ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ 12 страница

— Могу. Я живу здесь и не собираюсь возвращаться.

— Но я не за то плачу хорошие деньги, чтобы ты жила в какой-то старой развалюхе с компанией... — Папа никак не мог решить, каким словом лучше охарактеризовать Еву и Шейна. — Друзей. И они хотя бы учатся?

— В данный момент я подбираю специализацию, — заявил Шейн.

— Заткнись!

Сейчас Клер чуть не плакала.

— Ладно, на этом все. Собирай вещи, Клер. Ты поедешь с нами.

В лице Шейна не осталось и намека на веселость.

— Нет, она не поедет, — сказал он. — По крайней мере, поздним вечером. Извините.

Папа покраснел, еще больше разъярился и ткнул пальцем в сторону Клер.

— Вот почему ты здесь. Взрослые мальчики? Под одной крышей с тобой?

— Ох, Клер, — вздохнула мама. — Ты слишком молода для этого. А ты...

— Шейн, — представился Шейн.

— Шейн, не сомневаюсь, ты очень милый мальчик... — судя по голосу, она вовсе так не считала, — но следует учитывать, что Клер необычная девушка и она очень молода.

— Она еще ребенок! — вмешался папа. — Ей всего шестнадцать. И если ты воспользовался преимуществом ее незрелости...

— Папа! — Клер подумала, что лицо у нее покраснело не меньше папиного, хотя и совсем по другой причине. — Хватит! Шейн мой друг! Ты ставишь меня в неловкое положение!

— Я ставлю тебя в неловкое положение? — взорвался папа. — Клер, а в какое положение ты ставишь нас?

В наступившей затем тишине Клер услышала донесшийся с лестницы мягкий голос Майкла:

— Думаю, нам всем лучше присесть.

Присели, правда не все. Шейн и Ева сбежали на кухню и теперь гремели там сковородками и яростно перешептывались. Клер с чувством неловкости сидела на кушетке, зажатая между родителями, угрюмо разглядывающими Майкла. Он выглядел спокойным и собранным; ну, как обычно.

«Мама, папа, это Майкл, он мертвый... »

Да, такое признание здорово помогло бы.

— Меня зовут Майкл Гласс. — Он, как равному, протянул руку отцу Клер; от неожиданности тот принял ее и пожал. — Вы уже встречались с двумя нашими другими жильцами, Евой Россер и Шейном Коллинзом. Сэр, я понимаю, вы беспокоитесь о Клер. Это закономерно. Она в первый раз живет самостоятельно, и она моложе большинства студентов. Я не упрекаю вас за вполне естественное беспокойство.

Папе, сбитому с толку, оставалось лишь по-прежнему проявлять упрямство.

— А кто, черт побери, ты сам, Майкл Гласс?

— Я владелец этого дома и сдаю комнату вашей дочери.

— Сколько тебе лет?

— Чуть больше восемнадцати. Шейну и Еве столько же. Мы давно знакомы друг с другом и, по правде говоря, не имели желания, чтобы с нами жил кто-то еще, но... У нас свободна одна спальня, и делить расходы на четверых лучше. Я долго думал, прежде чем разрешить Клер остаться здесь. Мы все вместе обсуждали это.

Клер удивленно смотрела на него. Он долго думал? Они обсуждали?

— Моя дочь несовершеннолетняя, — сказал папа. — Нет, мне это не нравится. Совсем нет.

— Сэр, я вас понимаю. Поверьте, я и сам не в восторге от этого. Даже просто позволить ей оставаться здесь рискованно для нас, вы же понимаете. — Майклу не требовалось углубляться в эту тему; папа действительно понимал. — Но она нуждалась в нас, и мы не могли отвернуться от нее.

— В смысле, вы не могли отвернуться от ее денег, — хмуро сказал папа.

Не отвечая, Майкл встал, подошел к полке, достал из стоящей на ней коробки конверт и протянул его папе.

— Вот ее плата, — сказал он. — Целиком и полностью. Я не трачу эти деньги и храню их на случай, если она захочет уйти. Дело не в деньгах, мистер Данверс. Дело в безопасности Клер.

Майкл бросил на нее вопросительный взгляд, и она закусила губу. Ей страстно хотелось избежать этого разговора, но она понимала сейчас, что без него не обойтись. Она еле заметно кивнула и вжалась в подушки кушетки, стремясь казаться меньше, совсем маленькой.

— В общежитии Клер живут только девушки, — вступила в разговор мама и рассеянно погладила волосы дочери, точно так, как делала, когда та была маленькой. Клер молча терпела. В глубине души ей это даже нравилось; пришлось приложить силы, чтобы не расслабиться под нежной рукой мамы. Ее прикосновение вызывало ощущение такой защищенности! — Разве там она не была в безопасности? Эта девушка, Моника, сказала...

— Ты разговаривала с Моникой? — резко спросила Клер, широко распахнув глаза.

Мама слегка нахмурилась, с выражением обеспокоенности в темных глазах.

— Да, конечно. Я пыталась разузнать, где ты, и Моника очень помогла нам.

— Спорю, так оно и было, — пробормотала Клер.

От мысли о том, как Моника стояла около ее комнаты, улыбаясь маме, выглядя невинной и славной, ее затошнило.

— Она сказала, что ты живешь здесь, — все еще хмурясь, закончила мама. — Клер, дорогая, почему ты ушла из общежития? Знаю, ты умная девушка и не сделала бы этого без причины.

— Да, у нее была причина, — сказал Майкл. — Ее там изводили.

— Изводили? — повторила мама с таким видом, словно не понимала значения этого слова.

— По словам Клер, все началось с малого... Новичкам всегда приходится терпеть подобное обращение со стороны старших девушек. Однако ей не повезло столкнуться с очень уж скверными девушками, и она сильно пострадала.

— Пострадала? — воскликнул папа.

— Когда она пришла сюда, то вся была в синяках, — ответил Майкл. — Честно говоря, я хотел позвонить копам, но она не позволила. Однако отпустить ее обратно в таком состоянии я не мог. Ее не просто избили... Думаю, самой ее жизни угрожала опасность.

Рука мамы на волосах Клер замерла, она испустила стон.

— Ничего такого уж страшного, — торопливо объяснила Клер. — В смысле, никаких переломов. Какое-то время болела щиколотка, и еще синяк под глазом, но...

— Синяк под глазом?

— Он уже сошел. Видишь? — Клер захлопала ресницами. Взволнованный взгляд мамы обшаривал ее лицо. — Честно, все прошло. Сейчас я в порядке.

— Нет, — сказал Майкл. — Вовсе нет. Однако Клер быстро поправляется, и мы приглядываем за ней. В особенности Шейн. Он... У него была младшая сестра, и он в особенности заинтересован, чтобы с Клер ничего не случилось. Однако Клер и сама проявляет осторожность. Ведь она должна этому научиться, вы согласны?

Майкл наклонился вперед, опираясь локтями на колени и свободно сцепив руки. В свете ламп его волосы отливали золотом, а глаза казались ангельски голубыми. Если кто-нибудь когда-нибудь и выглядел достойным доверия, это, безусловно, Майкл Гласс.

Конечно, он мертв и все такое; охваченная паникой, Клер вынуждена была прикусить язык, чтобы не выпалить это.

Мама и папа задумались. Клер понимала, что должна сказать что-нибудь... значительное. Что-нибудь такое, что отобьет у них желание за ухо оттащить ее домой.

— Я не могу уйти отсюда, — заговорила она; это шло от сердца, и каждое слово соответствовало тому, что она чувствовала. Голос звучал абсолютно спокойно, даже слишком... в виде исключения. — Мама, папа, я знаю, вы боитесь за меня, и... я... люблю вас. Но я должна оставаться здесь. Майкл не говорил вам, но ради меня они поставили себя в сложное положение, и я просто обязана оставаться здесь, пока все не уладится, и я не обрету уверенность, что никаких неприятностей из-за меня у них не будет. Я должна, понимаете? И могу сделать это. И сделаю.

— Клер, — слабым, придушенным голосом заговорила мама. — Тебе шестнадцать! Ты еще ребенок!

— Нет, — ответила она. — Мне шестнадцать с половиной, и я не сдаюсь. Никогда не сдавалась. Ты знаешь это.

Они знали, да. Всю свою жизнь Клер сражалась с необъективным отношением к себе, и родители знали это. Знали, какая она упорная. Более того, понимали, как это важно для нее.

— Мне это не нравится, — сказала папа, но не сердито, а скорее огорченно. — Мне не нравится, что ты живешь с парнями, которые старше тебя. Не в кампусе. И я хочу, чтобы те люди, которые причиняли тебе вред, прекратили это.

— Значит, я сама должна заставить их прекратить, — ответила Клер. — Это моя проблема. И другие девушки в общежитии тоже страдают, так что речь идет не только обо мне. Я должна сделать это и для них тоже.

Майкл слегка вскинул брови, но промолчал. Мама вытирала глаза носовым платком. В дверном проеме возникла Ева в огромном фартуке с изображением алых губ и надписью «Поцелуй повара». Неуверенно глядя на всех, она нервно улыбнулась родителям Клер.

— Обед готов! — провозгласила она.

— Ох, это неудобно... — пролепетала мама.

— К черту неудобство! — рявкнул папа. — Я голоден. Это что, чили?

Обед протекал в обстановке, заставившей Клер испытывать ощущение неловкости. Папа ворчливо высказывался насчет качества чили. Шейн, похоже, с трудом сдерживал смех. Ева так сильно нервничала и тряслась, что Клер опасалась, как бы она не свалилась с кресла. А Майкл сохранял спокойствие. Вел себя по-взрослому. Клер никогда в жизни не чувствовала себя за этим большим столом таким ребенком.

— Итак, Майкл, — заговорила мать Клер, маленькими кусочками поедая чили — чем ты занимаешься?

«В качестве призрака обитает в доме, где умер», — подумала Клер, прикусила губу и быстро глотнула колы.

— Я музыкант, — ответил он.

— Ой, правда? — Мама просияла. — На чем ты играешь? Обожаю классическую музыку!

Теперь даже Майкл явно испытывал неловкость. Шейн закашлялся в салфетку и залил икоту и смех огромными глотками колы.

— Пианино и гитара, — ответил Майкл. — Но в основном гитара. Обычная и электронная.

— Хм... — сказал папа. — И хорошо?

Плечи Шейна тряслись.

— Не знаю, — ответил Майкл. — Я много упражняюсь.

— Он очень хорошо играет! — вмешалась в разговор Ева, покраснев и блестя глазами. — Честное слово, Майкл, перестань скромничать. Ты действительно великолепен. Ты добьешься многого, это просто вопрос времени, и ты знаешь это!

Лицо Майкла... не выражало ничего.

«Он старается скрыть боль», — подумала Клер.

— Когда-нибудь. — Он пожал плечами. — Шейн, спасибо за обед. Очень вкусно.

— Да, — сказала Ева. — Неплохо.

— Острый, — заметил папа таким тоном, словно для чили это недостаток. Клер знала совершенно точно, что он обычно добавляет «Табаско»[17] в половину того, что ест. — Можно еще колы?

Ева подскочила, словно разжавшаяся пружина.

— Я принесу!

Однако папа сидел на том конце стола, что ближе к кухне; он уже встал и направился туда сам.

Майкл и Шейн обменялись взглядами. Клер смотрела на них, пытаясь понять, из-за чего они так встревожились.

Все молча слушали, как открылась дверца холодильника, зазвенели бутылки и дверца снова захлопнулась. Папа вернулся с бутылкой охлажденной колы в одной руке.

А в другой руке он держал пиво. Сев в центре стола, он посмотрел на Майкла.

— Не желаешь объяснить, почему в доме, где живет шестнадцатилетняя девушка, в холодильнике стоит пиво? — спросил он. — Не говоря уж о том, что никому из вас по возрасту не положено его пить!

Ну, значит, не судьба.

«Случаются дни, — подумала Клер, — когда просто невозможно победить».

В ее распоряжении оставалось всего два дня, и то лишь потому, что папа позволил ей забрать свои документы из административного офиса. Майкл выкладывался, как мог, но даже его ангельского вида и полной искренности на этот раз оказалось недостаточно. В какой-то момент происходящее перестало забавлять Шейна, и он начал повышать голос. Ева ушла к себе в комнату.

Клер плакала. Много и горько.

Она так разозлилась, что ее почти не заботило, как мама и папа будут покидать Морганвилль в темноте, не имея защиты, и даже не будучи предупреждены о возможной опасности.

Майкл, однако, позаботился и об этом, рассказав, что в этой местности появилась банда, ворующая внедорожники. Ничего больше никто сделать не мог.

Папа смотрел на нее так, словно она обманула его надежды.

Никогда, никогда прежде она не обманывала его надежд, и это жутко взбесило ее, потому что она ничем не заслуживала такой оценки.

Майкл и Шейн, стоя в дверном проеме, смотрели, как ее родители в темноте торопливо шагают к своему внедорожнику. Шейн, заметила она, держал в руке большой, вырезанный вручную крест и готов был броситься на выручку, пусть и злился как черт. Однако ничего такого делать ему не пришлось. Мама и папа сели в машину и уехали в безумную ночь Морганвилля. Майкл закрыл и запер дверь, после чего повернулся и посмотрел на Клер.

— Прости, — сказал он. — Все могло быть гораздо лучше.

— Думаешь? — бросила она в ответ. Распухшие глаза жгло; общее ощущение было такое, будто она вот-вот развалится на части. Ее просто трясло от злости. — Я не уеду! Ни за что!

— Клер. — Майкл положил руки ей на плечи. — Пока тебе не исполнилось восемнадцать, ты не имеешь права говорить такие вещи, понятно? Знаю, тебе почти семнадцать, ты умнее девяноста процентов людей на свете...

— И на сто процентов умнее любого в этом доме, — вставил Шейн.

—... но это не имеет значения. Будет иметь, но не сейчас. Пока тебе придется делать то, что они велят. Если ты настроена сражаться с ними, это будет иметь безобразные последствия, и, Клер, мы не можем позволить себе этого. Я не могу позволить себе этого. Понимаешь? — Он пристально смотрел ей в глаза, и она вынуждена была кивнуть. — Мне очень жаль. Поверь, я не хотел, чтобы все так обернулось, но, по крайней мере, ты избавишься от Морганвилля. И будешь в безопасности.

Он обнял ее. На мгновение у нее перехватило дыхание, и потом он ушел.

Она посмотрела на Шейна.

— Ну, я не стану обнимать тебя, — сказал он.

Он стоял рядом с Клер, так близко, что ей пришлось выгнуть шею, чтобы встретиться с ним взглядом. Несколько долгих мгновений он не говорил ничего, просто... смотрел на нее. В гостиной Ева разговаривала с Майклом, но здесь, в коридоре, было очень тихо. Она слышала частое биение собственного сердца; мелькнула мысль — может, и Шейн слышит его?

— Клер... — в конце концов сказал он.

— Знаю. Мне шестнадцать. Уже слышала. Он обхватил ее руками. Не так, как Майкл, — она не знала, в чем разница, но чувствовала ее. Это было не просто объятие, это вызывало ощущение... близости.

Он не сдерживал себя, вот в чем дело. И она расслабилась в его руках, прижавшись щекой к его груди и чуть ли не мурлыча от облегчения. Его подбородок покоился на ее голове. Рядом с ним она чувствовала себя такой маленькой, но не слабой.

— Я буду скучать по тебе, — прошептал он, и она отодвинулась, чтобы посмотреть на него.

— Правда?

— Да.

Она подумала — действительно подумала, — что вот сейчас он поцелует ее, но как раз в этот момент Ева позвала:

— Шейн!

Он отодвинулся и снова стал прежним, слегка нахальным Шейном.

— Благодаря тебе жизнь здесь стала гораздо более волнующей.

Он повернулся и заторопился по коридору, а ее окатило волной ярости.

Ну почему эти мальчишки всегда такие тупицы?

Ночь прибегла к своим обычным трюкам — потрескивание, вызывающее ощущение мурашек на коже, свист ветра за окнами, постукивание ветвей. Клер не спалось. Она никак не могла освоиться с мыслью, что эта комната, эта чудесная комната будет ее лишь на протяжении еще только двух ночей, а потом ее увезут домой, униженную, потерпевшую поражение. Можно не сомневаться, теперь родители не отпустят ее никуда. Ей придется ждать еще полтора года, а потом начинать все сначала.

Ну, по крайней мере, теперь не имеет значения, что она прогуливала занятия.

Она в очередной — уже который — раз поправила подушку, стараясь улечься поудобнее.

Если бы она заснула — хотя бы ненадолго, — то не услышала бы стук в дверь, совсем легкий. Однако она была на взводе и слишком взбудоражена, а потому сползла с кровати и отперла дверь.

В коридоре был Шейн. Он стоял там, вроде бы желая войти, но не осмеливаясь — таким неуверенным она его еще не видела. На нем были свободная тенниска и тренировочные брюки, ноги босые. Она почувствовала, как волна жара окатила ее. Наверно, в этом он спит. А может... вообще без этого.

Ладно, нужно срочно перестать думать об этом.

И лишь спустя еще одно жаркое мгновение до нее дошло, что она сама стоит с голыми ногами, в тоненькой футболке, которую ей одолжил Майкл и которая ей велика, но доходит лишь до середины бедер. Полуобнаженной, можно сказать.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил Шейн. — Я тебя не разбудил?

— Нет. Не могу уснуть. — Она остро ощутила, что позади постель, со скомканным одеялом. — Мм... Хочешь... мм... войти?

— Лучше нет. Клер, я... — Он покачал головой, каштановые волосы свободно рассыпались вокруг лица. — Я даже здесь не должен быть.

И тем не менее он не уходил.

— Ну, я сяду, — сказала она. — Если хочешь стоять, прекрасно.

Она вернулась к постели и села, постаравшись принять как можно более пристойную и сдержанную позу. Ноги вместе, все как положено. Носки едва доставали до ковра. Она чувствовала себя удивительно живой и полной трепета.

Посмотрела на свои руки, на обгрызенные ногти и принялась нервно теребить пальцы.

Шейн сделал два шага в комнату.

— Я не хочу, чтобы ты покидала дом в оставшиеся два дня, — сказал он. По правде говоря, она ожидала совсем другого. — Твой папа уже считает, что мы тебя спаиваем и устраиваем здесь оргии. Я не хочу, чтобы ты уехала домой со следами клыков на шее. Или в гробу. — Его голос упал почти до шепота. — Я этого не вынесу. Реально не вынесу. Ты понимаешь это, правда? — Она не поднимала взгляда. Он сделал еще шаг вперед, и в поле ее зрения возникли его тренировочные брюки и босые ноги. — Клер, ты должна пообещать мне.

— Это невозможно, — ответила она. — Я не маленький ребенок. И не твоя сестра.

Он рассмеялся низким, горловым смехом.

— Это точно. Но я не хочу, чтобы ты снова пострадала.

Его теплая рука обхватила подбородок Клер и приподняла ее лицо.

Весь мир замер, одно изумительное мгновение полной тишины. Клер казалось, что даже сердце перестало биться.

Его губы оказались теплыми, мягкими, нежными, и их ощущение просто ослепило ее, заставило почувствовать себя неуклюжей и испуганной.

«Я никогда... никого никогда... я, наверно, что-то делаю неправильно... »

Она возненавидела себя за то, что не знает, как ответить на его поцелуй, понимала, что он сравнивает ее со всеми другими девушками, лучшими девушками, которых когда-либо целовал.

Поцелуй прервался. Ее сердце колотилось в груди, словно птица в клетке. Лицо пылало, а все тело охватило тепло, такое приятное тепло...

Шейн прислонился лбом к ее лбу и вздохнул. Его теплое дыхание омывало ее лицо, и, дав волю инстинктам, она сама поцеловала его. Их пальцы сплелись, и некоторая, вполне определенная часть ее тела готова была взорваться.

На этот раз, когда они прервали поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, он полностью отодвинулся от нее. Его лицо пылало; глаза сияли. Губы Клер вспухли — теплые, восхитительно влажные.

«Ох! — подумала она. — Наверно, надо было сделать... ну, то, что там делают языком».

Воплотить теорию в практику трудно, когда разум упорно твердил прекратить все это.

— Ладно, — сказал Шейн. — Этого... этого не следовало делать.

— Наверно, — согласилась она. — Но через два дня я уезжаю. Было бы ужасной глупостью так и не поцеловать тебя.

На этот раз она не была уверена, кто кого целовал. Ощущение было такое, будто небо обрушилось на нее или звезды взорвались. Теперь руки Шейна двигались свободнее — обхватили ее лицо, поглаживали волосы, шею, плечи и дальше, ниже...

Она тяжело задышала, и он издал стон. Она даже не догадывалась, что может испытывать такие ощущения — пронзающие кожу и нервы, словно молния.

Его руки остановились на ее талии.

Когда их влажные языки коснулись друг друга, мягко, в порядке эксперимента, колени у нее подогнулись, а позвоночник размягчился. Правой рукой Шейн обхватил ее за талию, подтянул еще ближе к себе, а левой снова приподнял ее голову.

Да, вот это был поцелуй. Серьезный поцелуй. Не просто тот, каким одаривают перед уходом или при встрече; это был поцелуй «Привет, секс! », и она никогда даже не подозревала, что может испытывать такие ощущения. И это было классно!

Когда он отпустил ее, она снова села на кровать, совершенно обессилевшая, думая лишь об одном: что, если он тоже сядет на кровать, и она откинется на спину, и...

Шейн сделал два гигантских шага назад, повернулся и вышел в коридор. Чтобы не видеть ее. В каком-то призрачном трансе она смотрела, как сильные, крупные мышцы его спины задвигались под рубашкой, когда он глубоко задышал.

— Ладно, — заговорил он в конце концов и повернулся, по-прежнему оставаясь в коридоре. — Ладно, этого действительно не следовало делать. И мы не будем обсуждать это, хорошо? Никогда.

— Хорошо, — ответила она. Возникло чувство, будто свет истекает с кончиков пальцев ее рук и ног. Свет переполнял ее — теплый, мягкий, солнечный. — Ничего не было.

Он открыл рот, закрыл его и закрыл глаза.

— Клер...

— Я понимаю.

— Запри дверь.

Она встала, прикрыла дверь, сквозь щель бросила на Шейна последний взгляд — и закрыла ее, и задвинула засов.

Она услышала, как Шейн привалился к двери с другой стороны.

— Я такой тупица, — пробормотал он.

Она вернулась в постель и до утра пролежала там, исполненная света.

В понедельник утром никаких признаков Шейна Клер не обнаружила, но встала она слишком рано, фактически вскоре после того, как Майкл испарился. Приняла душ, достала из буфета пирожок с фруктовой начинкой, позавтракала, перемыла тарелки, которые так и лежали в раковине после стихийного бедствия под названием «Обед с родителями», хотя сделать это должен был Майкл. Потом освободила свой рюкзак, засунула туда металлический цилиндр — надо же вернуть его в химическую лабораторию; тогда получится, что она как бы брала его взаймы, не украла, — и Библию со спрятанным в ней томиком.

И потом мелькнула мысль: «Вот будет беда, если они просто украдут у меня книгу».

Клер снова достала ее изасунула на полку, втиснув между десятым томом «Всемирной энциклопедии» и каким-то неизвестным ей романом. После чего вышла, заперла дверь и зашагала в сторону университета.

В химической лаборатории она появилась в перерыве между занятиями. Там было полно народу, и ей не составило труда проскользнуть в уже знакомую кладовку и поставить канистру на место, предварительно тщательно стерев отпечатки пальцев. Выполнив то, что считала своим моральным долгом, она направилась в административный офис, где подала заявление с просьбой отчислить ее из университета. Никто, казалось, не удивился. Наверно, многие уходят — если не исчезают просто так.

Был уже полдень, когда она пришла в кафе. Ева с мутными глазами, зевающая, только что приехала; подавая Клер чашку чая, она выглядела удивленной.

— Мне казалось, ты должна оставаться дома, — заметила она. — Майкл и Шейн сказали...

— Мне нужно поговорить с Оливером, — прервала ее Клер.

— Он в задней комнате. Там у него офис. Клер? Что-то случилось?

— Ничего. Просто, по-моему, у меня есть кое-что подходящее для обмена.

Дверь с надписью «Офис» оказалась закрыта. Клер постучала, услышала, как теплый голос Оливера ответил: «Войдите» — и вошла. Он сидел в очень маленькой комнате без окон, за маленьким письменным столом, на котором перед ним работал компьютер. Улыбнувшись при виде ее, он встал и пожал ей руку.

— Клер... Рад видеть, что с тобой все в порядке. Я слышал, произошло кое-какое... недоразумение.

На Оливере были футболка с надписью «Благодарная смерть» и голубые джины, вытертые на коленях — не столько дань моде, сколько результат долгой носки, подумала она. Он выглядел усталым и обеспокоенным, и внезапно ей пришло в голову, что в чем-то он схож с Майклом. За исключением того, что вот он, сидит здесь в дневное время, да и ночью тоже, так что вряд ли может быть призраком. Или может?

— Брендон очень удручен, — сказал Оливер. — Боюсь, как бы за этим не последовала расплата. Брендон любит наносить удар из-за угла, не напрямую, так что ты приглядывай и за своими друзьями тоже. Включая Еву, конечно. Я уже просил ее проявлять особую осторожность.

Она кивнула, чувствуя, как сердце подскочило к горлу.

— Мм... Что, если я могу предложить кое-что в обмен?

Оливер откинулся в кресле.

— В обмен на что? И кому?

— Я... Это кое-что важное. Конкретнее мне не хотелось бы говорить.

— Боюсь, придется, если хочешь, чтобы я выступил в роли посредника. Невозможно торговаться, не зная, что предлагаешь.

Она осознала, что все еще держит в руке чайную чашку, и поставила ее на угол стола.

— Мм... Тогда я скорее сделаю это сама. Но я не знаю, к кому пойти. Мне нужен тот, кто может приказать Брендону. Или далее еще выше.

— В сообществе вампиров существует своя иерархия, — ответил Оливер. — Брендон далеко не в высших слоях. Есть две фракции, знаешь ли. Брендон входит в одну... Он на темной стороне, так бы ты, наверно, сказала. Все зависит от точки зрения. Конечно, по человеческим меркам ни одна фракция не является безупречной. Я могу помочь тебе, если позволишь. Поверь, тебе не понравится контактировать с этими существами самостоятельно. И я не уверен, что они вообще снизойдут до этого.

Она закусила губу, вспомнив, что Майкл говорил о сделках в Морганвилле. Она в таких делах не сильна и понимала это. И не знала правил.

Вот Оливер знал, а иначе он уже давным-давно был бы мертв. Кроме того, он босс Евы и был симпатичен Клер. Плюс он по крайней мере дважды сумел помешать Брендону укусить ее. Это тоже нужно ему зачесть.

— Ладно, — сказала она. — Книга у меня.

Седые брови Оливера сошлись в прямую линию.

— Книга?

— Вы знаете. Та самая книга.

— Клер, — медленно заговорил он, — надеюсь, ты понимаешь, что говоришь. Потому что ты не можешь здесь ошибиться, как и абсолютно не можешь солгать. Блеф закончится для тебя и всех твоих друзей смертью. Безжалостной. Некоторые пытались, подсовывали подделки или обманывали, утверждая, что книга у них, а потом пытались сбежать. Все они мертвы. Все. Понимаешь?

Она снова сглотнула, конвульсивно. Во рту ужасно пересохло. Она попыталась вызвать в памяти воспоминания прошлой ночи, когда всю ее переполняли тепло и свет, однако сейчас ей было холодно, тяжело и страшно. И Шейна здесь нет.

— Да, — прошептала она. — Понимаю. Но она у меня, и я не думаю, что это фальшивка. И я хочу кое-что выторговать за нее.

Оливер не мигая смотрел на нее. Она попыталась отвести взгляд, но было в нем что-то такое... жесткое и требовательное, что ее захлестнула волна страха.

— Хорошо, — сказал он. — Но сама ты это сделать не сможешь. Ты слишком молода и уязвима. Я сделаю это за тебя, но мне нужны доказательства.

— Какого рода доказательства?

— Я должен увидеть книгу. Сфотографируй, по крайней мере, обложку и одну из внутренних страниц, чтобы доказать, что это она и есть.

— Мне казалось, вампиры не могут читать ее.

— Не могут. По крайней мере, так говорит легенда. Все дело в символе. Как и символы защиты, он обладает свойствами, недоступными пониманию человека. Если это та самая книга, символ воздействует на ощущения вампиров, запутывает их, сбивает с толку. Только люди могут читать слова внутри — но фотография не оказывает такого запутывающего воздействия, и вампиры способны увидеть символ как он есть. Удивительная вещь — технология. — Оливер взглянул на часы. — Сегодня днем у меня назначена встреча, которую я не могу отложить. Вечером я приду к тебе домой. Хотелось бы воспользоваться возможностью поговорить также с Шейном, Евой и еще одним твоим другом, который никогда к нам не заходит... Майкл, кажется? Майкл Гласс?

Она поняла, что кивает и слегка встревожена, хотя не понимает почему. Все в порядке. Оливер — славный дядька.

И ведь больше ей не к кому обратиться здесь, в Морганвилле. Брендон? Тот еще вариант.

— До вечера, — попрощалась она.

Встала и вышла, чувствуя странный холод внутри. Ева недоуменно посмотрела на нее, хотела пойти следом, но у стойки столпилось много народу, а Клер торопливо устремилась к двери и сбежала, прежде чем Ева успела загнать ее в угол. Клер не хотелось обсуждать это дело. Ее не покидало мучительное чувство, будто она только что совершила ужасную ошибку, но не понимала, какую, почему и как.

Она была так погружена в свои мысли и ощущения, так убаюкана порождаемым жарким солнцем ощущением безопасности, не говоря уж о людях на улицах, что забыла — в Морганвилле угроза подстерегает не только ночью. Первым предупреждением ей послужил негромкий рокот двигателя, и тут же ее с силой толкнули и прижали к разогретой солнцем дверце оказавшегося рядом фургона.

Ее пихали, тянули, толкали, пока, не успев даже взвизгнуть, она не оказалась в фургоне. Сверху навалились какие-то тела, и дверца фургона захлопнулась, отрезав доступ солнечному свету. Машина рванула вперед, Клер рухнула на устланный ковром пол, услышала возгласы и смех.

Девичий смех.

Кто-то коленом надавил ей на грудь, так что стало трудно дышать; все попытки извернуться или спихнуть с себя тяжесть ни к чему не привели. Сморгнув слезы, Клер разглядела, что это Джина, модно одетая, со свежим макияжем и вообще выглядевшая великолепно, если не считать тошнотворного мерцания глаз. Моника стояла на коленях рядом с Клер, улыбаясь натянутой, жестокой улыбкой. Дженнифер вела машину. Еще в фургоне находились две девушки, запомнившиеся Клер по стычке в подвале. По-видимому, Моника по-прежнему вербовала новобранцев, и эти две пока проходили испытания в ее школе продвинутых психопатов.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒