День первый: пятница. 5 страница

— Если хочешь найти разочарование в семье, посмотрись в зеркало, папа, — говорю я ему, слова застревают у меня в горле. — Потому что, может, я и не тот сын, о котором ты мечтал, но и ты, черт возьми, не тот отец, которого я хотел.

Я спотыкаюсь о собственные ноги, когда, шатаясь, добираюсь до своего Ровера, проскальзываю на водительское сиденье и включаю двигатель. Затем выруливаю на дорогу, не имея ни малейшего представления, куда направляюсь, потому что мой разум находится в миллионе мест одновременно, и я, кажется, не могу сформировать связную мысль, кроме как бежать из этого гребаного дома.

Моя неспособность нормально мыслить частично связана с кайфом, все верно, да и смешивать травку с алкоголем было худшей идеей на свете. Но не по этому я с трудом могу ходить, видеть или думать.

Нет, я испытываю умственную и эмоциональную пытку не только со стороны отца, но теперь и со стороны матери, за что ей огромное «спасибо».

Не могу поверить, что впервые за эти годы они встали на одну сторону в споре по поводу меня. Родители решили отложить свои распри в сторону и решили объединиться против меня, к чему я просто... не готов.

Не готов разбираться ни с чем из списка.

Семьей. Друзьями. Учебой. Футболом.

Жизнью.

Потому что знаю, что несусь по спирали вниз. Я чувствую это своим нутром, словно надвигающуюся полуночную бурю, готовую поглотить небо в раскатах грома и вспышках молний. Я чувствую, что конец близок, и понимаю, что скоро ничего не смогу сделать, чтобы это остановить. Я тону в печали, горе и отвращении к себе, которые поглощают каждый дюйм моего существа. И весь кислород высасывается из атмосферы.

Потому что я в ловушке.

В ловушке, которую создали мои родители, в попытке нарисовать идеальный портрет своего сына, потому что не могут смириться с тем, что у меня никогда не получится соответствовать их стандартам.

Я не такой, как им хочется, и не смогу этого изменить. И, что еще более важно, я даже не должен пытаться. Но по какой-то богом забытой причине всем, похоже, на это плевать.

Всем и каждому.

Как можно ожидать, что кто-то проявит хоть какое-то подобие заботы, если люди, которые должны любить меня, готовы отвернутся от меня первыми?

Всем. Плевать.

На меня. На мое счастье. На мою жизнь.

Каждый мой успех оценивается со стороны, и независимо от того, как упорно я стараюсь, независимо от того, сколько усилий вкладываю во все, что делаю, родителям никогда не бывает достаточно.

И никогда не будет.

Когда они смотрят на меня, все, что видят — своего сына, который мог бы быть идеальным. Он мог бы стать сияющей звездой в их мире, солнцем, вокруг которого вращаются планеты, ребенком, которым они бы хвастались перед своими друзьями или коллегами. Тем, кто создал из себя что-то, и семья им гордится.

Как жаль, что их сын би.

Какое разочарование.

И мне известно, что это так. Потому что оно выглядит, ощущается, звучит, пахнет и имеет вкус крушения.

Как будто все ваши мечты обливают бензином и поджигают близкие вам люди. Как будто самый сильный жар, обжигающий жарче, чем солнце, приносят их гнев и презрение. Словно по швам трещит ваша душа. Ваш каркас больше не в состоянии противостоять гравитации, и стены его становятся слишком тяжелыми, прежде чем превратиться в руины. А потом появляется вонь от гари, и вы больше не можете дышать, не задыхаясь.

И на вкус все это словно соль и тлеющие угли. Пепел прилипает к слезам, стекающим по вашему лицу, пока вы смотрите, как ваш мир — все, ради чего вы жили — разлетается вдребезги.

И нет ни единой подсказки, как это остановить.

Да и зачем? Зачем спасать то, что не достойно спасения? Потому что все, чего я хочу — это кричать, рыдать и стремиться к саморазрушению.

Что и делаю.

Из моего горла вырывается яростный крик — такой громкий, что стекла машины почти готовы разлететься вдребезги, когда я несколько раз бью кулаком по рулю. Я использую его как боксерскую грушу, выпуская боль и продолжая молотить по нему до тех пор, пока не остаюсь уверенным в том, что мои руки будут сплошь покрыты синяками. Из моих глаз текут слезы. Каждой своей соленой каплей они покрывают мои щеки, губы и шею.

Сдернув шапку с головы и бросив ее на пассажирское сиденье, я дергаю себя за волосы, отчаянно желая, чтобы мысли в голове исчезли. Но поток их не прекращается, поэтому я дергаю за пряди так сильно, что в руках остаются несколько волосков.

Боль в голове, руках, голосовых связках сливается в одно гигантское пятно агонии. Но этого недостаточно. Вместо того, чтобы избавить от боли в сердце, агония лишь усиливает ее.

Мне начинает казаться, что это никогда не прекратится, пока я не сожгу весь гребаный мир вместе со собой.

Потому что кто-то еще должен почувствовать, как страдание разрушает каждую клеточку моего тела — до такой степени, что я предпочел бы умереть. Боже, я мог бы просто чуть сильнее надавить на газ и проехать на красный свет. Или вывернуть руль на полосу встречного движения. Рвануть в горы и влететь в ограждение, умоляя о том, чтобы оно не выдержало.

Возможности умереть хоть отбавляй, тем более, что я дошел до точки, предпочитая отказаться от борьбы.

Похороните меня в земле и оставьте там гнить.

Потому что какой смысл жить?

Я разбит до такой степени, что даже сам себя не узнаю.

От меня остались лишь осколки из-за людей, которым я доверял, и которые решили встать и уйти из моей жизни, не попрощавшись и не оглядываясь назад.

Вся королевская конница и вся королевская рать в жизни не смогут меня собрать.

Я это знаю. И они знают.

Даже Рейн знает. Теперь уж точно, после того, что произошло в том чулане.

Но чего мне действительно хочется, так это орать на Рейна и остальных до тех пор, пока у меня не пропадет голос. Кричать, проклинать, и вынуждая слышать каждое свое слово.

Я постоянно чувствую боль. И устал злиться, быть подавленным и преданным каждым человеком в своей жизни.

И все же не могу заставить их быть восприимчивыми к моим эмоциям и неуверенности. В конце концов, эмоции непостоянны, нестабильны. Из-за них люди совершают глупые поступки, и ради чего? Зачем они вообще нам нужны, если вызывают одну катастрофу за другой? Чувства лишь подпитывают неуверенность до такой степени, что человек превращается в инвалида, не способного жить нормальной жизнью, не обращаясь к порокам, чтобы заглушить эмоции, которые не хочет чувствовать.

И для меня это любовь.

Все, чего я хочу — нет, все, что мне, черт возьми, нужно, — это чтобы кто-нибудь любил меня с той же силой, как и я люблю других — без колебаний и сожалений.

Всем сердцем. Всем разумом, телом и душой.

Я люблю именно так, не заслуживая меньшего взамен.

И все же моя жизнь была бы намного проще, если бы я мог заглушить все эти дурацкие чувства, вместе взятые. На самом деле, мне хочется побыть одному, сказать «к черту романтику и любовь», потому что, вселенная, похоже, считает, что это все, чего я заслуживаю. Но, суровая правда в том, что… мне уже одиноко.

Настолько одиноко, что тишина оглушает. Даже в толпе людей я чувствую одиночество.

Забытый. Ничего не чувствующий.

Я обреченно вздыхаю.

Как внутренняя пустота может быть такой тяжелой?

Вопрос каким-то образом возвращает меня к реальности, позволяя понять, что мой авто больше не двигается, и я остановился на обочине случайной улицы. Вот только она совсем не случайна. Потому что я замечаю оранжевый «вранглер» в жутком свете уличного фонаря.

Мой взгляд мечется вверх и вправо, и я обнаруживаю, что нахожусь в последнем месте, где должен быть.

Какого хрена я вообще сюда приехал? Я хочу побыть один. А искать Рейна и появляться в его квартире без предупреждения — полная противоположность одиночеству.

Тем не менее, я обнаруживаю, что открываю дверь своего внедорожника и выскальзываю в прохладную темноту ночи, направляясь по заснеженной дорожке к зданию.

Это глупо. Настолько глупо, что я даже не могу начать перечислять причины, по которым должен развернуться и пойти домой, в бар, или буквально куда-то ещё. Но, как уже говорил, из-за Кирана Грейди я превращаюсь в совершенного идиота.

Не успеваю опомниться, как уже вхожу в здание и стою перед дверью его квартиры, рваное дыхание срывается с моих губ. Я даже не останавливаюсь, чтобы подумать — просто стучу кулаком в дверь.

До меня доносится какое-то движение, но никто не отвечает.

— Рейн! — кричу я, продолжая стучать снова и снова.

Меня накрывает отчаяние.

Мне нужно его увидеть.

Он нужен мне.

— Рейн, пожалуйста, открой дверь... — Я замолкаю, когда дверь открывается.

Но вместо Кирана там стоит Ромэн, мать его, Митчелл.

В одном лишь полотенце.

Я кусаю губу и качаю головой, удивляясь его дерзости открыть дверь в квартиру, хозяином которой он даже не является. Но потом до меня доносится звук все еще льющейся воды, и кусочек моей души умирает.

— Могу я чем-нибудь тебе помочь? — произносит Ромэн, прислонившись к дверному косяку, самодовольная улыбка играет на его губах.

Но я ни за что не позволю ему лишить меня контроля. В глубине души я знал, что они с Рейном могут встречаться, даже если не был готов увидеть последствия воочию.

Поэтому расправляю плечи и сурово смотрю на Ромэна, одаривая его усмешкой в ответ. Потому что от этого зависит вся моя жизнь.

Правило самосохранения номер один: отстранитесь от всего, что может причинить вам вред.

Глава 8

КИРАН

Стоя в душе, я слышу, как хлопает входная дверь, и тут же начинаю гадать, куда это собрался Ромэн. Потому что парень постоянно входит и выходит, как будто дверь в мою квартиру стала карусельной.

Мне было бы удобнее, чтобы Ро оставался со мной, потому что мы оба чувствуем, что Тед не собирается предпринимать никаких безумных шагов, зная, что тот находится рядом, но в тоже время мне просто хочется вернуть свое личное пространство. То, чего я жажду больше всего на свете. Свобода пойти туда, куда хочется, в любое время дня и ночи. Я чувствую себя под домашним арестом, а мой «сокамерник» — единственный человек, которому удается вывести меня из себя так же, как и Теду.

Черт, я веду себя как неблагодарный осел.

Минут через десять я натягиваю спортивные штаны и футболку с длинным рукавом, и выхожу из ванной, собираясь найти Ромэна. Спускаясь на кухню, я с удивлением обнаруживаю, что он все еще в квартире и до сих пор завернут в одно лишь полотенце.

Я морщу лоб.

— Ты, что, выходил на улицу... в таком виде? В феврале?

Ро бросает на меня взгляд и выиграет бровь, как бы говоря: «Ты дурак что ли? », затем достает из сумки боксеры и джинсы, и заходит за кухонный островок, чтобы надеть их.

— Я никуда не уходил. В дверь постучали прежде, чем я успел одеться. А потом меня отвлекли кое-какие сообщения.

От волнения мою кожу сразу же начинает покалывать.

— Это был…

Я позволяю имени повиснуть в воздухе, не зная, хочу ли знать ответ. Если это Тед, то либо он писал сообщения, либо, что еще хуже, приходил к двери квартиры.

К счастью, Ромэн все понимает, потому что качает головой:

— Нет, это не он. На самом деле это был Ривер.

Мои глаза становятся шире:

— Ривер написал тебе сообщение?

Ро качает головой:

— Нет, сообщение пришло от Кейда. Ривер стучал в дверь, — медленно произносит он, выговаривая слова так, словно я долбаный идиот.

Честно говоря, появление Ривера имеет гораздо больше смысла.

— Он сказал, чего хочет?

Ро снова качает головой:

— Нет, но могу предположить, что парень хотел с тобой поговорить. Он казался, мягко говоря, не в духе.

Прикусив язык, чтобы не оторвать другу голову, я вздыхаю:

— Почему Ривер ушел? — Ро пожимает плечами. Боже, меня это бесит. — Ты пригласил его войти?

— Это не моя квартира, чтобы приглашать его в нее. Так что, нет, я этого не делал.

Мои зубы готовы сломаться, потому что, клянусь Богом, я вот-вот сойду с ума.

— Ромэн, что случилось? Я знаю, что Ривер просто так не пришел бы. Он появился здесь по какой-то причине.

Ромэн снова пожимает плечами:

— Он не сказал.

— Твою мать… — бормочу я себе под нос, пощипывая переносицу. — Опиши мне ваш разговор. Со всеми подробностями, пожалуйста.

Ромэн опирается на островок.

— Чувак, это, наверняка, ерунда. Просто позвони ему и…

— Ромэн, — рычу я в ответ. — Опиши ваш разговор. Сейчас же.

Закатывая глаза, Ро подпирает подбородок руками, придавая лицу самое скучающее выражение, на какое только способен человек.

— Ривер колотил в дверь и выкрикивал твое имя. Я открыл дверь и спросил, чем могу помочь. Он спросил, здесь ли ты. Я сказал, что да — ты в душе. Парень спросил, могу ли я сообщить тебе, что он заходил. Я сказал да. Он поблагодарил и ушел. Конец истории. — Ро вскидывает голову и одаривает меня своей фирменной ухмылкой. — Достаточно, или мне стоит воспроизвести снова с выражением? Или, может, сыграть по ролям?

— Мудак, — ворчу я себе под нос, направляясь обратно в свою комнату, чтобы переодеться в джинсы.

И, конечно же, мой друг следует за мной.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, замечая, как я застегиваю джинсы и достаю толстовку из шкафа.

— Еду к Риверу.

Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы заметить, как Ро морщит лицо, словно съел что-то кислое.

— Зачем? Просто позвони ему.

Разочарованно вздохнув, я пронзаю его взглядом:

— Не то чтобы я должен тебе объяснять, но наверняка это была очень важная причина, раз Ривер пришёл ко мне поговорить, учитывая, что мы не общаемся. А значит, это достаточно важно, чтобы я поехал к нему.

Ро смеется:

— Если бы это было настолько важно, Ривер попросил бы разрешения войти. Серьезно, дружище. Просто набери его, прежде чем рвануть к его дому в ночи.

Я обдумываю слова Ро и решаю, что нет ничего плохого в том, чтобы сначала позвонить. Набирая номер Ривера, я жду, когда тот возьмет трубку. О волнения мои внутренности скручиваются в узел. Но Ривер не отвечает. Вместо этого звонок переходит на голосовую почту.

Я сбрасываю звонок и снова набираю номер, но получаю тот же результат.

Ладно, Ривер все еще может находиться за рулем.

Тридцать минут, семь звонков и двадцать неотвеченных сообщений спустя, я нервно расхаживаю по квартире, в то время как худшие мысли проносятся в моей голове.

В основном о том, что Ривер каким-то образом попал в аварию на пути к своей квартире, адрес которой я едва помню, даже учитывая, что тренер высадил его первым, когда мы вернулись из Вейла.

Но точно уверен, что она находится не в тридцати минутах езды.

Последний звонок, переходящий на голосовую почту, и у меня официально начинается приступ паники.

Засовывая телефон в карман, я бросаюсь к двери с ключами и бумажником в руке.

Ро окликает меня с дивана:

—Ты серьёзно собрался туда ехать? Сейчас половина одиннадцатого вечера. Возможно, он уже спит.

Я прищуриваюсь, глядя на Ро:

— Почему ты так настаиваешь, чтобы я не ездил к нему?

Ромэн вздыхает:

— Слушай, мне плевать, чем ты решил заняться. Но Ривер... — Он замолкает, изучая мое лицо в течение минуты, прежде чем продолжить: — Очевидно, я не знаю этого парня. Но зато в курсе, как выглядят люди под кайфом. А Ривер определенно был в хлам. Не знаю, то ли пьян, то ли под кайфом, а, может, и то, и другое. В любом случае, мне кажется, тебе лучше проверить его утром.

Под кайфом? Пьян?

— Почему ты упомянул об этом только сейчас? — говорю я сквозь зубы, настолько крепко сжимая пальцами дверную ручку, что та готова сломаться.

— Ты спрашивал про наш разговор, а не о том, как он…

— Ромэн! — рычу я, отталкиваясь от двери, прежде чем броситься к нему. Схватив друга за воротник рубашки, я выдергиваю его из кресла и притягиваю к себе. Мой нос соприкасается с его носом, когда я произношу следующие слова: — На карту поставлены жизни людей. Когда я спрашиваю о деталях, мне нужно знать все. Особенно в отношении Ривера.

На губах Ро пляшет ухмылка.

— Просто товарищ по команде, да?

— Ромэн, — предупреждаю я, мой взгляд жесткий, а голос угрожающе низкий.

Его взгляд вспыхивает, а затем опускаются на мои губы. Всего на полсекунды, но я замечаю его, и от этого моя кровь закипает.

Ни за что.

Облизнув губы, Ромэн кивает, и его глаза снова встречаются с моими.

— Да, сэр, — саркастически отвечает он.

Я отпускаю его рубашку, отталкивая от себя, и делаю шаг к двери. И вот тогда меня осеняет мысль — самая худшая из всех, что у меня были.

Что, если Тед видел, как Ривер приходил сюда? Слышал, как он стучал в дверь и спрашивал меня?

Что, если Тед его похитил?

Мне требуется не больше пятнадцати секунд, чтобы вырулить на дорогу, в направлении единственного человека, ради которого я бы убил и своих демонов.

Глава 9

РИВЕР

Стук в дверь выдергивает меня из тумана, в который на мгновение погрузились мои мысли. Затем я перекатываюсь на бок, лежа на диване, и перевожу взгляд на экран телевизора.

Кто бы там ни был, пусть идет к черту.

Особенно, если это Дрю или Эллиот, которые вернулись всего через полчаса в попытке подбодрить меня после встречи с ублюдком, Ромэном Митчеллом, очередной упаковкой пива и парой косяков.

Я не в настроении для компании, но с радостью приму предложенное, прежде чем вышвырнуть близнецов вон.

Снова.

Я уже выпил шесть банок пива и выкурил целый косяк, так что, думаю, самое время пополнить запасы, если уж парни так охотно их поставляют. Но, судя по тому, что стук продолжается, это не Дрю и не Э. Они просто открывают дверь ключом, который я дал им еще на первом курсе. И которым они воспользовались, чтобы попасть внутрь перед моим возвращением.

Клянусь Богом, если это снова Эбби — пришла, чтобы поговорить о той ночи в машине — я разнервничаюсь еще больше. Мы ведь уже все обсудили. И живём дальше.

— Уходи! — кричу я, отказываясь вставать с дивана. Честно говоря, я слишком накурен, чтобы вообще двигаться.

— Ривер, открой чертову дверь! — отвечает голос с другой стороны, и стук на мгновение прекращается.

Я прекрасно знаю этот голос. Глубокий и дымный, он скользит по моей коже, словно выдержанный виски.

Рейн.

Что он здесь делает?

Со стоном вставая с дивана, я пробираюсь к двери, резко распахиваю ее и обнаруживаю, что Киран, стоящий по другую сторону, выглядит как... ну, знаете, секс на палочке.

Он в джинсах и толстовке под курткой, а также вязаной шапке, но почему-то выглядит так, словно сошел со страниц журнала.

И, черт возьми, я не понимаю почему.

Почему он?

Почему я должен был влюбиться в единственного человека, который не хочет любить меня в ответ?

— Чего ты хочешь, Киран? — спрашиваю я, используя его полное имя.

И не упускаю, как он морщит лоб, однако не могу сказать из-за чего именно: то ли от того, что я назвал его Кираном, то ли из-за моего тона голоса.

Рейн потирает затылок и теребит зубами нижнюю губу.

— Не против, если я зайду на минутку?

Если зайдешь, не думаю, что у меня хватит сил заставить тебя уйти.

— Да, конечно, — прочищаю горло я и отступаю в сторону, пропуская Кирана в свою квартиру.

Неловкость наполняет воздух, когда Рейн неуверенно шагает внутрь. Я наблюдаю за ним сквозь туман, мимоходом замечая катастрофу в своей квартире.

Коробки из-под пиццы, пивные банки и бутылки усеивают все поверхности на кухне, и даже не вздумайте спрашивать про гостиную. Повсюду лежат груды одежды, и не могу сказать точно, грязное это белье или чистое, которое я просто не стал убирать в шкаф.

Обычно так не бывает. Я всегда соблюдаю порядок, по крайней мере, в хорошие дни. Но, похоже, у моего «не все равно» вышел срок годности.

Судя по выражению лица Кирана, он приходит к тому же выводу. У него снова появляется морщинка на лбу, пока он оглядывает пространство, прежде чем перевести взгляд на кофейный столик, где лежит окурок косяка.

— Ты курил травку?

Я пожимаю плечами:

— А что такого? Сейчас межсезонье.

Киран вскидывает бровь:

— Что такого? Ривер, ты сам говорил мне в ша…

— Ни слова больше! — рычу я, проскальзывая мимо него, чтобы схватить со стола второй косяк и сунуть его в карман.

Последнее, о чем мне нужно думать — это шале и все, что с ним связано. Они уже запечатлелись в моем сознании — каждая минута каждого дня. И неважно, враги мы или нет, я помню все, что там произошло.

Каждый поцелуй. Смех. Улыбку. Прикосновение.

Какой Киран на ощупь, на запах и вкус.

Всё.

Рейн вздыхает и качает головой, присаживаясь на диван.

— Послушай, Рив. Я просто зашел посмотреть, все ли в порядке. Ромэн сказал…

Я усмехаюсь:

— Правда? И что же именно сказал Ромэн?

Попробуй в следующий раз казаться более уверенным в себе, придурок.

Рейн поднимает голову и смотрит на меня, а на его лице написано замешательство.

— Он просто сказал, что ты заходил, пока я был в душе. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке, вот и все.

Мне было бы лучше, если бы вся моя жизнь не катилась в тартарары. Но, похоже, единственный человек, с которым я хочу поговорить об этом — это ты, хотя именно ты разбил мое сердце на миллион гребаных осколков.

Но, да, у меня все супер.

— Я в порядке, так что можешь идти, — решительно говорю я, пытаясь казаться скучающим, хотя это совсем не так.

Пожалуйста, не оставляй меня.

Рейн поднимается на ноги, видимо, чтобы выполнить мою просьбу. Но вместо того, чтобы направиться к двери, он просто входит в мое личное пространство, оказываясь в нескольких дюймах от меня.

Его запах и присутствие опьяняют меня больше, чем любой наркотик или алкоголь вместе взятые, оставляя меня слабым и беспомощным.

— Не обязательно вести себя как придурок из-за того, что случилось…

— Ты это к чему?! — обрываю я Рейна.

Он снова хмурит брови, явно застигнутый врасплох моей вспышкой.

— Что, черт возьми, на тебя нашло?

— Как будто тебе есть до этого дело, Киран, — с усмешкой выделяю я его имя, страдание сотрясает каждую клеточку моего существа.

Я ненавижу быть так близко и не прикасаться к нему. Ненавижу знать, каково это — быть с ним, только чтобы...

Рейн качает головой, бросая на меня ожесточенный взгляд.

— Не играй со мной в игры, Abhainn. Особенно, когда знаешь, что не сможешь выиграть.

— Я ни черта не знаю, — огрызаюсь я, не в силах скрыть муку в своем голосе. — Ты совершенно ясно дал понять, что сделаешь все возможное, чтобы получить то, чего хочешь.

В том числе используя меня, чтобы разобраться со своим гей-радаром, только чтобы потом сбежать к своему Ромэну Митчеллу.

У Кирана вырывается невеселый смешок, когда он отступает назад, скрестив руки на груди.

— И чего же я хочу, Ривер? Раз уж ты, похоже, все выяснил?

Я морщусь.

Моя кровь кипит от еле сдерживаемого напряжения, когда я выдавливаю слова:

— В том-то и дело, Киран. Я даже не думаю, что ты сам знаешь. Так ты поэтому здесь, да? Ромэн тебя не удовлетворяет, и ты бежишь ко мне?

Я ненавижу проблеск надежды, который слышу в своем голосе. Потому что надежда — что он одумается, выберет меня, и мы сможем жить долго и счастливо — это не более чем бесполезная борьба с болезнью.

Потому что после того, как она поглотит каждую клетку на своем пути, не останется ничего.

Рейн облизывает губы, прежде чем снова на меня посмотреть.

— Почему бы тебе не сказать, что у тебя на уме на самом деле, Рив.

Я недоверчиво усмехаюсь:

— Думаешь, знаешь меня? Серьезно? Потому что я сильно в этом сомневаюсь. Я сам себя больше не узнаю, да и ты… — Я замолкаю, оглядывая Кирана с ног до головы, прежде чем остановиться на его лице: — Черт, ты действительно не тот человек, за которого я тебя принимал.

— Ты хочешь сыграть в эту гребаную игру прямо сейчас? Вот кто я! — кричит Рейн и тычет пальцем себе в грудь. — Так что тебе нужно принять этот факт или отвалить, потому что я ни для кого не собираюсь меняться. Даже тебя…

Слова вырываются из его горла, и даже сквозь туман в голове я слышу в них тревогу, однако не замечаю страха в глазах Кирана.

Детка, просто откройся мне.

Но я в курсе, что он не может. Или не станет. Что бы там ни было, все это не имеет значения.

Я стискиваю зубы и рычу, позволяя словам слететь с языка с удвоенной силой.

— Я не прошу тебя меняться, просто хочу понять, что происходит! Это единственное мое желание! — Я чувствую муку, написанную на своем лице, пока изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Он не увидит моего краха. Не увидит моей слабости. Но все же, мой голос... становится хриплым в ту же секунду, как я снова начинаю говорить: — Я не могу продолжать кататься с тобой на этой карусели. Рано или поздно мне придется слезть, иначе меня разорвет изнутри.

Грудь Рейна быстро поднимается и опускается, его ноздри раздуваются от моих слов. Но ярость на его лице никак не сочетается со взглядом. В нем я вижу лишь печаль и жалость.

Он жалеет меня. Потрясающе.

— К черту все это, — бормочу я, прочищая горло и поворачиваясь, чтобы направиться к двери. — Тебе пора. Не хочу тебя больше видеть.

Как только я собираюсь открыть дверь, Рейн хлопает по ней ладонью, тем самым удерживая на месте, и прежде чем я успеваю моргнуть, моя спина уже прижимается к дереву, и рот Рейна оказывается на моих губах.

О боже, это плохо.

Что уже не имеет значения, потому что мои руки взлетают к его волосам, удерживая Рейна на месте, а мой язык мгновенно находит свою пару. Киран издает стон, когда шарик моего пирсинга скользит по его языку, его пальцы сжимают мою шею сзади, пытаясь контролировать нашу скорость и ритм.

И, как влюбленный дурак, коим и являюсь, я сдаюсь, принимая каждую унцию его внимания и желания, потому что это лучше, чем ничего.

Боже, я схожу с ума.

— Кажется, ты уже забыл, так что пора бы тебе напомнить, Abhainn, — рычит Киран мне в рот, прикусывая нижнюю губу зубами. — Когда дело касается нас, ты не лжешь.

Прежде чем я успеваю возразить или хотя бы подумать о том, на что он намекает, его губы снова ласкают мои. Его язык жадно тянется к моему, играя с пирсингом, в то время как его руки скользят по моему прессу, груди и спине под футболкой.

Я сгораю от мягкого, нежного прикосновения его пальцев к моей коже. Оно погружает меня в бушующий ад, из которого мне не вернуться.

Мои руки взлетают к его голове, стряхивая с нее шапку, а затем срывая куртку, как будто наличие ее оскорбляет меня. Я в бешенстве быстро стягиваю его толстовку через голову, в то время как его пальцы скользят в мои спортивные штаны, одним махом стягивая их и нижнее белье вниз. Выйдя из них, я отстраняюсь достаточно, чтобы стянуть футболку через голову.

— Спальня, — с придыханием говорю я Кирану в губы, звон его ремня заглушает мое беспорядочное сердцебиение. Наши губы снова смыкаются, позволяя моему языку трахать его рот так, словно завтра наступит конец света.

А может просто потому, что жизнь без Кирана медленно меня убивает.

Потому что он мне нужен. Весь он. Прямо здесь и сейчас. И неважно, насколько это опасно для моего и без того искалеченного сердца. В конце концов, Киран не может разбить его ещё больше.

Ривер, что ты творишь? Это в тебе говорит кайф!

Но мне все равно. Совершенно.

Я просто должен почувствовать то, что чувствовал в шале. Страсть, желание и потребность, которые текли между нами с жаром расплавленной лавы. Еще хотя бы раз я должен почувствовать, прикоснуться и попробовать на вкус каждый дюйм его тела.

Последний. Раз.

— Я пришел сюда не ради секса, mo grá, — произносит Рейн мне в губы, и спотыкаясь, бредет вместе со мной в сторону спальни.

Он обхватывает рукой мою шею сзади, наши губы сливаются вместе. Мои пальцы нащупывают ручку двери, толкая ее, в то время как другая моя ладонь трется о гребень его эрекции под боксерами.

Толкая Кирана на кровать, я стаскиваю с него последнюю одежду, прежде чем забраться сверху, упираясь предплечьями по обе стороны от его головы.

— Неудивительно. Уверен, что с Ромэном у тебя его в достатке.

Это имя ощущается как яд, сжимая мои дыхательные пути, пока в сознании вспыхивают их образы.

Мой взгляд встречается с его глазами, лишь сияние лунного света позволяет мне прочитать черты Рейна. И то, что я там вижу... чувство вины… и мне совсем не нравится.

Не то чтобы ты был святым, позволив Эбби залезть к тебе в штаны, напоминает мне мой предательский разум.

Я скольжу языком по губам Кирана в порочной ласке.

— Скажи мне, детка. Ты впускаешь его в свое тело так же, как впускал меня?

На короткое мгновение в глазах Кирана вспыхивает мука, прежде чем он сжимает мое горло. Хватка не такая крепкая, как раньше. Но все же достаточно жесткая, чтобы заставить мое сердце биться быстрее.

— Заткнись, Ривер, — рычит он, перекатывая нас так, чтобы оказаться сверху, прижимая меня к матрасу.

Кайф окутывает мой разум, поэтому я ухмыляюсь Рейну и провожу пальцем по его члену, от головки до основания. Он слегка подпрыгивает от моего прикосновения, и моя ухмылка становится шире.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒