«В Стране Выброшенных Вещей» 41 страница

– Плутон, пойдём же…

Тот вздрогнул, будто его разбудили среди ночи, перевёл странный, словно непонимающий взгляд на брата и, горько усмехнувшись, откликнулся:

– Как ты сказал? Плутон? О, нет. Отныне можешь звать меня Меркурий – мне теперь это куда больше подойдёт. Какой я теперь «Плутон»? Сам посуди. Разве не стал я всех ближе к Солнцу, к Всеозаряющему Светилу. Это ведь уже где-то было… Помнишь мальчика, что взлетел к самому Солнцу. Вот и я взлетел как Икар, но теперь я лишён атмосферы. Дышать, знаешь ли, нечем. И я… я лишён… Для меня навеки потерян мой Спутник… Что ж за Плутон без Спутника?.. Нет, я больше не Плутон.

У Сашки всё внутри сжалось от горечи, он потупил взгляд. Но Плутон всё же хоть и нехотя, но пошёл следом за братом к остальным. Однако его состояние уже начинало пугать. Нет, это уже не солнечное затмение, а кое-что куда хуже. Теперь Плутон словно излучает мрак, как некогда прежде излучал свет. Это было чёрное солнце, чёрная дыра, убивающая, омрачающая, затягивающая в свои недра всякую радость, всякий проблеск надежды. А когда обычно появляются чёрные дыры? Правильно, когда угасает, когда умирает звезда…

В обновлённом Лилейном Лесу уже начинался праздник. Однако Озарил не мог не заметить и оставаться равнодушным и безучастным к скорбному состоянию Плутона, отрешённо блуждающему вдали от остальных. Подойдя к юноше, их Венценосный Царь бережно обнял Плутона за плечи и, тревожно заглядывая ему в лицо, вопросил:

– Что же с тобою такое, сын Мой? Отчего ты не желаешь выйти из этого сумрака? Все простили тебя, но когда же ты сам себя простишь? Освободить тебя под силу только тебе одному. Я тебя простил, снял с тебя всю вину, не зря же Я умирал за тебя. Но если ты сам себя не простишь, то даже Я буду бессилен тебе помочь. Восстань, светись, Плутон.

– Но она погибла… Погибла… Из-за моей тупости, неверия, безмозглой дерзости и оголтелой самонадеянности, что я пытался выдать за отвагу. – горестно шептал юноша, будучи не в силах возвести на своего Господина взор.

– Но Моя Любовь сильней, чем жизнь, сильней, чем смерть. – молвил Тот в ответ. – Ты забыл это? И Плутон со своим Спутником неразлучны вовеки – это также истинно как Моя Жертва за вас, это тоже сильней, чем жизнь и смерть. Ваши узы нерасторжимы вовеки. Оплакивать прозревшую душу, вкусившую вечное блаженство нелепо. Плакать и скорбеть можно лишь о тех, кто потерян для Меня. Подумай сам, что бы сказала Навсикая, увидев тебя в таком скорбном состоянии. Разве она для того отдала свою жизнь, чтоб остаток своих дней ты провёл в вечном трауре?

– Да… – медленно проговорил Плутон. – Она бы сказала, что я полный идиот. И распустил сопли без повода… Ну, что-то в этом духе. – он усмехнулся с трудом, тяжело сглотнул воздух, будто задыхаясь, и привычно нервно мотнул головой. Раньше волосы рассыпались от этого жеста, теперь даже волос нет на израненной, опалённой голове. Капало с лика. Слёзы.

Но всё-таки преодолевая себя, он вымолвил:

– Значит, тогда я буду петь… Хочешь?

– Конечно, сынок. – с ласковой улыбкой отвечал Озарил. – Без твоих песен Мой мир очень потускнеет. Мне не хватает общения с тобой последнее время. И особенно твоей улыбки.

И Плутон улыбнулся. Из самого его сердца излилась песнь о Том, Кто был прекраснее всякого смертного. И эта музыка, рождённая из раненного сокрушённого сердца, исцелила все его раны. Вокруг них уже развернулись пышные праздничные гуляния. С невольной улыбкой, хоть на сердце отчего-то и защемило, Саша наблюдал за песнями и плясками всех этих ихних дорогих, нелепых и безмозглых малявок. Всё вернулось на круги своя. Всё неизменно возвращается. Страна стала, какой и была в начале. Они пришли к самому началу начал. И всё же для Сашки всё переменилось навеки. Ведь развитие нашей жизни, как и всех исторических событий в этом мире, наверное, всё же происходит не по кругу, а по спирали. Каждый круг смутно напоминает нечто уже когда-то пройденное, пережитое, переболевшее, и всё же раз за разом мы будем взирать на схожие эпизоды жизни уже совсем иными глазами. Мы неизбежно будем либо опускаться всё ниже по этой спирали, либо подниматься вверх. Иного не дано. Невозможно нажать на паузу, законсервировать события, чувства, людей. Всё проходит, всё меняется. Вверх или вниз. Хвала Озарилу, что Саша всё же поднялся, так сказать – перейдя на новый уровень, а не пал, как многие из тех, кого он встречал на своём пути.

Вокруг пёстрыми цветами проносились хороводы ликующих лесных жителей, повсюду звучали нелепые как сон или наркотический бред песни монстряшек непонятного роду – шуршащие, как осенняя листва, как первый снег эти лилейные гимны уносили за собой, и трудно было не поддаться всеобщему настроению. Однако в самый разгар праздника Саша заметил, что брат опять помрачнел и стал какой-то дёрганый, не переставая вертеть головой по сторонам, словно в поисках кого-то.

– В чём дело? – поинтересовался у него Сашка.

– Озарил… – прошептал тот. – Он куда-то ушёл. Я хочу Его найти.

Сашка и сам сразу почувствовал то же. Теперь стало ясно, отчего всё вокруг сделалось каким-то не таким. Без Озарила никакая радость не в радость. По крайней мере, для братьев Горских теперь точно. Вдвоём они потихоньку удались с торжества и, углубившись в Лилейный Лес, уверенно зашагали по едва заметной тропке, полагаясь на некое внутреннее чутье, что безошибочно вело их к желанной цели. Тут и сям постоянно на каждом шагу им попадались беззаботно галдящие малявки и безобразно весёлые ползучки. Эти мелкие дикие тварюшки, похоже, так и не успели понять, в чём состояла опасность, заставившая их в ужасе попрятаться в свои норки – им-то было невдомёк, что это за война и кто такой Левиафан. Теперь же они совершенно распустились со всей свойственной им безрассудностью и безалаберностью, отчаянно радостные хоть и по не особо понятной для них причине. Пёстрые комки шерсти мельтешили у них под ногами, пока братья Горские в молчании шагали сквозь чащу. Они не могли бы с точностью сказать, долго ли они шли. Время и пространство Страны словно преобразовалось, стало совсем иным. То ли все расстояния сократились, то ли их силы преумножились, а то ли и сам ход времени потёк совершенно в ином русле. Так Саша неожиданно приметил, что они вышли к месту, где прежде располагался сад Маргариты. Всё здесь переменилось, с трудом можно было узнать этот край. Лилейный Лес вновь завладел той землёй, что силой украла Маргарита, и разросся пуще прежнего. Впереди на месте её дворца высился мрачный курган, весь этот адский ров был засыпан обломками – рухнуло всё, что было созидаемо их проклятой силой. Скорбный лабиринт бескрайней свалки близ дворца, видневшийся в мутной дымке тумана, весь порос свежей зеленью. Раны, нанесённые Стране Выброшенных Вещей за время правления Маргариты, постепенно затягиваются.

Неожиданно вдали послышался неясный шум, и странное светящееся облако поднялось от земли. Сашка с Плутоном со всех ног кинулись туда. Приближаясь к тому месту, они узрели стаю птиц – и Саша понял, это те, что были заточены в клетках, которых мечтала вызволить Навсикая. Они с братом со всех ног как два метеора вылетели из-за угла и тут же увидели Его. Озарил стоял к ним спиной, но словно почувствовав их приближение, обернулся и озарил юношей Своей улыбкой. Да, это было только Ему под силу – освободить всех заключённых. Он никого не забыл. Саша осмотрелся, силясь вспомнить, что это за место, они явно здесь были когда-то раньше, но теперь всё здесь было иначе. В чём же дело? Озарил молчал, но Саше показалось, Он читал в его сердце этот вопрос. Также молча, их Король кивнул ему и улыбнулся.

– Дерево!.. – невольно вскрикнул Саша, как только этот образ предстал пред его глазами.

Теперь он понял, раньше здесь росло то страшное древо отвергнутых детей, и всё вокруг было залито их невинной кровью… Теперь место это было пусто, виднелся лишь полусгнивший ствол, чёрную землю укутала своим нежным покровом слабая ласково-изумрудная поросль.

– Но где же дети? – вопросил Саша, возведя взор на Короля.

– Все дети вернулись Домой. – с улыбкой молвил Он.

Саша невольно всхлипнул и прижался лбом к Его руке.

– Ты не забыл. Значит, даже для них есть надежда?.. Ты и их простил, помиловал…

– Надежда есть для всех. Моей крови, пролитой за вас вполне достаточно, чтоб уплатить за всех. Вам больше не нужно лить кровь. Жертва принесена.

Души детей Озарила – всех жителей Страны, тоже были как заключённые в клетках птицы, и кроме Него их бы никто не сумел освободить. Они все тоже были пленники своего неверия. Настало время сбросить все оковы.

– Но отчего, ответь?.. – обратился Саша к Озарилу. – Отчего сначала Ты явил нам Себя, придя как мальчик, отрок подобный нам, потом же по Своему воскресению стал рослым юношей, а после становился всё старше, всё славнее, могущественнее покуда не открылся нам таким Великим… Почему Ты постоянно менялся?

– Я всегда был Таким. – отвечал Озарил. – Просто ты этого не видел. Точнее не хотел видеть. Тебе куда легче было представлять Меня равным тебе мальчиком. Но со временем по мере умножения твоей веры, познавая Меня, приближаясь ко Мне, ты всё больше узнавал каков Я на самом деле. Глаза твои открылись, и ты узрел Меня, каков Я настоящий, ведь раньше Мой истинный облик был спрятан за пеленой твоего неверия. Твоё неверие умалило Меня. Так вам всем было легче Меня принять. Первенец и Старший Сын не счёл для Себя постыдным уподобиться во всём вам – потерянным детям. Во всём – кроме зла. Поверь, сын Мой, и ты увидишь большего сего, если не ослабеет вера твоя. – так прошептал, наклонившись к Саше, Его Господин – Озарил. – Издали солнце всегда видится маленьким игрушечным шариком, что меньше лампы. – промолвил Он едва слышно. –... но лишь приближаясь к нему, можно понять сколь оно огромно. Теперь ты понимаешь это, мой верный рыцарь Тристан? – опустив на него полный заботы и тепла взор, улыбнулся Озарил.

– Да… Но какой же я рыцарь, если так бесчестно… в порыве адской злобы… Ты ведь знаешь, о чём я. Я же убил Якоба… – с ужасом прошептал Саша, отводя взгляд.

Это мучило его все последние дни на фоне радостной победы. И тем мрачнее во дни ликования его терзала память об этом убийстве, пролитая кровь. Одно дело сражаться с безобразными монстрами – детищами Левиафана, но совсем другое поразить того, кто на протяжении столького времени казался тебе близким другом.

– Я ведь не хотел. Но иначе было никак нельзя. Меня обуял страшный гнев. Я хотел спасти Цербера… хоть это убийство уже никому не помогло. И всё же это не оправдание. Ведь то, что я совершил это… это настоящее….

– Зло? – подсказал Озарил. – Я рад, что ты это понял. Но Я также и вижу, как твоё сердце болит от искреннего раскаянья. Ты чист сердцем. Не скорби. Прими Моё прощенье. Я ведь знаю, ты хотел спасти Цербера. И ты его спас.

– Что? Спас?.. Он ведь мёртв. – горько усмехнулся Саша.

– Это твоё очередное заблуждение. Благодаря тебе он успел встретиться со Мной, прежде чем сомкнулись его глаза, и дух покинул плоть. Разве может он умереть? Принявший Мою Любовь не умирает. А Якоба, увы, уже не возможно было спасти. Каждый единожды делает свой выбор. А тебя Я спасу. От всех твоих сомнений и скорбей. И верно Слово Моё, как и те пять ран, что Я принял за тебя.

Саша ощутил, как слова, сказанные Озарилом, живили его душу, утешали. Ничей голос на свете не обладает такой силой. Смутно как сквозь сон Саша слышал, как Озарил говорит о чём-то с Плутоном. Но смысл их беседы не достигал его ушей. Он очнулся только тогда, когда Озарил снова обратился к нему:

– Я хочу, чтобы ты собрался с духом, Тристан. Сейчас не время для отчаянья. У нас много дел. Разве ты забыл о своём обещании данном другу. Тебя ждёт впереди великий труд, Мой добрый друг и рыцарь, Тристан.

И тут Сашка и вправду вспомнил. Завещание Цербера. Что таится в той папке, что до войны он успел спрятать в Домике Беатриче? Он почти уже успел, и позабыть об этом. Может потому что хотел забыть. Горько… Страшно… О чём Мастер мечтал сильнее всего? Что именно было его заветным желанием, что он не успел воплотить в жизнь?.. Это напоминание Озарила заставило Сашку всерьёз задуматься.

На следующий день дрожащими руками он вынес кожаную папку доверенную ему Цербером и положил её на стол в присутствии брата и Озарила. По взгляду своего Короля Саша догадывался, что Тот уж наверняка знает о её содержимом, а вот ему это пока что невдомёк. Расстегнув застёжку, он осторожно с благоговением вскрыл её – пред ним будто распахнулась древняя сокровищница полная чужих тайн. И несколько недоумённо и растеряно перелистнув бумаги, лежащие там, он задумчиво пробормотал:

– Это какие-то чертежи… Похоже, план строительства.

– Да это же чертёж нового Дома Озарила! – вдруг удивлённо вскрикнул Плутон, не удержав изумления.

Присмотревшись и разобрав беглые записи и заметки на полях, Саша признал, что брат похоже прав. В это верилось с трудом. Цербер – придворный Кукловод, Мастер верно служащий Маргарите в тайне ото всех проектировал это удивительное здание. Он, конечно же, видел руины прежнего Дома Царя и был свидетелем его разрушения. И вот между делом, занимаясь нелепыми вычурными дворцами и побрякушками для Маргариты, выстраивая её проклятую башню, он, таясь даже сам от себя, мечтал построить Дом Тому Неведомому Озарилу, в Которого он так желал и боялся поверить.

– Нам нужно найти мастера. – произнёс Саша, слегка отойдя от первого шока. – Наверняка во всей Стране сыщется умелец, который сможет взяться за такое великое дело. К сожалению, старик Дедал погиб. Говорили, что он разрушил дворец Маргариты, доблестно сразившись с её стражей. Ему одному это было под силу – он сам его выстроил, знал тайны и ведал, как сокрушить эту чёрную крепость. Своими руками он сам уничтожил самую горчайшую из своих ошибок, и был там же и похоронен под обрушившимися обломками. Он бы сумел воплотить в жизнь проект Цербера… Но должен же быть кто-то ещё…кому мы передадим это, кто справится с таким великим делом.

– Да он есть. – серьёзно подтвердил Озарил со странным выражением лица, сосредоточенно воззрев на Сашу, так что парню отчего-то стало не по себе, и он невольно потупился. – Ты, кажется, не совсем понял, сын Мой, о чём именно просил тебя твой друг. И ты, кстати говоря, обещал исполнить его просьбу. Ты должен был не просто сохранить это и передать проект кому-то другому. Ты обещал Церберу, что сам исполнишь за него то, что он не успел. Именно это он и имел в виду, когда передал тебе эти бумаги. Ты единственный кому он мог доверить исполнение своей мечты. Так что это твоё дело и ничьё иное.

– Ой, да что Ты! – испуганно заверещал Сашка, нелепо замахав руками и отрицательно помотав головой. – Нет! Нет, нет! Куда мне такое? Я же неумеха. И я совсем-совсем не Мастер. Ты и Сам это знаешь – у меня никакого опыта.

– Но ты был единственным учеником лучшего из всех Мастеров. Если не ты, то и никто не справится с этим. – спокойно, но настойчиво молвил Озарил.

– Да я ведь всё только испорчу! И я не умею организовывать людей. И не способен ничего творить и… и… – продолжил парень взахлёб отнекиваться

– Разве ты не хочешь сделать это во имя Меня и ради твоего друга, а также ради всей нашей Страны? – заглядывая ему в глаза, вопросил Король. – И от тебя никто не требует строить башню до небес, как та о которой мечтала алчная Маргарита. Для Себя же прошу, лишь построить маленький скромный Дом, где будут собираться Мои возлюбленные дети. Сделай, что сможешь, остальное в Моих Руках. Я наполню сей Дом истиной славой.

Саша привёл все возможные и невозможные аргументы, какие только сумел измыслить, отнекивался, пока все эти его глупейшие доводы не закончились – мол, и «не способен», и «криворук», и «никто меня не послушает». А когда и это не сработало и все его мало-мальски сносные отмазы истощились, а Озарил оставался также не преклонен, Сашка честно и отчаянно завопил, что просто не может-не хочет-и не будет этого делать. «Пошли кого-нибудь другого, кого сможешь найти, только не меня» – это был единственный крик его души, но зачем-то Озарил настаивал на Своём. Но тут неожиданно в разговор вмешался доселе молчавший Плутон, что вдумчиво и внимательно рассматривал бумаги, и взор его с каждым мигом делался всё более изумлённым и восторженным.

– Кончай ныть! – крепко хлопнув брата по спине, насмешливо скомандовал он. – Я в жизни не мог представить, что Цербер способен на такое, а ты хочешь загубить на корню проект, в который он вложил всю свою душу. Ну, и какой ты друг после этого? Ты сделаешь это. А мы все тебе поможем, ты же не будешь один. Я ведь реально верю в тебя, братишка.

Саша удивлённо воззрел на него, не находя, что ответить. После такого ему ничего больше не оставалось, как смириться с этой участью. Тем более он, конечно же, не мог подвести Цербера и обидеть Озарила.

И началось… Всё завертелось так быстро, что Сашка и опомниться не успел. Плутон взвалил на свои плечи всю организационную работу и общее командование, оставив Сашке художественную часть. Вскоре все включились в сей великий труд. Даже какие-то мелкие существа Страны – всякие безумные зверюшки и малявки возжелали принимать участие в этом поистине благородном деле. Плутон, командующий ими, походил на молодого папашу в окружении этих невоспитанных, но, в общем-то, довольно милых и даже трудолюбивых монстряшек. Уж он-то сумел приручить и организовать этих диких существ – без него Сашке пришлось бы худо. Стройка разрасталась день ото дня. На сей раз новый Дом Озарила строился в самом центре Полиса неподалёку от Моря. Цербер мечтал жить у Моря – он и будет жить здесь в своём творении, в своей воплотившейся мечте. Сашка не успел опомниться, как вошёл во вкус этого нелёгкого труда. Откуда только у него брались эти недюжие силы, умение и тонкое мастерство? Он и сам не успел заметить, как научился работать по камню, вырезать из малахита удивительные каменные цветы, вправлять самоцветы в металл, занялся росписью, резьбой и постиг в мгновения ока все возможные ремёсла и искусства. Откуда его обычно неуклюжие пальцы обрели эту невесомую чуткость и воистину нечеловеческую ловкость? Чей же тихий, слегка насмешливый голосок нашёптывал ему как лучше поступить в той или иной ситуации, где и что нужно приладить?.. Разве возможно было за такой короткий срок освоить столь незнакомую Сашке сферу деятельности? Озарил явно не прогадал с назначением главного архитектора. Теперь Его замысел всё яснее открывался Сашке. А сам себя он ощущал теперь лишь покорным инструментом в чьих-то умелых руках, и все его тревоги, страхи и неуверенность в своих собственных силах вскоре отступили перед тихой благоговейной благодарностью. Он знал, по чьей милости удостоился этой высокой чести – руководить постройкой Дома и стать сопричастником великого замысла Озарила. Проект Цербера был просто восхитителен, очень подробен и продуман до мельчайших деталей. Саша быстро освоился в его чертежах и с удивительной лёгкостью научился разбирать самые неразборчивые заметки Цербера, будто делал их своей собственной рукой.

Витые колонны, на которых держался свод, казалось бы, сами собой прорастали сквозь пол, перевивались, словно деревья, со стройными стволами из карбункула. Как цветут ветви дерев по весне – они покрывались берилловой листвой и чашечками наподобие миндального цветка, полные адамантовой росы. Стрельчатый свод возводился из чистейшего золота, что было как прозрачное стекло, а в основание Дома были заложены пласты из двенадцати драгоценных камней. По указке в заметках Цербера они нашли прекраснейшие тайные рудники, в которых сами добывали превосходный материал для работы. Стены Дома, как тончайшие шёлковые завесы были возведены из полупрозрачного оникса и таинственным образом пропускали свет и тепло. Основание Дома Озарила переливалось сине-сиреневой зарницей пробуждённого от сна аметиста, смарагдовым перезвоном и роскошными россыпями золотисто-зелённого как сама весна хризопраса. Искристыми лентами стены перевивали васильковые переливы корунда – на них как на скрижалях были начертаны письмена Рукою Самого Озарила. Чёрно-белые узоры агата, яблонево-зелённый хрисопрас, гранаты цвета голубиной крови и, конечно же, россыпи огневых рубинов – всё это сверкало, ослепляя невиданной на земле красотой. Но слава этого Дома заключалась не в его дорогом убранстве – истинным великолепием и красотой его наполняло только присутствие Озарила. Особо много в своей работе Саша использовал столь полюбившиеся ему рубины. Каждое алой зёрнышко было горькой и блаженной памятью о Жертве Озарила, о Его Ранах. Им было совершенно самое главное Жертвоприношение, навеки поколебавшее всю землю, изменившее весь ход истории, даровав надежду всякому человеку, – и речь ведь идёт не только о Стране Выброшенных Вещей, но и обо всей вселенной. Свет Озарила проник в каждый её уголок. Но Сашкино пристрастие к рубинам было основано не только на этом. Ему вспоминалась и другая жертва – бессмысленная и скорбная. Жертва Цербера, льющего свою кровь ради создания новых кукол. И чтобы не думать об это Саша, стиснув зубы, ещё яростнее кидался на работу и трудился до полного изнеможения ночи напролёт. Совершенно вымотанный и истощённый он засыпал, где придётся, но при этом испытывал такое блаженство и удовлетворение, как никогда прежде. Тем временем их труд постепенно приближался к своему завершению. Они управились на удивление быстро, впрочем, это время всё равно невозможно исчислить земными часами и днями – в Стране оно течёт совсем иначе, тем более теперь.

За работой Саша не редко задумывался, как же не похожа эта стройка на строительство башни Маргариты. Там в царящей строгости и порядке ощущалась давящая на душу горечь и принуждённость, а здесь среди всеобщей суеты и веселья, чувствовалось единство и воодушевление всех строящих – до последней безмозглой малявки. Такими же различными были нарочито роскошные и порочные балы Маргариты и озарённые, торжественные празднества в честь Озарила. Теперь Саша вкусил, что есть истинная Радость, Красота и Справедливость. Маргарита тщетно пыталась воссоздать всё это в своём царстве, но без Озарила всякое царство обреченно на крах.

Проходили дни. Но Саша не мог не плакать втихаря, тайком ото всех за работой, когда никто его не видел. Таясь от других, он орошал слезами свой труд, вспоминая горькую череду всех своих поистине идиотских заблуждений. Лишь единожды его застал в таком состоянии Озарил. Коснувшись Своей благословенной Дланью омытых слезами ланит Сашки, Он тихо промолвил:

– Почва, удобрённая слезами покаяния доброго человека, будет плодотворна. Ты на слезах выстроил Мой Дом. Посеянное со слезами всегда приносит славный плод… Твой труд не останется тщетным.

Слова Озарила давали Сашке надежду. Нужно было суметь пересилить себя, чтобы теперь научиться взирать не назад, – в минувшие дни, вослед прошедшего горя или радости, – но вперёд, в будущее. Каким бы оно не было.

И вот хоть в это верилось с трудом, их стройка подошла к концу. В один из ясных дней с рассветом Сашка с братом пришли в Дом и долго всё там осматривали, погружённые в глубокое молчание. Большую часть работ Саша произвёл своими собственными руками, везде он приложил свою руку – особенно, что касалось самой тонкой и мелкой работы. Но он не считал это своим собственным творением. В своих глазах он был лишь слабой тенью, инструментом, словно всё это совершил кто-то другой. Цербер – вот кто от начала до конца создатель сего проекта, это ведь его мечта, его воплощённая в явь прекрасная грёза. Это было послесловие величайшего из Мастеров Страны Выброшенных Вещей, его песнопение, неисполненный при жизни гимн, посвящённый Озарилу – в камне и стекле.

Братья неспешно обошли весь Дом, не нарушая благоговейной тишины, пока Плутон не проговорил с заметной дрожью в голосе, едва сдерживая волнение:

– О да! Теперь я понял, прочёл в его творчестве его душу. Ты только воззри, как волшебно, как восхитительно он всё здесь спроецировал! Ты только прислушайся. Стены этого дома поют – он так всё рассчитал, что эхо, ударяющее о свод, обращается музыкой – всякий раз разной не схожей, но неизменно прекрасной. А знаешь, зачем здесь эти витые полые трубочки? Мы думали это просто декоративные вензеля, но я догадался! Я разгадал его тайну… Когда ветер дует в них, рождается поистине небесная музыка – их звучание наподобие органа. Цербер, безусловно, был изумительным художником, и композитором – я никогда в этом не сомневался, но чтобы сотворить такое, нужно было иметь дар математика, механика и инженера. И он был всем этим, и даже более того. Ведь он вложил свою душу в каждую крупинку и чёрточку этого Дома, оживил его. Эти колокольчики, вязь золотых и медных прутьев, музыка ветров – он сотворил из них таинство, зиждущееся на уравнении семи нот. Здесь всё звучит! Цербер умел создавать живую музыку рукотворным изделием, он извлекал её из камня, стали и стекла. Да он же гений! Колокола как опрокинутые лилейные чаши поют на разные голоса, и эти радужные ступени выложенные самоцветами звучать как клавиши. Он единственный, кто так глубоко чувствовал и понимал музыку, как никто другой на всём свете. И всё здесь так гармонично, упорядоченно. Я даже на белокаменном Авалоне не зрел такой красоты. А ведь мы всего лишь строго следовали его чётким схемам и указаниям, не внося ничего своего. Теперь я познал: только любящий Озарила мог спроектировать этот Дом. И я бы очень уважал и ценил твоего друга, если бы понимал это прежде. А теперь мне действительно горько и стыдно за те недобрые слова, что я говорил в его адрес. Я был ослеплён своим самодовольством и судил обо всём слишком поверхностно. Я читаю в его творении хвалу Озарилу. Словно Цербер один из нас – родной нам. Как жаль, ужасающе жаль, что я не знал его по настоящему. – сокрушённо молвил Плутон от чистого сердца.

Эти слова поразили Сашку, затронули сердце, так что опять стало очень больно. Чтоб хоть немного отвлечься и не дать себе снова заныть, Саша сдавленно произнёс:

– Я всё же кое-что добавил в проект Цербера от себя. Я осмелился позволить себе такую вольность и внёс некую маленькую деталь. Думаю, он бы особо не обиделся.

Они прошли дальше вглубь небольшой ниши, это был заветный закуток в стороне от всего остального Дома. Там находился витраж, изображающий самого Мастера. Удивительно, что теперь он мог ожить в стекле – это была его гибкая, стройная фигурка, тот же что и при жизни бледный, чуть насмешливый лик мученика со слегка безумной улыбкой – лик, озарённый внутренним жаром и страстью, что излучали самоцветные зарницы его глаз. Даже Озарил с одобрением воззрел на Сашкино вольное дополнение к плану Цербера.

– Это бы явно очень польстило его самолюбию. – рассмеялся Плутон.

Саша кивнул и с улыбкой на дрожащих губах тоже рассмеялся, хотя на душе было горько, хоть вой. Бессильно присев на каменную скамеечку, высеченную в стене под витражом, он опустил голову так, что павшие на лицо волосы сокрыли влажные глаза. Плутон не нашёл, что сказать и оставил брата одного.

Постепенно подходили прочие работники их стройки, радостно осматривая плоды своего нелёгкого труда. Открытие Дома, сопровождаемое двойным торжеством, должно было состояться нынешним вечером.

Присоединившись к остальным, Саша продолжал витать своими мыслями где-то далеко, так что слушал он их разговоры вполуха. Он очнулся только после того, как его уже в третий раз окликнул один из юношей – его помощник:

–…Но как всё-таки считаете Вы, Мастер Тристан?

Сашку будто громом поразило. Не ведая, о чём вообще тут идёт речь, он слышал только одно слово, больно ударяющее по его ушам. Слово заветное, запретное, которым он бы ни за что не посмел именовать себя. С горечью и гневом он вскрикнул, приведя всех в замешательство:

– Я не мастер! Не мастер… Я не он.

Саша умчался прочь сопровождаемый их недоумёнными взглядами и скрылся в своём укромном уголке на скамье под витражом.

– Ну и зачем ты так со мной? – вопросил он у стекла, воззрев на переливчатый витраж с которого ему обаятельно и слегка насмешливого улыбался Цербер. – Ты же знал, что всё именно так и будет. Ты это специально. Бросил меня тут. А я…я же не смогу играть за двоих. Я не столь гениален как ты. Им нужен Мастер. И это ты. Нет, не смейся надо мной. Я уже не раз слышал, как они втихаря так называют меня. Но вот теперь уже и в глаза. Мастер… Ты или я… Ты это я?.. Мы оба… Ты во мне… Безумие. Ты окончательно свёл меня с ума.

Солнце ярко светило через витраж, его преломлённые самоцветные лучи падали на лик Сашки, и контуры лика того юноши с витража вырисовывали свой узор на его лице, накладывая маску как грим актёра. Цербер никогда не перестанет посмеиваться над другом, слегка подразнивать его. Он и сейчас касается его своими незримыми и невесомыми чуткими перстами, о чём-то шепчет, снова ставит в неудобное положение и сам же из него выводит. Наследство Цербера оказалось куда тяжелее, чем казалось поначалу. Саша унаследовал не только его проект – строительство Дома Озарила, но и всю его непрожитую жизнь, все его творческие порывы, страсти и славу. Он всё острее с каждым мигом ощущал на себе, как же на самом деле нелегко жилось Церберу. Как горестно и сладостно быть истинным Мастером. Но откуда это, но зачем это всё Сашке? Безумный вихрь идей, бессонные ночи, агония, блаженство восхождение к неведомому идеалу и сокрушительное низвержение с высоты… Вся страсть и безумие Цербера терзали теперь Сашку, будто он подхватил некую заразную смертельную болезнь, что удивительным образам придала ему сверхчеловеческие силы и способности, но при этом и обрекла на невообразимые муки, раскрыла новые горизонты, убивала и тут же воскрешала его, чтобы снова убить.

⇐ Предыдущая 36 37 38 39 404142 43 44 45 Следующая ⇒