Ночь кошмара

Однако уже на следующий день к нам пришли настоящие опасности и кошмары. Я был на другом конце улицы за собором, потому что моя бабушка, хотя и протестантка, любила его, как собственный дом, и всякий раз хотела убедиться, что он не поврежден после того, как над головой пролетал очередной снаряд и падал на улицу неподалеку. Между снарядами уже не было длинных пауз, они падали все ближе и часто, один за другим, и со всех сторон слышались оглушительные разрывы. В то же время наши форты тоже открыли огонь, и грохот стоял устрашающий. Люди потоком устремились прочь из своих домов, ища защиты в церквях и общественных зданиях. Я сам бросился за Сильви и остальными, чтобы увести их в более безопасное место, чем наш дом, когда увидел сержанта Клайна. Я пробежал бы мимо, не останови он меня, схватив за руку.

— Куда ты так несешься? — спросил он.

— Домой! — выпалил я. — Забрать Сильви куда-нибудь. Что мне с ними делать? Куда мне их отвести?

Он немного подумал, но небо рассек еще один снаряд, и на улице раздались новые крики ужаса.

— Вы слишком далеко от казематов, и там уже полно народу, — сказал он. — Думаю, безопаснее всего оставаться дома или пойти в собор, но он тоже переполнен. Пруссаки будут стрелять как раз по общественным зданиям. Нет, над вами четыре этажа, и это ваша защита, а вот мансарда под угрозой. Позаботься об Эльзи, мальчик мой!

Он прокричал последние слова мне вослед, потому что я бросился бежать, как только он отпустил мою руку.

Сильви не пошла в школу, но Луиза настояла на том, чтобы пойти туда, и все из-за своих одноклассников из Са- верна и Фальсбурга. Я слегка расстроился, но все же был почти рад не видеть ее скорбного лица, черных глаз, глядящих с молчаливой тоской, будто они немое существо, не способное высказать свое горе. Сильви прижималась к бабушке и прятала лицо в ее колени, а Гретхен преклонилась в углу, читая молитву по четкам настолько быстро, насколько был способен ее язык. Бабушка говорила очень тихо, и я едва ее слышал.

— Макс, нам не на кого надеяться, кроме тебя. Ты должен позаботиться о нас и о доме.

Я не стал говорить, как мало я могу, но лишь наклонился и поцеловал ее, потом поцеловал Сильви в плечо, потому что лицо она по-прежнему прятала.

— Сержант Клайн говорит, что мы здесь в большей безопасности, чем где-то еще, за исключением собора, — сказал я уверенным голосом. — Вы хотите, чтобы я вас всех туда отвел?

— Нет-нет, — ответила бабушка, — я никогда не оставлю мой дом. Если ему суждено погибнуть, я погибну вместе с ним, Макс.

— Может быть, Гретхен предпочитает уйти? — продолжал я. — Могу провести тебя по улицам, если хочешь, Гретхен.

— Нет, — ответила та, — я останусь или уйду только вместе с моей хозяйкой.

Это сильнее расположило меня к Гретхен, и я заговорил более оптимистично.

— Что ж, — сказал я, — мы останемся вместе. Сержант Клайн говорит, что тут большой опасности нет, кроме как в мансарде. Я должен пойти и привести вниз Лизбет и Эльзи.

Итак, я поднялся в мансарду Лизбет, куда снаружи доносился страшный шум, похожий на разразившуюся бурю. Покатая крыша тряслась и гремела, будто готовая рассыпаться, словно карточный домик. Тут не было ни Лизбет, ни Эльзи, и я подошел к окну, чтобы выглянуть хотя бы разочек, хотя и знал, что это должно быть всего на мгновение, — как я мог рисковать собой, когда женщины внизу рассчитывали только на меня? Мне не видны были немецкие батареи: они располагались в основном к северу от города. Однако, высунувшись в окно, я смог увидеть нашу цитадель и еще один или два малых форта. Из их бойниц, как мне показалось, каждую секунду вырывались белые облачка дыма от пушечных выстрелов, в то время как общий грохот совсем не прекращался. Уже две или три крыши городских домов обрушились вовнутрь, от них поднимались черные столбы дыма, и долгие, протяжные возгласы «Пожа-а-ар! » пробивались сквозь канонаду артиллерийских батарей. У меня кровь закипела в жилах от желания оказаться в самой гуще грозных событий, но никто, кроме меня, не мог позаботиться о бабушке и бедной Сильви.

Я едва мог оторваться от окна, но тут с шумом по крыше у меня над головой прокатилось ядро и упало вниз на улицу, подпрыгнув дважды или трижды, как футбольный мяч. Я испугался, втянул голову в плечи и закричал, что было сил:

— Лизбет!!!

Она отозвалась снизу, с лестничной площадки предыдущего этажа. Там я нашел ее и прижавшуюся к ней Эльзи — они были у двери в комнату прикованного к постели старика.

— Сейчас же идемте со мной вниз, — закричал я. — Здесь вам находиться опасно, крыша может обрушиться в любой момент. Внизу вам будет надежнее.

— Я не могу, Макс, — храбро ответила Лизбет с решительным выражением на бледном лице. — Я должна остаться со стариком Гансом. Но я буду тебе от всего сердца благодарна, если ты отведешь вниз Эльзи, она пойдет с тобой.

— Но мы отнесем вниз и старого Ганса, — сказал я.

— Он слишком болен, и его нельзя тревожить, — ответила она, — это для него смертельно. И еще, Макс, тому, кто в объятиях Господа, ничто не грозит ни в жизни, ни в смерти. Не то чтобы я немного не дрожала, когда этот грохот раздается все ближе. Но Он здесь с нами, и мне должно быть стыдно за мой страх.

Лицо Лизбет приняло одновременно спокойное и суровое выражение, хотя в глазах стояли слезы. Она поцеловала Эльзи и вложила ее маленькую руку в мою, чтобы я ее увел.

— Вверяю ее тебе, Макс, — сказала она.

— Лизбет, — ответил я, — я скорее умру, чем допущу, чтобы хоть какой-то вред был причинен твоей дочери.

Она улыбнулась, кивнула, на мгновение взяла меня за руку и посмотрела на Эльзи. Потом она вошла в комнату старого Ганса, закрыв перед нами дверь.

О! Страх и ужас того дня и той ночи! Потом мы к этому привыкли и не страдали настолько остро, даже когда обстрел бывал куда более жестоким. Но в тот момент это для нас было внове, и мальчик вроде меня не смог бы это обстоятельно описать. У одного из ветхозаветных пророков есть стих, достаточно близко все это живописующий: «День гнева — день сей, день скорби и тесноты, день опустошения и разорения, день тьмы и мрака, день облака и мглы, день трубы и бранного крика против укрепленных городов и высоких башен»[11]. Но в его времена не было пушек, артиллерийских батарей или снарядов, которые сгустили бы ужас сражений. Если бы древний пророк опять жил на земле и в его уста вновь были вложены слова, то он произнес бы их так, что люди, слушающие его, — прежде не видевшие этих безумств и не пережившие таких кошмаров, — принесли бы друг другу торжественную клятву. Они поклялись бы, что подобной войны больше никогда не будет в христианской стране.

Мы не могли есть, мы не могли спать, мы боялись пошевелиться. Все, на что мы были способны, это напряженно вслушиваться в тревожные звуки, заполнявшие ночь. Темно было недолго, потому что, если вы помните, стояла летняя ночь, но пока держалась тьма, всякий раз, когда над нами пролетал снаряд, вспыхивал жуткий красный свет, освещая наши лица, окаменевшие и застывшие от страха. Только Эльзи, лежавшая на подушке, которую я приготовил для нее в ногах у моей бабушки, крепко уснула. На ее милом личике играла улыбка, будто она видела красивые картины и слышала приятную музыку.

Было еще темно, хотя заря уже потихоньку пробивалась, когда прямо над нами прогремел удар и потом оглушительный взрыв, потрясший наш дом до самого основания. Гретхен бросилась на пол, а Сильви изо всех сил прижалась к бабушке. Я вскочил на ноги и стал ждать. Несколько минут было слышно, как обваливаются балки и на улицу падают кирпичи, но пока они не причинили нам сокрушительного вреда. Наперекор опасности я пошел вверх по лестнице, где было совершенно темно, потому что первый робкий утренний свет туда не пробивался. Я осторожно нащупывал каменные ступени по пути наверх. Я очень боялся за Лизбет, поскольку считал, что так сотрясти дом мог только обрушившийся чердак. Кроме этого, я опасался пожара. У подножия лестницы на первый чердачный этаж я закричал, что было сил, и, к моему неописуемому счастью, мне ответил голос Лизбет. Я шел вверх шаг за шагом, и становилось все светлее и светлее. Лизбет распахнула дверь в комнату Ганса, и заря уже достаточно уверенно освещала мне путь. Лицо ее было бледным и изможденным, но она слабо улыбнулась, встретившись с моим взглядом.

— Кошмарная ночь, Макс! — сказала она. — Молись Богу, чтобы мы больше никогда не переживали подобного!

Никто из нас не знал, сколько еще таких ночей нам предстояло встретить.

— Как Ганс? — спросил я.

— Умер! — ответила она. — Он умер от страха несколько минут назад. Тебя это не удивляет?

Нет, меня не могло это удивить, и все же казалось жуткой нелепостью, чтобы душа старика отошла таким вот образом. Я горевал о нем, пусть даже чужом для меня человеке, но у меня не было времени долго горевать.

— Я подумал, что у нас обрушилась крыша, — сказал я.

— Поначалу я тоже так подумала, — ответила Лизбет. — Но это вряд ли. Ты не боишься пойти наверх, Макс?

Боюсь ли я? Как раз это я и собирался сделать. Если вдруг начался пожар, кто-то должен этим заняться, и в доме больше не было мужчин, потому что сержант Клайн с товарищами отправился на службу. Я побежал быстрее, так как наверху уже совсем рассвело. С мансардой Лизбет оказалось все в порядке, и я в нетерпении устремился к окну, чтобы выглянуть на улицу.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒