваюсь и с ухмылкой смотрю на него, открывая дверь.

— По сути, мы братья, помнишь?

Мы входим в роскошное фойе, перед нами открывается главная гостиная. Я слышу низкий свист Ривера, когда он кружится, осматривая все вокруг.

А потом я смотрю на Рейна и вижу, что он наблюдает за Ривером, на его лице такое обожающее выражение, что мне хочется одновременно ударить что-нибудь и заблевать весь нетронутый мраморный пол Ашера.

— Не могу поверить, что Эш вырос в этом месте, — тихо говорит Ривер.

— Ты не был здесь раньше? — спрашивает Рейн.

Ривер в ответ отрицательно качает головой.

Честно говоря, я не удивлен. В детстве нас учили, что никакие друзья детства и юности, не должны появляться на пороге нашего дома или в любом из наших поместий. Именно благодаря этому Анклав остается одной из самых элитных и секретных организаций в стране и мире на протяжении поколений.

То, что Рейн постоянно находился в моем доме, пока мы росли, тем более с одобрения отца, был поразителен. Но как великий курфюрст, я полагаю, он мог иметь немного больше власти, чем другие старейшины, когда дело касалось того, как он управлял своим домом.

Я наблюдаю, как Ривер и Рейн молча переглядываются, словно общаются только взглядами и мыслями, и у меня сводит живот.

К черту все.

Не потрудившись объявить о нашем прибытии или снять чертовы туфли, я направляюсь в гостиную, зная, что один из четверых должен быть где-то здесь.

Не оглядываясь, я зову их за собой.

— Пойдемте, пора вам познакомиться с парнями.

Я слышу шаги парней позади себя, когда заглядываю в гостиную и вижу, что она пуста. Что... странно.

Зайдя за угол, я застаю Ашера на кухне, одного; он склонился над ноутбуком, что-то печатая. Ашер отрывает взгляд от своей работы — почему он не работает в своем кабинете, я не знаю, — и его карие глаза останавливаются на мне.

— Где все? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Это прозвучало немного резче, чем хотелось бы, но я на взводе и не могу удержаться от колкости в своем тоне.

Он хмурится.

— Хватит уже того, что ты провернул этот гребаный номер, взявшись за работу, в которую не имел права нас втягивать. Но теперь ты еще пришел и посмел требовать от меня ответа, как будто ты хозяин этого проклятого места? — Он бросил взгляд за мое плечо, когда после слова «места», и на его лице появилось хмурое выражение. — И, видимо, еще и гостей привел.

Но я улавливаю момент узнавания, потому что его хмурый взгляд превращается в нечто похожее на недоверие.

— Ривер?

Оглянувшись через плечо, я вижу, что Ривер и Рейн стоят у стеклянной стены гостиной, которая ведет на террасу, подвешенную к краю дома... и к горе. Как я уже сказал, дом встроен в скалу.

При его звуке его имени Ривер оборачивается в нашу сторону, Рейн отвечает тем же, и на лице Ривера появляется улыбка.

— Привет, Эш.

Ашер издает нечто среднее между насмешкой и смехом и направляется к нему, обнимая его одним из тех дурацких братских объятий, которые парни используют, когда не виделись некоторое время. Что, наверное, имеет смысл, раз уж мы оказались в таких обстоятельствах.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒