Переломный момент

Весь следующий день Эстер была занята в доме пастора, и, уверенная, что о Крисси хорошо позаботятся, она практически не думала о нем. Для нее этот праздник сбора урожая был горестным периодом времени. Будущее никогда еще не казалось ей таким мрачным, как теперь, когда ее лучший друг умер, а отец показал, насколько он непримирим. Но ее вера в Бога была тверда. Однажды во время короткого перерыва она несколько минут стояла у окна и смотрела на церковное кладбище, где каждый надгробный камень она знала так же хорошо, как своих соседей. И в этот момент неясное, мрачное, тревожное будущее предстало перед ней. У нее не было возможности оставаться дальше в родной деревне, среди старых знакомых мест, среди образов и звуков, окружавших ее почти всю жизнь. Куда ее забросит судьба? Где будет ее могила? С большим трудом она отвела взгляд от мрачного пейзажа. «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Евангелие от Матфея 6: 34).

Крисмас Уильямс никогда не был так растерян, как в тот день, когда узнал, что старый пастор умер. Он был его наставником на протяжении более сорока лет, и ни разу он не слышал от пастора ни одного плохого слова, если не считать их разногласия из-за Эстер. Он очень жалел, что прошлой ночью ушел от него разъяренный. И тем не менее его слуги еще никогда не видели его настолько раздраженным и несдержанным, пока он не закрылся в одиночестве в своей маленькой комнате. Парень, осторожно забравшийся на подоконник, чтобы посмотреть в окно, сообщил, что хозяин сидит за столом, закрыв лицо ладонями, а перед ним на столе лежит большая семейная Библия^{^[3]} в толстом переплете. Но Крисмас не прочел ни строчки, он снял ее с полки над старинным столом, чтобы еще раз посмотреть на записи, сделанные его собственной рукой. Это были записи о рождении Эстер в пасхальное воскресенье двадцать восемь лет назад и о смерти ее матери в тот же вечер. Он дал Эстер последний шанс, но она с презрением отвергла его, и настало время вырвать ее имя из семейной Библии. Он принял решение вырвать страницу из книги, но не мог уничтожить запись о рождении своего ребенка, не уничтожив записи о смерти жены. Чем он должен пожертвовать — решением дать выход гневу на Эстер или доказательством его нежности к памяти своей жены? Часы медленно тянулись в тот день для Крисмаса Уильямса. Он был не уверен и обеспокоен из-за смутных сомнений, которые раньше никогда его не посещали. Разве мог он ошибаться? Ведь он придерживался мнения, которым руководствовались его дед и прадед, и его вера была такой же, как их вера. Они никогда не поддавались новомодным понятиям, не пели псалмы и не встречались в доме для молитвы. Все знали, что они истинные пресвитериане. Старая церковь была для них достаточно хорошей и достаточно религиозной. Они оставались ей верны, всегда приходили в церковь по воскресеньям на проповедь и всегда строго соблюдали страстную пятницу и праздновали Рождество. Если Господу не нравилась такая служба, то почему девять из десяти человек, которых он знал, живых или уже умерших, шли по неверному пути? Как могли они быть не правы, его честные, экономные, спокойные предки, ведь их слово было настолько же крепким, как и их родственные связи? Но он не мог успокоиться и заставить замолчать тихий голос совести. В каком грехе можно обвинить Эстер? Разве совершила она преступление, которому нет прощения? Она всегда была хорошей, послушной и честной, она никогда не перечила ему, пока он не потребовал от нее отказаться от своей веры. Между ними возникло разногласие, и это было больно. Он гордился, что он честный, но требовал, чтобы она стала лживой и лгала себе, лгала ему, лгала Богу!

Почему Эстер не может оставаться верной своему слову, быть решительной, как и он сам? Старый пастор, умирая, сказал, что ее вера намного лучше, чем его. Действительно ли он верит в Бога? Все эти годы, каждое воскресное утро слова бойко слетали с его уст, а затем он их забывал. Был ли он искренним, произнося их, или просто имел обыкновение стоять в церкви, перед Господом, и лгать? «Веришь ли ты в Господа нашего Всемогущего и Иисуса Христа? В Святого Духа и прощение грехов? » — спросил он себя. И в самой глубине его души возник печальный ответ: «Нет! »

День прошел, и наступил вечер. Солнце уже почти зашло, и длинные тени от церковной башни и надгробий падали на кладбище, где его старый друг, пастор, будет мирно покоиться — ведь солнце его долгой жизни закатилось. Был час, когда Крисмас любил бродить по своему саду, медленно шагать по дорожкам, смотреть, как его цветы постепенно тускнеют в сумерках. Маленькая речка журчала так же, как в детстве, с деревьев раздавался свист черных дроздов, казалось, годы не властны над ними. И хотя он до сих пор был полон сил, его волосы уже поседели. Он знал, что спускается по холму жизни к узкой долине, мягкой и загадочной лишь для избранных, а для остальных — черной и мрачной. Редкие облака, двигаясь на запад, обещали великолепный закат. Крисмас любил смотреть на закат и на рассвет.

Он медленно шел по направлению к саду, где созревали самые лучшие фрукты во всей округе. Сад был хорошо огорожен и являлся предметом особой гордости для Крисма- са. Там росли бесценные для него фрукты, за которыми он бдительно следил. Чуть меньше месяца назад он поймал в своем саду деревенского мальчишку, и, несмотря на все мольбы и уговоры, он закрыл его в камере, а на следующее утро воришка предстал перед судом магистрата и был приговорен к трем месяцам заключения. Правонарушение было совершено в его саду, а сегодня, когда он подошел к саду, он услышал треск веток и шум падающих на землю фруктов. Он осторожно и бесшумно подкрался ближе и посмотрел через забор. Там был вор, и это сын Эстер, его собственный внук!

Все сдерживаемые чувства, любовь и ненависть, вспыхнули в сердце Крисмаса Уильямса. Этот веселый, одетый в лохмотья, смуглый, красивый мальчик был его плотью и кровью и, казалось, имел полное право находиться в саду. Он видел, как Крисси спрыгнул с дерева, снял свою рваную курточку и сложил в нее драгоценные фрукты. Но когда мальчик увидел лицо деда, наблюдавшего за ним из-за забора, его сердце сжалось от страха и задрожали коленки. Тем не менее он поднял глаза и с немой мольбой посмотрел на Крисмаса. Крисси не мог вымолвить ни слова. Он хотел рассказать, как парень, только что вернувшийся из тюрьмы, подсадил его на забор, говоря, что фрукты принадлежат ему или когда-то будут принадлежать, но не мог выговорить ни слова. Когда же он встретился с мрачным, осуждающим, молчаливым взглядом деда, его сердце замерло.

— Дедушка! — воскликнул он, уронив свою ношу с кражей, и разразился слезами.

— Вор! — пробормотал Крисмас сквозь зубы.

Это было первое слово, которое он сказал мальчику за всю его жизнь. Сын Эстер, его собственный внук, уже стал воришкой! Он подумал о мальчишке, отправленном в тюрьму месяц назад точно за такое же преступление. Но Крисси был настолько похож на него в детстве! Он помнил, как сам свободно срывал фрукты с этих же деревьев, а его дед с восторгом наблюдал, как он ловко и смело взбирался на верхушки веток, и показывал ему самые спелые персики и ярко-красные яблоки. Крисси должен был делать то же самое, под его присмотром, а не стоять здесь как преступник, дрожа от страха и заливаясь слезами. Но как мог он остаться хозяином своего слова, если поступит с ним иначе, когда в тюрьме за подобное преступление сидит такой же мальчик? Кроме того, он может привести в чувства Эстер, если только что-то способно привести ее в чувства. Она так долго оставалась безразличной к его негодованию и обиде. Это заставит ее встать перед ним на колени и подчиниться его воле.

Не сказав испуганному ребенку ни слова, он вошел в сад и схватил его за руку — не грубо, но крепко. Он никогда до этого не дотрагивался до Крисси, и теперь его рука дрожала, хотя и была твердой. Крисси поднял к нему свое смуглое заплаканное личико и подчинился, не делая никаких попыток к сопротивлению. Молча дед провел его по красивым садовым дорожкам, через широкий газон и церковное кладбище, мимо окна комнаты, где лежало тело умершего пастора, к тому зловещему заброшенному углу, заросшему крапивой и щавелем, где находилась тюрьма. Это было маленькое старое крепкое строение с зарешеченными окнами и обитой железом дверью. Тюрьма скорее подходила для самых отъявленных преступников, чем для этих голодных бедных воришек и испуганных мальчишек, которые обычно были ее обитателями. На входной двери висел большой замок, Крисмас медленно открыл его, зажав мальчика коленями, поскольку руки его были заняты.

— Дедушка, — рыдал мальчик, — не рассказывай маме, это разобьет ей сердце!

Крисмас не мог произнести ни слова, во рту у него пересохло, но Крисси и не пришлось просить, он сам вошел внутрь. Он услышал, как за ним закрылась дверь и как повернулся ключ в замке. С самого раннего детства, пробегая по поросшим мхом ступенькам, он слышал завывания ветра в скважине старого замка, который был здесь прежде, чем появился висячий, — это место внушало ему ужас и благоговейный страх. Он с отчаянным мужеством переступил порог. В его душе не было надежды смягчить сердце своего деда, он и не пытался. Только бы не узнала мама!

Солнце еще не совсем село, и через решетку на окне он мог видеть алые и золотые облака, плывущие над заходящим солнцем. Ослепленный этим великолепием, он отвел взгляд и, дрожа от страха, попытался рассмотреть интерьер тюрьмы. Все здесь было очень мрачным. Низкая каменная скамья была единственным предметом мебели. С одной стороны скамьи в стене находилось кольцо, к которому была прикреплена цепь с наручниками и кандалами. Он даже испытал чувство радости, подумав о том, что дед не приковал его к стене. Сев на каменную скамью, Крисси вновь принялся смотреть на темнеющее небо и смотрел до тех пор, пока его тускнеющие цвета не растворились в сером и его мрачная камера не погрузилась во тьму.

Крисси старался быть мужественным так долго, как мог. Но с наступлением темноты его воображение пробудилось, вызывая в памяти все доселе спящие, потаенные страхи, которые есть у каждого ребенка. Они лишь ждали своего часа и теперь надвигались, чтобы захватить одинокого мальчика. Все когда-либо слышанные им рассказы о людях, заключенных в тюрьму на многие-многие годы и даже умерших с голоду, промелькнули в его возбужденном мозгу. Из поколения в поколение в деревне передавалась история о человеке, покончившем с собой на этом самом месте. К тому же разве не было за этой стеной, среди крапивы и щавеля, заброшенных могил, где похоронены люди, слишком грешные, чтобы покоиться на кладбище рядом со своими менее грешными соседями? Все злодеи похоронены здесь. Разве не правда, что души умерших злодеев не могут успокоиться и возвращаются в места, где когда-то жили, чтобы рассказать ужасные секреты одиноким путникам? Как быстро наступила ночь, а он совсем один!

Никто не знает, где он, думал бедный малыш Крисси, никто, кроме его деда, ненавидящего его. Зарешеченное окно было слишком высоко, чтобы он мог добраться до него и дать о себе знать. Он уже пожалел, что попросил не рассказывать ничего матери. Она никогда, никогда не узнает, что с ним стало, и он представил, как она будет оплакивать его долгие годы. Он был уверен, что ему предстоит умереть в этой ужасной тюрьме, и его дед тайно похоронит его ночью среди злодеев, покоящихся под крапивой и щавелем.

Церковные часы пробили десять. В это время уже достаточно стемнело, лишь бледное, призрачное свечение сумеречного неба проникало в камеру сквозь решетки на узком окне. Из-за ужаса и страданий ребенку казалось, что прошла целая вечность, прежде чем часы пробили одиннадцать. Приближалась полночь, самое ужасное время. Он никогда не бодрствовал до двенадцати, в это время он всегда уже спал; полночь была ужасным временем суток, временем привидений. Он не представлял, что произойдет в двенадцать, но был уверен, что нечто сверхъестественное.

Крисси не мог попросить Бога позаботиться о нем, поскольку его застали именно в момент, когда он нарушал одну из Божьих заповедей. Таким образом, не было никого, кто встал бы между ним и неизвестными страхами, надвигавшимися с каждой минутой. И не было у него прибежища и Спасителя. Он обидел Бога.

Вдруг он услышал резкий звук, доносившийся снаружи, и закричал от ужаса так, что его крик разбил тишину ночи. Крисси потерял сознание и упал на каменный пол.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒