День первый: пятница. 1 страница

Глава 2

РОМЭН

Отчасти я до сих пор в шоке от того, что нахожусь здесь. Не только в США, потому, как провел последние два месяца в Азии, чтобы пройти заключительную часть обучения. А здесь, в Колорадо.

Я сижу на чертовой кровати в квартире Рейна, как будто четырех лет тишины и не было. Притворяясь, что Киран не выбросил меня из своей жизни в ночь перед моим переездом в Орегон.

В ту ночь, когда я поставил на карту свое сердце и фактически разрушил единственное хорошее в своей жизни. То, что не было связано с родственными связями или обязательствами.

Так что, да, возможно, поцелуй стал не самым умным шагом в моей жизни, учитывая то, что я уезжал. Особенно когда знал, что Киран... будет смущен, если не сказать больше. После всего, что с ним случилось, я не винил парня за то, что он не понимал, чего хочет. И как лучший друг, делал все возможное, чтобы ему помочь.

Даже если замечал его взгляды. С искоркой в глазах, говорящей гораздо больше о похоти, чем о дружбе.

И все же я ничего не стал бы предпринимать. Не тронул бы его. Не осмеливался переступить черту нашей дружбы, потому что неверное прочтение сигналов могло стать ее концом. И теперь я знаю, что это правда.

Но в свою последнюю ночь в Филадельфии я решил, что мне надоело ждать, и сделал шаг, которого отчаянно желал много лет. Меня уже тошнило от того, что я постоянно путаюсь в своих чувствах к Рейну, чувствах, которые испытываю к нему с тех пор как... В общем, целую вечность.

С тех пор, как мы были детьми.

Мне нужно было знать. Убедиться наверняка, прежде чем меня отправят выполнять свой долг как члена наследия, которое копилось сотни лет. До того, как я переехал в ту проклятую страну, где моя жизнь превратилась в сплошную череду монотонных тренировок, исторического образования и всей той хрени, которая приходит вместе с членством в тайном обществе. Не то чтобы я когда-нибудь об этом просил.

Но, именно это и происходит, когда тебя заставляют быть членом Анклава только из-за родословной и первородства.

В ту ночь, четыре года назад, я знал, куда приведет меня жизнь. Мне не хотелось уезжать, и я сходил с ума, пытаясь придумать, как остаться.

А еще лучше, чтобы Рейн уехал со мной. Хотя я и знал, что такое возможно лишь в теории, как бы ни старался убедить себя в обратном.

Поэтому, поступив как эгоист, я поцеловал Кирана.

Черт, не просто поцеловал. Я скользнул рукой под его плавки, сжал его член и... Рейну это понравилось. Он ощущал то же, что и я. Чувствовал все, что делал. Похоть, желание, неконтролируемое влечение.

И на долю секунды мне показалось, что Киран наконец-то мой, хотя бы на одну ночь.

Пока все не рухнуло.

— Тебе придется спать на диване, — говорит мне Рейн, вырывая из мыслей, прежде чем те утопят меня в сожалении и тоске. Я поднимаю взгляд, замечая, что он стоит в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку.

Киран хорошо выглядит — действительно хорошо — после всех этих лет. Другой, но все тот же.

Все еще мускулистый, атлетично сложенный и прямо-таки источающий сексуальную привлекательность, благодаря замысловатым тату на теле.

И все же каким-то образом Рейн стал другим. Не знаю, как и почему, но что-то в нем изменилось.

Он стал более спокойным. Более уверенным в себе.

Больше самим собой.

Что бы там ни было, и чем бы это ни было вызвано, я надеюсь, что Киран будет продолжать в том же духе. Тот уровень уверенности, который излучает Рейн, очень ему подходит. Даже если его самообладание слегка пошатнулось, когда он увидел своего товарища по команде в аэропорту.

Я не знаю, что там у них за история — а она явно есть — но в данный момент мне все равно. Я здесь, и это главное. Вопреки всему.

— Подойдет любой вариант. Ты уверен, что не против, если я останусь здесь? — спрашиваю я, выгибая бровь.

Затем перевожу взгляд на его правое запястье — одно из немногих мест, где нет кельтских татуировок, и под прозрачным пластырем замечаю единственное слово, которое Рейн набил сегодня днем.

Abhainn.

Наблюдая, как тату-мастер вбивает чернила под кожу, я погуглил значение слова, любопытствуя, почему тату была важнее, чем обдумывание плана против Теда, только чтобы узнать, что оно на гэльском и означает «река».

Зачем Рейну захотелось сделать татуировку именно с этим словом, особенно на гэльском, я без понятия. Скорее всего, оно связано с его отцом. Но, зная Рейна достаточно долго, я научился тому, когда нужно надавить, а когда отпустить. И указание на то, что у нас есть более неотложные дела, было определенно последним жестом в списке.

— Да, это не проблема. Я могу купить надувной матрас, если так будет лучше, — говорит мне Рейн, все еще прислоняясь к проему двери.

Я ухмыляюсь:

— Что, даже не разрешишь спать с тобой в одной постели, как в детстве? Одетыми с головы до ног, потому что не геи?

Я ожидаю, что Рейн рассмеется, но то, как он морщится от моих слов, вызывает у меня неловкость.

Черт.

Я морщусь в ответ, отмечая, что Киран, возможно, и принял мои извинения, но между нами все еще гудит напряжение.

— Плохая шутка или не то окружение?

В глазах Рейна горит опасный огонь, когда он качает головой и улыбается, хотя улыбка снова кажется вынужденной.

— Не-а, мужик. Просто мне нужна секунда, чтобы привыкнуть к... стебу.

То, как Киран произносит слова, не должно причинять боли. Конечно между нами все равно будет присутствовать неловкость, даже после разговора в джипе по пути из аэропорта. Но это как лезвие бритвы по коже — слышать, что Рейн все еще чувствует себя со мной неловко, хотя подростками мы были неразлучны.

Думаю, это просто еще одно доказательство: существует кое-что, что не может выдержать фундамент дружбы, не давая трещину.

Я пожимаю плечами и фальшиво улыбаюсь, хотя думаю, что моя улыбка гораздо более убедительна, чем у Кирана, потому что он, похоже, расслабляется.

— Не переживай. Между нами все хорошо?

Пожалуйста, скажи «да», чтобы я не ощущал себя дураком, который ради тебя меньше чем за сутки пролетел полмира.

А еще лучше, скажи «да», чтобы я не чувствовал себя идиотом из-за того, что питал чувства, которые должен был отпустить еще с той далекой ночи в бассейне.

— Да, — тихо смеется Киран, поворачиваясь, чтобы уйти. — Клянусь, все хорошо. Честно говоря, я не могу отблагодарить тебя достаточно за то, что ты приехал.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, когда он выходит из комнаты, чтобы не выдать какой-нибудь ерунды вроде: я жаждал оказаться рядом. Потому что, если не буду осторожен, Киран наверняка вышвырнет меня на хрен так же быстро, как и позвал.

Черт.

Я до сих пор не могу поверить, что он мне позвонил.

Из всех людей в этом мире Киран позвонил мне.

Даже не так. Я был ему нужен. Он со всхлипом произнес эти три слова в ту же секунду, как я снял трубку. Прежде чем успел что-то произнести.

Через четыре года.

Как, черт возьми, я мог ему отказать?

— Что случилось? — спрашиваю я, вытирая пот со лба и присаживаясь на спарринг-мат.

Давая тренеру сигнал рукой «минутку», я подтягиваю ноги к груди и жду ответа.

— Ро... — выдыхает Рейн мое имя, и я слышу боль в его голосе. Судорожно сглотнув, я шепчу его имя в ответ. — Мне... нужна твоя помощь. Тед... он...

Мое зрение тут же затмевает черный, когда Киран рассказывает подробности, которыми поделились СМИ о деле ФБР против сенатора Андерса.

Налет на психотерапевта. Кассеты, спрятанные в течение многих лет только для того, чтобы быть найденными его матерью.

А потом ФБР обнародовало имя Кирана для прессы в подтверждение того, что пленки попали в руки Бюро.

К концу разговора Рейн тяжело дышит, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, пока на заднем плане не раздается тихий женский голос.

— С тобой сейчас кто-нибудь есть? — Слова выходят с большей язвительностью, чем мне бы хотелось. Во мне вспыхивает ревность, но, к счастью, не думаю, что Киран это замечает.

— Мой психотерапевт, — хрипло отвечает он. — Это она показала мне новостной ролик.

У меня голова идет кругом от мысли, что Рейн снова решился пойти к психотерапевту, учитывая, что произошло с предыдущим, но это вопрос для другого раза.

— Что от меня требуется, Рейн? Что я могу для тебя сделать?

Черт, неужели я действительно брошу все, чтобы поехать к нему? Свою подготовку, преданность семье и стране?

Но в ту секунду, как Рейн просит меня приехать в Колорадо и помочь ему спланировать следующий шаг, я понимаю, что бороться бесполезно. Потому что он имеет надо мной власть. С тех пор, как мы были мальчишками, слишком молодыми, чтобы знать хоть что-то о любви.

— Буду там завтра, — без колебаний отвечаю я.

Потому что так и будет. Я сделаю все для тех, кто мне дорог и кого люблю.

Даже когда не должен... Как, например, сейчас.

— Ты уверен? — Тревога в голосе Рейна осязаема, я чувствую, как она проникает мне под кожу, как только слышу ее. — Потому что ты наверняка занят... чем бы ни занимался. Но твои связи могли бы…

— Абсолютно уверен, — настаиваю я, чувствуя что угодно, только не уверенность.

Я мог бы попасть в серьезные неприятности, отказавшись от обучения, когда мне осталось всего несколько месяцев до его окончания.

Но... Я должен поехать к Рейну. У меня нет другого выбора.

Я поднимаюсь на ноги и хватаю свою сумку, стоящую у стены. Взглянув на своего тренера, я машу ему рукой, давая понять, что на сегодня закончили.

Привилегия быть его боссом.

Я молча бегу к своему Ламборгини — единственному кусочку дома, который я привез с собой за время пребывания в Азии. Когда я бросаю сумку на сидение, все еще оставаясь на линии с Рейном, то, наконец, продолжаю:

— Напишу тебе, когда самолет будет в часе полета от Боулдера. Просто встретимся в аэропорту, и поедем оттуда к тебе, — говорю я ему, выезжая на дорогу.

На другом конце линии раздается вздох облегчения:

— Спасибо, Ро…

От этой благодарности у меня в горле появляется ком, потому что отчасти я виноват в том, что Рейну пришлось звонить мне первым. Потому что не мог постоять ни за него, ни за себя, когда мы были подростками, и бороться за то, чего, по моему мнению, мы оба хотели.

Друг друга.

Или даже когда мы подслушивали личные встречи Теда с моим отцом в детстве, где они обсуждали подпольный Анклавный контракт. Я никогда не вставал и не высказывал своего мнения, зная, что это противоречит кодексу, по которому нас учили жить.

Каким бы наследником я тогда был?

Особенно сейчас, когда собираюсь вырвать страницу из «книги» отца и заключить частный контракт за спиной своих братьев.

— Скоро увидимся, — шепчу я в трубку.

Мне отчаянно хочется оставаться на линии и продолжать слышать голос Рейна, но, зная, что нужно подготовиться, я отключаюсь, прежде чем он успевает ответить.

Переключая внимание на дорогу, я набираю номер пилота, благодарный, что у меня хватило предусмотрительности взять его с собой, пока я заканчивал последнюю часть обучения в Таиланде.

Я мчусь обратно в город из тренировочного центра, приказав ему подготовить самолет в течение часа, останавливаясь только для того, чтобы забрать самое необходимое из квартиры и броситься обратно в машину, чтобы отправиться в аэропорт.

Это глупо, я знаю. Безрассудно и опасно по многим причинам, и не только из-за сверхзвуковых скоростей моего «ламборгини», пока я продолжаю мчаться по тускло освещенным улицам. Сейчас почти час ночи.

Никто не должен знать, напоминаю я себе. Все думают, что ты здесь. Они не будут тебя искать, и уж тем более ожидать, что ты окажешься в Колорадо.

Эти мысли немного успокаивают мой разум, и я начинаю ставить галочки на всех пунктах, дабы убедиться, что не осталось ничего, чего бы я не учел.

Мой тренер находится у меня на службе, так как каждому наследнику Анклава разрешено нанять одного для обучения любого предпочтительного метода самообороны, и мой — тайский бокс. Я знаю, что мужчина никому ничего не скажет, если я не разрешу. Даже моему отцу.

Остальные наследники вернулись в Орегон, либо заканчивают курсы, либо остаются в Поместье.

Отец, как обычно, в Вашингтоне. Остальные старейшины тоже на своих постах, в зависимости от того, где они нужны. Ближайшие — в Москве, за тысячи километров отсюда.

Все будет хорошо.

И я действительно в это верю, пока не добираюсь до аэропорта и не припарковываю свою машину, только чтобы вспомнить про GPS-трекер. Мера предосторожности, сказали они, устанавливая его в Орегоне, как только я ступил на территорию Поместья. Четыре года назад.

Чтоб меня.

На данный момент у меня нет другого выбора, кроме как оставить машину здесь и молиться, чтобы никто не заметил, что она стоит в аэропорту, Бог знает сколько времени. Но даже когда я думаю об этом, то понимаю, что облажался.

— Мы готовы взлететь? — спрашиваю я пилота, взбегая по ступенькам самолета.

— Да, сэр. Просто жду разрешения от авиадиспетчера. Пожалуйста, присаживайтесь. Если удача на нашей стороне, мы окажемся в воздухе меньше чем через пять минут.

Удача.

Я чуть ли не смеюсь, осознавая, что это единственное, что мне нужно, но сомневаюсь, что она на моей стороне. Не в этой ситуации.

Они поймут. Узнают, что я уехал.

Бросил свое обучение. Поставил что-то — кого-то — выше своих обязанностей. Рискуя раскрыть некоторые из наших секретов.

И на долю секунды мне становится все равно. Кажется, оно того стоит.

Потому что дело не только в этом. А в жизни и смерти.

Защите тех, кого любишь.

Потому что я чувствую себя... свободным. Как будто убегаю от них так же, как и бегу к нему.

И на минуту я позволяю себе поверить, что все именно так.

Глава 3

КИРАН

Прошло уже несколько недель.

Почти месяц с тех пор, как приехал Ромэн, а мы все еще сидим на ровном месте.

В поисках Теда не было никакого прогресса, а значит, и никакого прогресса в том, чтобы вернуть свою жизнь к... черт. Какому-то подобию нормальной, если можно так назвать.

Вся моя жизнь состоит из метаний между агентом ФБР, с которым я встречаюсь еженедельно, собственным расследованием вместе с Ромэном, силовыми тренировками и учебой. Хотя последняя явно отошла на второй план.

Ой.

И как я мог забыть про СМИ?

Потрясающее действие.

Когда я выхожу из своей квартиры, мне тут же тычут в лицо камерами. Журналисты пытаются разобраться в деле Теда, моих мыслях о нем, правде о том, что со мной случилось — что бы там ни было, и что бы они ни искали. СМИ — это змеи, которые только и ждут, чтобы напасть, когда представится удобный случай.

И меня это бесит.

К счастью, их интерес слегка поутих, так как местонахождение Теда остается неизвестным.

Вот почему сегодня вечер пятницы, и я иду в местный бар на пару с Ромэном. Потому что если застряну в своем «аквариуме» еще на одну ночь, ощущая неловкость, которая все еще сохраняется между нами, то наверняка сойду с ума.

Выражаясь яснее, эта неловкость не из-за тайных чувств или чего-то подобного. Просто глядя на Ромэна, я каждый раз думаю о Ривере и выражении его лица в аэропорту.

Отчего мое сердце болит еще сильнее.

Я захлопываю дверцу своего джипа, обхожу его, направляясь ко входу в бар, и жду, пока Ромэн закончит телефонный разговор.

Он часто созванивается со своими ребятами — теми, кто, по его мнению, может помочь нам в ситуации с Тедом. Не то чтобы Ро просил их о помощи. Он сказал, что предпочел бы держать наше дело «в тайне» как можно дольше, что бы это ни значило.

Несколько минут спустя Ромэн подходит ко мне, похожий на кота, который съел канарейку, и не говоря ни единого слова.

Ро мало что рассказывал мне о времени с этими ребятами, Анклавом, как он их зовет. Я помню лишь крупицы информации из детства. И тот наш разговор в машине.

Как будто моя жизнь и так недостаточно похожа на балаган, надо же, мой лучший друг вовлечен в гребаное тайное общество. И все же я знаю лишь верхушку информации о том, каким влиянием они обладают. Которое я видел своими глазами. Черт возьми, вот вам еще одна причина, по которой я вообще оказался в этой ситуации.

Качая головой, я следую за Ро через порог бара. Но не успеваю сделать и двух шагов, как чувствую… его.

Я настолько привык к его присутствию, что ощущения сильнее, чем ветер на моей коже или жар солнца.

Ривер.

Он здесь. В этом баре.

Я не видел его с того дня, как оставил в аэропорту, и не собирался встречаться с ним этим вечером, предпочитая подход «с глаз долой, из сердца вон». Не то чтобы у меня получалось, учитывая, что я каждый день вижу его имя на своем запястье.

Когда я не думаю о Теде и о том, как выбраться из ситуации, именно Ривер занимает все мои мысли. Как и кошмары.

С тех пор как мы вернулись из шале, каждую ночь меня преследуют сны, в которых я насилую Ривера. Я даже больше не вижу Дикона и крайне редко то, что делал со мной Тед.

Теперь в моих кошмарах только Ривер. Всегда он.

Поэтому, несмотря на осознание, что Рив здесь, я продолжаю свой путь к бару, потому что мне просто необходимо выпить. Утопить в алкоголе печали. Забыться. Сделать что-то еще, кроме как думать о своей паршивой жизни.

И что еще важнее? Я гребаный мазохист, который не хочет ничего сильнее, чем находиться в присутствии Ривера — ощущать его рядом — хотя бы на некоторое время. Даже если это меня убьет.

Мы с Ро заказываем выпивку — виски для него, и пиво для меня — прежде чем он усаживается у стойки бара и начинает говорить мне на ухо в той раздражающей манере, как делал с тех пор, как приехал.

Господи, ну почему я такой мудак?

Я должен быть благодарен Ромэну за то, что он здесь и готов помочь, а не сердиться за то, что мой друг хочет поговорить и наверстать упущенное за четыре года. Но, честно говоря, мне это уже надоело. Потому что Ромэн говорит об одном и том же почти весь последний месяц.

Сделав глоток пива, я киваю и отвечаю, когда это необходимо, но Ро, должно быть, понимает, что я не в настроении болтать, потому что поворачивается и заводит беседу с девушкой, сидящей рядом за стойкой.

Старый добрый Ромэн. Никогда на меня не давит.

Клянусь, что думаю только об этом, когда мы с ним разговариваем. То, на что указывала доктор Фултон, даже когда не должна была этого делать, поскольку ее действия противоречат буквально всем нормам терапии.

Привет, психологическая манипуляция.

Жаль только, что я не догадался обо всем до того, как узнал, что Фултон работает на мою мать.

Задним умом все крепки.

Когда я делаю очередной глоток пива и слышу отчетливый смех Ривера, волосы на затылке встают дыбом. По моей коже бегут мурашки, и я еле удерживаю пиво во рту.

Это я должен был заставлять Рива смеяться. А не притворяться, будто его не существует, даже когда гул в моих венах предупреждает меня о нашей близости, отчего становится невозможным его забыть.

Но я не поднимаю глаз. Не поддаюсь искушению, каким бы сильным оно ни было. Потому что знаю... Есть реальная возможность, что я сдамся. Брошусь к нему и заявлю, что он мой, на глазах у всего гребаного мира.

А я не могу этого сделать. Ведь кто-то обязательно увидит. Потому что, несмотря на то, что СМИ почти не беспокоят меня в последние дни, журналисты все еще рядом. Если они не увидят, заметит кто-то другой. Не в этот раз, так в следующий, и тогда очень скоро информация распространится, и о нас узнает огромное количество людей. Мысль о том, что всем станет известно о моей ориентации, является наименьшей из проблем.

Нет, людям нельзя знать, потому что если узнают они, то и Тед тоже.

А ему никак нельзя знать о Ривере.

Так что, хоть я и не видел свою любовь с того самого дня на взлетной полосе, все же стискиваю зубы и остаюсь непреклонным.

Ромэн поворачивается и смотрит в ту сторону, откуда я чувствую исходящие вспышки тепла. Он хмурит брови, пока глядит в сторону Ривера. Смущение искажает его черты, отчего во мне приходится сдерживать себя еще сильнее.

Ромэн прикусывает губу, его внимание танцует между мной и Ривером, прежде чем остановиться на мне:

— Хочешь вернуться к себе? Взять пиццу или еще что-нибудь? Просто почилить?

— Мы чилим уже несколько недель, — рычу я, свирепо глядя на своего друга. — Сидим в моей чертовой квартире, лишь бы только не попасть на репортеров, и я начинаю сходить с ума. Это еще хуже, чем, когда я торчал в адском шале первые десять дней.

Ромэн наклоняет голову:

— О чем ты? Какое еще шале?

Упоминание ада, похоже, является визитной карточкой, потому что именно в этот момент я ощущаю взгляд Ривера. Он смотрит на меня, прожигая мою кожу, проникая в самую душу.

И как настоящий слабак, я уступаю этому вниманию.

Развернувшись, я тут же нахожу Ривера, стоящего на другой стороне бара, и, к моему ужасу, он обнимает Эбби за плечи, да так, что моя кровь закипает.

Ревность поднимает свою мерзкую голову, потому что в моем сознании Ривер все еще мой. И всегда будет моим и только моим.

Так какого хрена Эбби так уютно устроилась в его объятиях?

Я смотрю на них, подмечая каждую мелочь, а потом воспроизвожу их в памяти, ощущая необходимость помучить себя еще немного, прежде чем решусь встретиться с Ривером взглядом.

В тот же миг, как это происходит, воздух в моих легких исчезает.

Потому что каким бы сексуальным и совершенным я ни считал Ривера... Он выглядит плохо. Как будто почти не спал и мало ел.

Короче говоря, Рив выглядит так же, как я себя чувствую. Хреново.

Но это не мешает ему вскинуть бровь и ухмыльнуться мне, прежде чем поднести бутылку пива к губам и сделать глоток.

Я смотрю на то, как движется его кадык, вспоминая, каково это — прикасаться и проводить по нему губами, как будто это было только вчера.

Глубоко вздохнув и снова встретившись с Ривером взглядом, я нахожу эти великолепные глаза... пустыми.

Практически полыми.

Это ты виноват, напоминает мне мой разум. Ты ведь сам так хотел. Заставил его думать, будто тебе на него плевать.

Я знаю, чего я хотел. Просто никогда не ожидал, что Ривер в это поверит.

Прикосновение к моему плечу возвращает меня к реальности. Оно вынуждает меня обернуться, посмотреть на Ромэна и заметить его жесткий взгляд.

— Твой товарищ по команде выглядит так, будто хочет тебя убить. Ты уверен, что тебе тут комфортно? — Я просто киваю, пытаясь бороться с желанием снова посмотреть на Ривера, когда музыка сменяется какой-то дурацкой песней в стиле кантри. Ро вздыхает и качает головой, глядя на Рива: — Думаешь, он ведет себя так из-за новостей?

Неа, проблема в том, что я гребаный осел и обращался с Ривером так, будто он был просто очередным трахом, а не тем единственным, что было хорошим в моей жизни.

— Нет, в прошлом сезоне мы поссорились, вот и все. Наверное, он все еще из-за этого злится, — лгу я. Ложь легко слетает с моего языка.

Ромэн изгибает бровь:

— Это тот, кого ты ударил на поле во время игры? Твой КьюБи?

Неужели об этом знают все?

Я вздрагиваю, вспоминая финальную игру, когда ударил Ривера за то, что он бросил мне вызов. Отвратительный поступок, за который я не извинился… Как и за многое другое.

— Да, это он. Наверное, Леннокс до сих пор не забыл о том ударе правой.

Или о своем разбитом сердце, с которым я его оставил.

— Леннокс? Так его зовут?

Стиснув зубы, я рассеянно провожу большим пальцем по татуировке на запястье:

— Нет, его зовут Ривер. А фамилия Леннокс.

Ромэн смеется, мельком взглянув на мою руку:

— Неудивительно, что ты его разукрасил. Кучка гребаных хиппи со своими детьми, которых назвали в честь природы… В Орегоне таких тоже полно. — Он пожимает плечами, встречаясь со мной взглядом: — Любой с таким именем прямо-таки напрашивается на кулак.

Во мне закипает гнев, потому что Ро сейчас такой мудак. Придираться к имени Ривер? Какого черта? Это не тот Ромэн, с которым я вырос, и это определенно не тот разговор, который мне сейчас нужен.

— Да неужели? Тогда почему ты называешь меня Дождем с тех пор, как нам исполнилось восемь?

Ромэн только ухмыляется, снова прикусывая губу:

— Тебе ли не знать, что ты особенный. Всегда исключение из правил.

Затем он осматривает меня с ног до головы, его взгляд сканирует мое тело прямо посреди этого проклятого бара. Который абсолютно никак на меня не влияет, кроме как злит еще больше.

— Отвали, Ро, не смотри на меня так, — рявкаю я, хватая свое пиво с барной стойки, прежде чем прислониться к ней, чтобы встретиться взглядом с Ривером.

Только когда я смотрю в сторону Рива, его там нет. И это совсем не конец света... Вот только Эбби тоже пропала.

Черт, неужели Ривер ушел с ней? Решил отвести ее домой?

Он спит с ней?

В моей груди начинает разрастаться паника и неуверенность. Я слышу, как из моего горла вырываются сдавленные хрипы, пока я пытаюсь дышать.

Нет. Ривер так на нее не смотрит. Он не из тех, кто быстро забывает. Все в порядке. Возможно, просто вывел ее подышать свежим воздухом, или она пошла в туалет, или еще куда.

И все же я продолжаю осматривать бар, нуждаясь в том, чтобы мое сверхактивное воображение успокоилось. Неважно, что мы не вместе, или что я наговорил ему всяких гадостей. Неважно, что мы не виделись и не разговаривали друг с другом с того самого дня, как вернулись из Вейла.

Все это не имеет никакого значения.

Ривер мой, как и я всегда буду принадлежать ему.

Между ними ничего нет.

Снова меняется песня, на этот раз с небольшой задержкой. Она не совсем подходит для такого бара. Это... альтернативный рок. Почти.

Но голос… Такой знакомый… Клянусь, что уже слышал его где-то.

Через мгновение все встает на свои места, потому что я уже слышал эту песню. На самом деле совсем недавно.

В горах, в шале.

Группа «You Me at Six» — одна из любимых у Ривера.

«Liquid Confidence» — название, которое всегда вызывало у меня смех.

Но сейчас я не смеюсь, потому что, когда звучит припев, я знаю, что это.

Сообщение.

От Ривера.

Не спрашивайте, откуда мне это известно. Просто известно и все. В глубине души я знаю, что этот голос поет ту самую песню, которая засела сейчас в голове Ривера. Ту самую, о которой я всегда жажду знать, но больше не имею на это права.

У меня пересыхает в горле, пока я тщетно ищу Ривера взглядом, а песня, словно кислота, воздействует на мою кожу.

Говоришь, что мне нечего терять, кроме... ну, знаешь, нас.

Паника продолжает расти, и я обыскиваю взглядом бар, отчаянно желая, чтобы бирюзовые глаза Ривера встретились с моими. Сделать хоть какую-то попытку объясниться. Сказать ему, как я сожалею обо всем, что сделал, о том, что сказал. Хотя и знаю, что не могу ничего ему рассказать.

Я знаю, что не должен раскрывать свои карты и показывать Риверу, что мне не все равно. Еще несколько недель назад я был уверен, что для нас лучше всего будет разорвать отношения полностью, и даже сейчас понимаю, что это необходимость. Если бы у меня получилось держаться на расстоянии, разобраться со всем этим... Тогда бы я приполз к Риверу на коленях, умоляя его и всех, кто хотел бы меня выслушать, принять меня обратно.

Когда мой взгляд скользит к одному из современных музыкальных автоматов, а затем обратно — туда, где всего несколько секунд назад стояли Ривер с Эбби, я начинаю опасаться, что они улизнули без моего ведома.

Но гул в крови и жар на коже дают понять, что он все еще здесь.

Ривер здесь и смотрит на меня, даже если я его не вижу.

И когда второй куплет о любви, причиняющей боль, снова переходит в припев, клянусь Богом, мне требуется вся сила воли, чтобы не закричать.

Твоюматьзачтомнеэто.

Я ненавижу эту честность в текстах. Правду, стоящую за каждым из слов песни. Потому что в данный момент я чувствую их.

Все, чего я сейчас хочу, стоя в баре и пытаясь найти взглядом Ривера — это не быть в него влюбленным. Быть в состоянии ходить, говорить и дышать каждый день, не чувствуя, как тяжесть мира давит на мою грудь.

Мне просто хочется, чтобы боль прекратилась, исчезли страдания и агония от попытки жить без Ривера.

И, боже, я даже не могу признать тот факт, что этой самой песней Рив как бы говорит, что тоже в меня влюблен.

Потому что если позволю себе думать об этом, я обречен.

Моя миссия по уничтожению Теда, стремление уберечь Ривера от перекрестного огня... рухнет в тот же миг, как я позволю себе почувствовать его любовь. Я не смогу удержаться от того, чтобы не заявить всему миру, что Рив мой.

А мне нельзя этого сделать.

Я не могу втянуть Ривера в свой кошмар. Если бы он знал, что происходит, куда все это ведет, то оказался бы в опасности. Вот почему я с самого начала решил поступить именно так.

Конечно, я мог бы с самого начала сказать Риву правду. Затем, поскольку Ривер являлся Ривером, то есть самым раздражающим парнем на свете, он сказал бы, что мы будем осторожны. Что сможем перестраховаться, просто чтобы быть уверенными, что ничего не произойдёт.

С другой стороны я знаю характер Ривера. Достаточно, чтобы понять, что если все покатится к чертям собачьим, он в одно мгновение окажется на передовой. Будет рядом и не уйдет, даже если я попрошу.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒