«В Стране Выброшенных Вещей» 44 страница

В Беатриче Саша наконец-то обрёл эту свою «вечную Женственность» – ту, о которой грезил Блок и прочие идеалисты, и всякие вымершие рыцари. Но загвоздка вся была в том, что женственность эта слишком хрупка, эфемерна и возможна лишь во сне, в галлюцинации, в Стране Выброшенных Вещей. Не притащишь же её в свою «Российскую Федерацию» в ХХI век и не предложишь, как все твои друзья своим девчонкам, «гражданский брак» в облезлой общаге. Её невозможно представить в этой серой реальности средь обыденности и безденежья. Ведь денег у тебя ни шиша и главное, что и не появится, ибо все так называемые работники культуры, к которым ты собираешься принадлежать, никогда не имеют в вашем городе приличных зарплат. Своей писаниной ты ведь ничего толком не заработаешь. И не дарить же ей какие-то тухлые «французские» духи, купленные на распродаже и жухлый букетик у бабки за углом в мятом целлофане. Но даже если представить, что у тебя была бы куча денег, и ты был бы успешным шоуменом – что это меняет? Вилла, норковая шуба, бриллианты, столичный клуб – разве купишь всем этим ту неземную Женственность? Беатриче нет никакого места в реальном мире. Её можно только носить на руках, гулять с ней босиком по траве под звёздами, не боясь при этом выглядеть смешным… Не рвать для неё цветов, потому что она, блин, за Гринпис, но просто гулять с ней среди цветов, говорить о цветах и звёздах и, даже не поцеловав, уйти… Ведь в голову даже и придёт, чтобы хотя бы подумать её поцеловать. Добрая, маленькая святая должна оставаться недосягаемой, как чистейшая непорочная звезда в запредельной дали небес. Сашка с горечью понял, что финал этой призрачной сказки был предрешён с первого мига их встречи. Но всё же он не ожидал услышать это из её уст сейчас, когда они так беззаботно упоённо вальсировали меж звёзд. Инфанта, склонив к его груди свою головку, тихонько прошептала:

– Когда ты встретишь наяву её – ту свою настоящую невесту, прошу, относись к ней с той же трепетной заботой и чистой, невинной нежностью, как ты относился ко мне.

– Да что ты такое говоришь, Беатриче?! – испугано и взволновано, будто только что, проснувшись, воскликнул Сашка. – Какая такая «невеста»? Разве может быть другая?.. После тебя… Ведь я так…

Но беленькая девочка не дала ему договорить, приложив изящный пальчик к его губам, она серьёзно покачала головкой и строго промолвила:

– Выслушай меня, пожалуйста, очень внимательно, мой хороший, мой благородный сэр Тристан. Мой долг состоял лишь в том, чтобы временно приютить странствующего рыцаря, исцелить его, утешить и направить на путь Истины… Мои руки лишь на время поддерживали и согревали твои. Ведь мой путь уже давно окончен. Я дошла до самого конца всех путей, а твои странствия ещё впереди. Я ведь не вернусь… А тебя там ждёт ещё целая жизнь. Спасибо, что ты был. Ты стал моей последней нежностью, как я для тебя первой. Но ты её ещё встретишь своего истинного Спутника и узнаешь её с первого взгляда. У неё будет моя улыбка…

Может, оттого что чары развеялись, и окончилось волшебство, а может от горечи и разочарования, что поразили Сашку в самое сердце, они с Беатриче стали медленно опускаться, также легко, как и воспарили до этих космических высот. Так завершилось их межзвёздное путешествие, а вместе с ним подошло к концу ещё нечто огромное, необъятное, неуловимое. Саша не хотел поверить её словам, хотя где-то в глубине своей души он, безусловно, всегда знал, что так оно и будет…

…Дни проходили, перелистываясь один за другим, как страницы зачитанной до дыр книги, и теперь даже события, произошедшие до войны, стали казаться дальней далью, седой стариной. Сашка стал чем-то вроде музейного экспоната, как ветхий ветеран войны, часть их истории. Так что проходящие мимо него малявки разевали рты от восторга и удивления при взгляде на него, тыкали пальцами и громким шёпотом рассказывали друг дружке всякие небылицы о нём. Он стал легендой, он стал призраком среди живых. Нет, он, конечно, не был забыт, да и дел у него всегда хватало. Но что-то ушло бесследно, и Сашка ощущал себя частью этого самого – ушедшего. Он столькому успел научиться, столько всего создать, он послужил всем, чем смог для Страны, преумножив своё мастерство, свои знания. И словно прожил уже целую жизнь, успев незаметно состариться и выйти на пенсию. Много времени он проводил с лучезарным Рэем и его голубовласой сестрой. Лилово-фиолетовые тона его клетчатых рубах, сверкающая лазурь волос Клементины… Они болезненно откладывались в памяти Сашки, мельчайшие детали теперь не давали ему покоя – он коллекционировал эти мелочи, будто на про запас, словно собирая чемодан в путь… И всё чаще взор Сашки отныне обращался к Морю за звёздчатый полог небесного водопада. Чаще всего в последнее время его можно было встретить блуждающим у берега или сидящим на пристани. С необъяснимой тревогой и волнением он провожал взглядом каждый поезд, идущий в Никуда.

Однажды он поинтересовался у Рэя:

– Ты никогда не хотел отправиться туда и узнать что там?..

– Я, если честно, побаиваюсь об этом даже задумываться. – признался тот. – Потому что так оно обычно и бывает с человеком – как начнёт кто-нибудь об этом думать, так не успеешь заметить, как он уже денно и нощно грезит поездом в Никуда, будто его околдовали. В итоге они однажды исчезают, и мы не задаём вопроса, куда они делись. По сути где-то в глубине души мы все страстно мечтаем туда отправиться… Неужто, и ты пришёл к такому решению? – с некоторой тревогой вопросил он, внимательно всматриваясь в лицо Сашки.

– Поезд в Никуда?.. – медленно проговорил тот с задумчивым выражением лица. – Да, нет. Я просто вспоминаю о брате, что его туда понесло… Меня тревожит иное. Отчего-то мои мысли всё чаще обращаются к Авалону. Наверно занятно там побывать. Меня что-то так и манит туда.

– Ну, это-то элементарно устроить. – облегчённо вздохнув, бодро заявил Рэй. – Тот же поезд, что идёт в Никуда делает высадку у Авалона, туда часто катаются так называемые «туристы». Говорят, там и вправду волшебно.

– А как же обратно?

– На корабле, они часто отчаливают с Авалона к нашей пристани.

– Ну, да – Плутон ведь прибыл таким образом. А что?.. Может и вправду прокатиться, развеяться. Ты как?

– Я думаю, это было бы полезное путешествие. – согласился Рэй. – Если ты хочешь, я с радостью буду тебя сопровождать.

На том и порешили. Собрались сразу на следующий день, да и что там было собираться, не на Луну же отправлялись. Они с Рэем запланировали совершить небольшую прогулку на денёк – ну, может слегка задержатся, если понравится. За завтраком беленькая Беатриче хлопотала не меньше обычного, пытаясь, как следует, накормить их перед дальней дорогой. Однако провожать их на пристань, она пойти не смогла – какая-то непутёвая малявка разболелась, и Инфанта осталась возиться с ней. Зато с ними к причалу поплелась целая толпа всевозможных зверюшек и ползучек, а также Синяя Кошка, Дафна и Солнечный Заяц. Поезд прибыл довольно быстро, Саша и опомниться не успел. Окружённый этой галдящей возбуждённой толпой, он невольно оглянулся на утренний Полис, охваченный привычно нелепой, но ставшей уже такой уютной и родной суетой. Они с Рэем вошли внутрь светлого, хоть и слегка обшарпанного вагона, который внутри весь состоял из пёстрых подарочных коробок, поверх которых были наклеены всевозможные детские рисунки – получалась этакая картинная галерея. Прежде чем двери успели закрыться, Солнечный Заяц вдруг почесал за ухом и на удивлёние чётко и разборчиво произнёс:

– Э, народ, а наш Тристан-таки стал Человеком.

У Сашки челюсть отвисла от изумления, он подскочил на месте, но двери с шипение закрылись, поезд тронулся, и ему больше ничего не оставалось, как сесть обратно. Он продолжал глядеть в окошко на их отдаляющуюся компанию, покуда они не слились в единое пёстрое пятно, и сверкающие звёздный волны не разделили их. В полнейшем недоумении Сашка пытался понять, с каких это пор безумный Солнечный Заяц научился ясно и понятно излагать свои мысли. Или попросту он всегда умел чисто говорить, но попросту издевался над Сашкой?.. Надо будет обязательно выяснить этот вопрос, когда он вернётся в Полис. Но сейчас особо задумываться над этим стало недосуг – не всякий же день Саше выдавалось прокатиться по небесной железной дороге. Железнодорожный путь резко под уклон воспарял вверх, выгибаясь дугой, поезд, разогнавшись, набрал скорость и со свистом нырнули в сверкающий водопад Млечного Пути. И хоть Сашка десятки раз пристально наблюдал за движением поезда – с земли всё выглядело иначе. Почему-то вокруг сгустился лиловатый сумрак, и сделалось темно, будто они нырнули в туннель. Дорога, что в итоге вела в таинственное Никуда, оказалась куда дольше и длиннее, чем могло показаться с берега. Казалось достаточно одного взмаха руки, чтоб достичь острова Авалона по призрачной и светлой дороге. Но откуда-то наползал густой туман вперемежку с сизым мраком, слабо озаряемый проносящимися мимо фонарями. Придорожные фонари, будто ангелы с засвеченными у груди звёздными кадилами, стоят, опустив лики, и кажется, что они пролетают мимо со скоростью мысли, тогда как поезд словно бы стоит на месте. Сашка, прильнув к окну, не смел, заговорить с Рэем – так чарующе дивен и торжественен был сей миг. Мимо проносились целые неведомые города и страны – призрачные миры чьих-то снов и грёз. Саша видел странные дома похожие на огромные перламутровые раковины, планеты, усеянные золочёными циферблатами старинных часов… Там люди походили на звёзды, и звезды были подобны людям. Кругом витали, словно райские птицы, крылатые скрипки и ещё целые стаи различных музыкальных инструментов. Они будто очутились посреди цирковой арены, на которой развернулось невиданное представление – великолепное по своей красоте, хоть и немного пугающее. Небывало огромные существа – чудное подобие людей на ходулях легко перешагивали через их поезд и медленно шагали вдаль, как затерявшийся в пустыне караван. Потоки света окатывали своими волнами поезд, а сквозь трещины в окошках проникали брызги звёздного моря и, касаясь Сашкиных ланит, оседали на них пыльцой. Постепенно мрак, клубящийся вокруг, поредел, впереди явился ослепительный свет, будто приблизился конец туннеля, и они наконец-то достигли станции на берегу острова. Оглушённый Сашка с трудом приходил в себя после этого удивительного путешествия. Но надо было поторапливаться, Рэй предупреждал его, что поезд ненадолго останавливается у Авалона. Когда они вышли на берег, Саша обернулся и посмотрел вслед уходящему поезду, который уже не никогда не вернётся. Есть что-то ужасающе манящее в этом Никуда, куда не так давно отправился его брат. Быть может, там бесприютные странники находят нечто великое, о чём и не догадываются прочие из смертных…

Выйдя из поезда, Сашка и Рэй оказались на залитой солнцем изумрудной лужайке, но всё здесь было настолько странным и диковинным, что даже простые понятия «солнце» и «лужайка» приобретали совершенно иное значение, иной оттенок и глубину. Если когда-то раньше Страна Выброшенных Вещей показалась Саше чем-то пугающе дивным и загадочным, то это место во сто крат превосходило всё, что он успел узреть прежде. В этом месте даже природа сама по себе являлась произведением искусства. Белокаменные здания овивали лунные деревья со светящейся, как жемчуг корой, усеянные самоцветной листвой и радужными цветами. Но вокруг не было никого, не единой живой души. Это почему-то казалось особенно странным. Не могло же того быть, чтобы здесь совсем никто не жил? Но озвучить свой вопрос Саша не лишился, было здесь нечто такое невидимое, таинственно витающее в воздухе, что совершенно не хотелось нарушать этой торжественной тишины. Всё находящееся вокруг – эти прекрасные постройки и сады – были очень простыми, совершенно невычурным, но завораживающе красивыми. От всего этого веяло благородной изысканной стариной, словно эту небесную обитель создали те великие мастера древности, следы которых едва уловимо читаются во всех поистине грандиозных творениях. Авалон поистине являл собою возврат к средневековой аскетичной простоте, он сам был сродни заповедному монастырю, что открывает свои тайны только избранным. Здесь не могло быть никакой попсы и мещанства. И те, кто принимает за красоту глянцевидный блеск гламура, кто ценит лишь бутафорию и подделки, и умиляется от вида кружевных салфеточек и фарфоровых статуэток – никогда бы не разгадал секрета сдержанной и величественной красоты сего места.

Миновав полупрозрачный фонтан, высеченный из рудо-синего аметиста, Саша прошёл в небольшой закуток меж двух серо-белых обшарпанных и затёртых стен и узрел там поразительно яркую фреску – такой изумительной красоты, что захватывало дух. Высотой она была почти с человеческий рост и при этом так изящно мелко выполнена, что для того, чтобы как следует её рассмотреть, нужно было потратить уйму времени. Похоже, ей было уже много веков, но при этом краски сохранились на удивление насыщенными, словно их нанесли только вчера. Зачарованный Сашка замер перед ней и тут обнаружил, что за ней следует другая не менее роскошная, – они составляли собой целую галерею, уводя всё глубже и глубже в свой беломраморный лабиринт. Но тут Саше предстояло пережить великое потрясение – фрески одна за другой во всех подробностях изображали всё, что он успел пережить за время своего пребывания в Стране Выброшенных Вещей. Вот сцены с балов Маргариты, участником которых был он сам… Вот блистательный красавец Цербер в окружении восторженной толпы… А вот и горькая ужасающая казнь Озарила… И Его возвращение… и явление Левиафана, и последняя битва, и коронация Мегетавеель… И вот он сам прибывший на Авалон… В ужасе Саша отпрянул от стены. Обернулся, но Рэй, похоже, ничего не заметил, он увлечёно рассматривал другую фреску на противоположной стене, плотно сжав свои губы, а по его щекам ручьями бежали слёзы. Для каждого здесь таилось своё откровение, своя горечь и радость. Молча, они продолжили бродить по этому заповедному краю. Кое-где обломки древних стен и колон поросли зеленью, впрочем не было того запустения, которое могло бы здесь царить, если бы тут и вправду давно никто не жил. Всё было в меру ухоженным, таким, каким и должно было быть. Беломраморный град, возведённый на кронах деревьев, источал лунное мерцание, негасимое даже во свете полуденного солнца. И хоть в округе они не встретили ни единого живого существа, постепенно Саша начал улавливать едва заметные признаки чьего-то присутствия – тихое веянье сладкозвонной музыки и пение незримых волшебных голосов. Авалон подобный дивному древнему монастырю, похоже, сокрыл своих послушников неведомым покровом от посторонних глаз. Тайны Авалона навеки останутся сокрытыми от чужаков. Весь этот дивный остров расположился таинственным образом на разросшихся корнях огромного древа, парящего в поднебесье. Некий златорукий зодчий возвёл город, соединив самоцветные мостовые мраморными дорожками-перешейками меж могучих корней древа. Чудодейственная сила, что заставляет парить его меж небом и землёй, сокрыта под его роскошной кроной – там затаена сама Жизнь, вдохновлённая Озарилом. И, кажется, Авалон тщетно мечтает улететь навеки в небеса, но людские грехи – те, что они приносят сюда в своих чёрствых сердцах, их дурные мысли не дают ему подняться выше, заключив его посреди земной мглы и выспренней святости.

Проходя между хрупких цветущих яблонь, что произросли из основного корня великого древа, юноши достигли самого центра острова. Они остановились у необъятного ствола – посредине него располагалась дверь, такая же серебристая, как и кора древа, так что увидеть её можно было только вблизи.

– Тебе наверно сюда. – вдруг промолвил Рэй после долгого молчания, так что Саша даже вздрогнул от неожиданности и недоуменно воззрел на него.

Мальчик указывал на дверь и договорил:

– Мне ещё рано. Я с тобой не пойду.

– О чём ты? – не понимая о чём речь, растерянно вопросил Сашка.

– Ступай. Тебя ждут… мне так кажется…

Саша снова перевёл взор на дверь, тяжело сглотнул и ощутил, что его руки отчего-то задрожали. Да, его действительно ждут.

– Но дверь заперта. – задумчиво проговорил Саша, обращаясь главным образом к самому себе.

– А разве у тебя нет ключа? – странно и даже чуть насмешливо прозвучал голос за его спиной.

Да, ключ у него есть. Он хранит его, как и прежде – чудесный ключ Озарила отворяющий все двери. Дрогнувшими руками он коснулся замка, повернулся ключ в замочной скважине но, дотронувшись до ручки двери, Саша резко отдёрнул руку – его вдруг обожгла резкая мысль: а имеет ли он право, достоин ли он?.. Ответ был однозначным. Нет. Не достоин. И никогда не будет достоин. Как и всякий смертный. Сюда входят только по Вере, только по Милости. Ему позволили, его ждут, и он не может медлить. Отворив дверь, юноша ослеп от неведомого света и сделал шаг почти вслепую. Зажмурился, а когда почувствовал, что окружающий его свет уже не жалит веки, несмело растворил вежды, не поднимая взгляда. Он отчего-то не посмел воззреть перед собой и смущённо обернулся назад на дверь, в которую он только что зашёл. Она беззвучно захлопнулась и теперь стояла без стены сама по себе – одна лишь никуда не ведущая дверь посреди необъятного простора. Да, и это тоже уже когда-то было. Более того дверь прямо на глазах стала таять, пока вовсе не растворилась в звенящем воздухе, – так же однажды будут развенчаны все призраки после настоящего пробуждения, когда мы все проснёмся.

Теперь вокруг Сашки и позади, и спереди простирались без конца и края холмистые долины, покрытые высокой травой. Эти заповедные поля были совершенно иными, отличными от всего, что Саша зрел в своей жизни и в Стране Выброшенных Вещей, и тем более в том мире, где он жил когда-то прежде. Оказалось, что всё прежнее было всего-навсего подделкой, сном, настоящее открывалось только здесь.

Прежде чем Сашка успел опомниться, он неожиданно оказался окружённый сонмом ясноликих людей, подобных тем лилейным отрокам, с которыми он шёл на последнюю битву. Поющие цветы сами собой цвели у них на груди сквозь ослепительные одежды, и дивные бутоны песнопений рождались на их устах и птицами воспаряли ввысь. Держа в руках раскрытые книги, они пели золотыми голосами – такие изящные, просветлённые, как ангелы окружающие Мадонну с картин Боттичелли. Ангелоподобные юноши сияли, как вековечные светила на тверди небесный, и таким ужасающе грязным и ничтожным ощущал себя Сашка на их фоне, проходя сквозь их блистательный строй, что стыдно было поднять глаза. Но уже через миг это тягостное чувство вины отпустило его, он и вовсе забыл о себе, ведь это было далеко не самое главное – как вообще мало он значил на фоне этого торжества... С цветами и пальмовыми ветвями в руках прекрасные отроки вели свой хоровод, сокрыв собой кого-то. Сашка ещё не мог понять, кто затаился там в их круге за стройными телами, за охапками душистых цветов, но сердце его отчего-то забилось так невыносимо тревожно, так учащённо, что он едва не задохнулся. Отроки медленно расступились в танце, будто распустился огромный бутон, белоснежными лепестками которого были их тонкие фигурки, словно растворились створки перламутровой раковины…Сокровищница открылась, и перед Сашей предстал подобный драгоценной жемчужине хрупкий босоногий мальчик в сверкающих одеждах. Точёные черты иконописного лика и самоцветы завораживающих очей под ворохом агатовых ресниц… и ослепительно блистающие серебряные волосы, как лунные слёзы, развевающиеся на ветру… и гибкие длани, будто вырезанные из слоновой кости – в правой сиял белый камень, всаженный внутрь его кисти, слепящий, как звезда, павшая с неба… Нет, ни один смертный не мог быть столь поразительно прекрасен, тем более было удивительно, когда он разомкнул жемчужные уста и обратился к Сашке:

– Ну что… соскучился?

Мальчик бодро кивнул Саше и обаятельно склонил голову на бок, так что его волосы, горящие звёздным жаром, пали на тонко прорисованный лик, сокрыв его своим занавесом.

Совершенно потеряв дар речи, Саша стоял, опустив руки и дрожа всем телом. Этому нельзя было поверить. В этом нельзя было усомниться.

– Цербер?!. Но как?! Как такое возможно?.. – сдавленно прошептал он и отчаянно бросился навстречу, закусив губу до крови.

Саша почти коснулся его своей простёртой рукой, но буквально в полушаге неуверенно замер и, невольно отпрянув, отдёрнул руку. Заметив это, мальчик весело рассмеялся и задорно молвил:

– Боишься, что я призрак? Ну-ка погляди, умеют ли призраки так...

Он сам легко, едва касаясь земли, подошёл к Сашке вплотную, и, положив изящные руки ему на плечи, склонился к самому его лику. Едва не касаясь устами Сашкиных ланит, он тихонько дунул на него, согревая своим жарким, живительным дыханием. Никогда при жизни уста Цербера не таили в себе столько тепла, столько весенней свежести. Он был живее живого, куда более реальнее, чем когда-либо прежде. Его ласковый смех щекотал Сашкин висок, теперь даже простое его прикосновение, его взор целили и бодрили душу. Отныне Цербер был совершенно, весь насквозь озарён.

– О, Цербер!.. – буквально со стоном бессильно воскликнул Саша, крепко обхватив его за хрупкие остренькие плечи. – Как такое возможно? Что же это?.. Сон? О, пусть тогда я буду вечность спать… Не хочу больше просыпаться. Пусть всё останется так. Даже если я сошёл с ума… Даже если это очередной мой глюк. – судорожно шептал парень, всё сильнее сжимая его в объятьях.

– Эй, полегче, дружочек. – усмехнулся тот, слегка потрепав его по макушке. – Задушишь ведь. Ты неисправим.

– Цербер… Цербер. – шмыгая носом, только и смог пробормотать Сашка, уткнувшись ему в плечо и пытаясь унять бегущие по щекам слёзы.

– Ну и что ты там причитаешь опять, как на похоронах? – насмешливо вздохнул Цербер. – И мокротень, какую развёл. Ты меня всего насквозь проплакал. Может, ещё высморкаешься в мою рубашку?

– По-твоему, это всё смешно? – подняв на него серьёзный взор, слегка обижено поинтересовался Саша.

Когда он воззрел в озарённый, свежий как самая первая зарница, лик Цербера, на душе снова защемило. Коснувшись кончиками пальцев его щеки, Саша с мучительной улыбкой на дрожащих устах едва слышно вымолвил:

– Такой живой… будто ничего и не было.

– А главное ты только посмотри… ноги! Ноги-то – настоящие! – восторженным шёпотом с детской радостью и ликованием сообщил тот, кивнув вниз. – Без всякого скрипа. И они – только представь, Тристан, – совершенно не болят! О, как это удивительно когда ничего не болит… И мне так легко бегать.

Этот трогательный невинный восторг сделал Цербера похожим на ребёнка, получившего долгожданный подарок. На это не возможно было равнодушно взирать. Сашка опять ощутил ком в горле, и слёзы снова предательски брызнули из глаз.

– Ну, кончай ныть, Тристанчик, а то я сам сейчас расстроюсь. – обаятельно проканючил Цербер и трогательная нотка былых капризов вновь прозвучала в его голосе. – А то, когда виделись в последний рад – ты ревел, встретились снова – та же петрушка… У тебя что аллергия на меня? Сопли и зуд в глазах? Лучше давай-ка расскажи, как вы там поживаете.

С трудом взяв себя в руки, ещё слегка всхлипывая, Сашка начал свой рассказ, продолжая при этом держать руки на плечах друга, словно боясь, что он вот-вот растает в воздухе и исчезнет:

– Я исполнил твоё поручение – построил Дом Озарилу. Мы все трудились над ним сообща. Твой проект просто великолепен, даже я – неумеха смог во всём разобраться. Озарил, кажется, доволен, но я сам не особо-то удовлетворён результатом… Мастер из меня никудышный. Боюсь, я всё только испортил. И это естественно не сравнить с тем, что мог бы сделать ты.

– Перестань заниматься самоуничижением. – строго пожурил его Цербер. – Я уверен, ты справился чудесно. Однако я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о своей неудовлетворённости. Боюсь, это беда всех Мастеров. Каждый проект кажется прекрасным только до начала работы. А чем ближе приближаешься к его завершению, тем яснее понимаешь – нет, не то. Опять не то. Но только благодаря этому неизлечимому стремлению к совершенству, мы можем достичь Истинного Высшего Мастерства. Главное никогда не останавливайся. Мастер – это вечный странник на пути к идеалу. И тот, кто заявляет, что он уже чего-то достиг, что ему уже нечему учиться, тот на самом деле жалкий невежда и неумеха. Я до сих пор постигаю новые грани мастерства. Даже здесь мои руки пригодились. Наконец-то эти дары служат по назначению – Тому, Кто мне их вручил. В этом и есть блаженство Мастера.

Саша понимающе кивнул и попытался улыбнуться. Глаза его ещё были влажными, так что Цербер неодобрительно покачал головой и, обеими руками безжалостно вцепившись в его плечи, принялся трясти его со всех сил, насмешливо приговаривая при этом:

– Ну, заканчивай! Что мне сделать, чтобы тебя развеселить? Хочешь песенку спою?..

– Есть идея получше. – вдруг со смехом произнёс Саша. Он неожиданно приосанился, оправил рубаху и, изящно протягивая Церберу руку, с галантным поклоном молвил:

– Будете ли Вы столь любезны, чтобы исполнить заветное желание моего сердца?.. Может… потанцуем?

– О, это просто замечательная идея! – кивнул тот головой, радостно захлопав в ладоши. – Я, знаешь ли, ужасающе давно не занимался всякими глупостями. Ты же мой единственный напарник в области безумия. Эх, без тебя даже не с кем стало дурью маяться… – печально вздохнул он и добавил. – Только… музыки-то нет. Я здесь как-то не додумался обзавестись граммофоном.

– Музыка есть. – возразил Саша с улыбкой, прикрыв вежды. – Теперь Музыка звучит всегда.

– Да. Понимаю о чём ты. – прошептал Цербер, ответив на его улыбку своей – как звёзды отвечают друг другу, делясь своим сиянием. – Я слышу её. Она прекрасна. – едва слышно прошелестели его уста, и он также закрыв очи, погружаясь всем телом в невесомое звучание величайшей мелодии.

– Только с условием… – тихонько усмехнулся Саша, склонившись к самому уху Цербера. – На сей раз – я поведу…

Так два грациозных мальчика, сомкнув очи, начали странно и безумно вальсировать среди заповедных полей, поросших высокой травой под звуки только им ведомой музыки. Они как ненасытные пловцы ныряли на самую глубину мелодии, что заботливо несла их на своих волнах. Этот мотив – их хрустальный дворец был непонятен никому больше во всём свете. Эту тайну знали только двое. Через некоторое время, Цербер, приоткрыв вежды, одобрительно кивнул:

– А ты, как я погляжу, времени даром не терял. С тех пор ты стал куда сильнее, гибче и изящнее. Друг мой, позвольте заметить, Вы просто роскошно танцуете.

– У меня был великолепный учитель. – неоднозначно усмехнулся Саша.

– Ваш учитель вполне может гордиться столь способным учеником. – с очаровательной лукавой улыбочкой ответствовал тот. – Теперь, Тристан, ты станешь центом всеобщего внимания. Девушки будут падать в обмороки, завидев тебя, а мужчины искать твоей дружбы, сгорать от зависти и всячески подражать. Уж поверь, я-то знаю, о чём говорю.

– Не думаю, что мне это всё нужно. – невесело вздохнул Сашка. – Достаточно того, что Мастер доволен учеником…

Они ещё какое-то время продолжали свой танец, а потом на Сашку что-то такое нашло – что-то в духе Цербера, и он легко подставил ему подножку, так что они на пару полетели на землю. Кажется, уже нечто такое было прежде. Только на сей раз Саша заботливо успел подставить руку, чтобы Цербер не ударился головой о землю.

– Мда, Тристан… – недоумённо рассмеявшись, пробормотал на миг растерявшийся Цербер. – А вот с чувством юмора у тебя явные проблемы. Что это за извращённые шуточки? Ты меня даже смутил малость.

– Ну, по части шуток также как и танцев у меня был неплохой учитель. – со смехом отвечал Саша. – Я всё-таки заразился этим от него.

– Эх, по башке бы надавать такому «учителю». – иронично вздохнул Цербер, постучав себе по голове.

Он блаженно растянулся на траве, искоса поглядывая на сидящего рядом Сашку. Тот напряжённо тёр переносицу и из последних сил пытался сдержать эти растреклятые рыдания. Он и сам понимал, что так много плакать – это уже полный бред. Но не было никаких сил остановиться. Это восхитительное место, дарующее прозрение и исцеление всякому попавшему туда человеку… Это пьянящее, дурманное ликование от присутствия, воскресшего Цербера… Нет, это уже чересчур. Саша не выдержал, опустил голову почти до земли, так что волосы сокрыли лик, и оросил землю бисером слёз.

– Хм. И снова слёзы. – скептически вздохнул Цербер. – А я-то думал в присутствии такого лучезарного красавчика как я у всех должно подниматься настроение. Фу, Тристан, ты разуверил меня в силе собственного обаяния…

– Я же говорила – этого плаксу ничто не изменит. – неожиданно прозвучал тонкий и нежный девчачий голосок с лёгкой хрипотцой над головой Сашки.

Он нервно вздрогнул, поднял взор и обомлел – в двух шагах от него стояла пронзительно рыжая девочка в белом струящимся одеянии, а на челе её ослепительно сверкал белый камень подобный тому, что был на длани Цербера. Саша не мог поверить своим глазам. Его названная младшая сестрёнка – рыжая корявенькая Навсикая тоже была здесь. Она дивно преобразилась, источая свет своим взором, и также жарко пылали белые искорки цветов и развевающиеся ленточки в горящем море её волос. Подскочив на ноги, Сашка кинулся к ней, но тут же нерешительно замер, не смея её коснуться, – вспомнилось, как больно она кусала всех, кто осмеливался без спросу дотронуться до неё. Но словно прочтя его мысли, девочка заливисто рассмеялась, и музыка её смеха эхом раскатилась по долине. Она сама подбежала к нему и, обхватив его тонкими ручками за плечи, крепко прижалась к его груди. Ласково проводя ладонью по её огневым волосам, Саша растерянно, восторженно, со скорбью и ликованием одновременно шептал:

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 41 42 434445 46 Следующая ⇒