Эмили Дикинсон 6 страница

Теория привязанности: общий обзор

Боулби утверждал, что мы можем понять человеческое поведение только с учетом его зоны адаптированности (environment of adaptedness), т. е. той первобытной среды, в которой оно эволюционировало(Bowlby, 1982, p. 58). На протяжении большей части истории человечества люди, вероятно, перемещались небольшими группами в поисках пищи и часто подвергались опасности нападения со стороны крупных хищников. В момент угрозы люди, подобно другим группам приматов, вероятно, сотрудничали, чтобы прогнать хищников и защитить больных и детей. Чтобы получить эту защиту, детям необходимо было находиться рядом со взрослыми. Если ребенок терял с ними контакт, он мог погибнуть. Таким образом, у детей должно было развиться поведение привязанности (attachment behaviors) — жесты и сигналы, которые обеспечивают и поддерживают их близость к заботящимся о них взрослым (p. 182).

Один из явных сигналов — плач малыша. Плач — это сигнал бедствия; когда младенец испытывает боль или напуган, он плачет, и родитель должен спешить на помощь, чтобы выяснить, что случилось. Еще одним образцом поведения привязанности является улыбка малыша; когда малыш улыбается, глядя на родителя, родитель испытывает к нему любовь и ему приятно быть рядом. Другие виды поведения привязанности включают в себя лепет, цепляние, сосание и следование за родителем.

Боулби предположил, что развитие привязанности ребенка идет в следующем направлении. Сначала социальные реакции малышей не отличаются разборчивостью. К примеру, они будут улыбаться любому лицу или плакать из-за ухода любого человека. Однако в возрасте от 3 до 6 месяцев малыши сужают направленность своих реакций до нескольких знакомых людей, формируют явное предпочтение в отношении одного человека и затем начинают относиться с настороженностью к незнакомым людям. Вскоре после этого они становятся более подвижными, начинают ползать и играют более активную роль в удержании контакта с главной фигурой привязанности. Они следят за местонахождением этого родителя, и любой знак, указывающий на то, что родитель может внезапно уйти, вызывает с их стороны реакцию следования. Весь процесс — фокусирование на главной фигуре привязанности, обычно матери, которая затем вызывает реакцию следования, — соответствует импринтингу у других биологических видов. Подобно детенышам многих других видов, младенцы «впечатывают» в свою память определенную фигуру привязанности и они настойчиво следуют за этим родителем, когда он удаляется.

В своих трудах Боулби намеренно использовал этологические термины «инстинкт» и «импринтинг» в широком смысле. Он хотел показать, что эти понятия приложимы к человеческому поведению в своем общем виде, не как исключительно точные, детализированные определения (p. 136, 220). Тем не менее Боулби считал, что эти этологические понятия дают убедительные объяснения, которых он искал. Он говорил, что когда впервые узнал о них в 1950-х гг., то готов был воскликнуть: «Эврика! » (Karen, 1994, p. 90). В частности, он понял, почему младенцы и маленькие дети бывают так потрясены, когда их разлучают с родителями. Будучи продуктом эволюции, ребенок испытывает инстинктивную потребность оставаться рядом с родителем, на которого у него выработался импринтинг. Эта потребность присутствует в каждой частице существа ребенка; без нее человеческое сообщество не смогло бы выжить. На определенном уровне ребенок иногда сам может чувствовать, что утрата контакта с родителем означает, что он погибнет.

Давайте теперь рассмотрим путь, который обычно проходит развитие поведения привязанности у ребенка. Его можно условно разделить на четыре стадии.

Стадии развития привязанности

Стадия 1 (рождение — 3 месяца): недифференцированная реакция на людей. В первые 2–3 месяца жизни ребенок реагирует на людей определенным образом, однако его способность отличать одного человека от другого или совсем отсутствует, или очень ограничена. 1

1 Боулби (1982, p. 266) признавал, что недостаточная способность к различению у младенца имеет ряд исключений, таких как его способность узнавать голос матери. Последние эксперименты позволяют предположить, что малыш может делать это сразу же после рождения (Fogel, 1997, p. 19, 173–174).

Сразу же после рождения малышам нравится слушать человеческие голоса и смотреть на человеческие лица (Fantz, 1961; Freedman, 1974, p. 23). К примеру, одно исследование показывает, что малыши, родившиеся всего лишь 10 минут назад, предпочитают лицо другим зрительным раздражителям; они в значительно большей степени изменяют положение головы, когда следят за точной моделью лица, нежели когда следят за отдаленным подобием лица или за чистым листом бумаги (Jirari, in Freedman, 1974, p. 30). Этологам, таким как Боулби, это предпочтение дает основание говорить о генетической настроенности зрительной системы на специфический паттерн, который вскоре будет выполнять роль релизора для одного из наиболее эффективных видов поведения привязанности – социальной улыбки.

В течение первых 3 недель или около того малыши иногда улыбаются с закрытыми глазами, обычно перед тем как заснуть. Эти улыбки еще не являются социальными; они не направлены на людей. Примерно в 3-недельном возрасте дети начинают улыбаться при звуке человеческого голоса. Это социальные улыбки, но они по-прежнему мимолетны (Freedman, 1974, p. 178–179).

Наиболее впечатляющие социальные улыбки появляются в возрасте 5–6 недель. Малыши улыбаются счастливо и широко при виде человеческого лица, и их улыбка включает в себя контакт глаз. Можно угадать, когда такие визуальные улыбки вот-вот появятся. Примерно за неделю до этого малыш начинает внимательно всматриваться в лица, как бы изучая их. Затем лицо малыша озаряет широкая улыбка (рис. 3. 2). В жизни родителя этот момент часто оказывается окрыляющим; родитель теперь имеет «доказательство» любви малыша. При виде малыша, смотрящего вам прямо в глаза и улыбающегося, вас начинает переполнять глубокое чувство любви. (Даже если вы не родитель, то могли испытывать схожее чувство, когда вам улыбался младенец. Вы не можете не улыбнуться в ответ и вам кажется, что между вами и малышом устанавливается какая-то особая связь. )

Фактически, примерно до 3-месячного возраста малыши будут улыбаться любому лицу, даже его картонной модели. Главное условие состоит в том, чтобы лицо было видно полностью или в фас. Профиль намного менее эффективен. Кроме того, на этой стадии голос или ласка являются относительно слабыми инициаторами улыбки. Поэтому представляется, что социальную улыбку малыша вызывает довольно специфический зрительный раздражитель (Bowlby, 1982, p. 282–285; Freedman, 1974, p. 180–181, 187).

Рис. 3. 2. Вид малыша, который улыбается, глядя на вас, пробуждает любовь и способствует привязанности.

По мнению Боулби, улыбка способствует привязанности потому, что поддерживает сохранение пространственной близости между ребенком и ухаживающим за ним взрослым. Когда малыш улыбается, заботящийся о нем взрослый наслаждается тем, что находится рядом с младенцем, «улыбается в ответ, разговаривает с ним, гладит и похлопывает его, и, возможно, берет его на руки» (Bowlby, 1982, p. 246). Улыбка сама является релизором, который активизирует любящее и заботливое взаимодействие — поведение, повышающее шансы ребенка на то, что он будет здоровым и жизнеспособным.

Примерно в тот период, когда дети начинают улыбаться лицам, они также начинают гулить. Они гулят в основном при звуке человеческого голоса, и особенно при виде человеческого лица. Как и в случае улыбки, гуление первоначально не избирательно; малыши гулят практически независимо от того, какой человек находится рядом. Издаваемые младенцем звуки радуют ухаживающих за ним взрослых, побуждая их что-то говорить в ответ. «Гуление, как и улыбка, является социальным релизором, который выполняет функцию удержания материнской фигуры в непосредственной близости от младенца, способствуя социальному взаимодействию между ними» (p. 289).

Плач также имеет результатом приближение родителя к ребенку. Плач подобен сигналу бедствия; он оповещает, что малышу требуется помощь. Дети плачут, когда испытывают боль, дискомфорт, голодны или озябли. Они даже плачут, если человек, на которого они смотрели, удаляется из их поля зрения, причем в первые недели жизни не имеет особого значения, кто этот человек. Малыши также позволят почти любому человеку успокоить их, покачав или удовлетворив их потребности (p. 289–296).

Малыш также поддерживает близость путем цепляния. Новорожденный наделен двумя удерживающими реакциями. Одна — это хватательный рефлекс; когда открытой ладони малыша касается любой объект, рука автоматически его сжимает. Другой — рефлекс Моро, который имеет место либо когда малышей пугает громкий звук, либо когда они внезапно теряют опору (например, когда кто-то приподнимает им голову, а затем неожиданно ее отпускает). Они реагируют, выпрямляя и разводя руки в стороны, а затем притягивая их назад и обхватывая свою грудь. Это действие похоже на то, как если бы малыш что-то обхватывал (см. рис. 3. 3). В далеком прошлом, рассуждал Боулби, эти рефлексы помогали малышам держаться за родителя, который носил их на себе. Если, к примеру, мать видела хищника и пускалась бежать, малыш должен был ухватиться рукой за какую-то часть ее тела (см. рис. 3. 4). И если малыш случайно отпускал руку, он обнимал мать снова (р. 278). 1

1. Что касается функции рефлекса Моро, то она до сих пор неясна. В ее объяснении Боулби следовал интерпретации Прехтля (Prechtl), рассматривавшему реакцию Моро у ребенка в связи с цеплянием детенышей низших приматов (макак-резусов) за шерсть матери. Однако другие исследователи, в частности А. Пейпер (Peiper), указывают на то, что рефлекс Моро можно обнаружить, например, у кроликов, которых мать с собою не таскает. Что касается природы рефлекса Моро, то большинство специалистов относят его к классу вестибулярных реакций. Он вызывается прямолинейным ускорением. Интерпретация рефлекса Моро как реакции испуга, особенно распространенная в американской психологической литературе учебного характера, является ошибочной. Общеизвестно, что реакция вздрагивания от испуга состоит из сгибательных движений, тогда как вестибулярная реакция (и рефлекс Моро в частности) вызывает разгибательные движения конечностей и последующий их возврат в исходное положение. Есть и другие отличия рефлекса Моро от реакции испуга. – А. А.

Рис. 3. 3. Рефлекс Моро: испуганный малыш демонстрирует реакцию обхватывания.

Новорожденные также наделены поисковым (rooting) и сосательным рефлексами. Когда кто-то касается их щеки, они автоматически поворачивают голову в ту сторону, откуда последовала стимуляция, и затем «ищут» – совершают губами нащупывающие движения, пока их рот не касается чего-то такого, что можно сосать. Далее запускается сосательный рефлекс. Поисковый и сосательный рефлексы, очевидно, облегчают кормление грудью, но Боулби также рассматривал их как паттерны привязанности, так как они приводят к взаимодействию малыша с матерью (p. 275).

Стадия 2 (от 3 до 6 месяцев): ориентация на знакомых людей. Начиная с 3 месяцев поведение малыша меняется. Прежде всего исчезают многие рефлексы — включая рефлекс Моро, поисковый и хватательный рефлексы. Но для Боулби гораздо важнее то, что социальные реакции ребенка становятся намного более избирательными. Между 3 и 6 месяцами младенцы постепенно ограничивают направленность своих улыбок знакомыми людьми; когда они видят незнакомца, то просто настороженно смотрят на него (1982, p. 287, 325). Малыши также становятся более избирательными в голосовых реакциях; к возрасту 4–5 месяцев они воркуют, гулят и лепечут только в присутствии людей, которых они узнают (р. 289). Кроме того, к этому возрасту (а, возможно, задолго до него) их плач быстрее всего успокаивает тот, кому они отдают явное предпочтение (p. 279, 300). Наконец, к 5 месяцам малыши начинают тянуть ручки к нам и хвататься за части нашего тела, в частности за наши волосы, но делают это, только если нас знают (p. 279).

Рис. 3. 4. Благодаря хватательному рефлексу, эта месячная малышка держится за кофту своей матери.

Далее, на этой стадии малыши сужают свои реакции на знакомых людей. Они обычно отдают предпочтение двум или трем людям — и одному в особенности. Например, они очень охотно улыбаются или лепечут, когда этот человек находится рядом. Этой главной фигурой привязанности обычно является мать, но бывают и исключения. Такой фигурой может стать отец или какой-то другой член семьи, ухаживающий за ребенком. По-видимому, у малышей формируется наиболее сильная привязанность к тому человеку, который с наибольшей готовностью отвечает на их сигналы и участвует в наиболее приятных интеракциях с ними (p. 306–316).

Стадия 3 (от 6 месяцев до 3 лет): усиление привязанности и активные попытки поддержания пространственной близости. Начиная примерно с 6-месячного возраста привязанность младенца к определенному человеку становится все более интенсивной и исключительной. Наиболее заметное изменение состоит в том, что младенцы громко плачут, когда материнская фигура покидает комнату; тем самым они демонстрируют тревогу отделения. Ранее они могли протестовать против ухода любого человека, который смотрел на них; теперь, однако, их расстраивает главным образом отсутствие этого единственного человека. Наблюдатели также отметили силу чувств, проявляемых малышом при встрече с матерью после ее отсутствия в течение довольно короткого времени. Когда мать возвращается, малыш, как правило, тянется к ней, чтобы она взяла его на руки, и когда она это делает, он обнимает ее и издает радостные звуки. Мать тоже демонстрирует радость при этом воссоединении (1982, p. 295, 300).

Недавно появившаяся исключительность привязанности малыша к родителю также обнаруживает себя в возрасте около 7–8 месяцев, когда у младенцев возникает боязнь незнакомцев. Эта реакция простирается от легкой настороженности до громкого плача при виде незнакомого человека, причем более сильные реакции обычно отмечаются, когда ребенок плохо себя чувствует или оказывается в незнакомой обстановке (p. 321–326).

Но реакции младенцев не ограничиваются выражением сильных эмоций. К 8 месяцам дети обычно обретают способность ползать и поэтому начинают активно следовать за удаляющимся родителем. Младенцы предпринимают наиболее скоординированные усилия сохранить контакт в тех случаях, когда родитель уходит внезапно, а не медленно, или когда они оказываются в незнакомых условиях (p. 256–259) (см. рис. 3. 5).

Как только у младенцев появляется способность активно следовать за родителем, их поведение начинает объединяться в целекорректируемую систему (goal-corrected system). То есть малыши следят за местонахождением родителя, и, если тот собирается уйти, настойчиво следуют за ним, «корректируя» или регулируя свои движения, пока снова не оказываются рядом с ним. Когда они приближаются к родителю, то, как правило, протягивают руки, показывая, чтобы их подняли. Когда их берут на руки, они снова успокаиваются (р. 252).

Конечно, малыши часто движутся не только в сторону фигур привязанности, но и от них. Это особенно заметно, когда ребенок использует заботящегося о нем взрослого в качестве опорного пункта (secure base) при ознакомлении с окружающим миром. Если мать и ее 1–2-летний ребенок приходят в парк или на игровую площадку, ребенок чаще всего держится рядом с ней некоторое время, а затем отваживается на исследования. Однако он периодически оборачивается назад, обменивается с ней взглядами или улыбками и даже возвращается к ней время от времени, перед тем как отважиться на новые исследования. Ребенок инициирует короткие контакты, «как будто пытаясь удостовериться, что она по-прежнему здесь» (р. 209).

Рис. 3. 5. Восьмимесячный малыш пытается следовать за своей матерью.

По мнению Боулби, система привязанности функционирует на различных уровнях возбуждения. Иногда ребенок испытывает сильную потребность быть рядом с материнской фигурой; в других случаях он не испытывает почти никакой потребности в этом. Когда ребенок, начинающий ходить, использует мать в качестве опорного пункта для своих исследований ближайшего окружения, уровень активации относительно низок. Разумеется, ребенок периодически следит за присутствием матери и может даже иногда возвращаться к ней. Но в целом ребенок может спокойно исследовать окружающий мир и играть на достаточном расстоянии от нее (Bowlby, 1988, p. 62).

Однако эта ситуация может быстро измениться. Если ребенок оглядывается на мать и она его не замечает (или, что выглядит еще более угрожающим, как будто собирается уйти), малыш поспешит назад к ней. Ребенок также бросится назад, если его что-то испугает, например, громкий звук. В этом случае ребенок будет нуждаться в тесном физическом контакте и могут потребоваться продолжительные утешения, прежде чем он отважится еще раз отойти от матери (Bowlby, 1982, p. 257–259, 373).

Поведение привязанности зависит также от других переменных, таких как внутреннее физическое состояние ребенка. Если ребенок болен или устал, потребность оставаться рядом с матерью перевесит потребность в исследовательской активности (p. 258).

К окончанию первого года жизни важной переменной становится появление у ребенка общей рабочей модели фигуры привязанности. То есть, у ребенка на основе повседневных интеракций начинает формироваться общее представление о доступности и отзывчивости заботящегося о нем взрослого. Так, к примеру, годовалая девочка, у которой возникли определенные сомнения относительно доступности ее матери, обычно испытывает тревогу, когда исследует новые ситуации, находясь на любом расстоянии от нее. Если, напротив, девочка пришла к заключению, что «моя мама любит меня и всегда будет рядом, когда я буду в ней по-настоящему нуждаться», она станет исследовать окружающий мир с большей смелостью и энтузиазмом. И все же она будет периодически проверять присутствие матери, ибо система привязанности слишком важна, чтобы быть в какой-либо момент полностью отключенной (Bowlby, 1973, p. 203–206; 1982, p. 354, 373).

Стадия 4 (3 года — окончание детства): партнерское поведение. До 2–3-летнего возраста детей беспокоит лишь их собственная потребность находиться в определенной близости к заботящемуся о них взрослому; они еще не принимают в расчет планы или цели последнего. Для 2-летнего малыша знание, что мать или отец «уходят на минуту к соседям, чтобы попросить молока», ничего не значит; ребенок просто захочет пойти вместе с ними. 3-летний ребенок уже имеет некоторое понятие о подобных планах и может мысленно представить поведение родителя, когда тот отсутствует. Соответственно, он более охотно позволит родителю уйти. Ребенок начинает действовать больше как партнер в отношениях.

Боулби признавал (Bowlby, 1982, р. 387), что о четвертой стадии развития привязанности известно немного, и мало высказывался о привязанностях в течение остальной жизни. Тем не менее он считал, что они продолжают играть очень важную роль. Подростки избавляются от родительского доминирования, но у них формируются привязанности к лицам, заменяющим родителей; взрослые считают себя независимыми, но ищут близости с любимыми в периоды кризиса; а пожилые люди обнаруживают, что они все больше зависят от более молодого поколения (р. 207). В общем, Боулби утверждал, что страх одиночества — один из самых сильных страхов в человеческой жизни. Мы можем считать такой страх глупым, невротическим или незрелым, но за ним стоят веские биологические причины. На протяжении всей истории человечества людям удавалось наиболее эффективно выдерживать кризисы и противостоять опасностям с помощью своих близких. Таким образом, потребность в тесных связях заложена в нашей природе (Bowlby, 1973, p. 84, 143, 165).

Привязанность как импринтинг

Теперь, когда мы довольно подробно рассмотрели привязанность ребенка, мы можем оценить тезис Боулби, гласящий, что процесс образования привязанности имеет сходство с импринтингом у животных. Импринтинг, как вы помните, — это процесс запечатления животными разрешающих стимулов (релизоров) для их социальных инстинктов. В частности, детеныши животных узнают, за каким движущимся объектом им надо следовать. Они начинают с готовностью следовать за широким кругом объектов, но этот круг быстро сужается, и в конце периода импринтинга они обычно следуют только за матерью. На этом этапе реакция страха ограничивает способность формировать новые привязанности.

У людей мы можем наблюдать похожий процесс, хотя он развивается намного медленнее. В течение первых недель жизни малыши не могут активно следовать за объектами, перемещаясь с места на место, но они направляют на людей социальные реакции. Они улыбаются, гулят, цепляются, плачут и т. д. — все это помогает удерживать людей рядом. Сначала малыши направляют эти реакции на любого человека. Однако к 6-месячному возрасту они сужают свою привязанность до нескольких людей, и одного в особенности. Они хотят, чтобы рядом был именно этот человек. На этом этапе они начинают бояться незнакомцев и, когда научаются ползать, следуют за запечатленным в качестве главной фигуры привязанности человеком всякий раз, когда тот удаляется. Тем самым у них вырабатывается импринтинг на определенного человека; именно он запускает поведение следования.

Последствия институционального воспитания

Институциональная депривация. Как мы упоминали во вступительных замечаниях, Боулби обратился к этологии как к способу объяснения травмирующих и, по-видимому, необратимых эффектов институциональной депривации. Его особенно поразила неспособность многих детей, воспитывавшихся в детских домах и сиротских приютах, установить в дальнейшей жизни глубокие отношения привязанности. Он называл этих индивидуумов «лишенными способности любить»; такие индивидуумы используют людей только в собственных интересах и кажутся неспособными завязать с другим человеком любящие, продолжительные отношения (Bowlby, 1953). Возможно, эти люди в детстве были лишены возможности выработать импринтинг на какую-либо человеческую фигуру — установить любящие отношения с другим человеком. Поскольку у них не развилась способность к близким связям в течение нормального раннего периода, во взрослой жизни их отношения остаются поверхностными.

Условия во многих общественных воспитательных учреждениях действительно выглядят неблагоприятными для формирования близких человеческих связей. Во многих детских домах и сиротских приютах уход за грудными детьми обеспечивают несколько нянь, которые могут удовлетворять их физические потребности, но у которых мало времени на то, чтобы общаться с ними. Часто рядом нет никого, кто мог бы откликнуться на плач малышей, улыбнуться им в ответ, поговорить с ними, когда они лепечут, или взять их на руки, когда они этого хотят. В таких условиях малышу трудно установить прочную связь с каким-то определенным человеком.

Если последствия институциональной депривации объясняются «нарушением импринтинга», должен существовать некий критический период, по истечении которого эти последствия становятся необратимыми. То есть у детей, испытывающих до определенного возраста недостаток человеческого общения, может так никогда и не выработаться адекватное социальное поведение. Однако исследователи затрудняются указать точные сроки подобного критического периода. Обсуждение импринтинга у Боулби (Bowlby, 1982, p. 222–223; см. также 1953, p. 58) предполагает, что критический период оканчивается с появлением реакции страха, как это происходит и у других видов. Тогда окончание критического периода приходится на 8–9-месячный возраст — возраст, к которому почти все малыши в той или иной степени демонстрируют тревогу отделения, а также боязнь незнакомцев. Фактически, ряд данных показывает, что малыши, лишенные нормального общения до этого времени, могут испытывать постоянные трудности с вокализацией (Ainsworth, 1962). В целом, однако, представляется, что терапевтические вмешательства могут устранять большинство социальных дефектов вплоть до 18–24-месячного возраста. Согласно одной точке зрения, институциональная депривация как бы помещает малышей в «холодильную камеру», замедляя социальный рост и растягивая критический или сенситивный период (как это происходит и у некоторых других видов). После этого момента дети, испытывающие недостаток в интеракциях с людьми, могут так и не начать нормально развиваться (Ainsworth, 1973).

Разлучение. Хотя Боулби интересовался «нарушениями импринтинга», еще больше его занимали случаи, когда у ребенка формировалась привязанность, а затем он страдал от разлучения с матерью. Перелом во взглядах на такие ситуации был вызван научным фильмом, снятом коллегой Боулби Джеймсом Робертсоном в 1952 г. Фильм запечатлел 8-дневную госпитализацию Лоры, нормальной 2-летней девочки. Как было принято в то время, посещения Лоры членами ее семьи были ограничены, и страдания маленькой девочки произвели глубокое впечатление на всех, кто смотрел фильм.

Согласно Боулби и Робертсону (Bowlby, 1982, chap. 2), последствия разлучения наступают в следующем порядке. Сначала дети протестуют; они плачут, кричат и отвергают все виды заботы, предлагаемой взамен. Далее они проходят через период отчаяния; они затихают, уходят в себя, становятся пассивными и, по-видимому, находятся в состоянии глубокой печали. Наконец, наступает стадия отчужденности. В этот период ребенок более оживлен и может принять заботу медсестер и других людей. Больничный персонал может посчитать, что ребенок поправляется. Однако не все так хорошо. Когда мать возвращается, ребенок не хочет ее признавать: он отворачивается и, по-видимому, потерял к ней всякий интерес.

К счастью, большинство детей восстанавливают свою связь с матерью спустя какое-то время. Но бывают и исключения. Если разлучение было продолжительным и если ребенок лишился других опекунов (например, нянь или медсестер), он может утратить доверие ко всем людям. Результатом в этом случае также становится «личность, лишенная способности любить», человек, который перестает по-настоящему заботиться об окружающих.

Эйнсворт

Боулби и Робертсон предупредили нас о вреде, который может нанести нормальной привязанности помещение маленьких детей в условия закрытого стационара. Но обычное семейное воспитание детей также может различаться тем, насколько оно способствует здоровой привязанности. Ученым, проведшим наиболее значительные исследования по этому вопросу, стала Мэри Д. С. Эйнсворт (Mary D. S. Ainsworth).

Биографические сведения

Эйнсворт родилась в 1903 г. в Огайо, росла в Торонто и в 16-летнем возрасте поступила в Торонтский университет. Там на нее произвела сильное впечатление теория Уильяма Блатца (William Blatz), который особо подчеркивал, что родители могут собственным поведением укреплять или, наоборот, ослаблять чувство безопасности (защищенности) у своих детей. Эйнсворт полагала, что эти идеи помогли ей понять, почему она испытывает некоторую застенчивость в социальных ситуациях. Она продолжила учебу в университете и получила докторскую степень (посвятив свою диссертацию теории Блатца), а затем несколько лет преподавала психологию. В 1950 г. она вышла замуж за Лена Эйнсворта, и супруги переехали в Англию, где Мэри откликнулась на газетное объявление, в котором Джон Боулби подыскивал себе ассистента. Так началось их 40-летнее сотрудничество. В 1954 г. Лен принял предложение поработать преподавателем в Уганде, и Мэри Эйнсворт использовала свое двухлетнее пребывание в этой стране для поездок по деревням в окрестностях Кампалы, чтобы в естественной обстановке провести тщательные наблюдения того, как малыши привязываются к своим матерям (Karen, 1994). Результаты этих исследований составили ее книгу «Младенчество в Уганде» (Infancy in Uganda, 1962), где описаны стадии развития привязанности, которые Боулби наметил в своих трудах. Угандийские исследования также навели ее на размышления о различных паттернах привязанности у разных детей и о том, как дети используют мать в качестве надежного опорного пункта, из которого они совершают свои исследовательские вылазки. Боулби (Bowlby, 1988) приписывал Эйнсворт заслуги в открытии младенческого поведения, состоящего в использовании матери в качестве «базы» для исследовательского поведения.

Прибыв из Африки в США, Эйнсворт в Балтиморе начала исследование, в котором согласились участвовать 23 матери с грудными детьми, принадлежащие к среднему классу. Эта работа, позволившая выделить паттерны привязанности, стимулировала огромное количество исследований в области психологии развития.

Паттерны привязанности

В балтиморском исследовании Эйнсворт и ее студенты наблюдали малышей и их матерей в домашних условиях в течение первого года жизни детей, проводя в семьях примерно по 4 часа каждые 3 недели. Когда младенцам исполнилось 12 месяцев, Эйнсворт решила посмотреть, как они поведут себя в новой обстановке; с этой целью она привозила матерей с детьми в игровую комнату Университета Джона Хопкинса. Ее особенно интересовало, как малыши будут использовать мать в качестве опорного пункта для своих исследований и как они прореагируют на два коротких разлучения. Во время первого разлучения мать оставляла малыша с незнакомцем (приветливой аспиранткой); во время второго малыш оставался в одиночестве. Каждое разлучение длилось 3 минуты, укорачиваясь, если малыш проявлял слишком сильное беспокойство. Вся процедура, продолжавшаяся 20 минут, получила название «Незнакомая ситуация». Эйнсворт и ее сотрудники (Ainsworth, Bell & Stanton, 1971; Ainsworth, Blehar, Waters & Wall, 1978) наблюдали в этих условиях следующие три поведенческих паттерна.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒