Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Вон Кью-Кит 20 страница



Когда человек просветлен и видит вещи в их истинном свете, то что же он действительно видит' Он видит, что все вещи непостоянны и что всякое индивидуальное существова ние в своей основе есть существование страдания, для того чтобы избежать в этой жизни страдания, истинно мудрый человек должен отказаться от всех желаний для себя [как индивидуальности] и тех вещей, которые составляют подоб ную жизнь Иными словами, Просветленный видит то, что мы обычно именуем «я», является величайшей иллюзией, и по­знать это — значит освободиться от уз индивидуального су­ществования Свобода от уз индивидуальности как раз и со составляет истинное спасение

Ошибочные представления, как объяснялось во мно­гих разделах данной книги, вызваны неумением различать обыденное знание и космическую мудрость — на­стоящая проблема, с которой, как полагают махаянисты, приходится сталкиваться многим хинаянистам На фено­менальном уровне обыденного знания действительно вер­но то, что «все вещи непостоянны и что всякое индивиду­альное существование в своей основе есть существова­ние страдания», но на трансцендентальном уровне косми­ческой мудрости все постоянно, всеведуще и наполнено блаженством Надмирская цель дзэн и состоит в актуа­лизации этой трансцендентальной реальности

Верно также, что на уровне обыденного знания уче­ние дзэн и всех других школ буддизма состоит в «осво­бождении от уз индивидуального сознания» Все это может создать впечатление, что спасение или нирвана означает исчезновение индивидуума Но если мы наде­лены космической мудростью, то осознаем, что в транс­цендентальном плане отсутствует какое-либо исчезнове­ние, поскольку на первый план здесь выступает вовсе не индивидуум Индивидуум, который «реален» на уровне нашего обыденного сознания, является иллюзией Нирва­на или просветление есть непосредственный опыт того, что индивидуум, всякий индивидуум, в действительности является космической реальностью — здесь нет какого-либо различия между познающим и познаваемым

Все это неизбежно подводит нас к вопросу «Если нет индивидуальности, означает ли это также, что нет и «я», или души? » Иными словами, верит ли дзэн-буддизм, в частности, и буддизм вообще в существование «я», души. За исключением буддизма Тхеравады или Хиная­ны, все иные школы буддизма не сомневаются в суще­ствовании «я», или души, в феноменальном мире, подоб­но тому, как существуют стулья и горы Современный наставник, досточтимый Шэн Янь, говорит

Если в глубоком просветлении есть существование, то имеется ли там также и «я»? Если бы «я» не существовало, вы были бы не способны что либо делать. Если что и уничтожается, так это «эго», что означает существование исключительно ради самого себя В действительности исчезает лишь привязанность к «я»

В своем классическом труде «Буддизм в Китае» Кеннет Чэн пишет

В китайском буддизме сама идея неуничтожимой души была выдвинута довольно рано эта душа вечно скитается в море бедствии из за своей привязанности ко множеству вещей сего мира

Но наиболее авторитетное мнение о «я», естественно, исходит от самою Будды

Я мысленным взором обозрел весь мир, и мне никогда не приходилось встречаться с чем либо более дорогим любому человеку чем его собственное «я» Поскольку каждому дорого свое «я» то пусть каждый желая себе выгоды не навредит другому

Здесь Будда говорит о «я» в феноменальном мире Все школы буддизма, включая Тхераваду, признают тот факт, что то же самое «я», которое обрело окончательное просветление наподобие Будды Сиддхартхи Гаутамы, существовало и бесконечное число жизней назад

Но в конечной реальности «я», или душа, — подобно всем иным феноменам, включая небеса, преисподнюю и физический мир, в котором мы живем, — всего лишь иллюзия1 Иными словами, когда «я» достигает просветле­ния, оно осознает, что его личное «я», или душа, в дей­ствительности является Вселенским «я», или Вселенской Душой Некоторые именуют такую Вселенскую Душу Богом Буддисты называют эту конечную истину по-раз­ному Татхагата, Будда, нирвана, бодхи и пустота, адепты дзэн часто именуют ее как собственная природа или изначальный облик

Поскольку тхеравадины не могут понять этой косми­ческой мудрости, которая позволила бы им различить

трансцендентальное и феноменальное, они полагают, что «я», или душа, не существует — это верно для трансцен­дентального мира, но не для феноменального. И все же отрадно видеть, как в отличие от менее именитых учите­лей Тхеравады, которые заявляют, что учение Махаяны является поздней фальсифицированной формой буддиз­ма, великие наставники Тхеравады, такие, как Валпола Рахула, говорят, что и Махаяна и Тхеравада вышли из одного учения Будды. К примеру, Валпола Рахула гово­рит:

Самой верной аксиомой дзэн является обретение буддово-сти непосредственным вглядыванием в свою собственную природу... Очевидно, что под словом «Будда» здесь подразуме­вается не человеческий Будда Гаутама, который представлял собой Саммасамбуддху (Окончательно и Полностью Про­светленного)... Слово «Будда» используется в своем искон­ном значении «пробужденный» или «просветленный» (от кор­ня будд, пробуждаться). Тот, кто познал Истину (нирвану), может быть назван в этом смысле Буддой, что также согла­суется с традицией Тхеравады.

ГЛАВА 23

ДЗЭН В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

КАК БЫТЬ БОЛЕЕ УДАЧЛИВЫМ И БОЛЕЕ ЖИЗНЕРАДОСТНЫМ

Когда свеж ваш ум и вы живете полной жизнью, а не просто суще­ствуете, выживаете, вы способны оценить красоту и прелесть окру­жающей вас жизни.

ПРОСТОЙ, ПРЯМОЙ И ДЕЙСТВЕННЫЙ

Вполне естественно, что многие люди не готовы или не заинтересованы в духовной практике. Но даже если вы не готовы или не заинтересованы практико­вать дзэн в качестве духовной дисциплины, вы можете привнести ощущение дзэн в свою повседневную жизнь и извлечь много пользы из этого. Дзэн помогает нам наилучшим образом раскрыться как в мирском, так и в надмирском планах [бытия]. Основой практики дзэн является медитация, но вы можете практиковать дзэн в познавательном плане, усваивая при этом некоторые его принципы.

Три основные черты, отличающие дзэн, заключаются в его простоте, прямоте и действенности. Если ученик дзэн желает, чтобы учитель успокоил, к примеру, его ум, он не будет прибегать ко всякого рода ритуалам, вычиты­вать, что такое ум, а затем, рассыпаясь в любезностях, в иносказательной форме излагать учителю свою просьбу. Он просто пойдет к учителю и скажет: «Сударь, успокойте, пожалуйста, мой ум». И учитель не будет вникать в заботы ученика, утруждать того длинной беседой или измерять частоту волн его мозга. Он прямо скажет: «Принеси свой ум, и я успокою его для тебя» или, если пожелает узнать, что заботит ум ученика, он просто спросит: «Что заботит твой ум? »

Такие проявления или утверждения оказываются дей­ственными, потому что сообразуются с конкретной ситу­ацией. Например, когда Бодхидхарма попросил Хуэйкэ принести свой ум, чтобы наставник мог его успокоить, Хуэйкэ обрел просветление. Позже, когда Хуэйкэ попро­сил своего ученика Сэнцаня принести ему свои грехи, чтобы тот мог очистить Сэнцаня от них, Сэнцань пробу­дился. Наставники говорили как раз то, что было наибо­лее действенно для данного человека и данной ситуации. Для другого человека или в другой ситуации их советы были бы иными — возможно, они заткнули бы рот уче­нику или ударили палкой.

Мы можем извлечь полезный урок из простых и прямых действий адептов дзэн. Так, если вы пожелае­те в следующий раз договориться с кем-нибудь о встре­че или поинтересоваться у своего начальника насчет по­вышения оклада, вместо того чтобы думать, как это сде­лать и делать ли вообще, ступайте к нему и просто и прямо скажите — вежливо, или стуча по столу, или как-то иначе в соответствии с ситуацией: «Мне хотелось бы договориться о встрече» или «Я требую повышения оклада».

Простота, прямота и действенность дзэн нашли пре­красное отражение в шаолиньском кунг-фу и шаолиньском цигун, в двух шаолиньских дисциплинах, слу­жащих как для подготовки [к опыту переживания] дзэн, так и для самой формы его проявления. Все формы [движения] шаолиньского кунг-фу просты, прямы и дей­ственны. Когда представитель шаолиньской школы кунг-фу хочет отразить атаку соперника или нанести ему удар, он делает это посредством простого, прямого движения в отличие, что любопытно, от представителя

школы таи-цзи цюань, который вначале подкорректиру­ет положение тела и ног, а затем приступит к отраже­нию атаки, и не напрямую, а посредством круговых дви­жений, чтобы свести к минимуму силу соперника. В отличие от шаолиньского представителя, который после отражения атаки сразу же наносит удар, представитель школы тай-цзи цюань после отражения атаки, довольно сложным маневром следуя за движением соперника, заставляет его занять невыгодное положение и лишь затем наносит удар. Действительно, сравнительное изу­чение шаолиньского кунг-фу и тай-цзи цюань, являю­щихся, каждый по-своему, прекрасными [воинскими] ис­кусствами, показывает нам простой, прямой и действен­ный характер дзэн и плавные, текучие движения воды, за которые ратует знаменитый даосский канон «Дао дэ цзин».

Шаолиньский цигун также прост, прям и действен. К примеру, если представитель шаолиньского цигун желает укрепить свою выносливость, вместо того что­бы, задыхаясь, преодолевать несколько километров или, обливаясь потом, заниматься несколько часов в гимнастическом зале, он выполняет дыхательные уп­ражнения в течение 15 минут, чтобы очистить соответ­ствующие меридианы для улучшения потока энергии и увеличения собственного энергетического уровня, чер­пая саму энергию из космоса. Когда вы поймете, что улучшение потока энергии и увеличение энергетичес­кого уровня ведет к укреплению выносливости, что в свою очередь является причиной, а не следствием бо­лее совершенного бега или более совершенного выпол­нения атлетических упражнений, вы сможете оценить, сколь простым, прямым и действенным является сам подход шаолиньского цигун [к проблемам здоровья]. Действительно, те упражнения шаолиньского цигун, ко­торым я обучил буквально сотни людей, чтобы помочь справиться с такими болезнями, как астма, гипертония, пептические язвы, диабет и рак, были чрезвычайно про­стыми.

ГЛУБОКОЕ В ПРОСТОМ

Когда мы говорим о простоте этих дисциплин, это вовсе не значит, что шаолиньские кунг-фу и цигун, лю­бые действия или утверждения дзэн поверхностны и не глубоки; на самом деле они очень глубоки. К примеру, ответ Бодхидхармы «Принеси свой ум» на просьбу Хуэйкэ успокоить его ум столь глубок, что он доступен только тем, кто достиг уровня развития Бодхидхармы и Хуэйкэ. Тот же самый ответ, данный человеку с менее подготовленным уровнем сознания, несмотря на простой и ясный язык, поставит того в тупик. Многие читатели найдут гунъани или коаны непонятными, поскольку уро­вень развития самих читателей не соответствует уровню развития монахов, которым гунъани и были адресованы вначале. Равным образом, простой [в исполнении] блок шаолиньского кунг-фу может быть достаточно глубоким [по своему содержанию], что является следствием много­вековых усилий шаолиньских наставников по поиску лучших путей отражения конкретной атаки, включая учет различных боевых факторов, таких, как комплекция и сила противника, имеющееся пространство [для манев­ра] и возможные, следующие за выполнением блока, дей­ствия. И блок в кунг-фу, и ответ Бодхидхармы просты в том смысле, что все ненужные на данный момент дви­жения или слова отбрасываются, остаются лишь те, что принесут желаемый результат.

С другой стороны, большинство людей, наблюдавших прекрасное исполнение [действий] шаолиньского кунг­фу, поражает красота форм [движений], которые, без со­мнения, более сложны и изощренны, чем формы иных воинских искусств, вроде каратэ, таэквондо или западно­го бокса. Как же можно называть подобные формы [дви­жений] кунг-фу простыми, возможно, спросите вы? Все дело в том, что они просты в отношении выбора воз­можных движений, которые принесут то же самое жела­емое действие. Поскольку шаолиньское кунг-фу имеет более древнюю историю по сравнению со многими иными существующими сегодня воинскими искусствами, в кунг-фу создан огромный арсенал боевых приемов. Там, где, к примеру, иные единоборства могут предложить два или три приема для конкретной ситуации боя, шаолиньское кунг-фу располагает двадцатью приемами. Поэтому оно более изощренное, разработанное единоборство, чем все остальные, включая и тай-цзи цюань.

Если шаолиньское кунг-фу отражает такие черты дзэн, как простота, прямота и действенность, то почему они не ограничиваются двумя-тремя приемами вместо двадцати? Это будет называться ограниченностью, а не простотой в вышеупомянутом смысле, что также подо­рвет действенность кунг-фу. Шаолиньское кунг-фу рас­полагает большим выбором приемов, чтобы справиться с любой боевой ситуацией. Боец может выбрать наибо­лее подходящий в данном случае прием. К примеру, бойцы с различной физической комплекцией не будут пользоваться одним и тем же приемом для отражения атаки или, если боец хочет подтолкнуть противника к продолжению своей атаки, прием в данном случае бу­дет иным. Но независимо от типа привлекаемых при­емов, даже если они довольно изощренны сами по себе, в них нет ничего лишнего. Если, к примеру, в данной ситуации три различных приема ведут к желаемому дей­ствию, приверженец кунг-фу воспользуется самым про­стым и наиболее прямым приемом.

Такое краткое описание кунг-фу вовсе не уводит нас от темы разговора; оно показывает, как на практике про­является простота, прямота и действенность дзэн. Чтобы показать, как проявляют себя те же черты дзэн в сфере языка, прекрасным примером здесь послужат гуанъани или коаны. Подобно тому как незнакомые с шаолиньским кунг-фу люди сочтут его сложным, так и люди, не готовые к пробуждению дзэн, найдут гуанъани непонят­ными. Всякого, кто читал гуанъани в этой или других книгах, должны поразить простота и прямота их языка, даже если читатель и не смог проникнуть в их истин­ный смысл. Посмотрим на язык следующего гуанъаня,

взятого из знаменитого классического сборника «Скри­жали Лазурной скалы» (кит. «Би янь лу»):

Однажды [глава Собрания шанцзо] по имени Дин, придя к Линьцзи на собеседование, спросил: «В чем заключается вели­кий смысл буддийской дхармы (учения)? » Линьцзи спустился со своего соломенного седалища, схватил его за грудки и дал ему звонкую оплеуху, а затем резко оттолкнул. Дин застыл на месте в глубоком замешательстве. Стоящий рядом монах закричал на него: «Глава собрания Дин! Почему не кланяе­тесь?! » Тогда Дин поклонился Линьцзи, и в этот момент его постигло великое озарение.

Трудно найти другой вид прозы, более простой и пря­мой в отношении языковых средств, чем гунъань, и, если вы готовы к пробуждению дзэн, гунъань может оказать­ся довольно действенным. В приведенном выше гунъане отсутствует описание наставника, главы Собрания или иных монахов, нет рассказа об испытываемых ими чув­ствах до, во время или после случившегося, что свой­ственно иным жанрам литературы. Здесь даже не упо­минается время и место действия. Все эти литературные приемы излишни в чаньских гунъанях; они отброшены потому, что не способствуют желаемому действию.

Когда мы говорим о простоте гунъаня, это вовсе не означает, что он поверхностен и неглубок. Приведенный выше гунъань, как и все остальные, является прекрасным примером того, как глубокое заключено в простом. К чему пробудился глава Собрания и как оплеуха или вме­шательство другого монаха подтолкнуло его пробужде­ние? «В чем заключается великий смысл буддийской дхармы? » был в действительности риторическим вопро­сом: каждый из действующих лиц гунъаня знал дослов­ный ответ. Оплеуха Линьцзи должна была заставить гла­ву Собрания перестать прислушиваться и, соответствен­но, искать выражаемый словесными суждениями ответ и должна была указать на то, что учение Будды — про­светление — неизъяснимо. Подсказка монаха явилась

как бы пусковым механизмом постижения главой Со­брания намеренного бессловесного ответа наставника и прозрения, что космическая реальность трансценденталь­на, запредельна.

Практикуя на словах и на деле такие черты дзэн, как простоту, прямоту и действенность, мы сможем сделать повседневную жизнь осмысленной и стоящей как для нас самих, так и для других. Уместно здесь заметить, что подобные черты свойственны творениям великих уче­ных, философов и учителей. Эйнштейновскую теорию относительности, совершившую переворот на Западе во взглядах на мир, нельзя было выразить более просто, пря­мо и действенно, чем знаменитой формулой е = mс2.

Взглянем на первую строку «Дао дэ цзин» Лао-цзы: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть по­стоянное дао». Хотя немногие могут понять эту великую космическую истину, она, пожалуй, чрезвычайно проста, пряма и действенна. Если вы достаточно хорошо поняли данную книгу, то для вас не составит труда постигнуть смысл знаменитой строки Лао-цзы. Он выражает здесь на даосском языке то, что наставник дзэн пытается передать своим ученикам необычными средствами — как записа­но в гунъанях, — что конечная реальность неизъяснима. Стоит нам прибегнуть к названиям при описании конеч­ной реальности, тотчас возникают различия, приводящие к феноменальному миру, и то, что мы описываем, уже не является конечной реальностью.

Если мы не понимаем формулу Эйнштейна или всту­пительные слова Лао-цзы к своему трактату, несмотря на простоту, прямоту и действенность их языка, то это происходит оттого, что не учли всей заключенной в них глубины. Именно здесь и проявляется роль великих учи­телей: они позволяют [нам] постигнуть смысл глубоких и сложных представлений. И их учения всегда просты, прямы и действенны. Лишь посредственные учителя и писатели — возможно, пытаясь изобразить свое величие, или из-за собственного непонимания — запутывают про­стые вопросы.

Посмотрим, насколько просто, прямо и действенно из­ложено учение величайшего учителя Будды, даже когда его переводят на другой язык, столь отличный от ориги­нального лексикой и грамматическим строем. Сама про­стота, прямота и действенность учения тем более впечат­ляют, когда мы постигаем, что оно затрагивает самые глубинные проблемы — как верующий может своей практикой достичь просветления:

Что же такое срединный путь' Это просто благородный восьмиступенчатый путь, иными словами, включающий- пра­вильное воззрение, правильное стремление (решимость), пра­вильную речь, правильное поведение, правильный образ жизни, правильное усилие (усердие), правильную внимательность (памятование), правильное сосредоточение Таков срединный путь, открытый Совершенным, дающий [правильное] видение и мудрость и ведущий к миру, к прозрению, к ниббане.

ДЕЙСТВУЙ, А НЕ ТОЛЬКО РАССУЖДАЙ

Наряду с простотой, прямотой и действенностью сво­их поступков и слов, вы можете и иным образом при­внести принципы дзэн в свою повседневную жизнь. Два принципа дзэн, способные обогатить вашу собствен­ную жизнь и жизнь других [окружающих вас] людей, гласят: «Действуй, а не только рассуждай» и «Будь вни­мателен [к происходящему в] данный момент».

Первый принцип является основополагающим для буддизма. Поэтому, когда склонные к доказательствам и суждениям мужи задавали Будде вопросы относительно метафизики и космологии, Досточтимый предпочитал хранить благородное молчание, хотя и обладал высшей премудростью в данных областях. Именно по этой при­чине Бодхидхарма просил своих учеников сжигать свои писания; он видел, как они становились рабами слов вместо того, чтобы практиковать учение, выраженное словом. Принцип дзэн «делать, а не говорить» широко представлен в гунъанях, где его символом являются, к примеру, окрик Линьцзи и посох Дэшаня (см. главу 12). Когда ученики спрашивали своих наставников, что такое дзэн, вместо объяснения, что конечная реальность неизъ­яснима, Линьцзи кричал на них, а Дэшань обхаживал посохом. Многие их выдающиеся воспитанники обрели пробуждение или просветление таким способом.

Этот принцип прекрасно проявляется в шаолиньском кунг-фу и шаолиньском цигун. Наставника шаолиньского кунг-фу или цигун отличала глубина его мастерства, а не широта знаний, хотя большинство наставников были довольно начитанными людьми. Если шаолиньский адепт овладевал, к примеру, искусством Золотого Колоко­ла, когда он мог противостоять ударам, не получая по­вреждений, или искусством передачи своего ци, иначе — жизненной энергии, больным людям для лечения хрони­ческих болезней, он мог по праву называться мастером-наставником, даже если знал слишком мало теорию кунг-фу или цигун. Путь к мастерству лежал через практикование единственного приема, необходимого для обретения соответствующих навыков, ежедневно в тече­ние многих лет, а не углубленное чтение или изучение иных приемов и навыков. Поэтому сами приемы, необ­ходимые для привития подобных навыков, неизбежно оказывались простыми, прямыми и действенными.

Даже если вы не смогли овладеть искусством Золо­того Колокола или посредством удара вызывать у кого-то пробуждение, сам принцип «делать, а не просто рас­суждать» может оказаться весьма полезным в вашей повседневной жизни. Если вы, к примеру, не удовлетво­рены работой ваших служащих или подчиненных, вмес­то бесплодного увещевания или жалоб своему приятелю предпримите простые, прямые и действенные шаги к тому, чтобы подчиненные стали работать как следует.

Запад и Восток имеют совершенно различный подход к проблеме дела и слова практики и обучения. В восточ­ной традиции упор делается на практику, тогда как на Западе — на слово, или обучение. Обычно, когда на Востоке ученик занимается под руководством наставника, будь то дзэн, кунг-фу, цигун или иного рода дисциплины, он полностью доверяет учителю и делает все, что тот говорит. И такой ученик обычно не знает практически ничего, за исключением тех немногих сведений, которые получает от учителя.

К примеру, когда я впервые взялся за кунг-фу под руководством своего первого наставника, Сыфу Лай Цинь Ва, иначе Дядюшки Справедливость — так он был более знаком широкой публике, — я практиковал стойку в позе всадника, наиболее трудоемкое упражнение из всех, какие мне известны, в течение месяцев, поскольку мой учитель требовал этого от меня. Спустя годы, когда я занимался цигун, а затем дзэн с Сыфу Хо Фатт Намом, преемником в третьем поколении преподобного Дзян Нана из Шаолиньского монастыря, то практиковал кос­мическое дыхание, а позднее «сидение в позе лотоса, ни о чем не думая и ничего не делая» в течение несколь­ких лет, не зная даже, какие выгоды они мне могут при­нести. Сама мысль спросить учителя, почему мы делаем то, что делаем, никогда не приходила мне в голову, ибо подобный шаг был бы явным выражением недоверия [к учителю]. И лишь значительно позже я обрел теорети­ческие знания, которые подводили основу и объясняли мой прежний опыт.

Большинство на Западе посчитали бы такое смирен­ное поведение странным и неразумным, и в какой-то мере они правы. Прежде всего западное отношение к учителю отлично от традиционного восточного. Для меня мои учителя были тем же, чем был для меня отец — в восточном понимании, непререкаемым авто­ритетом. Многие на Западе относятся к учителю как к равному, с кем они могут чувствовать себя непринуж­денно, порой даже нехорошо обходиться с ним. Во-вто­рых, западные люди довольно настырны: они не только будут донимать учителей вопросами, но и постараются прочесть по интересующему их вопросу как можно больше.

Лично я не согласен с первым взглядом на отноше­ние к учителю, но второй представляется вполне разум­ным, если только сами расспросы будут вестись в ува­жительном тоне и, что более важно, если ученики будут «практиковать», а не просто «учиться», в согласии с принципом дзэн «действуй, а не только рассуждай».

Учителя нам не ровня; они, по крайней мере на сту­пень, выше нас, иначе они не должны и не могут быть нашими учителями. Необходимость уважать учителя и строгая дисциплина служат во благо самим ученикам, иначе их успехи будут незначительными. Когда друзья, ученики или гости замечают мою выдержку, энергию, открытый и спокойный характер, я знаю, что всеми этими качествами в большой мере обязан тому глубокому по­чтению, которое испытывал (и испытываю до сих пор) к своим учителям. По правде говоря, мне очень повезло; у меня было два лучших учителя в мире, которые не толь­ко в совершенстве владели своим искусством, но и по­давали блестящий пример своими высокими нравствен­ными качествами. Сам образ их жизни больше, чем их устные наставления, способствовал тому, что я научился понятию справедливости — благодаря Дядюшке Спра­ведливость, о чем говорит его благородное прозвище — и понятию самой совести — благодаря Сыфу Хо Фатт Наму. Они не только говорили о справедливости и сове­сти, но и руководствовались ими в своей повседневной жизни.

Но в настоящее время чрезвычайно трудно отыскать учителей с такими высокими [нравственными] качества­ми. Когда некоторые начинают обучать цигун или меди­тации после недельных курсов, вы можете оценить не только их мастерство, но также и те ценности, которых они придерживаются в своей жизни. Поэтому ваши уважительные расспросы учителя о его предмете явля­ются разумной практикой, особенно сейчас, когда многие инструкторы изображают из себя наставников. Если учитель не может удовлетворительно ответить на глав­ные вопросы или не в состоянии как следует продемонстрировать свое искусство, которому он собирается учить, у нас есть большие основания для подозрений. Вежливо задавая учителю вполне правомерные вопросы, а не вступая с ним в полемику по поводу предмета, в котором он должен быть сведущ, или побуждая его про­демонстрировать свое умение, можно просто, прямо и действенно проверить его компетентность как учителя.

И если он окажется действительно знающим свой предмет, ученикам все же будет полезно самим ознако­миться с литературой по данному вопросу. Но при этом необходимо помнить, что даже если учитель не окажется достаточно сведущ в теории, он все же может быть довольно искусным в своем деле и поэтому спо­собным многое дать знающим ученикам. Демонстриро­вать учителю свою начитанность не только неучтиво и неприлично, но и губительно для учебы. Такие ученики должны вспомнить о принципе «действуй, а не только рассуждай», их знание служит для практических резуль­татов в овладеваемой ими дисциплине, и, что более важно, они должны практиковаться в ней, а не только изучать ее.

В дзэн и других школах буддизма знание, хоть и це­нится высоко само по себе, всегда ставится ниже опыта. Человек с дипломом строителя, не умеющий класть кир­пичи, уступает необразованному каменщику в смысле строительства дома Подобное вовсе не означает, что знание неважно, знание служит картой, показывающей не просто маршрут движения, но и место назначения. Без знания большинство учащихся много времени блуж­дают в потемках. Но недостаточно иметь карту; учаще­муся нужно преодолеть маршрут, чтобы добраться до цели.

Обучая своих учеников искусству кунг-фу и цигун, я всегда объяснял им, какая философия лежит в основе этих дисциплин. Такое знание помогает им лучше уяс­нить собственные цели и задачи, увидеть имеющиеся средства достижения целей и тем самым добиться более весомых результатов в более короткие сроки. Действительно, многие мои ученики сумели за шесть месяцев достичь того, чего я добивался в течение трех лет. Бе­зусловно, такие успехи связаны не только с моими сло­вами, но и с их делами; благодаря не только самому зна­нию, но и тому, что знание расширило их кругозор и побудило к усердной практике.

БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ КО ВСЕМУ, ЧТО БЫ ВЫ НИ ДЕЛАЛИ

Даже если вы регулярно и прилежно занимаетесь, но не вкладываете все свое сердце, разум в то, что вы де­лаете, вряд ли вы достигнете хороших результатов. Быть внимательным ко всему, что бы вы ни делали, является основополагающим принципом во всех школах буддиз­ма. В монастырях Тхеравады, к примеру, монахи каждый день практикуют медитацию при ходьбе — когда они отчетливо осознают каждый момент, когда их ступни касаются или отрываются от земли — для того, чтобы выработать в себе подобную внимательность.

Говорят, что среди учеников Будды необычайным тугодумом был Суддхипантака; он даже не мог запом­нить одну строчку из сутры. Но его решимость обрести просветление была так велика, что он отказался от всего, чтобы стать монахом. Его брат Махапатака, который тоже был монахом, считал, что тому никогда не удастся продвинуться в своем духовном развитии. Суддхипан­така пролил много слез, ведь духовная практика была единственным важным для него делом. Будда заметил его слезы и проникся великим состраданием к несчаст­ному. Будда спросил его, что тот умеет. Ученик сказал, что он умеет подметать пол. Будда велел ему, подметая пол, повторять про себя: «Очищаю пыль, убираю грязь». Постепенно Суддхипантака выработал у себя вниматель­ность к каждому своему слову и действию в каждый момент времени, более ничего не делая. Но в итоге он обрел просветление. Так что Суддхипантака может служить нам вдохновляющим примером: если столь глупый человек сумел обрести просветление, то не может быть отговорки для любого из нас, будто бы просветление нам не под силу.

Поскольку, о чем свидетельствуют многие гунъани, наставник дзэн часто не позволял своим ученикам при­бегать к помощи мышления либо иной формы словесно­го выражения, некоторые могут подумать, что вниматель­ность [т. е. осознанность действий] несовместима с заня­тиями дзэн, но это не так. Кажущееся противоречие вызвано как неспособностью языка выразить смысловые оттенки, так и неумением различать высокоразвитый ум дзэнских монахов и необученный [нетренированный] ум обычных людей. На самом деле, практика дзэн — это воспитание внимательности. Сознание прежде всего должно научиться достигать одноточечности [своего со­стояния], а затем уже расширяться. На языке дзэн это означает, что мы вначале укрощаем наше сознание, за­тем достигаем [состояния] не-ума, представленного в «десяти изображениях [поиска быка]» картиной укроще­ния быка, с последующим исчезновением самого созна­ния В гунъанях, поскольку умы монахов были уже ук­рощены и успокоены, их наставники могли прибегнуть к необычным средствам, включая кажущиеся нелепыми ответы, крики и удары, чтобы вызвать в их сознании состояние не-ума, что на языке дзэн означает всесознание.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.