Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Эмили Дикинсон 5 страница



Теория естественного отбора

Дарвин не был первым, кто выдвинул теорию эволюции. В его времена биологи вели споры вокруг взглядов Ламарка, который предположил, что эволюция происходит посредством наследования приобретенных признаков. Например, жирафы вытягивали шею, чтобы добраться до листьев на высоких деревьях, а затем передали свою удлиненную шею следующим поколениям. Теория Ламарка, однако, оказалась ошибочной.

По теории Дарвина—Уоллеса не требовалось приобретения каких-либо новых признаков в течение жизни одной особи. В сущности, теория Дарвина сводится к следующему. Органические существа, находящиеся в естественном состоянии, претерпевают бесконечное изменение, приводящее к появлению индивидуальных различий среди особей того или иного вида; из многочисленных особей любого вида, периодически нарождающихся, остается в живых только незначительное число тех, которым удается оставить после себя потомство. Тем самым имеет место «борьба за существование», в ходе которой наиболее приспособленные особи каждого вида живут достаточно долго, чтобы передать свои признаки следующему поколению. На протяжении многих поколений Природа «отбирает» тех, кто может лучше всего приспособиться к условиям жизни — отсюда и термин «естественный отбор» (Darwin, 1859, chaps. 3 and 4).

Дарвин предлагает рассмотреть воображаемый пример с волками (p. 70). В периоды, когда добыча скудна, наилучшие шансы выжить имеют самые быстрые и сильные волки. Следовательно, они скорее проживут достаточно долго для того, чтобы оставить потомство и передать свои признаки — сегодня мы сказали бы, свои гены — следующему поколению. После многих подобных периодов признаки быстроты и силы станут все больше преобладать в популяции данного вида.

По-видимому, эволюция обычно происходит крайне медленно, обнаруживая заметные изменения только после смены многих поколений. Соответственно, у нас обычно не бывает возможности увидеть эволюцию в действии каким-либо простым способом. Однако в середине 1800-х гг. у английских биологов подобная возможность появилась. В Манчестере было множество белых мотыльков, которые терялись на фоне светлых деревьев, произраставших в этой местности, в результате чего птицам было трудно их замечать и ловить. Среди мотыльков было небольшое количество темных особей (продуктов мутаций), которых хищники легко обнаруживали. Поэтому выживали и воспроизводились лишь немногие темные мотыльки. Но когда началась индустриализация, угольный дым окрасил деревья в темный цвет, сделав белых мотыльков легкой добычей. Теперь у темных особей были наилучшие шансы прожить достаточно долго, чтобы оставить потомство, и в течение следующих 50 лет их количество увеличилось с менее чем 1% до 99% (Ehrlich & Holm, 1963, p. 126–130).

 

Социальное поведение и разум. Дарвиновские термины «борьба за существование» и «выживание наиболее приспособленных» вызывают в воображении образы яростных схваток между особями. С одной стороны, такие образы точно отражают взгляды Дарвина, ибо самцы многих видов действительно ведут борьбу за самок, как, например, это делают весной олени. Такие состязания гарантируют, что следующему поколению передадут свои признаки самые сильные самцы, а не слабые и болезненные (Darwin, 1871, p. 583). 1

 

1 Дарвин полагал, что самцы часто дерутся насмерть (p. 583). Однако у большинства видов подобного, вероятно, не происходит, поскольку самцы выработали сигналы примирения, которые останавливают схватку до того, как будет достигнута эта точка. Люди в этом отношении являются примечательным исключением (Lorenz, 1963, p. 129–138, 241).

 

Но, с другой стороны, такие термины, как «борьба за существование», вводят в заблуждение. Ибо Дарвин также много писал о важности социальных инстинктов для выживания группы. У животных, которые вырабатывали сигналы, оповещающие об опасности, и помогали своим сородичам, было больше шансов выжить, чем у тех, кто этого не делал. Подобным же образом чаще выживали, вероятно, те первобытные люди, которые объединялись в сообщества, сотрудничали и заботились об общем благе (pp. 483, 500).

Кроме того, у людей решающим фактором было развитие разума. Поскольку люди физически слабее и медлительнее, чем многие виды животных, чтобы выжить, они должны были полагаться на свой интеллект и свои изобретения (такие, как орудия труда) (p. 444). Таким образом, естественному отбору, должно быть, подвергались не только физические признаки, но и способности к социальному поведению и разумной деятельности.

 

Эволюция и эмбриология. Дарвин (1859, р. 345) говорил, что эмбриологические открытия хорошо согласуются с его теорией эволюции. В частности, он подметил, что эмбрионы большинства видов очень похожи друг на друга на ранних этапах своего развития, что, возможно, указывает на их происхождение от общего предка. Наиболее сильное утверждение такого рода принадлежит Геккелю, который в конце 1860-х гг. выдвинул идею, что онтогенез воспроизводит филогенез. То есть развитие отдельного организма (онтогенез) повторяет в сжатом виде эволюционную историю его вида (филогенез). Человеческий эмбрион проходит через фазы, на которых он напоминает рыбу, затем земноводное и т. д., повторяя древнюю эволюционную историю нашего вида. Но Геккель полагал, что человеческие эмбрионы похожи на взрослые формы других видов, что оказалось ошибочным. Имеет место лишь сходство с эмбриональными формами некоторых других видов (Thain & Hickman, 1994, p. 67).

Эволюция

Сегодня теория Дарвина считается в целом верной в ее общих чертах. Дарвин был прав, указывая, что существует поистине бесконечная внутривидовая изменчивость и что виды изменяются потому, что лишь некоторые особи живут достаточно долго, чтобы оставить потомство и передать ему свои признаки. Но Дарвин не понимал механизмов, лежащих в основе изменчивости и передачи признаков. Только после трудов Менделя и других ученых мы начали понимать, как гены выполняют эти функции. Кроме того, некоторые биологи предложили модификации дарвиновской теории, объясняя, к примеру, почему эволюция может иногда происходить стремительными темпами. Но в целом биологи принимают за отправную точку именно теорию Дарвина.

Дарвин считал, как мы видели, что естественный отбор применим не только к физическим признакам (таким, как окраска), но также к различным видам поведения. Поэтому Дарвина можно по праву считать первым этологом — так называют биологов, которые изучают поведение животных с эволюционной точки зрения. Теперь мы обсудим некоторые из идей современных этологов, а затем рассмотрим приложение этих идей к исследованию человеческого развития.

 Современная этология: Лоренц и Тинберген

Биографические сведения

Конрада Лоренца (1903–1989) часто называют отцом современной этологии. В действительности, он совершил не больше открытий, чем другие этологи, но его смелый, живой и подчас ироничный литературный стиль во многом способствовал привлечению внимания к этой новой области исследований.

Лоренц родился и вырос в Австрии. Его отец был известным врачом и хотел, чтобы Лоренц пошел по его стопам. Лоренц, следуя родительской воле, окончил медицинский факультет Венского университета и получил диплом врача. Однако он никогда не терял своей юношеской страсти к исследованию природы и животного мира и стал затем изучать зоологию в Венском университете, удостоившись степени доктора философии в этой области. Лоренц начал свои изыскания в этологии в начале 1930-х гг., придя к убеждению, что следы эволюции можно обнаружить во врожденных моделях поведения животных с такой же вероятностью, как и в их физических признаках (Tanner & Inhelder, 1971, p. 28). Многие наблюдения он сделал в Австрии, в собственном большом поместье, где жили на воле различные дикие животные.

Нико Тинберген (1907–1988) незаметно трудился в тени Лоренца. Несмотря на это, этологи считают его работу не менее значимой. Тинберген родился в Гааге (Нидерланды) и, подобно Лоренцу, был очарован в детстве животными и дикой природой. В школе Тинберген учился неровно; он хорошо успевал только по предметам, которые его интересовали, и казался многим своим учителям ленивым подростком, основным увлечением которого является спорт. Тем не менее, в 1932 г. Тинберген сумел получить в Лейденском университете степень доктора философии в области биологии и начал проводить превосходные этологические исследования. Его научная работа была прервана в годы Второй мировой войны, когда ученый оказался в немецком концлагере за то, что выступил против увольнения из университета преподавателей-евреев. Во время своего заключения Тинберген писал как труды по этологии, так и рассказы для детей. После окончания войны он стал профессором в Оксфорде. В 1973 г. Тинберген и Лоренц, вместе с еще одним видным этологом Карлом фон Фришем, получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине (Baerends, Beer & Manning, 1975).

Методологический подход

Этологи убеждены, что мы можем понять поведение животного, только изучая его в естественной среде обитания. Только таким способом мы можем наблюдать, как развертываются сложные модели поведения животного, и видеть, как они способствуют адаптации вида. К примеру, мы не сможем понять, почему птицы строят гнезда в строго определенных местах, пока не увидим, как такое поведение защищает вид от хищников в естественной среде. Психологи, которые изучают животных только в лабораториях, упускают из виду очень многое. В подобных ситуациях, ограничивающих свободу, многие виды даже не воспроизводятся, и у человека зачастую не бывает возможности наблюдать за их гнездостроительным, половым, территориальным или родительским поведением.

Когда этолог изучает какой-то новый вид, его первый шаг — всего лишь узнать этот вид как можно лучше. Иными словами, этолог проводит натуралистические наблюдения; он наблюдает характерное поведение животного, а затем сравнивает его с поведением других видов. Только после того, как этологи соберут большое количество описательного материала, они ставят эксперименты, чтобы проверить свои идеи или попытаться сформулировать общие законы.

Инстинктивное поведение

Этологов интересуют инстинкты. В повседневной жизни мы неточно называем «инстинктивным» или «инстинктом» любое врожденное (не приобретенное посредством научения) поведение; этологи же рассматривают инстинкты как особый класс врожденных моделей поведения.

Прежде всего, инстинкт запускается специфическим внешним стимулом (релизором). Подобное, например, имеет место при спасении курицей цыплят. Кажется, что курица реагирует всякий раз, когда ее цыплятам грозит опасность, но более внимательное наблюдение показывает, что она в действительности реагирует на весьма специфический стимул — подаваемый цыплятами сигнал бедствия. Этот момент был продемонстрирован в эксперименте, поставленном Брукнером (цит. по Tinbergen, 1951). Когда цыплята были привязаны к колышку и спрятаны за ширмой, мать по-прежнему их спасала, поскольку слышала сигналы бедствия. Однако когда ширму убирали и старающихся освободиться цыплят прикрывали стеклянным колпаком — с тем чтобы курица могла видеть попавших в беду цыплят, но не могла слышать их зов, — она не обращала на них внимания. Ей нужно было слышать специфический сигнал бедствия.

Подобным же образом специфический стимул пробуждает воинственные наклонности у самцов трехиглой колюшки (р. 28). Весной взрослый самец помечает территорию, строит гнездо и ухаживает за самками. Вдобавок, на животе у него появляется ярко-красное пятно. Когда на его территорию проникают другие колюшки, он либо начинает, либо не начинает боевые действия — в зависимости от наличия специфического стимула, красного пятна на животе незваного гостя.

Если на его территории оказывается самка с икрой, его поведение меняется. Когда он начинает двигаться в ее сторону, она отклоняет свое тело вверх, демонстрируя наполненный живот, и этот стимул заставляет его пуститься в зигзагообразный танец. Этот танец сигнализирует ей о том, чтобы она приблизилась, и, когда она это делает, он возвращается к гнезду. Когда он оказывается в нем, его поведение сигнализирует ей, что она может войти. Этот сложный ритуал продолжается до тех пор, пока икринки не будут оплодотворены, причем каждый компонент ритуала обусловлен специфическим разрешающим стимулом (p. 48–50).

Специфические разрешающие стимулы (релизоры) также определяют реакции детенышей на их родителей. К примеру, детеныш фазана бросится в укрытие, только когда услышит предупреждающий сигнал своего родителя. Точно так же галчонок последует за своим родителем в воздух, только когда тот взлетит под определенным углом и с определенной скоростью (Lorenz, 1935, p. 157–161).

Все инстинкты, кроме того, являются видоспецифичными; это означает, что специфические паттерны поведения обнаруживаются только у особей определенного вида. Поведение всегда включает в себя некоторую фиксированную последовательность действий, некоторый стереотипный моторный компонент. Воинственные телодвижения, ухаживание и различные формы реакции следования всегда содержат какой-то фиксированный аспект.

Однако не всякая составная часть инстинкта имеет фиксированный характер. Например, обыкновенные соколы находятся в свободном полете во время поиска добычи. Их поиск лишен какой-то жесткой схемы; они парят над различными участками, которые их научил осматривать прошлый опыт. Но стоит им заметить добычу (например, скворца), их действия становятся стереотипными. Их падение вниз и их манера захвата добычи представляют собой фиксированную последовательность действий (Lorenz, 1952a, p. 306).

В то же время исполнение некоторых частей моторной программы инстинкта может быть менее жестким и неизменным, чем это кажется на первый взгляд. Боулби (Bowlby, 1982) указывал, что сокол должен уметь корректировать свой полет, если ему необходимо перехватить движущуюся добычу. Он предположил, что сокол обладает, в дополнение к стереотипным движениям, механизмом «коррекции движения по цели» на основе обратной связи, посредством которого он меняет свои движения в соответствии с перемещениями добычи, почти как ракета, запрограммированная на перехват движущейся цели. Лоренц не дал развернутых формулировок принципов работы такого механизма, но его описание реакции следования галчат предполагает, что через определенное время они приобретают аналогичную способность поддерживать контакт с родителем в полете (Lorenz, 1935, p. 159).

Моторный компонент инстинкта в форме фиксированной последовательности действий также имеет в своей основе побудительный компонент (drive component) – внутреннее состояние, понуждающее к инстинктивному поведению. Соответственно, если поведение долгое время не инициировалось, связанное с ним специфическое побуждение (драйв) может настолько усилиться, что будет достаточно менее специфических стимулов для запуска инстинктивной цепи действий, как это имеет место, когда самцы ухаживают за самками, у которых отсутствуют специфические разрешающие стимулы. В некоторых случаях внутреннее давление в механизме запуска инстинкта достигает такой высокой отметки, что фиксированная последовательность действий совершается «в вакууме» (Lorenz, 1963, p. 52–53).

Наконец, инстинкты, будучи продуктом эволюции, имеют определенную ценность для выживания. Однако, как замечает Фридман (Freedman, 1971), часто бывает очень легко придумать правдоподобно звучащие объяснения адаптивной ценности поведения. Необходимы специальные исследования этого вопроса. Например, Тинберген (Tinbergen, 1965) задался вопросом, почему серебристые чайки уносят скорлупу яиц после того, как из них вылупились птенцы. В конце концов, это заставляет их проводить какое-то время вне гнезда, в результате чего их детеныши подвергаются опасности. Тинберген предположил, что блеск скорлупы на солнце привлекает хищников, и провел эксперимент, чтобы проверить, так ли это. Он разбросал яичную скорлупу в одном месте и обнаружил, что хищники, действительно, навещали это место значительно чаще, чем выбранное для сравнения место, где скорлупы не было.

Как упоминалось ранее, инстинкты не следует путать с другими формами врожденного поведения. Инстинкт, по-видимому, отличается от общего драйва, такого как голод, поскольку он обнаруживается у всех живых существ (т. е. не является видоспецифичным). Инстинкты, по-видимому, отличаются и от рефлексов. Инстинкты могут содержать рефлексы, но могут быть и более сложными. К примеру, зигзагообразный танец колюшки должен включать в себя множество рефлексов. Кроме того, рефлекс, такой как мигательный, может запускаться многими раздражителями — ветром, шумом, пылью, ярким светом и т. д. В данном случае отсутствует специфический внешний релизор.

Импринтинг

Во многих случаях способность животного к реагированию на специфические релизоры является врожденной. Но во многих других случаях животное появляется на свет с определенным пробелом в своих знаниях: оно от рождения снабжено всеми инстинктивными моделями поведения, но ему не хватает некоторой информации о разрешающем стимуле (релизоре). Когда этот информационный пробел заполняется в ранний критический период, данный процесс называют импринтингом.

Детеныши многих видов птиц и млекопитающих вступают в этот мир с неполной информацией о стимулах, которые запускают их реакцию следования. Гусенок как будто хочет сказать: «Я знаю, что обладаю инстинктом следования; я знаю, что должен занять место в веренице гусят; и я знаю кое-что о раздражителе — это моя мама, когда она удаляется. Но вот как она выглядит? » Именно это узнает птенец, когда следует за первым движущимся объектом, который он видит во время раннего критического периода. Обычно этим объектом является настоящая мать, но когда Лоренц взял на воспитание диких гусят, оставшихся без родителей, они стали принимать его за свою мать. Они, игнорируя взрослых гусей, вереницей энергично следовали за ним, куда бы они ни шел (см. рис. 3. 1). Они «впечатали» его образ в свою память в качестве специфического релизора следования (Lorenz, 1935, p. 124).

Хотя Лоренц не был первым, кто наблюдал импринтинг, он первым заявил о том, что импринтинг происходит в течение критического периода. Это означает, что у детенышей животных сформируется привязанность к объекту, только если он предъявлен им и они следуют за ним в течение определенного времени на раннем этапе их жизни. Если объект предъявлен им до критического периода или после него, никакой привязанности не возникает. И как только критический период миновал, заставить животное привязаться с какому-то другому объекту может оказаться невозможно (р. 127).

Лоренц установил, что виды различаются по кругу объектов, на которые у них вырабатывается импринтинг. У диких гусей, по-видимому, импринтинг вырабатывается почти на любой движущийся объект (у некоторых даже на лодки). Дикие же утки более разборчивы. Лоренц обнаружил, что у них вырабатывался на него импринтинг, только когда он наклонялся ниже определенной высоты и издавал квакающие звуки, расхаживая при этом взад-вперед. Значит, у диких уток имеется врожденная схема определенных аспектов подобающего родителя — родитель должен двигаться, иметь определенную высоту и издавать определенные звуки. Импринтинг всего лишь заполняет остальную часть зрительного паттерна (Lorenz, 1935, p. 135; 1952b, p. 42–43).

Импринтинг может определять не только реакцию следования у детенышей, но и последующее социальное поведение. В частности, ранний импринтинг может влиять на последующие половые предпочтения, как это также установил Лоренц на основании личного опыта. Один из его соседей вырастил оставшегося без родителей галчонка, у которого выработался импринтинг на людей, и когда птица достигла половой зрелости, она стала «ухаживать» за Лоренцом. Она пыталась соблазнить его в свойственной галкам манере, вкладывая в рот Лоренца раздавленных червей. Когда Лоренц закрывал рот, птица вкладывала червей ему в ухо. Значит, эта птица, видя в ранний период своей жизни только людей, фиксировалась именно на них, как на объекте своих последующих сексуальных притязаний. Критический период полового импринтинга может отличаться от критического периода родительского импринтинга, но он также имеет место на очень раннем этапе жизни, задолго до типичного для вида времени появления полового поведения (Lorenz, 1935, p. 132; 1937, p. 280; 1952b, p. 135–136).

Пока мы обсуждали формирование социальных привязанностей, родительских и половых. Процессы, подобные импринтингу, могут также обусловливать другие виды научения, включая усвоение когнитивных карт территории обитания, пищевых предпочтений и песен. В своем новаторском исследовании Малер и Тамура (Marler & Tamura, 1964) установили, что белоголовые воробьиные овсянки (Zonotrichia leucophrys) в районе Сан-Франциско научаются отдельным аспектам своих песен в течение раннего критического периода. Птицы не выучивают песню целиком — ее базовая структура является врожденной, — но улавливают в критический период «местные диалекты» (так, например, птицы поют иначе, если они выросли в Беркли, а не в Сансет-Бич). Другие исследователи получили аналогичные данные в отношении многочисленных видов певчих птиц, обитающих по всему миру (Ball & Hulse, 1998).

 

Рис. 3. 1. У этих гусят выработался импринтинг на Лоренца.

 

 

Тем не менее бó льшая часть исследований импринтинга посвящена формированию социальных привязанностей, особенно ранним реакциям следования. Некоторые из этих исследований поставили под вопрос ряд ранних формулировок Лоренца. Так, Лоренц (Lorenz, 1935) первоначально предполагал, что родительский импринтинг всегда надиндивидуален. То есть он считал, что у детенышей вырабатывается импринтинг на родителя как представителя определенного вида, а не на конкретного родителя. Но другие этологи наблюдали, как некоторые виды вырабатывают импринтинг именно на конкретных родителей (Bateson, 1966), и Лоренц изменил свою позицию (Lorenz, 1965, p. 57). 1

 

1 Напротив, половой импринтинг обычно определяет, по-видимому, только вид, за представителями которого детеныш будет впоследствии ухаживать, а не конкретного представителя вида. Можно лишь быть уверенным, что детеныш не станет ухаживать за своим запечатленным родителем; это так или иначе исключается (Lorenz, 1935, p. 132).

 

 

Другие исследования, особенно проводившиеся в лаборатории, оспорили взгляд Лоренца на критический период как на полностью фиксированный. Если, в частности, сначала растить птенца в условиях сенсорной депривации, можно замедлить его развитие и растянуть критический период. И все же имеются границы, в которых можно изменять критический период, а на воле существует некоторый установленный отрезок времени, в течение которого птенец, занимаясь поисками родительской фигуры, необходимой ему для импринтинга, практически ничего не ест, и может погибнуть, если эти поиски закончатся ничем(Bateson, 1987).

Одно из лучших лабораторных исследований импринтинга было проведено Экхардом Гессом в Чикагском университете (Hess, 1962; 1973, chap. 4). Гесса, который изучал в основном диких утят, особенно интересовали события, связанные с границами критического периода. Он обнаружил, что импринтинг начинается, когда утята способны предпринять определенные усилия в проявлении реакции следования, и что сила импринтинга пропорциональна предпринимаемым усилиям. Если в течение критического периода утятам приходится бежать вверх по склону или перелезать через препятствия, следуя за мнимым родителем, их последующая реакция следования за ним будет намного сильнее. Однако это открытие является более ограниченным, чем Гесс первоначально полагал, так как у некоторых птенцов может вырабатываться импринтинг на родителя без какого-либо следования за ним (Hess, 1973, p. 113). Гесс предположил, что критический период оканчивается с появлением реакции страха; тогда детеныши избегают любого нового или незнакомого объекта и при его появлении ищут запечатленного родителя. Эта гипотеза получила достаточно широкое признание.

Этологи также интересовались адаптивной ценностью импринтинга. Представляется, что он развился в качестве особо раннего, сильного механизма привязанности у тех птиц и млекопитающих (включая оленей, овец и бизонов), которые живут группами, начинают перемещаться с места на место вскоре после рождения и находятся под мощным давлением хищников. У этих видов быстрое формирование реакции следования является гарантией того, что детеныш в моменты опасности последует за спасающимся бегством родителем (Freedman, 1974, p. 19).

И все же можно задать вопрос: зачем вообще необходим импринтинг? Иными словами, почему у детенышей всех уязвимых видов не сформировались в процессе эволюции «встроенные» родительские схемы? Один из возможных ответов состоит в том, что внешность взрослых особей часто сильно различается и меняется со временем, поэтому детеныши могут извлечь определенную пользу из возможности самим обнаружить, кто их родители (Bateson, 1966).

Хотя у некоторых видов импринтинг — это особо ранний, быстрый процесс, определенная форма импринтинга может иметь место у широкого круга видов, включая приматов, например шимпанзе. Детеныши шимпанзе не выказывают особого беспокойства по поводу того, кто находится рядом с ними, примерно до 3–4-месячного возраста. После этого они начинают отдавать заметное предпочтение своей матери (или приемному родителю) и проявлять явную осторожность по отношению к другим взрослым особям. Они остаются в достаточной близости от матери, возвращаясь к ней время от времени, и, если она сигнализирует им, что собирается удалиться, они подбегают и забираются на нее. Таким образом, не вызывает сомнений, что шимпанзе привязываются к определенному объекту в течение определенного периода своей жизни (Bowlby, 1982, p. 190, 196). Аналогичный процесс может иметь место у маленьких детей, как мы это увидим далее.

Оценка

Этология развивалась преимущественно в континентальной Европе, и должно было пройти некоторое время, прежде чем ее приняли в Соединенных Штатах. В 1950–1970-х гг. американские психологи широко критиковали ее за игнорирование роли научения. Однако подобные нападки были в основном не по адресу. Ибо этологи никогда не утверждали, что поведение является полностью врожденным и что научение и опыт ничего не значат. В конечном счете, импринтинг — это ведь тоже своего рода научение. Это процесс, благодаря которому стимульные свойства социальных релизоров подбираются на основе опыта. Разумеется, импринтинг не является тем родом научения, о котором говорили Локк, Павлов или Скиннер. Это научение, которое отличается удивительным постоянством и имеет место только в течение критического периода, обусловленного созреванием. И тем не менее это род научения.

Поначалу некоторые психологи пытались опровергнуть концепцию инстинкта, показывая, что инстинкты не развиваются должным образом, если животные лишаются ключевого опыта. Рисс (Riess, 1954) показал, что крысы, лишенные возможности возиться с хворостом, неспособны проявить гнездостроительный инстинкт. Однако подобные эксперименты упускают из виду суть позиции этологов. Этологи признают, что инстинкты сформировались потому, что играли адаптивную роль внутри определенных условий среды и что инстинктам необходима адекватная среда, чтобы они проявились должным образом. Среда важна. Этологи лишь утверждают, что инстинктивному поведению присущ некий крупный врожденный компонент и что при наличии среды, к которой инстинкт предварительно адаптирован, он проявится без трудоемкого обусловливания или научения.

Этология, относительно молодая наука, способствовала многочисленным открытиям, касающимся различных видов животных. Теперь мы рассмотрим наиболее значительную попытку приложить этологические понятия к человеческому развитию — теорию Джона Боулби и Мэри Эйнсворт.

 Боулби и Эйнсворт о человеческой привязанности

Боулби

Биографические сведения

Джон Боулби (1907–1990) родился в Лондоне. Какое-то время он работал учителем в одной из педоцентрических школ 1, затем получил медицинскую и психоаналитическую подготовку и, начиная с 1936 г., начал вести консультационно-коррекционную работу с трудными детьми. В 1936 г. Боулби заинтересовался нарушениями у детей, воспитываемых в учреждениях закрытого типа. Он обнаружил, что дети, которые растут в круглосуточных детских яслях и сиротских приютах, часто страдают различными эмоциональными проблемами, включая неспособность установить близкие и продолжительные отношения с окружающими. Как представлялось Боулби, такие дети неспособны любить потому, что на раннем этапе жизни упускают возможность крепко привязаться к материнской фигуре. Боулби также наблюдал схожие симптомы у детей, которые в течение некоторого времени росли в нормальных семьях, но затем были надолго разлучены с родителями. Казалось, что эти дети были настолько потрясены, что навсегда отказались от тесных человеческих связей. Подобные наблюдения убедили Боулби, что нельзя понять развитие, не уделив пристального внимания связи «мать — ребенок». Как эта связь формируется? Почему она столь важна, что, если ее нарушить, это приводит к тяжелым последствиям? В своем поиске ответов Боулби обратился к этологии (Ainsworth & Bowlby, 1991; Tanner & Inhelder, 1971).

 

1 Педоцентрические школы (progressive schools) –привилегированные частные школы, в которых обучение строилось на концепции педоцентризма. Ее сторонники считают, что содержание, организация и методы обучения определяются естественными, спонтанными интересами и потребностями детей, а не социально-экономическими условиями и потребностями общества. Сообщению детям систематических знаний противопоставляется такая организация учебного процесса, при которой «личность ребёнка имеет наибольшую возможность проявить себя», — игры, беседы и др. занятия по так называемым центрам интересов детей; задача учителя лишь направлять деятельность учащихся. Педоцентрические идеи составляют существенную часть педагогической системы Ж. -Ж. Руссо, О. Декроли, Дж. Дьюи и др. В Англии педоцентрические школы появились в конце XIX – начале XX века. – А. А.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.